Враг в поле зрения! (Болито - 12)

Катер лейтенанта Куинса лениво двигался боком среди налипшего тростника, люди сидели, согнувшись на веслах, корпус был во многих местах изрезан медленным извилистым проходом.

Куинс выглядел достаточно бодрым, с куском брезента на затылке. «Я думаю, это пять миль, сэр». Он встал в лодке и попытался выглянуть из-за ближайшей скалы. «Даже холма не видно. Кажется, он тянется бесконечно».

Болито рявкнул: «Не давайте людям спать!» Он потряс ближайшего к нему гребца. «Просыпайся, парень! Не дай этим насекомым сожрать тебя заживо, иначе ты умрёшь за считанные дни!»

Матрос, о котором идет речь, с трудом поднялся и нерешительно отмахнулся от бесчисленных мух и жужжащих насекомых, которые были его постоянными спутниками с самого рассвета.

Внезапно Квинс сказал: «Могу ли я предложить вам привязать весло вертикально к вашей лодке, сэр? Если мы разойдемся, это даст нам цель для прицеливания».

Болито кивнул. «Позаботься об этом, Олдэй». Было приятно знать, что Куинс, по крайней мере, не только страдает, но и думает.

Один из матросов вытянул шею через планширь и сложил ладони чашечкой в медленном течении. Эллдэй рявкнул: «Аваст там!» Затем, когда матрос убрал руки, он обмакнул шейный платок в воду и попробовал её на вкус.

Он свирепо сплюнул через планширь. «Гадость!» — более спокойным тоном добавил он: «Привкус соли и чего-то ещё, капитан». Он скривил рот от отвращения. «Как будто здесь похоронили тысячу трупов».

Болито повысил голос: «Слышишь? Так что держись и жди, когда нальют пресной воды. Здесь и так уже вонь стоит, так что только представь, что вода сделает с твоими внутренностями!»

Время от времени кто-то серьёзно кивал, но Болито знал, что за всеми придётся следить. Он видел, как люди, пьющие солёную воду, за считанные часы сходили с ума. Несмотря на любую подготовку и опыт, жажда всегда заставляла людей сделать первый глоток, даже если они только что стали свидетелями ужасной смерти того, кто так искушался.

Устало он сказал: «Мы пойдём дальше. Поднимай крюк!»

Стоннув, отборные матросы поднялись на ноги и уложили вёсла вдоль бортов, словно весла. Это было неудобно, но менее расточительно, чем останавливать лодку каждые несколько минут, чтобы выдернуть вёсла из тростника и грязи.

И какая же это была грязь! Когда один из мужчин вытащил свой клинок, Болито увидел, что с него капает вонючая чёрная грязь, блестевшая на солнце, словно кипящая смола. Он с тревогой наблюдал, как мужчина снова окунул весло в воду и вздохнул свободнее. На этот раз весло двигалось без помех, и Болито понял, что лодка снова погрузилась в более глубокую воду.

Он увидел Паско, сидящего на корточках на одном из баррико, обхватив голову руками и глядящего за борт на проплывающую стену зелёных листьев. Его рубашка была разорвана на одном плече.

и уже обнажённая кожа тускло блестела красным сквозь загар, как будто его ударили раскалённым углем.

Он крикнул: «Идите на корму, мистер Паско». Ему пришлось повторить приглашение, прежде чем мальчик поднял голову и медленно поднялся над лежащими матросами, словно во сне.

Болито тихо сказал: «Прикрой плечо, парень. Ты сразу же станешь сырым, как говядина, если подставишь солнцу такую возможность».

Он смотрел, как тот натягивает порванную рубашку, и видел, как от усилий по лбу у него выступил свежий пот. Внезапно он вспомнил Степкина и тихонько выругался.

Он продолжил: «Возможно, завтра ты поднимешься на весло на носу и осмотришься. Ты самый лёгкий на борту, так что лучше побереги силы».

Паско повернул голову и посмотрел на него, его глаза были наполовину скрыты непослушными волосами. «Я смогу, сэр». Он неопределённо кивнул. «Я сделаю это».

Болито отвернулся, не в силах смотреть на лихорадочную решимость мальчика, которая, казалось, преследовала его каждый час дня. Он никогда не уклонялся от выполнения задания, даже если оно обычно поручалось закалённому моряку, и Болито знал, что скорее покончит с собой, чем признает поражение. Словно он лелеял позор отца, словно непреходящее чувство.

шпора. Как будто он считал, что должен проявить себя, хотя бы для того, чтобы смыть позор Хью.

Пока мальчик смотрел за корму, высматривая следующий катер, Болито украдкой взглянул на него. Что бы он сказал, если бы узнал правду? Что его отец всё ещё жив и служит каторжником в Нью-Холланде под чужим именем? Он тут же отбросил эту мысль. Расстояние ничего не лечит, теперь он это знал. Оно лишь продлит мучения мальчика, наполнит его новыми сомнениями и несбыточными надеждами.

Эллдэй облизал губы: «Перемена! Следующий на веслах!»

Болито прикрыл глаза, чтобы взглянуть на голое небо. Лишь изредка журчание воды вокруг форштевня давало ощущение движения. Этому дергающемуся, жалкому движению казалось бесконечным, словно они будут бесконечно уходить в зелёное небытие и умирать от жажды, а их могилами станут лодки, в которых он всех их обрек на этот безнадёжный поступок.

Он нащупал компас и целую минуту смотрел на него. Какое-то насекомое проползло по стеклянному колпаку, и он с чем-то, похожим на гнев, отмахнулся от него. В лучшем случае они успеют пройти целых десять миль до наступления темноты. И это была самая лёгкая часть пути. Завтрашний день и послезавтра принесут новые опасности, поскольку лодки всё дальше и дальше будут заходить в болото. Он быстро взглянул на ближайших к нему моряков. Их незнакомые лица были напряжёнными и тревожными, и они опускали глаза, видя, что он наблюдает за ними.

Сражаться и, если потребуется, умирать – всё это они понимали. Окружённые людьми и предметами на борту своего корабля, которые разделяли их повседневную жизнь, требования битвы были так же привычны, как суровая дисциплина и непререкаемый авторитет, сделавшие их теми, кем они стали. Но эти стандарты рождались не только из кодекса поведения, но и из доверия. Доверие друг к другу, мера мастерства офицеров, которые управляли самим их существованием.

Но теперь, находясь под командованием человека, которого они даже не знали, и будучи вовлечёнными в операцию, которая, должно быть, казалась столь же опасной, как и всё вокруг, они, должно быть, почувствовали первые сомнения. И эта неопределённость могла стать началом неудачи.

Он сказал: «Передайте команду снова встать на якорь. Мы раздадим пайки и отдохнём полчаса». Он подождал, пока Эллдей позовёт шлюпку на корме, и добавил: «По стакану воды на человека, и пейте медленно».

Паско вдруг спросил: «Когда мы доберёмся до другого конца болота, сможем ли мы найти ещё воды, сэр?» Его тёмные глаза пристально изучали Болито. «Хотя, думаю, сначала нам придётся сражаться».

Болито наблюдал за первым матросом у баррико, поднеся миску к губам и запрокинув голову, чтобы удержать последнюю каплю. Но он всё ещё слышал слова Паско, его спокойную уверенность, которая в этот момент успокоила его мысли гораздо сильнее, чем он мог себе представить.

Он ответил: «Не сомневаюсь, что мы найдём и воду, и сражение». Затем он улыбнулся, несмотря на пересохшие губы. «Так что выпей сейчас, парень, а остальное придёт само собой».

К вечеру движение внезапно остановилось. Никакие толчки и рычаги не могли сдвинуть лодку с места, покрытой илами и гниющими водорослями, и, несмотря на угрозы Шамблера и упорные усилия Оллдея, моряки, опираясь на весла, смотрели на заходящее солнце с некоторым вызовом. Они были измотаны и готовы были упасть, и когда лодка Лэнга накренилась совсем рядом с кормой, Болито понял, что должен действовать немедленно, чтобы «использовать последний час дневного света».

«За борт! Там так оживлённо!» Он прошёл вдоль кренящейся лодки, не обращая внимания на возмущенные лица и жалящих насекомых. «Поднимите эти концы на нос, мистер Шамблер! Мы протащим её через следующий участок глубокой воды!»

Пока помощники боцмана вытаскивали бухты каната из днища, Болито встал на носу, снял рубашку и портупею, а затем, стиснув зубы, опустился в едкую воду и потянулся за одним из канатов.

Эллдэй крикнул: «Шевели!» И, перепрыгнув через планширь, он взял еще один канат, накинул его себе на плечи, как поводок, и побрел вслед за Болито, даже не взглянув, кто идет следом.

Болито медленно шагал сквозь липкую грязь, чувствуя её на бёдрах, а затем и на талии, пока с трудом продвигался вперёд. Леска врезалась ему в плечо, приняв на себя весь вес лодки. Затем раздались новые всплески, за которыми последовали проклятия и стоны, когда мужчины вышли из лодки и один за другим заняли свои места вдоль двух буксирных канатов позади него.

«Тяните, ребята!» Болито напрягся ещё сильнее, пытаясь сдержать тошноту, когда вокруг него поднялся вонючий газ, от которого мысли закружились, словно в лихорадке. «Вместе, тяните!»

Лодка неохотно и очень медленно скользила вперёд и вниз, в другую, более глубокую впадину. Но их неуверенные шаги поджидала другая преграда, и не один человек поскальзывался, отплевываясь и задыхаясь, когда ил вырывал у него из-под ног.

Затем они закончили и, дрожа и кашляя, поплелись обратно в лодку, где их ждал еще один ужас.

К телам большинства мужчин были прикреплены огромные пиявки, и когда некоторые из них попытались вытащить скользких тварей, Болито крикнул: «Мистер Шамблер, передайте спичку вниз по лодке! Сжигайте их по очереди, иначе вы не освободитесь!»

Эллдей поднёс фитиль к его ноге и выругался, когда толстая пиявка упала на дно лодки. «Выпей мою кровь, а? Будь прокляты твои глаза, я увижу, как ты сначала поджаришься!»

Болито стоял и смотрел, как заходящее солнце окрашивает верхушки камышей в красный цвет, и на мгновение угроза и отчаяние оттенялись странной красотой.

Остальные лодки все еще следовали за ними, их команды ныряли по мелководью, их тела бледнели в угасающем свете дня.

Он сказал: «Мы пришвартуемся на ночь». Он увидел, как Лэнг кивнул в ответ на его слова с другой лодки. «Но мы отправимся в путь до рассвета и постараемся наверстать упущенное время».

Он посмотрел вниз на свою лодку, где моряки сидели, развалившись, не в силах ничего сделать, кроме как сидеть, как они делали весь день.

«Выдели одного человека для наблюдения, Олдэй. Мы все так устали, что, боюсь, иначе мы проспали бы рассвет и дольше».

Он медленно опустился на корму и увидел, что Паско уже спит, положив голову на планширь, а одна рука почти касалась воды. Он осторожно поднял руку мальчика и, засунув её внутрь, сел, опираясь на румпель.

Высоко над головой на небе бледнели первые звёзды, и высокие камыши вокруг лодки тихонько шипели под внезапным порывом ветра. На несколько мгновений это показалось почти освежающим после дневной жары и грязи, но это впечатление было мимолетным.

Болито откинулся назад и стал смотреть на звезды, стараясь не думать о часах и днях, которые еще предстояло пройти.

Возле носа корабля какой-то человек застонал во сне, а другой горячо прошептал: «Марфа, Марта!», а затем снова замолчал.

Болито подтянул колени к подбородку, чувствуя, как запекшаяся грязь прилипает к коже. Кто такая Марта? – подумал он. – И помнит ли она всё ещё молодого человека, которого отняли у неё, чтобы он служил на королевском корабле? Или, может быть, она была дочерью. Совсем ребёнком, который, возможно, уже не помнил лица отца.

Он посмотрел на безжизненное тело Паско. Неужели ему снится? Об отце, которого он никогда не видел? О воспоминании, которое наполнило его разум ненавистью и стыдом?

Затем он положил лоб на скрещенные руки и мгновенно уснул.

11. АТАКА НА РАССВЕТЕ

Весь следующий день кошмарный переход через болото продолжался, и солнце не спускалось с них, усугубляя медленную пытку. Отталкивались ли они от лодок шестами или пробирались по мелководью, чтобы вытащить их из липкой грязи, теперь уже никому не было дела. Они потеряли счёт времени и количеству раз, когда выходили из лодок или снова в них входили, их тела и рваная одежда были покрыты толстым слоем грязи, лица потрескались от усталости и напряжения.

Теперь они нашли более открытый участок болота, где течение не пробивалось сквозь толщу воды. Он был покрыт толстым слоем зелёной слизи, а камыши росли отдельными, изолированными группами, словно странные существа с другой планеты.

Ближе к вечеру, когда пришлось буксировать лодки через полузатопленный остров из мягкого песка, один из матросов отпустил канат и упал, корчась и крича. Из-за грязи и слизи на его теле поначалу было трудно разглядеть, что произошло. Пока остальные с тревогой столпились вокруг лодки, Болито и Олдей подняли извивающегося человека на борт и рубашкой, смоченной пресной водой, Болито очистил грязь вокруг небольшой капельки крови глубоко в паху. Должно быть, он наступил на какую-то змею, поскольку яркие следы от укусов были хорошо видны. Пока Олдей оставался с матросом, Болито приказал остальным вернуться к буксирным канатам, зная, что яд змеи уже неизлечим, и позволить своим людям стоять в стороне и наблюдать за жалкой кончиной их товарища – это принесло бы только вред.

Пока они пробирались через болото, их преследовали ужасные крики этого человека, и однажды, когда Болито оглянулся через плечо, он увидел, что другие моряки наблюдают за ним глазами, покрасневшими от грязи на щетинистых лицах, и их выражения были полны скорее ненависти, чем жалости.

К счастью, яду потребовалось чуть больше часа, чтобы подействовать, и безжизненное тело было вытащено из лодки — мрачное предупреждение остальным, следовавшим за ним.

Большинство мужчин больше не могли есть свои порции говядины и сухарей и предпочитали жить, а не ждать скудной воды из баррико. Болито наблюдал за ними во время коротких привалов, замечая их судорожные движения и тусклые взгляды. Они смотрели на каждую миску с водой, с выражением скорее звериным, чем человеческим.

И всё же, несмотря ни на что, им удалось продолжить движение. Болито знал, что их терпение сменилось ненавистью к нему, что достаточно было лишь небольшой искры, чтобы их миссия превратилась в кровавый мятеж.

Ночью он позволил всем людям спать, по очереди дежуря с Олдеем и Шамблером. Но во второй лодке бдительности оказалось недостаточно. Или, возможно, лейтенант Лэнг недооценил свою способность контролировать людей.

