№ 14.
Даша открыла глаза и прислушалась. Наконец-то сознание начало приходить в себя и яркий свет, льющийся с потолка, заставил её тотчас зажмуриться. Последнее, что она помнила, это какую-то смутную пещеру с кипящей лавой в карстовых разломах расщелин. Позже было падение, какие-то работающие механизмы в огромном кратере, ослепительная вспышка, грохот, боль в затылке, и абсолютная потеря чувства реальности, будто её взяли и швырнули в пространство какие-то невидимые руки.
То, что сейчас она находилась не в пещере, а лежала на какой-то мягкой, под одеялом кровати, не вызывало никаких сомнений. Пахло чистым бельём, свежим, не спёртым воздухом и… медикаментами. Так пахнут аптеки, когда ты входишь в них с улицы. Стерильность.
Осторожно приоткрыв веки, она, щурясь от света, обвела взглядом пространство вокруг себя. Белоснежная кровать, тумбочка с вазоном полевых цветов, окно напротив, завешанное шторами, однако пропускающее сумеречный свет наступающего вечера… всё казалось нереальным и выплывшим из сознания, словно из фантастических снов. Огромный, в половину стены прибор, напоминающий плоский экран в кинотеатре, с каким-то отливом чёрного пластика, казалось, нависал над её головой, а вентилятор, мерно кружащий под потолком, издавал едва слышимую вибрацию, отчего у Даши слегка закружилась голова. Рядом с тумбочкой стояла капельница, и гибкие прозрачные шланги с пульсирующей внутри жидкостью были подведены к её рукам, присосками впиваясь в запястья. Тишина была давящей и отчего-то жутковатой: теперь она вспомнила, что они с Тимофеем и собакой оставили лагерь, отправившись на поиски своих коллег, исчезнувших утром в провале подземелья.
«Где я?»
За дверью прожужжал тихий зуммер, послышалось какое-то движение, и дверь в палату открылась. Девушка зажмурилась, из предосторожности не показывая вида, что пришла в себя, но сквозь щёлочку прикрытых век стала наблюдать за происходящим. То, что она увидела, заставило её едва не лишиться чувств, если учесть, что она их только что обрела.
…В палату не вошло, а вкатилось какое-то эфемерное создание, лишь отчасти напоминавшее человека. Механическое существо походило на андроида, с той лишь разницей, отличавшей его от гуманоидного прототипа, что эквивалентом рук служили многофункциональные щупальца с различными техническими насадками, а ступнями служили роликовые колёса, на которых это создание подкатилось к аппарату с капельницей. Механические движения его были настолько очевидны, что девушка сразу вспомнила какой-то американский фильм о роботах, виденный ею в 1976 году в одном из кинотеатров родного города. Но там был просто робот, не более того: весьма наивный, допотопный корпус железа и механических шарниров. Здесь же, перед ней, предстало нечто совершенно иное, технологически усовершенствованное, почти идеальное существо из синтетической плоти, без каких-либо намёков на металлический корпус. Щупальца, казалось, были живыми. Вместо головы и лица – назовём это всё-таки андроидом, поскольку этот термин в 70-х годах Дашиного времени уже встречался у писателей-фантастов, - на псевдоплечах покоился какой-то «колпак» с экраном во всю лицевую сторону. По нему нитями и рядами бежали электронные показатели давления воздуха в палате, температуры, влажности, пульса пациентки, её уровень гемоглобина, данные состояния организма и прочие составляющие медицинского осмотра, проведённого, очевидно, когда Даша находилась в коме. Это была машина, неживая, бездушная, и всё же… живая.
Существо сразу несколькими щупальцами проверило раствор в капельнице, поправило подушку, протёрло невидимую пыль на тумбочке, убавило яркий свет на дисплее монитора, включило тёплый климат-контроль, подтолкнуло к кровати столик на колёсиках с каким-то желе и чашкой благоухающего кофе, чем-то мигнуло, что-то прожужжало, и замерло на месте, будто чего-то ожидая извне. Из-за стен палаты. По ту сторону коридора.
Даша тоже замерла, ожидая чего-то худшего, непонятного ей, и поэтому жуткого.
Но всё, увы, оказалось намного проще.
В палату вошёл мужчина средних лет в каком-то странном одеянии, похожем на белый халат врача, но совершенно иного покроя.
- Ты уже здесь, Глафира? – осведомился он, обращаясь, очевидно, к андроиду, затем заметив Дашины подрагивающие веки, с улыбкой констатировал:
- Та-ак… Наша девочка пришла в сознание. Я смотрю, ты ей уже и завтрак принесла.
Живое, но механическое устройство что-то прожужжало удовлетворённо в ответ, по «лицу» экрана пробежала движущаяся электронная строка из замысловатых символов, и чистый голос автомата ответил с женской интонацией:
- С утра приглядываю, Павел Эрастович. Пациент в норме, отклонений никаких, температура, пульс и давление в порядке. Немного напугана, но это было предусмотрено.
