Враг Шарпа

Глава 13

Конечно, вывесить знамена на надвратной башне, прибив их байонетами прямо через ткань к расшатавшейся кладке стены, было чистой бравадой. Шарпу пришло в голову, что они с Харпером спасли эти знамена от запальчивой глупости сэра Огастеса. Он попытался найти взглядом то место, где пал Фартингдейл, но там все еще клубился дым. Он выругался и резко присел: по камням чиркнула долетевшая из долины пуля – должно быть, кто-то решил, что знамена захвачены, и теперь враг хвастает ими.

– Сэр? – Харпер указывал на север, на монастырь: прибыли ракетные части. Бой за восточную стену дал им возможность пройти через перевал и по дороге под северной стеной замка незамеченными. Фургоны остановились возле монастыря, а сами ракетчики с любопытством наблюдали за сумбуром, последовавшим за провалом атаки.

Кто командует там, внизу? Жив ли сэр Огастес? Шарп был уверен, что Кинни погиб или, во всяком случае, тяжело ранен, – так кто же отдает приказы ротам, пережившим взрыв? На башне становилось смертельно неуютно: пули так и свистели вокруг, причем с обеих сторон: из цитадели и из долины. Шарп сел и вытянул ноги. Рядом Харпер в очередной раз перезаряжал семиствольное ружье.

– Подождем.

Все равно отсюда ничего стоящего не сделаешь. Шарп и так собрал выживших в хаосе фузилеров, спас знамена, можно теперь посидеть здесь и подождать, пока замок падет. Жаль только, позавтракать не удалось.

Шарп поднял знамена как символ победы, но для фузилеров они оказались знаком поражения. Они не видели, что вершину башни удерживают стрелки, – видели только знамена, их гордость, распятую на стене вражеской крепости. Люди так не бьются за своего короля и свою страну, как бьются за квадратные куски шелка, украшенные бахромой. Фузилеры, восстановившие порядок в своих рядах, увидели знамена, и теперь ни одна сила на земле не смогла бы удержать их от попытки вернуть эти знамена себе. Шесть рот взрыв не затронул, две пострадали не сильно. Теперь они развернулись и атаковали, а впереди Фредриксон вел стрелков.

Никто не заметил, что пушки дозорной башни замолчали: боем больше никто не управлял, людей вела вперед ярость.

Пули над площадкой стали летать пореже, и Шарп рискнул высунуть голову. Он увидел огромную толпу, подобно приливной волне движущуюся из долины на штурм замка.

– Мушкеты! – воскликнул он, указывая на оружие полудюжины пленных, все еще валяющееся на каменных плитах. Харпер подгреб мушкеты к себе, выбрал четыре заряженных и поднял бровь, вопросительно глядя на Шарпа. – Пушка!

Только орудие на восточной стене, у самой цитадели, могло помешать атаке. Для мушкета далековато, но пули, свистящие рядом с канонирами, как минимум, отобьют у тех охоту высовываться. Шарп поднял незнакомый французский мушкет, чувствуя, насколько неудобно это оружие, и прицелился через гребень стены. Сквозь амбразуру он видел пушкарей: один держал в руке уже зажженный пальник, который подожжет запальную трубку и отправит в полет заряд картечи. Шарп прицелился чуть выше головы и спустил курок. Приклад больно ударил в плечо, дым застил глаза, а из соседней амбразуры уже громыхал мушкет Харпера. Шарп взял следующий мушкет, взвел курок и подождал, пока дым первого выстрела чуть рассеется. Черт бы побрал этот штиль!

Пушкари, присев, в ужасе оглядывались, пытаясь понять, откуда стреляют. Шарп ухмыльнулся и прицелился чуть ниже. Кремень, щелкнув по стали, высек искру, порох вспыхнул, опалив щеку, и дым снова закрыл собой все. Потом из руин послышались радостные крики, а со двора – тревожные. Шарп и Харпер поднялись, чтобы посмотреть на разворачивающийся спектакль сверху.

Против второй атаки у Пот-о-Фе оружия не нашлось. Он возлагал все надежды на разрушительную силу мины, помноженную на отчаяние своих людей, но теперь его защита пала. Шарп удовлетворенно заметил, что пушкари, бросив так и не выстрелившую пушку, удрали под защиту цитадели, а за ними – и сброд, еще остававшийся во дворе. Через руины восточной стены перехлестывал поток красных мундиров, возглавляемый шеренгой стрелков в зеленом, и у фузилеров не было настроения проявлять милосердие. Раз за разом взлетали в воздух и опускались тонкие семнадцатидюймовые байонеты, покрасневшие от крови, а люди Пот-о-Фе из последних сил пытались удержать единственную дверь под аркой, ведущей в цитадель.