Проснувшись от беспокойного сна, Болито почувствовал, как Олдэй тянет его за плечо, а затем ощутил прикосновение холодного металла к своей руке, когда рулевой направил на него пистолет.

«Что такое?» На секунду ему показалось, что он проспал, но, выглянув через борт, он увидел, что на востоке виднелся лишь слабый проблеск света, а вдоль лодки всё ещё лежали люди, сплетённые воедино, словно грубые статуи.

«Господин Лэнг сообщил, что в его лодке открылась вода, капитан! Эта новость будет воспринята плохо, когда его люди проснутся».

Болито, пошатываясь, вскочил на ноги. «Вот, держи пистолет». Он перелез через планшир и почувствовал, как слизь прохладно прижимается к его ногам, и с каждым шагом к другой лодке его ступни всё глубже погружались в воду.

Лэнг ждал его, его лицо было нахмурено.

«Насколько все плохо?»

Лэнг пожал плечами. «Почти ни капли не осталось, сэр. У меня всего один баррико на оставшуюся часть пути и обратный путь».

Над болотом раздался голос с другой лодки: «Пора созывать команду, сэр!»

Болито забрался в лодку. «Срочно идите к мистеру Куинсу и предупредите его, а затем передайте мистеру Каньону». Он схватил лейтенанта за запястье. «И никаких пистолетов, понял?»

Когда матросы второго катера наконец-то очнулись ото сна, они затуманенными глазами посмотрели на Болито, а затем друг на друга, когда он сказал: «Ночью кто-то на борту этой лодки открыл баррикаду. Он взял изрядную порцию и в своей виноватой спешке позволил остаткам содержимого просочиться сквозь днище». Он указал на их ноги, на блестящую воду среди засохшей грязи и ила, принесённых на борт накануне. Он медленно добавил: «Думаю, вы понимаете, что это значит!»

Кто-то у носа корабля крикнул: «Это, должно быть, сделал мистер Лэнг, ребята. Он сам нес вахту!» В ответ раздалось рычание, и он продолжал: «Офицеры сами себе помогли!»

Болито неподвижно стоял на корме, уперев руки в бока. Он осознавал внезапный отчаянный гнев, осознавая, что он один и безоружен. Но ещё больше он ощущал нечто похожее на стыд, словно он действительно был в этом виноват.

Он тихо сказал: «Ты ошибаешься, но я пришёл не умолять тебя или добиваться твоего понимания. Ты пока что справился хорошо, даже лучше, чем кто-либо мог ожидать. Ты уже достиг того, что некоторые считали невозможным, и, если понадобится, справишься ещё лучше, даже если воды совсем не будет и мне придётся везти тебя голыми руками!»

Пробный луч раннего солнца упал на сложенное оружие, и он увидел, как несколько человек многозначительно взглянули в его сторону.

Он резко сказал: «Если вы думаете, что, убив меня, вы утолите жажду, то вам лучше действовать! В противном случае я намерен поднять кошки и снова отправиться в путь».

Голос кричал: «Не слушайте, ребята! Он пытается защитить своего лейтенанта!»

Болито сошел с берега и медленно направился к ближайшим людям. Он видел, как остальные молча наблюдают за ним через болото, а Аллдей стоял, уперевшись одной ногой в планшир, словно готовясь броситься на помощь капитану. Он опоздал. Прежде чем он успеет добраться до борта лодки, любой мог схватить абордажную саблю и зарубить его.

Он ровным голосом произнёс: «Иногда я замечал, что чем громче голос, тем сильнее чувство вины». Он остановился на одной из банок, спиной к более чем шести матросам, и посмотрел на крепкого матроса у своих ног.

«Вчера мне пришлось промыть рану мужчине пресной водой. Чтобы найти место, где его укусила змея».

В лодке не было ни звука, и те, кто был рядом, смотрели на его лицо, как будто он тихо сошел с ума.

Он продолжил тем же ровным тоном: «Я даже не знал этого человека, как и никого из вас. Но он выполнил свой долг и сделал всё, что мог». Он чувствовал, как солнце слабо греет его щеку, как бешено колотится его сердце, пока он пристально смотрел на человека у своих ног. Если бы он совершил ошибку, ему бы конец. Более того, нас ждёт бессмысленная и кровавая бойня, в которой не будет победителей, а лишь несколько потерянных, обезумевших от жажды несчастных, которые будут бродить по болоту, пока тоже не умрут или не убьют друг друга.

Он сказал: «Когда я смыл грязь с этого моряка, его кожа казалась белой на фоне грязи, которую он накопил, пытаясь помочь мне и тебе достичь нашей цели». Он вытянул руку и схватил мужчину за волосы, прежде чем тот успел отстраниться. «Посмотри на его грудь! Посмотри, куда пролилась вода, твоя вода, когда он напился досыта, а остальное пролил!»

Мужчина хрипло крикнул: «Это ложь, ребята! Не слушайте его!»

Болито отпустил волосы мужчины и сказал: «Встань и расстегни рубашку».

«Черт возьми, я тебя первым увижу!» Моряк прижался к планширю, оскалив зубы.

«Думаю, нет». Болито прошёл к корме и добавил: «У вас одна минута!»

Мужчина оглянулся на остальных. «Что скажете, а? Теперь займёмся этими мерзавцами?»

Толстый моряк со страшным шрамом на одной стороне лица коротко сказал: «Делай, как он говорит, Эрри! Тебе нечего бояться, если ты прав!»

«Ты мерзавец!» Обвиняемый обвёл взглядом лодку. «Ах ты, хнычущие ублюдки!» Затем он разорвал на себе рубашку. «Так я и украл воды!» Фляга качнулась у него на груди, горлышко её всё ещё было влажным на солнце.

Наблюдавшие за происходящим моряки издали что-то вроде глубокого вздоха, но никто не двинулся с места. Все взгляды были прикованы к фляге, словно это был символ или какое-то ужасное откровение, которое никто пока не мог понять.

Болито тихо сказал: «Приведите мистера Лэнга. Этого человека доставят на корабль и будут судить за его преступление».

Краем глаза он увидел, как матрос перелез через планширь и пошёл к другим шлюпкам. Напряжение спало, и на смену ему пришла волна ярости.

«Ах ты, мерзавец!» Некоторые матросы оглядывались по сторонам, словно искали дерево. «Резай ему брюхо, ворюга!»

Болито перегнулся через борт и поманил Лэнга. Но, взглянув на него, он услышал предостерегающий крик и внезапный скрежет стали. Обернувшись, он увидел прямо над собой на планшире обвиняемого моряка с занесенной над головой саблей.

«Ну, капитан! Ты закончил, теперь моя очередь...» Дальше он не продвинулся.

Раздался тихий стук, и с ненавистью в глазах, сменившейся изумлением, он упал лицом вниз в тину рядом с лодкой. Между лопатками у него застрял нож с костяной рукоятью.

Моряк со шрамом на лице стоял у планширя и смотрел на труп, а кровь образовывала тонкие алые струйки между пятнами слизи.

«Нет, Арри. Твоя очередь уже настала!»

Лэнг посмотрел на потрясённые лица и пробормотал: «Простите, сэр, это я виноват. Должно быть, я заснул». Он опустил голову. «Это больше не повторится, сэр».

Болито посмотрел в сторону ведущей лодки и увидел, как Аллдей сует пистолет под рубашку. Он был готов, но на таком расстоянии вряд ли смог бы спасти свою жизнь.

Он коротко сказал: «Я знаю, что это больше не повторится. А если случится, я лично прослежу, чтобы тебя отдали под военный трибунал!» Он прошёл мимо, добавив: «Заберите у этого трупа абордажную саблю и отправляйтесь в путь!»

Эллдэй наклонился, чтобы помочь ему сесть в лодку, его лицо было искажено тревогой. «Боже мой, капитан, вы пошли на такой риск!»

Болито сел и попытался оттереть слизь с ног. «Мне нужно было убедиться. Этим людям не обязательно нравиться. Но поверьте, они должны». Он посмотрел на обеспокоенное лицо Паско. «И я должен им доверять. Думаю, этим утром мы все усвоили урок. Будем надеяться, что ещё есть время извлечь из этого пользу».

Он встал и спокойно оглядел лодку. «Снова закрепите буксирные тросы, мистер Шамблер. Ещё многое предстоит сделать».

Он смотрел, как они выходят из лодки. Их тела были покрыты засохшей коркой и гипсом почти до неузнаваемости, а взгляды были устремлены в какую-то точку за следующим слоем камышей и болота.

Он устало последовал за ними и занял место во главе буксирного троса. Олдэй был прав. Было бы безумием сделать такой жест. Большинство капитанов, несмотря на своё положение, схватили бы этого человека и высекли бы его до тла. Скорее в качестве примера открытого неповиновения, чем из чувства осуждения за кражу воды у своих товарищей.

Леска провисла, и он чуть не упал лицом вниз, а когда обернулся, то увидел, что мужчины тянут так сильно, что лодка плывет над болотом, а камыши и пена расходятся по ее корме, словно ею управляли невидимые руки.

Ближайший к нему человек прохрипел между рывками: «Мы доберемся туда, сэр! Не бойтесь!»

Болито кивнул и повернулся, чтобы посмотреть на колышущуюся траву перед собой. Или она действительно колыхалась? Он грубо провёл рукой по глазам, чтобы развеять туман, но когда он снова взглянул, туман всё ещё был там.

Эллдей, возглавлявший другую шеренгу, взглянул на него и вздохнул. Он видел удивление в глазах Болито, внезапный порыв, когда тот понял, что люди стараются как никогда, не ради какой-то цели, а ради него одного.

Оллдей давно знал, что большинство моряков готовы на всё ради офицера, который относится к ним справедливо и гуманно. Странно, что Болито этого не знал, тем более, что именно ему следовало бы знать.

Вскоре после полудня Болито подал сигнал остановиться, и, задыхаясь от усилий, мужчины забрались обратно в лодки, слишком уставшие даже для того, чтобы смотреть, как баррикады готовятся к выдаче воды.

Болито осматривал каждую шлюпку по очереди, и его разум восставал против увиденного. Они почти закончили, и почти никто не смотрел дальше своей шлюпки. Большинство просто сидели на скамьях, опустив головы, не обращая внимания даже на жужжащих мух, которые исследовали их глаза и потрескавшиеся губы, пока они, словно бессловесные звери, ждали следующего приказа.

Он поманил Паско. «Ну, мой мальчик, настал момент». Он говорил спокойно, но заметил, как лицо мальчика внезапно озарилось энтузиазмом. Он продолжил: «Поднимайся на весло и осмотрись. Не торопись и не показывай разочарования, если ничего не увидишь». Он положил руку на плечо мальчика. «Все будут за тобой наблюдать, помни об этом!»

Он откинулся на румпель, пока Паско шёл между безразличными фигурами, наклонив голову и глядя на весло, закреплённое вертикально на носу. Он поднял весло, его силуэт вырисовывался на фоне тусклого голубого неба, и медленно повернулся, чтобы вглядеться вдаль, поверх камышей.

Олдэй прошептал: «Ей-богу, надеюсь, там есть что посмотреть».

Болито не двигался, словно, отвлекая мальчика, он мог лишить их последнего шанса на выживание. «Впереди ничего, сэр!»

Некоторые из мужчин стояли на ногах и смотрели на худую фигуру над ними, их руки были безжизненно опущены вдоль тела, как у заключенных, приговоренных к смертной казни.

«С левого борта, сэр!» — Паско поскользнулся и затем крепче обхватил ногами гладкое весло. «Холм! Примерно в двух милях отсюда!»

Болито опустил глаза на компас, едва осмеливаясь взглянуть. Левый борт, нос. Примерно на северо-запад от того места, где они лежали.

Он крикнул: «Он острый, с выступом на одной стороне?» — «Да, сэр». Голос мальчика вдруг стал уверенным. — «Да, я прямо вижу».

Болито посмотрел на Эйлдея и с щелчком закрыл компас. «Значит, мы прибыли».

Паско соскользнул с весла и уверенно пошёл среди ликующих, хриплых матросов, которые хлопали его по худым плечам и кричали по имени, когда он проходил мимо, словно он один спас их от катастрофы. Добравшись до кормы, он ошеломлённо спросил: «Всё в порядке, сэр?»

Болито серьёзно посмотрел на него. «Так и есть, мистер Паско». Он видел, как удовольствие расплывается по грязному лицу мальчика. «В самом деле!»

Нащупывая дорогу, словно слепой, Болито медленно поднялся на вершину плоского валуна и выпрямился, ожидая, пока отдышится, пока его уши вслушивались в окружающую тьму. Небо над головой, усеянное бескрайними звёздами, уже значительно побледнело, и, слегка повернувшись навстречу лёгкому ветерку, он вообразил, что чувствует запах рассвета. Было очень холодно, и сквозь расстёгнутую рубашку кожа казалась холодной и липкой.

Он изучал волнистые холмы земли под краем неба и нашёл время удивиться, что хоть кто-то из его небольшого отряда дожил до них. Словно он прибыл сюда один, без поддержки, он был единственным выжившим в этом заброшенном месте. Однако позади него, у подножия крутого склона, остальные уже проснулись и готовились к выступлению, нащупывая оружие и ожидая возможности сделать то, что должны, какими бы ни были невозможными шансы или тщетными эти действия.

Болито вытянул руки и почувствовал, как его мышцы протестуют против резкого движения. Он без труда представил себе тех же людей, выбравшихся из болота накануне вечером. Грязные и почти теряющие сознание, их глаза были остекленевшими, словно от благодарности за то, что они просто чувствовали землю под ногами. Многие месяцами не ступали на берег, и после мучительного перехода через болото они почти не могли стоять, так что шатались, как пьяные, или цеплялись друг за друга, ища поддержки. Он прикусил губу, мечтая о большем времени. Возможно, эти люди уже слишком устали, слишком притупились после пережитого, чтобы завершить работу, ради которой они так долго проделали путь. Или, может быть, Пейхам-Мартин передумал и даже не стал атаковать, как обещал.

Почти в ярости он стряхнул с себя мучительные сомнения и спустился вниз по склону, где его ждал лейтенант Лэнг.

«Всех людей накормили, сэр. Я выдал им двойную порцию воды, как вы и приказали».

Болито кивнул. «Хорошо. Никто не ожидал, что они проделают этот путь обратно через болото, так что им лучше сражаться на сытый желудок».

Лэнг промолчал, и Болито подумал, что тот, вероятно, думает о другом варианте. Что без продовольствия им придётся сражаться и победить. Или сдаться.