- Цветочков, смотрю, ей нарвала, - улыбнулся с добротой в голосе вошедший. – Из тебя, Глафира, выйдет отличная няня. Вот моя дочка недавно приболела каким-то непонятным недугом, так я, пожалуй, возьму тебя к себе домой ухаживать за ней. Пойдёшь ко мне в услуги? – пошутил он, вглядываясь в бледное лицо девушки и поправляя одеяло. – Захочешь покинуть стены института? Пока они, таким образом, беседовали – машина и человек – незнакомец не спеша проверял показания анализов, ходил по палате и включал всевозможные приборы; раскрыл шторы, активировал плоскую панель на стене, в которой Даша позже узнала голограмму новейшего поколения, о каких в её реальном времени только начинали писать авторы-фантасты.
- Итак, милая наша незнакомка, - ласково проговорил непонятный человек, наклоняясь над ней, - я вижу, что вы уже не спите, так что не притворяйтесь и давайте знакомиться. Пусть вас не пугает наша Глафира, она штучный искусственный интеллект, созданный на базе нашего исследовательского института, и выступает сейчас в роли вашей сиделки. Фильм старый видели, вышедший в восьмидесятых годах двадцатого века? Если не изменяет память, назывался он «Через тернии к звёздам». Вот в честь того робота-хозяйки Глаши мы и назвали нашу Глафиру. Она за вами ухаживает уже третий день, после того, как мы вас обнаружили неподалёку от разлома аномальной зоны, о которой мы побеседуем позже. А меня прошу величать Павлом Эрастовичем, я руководитель медицинского корпуса института, куда вас доставили. Вы были без памяти, вот Глафира и принялась за вами ухаживать.
Он умолк, и с искорками лукавства посмотрел на Дашу, прищурившись.
Она осторожно открыла глаза, натянув одеяла почти до подбородка. Павел Эрастович добродушно усмехнулся, поправляя ей подушку, отчего Глафира недовольно заурчала, так как проделывала эту процедуру несколько минут назад.
- Ну-ну… - добавил он, видя, как Даша зарывается лицом в белоснежный пододеяльник. – Не стоит пугаться. Мы здесь все свои, никто вас не обидит. Вы теперь среди друзей.
- Где я? – едва слышно пролепетала Даша, тем не менее, немного расслабляясь, поскольку голос незнакомца казался ей каким-то убаюкивающим, потусторонним, и в то же время добрым. Так разговаривают с больным пациентом, когда хотят его успокоить, прежде чем вынести диагноз. Впрочем, она и была сейчас самым настоящим пациентом, лежала на белых простынях, находилась в загадочной палате какого-то упомянутого им института. Вот только никак это не вязалось с Дашиными мыслями. Откуда такое непонятное оборудование, откуда робот с человеческим голосом и откуда, наконец, сам институт, если она помнила, что на триста километров в любую сторону от реки Учур не могло быть абсолютно никаких признаков цивилизации, если не считать двух – трёх десятков рыбацких хижин, затерянных в бескрайней тайге близ Станового хребта. Да ещё и сам этот Павел Эрастович, возникший перед ней, словно из машины времени, перенёсшей её в будущее…
- Как я сюда попала? Где мои спутники? Нас было трое: я, Тимофей Ружин и наш пёс Лёшка.
- Лёшка? – добродушно хохотнул Павел Эрастович, приподнимая брови ко лбу и обращаясь к автомату:
- Ты слышала, Глафира? Это ж кому взбрело в голову такая шутка, назвать собаку человеческим именем?
- Нашему проводнику Николаю.
Главврач и руководитель медицинского корпуса поднялся, понимающе кивнул и зачем-то подошёл к окну, вглядываясь в сумрак наступающего утра. (Оказывается, было утро, а не вечер, как Даша подумала вначале).
- Вот что, девочка моя, - произнёс он, снова вернувшись к креслу. – Можно я буду на «ты», поскольку старше тебя как минимум вдвое?
Даша неуверенно кивнула.
- Итак… - он помедлил немного и взглянул на Глафиру, словно спрашивая у неё разрешения на откровенную беседу с незнакомой пациенткой. – Прежде всего, назови своё имя, так как я до сих пор не знаю, как тебя величать, а потом я тебе отвечу на твои вопросы.
Даша назвалась, и он, лукаво поглядывая на неё, начал:
- Тебя нашли без сознания у провала в подземелье, где у нас в своё время работал Генератор Времени.
- Гене… генератор чего?
- Генератор Времени. Но об этом позже, - отмахнулся он. – Сейчас не до технических толкований вопроса. Всё узнаешь постепенно. При тебе не было ни документов, ни бирок на одежде, ничего абсолютно, что можно было отнести к твоей личности. Сначала расскажи мне, каким образом ты оказалась в том районе, а я, в свою очередь, поняв и сопоставив факты, отвечу на все твои вопросы. Договорились? А Глаша тем временем нальёт нам кофе и подаст тебе твой завтрак. Я так полагаю, что за три дня ты уже проголодалась?