Пропел горн, задержавшись на сдвоенной ноте в середине сигнала, и солдаты пошли в атаку. Стрелки Фредриксона своими длинными штыками оттеснили остатки дезертиров к конюшням у западной стены. С боевым кличем на устах они перепрыгивали через низкую стену поперек двора. Враг бежал.

Байонеты не так часто пускают в ход на поле боя – и уж совсем редко для того, чтобы убивать. Сила этого оружия – в страхе, который оно вызывает. Шарп был свидетелем дюжины удачных атак, в которых байонеты даже не касались врага: враг скорее отступит при виде заточенной стали. Но здесь, в пределах замкового двора, стрелки и фузилеры загнали врага в ловушку, ему некуда было деться. Они убивали, как были обучены, и понадобилось время, чтобы понять, что кто-то из дезертиров сдается. Тогда разоруженных пленников пришлось уже охранять от ярости тех, кто никак не мог прекратить охоту с окровавленным байонетом в руках.

Шарп заметил Фредриксона, снявшего свою повязку и вставные зубы: тот посылал отряд на расположенную возле конюшен лестницу, ведущую на западную стену. Замок был готов пасть.

– Пойдем-ка вниз.

На площадку надвратной башни поднялись еще два фузилера, Шарп оставил их стеречь пленных. Они с Харпером простучали каблуками по лестнице, теперь уже вполне обычной, освободившейся от застилавшего ее удушливого страха, и спустились в зал, где стонали раненые. Сержант обеспокоенно поднял голову:

– Как там наши парни, сэр?

– Порядок. Предупреди тех, кто на лестнице, что мы здесь. Они ведь знают, как тебя зовут?

– Конечно, сэр.

Шарп открыл дверь, ведущую на северную стену. Там никого не было. Дальний конец стрелковых ступеней[87] уходил в туннель, проходивший через северо-западную башню, а затем поворачивавший налево, к западной стене. Внезапно в проеме появился человек. Он тут же упал на одно колено и вскинул винтовку. Шарп вышел на свет:

– Не стреляй!

Томас Тейлор, американец, опустил винтовку, улыбнулся, поняв, что напугал Шарпа, и крикнул что-то через плечо. Появился Фредриксон с саблей в руке, на его лице отразилось сначала удивление, потом радость. Он подбежал к Шарпу:

– Так это вы были на верху башни?

– Точно.

– Боже! А мы-то думали, там враги! Господи! Я считал, что вас убили, сэр!

Шарп поглядел во двор, где люди Пот-о-Фе отчаянно обороняли вход в цитадель. Повсюду царил хаос, кое-где фузилеры уже обыскивали пленных, радостно крича при виде добычи.

– Кто командует?

– Будь я проклят, если знаю, сэр.

– Где Фартингдейл?

– Я его не видел.

Шарп представил, что будет, если фузилеры доберутся до выпивки, которой в цитадели Пот-о-Фе, разумеется, хватало. Он отдал приказ Фредриксону, потом капитану Кроссу, чьи стрелки как раз выстроились вдоль восточной стены, и повернулся к Харперу:

– Глядишь, мы так найдем и то чертово золото, что привезли в прошлый раз.

– Боже! А я-то про него и позабыл! – ухмыльнулся сержант. – После вас, сэр.

Сопротивление у дверей, ведущих в цитадель со стены, уже было подавлено. Стрелки вошли внутрь и рассыпались по этажам. Пленных вытаскивали из укрытий и пинками сгоняли вниз по витой лестнице. Шарп слышал вопли женщин и плач перепуганных детей. Он перевел взгляд на полуобрушившуюся бойницу в южной части цитадели и выругался.

– Сэр?

– Взгляни.

Это была его ошибка. Один из стрелковых патрулей утром обнаружил, что из цитадели есть выход прямо к холмам. Шарп не мог его видеть, но догадался, что в этом месте часть стены рухнула, образовав накат, и теперь ускользнувшие остатки банды Пот-о-Фе продирались через заросли терновника к вершине холма. Их было множество – мужчин, женщин, детей. Шарп снова выругался. Это его ошибка: нужно было проверить южную стену.

Харпер тоже выругался, указывая сквозь бойницу:

– Да у него жизней больше, чем у мешка помойных кошек! – это Хэйксвилл, легко узнаваемый по длинной шее, гнал коня, взбираясь на холм. Харпер высунулся подальше и заключил: – Далеко не уйдет, сэр.