Болито беспокойно заерзал. «Мистер Куинс уже должен вернуться. Нам придётся выдвигаться немедленно, чтобы занять позицию».

Лэнг пожал плечами. «Странно осознавать, что море находится прямо за этими холмами, сэр. Это место похоже на дикую природу».

Хриплый голос крикнул: «Вот идет мистер Куинс, сэр!»

Высокая фигура лейтенанта возникла из мрака, словно призрак, его рваная рубашка развевалась на ветру, когда он быстро спускался по склону вместе с тремя моряками, которых он взял с собой в качестве разведчиков, чтобы разведать землю.

«Ну и что?» — Болито с трудом скрывал тревогу в своем голосе.

Куинс поднес фляжку к губам и сделал большой глоток, не обращая внимания на то, как вода стекала ему на грудь.

Он сказал: «Как вы и думали, сэр. Вон на том мысу расположены орудия». Он шумно рыгнул. «Это как глубокая седловина между этими двумя холмами, так что неудивительно, что батарея была скрыта от моря».

Болито слегка вздрогнул. «Сколько?»

Куинс потёр подбородок. «Семь или восемь орудий, сэр. Часовые стоят на самом мысу и ещё правее. Есть что-то вроде тропы, ведущей вокруг залива к городу, и мы видели фонарь в самом узком её месте».

«Понятно», — Болито почувствовал, как его охватывает волнение. «И между этими двумя постами нет часовых?»

«Ни одного», — подчеркнул Куинс. «Да и почему бы и нет? С болотом за спиной и заливом перед ними они, должно быть, чувствуют себя в полной безопасности».

«Тогда мы двинемся».

Болито повернулся, чтобы спуститься по склону, но остановился, когда Куинс добавил: «Лягушки чувствуют себя в такой безопасности, что даже не пытаются прятаться, сэр. Рядом с орудиями есть несколько палаток, но, полагаю, основная часть артиллеристов расквартирована в городе. В конце концов, нашим кораблям потребуется несколько часов, чтобы занять позиции для новой атаки. У французов всё время мира». Он пошёл в ногу с Болито, добавив: «Это также доказывает, что Лас-Мерседес в руках врага».

«К счастью, нас это не касается. А вот корабли — да!»

Куинс усмехнулся. «Мы дадим им что-нибудь пожевать, как следует. Один хороший бросок должен всё сделать. Потом спустимся со скалы, захватив орудия, и сможем отступить к болоту и ждать, пока нас подберёт эскадрилья».

Болито не ответил, и ему пришлось силой заставить себя сосредоточиться на насущной проблеме: как расставить людей в темноте. Слова Куинса породили новый поток мыслей. Французы были уверены в себе и даже без поддержки утёсной батареи всё ещё могли нанести значительный урон атакующей эскадре. И эта атака не была решением загадки. Ни на одном французском корабле не было флага Лекийера. Он всё ещё был где-то там, свободный и беспрепятственный, пока небольшой отряд Пелхэм-Мартина сокращался.

Он добрался до тёмных фигур у подножия склона и поразился произошедшей с ними перемене. Даже в тусклом свете он видел, как уверенно они терпеливо ждали, держа в руках мушкеты, их лица казались бледными на фоне кустарника и густой листвы, скрывавшей границы болота.

Фокс, помощник артиллериста, похлопал себя по лбу: «Всё заряжено, сэр. Я лично проверил каждый мушкет».

Болито сказал: «Послушайте меня. Сейчас мы поднимемся на холм тремя отдельными группами. Не сбивайтесь в кучу и будьте осторожны, чтобы не поскользнуться. Если кто-нибудь случайно выстрелит из мушкета, нам всем конец. Мы должны добраться до вершины до рассвета, оставаясь незамеченными».

Он спокойно добавил: «Вон там, вдали, находится залив. А под скалами – останки «Абдиэля» и всей его команды. Вспомни о ее судьбе, когда придет время, и сделай

всего наилучшего."

Он отвёл лейтенантов в сторону. «Мистер Куинс, вы займёте мыс, пока я захватлю орудия. Мистер Лэнг прикроет дорогу в город и не позволит никому ни выйти, ни войти в этот район».

Лэнг спросил: «А гардемарины, сэр?»

«Они будут поддерживать связь между нами». Он по очереди посмотрел на каждого. «Если я паду, долг мистера Куинса — завершить нашу задачу. А если нас обоих убьют, то ты…»

так и сделаю, мистер Лэнг.

Эллдэй вышел из тени. «Готов, капитан».

«Хорошо, джентльмены. Думаю, мы и так потратили достаточно времени на слова».

Куинс проверил пистолеты на поясе и пробормотал: «Что станет с лодками, сэр?»

«Мы их спрячем. Если заберём батарею, сможем забрать их позже». Он отвёл взгляд. «Если нет, они будут гнить, как наш памятник!»

Не говоря больше ни слова, он начал подниматься по склону, и пока разведчики Куинса скрылись в тени, ряды моряков двинулись вслед за ними.

Болито гадал, какая первая мысль придёт в голову вражеским часовым, когда они увидят, как на них нападают моряки. Дикие, оборванные и покрытые грязью, они вселяли ужас в самые сильные сердца.

Потребовалось почти силой удержать людей от попытки помыться после перехода через болото. В отличие от сухопутных животных, моряки всегда старались оставаться чистыми, независимо от того, насколько скудным был их рацион воды и насколько примитивными были условия.

Он взглянул налево и увидел тонкую колонну людей Куинса, поднимающихся по склону, и он уже мог различить отдельные фигуры, закинутые мушкеты и смертоносный блеск

Примкнутые штыки. Оглянувшись, Куинс помахал рукой, показывая, что тоже понимает важность спешки в преддверии рассвета.

Один из разведчиков поспешно спустился по склону холма, держа мушкет над головой и прыгая с камня на камень, словно делал это всю свою жизнь.

«Всё чисто, сэр», — он указал на изогнутый край холма, где первые слабые лучи солнца уже рассеивали тени и окрашивали в цвет грубую щетину и камни.

Болито увидел, что разведчик — это тот самый моряк со шрамом на лице, который спас ему жизнь метким ударом кинжала. «Ты молодец».

Он подал знак Лэнгу и увидел, как тот уводит свой отряд вправо от холма. Олдэю он сказал: «Передай людям, чтобы ждали здесь. Я пойду посмотрю».

Вместе с тощим моряком он поспешно поднялся по последнему участку склона и спустился на землю, нащупывая свою маленькую подзорную трубу, пока перед ним открывался захватывающий дух вид на залив. Далеко справа возвышался высокий, остроконечный холм, который Паско заметил с болота; его вершина и склоны блестели в бледном солнечном свете, словно отполированный наконечник стрелы. Город у его подножия всё ещё был в чёрной тени, но Болито уже направлял подзорную трубу в сторону открытого моря и кораблей, которые, как и прежде, стояли на якоре у входа в залив.

Матрос поднял руку. «Вот пушки, сэр!»

Болито опустил подзорную трубу и установил её на камне. Тяжёлые орудия, всего семь, стояли совсем рядом с краем обрыва, их дула отчётливо выделялись на фоне белых гребней волн далеко внизу. Это действительно напоминало огромную естественную седловину, и там, где к краю мыса поднимался следующий горбатый холм, он видел ряд бледных палаток и одинокого часового, медленно расхаживающего взад-вперёд. Тропа, тянувшаяся по склону холма к далёкому городу, была отсюда не видна, но Болито догадался, что часовой хорошо виден своему противнику на том конце.

Камни громко загрохотали, и мичман Карлион вскарабкался рядом с ним. «Мистер Лэнг приветствует вас, сэр, и его люди заняли позиции над дорогой». Он посмотрел вниз на орудия и поежился. «На его стороне только один охранник, сэр».

Болито направил подзорную трубу на часового за линией палаток. Скоро. Что, ради всего святого, задержало Куинса?

Он быстро моргнул и поправил подзорную трубу. На мгновение ему показалось, что его зрение подвело. Только что часовой шагал по краю обрыва, засунув руки в карманы и опустив подбородок на грудь, без сомнения, обдумывая, что принесёт ему этот день. И вдруг – тишина, словно его перенесли с мыса. Болито подождал ещё несколько секунд и увидел, как над невысокой грядой дрока поднялось что-то белое. Это был сигнал, и незадачливому часовому больше никогда не придётся думать ни об этом дне, ни о каком-либо другом.

Болито рявкнул: «Передайте мистеру Лэнгу, что мы собираемся атаковать!»

Когда испуганный мичман бросился бежать вниз по склону холма, он обернулся и помахал Аллдею. «За мной, ребята! Ни шума, ни стрельбы, пока я не подам команду!»

Затем, когда солнце впервые показалось над далекими холмами, он побежал вниз по склону к батарее, держа меч в руке и не отрывая взгляда от безмолвных палаток.

Защищённый склон холма оказался круче, чем он предполагал, и, набирая скорость, он почувствовал, что падает головой вперёд. Позади него шум становился всё громче, по мере того как ожидание и напряжение уступали место дикому возбуждению, которое не могли сдержать даже угрозы. Краем глаза он заметил, как мимо него уже прошёл матрос, держа наготове штык, словно пику, и мчась во весь опор во главе своих товарищей.

Где-то вдалеке треснул пистолет, но этот звук был ничтожным по сравнению с топотом ног и яростным дыханием, и пока Болито перепрыгивал через расколотые валуны, из одной из палаток вышел человек и замер, словно превратившись в камень.

Затем он резко обернулся, дернул за полог палатки и закричал: «Оружие! Оружие!»

Из других палаток в спешке высыпали люди, некоторые с оружием, но большинство без него. Они метались из стороны в сторону, вероятно, все еще не понимая, что происходит.

В морозном воздухе снова прогремели выстрелы, и несколько французов беспорядочно упали возле палаток. Когда разрозненная шеренга моряков Куинса показалась из-за холма, кто-то, вероятно, офицер, выстрелил из пистолета и погнал своих испуганных людей к орудиям. Именно тогда, и только тогда, проснувшиеся артиллеристы увидели, как отряд Болито устремляется в их сторону.

То тут, то там гремел мушкет, и однажды Болито почувствовал, как пуля пролетела в нескольких дюймах от него. Но сопротивление было сломлено, не успев начаться, и, когда солдаты один за другим бросали оружие, Болито слышал, как Куинс перекрикивал крики и вопли: «Не стреляйте, чёрт возьми! Дайте пощады!»

Болито увидел, как моряк опустился на одно колено, чтобы направить мушкет на французского солдата, который не только поднял руки в знак капитуляции, но и оказался всего в пяти футах от дула, уставившись на него, словно испуганный кролик. Болито ударил его по руке плашмя саблей и увидел, как тот, ошеломлённый и недоверчивый, выронил мушкет. Он рявкнул: «Береги силы!» И, когда моряк побрел вслед за остальными, жестом указал на французского офицера, который единственный, не сдаваясь, стоял спиной к морю, крепко сжимая в руке саблю.

«Брось свой меч!» Болит увидел, как нерешительность на лице мужчины сменилась внезапной яростью, и с криком он бросился вперед, его клинок пронзил солнце, словно полированное золото.

Внезапный скрежет стали о сталь, казалось, остановил атаку. Даже моряки-победители опустили оружие, словно ошеломлённые отчаянной храбростью одного против стольких.

Болито чувствовал дыхание противника на своём лице, когда они сцепили мечи рукоять к рукояти и налетели на одну из тяжёлых пушек, взбивая ногами пыль и пытаясь удержать и развить первое преимущество. Он повернул плечо за мечом и изо всех сил оттолкнулся, видя, как противник отшатывается, а его клинок уже поднимался, защищая шею.

Сквозь зубы Болито прохрипел: «Страйк, черт тебя побери, Страйк!»

Но француз, казалось, только сильнее разозлился и, прыгнув ещё раз, ринулся вперёд для новой атаки. Болито отбил клинок в сторону, замер, и, когда противник налетел на массивное колесо пушки, он рванулся вперёд и вниз, чувствуя скрежет стали о рёбра, а затем последний выпад, от которого у противника перехватило дыхание в одном жутком крике.

Болито несколько мгновений стоял, глядя на безжизненную фигуру, прижавшуюся к колесу. «Дурак!» Он посмотрел на меч в своей руке, красный на солнце. «Храбрый дурак!»

Эллдей подбежал к нему, его тяжёлая сабля болталась в кулаке, словно игрушка. «Молодец, капитан!» Он выдернул труп из ружья и подтолкнул его к краю обрыва. «На одну заботу меньше».

Болито поднял меч и уставился на него, изумляясь тому, насколько тверда его рука, когда каждая клеточка его тела, казалось, неудержимо тряслась.

Он тяжело произнес: «Надеюсь, я умру так же храбро, когда придет время».

Куинс, тяжело дыша, прошёл мимо заключённых и ухмыльнулся. «Ни одного не потерял, сэр! Всего двадцать заключённых, так что нам не составит труда присматривать за ними». Он обеспокоенно посмотрел на Болито. «Вы хорошо себя чувствуете, сэр?»

Болито уставился на него. «Спасибо, да». Он убрал меч обратно в ножны. «Но теперь, когда мы захватили оружие, я передумал».

Куинс облизал губы, когда с пришвартованных кораблей раздался звук трубы. «У нас мало времени, сэр. Лягушки отправят на берег лодки с большим количеством людей, чем мы можем взять с собой».

Болито его не услышал. «Что-то вы уже говорили, мистер Куинс».

«Я сказал, сэр?»

«Вы отметили, что эскадрилье предстоит тяжелый бой, даже без противостоящей ей батареи».

Куинс пожал плечами. «Что ж, сэр, если я так сказал, то прошу прощения, что дал вам повод для сомнений». Он восхищённо покачал головой. «После того, как вы доставили нас сюда и забрали эти проклятые пушки, я буду очень благодарен, если всё так и останется».

Болито подошёл к краю обрыва. «Этого недостаточно. „Абдиэль“ был подбит и загорелся через несколько минут после первой атаки». Он указал на грубый земляной вал рядом с палатками. «Они использовали раскалённые ядра из этой примитивной печи, чтобы сделать это так быстро».

Куинс мрачно кивнул. «Знаю, сэр. Жаль, что угли остыли. Мы могли бы поджечь один, может, два, для пущего эффекта, прежде чем уйдем отсюда».

Болито наблюдал за кораблями, его лицо было скрыто от внимания. «Но если бы вы были там, внизу, французским капитаном, вы могли бы ожидать такого нападения». Он твёрдо кивнул. «Приведите мистера Фокса и скажите ему приготовить орудия к стрельбе!» Когда Эллдей поспешил уйти, он добавил: «Подожгите одну из этих палаток и залейте пламя водой, мистер Куинс. Если повезёт, французы решат, что мы стреляем, а? На данный момент этого хватит».