Даша снова неуверенно кивнула, бросила взгляд на суетившуюся рядом Глафиру и, немного поколебавшись, принялась рассказывать всё с самого начала, упомянув, прежде всего, кто кем был в её группе, каким образом они оказались у отрога Станового хребта и, собственно говоря, всё то, что начало с ними происходить с момента обнаружения подземелья. Пока она говорила, объёмная трёхмерная голограмма заполонила собой всю комнату, передавая в пространстве картину всего, о чём она рассказывала. Это было похоже на диковинный фильм в стереокинотеатре, в котором она однажды бывала, и всё, что она рассказывала, тотчас обретало материальность, передавалось мысленно через панель на стене и возникало прямо перед ней. Хребет, река, тайга, их первый, а затем и последующие дни маршрута, когда они проходили болота, ручьи, привалы на ночёвку, сброс с вертолёта их оборудования – всё это обретало материальность и обволакивало её со всех сторон, словно она находилась внутри всего этого великолепия. Это было чудо! Стоило Даше мысленно представить Дмитрия Семёновича, Николая или Антона, они тут же возникали в пространстве комнаты такими, какими она видела их в последний день исчезновения. Даша сбивалась, мысли путались, картины менялись и мельтешили, наслаиваясь друг на друга, но после того как Павел Эрастович посоветовал ей сосредоточиться на главных моментах их маршрута, она уже более смело принялась воссоздавать мысленно те образы и картины похода, что крутились у неё в голове.
- Голограмма работает телепатически, - объяснил ей главврач, с улыбкой наблюдая, как у Даши открывается от восхищения рот. – То, что ты вспоминаешь, или представляешь себе мысленно, всё это передаётся голограммой сюда в комнату, словно ты сама участвуешь в художественном фильме как персонаж. Всё, что ты вспомнишь или представишь у себя в уме, тут же обретёт изображение и покажет нам твои мысли визуально. Это технология будущего, - закончил он, подмигнув ей. – Ты, девочка моя, попала… - он на миг задумался. – Впрочем, нет. Об этом позже. Вначале рассказ твой, а затем мой. И попытайся сосредоточиться на мельчайших деталях. Изображение будет показывать всё, о чём ты рассказываешь и вспоминаешь, а я попытаюсь всё это сложить «до кучи», сделав соответствующие выводы. Тогда и расскажу тебе, куда ты попала. Продолжай, девочка моя. Ты по возрасту как моя дочь, так что не обижайся, что я тебя так называю.
Даша благодарно кивнула, съела несколько ложек какого-то вкусного пюре, похожего на домашнее желе, отпила глоток горячего кофе и, сосредоточившись, вглядываясь в изменяющиеся картины голограммы, продолжила свой рассказ.
В комнате тут же возникли образы Антона, Николая, Дмитрия Семёновича и Тимофея Ружина. Пёс Лёшка бегал в гуще деревьев развернувшейся во всю панорамы. Сейчас она показывала момент, когда Антон вошёл в их палатку будить профессора, после того, как приборы заплясали непонятными зигзагами, оглашая их стоянку неприятным зуммером тревоги.
Павел Эрастови слушал внимательно, наблюдая за сменявшимися картинами, словно и сам находился в гуще произошедших ранее событий, а Даше казалось, что она сейчас сбрасывает со своих плеч груз всех последних дней перед этим добрым и обходительным человеком.
Глафира подкатила и усердно пощупала пульс пациентки, урча себе под нос механическим голосом что-то ворчливое.
В это время Даша впервые увидела себя со стороны, выходящей из палатки, щурясь навстречу восходящему солнцу. Увидела, и невольно поморщилась. Уж очень она была, на свой взгляд, заспанной.
…После её обстоятельного рассказа в палате наступила долгая пауза. Картина развернувшейся панорамы исчезла, комната опустела, и пока её новый знакомый размышлял об услышанном, Даша, наконец, вплотную принялась за завтрак. Павел Эрастович не мешал ей, прохаживаясь по палате, а Глафира прислуживала пациентке, словно давно знакомой хозяйке по дому, удовлетворённо жужжа и поминутно проверяя пульс, отчего девушке даже стало немного весело. То, что её каким-то необъяснимым образом занесло в грядущие десятилетия, она уже не сомневалась, сопоставив в уме всё окружающее её оборудование, живого робота, голограммы в комнате и даже еду с непонятным и восхитительным вкусом.
Павел Эрастович тем временем присел на край кровати и, дождавшись, когда Даша закончит завтрак, с серьёзностью в голосе поинтересовался:
- Ты говоришь, что тот провал в подземелье вы обнаружили в 1976 году, в августе месяце?
Даша кивнула, отпивая глоток из пластиковой чашки.
Главврач, надув щёки, выпустил из себя воздух, недоуменно бросил взгляд на Глафиру, но не получив поддержки, озабоченно почесал затылок:
- Да-а… - протянул он. – Дело в том, ангел мой, что ты сейчас находишься… - он помедлил, - в 2076 году. Иным словом, на СТО лет вперёд. - И умолк, давая девушке понять смысл сказанного.
