Враг Шарпа

Глава 12

Идти через завесу горького дыма, между пожирающими обломки бочонков с порохом языками пламени – как будто перемещаться в иной мир. Исчезает свежий воздух и холодная трава долины, их сменяет вселенная мокрых от крови каменных руин и неопознаваемых ошметков сгоревшей плоти: мощеный замковый двор, где дезертиры охотились на переживших взрыв фузилеров.

Шарп увидел, как согнулся Харпер, и остановился в страхе за сержанта. Однако здоровяк-ирландец лишь вытащил из-под мертвого тела алебарду. Лезвие огромного топора, как будто созданное из серебристого света, со свистом прорезало дым, и Харпер издал воинственный клич на родном гэльском. Шарп уже видел такие моменты: в обычно спокойного сержанта вселялась ярость былинных ирландских героев. Он не думал о собственной безопасности – только о предстоящей схватке, подобной тем, о каких пели в заунывных ирландских песнях, благодаря которым в этой маленькой нации все еще держался героический дух.

Во дворе атакующих встречала еще одна линия обороны Пот-о-Фе: стена, новая, такая невысокая, что через нее легко было перепрыгнуть. К ней бежали люди с ухмылками на лицах и мушкетами в руках, готовые палить в потерявшихся в дыму фузилеров. Кое-кто даже выскакивал за стену, чтобы пустить в ход байонет. Несколько фузилеров сгрудились вместе под командой сержанта: они пытались отбиваться и гибли один за другим под ливнем мушкетных пуль.

Потом из дыма возник Харпер.

Защитникам замка он должен был показаться мифическим чудовищем, вырвавшимся из мрака, великаном, опьяненным битвой. Он промчался к стене, перепрыгнул ее, и топор засиял в его руках, рассекая дымовую завесу и окропляя мощеный двор кровью.

– Фузилеры! Фузилеры! – закричал Шарп. Он поскользнулся в луже крови, и это падение спасло его от возникшего слева французского байонета. Шарп перекатился по земле, отмахнулся палашом, расколов приклад занесенного над ним мушкета, и лягнул противника левой ногой точно в коленную чашечку. Тот пошатнулся, а Шарп вскочил на ноги и воткнул клинок в грудь француза. – Фузилеры! Ко мне! – он потянул палаш, но тот крепко засел в теле. Пнув француза, Шарп, наконец, высвободил оружие. – Фузилеры!

Боже, ну и бойня! Только то, что часть защитников схватилась с выжившими фузилерами врукопашную, не давало Пот-о-Фе очистить двор мушкетным огнем. У ног Харпера уже лежали четыре трупа, остальные бежали, устрашенные яростью великана и огромным топором в его мощных руках. Шарп заметил, что кто-то уже целится в сержанта из мушкета.

– Патрик!

Алебарда взлетела и вонзилась в голову противника. Харпер перепрыгнул через стену, скидывая с плеча семиствольное ружье.

– Брось, Патрик! Ко мне! Ко мне!

Сержант фузилеров тоже гнал своих людей к Шарпу. Трое раненых передвигались с помощью товарищей, еще один нес под мышкой знамена: оба древка были сломаны.

– Сюда! – Шарп резко развернулся, на обратном замахе снеся появившегося из руин человека в португальском мундире: тот, казалось, обезумел в запале боя. За его спиной, со стороны рухнувшей стены, среди дыма и смрада горящей плоти, возникли другие. Шарп выбрал одного и вложил всю свою ярость в удар палаша. Лезвие рассекло коричневый мундир, и лишь тогда до него дошло: они окружены.

Мушкетная пуля ударила в брусчатку у его левой ноги, другая пробила фалду мундира, третья насквозь прошила фузилера – тот умер прежде, чем рухнул на землю. К ним, карабкаясь через стену, рвалась уже целая толпа, и Шарп понял: ему никогда не перетащить раненых через барьер. Он снова взмахнул палашом: нет, здесь умирать не пристало! Не среди этого сброда, не в этот день!

Дезертиры ждали, что он встанет и будет сражаться – или повернется и побежит. Значит, нужно придумать что-то другое; решать нужно быстро – иначе все его люди будут мертвы, а то и хуже. Пот-о-Фе верил, что может победить, он внушил эту веру своей армии. И те отблагодарили его, сражаясь с фанатизмом, частично порожденным уверенностью, что поражение будет равно мучительной смерти.