Шамблер крикнул: «Двое французов отчаливают от шлюпок, сэр!»

Болито кивнул. На кораблях будет достаточно людей, пока они стоят на якоре, и их будет достаточно, чтобы стрелять из орудий к прибытию Пелхэм-Мартина. Он сжал руки за спиной. Если Пелхэм-Мартин прибудет.

«Пошлите человека на вершину холма, чтобы он следил за нашими кораблями!»

Шамблер посмотрел на него: «Есть, сэр».

В этот момент к нему подошел помощник стрелка. Это был жилистый невысокий человек, во многом похожий на своего тёзку.

«Ну, мистер Фокс, — Болито внимательно наблюдал, как первые лодки собрались и начали двигаться к берегу. — Приступайте к работе с орудиями и наводите огонь по второму кораблю в очереди».

Фокс коснулся лба и хрипло сказал: «Я тоже могу разжечь печь, сэр. Дай мне полчаса». Он усмехнулся и оскалил зубы. «Мой отец был кузнецом, сэр, и научил меня, как быстро разжигать угли».

Болито почувствовал, как его охватывает волнение. Пелхэм-Мартин или нет, всё это не будет напрасным, если он сможет это предотвратить.

Он крикнул: «Передайте мистеру Лэнгу, чтобы держал дорогу! С краем обрыва с одной стороны и его людьми с другой это не должно составить особого труда!»

Он заставил себя медленно идти по краю, глядя на лодочки далеко внизу, жалкие и безликие.

Фокс воскликнул: «Готов, сэр!» Он присел за ближайшим орудием, его лицо было сморщено от профессиональной сосредоточенности.

Болито ответил: «Выстрели шквальным снарядом».

Фокс отскочил в сторону и поднес фитиль к казённику. Грохот выстрела пронёсся между двумя холмами, а со скал внизу донеслись сотни кричащих птиц, кружащих над наблюдающими моряками в яростном хоре.

«Коротко!» — Фокс радостно ухмылялся. После шатающейся платформы корабельной орудийной палубы это было для него детской забавой. Он уже снова кричал на своих людей. «И шипы там, дуло вправо!» Он гарцевал за казёнником, пока остальные чистили и перезаряжали. «Спокойно! Должно сработать!» Он с явным нетерпением ждал, когда массивное ядро войдёт в ствол, а затем: «А ну-ка, подними старушку!» Он погрозил кулаком вспотевшему лицу матроса. «Полегче, парень, полегче!»

Фитиль медленно опустился снова, и с грохотом ружье дернулось назад, ударившись о твердую скалу, а дым поднялся над скалой сплошным коричневым облаком.

«Принято!» — Фокс потёр руки. «Теперь следующий сделает это!»

Куинс подошёл к Болито и наблюдал, как сначала одна лодка, затем другая, запнулась, а затем двинулась обратно к своим кораблям. «Должно быть, они заметили мой дым». Он усмехнулся: «Что теперь, сэр?»

Болито хорошо представлял себе ужас на борту стоявших на якоре кораблей. Попасть под такой обстрел было уже само по себе ужасно, но, учитывая перспективу получить ещё и тяжёлый обстрел, каждому капитану придётся действовать быстро, чтобы выйти из зоны досягаемости.

Фокс отступил назад. «Огонь!» Он подбежал к краю обрыва, прикрывая глаза рукой, чтобы видеть, как падает дробь.

Высокий водяной смерч поднялся рядом с кормой второго корабля, и Болито предположил, что он, должно быть, ударил его близко к ватерлинии.

У Фокса, похоже, были скрытые запасы энергии. «Всем орудиям подняться!» Он перебегал от орудия к орудию, поглядывая на первое, чтобы убедиться в точности залпа. «Огонь!» Линия орудий синхронно дернулась назад, и вокруг корабля-цели, словно разъярённые призраки, поднялись водяные смерчи.

«Капитан, сэр!»

Болито обернулся и увидел, как Паско смотрит на него снизу вверх. Он тяжело дышал и, очевидно, бежал всю дорогу от заставы Лэнга у дороги.

«Что такое, парень?»

«Мистер Лэнг просил передать вам, что из города по дороге идут солдаты, сэр. Они примерно в двух милях отсюда, но идут очень быстро». Он всматривался в корабли, словно видел их впервые.

Куинс пробормотал: «Сколько их, мистер Паско?»

Мальчик пожал плечами. «Несколько сотен, сэр».

Болито посмотрел на Куинса. «Французы или испанцы, нам всё равно. Они жаждут нашей крови, а мистер Лэнг не сможет сделать ничего, кроме как отсрочить атаку на несколько минут». Он вытащил часы. «Где, чёрт возьми, наши корабли?»

Паско всё ещё наблюдал за ним. «Есть ли сообщение для мистера Лэнга, сэр?»

Он повернулся и посмотрел на Фокса, когда товарищ маленького стрелка подпрыгнул в воздух и дико закричал: «Два попадания, ребята! Это научит их хорошим манерам!»

Болито спокойно сказал: «Передайте ему, пусть держит меня в курсе». Он смотрел, как Паско бежит обратно к склону холма, а затем добавил: «Если коммодор не нападёт в ближайшее время, мистер Куинс, боюсь, он опоздает». Он указал на ближайший корабль, где люди уже поднимались наверх и поднимались вдоль реев. «Этот совсем потерял самообладание. Наш коммодор прибудет и обнаружит нас мёртвыми, а корабли — пропавшими через час-два».

Куинс мрачно кивнул. «Может быть, он задержался, сэр».

Болито наблюдал, как дым затягивает через край обрыва. Ветер всё ещё был резким и ровным. Не было никаких оправданий тому, что корабли не прибыли, как было обещано.

Он коротко бросил: «Продолжайте стрелять. И скажите мистеру Фоксу, чтобы поторопился с его проклятой печью!» Затем он быстро пошёл к ряду палаток, его лицо было глубоко задумчиво.

12. Г-Н СЕЛБИ

Верный своему слову, Фокс, помощник артиллериста, творил чудеса с примитивной печью. Щедро посыпав её порохом и наспех собранным дроком, он прополз вокруг железной дверцы, осматриваясь и довольно кивая, прежде чем вернуться, чтобы присматривать за своими людьми.

Болито посмотрел на солнце, теперь уже яркое и ясное над острым холмом, а затем подошёл к краю обрыва, чтобы посмотреть на корабли, стоящие на якоре далеко внизу. Первые признаки паники сменились организованной подготовкой к отплытию, но он предположил, что все суда были так тщательно и надёжно пришвартованы вместе, что на завершение операции уйдёт не меньше получаса.

Он резко бросил: «Я иду к мистеру Лэнгу. Сообщите мне, когда будете готовы к жаркому выстрелу». В сопровождении Эллдея он повернулся и поспешил к неровной дороге, ослеплённый видом моря внизу и ощущая нарастающее отчаяние.

Он обнаружил Лэнга и его людей, разбросанных по узкой тропе, которые прятались за упавшими камнями, направив мушкеты в сторону широкого изгиба, исчезавшего за склоном холма, с которого началась атака.

Лэнг увидел Болито и поспешно встал. «Мы потеряли солдат из виду, сэр. Но они вот-вот появятся из-за поворота».

Болито поманил Каньона: «Передай мистеру Куинсу, пусть пришлёт ещё двадцать человек!»

Обращаясь к Лэнгу, он продолжил: «Мы сможем удерживать эту дорогу какое-то время, если солдаты не проскочат нам за спину». Он размышлял вслух, пытаясь увидеть склон холма и местность за ним такими, какими их видят опытные солдаты. Казалось невероятным, что столько солдат собралось в таком месте, а если Лекийер переправил их в полном составе, понять его цель было ещё труднее.

Когда все больше вооруженных моряков пробирались по тропе, он крикнул: «Рассредоточиться по склону холма! Не стрелять, пока я не отдам приказ!»

Лэнг беспокойно переступил с ноги на ногу. «Есть ли признаки эскадрильи, сэр?»

Болито покачал головой: «Пока нет».

Он наблюдал, как оборванные моряки поднимаются по рельсам, замечая напряжение на их лицах, тревожные взгляды, брошенные в сторону моря. Они и без слов поймут безнадёжность своего положения. Продовольствия больше не будет, и скоро солнце поднимется высоко в небе, чтобы подавить их последнее сопротивление и волю к борьбе.

Затем он услышал новый звук — ровный топот обутых ног по неровной дороге, словно целая армия барабанов.

Первые солдаты свернули за поворот дороги и по крику остановились менее чем в ста ярдах от ближайшего моряка.

Нога поскользнулась на камнях, и Паско, задыхаясь, подбежал к локтю Болито. «Мистер Куинс говорит, что первый мяч готов и нагрет, сэр!» Он взглянул на неподвижный строй солдат по ту сторону дорожки и хрипло добавил: «Французы!»

Болито поднял подзорную трубу и несколько секунд разглядывал молчаливых солдат. «Только форма французская, мистер Паско». В маленькую линзу он видел, как солдаты шатаются от усталости после марша, их смуглую кожу и небрежность, с которой они держат примкнутые штыками мушкеты. «Ни один французский пехотинец не стал бы так сутулиться». Он резко добавил: «Передайте мистеру Куинсу приказ немедленно открыть огонь по второму кораблю. Он будет знать, что делать».

Мальчик замялся, не сводя глаз с солдат. «Вы останетесь здесь, сэр?»

Болито сунул стакан в карман. «Убирайся! Не время для сплетен!» Когда мальчик повернулся, чтобы уйти, он добавил: «У нас всё будет хорошо. Если только ты сможешь попасть в тот корабль!»

Лэнг пробормотал: «Некоторые войска из тыла направляются к холму, сэр!»

Болито кивнул. «Приготовиться к стрельбе!» Он вытащил меч и приложил клинок к плечу. «Они попытаются напасть на нас, мистер Лэнг, так что будьте бдительны!»

Из-за поворота дороги раздался пронзительный свист, и первые колонны солдат целеустремленно двинулись к самой узкой ее части, где небольшая лавина прорезала глубокую расщелину, склоны которой спускались прямо к морю.

«Целься!» Болито поднял меч над головой, чувствуя, как пот стекает по груди, а губы пересыхают. «Огонь!»

Сорок мушкетов разорвали тишину беспорядочной стрельбой, раздававшейся из всех укрытий, доступных морякам. Когда дым клубился над бухтой, Болито видел, как солдаты падают и шатаются, а некоторые скатываются вниз, за край скалы.

«Перезаряди!» Он старался говорить спокойно, зная, что любая паника обратит его слабую оборону в бегство. Некоторые солдаты всё ещё наступали, но, достигнув тел павших товарищей, замешкались, а затем остановились, чтобы опуститься на колено и стрелять вслепую по склону холма. Мушкетные пули свистели и рикошетили во всех направлениях одновременно, и когда всё больше солдат выбежали из-за поворота, Болито крикнул: «Целься! Огонь!»

Реакция была неравномерной, поскольку некоторые ещё не успели перезарядить свои орудия в тесноте, но, поскольку пули свирепо обрушились на толпу солдат, этого оказалось более чем достаточно. Стреляя на ходу, солдаты отступили, оставив на пути несколько десятков убитых и раненых, а другие полностью исчезли в ожидающем их море под скалой.

Громкий грохот разнёсся по склону холма, и Болито сказал: «Надеюсь, Фокс всё ещё может стрелять, мистер Лэнг». Мушкетная пуля просвистела мимо его лица, и он спрыгнул за камни, когда новые выстрелы ударили почти прямо со склона холма над тропой.

«Стрелки!» Он прикрыл глаза от яркого света и увидел несколько маленьких фигурок, мелькающих по вершине, некоторые из которых упали без движения, когда моряки открыли ответный огонь так быстро, как только могли перезаряжать орудия.

Он схватил лейтенанта за плечо. «Держись здесь. Я пойду посмотрю, что происходит у орудий». Он увидел, как Лэнг неопределённо кивнул. «И держите своих людей в укрытии, что бы ни пытался сделать противник!» Затем он повернулся и побежал вниз по склону. Мушкетные выстрелы и крики звенели в ушах, пока склон холма не заглушил звук, словно занавес.

Он обнаружил Куинса стоящим на краю обрыва, точно так же, как и оставил его. Он взволнованно указал в сторону кораблей, где ближайший двухпалубник пытался освободиться от того, что, по всей видимости, было запутанным клюзом, так что беспомощно качался по ветру, а его корма крепко держалась на дополнительных тросах. Второй корабль, казалось, не изменился, но, подняв подзорную трубу, Болито увидел красноречивый столб дыма, поднимающийся из его кормы, и внезапное шествие людей с вёдрами и топорами, когда дым превратился в огромное облако.

Фокс был почти вне себя. «Попадание!» — замахнулся он на ликующих канониров. «Ещё один снаряд, мерзавцы!» Он побежал к печи, пока его люди, потея, шатались с громоздкой железной люлькой, на которой блестел от яростного жара толстый, тридцатидвухфунтовый снаряд.

Болито сказал: «Мистер Лэнг долго не продержится». Он почувствовал, как напрягся Куинс. «На подходе, должно быть, не менее двухсот солдат, а в городе, вероятно, ещё больше».

Куинс уставился на него. «Но зачем, сэр? Зачем Лас-Мерседесу такая сила?»

Болито видел, как дым рассеивался над французским кораблем, когда ведра воды потушили застрявший снаряд прежде, чем он успел закрепиться.

Фокс, казалось, не замечал близости опасности, проверяя пыж, чтобы убедиться, что он хорошо пропитан, прежде чем вставить светящийся шарик в дуло.

Болито ответил: «Я не уверен, мистер Куинс. Пока нет».

Пистолет снова качнулся назад, и на долю секунды Болито увидел, как пуля достигла высшей точки полёта, прежде чем рухнуть на стоящий на якоре корабль. Словно тёмное пятно на солнце, подумал он.

Пуля попала в корабль чуть впереди квартердека по правому борту, хотя на несколько мгновений некоторым наблюдавшим за происходящим артиллеристам показалось, что она промахнулась. Затем, когда дым веером поднялся вверх, Болито понял, что это смертельный выстрел. Он увидел первые языки пламени под верхними орудийными портами, внезапный порыв дыма, словно выдуваемый из сухих, как трут, бревен гигантскими мехами.

«Самые дальние корабли наконец-то взвешены, сэр». Куинс ударил кулаками, когда огромный язык пламени взлетел по главным вантам пострадавшего судна, так что вся центральная часть корпуса в одно мгновение превратилась в один ужасный факел.