…Хоть Даша и была уже готова к тому, что её занесло в будущее, но чтобы на такой большой промежуток времени… к этому надо было ещё привыкнуть.
- Вижу твоё нетерпение, девочка моя, - помедлив секунду, продолжил он, - поэтому сразу заявляю со всей своей профессиональной этикой, что мы пока не знаем, где находятся твои друзья и коллеги, как не знаем, собственно, и где находится Тимофей Ружин с вашей собакой. У провала в подземелье в кустах брусники лежала без памяти только ты. Без документов, без каких-либо вещей, и никаких следов кого-либо другого не было. И собака, и твой старший товарищ, и те друзья, что ушли утром к провалу, стали мне известны только что, из твоего обстоятельного рассказа, благодаря голограммной технологии. Но давай теперь всё по порядку. Готова услышать, как мы тебя нашли, и каким образом ты оказалась в будущем?
№ 15.
Тимофей Ружин пришёл в себя незадолго до восхода солнца, обнаружив под собой муравейник, которого в приамурской тайге, в общем-то, не должно было быть априори. Из царства насекомых здесь водился только летающий в воздухе гнус, да несколько видов жесткокрылых жуков, похожих на миниатюрные бульдозеры. Солнце уже появилось над верхушками сосен, кто-то настойчиво тянул его за ботинок, а он всё не мог отделаться от недавних видений, посетивших его во время продолжительного обморока. Переведя взгляд влево от себя, он заметил пса Лёшку, отчаянно пытавшегося растормошить своего хозяина.
Первой мыслью было: где рюкзак с золотом?
Потом он вспомнил, что его намытые в Учуре самородки покоятся сейчас в палатке лагеря под его спальным мешком, подальше от чужих глаз. Утром он хотел тайком от всех покинуть стоянку и, прихватив пса, отправиться пешком через тайгу к подножию Станового хребта, но, как оказалось, помешали весьма странные и загадочные обстоятельства, которые начали происходить, когда он вернулся в лагерь. Вначале исчезли трое его коллег. Казалось, нет ничего проще и на этом можно было закончить: геологов не нашли и можно было спокойно уходить, оставив девушку разбираться со своими проблемами.
Но всё пошло не так. Они провалились в какую-то пещеру, наткнулись на погребение вполне сохранившихся незнакомых людей, затем их поглотил какой-то котлован с механизированными конвейерами, а дальше… обвал, обморок и пустота. Где он теперь, что с ним, где девушка, какой сейчас день и час, он не знал. Да ещё и этот муравейник, чёрт бы его побрал: проклятые насекомые уже забрались в нижнее бельё и вот-вот начнут путешествовать по лицу. Хорошо, что ещё собака осталась рядом.
Отчаянно отряхиваясь и ругаясь, на чём свет стоит, бывший старатель вскочил, ужаленный сразу со всех боков, пошатнулся, едва не упал обратно в кишащую массу, но вовремя схватился за ветку, попутно отметив про себя, что ветвь дерева была не елью, ни сосной, ни кедром и не лиственницей. Дерево вообще не принадлежало к этому климатическому поясу, как, впрочем, и остальные деревья, которые он успел осмотреть в первые секунды своего прояснения.
Когда разум, проведя внутреннюю инвентаризацию всего организма, убедился в его относительно рабочем состоянии, Ружин принялся разводить костёр, поминутно оглашая непроходимый лес криками, призывая девушку, или хоть кого-то, кто смог бы ему объяснить создавшееся положение. Так весь день он и просидел у костра, высушивая одежду от скопившейся в подземелье влаги, наблюдая, как Лёшка рыскает вокруг в поисках незнакомых ему грызунов. Лес безмолвствовал, никто не отзывался на крики, а Ружин всё сидел, не в силах уйти от ручья, протекавшего поблизости. Когда солнце показывало полдень, он, наконец, почувствовал голод. Нож армейского образца был у него прицеплен к поясу. Банка тушёнки, всегда находившаяся в кармане куртки на такой вот неопределённый случай, была тут же съедена, а остатки он отдал Лёшке.
Это были другие деревья. Не таёжные. Где подевался мох и лишайник? Почему не слышно запаха морских волн близкого Охотского моря? Где шум бурлящих порогов Учура? Отчего птицы, грызуны и насекомые совершенно из иного климатического пояса? И где, наконец, все остальные?
Лес молчал. Ответов не было. Приходилось рассчитывать на собственные силы.
…И тут произошло нечто необъяснимое, что Ружин потом будет вспоминать ещё долгое время, удивляясь самому себе, как он в первый миг не потерял рассудок, увидев это.
Целый пласт земли на его глазах вместе с травой, почвой и деревьями, подёрнулся вдруг зыбкой дымкой, задрожал в воздухе, словно мираж в пустыне, обволокся каким-то маревом, съехал в сторону и… растворился в пустоте. На месте только что бывшей поляны с костром образовалось едва различимое облако, принимающее тут же облик амфитеатра гигантских размеров, будто целый каменный город в один миг вырос перед ним, поражая своим великолепием.Без шума, без каких-либо посторонних движений, треска, гула, абсолютно в полной тишине. Ружин вначале не понял, что вообще случилось. На месте идиллической картины нетронутого леса вдруг ниоткуда, из пустоты возник колоссальный каменный комплекс, до боли знакомый ему ещё со времён школьной программы. Эта громада вознеслась над ним столь стремительно и, самое главное, бесшумно, что у бывшего старателя едва не отнялись ноги от испуга.