Большая их часть далеко не уйдет: об этом позаботятся зима и партизаны. Но Хэйксвилл ускользнул и теперь придумает еще какую-нибудь гадость.

Харпер снова попытался загладить неудачу:

– Мы, должно быть, взяли в плен половину их армии, сэр. А то и больше!

– Да, конечно, – это успех, без сомнения. Адрадос отомщен, заложники освобождены, женщины, захваченные в день явления чуда, спасены, а священники, прилюдно возводившие поклеп на британцев, будут вынуждены прикусить язык. Это успех. Но Шарп видел лишь врага на холме, врага, который остановился, обернулся в седле и лишь потом перевалил через гребень. – А золото они забрали с собой.

– Это уж к гадалке не ходи.

Мушкетные выстрелы и редкие крики охотников или их жертв все еще доносились из комнат цитадели. По этажам в поисках добычи и женщин рыскали теперь уже красномундирники; их было так много, что Шарпу с Харпером пришлось проталкиваться по лестнице, ведущей во двор. Внизу они снова увидели Фредриксона: тот, все еще с саблей наголо, отчитывал фузилеров. Заметив Шарпа он улыбнулся:

– Выпивка здесь, сэр, – он кивнул на дверь за спиной. – Хватит споить весь Лондон.

Пленных сгоняли в угол двора, невольно повторяя то, что происходило ночью в монастыре. Шарп с облегчением понял, что фузилерами командует их офицер. Что ж, все кончено, его работа в этот рождественский день завершена. Он глянул на Фредриксона: тот как раз завершал боевой ритуал, снова натягивая повязку.

– Нашли что-нибудь интересное?

– Вам следует осмотреть подвалы. Только там темно и мерзко.

От темноты спасли факелы, наскоро сделанные из соломы. Они спустились в подземелья замка – весьма унылое местечко: всего один большой зал с низкими сводчатыми потолками, холодный и сырой. Шарп протолкался сквозь группу фузилеров и в ужасе остановился. Он подозвал сержанта-красномундирника:

– Не стой там! Нужно составить список пленных. И избавься от этого!

– Сделаю, сэр.

– Это сделал Хэйксвилл? – спросил Харпер.

– Кто его знает? Разве что кто-то из этих скотов в курсе.

Банда дезертиров, засевшая у Господних Врат, была далека от братской любви. В помещении стояла невыносимая вонь. Здесь людей пытали и пороли, причем гораздо хуже, чем в армии. Здесь их калечили, и Шарп, вглядываясь в изуродованные силуэты, понял, что с женщинами здесь тоже не церемонились. Тела выглядели так, как будто какой-то безумец кромсал их топором, а потом оставил крысам: лишь одно тело, обнаженное и окоченевшее, осталось целым. Оно казалось совершенно нетронутым, и заинтересованный Шарп подошел поближе, чтобы рассмотреть голову.

– Это сделал Хэйксвилл, – уверенно заявил он.

– Как вы узнали?

Шарп постучал ногтем по черепу. Раздался металлический звон.

– Его убили большим гвоздем.

– Что? Взяли молоток и забили в череп гвоздь?

– Не совсем. Я уже видел, как он делает это. В Индии, – Шарп рассказал Харперу всю историю; сержант и фузилеры слушали молча. Он рассказал, как был взят в плен войсками султана Типу, как его бросили в тюрьму в Серингапатаме и как через окно в форме полумесяца, находившееся на уровне земли, он видел мучения пленных британцев.[88] Хотя мучения – слишком сильное слово: они умирали быстро. Султан Типу для своего удовольствия и развлечения женщин использовал джетти, профессиональных силачей. Шарп видел, как по песку туда, где ждали эти мускулистые люди, выволокли солдат из 33-го полка: он даже вспомнил, что каблуки пленных оставляли в песке длинные борозды. В тот день джетти убивали двумя разными способами. Один заключался в том, чтобы сдавить массивными ручищами голову жертвы и по сигналу Типу резко повернуть голову на пол-оборота. Второй джетти держал жертву, и как бы та ни сопротивлялась, ей сворачивали шею, как цыпленку.