«Смени цель, мистер Фокс!» Болито резко обернулся, когда рядом с Куинсом появился Каньон. У него были порезаны оба колена и глубокая рана на лбу.

«Я упал, сэр!» Он поморщился, когда пистолет грянул позади него. «Я бежал так быстро, как только мог…» — он оборвал себя, его лицо исказилось от потрясения и отчаяния.

Болито схватил его за руку и встряхнул. «Что случилось?»

«Мистер Лэнг ранен, сэр! Наши отступают!» Он пошатнулся и упал бы, если бы не хватка Болито. «Войска окружили холм, сэр! Мы больше не можем их сдерживать!»

Болито посмотрел на Куинса и крикнул: «Направьте орудие к дороге!» Когда люди запнулись, он резко добавил: «Поживее!» Он жестом указал на наблюдавших моряков. «Заставьте этих пленных работать, а остальные орудия сбросьте со скалы!» Он сердито посмотрел на мрачное лицо Куинса. «Они больше не выстрелят!»

Когда первая пушка с грохотом перевалилась через край, он добавил: «Мне нужно вернуться к нашим людям на дороге. Убедиться, что оставшаяся пушка перезаряжена и прицелена». И он убежал, прежде чем Куинс успел задать ему дальнейшие вопросы.

Когда он добрался до барьера из упавших валунов, куда всего несколько часов назад повел своих людей в атаку, он увидел, как моряки отступают к нему: некоторые стреляли из мушкетов в сторону склона холма, другие тащились на сломанных конечностях или держались друг за друга в попытке найти хоть какое-то безопасное место.

«Сюда!» — Болито махнул мечом в сторону каменного барьера. «В укрытие и перезарядись!» Один из мужчин попытался пробежать мимо него, и Болито крикнул: «Стой, или, клянусь Богом, я сам тебя убью!»

Олдэй хрипло пробормотал: «Где мистер Паско?»

В этот момент Болито увидел его. Он спускался по тропинке, а Лэнг, пошатываясь, шёл рядом с ним, крепко обнимая мальчика за плечи. Лэнг был весь в крови, а глаза его были заклеены грубой повязкой.

Со склона холма, где противник остановился, чтобы более тщательно прицелиться из своих выгодных позиций, раздались новые выстрелы. Один матрос откатился от барьера, а другой скрылся из виду, даже не издав крика, когда пуля нашла цель.

Паско, задыхаясь, споткнулся и упал на руки Олдэя, и пока другие тащили раненого лейтенанта за скалы, Болито спросил: «Ты в порядке, парень?» Он прижал его к нагретым солнцем камням и добавил: «Ты поступил очень храбро».

Лэнг захныкал: «Мои глаза! О Боже, я ничего не вижу!»

Паско пристально посмотрел на него. «Мушкетная пуля попала в камни рядом с его лицом, сэр». Он вздрогнул, но не моргнул. «Осколки попали в оба глаза…» Он резко отвернулся и его вырвало в пыль.

Болито оторвал взгляд от дрожащих плеч мальчика и поднял глаза, когда один из моряков вскочил на ноги и, как безумный, побежал к краю обрыва. На мгновение он подумал, что тот сошёл с ума или предпринимает последнюю тщетную попытку спастись. Но затем, когда отчаянные крики мужчины заставили других обернуться, он увидел бледный силуэт, поднимающийся сквозь дым от горящего корабля, и ему показалось, что он чувствует горячий ветер, когда звук бортового залпа прогремел по воде и обрушился на скалу, словно лавина.

Матрос качался из стороны в сторону, сложив руки на груди, словно молящийся. Он дико кричал: «Смотрите, ребята! Это старый Гермес!»

Затем он рухнул головой вперед, и его предсмертный крик затерялся в грохоте канонады, когда сквозь дым показались ещё одни марсели. Вид собственного корабля, наконец-то идущего ему на помощь, был, должно быть, последним, что он увидел.

Болито встал и крикнул: «Назад, ребята! Отступайте к мысу!» Вокруг него засвистели выстрелы, и ещё больше людей упало, бежавших, пригнувшись, по длинному участку открытой местности.

Эллдей прижал Лэнга к своим плечам, а Болито видел, как Паско пытается не дрогнуть, когда матрос рядом с ним резко обернулся; его крик был полон крови, когда пуля раздробила ему затылок, превратив его в месиво и раздробив кость.

Когда первый из солдат достиг незащищенного барьера, Фокс осторожно удержал фитиль на месте, а затем отскочил в сторону, чтобы посмотреть, как мяч прорезал толпу людей, словно гигантский топор.

Последнего выстрела и вида медленно входящих в залив кораблей было достаточно. Атака затихла, и затем, несмотря на пронзительный свист и громкие команды, солдаты развернулись и бросились бежать к склону холма. Вероятно, они продолжат бежать, пока не доберутся до города, опасаясь быть отрезанными новым высадочным десантом с кораблей возмездия.

Куинс добрался до Болито и, глубоко вздохнув, сказал: «Положение на волоске, сэр».

Болито не ответил ни на мгновение. Он наблюдал за своим кораблём, старым «Гиперионом», медленно лавировавшим вокруг ближайшего француза. Пороховой дым скрывал разрушение и хаос, когда попарно стволы обрушивали залп на беззащитного врага. «Гиперион» был слишком далеко, чтобы разглядеть детали, но мысленным взором он видел «Инча», наблюдающего и выбирающего момент для поворота, а Госсетт стоял рядом, словно несокрушимый английский дуб. Он огляделся, и ему вдруг стало тошно от земли, от глазеющих трупов и от кучки испуганных пленников.

Они прошли тридцать миль, чтобы сделать это. Тридцать миль болот и невыносимых лишений, но лишь однажды их боевой дух был почти сломлен. Он видел хромающих раненых и тех, кто ещё мог стоять и сражаться. Последних было очень мало.

Куинс тихо добавил: «Мистер Фокс докладывает, что шлюп «Дэшер» стоит на якоре у мыса, сэр. Он спускает шлюпки, чтобы снять нас с якоря».

«Очень хорошо». Даже слова были слишком сложны. «Раненых отнесите к берегу, как только последнее орудие окажется за кромкой». Он повернулся и увидел, как тяжёлое орудие скатилось со скалы и погрузилось в глубокую воду среди нескольких качающихся трупов.

Когда Куинс вернулся, он обнаружил Болито стоящим в одиночестве, не сводившим глаз с кораблей в заливе.

Лейтенант сказал: «Гермес спустил шлюпки, сэр. Думаю, он высаживает на берег диверсионную группу, чтобы усилить неудобства «Лягушек».

– На борту ближайшего французского корабля сопротивление прекратилось, – и он уже сильно накренился, а его нижние порты были залиты водой. Второй горел так яростно, что на мгновение Болито показалось, будто Инч подвёл свой корабль слишком близко к бушующему пламени и сгорит вместе с ним. Но когда топсели «Гипериона» надулись и затвердели на новом галсе, он увидел, как искры и пепел проплывают далеко за траверзом, а некоторые из выживших французов остановились в своём отчаянном плавании, чтобы поплавать и посмотреть на медленно движущийся двухпалубник с его свирепым носовым украшением и ликующими матросами.

Остальных двух французских кораблей не было видно вообще, и он предположил, что они уже встали на якорь и обогнули дальний мыс в тот самый момент, когда атакующая эскадра вошла в залив с противоположной стороны.

Он увидел Паско, стоящего у заброшенной печи с кинжалом в руке. «Пойдём со мной, мальчик. Ты сегодня увидел и сделал за десятерых».

Паско серьёзно посмотрел на него. «Благодарю вас, сэр», — только и сказал он.

Лейтенант, командовавший шлюпками, смотрел на измотанных и истекающих кровью выживших с чувством, близким к ужасу. «Где остальные?» Он даже не узнал ни одного офицера среди измученных людей, которые шли по воде или которых несли в шлюпки.

Болито дождался, пока последний человек поднимется на борт, и последовал за ним. Он холодно произнёс: «Мы — остальные!» После этого он молча наблюдал за своей группой, которая едва могла заполнить две лодки, не говоря уже о четырёх, оставшихся далеко позади.

Он видел, как «Теламон» ходит кругами, его реи украшены сигнальными флагами, и он кренится навстречу свежему ветру с берега. «Неукротимого» нигде не было видно, но Болито был слишком утомлён, чтобы беспокоиться.

Куинс сказал: «Это сигнал к отступлению, сэр. Коммодор должен быть на борту „Голландца“».

Болито поднял взгляд, не в силах больше скрывать горечь. «Тогда ради его же безопасности, надеюсь, он останется там!»

Затем он снова посмотрел на своих людей. Лэнг тихо всхлипывал, прикрывая руками забинтованные глаза, и остальные, слишком измученные и опустошенные, чтобы даже ответить людям, которые приветствовали их с якорного шлюпа. Они сделали то, что от них требовалось, и даже больше, но искра угасла с последним выстрелом, внутренняя сила, угасшая, когда желание выжить и помощь отогнали безумие и отчаянную храбрость битвы. Теперь они просто сидели или лежали, словно бездумные существа, обратив взгляд внутрь себя, возможно, вспоминая последние поражённые образы, которые со временем они могли бы вспоминать с гордостью или ужасом, с печалью по оставшимся позади или с благодарностью за то, что их пощадили за их счёт.

Молодой командир шлюпа встретил Болито и взволнованно сказал: «Добро пожаловать на борт, сэр! Могу ли я что-нибудь сделать для вас, прежде чем поднимусь на борт?»

Болито смотрел мимо него на пылающий корабль. Он уже почти исчез, остались лишь несколько почерневших балок, всё ещё сопротивлявшихся огню, и последние капли плавучести, удерживавшие его на плаву и открывавшие его страдания наблюдающим глазам.

Он ответил: «Доставьте меня на мой корабль». Он пытался заставить свой разум повиноваться, сдержать тягостную усталость, от которой его конечности казались налитыми свинцом. «И позаботьтесь об этих людях. Они прошли долгий путь и должны…

не страдать без пользы».

Командир нахмурился, не понимая, что имеет в виду Болито. Затем он поспешил отдать приказ, думая о том, что увидел и как однажды расскажет об этом.

Позже, когда корабли вышли из залива и перестроились в линию, дым все еще преследовал их по ветру, а воздух был наполнен пеплом и запахом смерти.

Лейтенант Инч нерешительно шагнул в кормовую каюту и заморгал, отражая яркий свет моря под стойкой.

«Вы посылали за мной, сэр?»

Болито был раздет до пояса и торопливо брился, поставив на стол зеркало.

«Да. Были ли какие-нибудь сигналы от «Теламона»?»

Инч, округлив глаза, наблюдал, как Билито энергично вытирает лицо полотенцем, а затем натягивает на голову чистую рубашку. Болито вернулся на борт своего корабля меньше пяти часов назад, но почти не останавливался, чтобы поесть, не говоря уже об отдыхе после возвращения с болота и уничтожения вражеской батареи.

Он ответил: «Ничего, сэр».

Болито подошёл к иллюминаторам и уставился на окутанную дымкой береговую линию вдали по правому борту. Корабли, медленно двигавшиеся левым галсом, почти не продвигались вперёд, и, взглянув на корму «Гермеса», он увидел, что его паруса почти спущены и неподвижны, а корпус мерцает в дымке собственного отражения.

Он ожидал, что Пелхэм-Мартин созовёт своих капитанов на борт «Теламона» на совещание или пошлёт какие-нибудь поздравления измотанной рейдовой группе. Вместо этого был подан сигнал к отплытию, и после очередной досадной задержки шлюпки отчалили от «Гермеса», доверху загруженные людьми, и немедленно направились к борту «Гипериона».

Лейтенант Куинс прибыл со шлюпками, чтобы сообщить, что короткий рейд «Гермеса» на причал Лас-Мерседеса обнаружил и прорвал тюрьму, освободив около шестидесяти содержавшихся там моряков, пятьдесят из которых капитан Фицморис переправил в дополнение к экипажу самого Болито. Куинс также поднялся на борт, чтобы попрощаться. Пелхэм-Мартин назначил его исполняющим обязанности командира повреждённого «Индомитабля» с приказом немедленно отправиться на Антигуа, примерно в шестистах милях к северо-востоку, где Инглиш-Харбор мог предоставить необходимые условия для ремонта, достаточного, по крайней мере, для возвращения судна в Англию и столь необходимого ему ремонта.

Болито находился на палубе и наблюдал, как «Семьдесятчетвёрка» медленно отдалялась от своих спутников, обнажая шрамы и потрёпанный корпус, а лязгающие помпы слишком красноречиво свидетельствовали о её борьбе за плавучесть. Неудивительно, что она не приняла участия в последней атаке на Лас-Мерседес. Ещё один бортовой залп, и она, вероятно, перевернулась бы и затонула.

Было приятно знать, что Куинс получил награду за свои неустанные усилия, и пока Болито наблюдал, как силуэт «Неукротимого» растворяется в морской дымке, а его порванные паруса и сломанные стеньги каким-то образом символизировали боль и смерть внутри его корпуса, он думал об Уинстенли и о том, как бы он был рад знать, что его корабль находится в таких надежных руках.

Но теперь они снова плыли на восток, не имея, по-видимому, намерения преследовать два французских корабля, избежавших атаки, и не имея ни малейшего представления о том, что Пелхэм-Мартин намеревался делать дальше.

Во время своего краткого визита Куинс сказал: «Похоже, наш коммодор весьма доволен результатами, сэр. Два французских линейных корабля уничтожены, а остальные обращены в бегство».

Болито холодно ответил: «Мы могли бы уничтожить их всех».

Куинс трезво наблюдал за ним. «Вы сделали всё, что могли, сэр. Думаю, вся эскадрилья это знает, и это правильно».

Болито лишь пожал плечами. «Я не могу довольствоваться полумерами».

Он положил бритву на стол и вздохнул: «Вы привели новых людей к присяге, мистер Инч?»

«Да, сэр. Я тоже допросил некоторых из них, как вы и просили».

Болито беспокойно перешёл на противоположный берег и, прикрыв глаза от солнца, уставился на пустой горизонт. Он был подобен яркой золотой линии в лучах предвечернего солнца. Он хотел сам встретиться с этими освобождёнными и допросить их, но пока не мог ни с кем встретиться. Как и в тот момент, когда он вернулся на борт, когда приветственные крики звенели в его ушах, когда он и остальные вылезали из шлюпки, шум и напор приветствия заставляли его всё сильнее ощущать свою полную усталость.

И больше всех — Инч. Он подпрыгивал и ухмылялся, а его тревога уступала место почти бессвязному потоку удовольствия, которое не могла развеять даже фальшивая резкость Болито.