Колизей!
Это был он. Легендарный римский амфитеатр для развлечений и гладиаторских ристалищ, начавшийся строиться при Веспасиане, и закончившийся при его сыне Тите. Всё произошло мгновенно, в зловещей тишине, и даже грунт под ногами Ружина заменился, приняв очертания каменных плит вместо только что росшей травы. Одним словом, целый пласт геологической плиты в десятки квадратных километров заменил собой громаднейший участок леса со всем его растительным и животным биомом. Ружин, сам того не понимая, даже смог прочесть надпись на одной из колонн рядом с грандиозной статуей. Надпись, высеченная, разумеется, на латыни гласила: «Жизнь – это благо и зло, а смерть – ни то, ни другое: если умен, рассуди, в чем облегчение нам. Но ради Манов, тебе легкой да будет Земля!»
Все фразы и надписи складывались у него в мозгу непроизвольно, тут же облекая форму родной ему речи, минуя стадии перевода. Не требовалось ни знания алфавита, ни синтаксических оборотов, ни диалектических понятий, ни фонетики: он просто понимал. Пёс сидел рядом, поджав хвост, а над чашей амфитеатра рвались на ветру бесчисленные флаги.
Солнце стояло в зените, следовательно, был полдень, когда снова произошло нечто удивительное. Он вдруг отчётливо услышал в гробовой тишине вначале ржание одинокой лошади, затем голоса и… о чудо! Голоса эти разговаривали не латинским диалектом, а… по-русски!
Я схожу с ума, утвердился Ружин в своей догадке. Сначала незнакомый лес, затем римский Колизей, теперь голоса, произносимые фразы на его родном наречии… Что будет дальше?
Он нерешительно отступил, пряча на всякий случай нож за спиной, но Лёшка внезапно вскинулся, завилял хвостом, и с отчаянным весёлым лаем кинулся к арке, рядом с которой возвышалась величественная статуя императора Адриана.
Цокая копытами по мостовой, из-за неё показалась лошадь, запряжённая в телегу. По всему было видно, что животное таким же образом ничего не понимает, фыркает, крутит головой и закусывает удила, но продолжает мерно идти, волоча за собой телегу, на которой восседали… Впрочем, можно было уже догадаться.
Да. Перед взором опешившего Ружина предстали два профессора, совершенно не замечавшие его из-за увлечённого спора, который они затеяли по поводу правления цезарей. Поглощённые возвышенной беседой, они заметили бывшего старателя лишь тогда, когда к их телеге подскочил Лёшка, радостно оглашая пустой рыночный форум своим весёлым лаем.
А за телегой показались уже и Антон с Николаем, удивлёнными глазами уставившись на своего коллегу.
Встреча состоялась.
№ 16.
В следующий раз Даша увиделась с Павлом Эрастовичем за обедом, после того, как он ей рассказал в палате, каким образом она была обнаружена и доставлена в стены исследовательского института. В обширной столовой помимо них присутствовали несколько сотрудников в таких же блестящих одеяниях, которые с любопытством наблюдали за девушкой. Человек восемь сидели за столиками, обедали, очевидно, в свой рабочий перерыв, беседовали о делах и приветствовали главврача института, приглашая к ним присоединиться. Автоматические конвейеры подавали на движущихся лентах те или иные блюда, а живые андроиды, в точности похожие на Глафиру, прислуживали им, подливая в чашки кофе и забирая использованную посуду. Всё было как в сказке, отчего у Даши зарябило в глазах. Атмосфера в столовой висела дружественная и располагала к дальнейшей беседе, которую Павел Эрастович начал ещё в палате.
- Итак, - продолжил он, усаживая свою новую знакомую за свободный столик, - ты, ангел мой, подкрепляйся и слушай дальше, а я буду пить кофе и рассказывать тебе, куда ты, собственно, попала. Договорились?
Он обернулся к одной из Глафир:
- Будь добра, запрограммируй комплексный обед на одного человека.
Автомат на колёсиках тут же удалился, пожелав женским механическим голосом приятного аппетита. Спустя несколько секунд к столику на движущейся ленте подъехал поднос с ёмкостями, в которых колыхалось такое же замысловатое кушанье, что Даша испробовала прежде: желе не желе, пудинг ни пудинг, но что-то похожее и приятное на вкус.
- Издержки нашего времени, - лукаво подмигнул ей главврач. – Приходится питаться синтетической пищей, вырабатываемой в стенах института. Но об этом позже. Кушай и приготовься услышать нечто такое, что заставит тебя пересмотреть свою прежнюю жизнь от начала до конца.