Справа от Шарпа возвышалась массивная надвратная башня с зубчатыми стенами. В нее должна вести дверь! Шарп, яростно вопя и размахивая клинком, метнулся туда, и фузилеры ринулись за ним. Не ожидавшие такого развития событий дезертиры смешались, и палаш легко разметал их. Шарп столкнулся с разинувшим рот красномундирником и пронзил его насквозь. Харпер подхватил падающий мушкет и тотчас же спустил курок. Шарп вскочил на выстроенную защитниками низкую стену и спрыгнул на ту сторону. Он вопил так, как будто в него вселился демон, начиная получать удовольствие от этой бешенной атаки на самый центр вражеской обороны. А вот уже и дверь темнеет – низенькая, чуть справа по ходу.

– Туда! Живей! Живей!

Фузилеров вел сержант, раненых волокли, невзирая на крики боли. Шарп ухватил Харпера за локоть и развернул: теперь они вдвоем прикрывали отход, пока фузилеры протискивались в чудовищно маленькую дверь. Он отмахнулся палашом, отбив мушкет с примкнутым байонетом, отступил, сделал выпад, радостно закричал, видя, что очередной ублюдок отправился в ад, и услышал с противоположной стороны двора ответный крик:

– Взять их!

Это был голос Хэйсксвилла. Мушкетные пули плющились об камни башни, звенели на мостовой, и Шарп начал отступать. Слава Богу, замковый двор затянуло дымом, в котором так легко затеряться, – но из него уже показалась наступающая шеренга: рты разинуты, зубы оскалены, байонеты наготове. Харпер упал на колено и поднял свое огромное ружье:

– Отходите, сэр! Идите внутрь!

Отдача семиствольного ружья почти внесла Харпера в дверь. Центр атакующих смело выстрелом, по замку пошло гулять эхо. Шарп схватил Харпера за воротник и втянул в узкий проем. Тот вывернулся и помотал головой:

– Боже, храни Ирландию!

– По лестнице, сэр! – махнул рукой сержант-фузилер.

– Сперва дверь!

Харпер захлопнул ее. Дерево прогнило и потрескалось, гвозди повыпадали из толстых досок. Зато нашелся засов. Шарп бросил его в петли и отскочил: мушкетная пуля расщепила дерево возле его правого запястья.

У подножия лестницы нерешительно переминался фузилер:

– Эти сволочи засели наверху, сэр.

Шарп высказал ему все, что думал о защитниках башни, и двинулся вверх с палашом наголо. Поднимаясь по узким ступеням, он понял, что строители этого старого замка знали свое дело: винтовая лестница вилась по часовой стрелке. Шарп, как и большинство людей, держал клинок в правой руке, замах которой был затруднен центральным опорным столбом, удерживавшим ступени. Обороняющиеся же, отступая, могли пользоваться своей правой рукой куда свободнее.

Пока никто не пытался прервать подъем Шарпа. Он двигался медленно, осторожно, опасаясь каждого шага. Снизу доносились глухие удары прикладами в дверь: долго она не продержится. Вдруг раздался ужасный крик одного из раненых, чья сломанная берцовая кость, пробив плоть, торчала наружу, и Шарп понял, что его уже тоже тащат по лестнице. Бедняга, угораздило же – и в самое Рождество! Эта мысль придала ему столько ярости, что он, отбросив осторожность, с криком взбежал по ступеням и ворвался в просторный зал, где кучка перепуганных людей ожидала того, что придет к ним. Они не знали, будет это друг или враг, и настолько оцепенели, что палаш успел забрать жизнь одного, а двух других обратить в бегство, к открытой двери, выходящей на северную стену. Шарп захлопнул за ними дверь, задвинул засов и огляделся.

Большое прямоугольное помещение освещали две бойницы, выходившие на долину. Посреди зала располагались два больших ворота, давно сломанные и полусгнившие. Ржавый шкив на потолке отмечал место, где крепилась замковая решетка, опускавшаяся и поднимавшаяся именно отсюда. От двери вверх вела еще одна винтовая лестница – должно быть, это путь на площадку башни, откуда люди Пот-о-Фе вели огонь во время атаки.

Харпер начал перезаряжать семиствольное ружье – дело не быстрое. Фузилеры затаскивали раненых. Шарп ухватил сержанта за перевязь:

– Двоих к каждой двери, с заряженными мушкетами! – он осмотрел вороты: огромные барабаны были на месте, но подгнили, с них свисали пыльные космы. – Попробуйте заблокировать ими лестницы.

Снизу эхом раскатился выстрел, потом еще один, затрещало дерево: дверь рухнула. Шарп усмехнулся:

– Не волнуйтесь, сюда они без разведки не сунутся.