Инч вдруг сказал: «Все они — первоклассные моряки, сэр. Они выжили с торгового судна «Бристоль Куин», которое недавно потерпело крушение во время шторма по пути в Каракас. Некоторым членам команды удалось спастись на шлюпках и в конце концов добраться до Лас-Мерседес-Бич, где их бросили в тюрьму». Он гневно поморщился. «Похоже, проклятые доны не испытывают никакого сочувствия к морякам, потерпевшим кораблекрушение».

Болито положил руки на стол и рассеянно уставился на верхнюю карту. «Ни один офицер не спасён, я полагаю?»

«Ни одного, сэр». Инч хлопнул себя по бедру. «Но, сэр, мне очень повезло. Среди них есть помощник капитана». Он бодро кивнул в ответ на невысказанный вопрос Болито: «Так точно, сэр, моряк!»

«Ну, не держите меня в напряжении, мистер Инч».

«Похоже, его и ещё одного человека подобрали несколько месяцев назад. Их смыло за борт «Корнелии» (74 тонны), и они держались за перевёрнутую шлюпку, по крайней мере, за помощника капитана. Второй мужчина уже погиб, сэр».

Болито задумчиво кивнул. «Спасён от смерти, чтобы оказаться в заточении, да? Что ж, он будет желанным и полезным гостем на борту, мистер Инч. Надеюсь, вы позаботились о том, чтобы все они смогли отправить сообщения домой на «Неукротимом» до того, как он покинул эскадрилью?»

«Лейтенант Куинс заверил меня, что это так, сэр. Но помощник капитана не прислал ни письма, ни сообщения. В отличие от остальных, я подозреваю, что у него нет другой жизни, кроме как на борту».

Болито прислушивался к пронзительному гудению труб и топоту ног наверху, пока вахтенные занимались своими делами.

«Как его зовут?»

«Селби, сэр».

«Что ж, пришлите ко мне мистера Селби. Он мог что-то видеть или слышать в Лас-Мерседесе. И я не уверен, что мы знаем хотя бы половину того, что там происходит». Он нахмурился, не замечая озадаченного выражения лица Инча. «Все эти испанские солдаты во французской форме, боеготовность кораблей и тщательное расположение полевой батареи». Он решительно покачал головой. «Нет, мистер Инч, меня совсем не радует наше невежество».

Уходя, Инч снова принялся изучать карту. Где сейчас Лекиллер?

Он вдруг подумал о лейтенанте Лэнге, который теперь находился на борту «Неукротимого» вместе со всеми остальными искалеченными и ранеными, направляясь на Антигуа, а оттуда в Англию. Что с ним будет? Хирург был краток и не имел надежды. Лэнг был совершенно слеп. Не имея ни средств, ни влияния, он отправлялся домой, на верное забвение. Присоединиться к жалкому хламу, который можно было видеть в каждом порту, везде, где море постоянно напоминало об их бесполезности и отверженности.

Этот помощник капитана теперь был очень кстати. Болито придётся повысить Гаскойна до исполняющего обязанности лейтенанта, независимо от его опыта, а ещё один профессионал в ахтергарде будет цениться на вес золота.

В дверь постучали, и Инч шагнул в отражённый солнечный свет. «Мистер Селби, сэр». Он отступил в сторону, когда другая фигура появилась в поле зрения. «С «Теламона» поступил сигнал, сэр. Убавить паруса и оставаться на близком расстоянии в готовности к ночи».

Болито откинулся на стол, сцепив пальцы на его краю, пытаясь контролировать движения. «Спасибо, мистер Инч». Его голос, казалось, доносился издалека. «Продолжайте, пожалуйста».

Инч открыл рот и тут же закрыл его. Бросив быстрый взгляд на помощника капитана, он вышел из каюты и тихо закрыл за собой дверь.

Болито слышал собственное дыхание, однако не чувствовал никаких движений своих конечностей, за исключением давления пальцев на край стола.

Человек на другом конце каюты был сильно сгорблен, а волосы, зачёсанные на затылок, были почти совсем седыми. Но нельзя было не узнать твёрдый подбородок и твердые глаза, которые смотрели на него с чем-то вроде смирения.

В мутном сознании Болито, казалось, царили недоверие и отчаяние, но он понимал, что силы удачи и обстоятельств, совпадений и судьбы наконец-то свели их вместе. Словно во сне, он в точности помнил усталое лицо отца, когда тот рассказывал ему о позоре Хью, о его дезертирстве из флота и о его окончательном исчезновении в Америке.

Он также помнил ту встречу, когда он был пленником Хью на борту американского капера «Андирон», и позже, почти два года назад, когда он находился в нескольких ярдах от него во время краха кампании в Сент-Кларе и Козаре, но все же не видел его.

Он произнёс без всякого выражения: «Полагаю, наша новая встреча неизбежна». Он указал на стул. «Садитесь, если хотите.

Его брат опустился в кресло, не отрывая взгляда от лица Болито.

Он ответил: «Я не хотел приезжать, Дик. Я думал, меня держат на борту „Гермеса“. Я даже не знал, что ваш корабль находится в Карибском море».

Болито протянул руку и налил бокал красного вина. «Выпей это. А потом расскажи мне, зачем ты здесь». Он указал на свою одежду. «Как ты оказался на службе у короля».

Хью Болито сделал большой глоток и провёл пальцами по волосам. «Два года назад, когда я каторжником направлялся в Нью-Холланд, вы, пусть и неосознанно, дали мне ещё один шанс. После того, как мы покинули Сент-Клар, большинство каторжников отправили обратно в Гибралтар дожидаться депортации». Глубокие морщины вокруг его рта слегка смягчились. «Меня посадили на борт военного корабля, направлявшегося в Ботани-Бей, и во время шторма я решил попытаться сбежать. Мне удалось добраться до шлюпки, но вахтенный помощник капитана заметил меня и погнался за мной. Он спустился следом». Он пожал плечами, его взгляд был мечтательным, он вновь переживал этот момент. Произошла драка, и лодка ушла на произвол судьбы. Мы оба поняли, что корабль уплыл, не подозревая о нашем исчезновении, поэтому решили постараться. Шторм усилился, и лодка перевернулась. У нас не было ни воды, ничего. Когда нас подобрали, Селби, так его звали, умер. Я был почти готов последовать за ним.

Болито провёл рукой по лбу. Усталость и напряжение последних дней давали о себе знать, и ему приходилось тщательно обдумывать каждое слово.

«Но почему ты выдал себя за другого?» Он почувствовал, как пот стекает по его груди. «Ты же должен был знать, что тебя в своё время заберёт королевский корабль?»

Хью кивнул. Этот жест был одновременно знакомым и странным.

«Я устал, Дик, и до сих пор устал от бега. Менять имена и постоянно оглядываться. Вот я и подумал: где же лучше спрятаться, чем на королевском корабле?» Он устало улыбнулся. «Но, похоже, я ошибался даже в этом».

На палубе зазвонил колокол, и у люка на корме зашаркали ноги. В любую секунду кто-нибудь мог войти.

Болито резко сказал: «Из всех людей ты должен был знать, что можешь встретить кого-то из прошлого».

«Я хотел найти что-нибудь знакомое, где я мог бы спрятаться и дождаться, пока этот корабль прибудет в Англию». Он тяжело кивнул. «Я просто хотел снова оказаться дома. Больше ничего не казалось важным». Он резко встал и положил стакан на стол. «Мне очень жаль. Больше, чем могу выразить словами. Я знаю, что у тебя есть свой долг. Мне не повезло. Я не буду винить тебя за то, что ты заковал меня в кандалы до суда».

Он отступил на шаг, когда кто-то постучал в дверь.

Болито почувствовал, как взгляд брата устремился на его лицо, когда он крикнул: «Войдите!»

Мичман Паско вошёл в каюту с подзорной трубой под мышкой. «Мистер Рот выражает своё почтение, сэр. Он просит разрешения взять второй риф. Ветер с северо-востока усиливается, сэр».

Болито отвернулся, голос мальчика звенел у него в голове, словно еще одна часть сна.

«Хорошо, мистер Паско. Я сейчас поднимусь». Он остановил его, когда тот направился к двери. «Это мистер Селби, помощник капитана». Он бесстрастно посмотрел на брата. «Мистер Паско отличился во время недавнего налёта».

Когда дверь снова закрылась, он добавил: «Этому мальчику пришлось вытерпеть от жизни больше, чем вы думаете. Его отец опозорил его, и теперь он обращается ко мне за доверием и руководством, и я с гордостью могу предложить ему и то, и другое».

"Я не понимаю?"

«Я не уничтожу этого мальчишку окончательно, арестовав человека, которого он теперь считает погибшим! Чье имя на надгробии в церкви Фалмута рядом с именем моего отца!» Он видел, как брат пошатнулся, но не мог сдержаться. «Он прошёл весь Корнуолл, один и без посторонней помощи, только чтобы увидеть это имя. Твоё имя!»

Голос Хью был хриплым. «Я не знал». Он поднял взгляд, и в его глазах вдруг появилось отчаяние. «Его мать?»

«Мертва. Даже ей пришлось отдать своё тело какому-то проклятому помещику, чтобы обеспечить сына одеждой и едой!»

«Я действительно не знал». В его голосе больше не было сил. «Ты должен в это поверить!»

Болито обернулся, его глаза сверкали. «Мне всё равно, что ты знал или во что верил, слышишь? Я капитан этого корабля, а ты — мистер Селби, помощник капитана на левом борту!» Он увидел, как лицо брата побледнело под загаром. «Если ты воображал, что сможешь убежать от прошлого, ты ошибался. Командир фрегата «Спартанец» тоже был твоим пленником. Мой младший лейтенант и несколько матросов — корнуоллцы». Он покачал головой. «Тебя окружает прошлое, как и меня!»

«Спасибо, что дали мне возможность…» Его голос затих.

Болито подошел к кормовым окнам и пристально посмотрел на медленно движущийся «Гермес».

«Выбора не было. Если мы вместе доберемся до Англии, я посмотрю, что можно сделать, но ничего не обещаю, так что запомните!» Он коротко указал на дверь. «Идите дальше и доложите капитану». В стекле ближайшего окна он увидел, как сгорбленная тень брата достигла переборки. Он тихо добавил: «А если ты хотя бы шепнешь правду этому мальчишке, я лично прикажу тебя повесить!»

Дверь закрылась, и Болито тяжело опустился в кресло. Как такое возможно? Комиссия могла затянуться ещё на много месяцев, а то и лет. Это было невыносимо, потому что несправедливо.

Дверь снова открылась, и Инч с тревогой спросил: «Неужели

Мистер Паско, передайте запрос на взятие еще одного рифа, сэр? Болито встал, чувствуя, как дрожат его руки и кисти.

несмотря на его попытки контролировать их.

«Да, спасибо. Я поднимусь».

Инч пошёл рядом с ним на квартердек. «Мистер...

Селби сообщил вам какие-нибудь полезные новости, сэр?

Болито уставился на него, застигнутый врасплох. «Новости? Какие новости?»

«Прошу прощения, сэр. Я думал…» Он содрогнулся под свирепым взглядом Болито.

«Да, понятно». Болито подошёл к наветренной стороне и посмотрел на натянутый такелаж. «Очень мало».

Пока трубы пронзительно гудели, а вахтенные карабкались по выкружкам, Болито, не обращая внимания, стоял у защитных сеток, играя пальцами с маленьким медальоном под рубашкой.

Когда темнота опустилась на корабли и маленькие кормовые фонари засияли, словно светлячки, на ряби воды, он все еще стоял на том же месте, его глаза затуманились, и он смотрел в темноту и далеко за ее пределы.

Лишь когда Госсетт, тяжело ступая и сильно пахнущий ромом, вышел на палубу, чтобы осмотреть траверс и поговорить с рулевыми, чары, казалось, развеялись. Болито, не сказав ни слова, прошёл мимо всех и вошёл в свою каюту.

Госсетт проводил его взглядом и с внезапным беспокойством потёр тяжёлую щеку. Затем он поднял взгляд на зарифлённые марсели и постучал по песочным часам своим огромным пальцем.

Новый день сотрёт воспоминания о битве, решил он. Смена ветра и погоды могла многое изменить для любого человека.

13. ВОЗВРАЩЕНИЕ «СПАРТАНЦА»

В полдень следующего дня поредевшая эскадра находилась в ста двадцати милях к востоку от Лас-Мерседеса, вне поля зрения берега, круто наклоняясь к порывистому северо-восточному ветру. Небо было безоблачным, и, несмотря на ветер, жара была почти невыносимой, так что моряки, не занятые на судне, старались найти хоть какой-то уют между палубами или в любом укромном уголке тени.

Болито подошёл к кормовому трапу и наблюдал, как «Гермес» качается на волнах примерно в двух кабельтовых за кормой. Ветер дул почти прямо в левый борт, реи были максимально развернуты, так что каждый парус выставил вперёд свои твёрдые брюха, словно подталкивая корабль прямо на траверз.

Он только что обращался к новоприбывшим морякам и вернулся на корму, чувствуя усталость и странную подавленность. Разговаривая с ними, он пытался понять их реакцию на свои слова, найти искру энтузиазма или негодования. Скорее всего, последнего было больше, решил он. Первый всплеск бурного восторга от неожиданного спасения из несправедливого заточения сменился сомнительным принятием, если не настоящим отчаянием. Теперь им предстояла служба на королевском корабле, возможно, долгие годы, а некоторые вообще не узнают другой жизни.

Исчезли привилегии комфортного жилья и сносного распорядка дня, хорошей зарплаты и возможности вернуться домой после каждого удачного плавания. Их негодование вряд ли нашло бы сочувствие среди команды «Гипериона», ведь, как это было принято на флоте, среднестатистический моряк считал: если это случилось с ним, то почему бы не случиться и с другими?

Но в глазах Болито любая обида была чем-то плохим, и он сделал всё возможное, чтобы хоть как-то смягчить, если не рассеять их опасения. Неудача оставила его в утомлении и неловкости, хотя в глубине души он понимал, что, если бы не личные проблемы, он мог бы найти хоть какой-то последний резерв, на который можно было бы опереться.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на гардемаринов, собравшихся на подветренной стороне квартердека. Их лица были прищурены от сосредоточенности, пока Госсетт громыхал вокруг ежедневной рутины обучения и все подробнее объяснял тайны и преимущества использования секстанта.

«Шагайте живее, мистер Паско!» — голос хозяина звучал хрипло и немного раздражённо, и он, несомненно, думал о полуденном приёме пищи в прохладной тени своей собственной столовой и о заслуженном стакане, чтобы его запить. «Покажите нам, как вы с этим справляетесь!»

Паско взял сверкающий секстант и задумчиво посмотрел на него.