Он подождал, пока Глафира накроет на стол, отпустил её жестом, и когда она, довольно урча, укатила, начал:
- Дело в том, девочка моя, что в нашем институте экспериментируют… - он сделал эффектную паузу, - с временем. Впрочем, ты уже и сама догадалась, когда я утром тебе сказал, что ты сейчас находишься на сто лет вперёд относительно своего 1976 года.
Даша хоть и была готова к подобному феномену, приключившемуся с ней, но всё равно вскинула брови. Заметив её душевное волнение, Павел Эрастович поспешил дополнить:
- Да-да, ангел мой. Ты невольно оказалась втянутой в эксперимент лишь потому, что в августе месяце со своими друзьями находилась на территории энергетического поля, в радиусе действия нашего Временного Генератора. Что это такое и с чем его едят, я расскажу позднее, поскольку сейчас я лишь даю тебе пищу для размышлений, чтобы ты поняла, каким образом оказалась здесь, в 2076 году.
Даша приготовилась слушать. Одна из Глафир подкатила к ней пощупать пульс, но Павел Эрастович отмахнулся, отправляя неутомимую сиделку восвояси.
- Итак, - продолжил он, задумчиво проводя взглядом бездушный автомат, который, тем не менее, что-то пробурчал под нос с негодованием, оставляя собеседников. - В 2026 году, ровно пятьдесят лет назад, в нашем институте несколько учёных приступили к экспериментам, которые позднее приведут к открытию временного тоннеля, известного в научном мире под названием «Мост Эйнштейна – Розена». Я не буду тебе описывать техническую подоплеку и прочие научные термины физической составляющей этих опытов, упомяну лишь, что после нескольких неудачных попыток наши сотрудники смогли отправить в прошлое сначала крысу, затем кролика, а позже уже и добровольца-человека. Таким же образом в плане эксперимента они смогли «выудить» из прошлого некоего неизвестного бедолагу, попавшего под лучи Временного Генератора. Им оказался древний неандерталец, проживший в пещере под воздействием силового поля несколько дней, пока мы его не вернули назад. Бедняга, питаясь ягодами, грибами и насекомыми,наблюдал издалека, спрятавшись в разломе, строительные работы карьера к запуску очередного Генератора, и сумел воспроизвести на камнях допотопные рисунки, которые ты видела.
- Так это был… - запнулась Даша.
- Да, - поддержал её догадку собеседник. – Неандерталец, выхваченный экспериментом из прошлого, как и ты, с той лишь разницей, что мы его доставили в будущее преднамеренно, а ты попала в силовое поле Генератора невольно в тот момент, когда он вышел из строя. Как, впрочем, и твои друзья. Помнишь обвал карьера в пещере, когда вы с Тимофеем Ружиным и собакой пытались выбраться наружу?
- Да.
- Вот тогда и произошёл сбой программы, приведший к полному автоматическому уничтожению конвейера сборки. Однако я тебя не буду загружать техническим проблемами. Скажу лишь, что к 2046 году эксперимент уже довольно успешно контролировался учёными, и мы могли с помощью Генератора перемещать в различные эпохи целые пласты геологических плит, можно даже сказать, целые климатические зоны того или иного континента, включая острова, вершины гор, лесные массивы, а если требовалось, то и целые города. Загвоздка состояла лишь в том, что при перебросках, или, фигурально выражаясь, заменах между собой эпохами, мы не могли перемещать живой биом, находившийся в пределах радиуса действия Генератора. Перемещались в пространстве лишь неодушевлённые предметы, а органика, состоящая из живых клеток, при восстановлении первоначальной структуры, после переброски погибала. Вы могли это видеть на примере тех, в общем-то, ни в чём не повинных людей, которых вы с Тимофеем обнаружили в развале подземелья. Что поделаешь… они тоже оказались в радиусе воздействия Генератора, из разных эпох, разных стран и народностей. Викинги, современные рыбаки, лётчики, римские легионеры – все они оказались неудачной пробой, как и геологи профессора Требухова, который, кстати, так и не был найден. Возможно его, спасшегося каким-то чудом, перебросило дальше по цепочке, как и твоих друзей. Очевидно, он не был захвачен квантовой волной Генератора, так как оказался за сферой его воздействия. Пока всё понятно? – ласково взглянул он на девушку. – Если есть вопросы, задавай по ходу рассказа. Я специально опускаю суть работы Генератора, чтобы не забивать твою очаровательную головку техническими подробностями. Сказать по чести, я и сам едва понимаю физические особенности «моста Эйнштейна – Розена». Я просто главврач, не более. Не физик.
Даша пока не задавала вопросов. Отложив столовые приборы, она слушала и не перебивала, стараясь впитать в себя всю сложную информацию, что ей сейчас преподносили в стенах этого загадочного института.