Двое фузилеров попытались сдвинуть с места ближайший ворот, полетели щепки – но и только. Харпер вручил одному из них свое ружье и пригоршню пистолетных патронов:

– Заряди-ка, сынок, это не сложнее мушкета. А теперь отойди в сторонку.

Он обхватил здоровенный деревянный барабан своими мощными ручищами, примерился, проверил, не сдвинулись ли скобы, крепившие ось ворота к массивной деревянной балке. Потом руки и ноги его напряглись, лицо перекосилось от усилий – но ворот так и не сдвинулся с места. Один из часовых у двери взвел курок мушкета и выстрелил вниз по лестнице. Донесся крик; это их слегка задержит.

Харпер снова обнял барабан, выругался и начал ритмично дергать старые скобы. Его мускулы напрягались, сухожилия превратились в подобие тросов, когда-то перекинутых через шкив и уходивших в щели в полу, а он все тянул и тянул. Шарп увидел, как гнется ржавое железо, потом услышал треск сухого дерева, и ноги Харпера выпрямились: барабан, сбрасывая пыль веков, пусть с трудом, но оторвался от пола. Ноша в руках ирландца напоминала бочонок пива; он нес ее не грациознее танцующего медведя, рыча и требуя убраться с дороги. Часовые разбежались, и Харпер спустил ворот по лестнице. Тот покатился вниз, треща и прыгая по ступеням, пока не застрял на повороте. Сержант отряхнул руки и ухмыльнулся:

– Вот вам подарочек от ирландца. Придется сжечь эту штуковину, чтобы пролезть сюда, – он забрал у фузилера свое ружье, закончил заряжать его и посмотрел на Шарпа: – Как насчет следующего этажа, сэр?

– Я тебе когда-нибудь говорил, что ты можешь весьма полезным?

– Передайте это моей мамаше, сэр. Она вечно хотела меня выгнать на улицу, таким я был маленьким, – один из фузилеров истерически расхохотался. Чистый и целый мундир: явный новобранец. Его пост был у двери, выходящей на северную стену, которую никто не охранял: атаковать оттуда не имело смысла. Харпер улыбнулся ему: – Не волнуйся, парень, они гораздо больше боятся тебя, чем ты их.

Шарп подошел к двери, ведущей наверх, и осторожно заглянул за нее: обычная пустая лестница. Снизу раздались проклятья, заскрипел по дереву байонет, но с той стороны Шарп атаки не боялся – его пугала именно эта лестница. Люди наверху должны знать, что под ними находится враг. Пусть сидят, решил было он, но тут же понял, что оборонять башню оттуда будет куда легче, чем из этой комнаты.

– Я пойду первым.

– При всем уважении, сэр, с ружьем-то поухватистее выйдет, – вскинул семистволку Харпер. Но Шарп, несмотря на справедливость этого утверждения, не мог позволить никому другому возглавить атаку.

– Ты пойдешь следом за мной.

Лестница, как и первая, неудобно завивалась вправо. Шарп постарался отбросить несвоевременные мысли о военачальниках прошлого, посылавших первыми по таким ступеням мечников-левшей. Он боялся. Каждый шаг, открывавший лишь новый кусок темной стены, добавлял страху. Один-единственный человек с одним-единственным мушкетом без труда сможет убить его. Шарп остановился, мечтая снять сапоги, чтобы не так стучать каблуками.

Снизу слышались выстрелы, крики, потом спокойный голос сержанта фузилеров. Даже в одиночку можно некоторое время оборонять нижний зал, но Шарп подозревал, что его маленькому отряду придется держаться в замке не один час. Придется захватить верхнюю площадку. Там, выше по лестнице, его уже ждут. Хоть бы не лезть по этим ступеням! За спиной шумно ерзал и ворчал Харпер, и Шарп недовольно шикнул. Ирландец в ответ протянул ему какой-то сверток.

– Вот, сэр!

Это была зеленая куртка. Шарп понял задумку Харпера: зацепить ее палашом, выдвинуть вперед – и перетрусившие защитники, напряженно вглядывающиеся в сумрачные тени на лестнице, выстрелят. Харпер ухмыльнулся и сделал движение ружьем, показывая Шарпу, чтобы тот, давая сержанту возможность ответного выстрела, прижался к стене и надеялся на удачный рикошет семи пуль. Шарп сунул окровавленное острие палаша под воротник куртки, заметив в полумраке нашивку на рукаве в виде лаврового венка. Он и сам носил такую, желанное для многих свидетельство того, что стрелок первым вошел в брешь. Бадахос остался далеко позади, его ужасы стерлись в памяти, а нынешний страх становился все больше. На этой лестнице смерть не могла пройти мимо, она могла двигаться только прямо на тебя. Но Шарп давно уяснил: самые сложные ступени – те, которые уже прошел. Он поднимался, держа перед собой зеленую куртку, темную тень в сумраке, и пытался вспомнить, какой высоты башня, сколько еще ступеней придется преодолеть, чтобы добраться до вершины, но никак не мог сосредоточиться. Постоянные повороты лестницы сбили чувства с толку, а страх превращал каждое поскрипывание подошв по холодному камню в тревожный сигнал, заставляя ожидать пули сверху.