Другую жертву джетти умертвил так: установил на голову огромный гвоздь с плоской шляпкой и одним мощным ударом кулака вогнал его на шесть дюймов в череп. Если гвоздь не соскальзывал, смерть была быстрой. Шарп потом рассказал о том, что видел, у походного костра, и сержант Хэйксвилл вместе с остальными слушал его. Хэйксвилл стал пробовать такой способ убийства на пленниках-индийцах, оттачивая свое мастерство до совершенства. Проклятый Хэйксвилл. Шарп проклинал его, проклинал и султана Типу: его он убил лично – чуть позже, когда британские войска взяли штурмом цитадель Серингапатама. Он до сих пор помнил выражение лица этого низенького толстяка, когда в противоположном конце затопленного водой туннеля, под прикрытием которого султан палил по британцам из инкрустированных драгоценными камнями охотничьих ружей, появился пленник. Это было сладкое воспоминание, омраченное только печалью о кольце с рубином, которое Шарп отрезал вместе с пухлым мертвым пальцем. Он подарил рубин одной женщине в Дувре, женщине, которую любил больше жизни, – а она сбежала от него с очкастым школьным учителем. Впрочем, он считал ее вполне разумной: кому нужен солдат в качестве мужа?[89]

Снаружи донеслись победные крики, взрывы хохота и свист. Шарп оставил царство покрытых коростой трупов и поднялся по выщербленным ступеням посмотреть, что вызвало этот переполох.

Фузилеры и стрелки выстроились в две шеренги, оставив между ними неширокий проход, по которому гнали пленника, пиная его в спину прикладами. Пленник был низеньким и смешным, он нелепо взмахивал пухлыми ручками, улыбался и кланялся направо и налево, пока очередной пинок мушкетным прикладом в широкий зад не заставлял его взвизгнуть. Пот-о-Фе. На нем все еще был шутовской маршальский мундир, не хватало лишь золотого креста с эмалью, ранее болтавшегося на шее. Заметив Шарпа, он бухнулся на колени и взмолился о пощаде своим глубоким голосом, но смех врагов заглушил его мольбы. Фузилер, стоявший у него за спиной, поднял мушкет и прицелился в толстую шею, видневшуюся из-под пышной шляпы с белым пером.

– Опусти оружие! Ты его нашел?

– Я, сэр, – фузилер опустил мушкет. – Он был в конюшне, сэр, прятался под куском парусины. Думаю, он слишком жирный, чтобы сбежать, сэр.

Шарп сверкнул глазами на лепечущего толстяка:

– Заткнись! – затянутая в тесный мундир жирная туша, украшенная перьями, умолкла. Шарп обошел его, сдернул шляпу, обнажив ангельские белые кудряшки, и передал ее фузилеру. – Вот, ребята, ваш враг, маршал Пот-о-Фе, – ответом был дружный хохот фузилеров. Кое-кто отсалютовал толстяку, чьи глаза неотрывно следили за Шарпом. Каждый раз, когда Шарп заходил ему за спину, голова резко дергалась на подушке из щек, чтобы поймать движение с обратной стороны. – Не каждый день удается поймать французского маршала, а? Я хочу, чтобы его не упускали из виду, парни. Мне он нужен невредимым. Будьте добры к нему, потому что он хочет быть добрым к вам, – голова снова дернулась, в глазах появилась тревога. – На самом деле, он лягушачий сержант, к тому же повар. Очень, очень хороший повар. Настолько хороший, что сейчас пойдет на кухню готовить нам рождественский пир!

Раздались радостные крики. Шарп поднял Пот-о-Фе на ноги и стряхнул остатки соломы с его синего с золотом мундира.

– Постарайся, сержант! И не клади в суп того, чему там не место! – это счастливое лицо с толстыми щеками никак не вязалось с ужасами, творившимися в подземелье. Пот-о-Фе, осознавший, что прямо сейчас его не убьют, согласно закивал. – Уведите! И присмотрите за ним.

Захват Пот-о-Фе, вожака банды, подсластил победу и чуть облегчил чувство вины за не перекрытый вовремя путь для побега из замка. Шарп стоял и смотрел, как дезертиров сгоняют в небольшие группы, слышал крики женщин, бьющихся в руках своих пленителей, но все равно оплакивающих своих мужей и любовников. В замковом дворе все еще царил хаос.

Здесь его и нашел лейтенант стрелков.

– Капитан Фредриксон передает вам свои наилучшие пожелания, сэр, и сообщает, что дозорная башня покинута.

– Где сам капитан Фредриксон?

– На крыше, сэр, – лейтенант кивнул на цитадель.

– Оставьте троих охранять выпивку и попросите капитана с его ротой занять башню, – Шарпу не хотелось возлагать на Фредриксона еще одну обязанность, но он просто не мог отдавать приказы роте фузилеров, ведь он все еще оставался далеко не старшим офицером. Кстати, а кто, все же, командует? Шарп спросил у фузилеров, не видели ли они Фартингдейла, но они лишь покачали головами. О Кинни тоже ничего не было известно. Следующим по старшинству у фузилеров должен быть майор Форд, но и его не было видно. – Найдите майора!