- Этого профессора Требухова, - продолжил Павел Эрастович, - мы искали по всем временным эпохам, куда доставало энергетическое поле Генератора, и до сих пор не имеем о нём никаких сведений. Те конвейеры сборки, что вы видели в подземелье, являлись ничем иным, как сборочным автоматизированным цехом, где роботы механическим способом без участия человека собирали различные блоки агрегатов, входящих в комплект Генератора Времени. Таким образом, после окончательной сборки, наладки и подключения, в той или иной эпохе, в подходящем безлюдном месте возникали полностью автоматизированные порталы перемещений. В вашем случае это было у подножия Станового хребта, близ реки Учур, недалеко от побережья Охотского моря. Вначале выкапывается карьер, затем в котлован доставляются роботы, конвейеры и прочее оборудование, затем роботы приступают к сборке Генератора, подключают его к центру управления, находящемуся здесь, в стенах нашего института, и бац! – он прищёлкнул пальцами. – Полностью готов новый портал, куда можно пересылать очередное энергетическое поле Генератора. Именно эти подготовительные работы и успел изобразить на камнях троглодит каменного века. Именно в этот, уже выстроенный, но ещё не подключённый к Генератору портал попали и вы с друзьями, волею случая оказавшись в радиусе действия наших экспериментов, но, прежде туда попал профессор Требухов со своей группой. Те, кого захватывало энергетическое поле Генератора – если оно было сильным по своему воздействию – к сожалению, погибали, распавшись на атомы в мезоном облаке перемещений. Те, кого силовое поле захватывало лишь частично – перемещались в иную эпоху, и после восстановления молекулярной структуры своего организма, оставались в той или иной эпохе как ни в чём не бывало. Так произошло с троглодитом, так произошло с Требуховым, так произошло и с твоими коллегами. Как их звали? Напомни.
- Дмитрий Семёнович, Антон и Николай, - впервые подала голос Даша. – Первый был начальником группы, второй - его помощником, а третий – проводником. Калмыком.
- Почему же «был»? – улыбнулся Павел Эрастович. – Они и сейчас есть. Живые, здоровые, только пребывают совсем в иной эпохе. Я уже дал указания искать их, но боюсь, как и в случае с Требуховым, наши приборы пока бессильны.
Он сделал ударение на слове «пока». – Повторяю, пока бессильны. Однако целый штат сотрудников и учёных сейчас, в данную минуту, когда мы с тобой беседуем, как раз тем и занимаются, что сканируют все обозримые нам эпохи, отслеживая в них присутствие твоих коллег, девочка моя. Как только их найдут, я тотчас обрадую тебя хорошими новостями.
- А что с Ружиным и нашим псом Лёшкой? – спросила через минуту Даша. Не сказать, чтобы она так уж беспокоилась о Тимофее: её, скорее, интересовала участь собаки, к которой она успела привыкнуть, нежели забота об этом хмуром и непонятном человеке.
- А вот тут, прелесть моя, я и сам в сомнениях. Видимо, по какой-то необъяснимой причине, которую сейчас устанавливают мои сотрудники, портал времени, начавший генерировать 16 августа 1976 года, претерпел какую-то техническую неполадку или, если хочешь, аварию. Именно в этот момент в радиусе действия Генератора оказались и вы с собакой. Очевидно, граница мезонного облака захватила только Тимофея с Лёшкой, переместив их с целым пластом геологической плиты в одну из эпох прошлых веков, заменив их между собой, как ребёнок меняет кубики в какой-нибудь игре. Помнишь, игру в стаканчики с шариком под ними? Иллюзионист предлагает отгадать тебе, под каким стаканчиком шарик, перемещая и меняя их между собой местами. Так и с нашими двумя пространствами. Генератор меняет их между собой, всасывая в себя словно пылесосом целые гектары той или иной местности. Мы обнаружили у пришедшего в негодность портала только тебя, следовательно, твой пёс и Ружин переместились вместе с мезонным облаком Генератора в какую-то историческую эпоху, куда прежде них переместился Требухов, а за ним и твои друзья. Вполне возможно, они там встретятся, а мы пока будем искать, куда их, фигурально выражаясь, занесло – если здесь будет применимо это слово.
Он на минуту умолк, давая собеседнице не спеша осмыслить всю лавину информации, которая накатила на неё с момента восстановления организма после обморока.
- Я никогда их больше не увижу?
- Ну, почему же? - улыбнулся главврач. – Они должны себя прекрасно чувствовать после переброски, если не считать, что их могут принять в непонятной одежде за каких-нибудь странствующих колдунов и отправить на костёр.
- Ох! – выдохнула девушка. Глафира тут же подъехала к ней, схватила в свои щупальца её руку и измерила пульс, благодушно ворча себе что-то автоматическим голосом.
- Их трое, - поспешил добавить Павел Эрастович, - а возможно и четверо, с примкнувшим к ним Требуховым. Следовательно, они сообща что-либо придумают. Четверо мужчин с навыками ХХ века в эпохе прошлых столетий – не так уж плохо, согласись, девочка моя. – Он поднялся из-за стола. – А сейчас, если ты уже окрепла и пришла в полное душевное равновесие, - шутливо подмигнул он, - приглашаю тебя на своеобразную экскурсию. Вижу по твоим светящимся глазам, что тебе не терпится осмотреть здесь всё и ознакомиться с тем временем, куда ты попала. Верно? К сожалению, сам институт я тебе показать не смогу, всё же секретный объект как-никак, а вот подземный зал с работающими там сотрудниками, ищущими сейчас твоих друзей, пожалуй, покажу.