Лезвие палаша цеплялось за центральный столб, куртка подпрыгивала на каждом шаге. Она совсем не напоминала человека, обмануться такой простенькой хитростью было невозможно, но Шарп твердил себе, что защитники башни тоже нервничают, они тоже раз за разом воображают себе атаку, надвигающуюся на них снизу, воображают свою смерть в этот рождественский день.

Раздавшийся залп показался убийственно близким. Пули кусали куртку, дергали ее, рвали в клочья, и Шарп невольно присел: ему показалось, что все его тело уже нашпиговано металлом и осколками камня. Потом прямо над ухом оглушительно громыхнуло семиствольное ружье, Шарп издал боевой клич, которого сам не услышал, сбросил куртку с палаша и ринулся вверх по ступеням.

Куртка спасла ему жизнь. Он хотел лишь избавиться от нее, освободить клинок, чтобы иметь возможность пустить его в ход, но правая нога скользнула по ткани, и Шарп рухнул лицом вперед, уронив и следовавшего за ним Харпера. Ирландец вышиб из Шарпа дух, на ступенях затрещали ребра, а над головами грянул второй залп. Харпер почувствовал горячее дыхание мушкетов, понял, что пули прошли мимо, и пошел на прорыв прямо по телу Шарпа, держа свое громадное ружье как дубину. В дверном проеме маленькой башенки, венчавшей лестницу, разгорелась схватка.

Шарп последовал за ним. В голове еще звенело эхо выстрела семиствольного ружья, но в ограниченном пространстве под крышей его клинок мог оказаться действеннее штыков и дубин. Страх получил выход и, как оскалившийся зверь, внезапно вырвавшийся наружу из зловонной клетки, повел убивать холодной сталью, зажатой в человеческих руках. Шарп ничего не слышал, но он видел отшатывающихся врагов и понимал, что именно из-за этих людей его нервы дрожат от напряжения, именно они заставили его сжиматься от страха в узком лестничном проеме. Теперь он убивал их со всем мастерством, какое только могло таиться в его так долго сдерживаемой правой руке.

Шестеро сгрудились в углу башенки, побросав оружие и подняв руки; стрелок проигнорировал их. Трое еще сражались, и эти трое умерли: двое от палаша, третьего Харпер попросту перебросил через зубцы во двор, и его предсмертный крик оказался первым, что услышал оглушенный Шарп.

Он опустил клинок, хмуро поглядел на перепуганных защитников башни, вжавшихся в стену, глубоко вздохнул и покачал головой:

– Боже...

Харпер по одному перенес оба тела к лестнице и передал фузилерам. Потом он вернулся к майору:

– «Зачищаем лестницы и захватываем замки». Как насчет податься в бизнес, сэр?

– Я не получаю от этого удовольствия.

– Так и я не в восторге.

Шарп расхохотался. Они сделали это, они захватили башню! Интересно кто последним с боем поднимался по этим ступеням и как давно? Может, тогда еще и порох не изобрели? Возможно, последний из всходивших на рассвете на эти укрепления носил неудобные доспехи и размахивал коротким шестопером, способным превратить узкую винтовую лестницу в смертельную ловушку? Он улыбнулся Харперу и похлопал ирландца по плечу:

– Ты отлично справился.

Кто бы ни сражался на этих ступенях последним, он не мог не сделать абсолютно то же, что сделал сейчас Шарп: он встал наверху лестницы, громко прокричал приказ и дождался, пока ему принесут требуемое. Над головой свистели пули из замковой цитадели, но Шарпу до них не было дела. Он нетерпеливо выкрикивал приказ снова и снова – и вот они показались. Древка были сломаны, но разве это важно?

На самом верху старой башни, смотрящей на восток, на фузилеров и роты стрелков, Шарп поднял знамена. Потемневшие от дыма, пробитые пулями и осколками снарядов, они все равно оставались знаменами, геральдическими флагами на замковой стене, поднятыми Шарпом и Харпером. Надвратная башня была взята.