– Будет сделано, сэр, – отшатнулся сержант фузилеров, увидев гнев на лице Шарпа.

Шарп вздохнул и взглянул на Харпера:

– А я бы сейчас пообедал.

– Могу воспринимать как приказ, сэр?

– Нет! Пустая болтовня.

Тем не менее, Харпер последовал за Пот-о-Фе в замковую кухню, а Шарп дошел до руин восточной стены, вдыхая вонь горелой плоти. Жалкий бой против жалкой армии. И хуже всего то, что этого боя вообще не должно было случиться. Если бы дозорную башню захватили первой, трупы, все еще лежавшие в бреши, не попали бы в нее. Эта мысль снова привела Шарпа в ярость, которую он и сорвал на капитане фузилеров, перебиравшемся в его сторону через почерневшие камни.

– Неужели никому не пришло в голову похоронить этих людей?

– Сэр? О, займусь этим. Майор Шарп?

– Это я.

Капитан отсалютовал, явно нервничая:

– Капитан Брукер, сэр. Гренадерская рота.

– И?

– Полковник Кинни мертв, сэр.

– Мне очень жаль. Мне очень жаль, капитан, – Шарп не кривил душой: за то короткое время, что он был знаком с Кинни, полковник успел ему понравиться. Он вспомнил, что сам валлиец считал трагедией смерть любого человека в Рождество.

– Он был хорошим человеком, сэр. Майор Форд тоже погиб, сэр.

– Боже!

Брукер пожал плечами:

– Застрелен в спину, сэр.

– Его не любили?

Брукер печально кивнул:

– Очень, сэр.

– Так бывает, – так на самом деле бывало, хотя никто не любил этого признавать. Шарп слышал об одном капитане, известном своей непопулярностью: тот даже как-то обратился к своим солдатам перед боем с просьбой дать врагу убить его, и они эту просьбу выполнили.

Потом мысль Шарпа пошла дальше: Форд оставался единственным майором фузилеров, второй майор был в отпуске, а значит, Шарп становился здесь старшим. Если не считать Фартингдейла.

– Вы видели сэра Огастеса?

– Нет, сэр.

– И вы старший капитан фузилеров?

Брукер кивнул:

– Точно, сэр.

– Тогда я хочу, чтобы ваша рота вернулась в монастырь, а еще одна рота заняла дозорную башню, ясно?

– Безусловно, сэр.

– Там вы найдете стрелков. И пошлите кого-нибудь к этим идиотам, пусть направляются сюда, – Шарп указал на ракетные части, все еще с любопытством оглядывающие селение.

– А пленные, сэр?

– В подземелье, как только его вычистят. Приведите и тех, кто в монастыре. Всех раздеть.

– Сэр?

– Разденьте их! Снимите с них их чертовы мундиры! Они опозорили форму. А голому будет трудновато сбежать по такой погоде.

Брукер кивнул; он выглядел несчастным.

– Будет исполнено, сэр.

– Павших похоронить! Используйте для этого пленных. На улице могут работать одетыми. В батальоне есть хирург?

– Да, сэр.

– Пусть работает в монастыре. Перенесите раненых туда, – Шарп повернулся, чтобы посмотреть, как два первых взвода роты Фредриксона начинают свой недолгий путь в пять сотен ярдов в сторону дозорной башни. Спасибо Господу за то, что существуют стрелки. – Действуйте, капитан. Потом вернетесь и найдете меня: наверняка мы что-то забыли.

– Да, сэр.

Фартингдейл. Где, черт возьми, может быть Фартингдейл? Шарп перебрался через кучу камней к тому месту, где упал полковник, но никаких следов красного-черного с золотом мундира среди трупов не нашел. Не было видно и гнедого коня сэра Огастеса, лежащего в луже собственной крови. Возможно, полковник выжил, а значит, должен здесь командовать. Но где же он, черт бы его побрал?

Еще дюжина стрелков под командованием лейтенанта перебралась через руины, но на стенах еще оставались стрелки. Вдруг над долиной прозвучал горн, его сигнал донесся с башни и состоял из двух коротких фраз. В первой было девять нот. Во второй – всего восемь. «Мы обнаружили врага». «Враг – кавалерия».

Шарп повернулся к башне. В амбразуре показалось лицо, и Шарп сложил руки рупором:

– Где?

Рука указала на восток.

– Кто они?

– Уланы! Французы!

К Господним Вратам явился новый враг.