Госсетт застонал. «Время тянется!» Он поманил меня огромным кулаком. «Мистер Селби, вернитесь на корму и покажите молодому джентльмену, я совсем выбился из сил!»

Болито обнаружил, что изо всех сил вцепился в тиковый поручень лестницы, наблюдая, как его брат пересекает палубу и берёт секстант из рук мальчика. Он был слишком далеко, чтобы расслышать, что говорится, но по сосредоточенному выражению лица мальчика и его редким кивкам он понял, что тихие слова Хью достигают цели.

Лейтенант Степкин был вахтенным офицером и с явным нетерпением изучал инструкцию. «Не тратьте на это столько времени, мистер Селби!» Его резкий голос заставил мальчика взглянуть на него с чем-то, близким к ненависти. «Урок есть урок на этом корабле. Мы не ожидаем индивидуального обучения!»

«Есть, сэр». Хью не поднимал глаз. «Простите, сэр».

Болито поискал глазами хозяина, но Госсетт уже скрылся в своих покоях.

Степкин небрежно подошёл к наблюдавшим мичманам. «Только чтобы вы понимали». Он покачался на каблуках, разглядывая помощника капитана, словно фермер, осматривающий скот на рынке.

Паско быстро ответил: «Он мне это объяснял, сэр. Как офицер всегда должен показывать…»

Степкин повернулся и злобно посмотрел на него. «Да неужели?» Он снова обернулся. «Офицер? Что, ради всего святого, вы можете об этом знать, мистер Селби?»

Болито видел, как гардемарины обменялись быстрыми взглядами. Они были слишком юны, чтобы понять злобу Степкина. Им было стыдно за него, и это было ещё хуже.

Но Болито беспокоился только о брате. На мгновение он заметил вспышку гнева в его глазах, дерзкий вздернутый подбородок. Затем он тихо ответил: «Вы совершенно правы, сэр. Я ничего не смыслю в таких вещах».

Степкин всё ещё стоял у перил, и его гнев сменился тяжёлым сарказмом. «Тогда я рад это узнать. Мы же не можем позволить нашим людям брать на вооружение идеи, не соответствующие их положению, не так ли?»

Болито вышел из тени, его конечности понесли его вперед прежде, чем он успел сообразить, что делает.

«Господин Степкин, я был бы рад, если бы вы приступили к своим обязанностям! Час инструктажа окончен!»

Степкин сглотнул. «Я хотел убедиться, что они не тратят время попусту, сэр».

Болито холодно посмотрел на него. «Мне показалось, что вы просто развлекаетесь. В будущем, если вам нечем будет заняться получше, я буду рад узнать об этом. Уверен, что смогу дать вашему таланту более стоящие и полезные задания».

Он повернулся и пошёл обратно к трапу на корму, чувствуя, как сердце его болезненно колотится при каждом шаге. За все годы службы в море он не мог вспомнить, чтобы когда-либо делал выговор офицеру в присутствии подчиненных. Он презирал тех, кто делал это само собой разумеющимся образом, так же как и не доверял им.

Но Степкин был грубияном и, как и другие подобные ему, терпеть подобное обращение не мог. И всё же Болито не находил утешения в содеянном и, как и гардемарины, был скорее пристыжен, чем удовлетворен.

Он начал расхаживать взад и вперёд по наветренной стороне, не обращая внимания на палящее солнце и взгляды вахтенных. Пытаясь помочь брату обмануть его, он, возможно, добился прямо противоположного. Когда Степкин оправится от удивления и неловкости, он, возможно, задумается о поведении своего капитана, и когда это произойдёт…

Болито замер на месте и поднял голову, когда впередсмотрящий крикнул: «Палуба! Паруса на ветреную сторону!»

Схватив телескоп со стойки, он забрался на бизань-ванты, чувствуя, как солёный ветер обдаёт губы, словно песок. На мгновение ему показалось, что вперёдсмотрящий принял маленький шлюп «Дэшер» за новичок, но быстрый взгляд убедил его в обратном. Далеко на левом траверзе, с едва различимыми на затянутом дымкой горизонте брам-стеньгами, он увидел шлюп на своём прежнем месте.

Он подождал, пока «Гиперион» совершит еще одно крутое погружение, а затем направил подзорную трубу на нос, увидев перекрещивающиеся снасти, красочное великолепие «Теламона» во главе линии с широким вымпелом Пелхэма-Мартина на топе мачты, а затем, всего лишь тень под ясным небом, он увидел то, что должно было быть приближающимся судном.

Она бежала по ветру, неся каждую нить парусины, и, казалось, поднималась из дымки всей своей массой, направляясь прямо к сгаадрону.

«Палуба! Это фрегат, и судя по всему, английский!»

Болито спустился на квартердек и передал телескоп вахтенному мичману.

Инч вернулся из кают-компании, его челюсти все еще пережевывали остатки еды.

Болито коротко сказал: «Соберите всех, мистер Инч, и приготовьтесь убавить паруса. Фрегат сейчас подойдёт к нам, и он очень спешит нам что-то сообщить».

Он услышал пронзительный звук труб и тут же топот ног, когда приказ был передан по обеим палубам, и, щурясь от яркого солнечного света, моряки хлынули через открытые люки и бросились к своим постам.

Мичман Карлион, прекрасно осознавая свое новое назначение на должность ответственного за сигналы, стоял со своими людьми у фалов, в то время как опытный унтер-офицер присел на бизань-вантах с подзорной трубой, обхватив ногами вышки и идеально сохраняя равновесие при сильной качке корабля.

Болито снова взял подзорную трубу и стал изучать быстро приближающийся фрегат. Он начал разворачиваться, брызги перекатывались через полубак, а его лихой корпус накренился на ветру, а флаги уже ревали на реях.

Он тихо сказал: «Итак, капитан Фаргнхар вернулся в эскадрилью».

Инч собирался что-то сказать, когда Каньон крикнул: «Спартанец — Теламону. Срочно отправьте коммодора».

Он подпрыгнул, когда Инч крикнул: «Берегите флагман, черт вас побери!»

«П-простите, сэр!» — Каньон повернул подзорную трубу в сторону «Теламона», когда флаги резко затрещали в ярком свете. Он пробормотал: «Общий сигнал. Ложись в дрейф».

Болито коротко кивнул. «Продолжайте, мистер Инч, иначе «Гермес» нас опередит».

Он прошёл между суетящимися матросами и морскими пехотинцами, наблюдая, как «Спартанец» завершает манёвр. Фаркуар уже шёл на корабле ещё до того, как Теламон подал сигнал подтверждения.

Пока «Гиперион» тяжело качался на ветру, а паруса исчезали с брам-реев под аккомпанемент угроз и проклятий с палубы, Болито размышлял о новостях, которые принёс Фаркуар. Чтобы умилостивить коммодора, определённо требовалось нечто большее, чем просто демонстрация превосходного мореходного мастерства.

Палуба сильно накренилась на ветру, все ванты и фалы трещали и вибрировали, пока марсовые матросы пытались закрепить непокорный парус, цепляясь за головокружительно качающиеся реи.

Инч, затаив дыхание, сказал: «Спартанец не получит благодарности за то, что пропустил атаку на Лас-Мерседес, сэр».

Болито вытер слезящиеся глаза, когда над качающимся корпусом «Теламона» появилось ещё больше флагов. Если бы шлюп не смог его найти, Фаркуар, возможно, сейчас лежал бы вместе со своим кораблём рядом с обугленными костями «Абдиэля».

Сигнальщик крикнул: «Лодка отчаливает от «Спартана», сэр!»

Болито цеплялся за сети, наблюдая, как маленькая шлюпка взмывает и опускается на оживлённых гребнях, как весла взмывают и опускаются, словно крылья чаек. Он видел на корме прямую фигуру Фаркуара и его треуголку с золотым кружевом, сверкающую над натужно трудящимися гребцами, словно дополнительное воодушевление.

Он услышал, как лейтенант Рот сказал: «Это, без сомнения, будут плохие новости».

Инч ответил: «Оставь свое мнение при себе!»

Болито видел, как лодка цепляется за главные цепи «Голландца», как небольшой корпус кипел и бился о крутой вал – это были люди, боровшиеся за то, чтобы не дать ей перевернуться. Он заметил горечь в голосе Инча. Тем же тоном, которым тот объяснял задержку Пелахам-Мартина с атакой на Лас-Мерседес. Похоже, коммодор не хотел доверять десантному отряду Болито уничтожение скрытой батареи, даже не желал верить, что они наконец-то пересекут болото. Болито мог понять сомнения Пелахам-Мартина, но столь же хорошо мог представить себе разочарование и гнев, царившие на кораблях в ожидании сообщения со шлюпа «Дэшер» о звуках выстрелов.

Но Болито был уверен в одном. Если бы он просто уничтожил эти орудия, не используя их для стрельбы по стоящим на якоре французским кораблям, Пелхэм-Мартин никогда бы не предпринял эту последнюю, решающую атаку, и он вместе с оставшимися людьми погиб бы. И, как заметил Фицморис перед рейдом, вся ответственность легла бы на плечи Болито в любом донесении, которое в конечном итоге достигло бы Англии.

Он стиснул зубы от нарастающего нетерпения, пока Каньон не крикнул: «Общий сигнал. Всем капитанам немедленно явиться на борт».

Болито дёрнул рукой. «Отзовите баржу». Он оглянулся в поисках Олдэя, но тот уже нес расшитое золотом пальто и шляпу.

Сбросив выцветшее пальто, он увидел, как некоторые моряки наблюдают за происходящим на борту «Теламона», и на мгновение задумался, о чём они думают. Лишь очень немногие из находившихся на борту действительно понимали, где находится корабль или как называется ближайшая земля. Они вообще не имели права голоса в решении дел. Они подчинялись и исполняли свой долг, и некоторые говорили, что этого достаточно. Болито считал иначе, и однажды…

Он поднял взгляд, и Инч доложил: «Баржа к борту, сэр».

Он даже не заметил, как его вытащили за борт. Он слишком устал, слишком напряжён, и это начинало сказываться.

Он кивнул и сбежал по трапу к входному иллюминатору. Под ногами он увидел нижние орудийные порты, залитые водой, а в следующее мгновение, когда корпус резко накренился от баржи, медь на толстом трюме корабля покатилась, блестя на солнце.

Быстрый вдох. Отсчитайте секунды и прыгните. Руки схватили его за плечи и бедра, и, когда он, пошатываясь, добрался до кормы, то увидел, как «Гиперион» уже скользит в сторону, весла баржи кромсают вздымающуюся воду, а Эллдей направил нос к «Теламону».

Едва он успел перевести дух, как пришло время подняться на борт «Голландца» и войти в его богато украшенный входной порт.

Следуя за смуглым лейтенантом к корме, он заметил, как под руководством английского младшего офицера поднимаются новые флаги, и догадался, что кораблям приказано вернуться на прежний курс и занять свои позиции. Значит, предстояло ещё одно совещание.

Он услышал хор криков и увидел, как над трапом покачивалось кресло боцмана. Капитан «Гермеса» Фицрнаурис, похоже, не собирался рисковать и предпочёл унизительную возможность быть поднятым на борт, словно груз, реальному риску утонуть или быть раздавленным о корпус корабля.

В кормовой каюте было совсем темно после слепящих отражений моря, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть массивную фигуру Пелхэма-Мартина, втиснутого в кресло, ножки которого были крепко привязаны двумя рым-болтами, чтобы кресло и его пассажир не сползли на противоположный борт корабля. Фаркуар стоял у стола, его стройная фигура расслабилась, принимая неудобное положение, в то время как Малдер, капитан «Теламона», стоял у кормовых иллюминаторов, склонив голову, словно прислушиваясь к усилиям своих людей на палубе.

«А, Болито», — коротко кивнул Пелхэм Мартин. «Мы дождёмся Фцмориса, прежде чем начнём».

Болито гадал, что тот почувствует при новой встрече. Отвращение или гнев? Он с удивлением обнаружил, что не чувствует ничего, что можно было бы легко распознать. Он ожидал, что коммодор проявит хоть какое-то удовольствие после уничтожения двух вражеских кораблей. Куинс намекнул, что на повреждённом «Неукротимом» ему предстоит перевезти на Антигуа не только раненых. Блестящий отчёт, который расскажет адмиралу и всей Англии о его победе, а не о кораблях, которым удалось спастись, или о загадке, которая так и осталась неразрешённой.

Вместо этого Пелхэм-Мартин сидел в тени, совершенно неподвижно и молча. Когда его глаза привыкли к полумраку, Болито увидел лицо Фаркуара, напряжённое и усталое, с губами, сжатыми в тонкую линию. Заметив взгляд Болито, он слегка пожал плечами.

Затем вошёл Фицинаурис, и, прежде чем он успел извиниться за опоздание, Пелхэм-Мартин резко сказал: «Капитан Фаркуар только что принёс печальные новости». Он посмотрел на молодого капитана и мрачно добавил: «Лучше повторите своими словами».

Фаркуар покачивался от усталости, но его голос был таким же чётким и бесстрастным, как всегда. «Четыре ночи назад я патрулировал к северо-западу от Тортуги, когда на востоке доложили об орудийной стрельбе. С первыми лучами солнца мы увидели два фрегата, готовых вцепиться друг другу в глотки. Один испанский, а другой – «Тетис», французский, с сорока орудиями». Он знал, что они ловят его слова, но не выказал ни эмоций, ни гордости… «Вскоре я узнал в испанском фрегате тот, что видел в Каракасе, – эскорт для ежегодного корабля с сокровищами. Он был в плохом состоянии и почти без мачт». Он внезапно вздохнул, и звук, исходящий от такого сдержанного горла, был странно человеческим. «Я расставил своих людей по местам и без промедления вступил в бой с «Тетис». Мы сражались почти час, и, хотя я потерял десять человек убитыми, мы, должно быть, потеряли в пять раз больше». Его тон слегка посуровел. «Затем француз прекратил бой, а я попытался спасти остатки другого корабля».

Фицморис спросил: «Вы позволили ему сбежать?»

Фаркуар мрачно посмотрел на него. «Я считал, что разведданные испанца ценнее приза». Он добавил: «Или призовых денег!» Он резко обернулся, когда Болито впервые заговорил, словно ожидая, что кто-то ещё усомнится в его действиях.

Болито сказал: «Хорошая работа». Фаркуару также очень повезло, что он обнаружил противника и вступил с ним в бой, независимо от исхода. Было очевидно, что он находился далеко от своей позиции, и неудивительно, что ни один из ищущих шлюпов не обнаружил его местонахождения.

Он медленно добавил: «Удалось ли вам узнать что-нибудь стоящее?»

Фаркуар снова успокоился. «В живых остался только один офицер. Он рассказал мне, что его фрегат сопровождал корабль с сокровищами «Сан-Леандро», который шесть дней назад вышел из Каракаса, направляясь на Тенерифе. У Тортуги на них напали четыре линейных корабля и фрегат «Тетис». Судя по всему, доны оказали достойное сопротивление, но у них не было никаких шансов. «Сан-Леандро» спустил флаг, и призовая команда поднялась на борт. Испанский фрегат был слишком сильно повреждён, чтобы помешать этому или даже преследовать его, и пока эскадра отплывала с призом, «Тетис» лег в дрейф, чтобы дождаться рассвета и провести coup de gräce. Остальное вы знаете, джентльмены».

Наступившая тишина в большой каюте была гнетущей и напряженной, поскольку каждый из присутствующих обдумывал эту новость самостоятельно.

Затем Фаркуар просто сказал: «Я не смог спасти „Испанца“, даже когда взял его на буксир. Поднялся ветер, и он затонул вместе с большинством тех, кто выжил в битве».

Малдер пересёк каюту и тяжело облокотился на стол. «Что ещё вам удалось узнать у испанского лейтенанта?»

Фаркуар пожал плечами. «Моему хирургу пришлось ампутировать ему правую ногу, и сейчас он в плохом состоянии. Думаю, он гораздо сильнее переживает потерю «Сан-Леандро», чем потерю ноги. Но он сказал кое-что ещё, хотя я ничего не знаю о его ценности. Сразу после захвата корабля с сокровищами он видел, как на его грот-мачте поднимали флаг. Жёлтый флаг с изображением чёрного орла».

Капитан Фицморис, угрюмо смотревший на палубу, резко выпрямился. «Но это же флаг развевался над городом Лас-Мерседес! Мой десант видел его, когда освобождал заключённых из тюрьмы». Он всмотрелся в серьёзное лицо Болито. «Это штандарт тамошнего губернатора!»

Маленькие ручки Пелхэм-Мартина слегка приподнялись с подлокотников кресла, а затем снова опустились, словно безжизненные. Он тяжело произнёс: «В чём смысл всего этого? Очередной обман, ещё одна уловка, чтобы сбить нас со следа. Это может означать что угодно, а может и ничего».

Фицморис смотрел мимо него, сосредоточенно зажмурившись. «Если Лекиллер захватил корабль с сокровищами, это наверняка должно навредить его делу? Донам будет меньше охотно переходить на другую сторону, как они делали раньше».

Голос Пелхэм-Мартина звучал сдавленно. «Если бы это был Лекиллерл».

«В этом нет никаких сомнений, сэр». Фаркуар смотрел на него без всякого выражения. «Испанский лейтенант очень ясно видел головной корабль. Трёхпалубное судно с флагом вице-адмирала на носу».

Коммодор ещё глубже опустился в кресло. «Всё, что мы пытались сделать, каждый этап наших действий был предвиден этим Лекийером».

Фаркуар выглядел удивлённым. «Но, по крайней мере, мы сократили его эскадрилью вдвое, сэр».

Фицморис резко перебил его: «Двое сбежали из Лас-Мерседеса».

«Если бы у меня было больше кораблей». Пелхэм-Мартин, казалось, не слушал. «Сэр Мэнли Кавендиш знал, против чего я выступаю, но дал мне лишь жалкие силы, чтобы справиться с этим».

Фаркуар повернулся к Болито: «Что вы думаете, сэр?»

Болито не ответил прямо. Пока остальные говорили, а Пелхэм-Мартин искал в голове причины и оправдания, он пытался найти хоть какую-то связь, хоть какой-то намёк, который мог бы разрешить то, что он всегда считал загадкой.

Он спросил: «Что мы знаем о губернаторе Лас-Мерседеса?»

Малдер неопределенно развел руками. «Дон Хосе Перес. Говорят, его отправили на Карибы скорее в наказание, чем в награду. Он знатного происхождения и из богатой семьи, но, как нам говорят, он оскорбил испанский двор, нецелевым использованием налогов со своих земель. Лас-Мерседес должен быть тюрьмой для такого человека, и после двадцати лет, я бы подумал…»

Болито оборвал его. «Двадцать лет?» Он начал расхаживать по каюте, остальные с изумлением смотрели на него. «Начинаю понимать! Лекильер служил здесь во время Американской революции и часто использовал Лас-Мерседес как временную базу, как и многие другие места. Он наверняка знал всё о прошлом Переса, возможно, даже делился с ним своими секретами и обсуждал его планы на будущее». Он остановился и по очереди посмотрел на каждого. «Кажется, я знаю, что задумал Лекильер и каковы были его приказы, когда он прорвал нашу блокаду!»

Фицморис спросил: «Атака на Испанский Майн?»

«Гораздо более дерзкое и достойное награды дело!» — Болито подошёл к кормовым окнам и уставился на свой корабль. «Любое нападение на испанские территории здесь, несомненно, настроит против него общественное мнение. Но вернись он в Испанию, представьте себе, какой эффект это произведёт!»

Пелхэм-Мартин ахнул: «Но это же абсурд! Испанский суд повесил бы этого Переса, аристократ он или нет!»

«В одиночку и без посторонней помощи, возможно». Болито холодно посмотрел на него. «Но с эскадрой Лекиллера и кораблем, в трюмах которого находится нечто большее, чем королевский выкуп, только подумайте, какой эффект!» Он посуровел, видя, как неуверенность на круглом лице коммодора сменяется паникой. «Леккиллер сделал всё возможное. Разделяй и властвуй — его метод, и он добился почти всего, за что брался. Нас предупреждали, что он предан своему делу и безжалостен. Тот факт, что он повесил беспомощных военнопленных, должен был показать нам, насколько он полон решимости достичь своей цели!»

Фаркуар твёрдо кивнул. «Вы правы, клянусь Богом! Вся уверенность испанского правительства в наших силах испарится при первом же появлении эскадры Лекильера. Любой гнев двора на этого Переса вскоре утихнет, когда их сокровища будут благополучно доставлены».

«Церковь об этом позаботится!» — Фицморис устало сел. «Большая часть золотой посуды, несомненно, попадёт в их казну!» Он добавил уже менее горячо: «Значит, все наши усилия напрасны? Корабли Лекуильера, возможно, уже держат путь домой». Он пристально посмотрел на неподвижную фигуру коммодора. «Мы ничего не можем сделать!»

Болито сказал: «Я всё это время старался смотреть на вещи глазами Лекильера. Его тактика, его полное пренебрежение ко всему, кроме своей конечной цели. Когда я увидел этих испанских солдат во французской форме, я должен был догадаться, насколько велики его намерения. Должно быть, они тренировали этих людей месяцами, а может, и дольше, и форма была лишь маскировкой истинных намерений губернатора. В худшем случае он мог бы сослаться на то, что его город и укрепления захвачены противником». Он помолчал, прежде чем добавить: «В лучшем случае, когда он вернётся на родину, у него будет обученный отряд, где, без сомнения, найдётся много желающих подняться до его уровня».

Он увидел, как Фицморис кивнул, и неумолимо продолжил: «Только подумайте, какое влияние это окажет на Англию. Испания — наш единственный плацдарм в Европе, единственная страна, всё ещё достаточно сильная, чтобы показать оружие врагу. Внезапное восстание закончилось бы за недели, а может быть, и за дни, и между Англией и объединённой Европой не осталось бы ничего. Только полоска воды и тонкая линия кораблей!»

Болито быстро взглянул на Малдера, заметив тревогу, вызванную его словами. Возможно, впервые Малдер думал как голландец, а не как хранитель Сент-Круиса. Никакие океанские просторы и расстояния не могли облегчить боль, которую он, должно быть, испытывал за свою родину, теперь раздавленную вражеской пятой. Возможно, даже сейчас его страна была вынуждена объявить войну Англии. Это было бы всего лишь формальное подписание договора, но оно сделало бы этот древний корабль врагом и оставило бы ему лишь одно последнее решение.

Одна лишь мысль об этом наполнила Болито беспричинным гневом и тревогой. Все эти томительные и изматывающие недели, пока они бороздили просторы моря и искали неуловимого врага, Лекильер играл по своим правилам. Правилам, которые они только начали усваивать, когда было уже почти слишком поздно. Адмиралу нужно было быть очень решительным и безжалостным, чтобы бросить половину эскадры на произвол судьбы, несмотря на все попытки охотников, но он был готов потерять четыре корабля, преследуя главный приз – корабль с сокровищами и всё, что он подразумевал для своего дела. Он, должно быть, понимал, что даже если бы Пелхэм-Мартину удалось уничтожить все четыре судна, его собственные силы сильно пострадали бы в бою, а под обстрелом скрытой батареи они были бы не в состоянии помешать ему ещё долгое время.

Он сказал: «Я не вижу другого возможного объяснения, сэр. И я не вижу для нас другого выбора, кроме как действовать на основании имеющихся в нашем распоряжении фактов».

Пелхэм-Мартин вытащил из кармана платок и непонимающе уставился на него. «Мы не знаем, Болито. Твои догадки — лишь предположение. Подумай, что бы это значило, если бы я приказал эскадрилье преследовать кого-то — точное местонахождение которого остаётся загадкой, — когда Лекильер всё это время здесь, атакует и совершает набеги, разрушая жизненно важные связи, которые было так трудно наладить!»

«Было бы разумно рассмотреть альтернативы, сэр. Нам было приказано найти и уничтожить эскадру Лекильера. Мы потерпели неудачу». Он проследил за тем, как слова дошли до смятенного сознания коммодора, и добавил: «Теперь «Сан-Леандро» захвачен в море, которое нам было приказано контролировать и обеспечивать безопасность. Даже если бы мы этого хотели, мы не можем больше тратить время на поиски кораблей Лекильера. У нас есть только «Спартан» для патрулирования вдали от эскадры. Шлюпы слишком хрупкие и станут лёгкой добычей для противника».

«Что вы предлагаете теперь?» — Пелхэм-Мартин снова попытался взять себя в руки. «Вернуться в Лас-Мерседес?»

«Нет, сэр. Это заняло бы больше драгоценного времени, а его у нас нет. Полагаю, Лекильер атаковал Сент-Круа, когда впервые вошёл в Карибское море, зная, что ему может понадобиться альтернативная база для его кораблей. Из-за нашего неожиданного прибытия и мужества, проявленного голландскими защитниками, ему в этом отказали. Вот почему я уверен, что Лекильер пришёл сюда не только для грабежей. Каперы и фрегаты были бы полезнее для таких задач. Но линейную эскадру невозможно вечно прятать». Он бросил быстрый взгляд на Фаркуара. «Насколько сильно вы повредили фрегат „Фетис“?»

«Фок-мачта и такелаж получили серьезные повреждения, а также значительные повреждения главной палубы».

Болито кивнул. «И один из кораблей, бежавших из Лас-Мерседеса, также был серьёзно повреждён в воздухе. Если Лекильеру было необходимо добраться сюда со своей эскадрой в целости и сохранности, это будет столь же важно для любых будущих операций теперь, когда он потерял часть своих сил из-за нас».

И снова быстрый ум Фаркуара уловил ход высказанных Болито мыслей.

«Значит, должна быть какая-то другая база?» Он с сомнением потёр подбородок. «Но мы окружены бесчисленными островами, чтобы обыскать их, потребуется целый флот и столетие». Затем он резко кивнул. «Но вы правы. Якорная стоянка, где можно устранить повреждения и подготовить последние планы».

Фицморис спросил: «Знаете ли вы такое место?»

«Пока нет», — Болито взглянул на Малдера. «Но я подумаю над этим».

Пелхэм-Мартин поднялся на ноги и откинулся на спинку стула. «Если бы только пришло подкрепление!» Затем он тяжело вздохнул. «Но, увы, мой прошлый опыт должен был меня предостеречь». Он посмотрел на Болито, и его лицо внезапно исказилось от отчаяния. «Вы мой старший капитан, и я должен принять во внимание ваш совет, зная, что он основан на знаниях, полученных на службе у короля. Но я командую, и окончательное решение за мной. Мы вернёмся в Сент-Круа как можно скорее, а затем я отправлю шлюп с моими донесениями прямо в Англию».

Болито бесстрастно наблюдал за ним. Его всегда удивляло, как быстро Пелхэм-Мартин мог собраться с силами и выйти из почти полного уныния. Мысль о том, что ещё есть шанс восстановить свою честь до того, как адмирал Кавендиш узнает о его неспособности уничтожить противника, словно придала ему новую надежду и уверенность. Даже сейчас он смотрел на Фаркуара с чем-то, близким к прежней суровости.

«Я намеревался сделать вам выговор за выход за пределы зоны патрулирования. Однако, поскольку ваша инициатива дала нам единственную информацию, я вынужден проявить к вам снисходительность и зафиксировать ваш поступок в протоколе».

Фаркуар холодно посмотрел на него, и на его высокомерном лице мелькнула лёгкая улыбка. «Когда я служил мичманом под началом капитана Болито, у меня был отличный учитель, сэр. Тогда я и понял, что пытаться сражаться без информации — всё равно что посылать слепого на войну с мушкетом».

Болито прочистил горло. «Вы вернётесь на мой корабль, сэр?»

Пелхэм-Мартин покачал головой. «Позже. Мне нужно время подумать. Возвращайтесь к своим командам, джентльмены».

За пределами каюты три капитана молча стояли, пока Молдер поспешил вызвать свои шлюпки.

Фицморис заговорил первым. «Когда я услышал доклад молодого Фаркуара, я потерял всякую надежду. Мне казалось, что меня выставили дураком, что всё, чего я пытался добиться в жизни, было напрасно». Он испытующе посмотрел на Болито. «Но, слушая вас и излагая свои идеи, я почувствовал прилив новых сил». Он искал, как выразить свои мысли. «Мой первый лейтенант, Куинс, выразил это словами, вернувшись с болота. Он сказал, что если бы вы командовали эскадрой, Лекийер никогда бы не потерял французский берег из виду».

Фаркуар улыбнулся. «Надеюсь, ещё не поздно искупить вину».

Болито наблюдал за своей баржей, отплывающей из каюты «Теларнона». Фаркуар был в типичной для него манере говорить прямо в разговоре с Пелхэм-Мартином, но при этом не поддавался сентиментальности среди своих коллег-капитанов.

Фаркухару не нужно было опасаться влияния Пелхэм-Мартина за пределами флота. Его отец владел половиной Гэмпшира, и он сам происходил из древнего рода знаменитых морских офицеров, многие из которых были адмиралами. Но проявлять хоть какое-то доверие, которое впоследствии могло быть истолковано как заговор или нежелание поддерживать своего коммодора в выполнении буквы его приказов, было так же чуждо его натуре, как и относиться к простому моряку как к равному.