Видя, как Даша сразу вскочила на ноги от радости, Павел Эрастович благодушно добавил, подводя итог беседы:
- Когда мы найдём твоих старших коллег и соберём вас всех вместе, то отправим назад домой, в ваш 1976 год. Портала перемещения там уже не будет: мы его демонтируем и перенесём в иное место.
- Но мы ведь будем всё помнить! – воскликнула Даша.
Он лукаво прищурился:
- Не будете. Мы об этом позаботимся.
И поманил её рукой за собой, покидая столовую.
Глафира последовала за ними, издавая удовлетворённое урчание и норовя измерить пациентке температуру.
№ 17.
Когда проходили по бескрайнему зеркальному коридору, выложенному пластиковыми плитами, Даша ощутила себя мелкой букашкой в таком великолепии огромного пространства, окружавшего её. Стеклянные стены, потолок и обширные окна, теряющиеся где-то под куполом грандиозного здания, заставили её вертеть головой в разные стороны, перехватывая дыхание при каждом новом для себя открытии. Едва сделав несколько шагов и задрав голову, она уставилась в синеву небесной выси, раскинувшейся над ней сквозь стеклянные потолки купола. То, что она увидела, не подлежало никакому разумному осмыслению. Восхищение! – вот то слово, которое можно было применить в её ошеломлённом состоянии. А посмотреть было на что.
Едва заметным кольцом, опоясывающим Землю, как кольца Сатурна, над планетой вздымалась и висела сетчатая, будто в ячейках пчелиных сот прозрачная сфера, накрывавшая всю планету зыбким неоновым «покрывалом», состоящим из космических секций и блоков за границами атмосферы. По идеально прямым магистралям, проложенным в верхних слоях стратосферы, вверх и вниз, вертикально, с бешеной скоростью сновали прозрачные кабины технических лифтов, доставляющих к громадной конструкции непонятный груз. Зрелище было настолько грандиозным, что у девушки от всего этого великолепия закружилась голова. Такой колоссальной технологии она не видела никогда в своей жизни!
- Сфера Дайсона, - пояснил Павел Эрастович.
- Что… - сглотнула она комок в горле. – Что это такое?
- Всепланетарная конструкция, которую соорудили над Землёй все космические агентства планеты, начиная от Еврокосмоса, НАСА, нашим институтом и прочими астрономическими концернами. Гипотетически она уже существовала в вашем веке на чертежах, которые разработал профессор Дайсон, предсказавший, что Землю когда-нибудь будет опоясывать некий купол, противостоящий солнечному ультрафиолету и преграждающий в атмосферу падение метеоритов. Иными словами сфера Дайсона, собранная роботами-наладчиками на орбите, это своеобразный гигантский фильтр, через который на Землю не может попасть ни одна мусоринка из космоса. Помнишь астероид, погубивший динозавров? Или пресловутый Тунгусский метеорит? Теперь все космические камни, летящие на планету из глубин Вселенной, задерживаются этим фильтром, превращаясь в пылинки, прежде чем они достигнут нашей поверхности. Фильтр расщепляет их едва не на атомы и, входя в слои атмосферы, до нас добирается одна лишь пыль. Так что вторжение из космоса нам теперь не грозит, - улыбнулся он. – По шкале Кардашёва наша цивилизация перешагнула вторую степень, когда цивилизация может питаться не только собственной энергией, находящейся на материнской планете, а и черпать её из своей родной звезды, в нашем случае – от Солнца. Впрочем, о шкале Кардашёва тебе вместо меня расскажет твой дядюшка, когда вы снова встретитесь в стенах этого института, - потянул он её за собой, направляясь к пассажирскому лифту, идущего вниз, в глубины подземных этажей. Минуя несколько ярусов и выйдя из кабины, они оказались перед громадным комплексом сооружений, раскинувшихся под их ногами до самого горизонта.
- Да тут целый подземный город! – воскликнула Даша, хватая своего провожатого за локоть, чтобы снова не закружилась голова. Они стояли на широкой платформе, которая абсолютно без каких-либо подпорок парила над непонятными прозрачными секциями, в которых находились сотрудники института, колдуя над неизвестными ей приборами. Что они там делали, Даша с первого взгляда не осознала, но было видно как многие из них сидели в креслах перед парящими в пространстве мониторами, и в каких-то чудных шлемах переговаривались с невидимыми собеседниками.
- Телепатическая связь, - пояснил Павел Эрастович. – Наши операторы ведут одновременный сеанс связи сразу с несколькими абонентами, умершими несколько веков назад.
- Уме… чего? – Даша поперхнулась. – Как это «умершими»?
Павел Эрастович подал ей руку, помог спуститься и, заметив на лице девушки крайнее изумление, отнёс этот удивлённый взгляд к парящим в пустоте мониторам.
- Гравитация и телекинез.
- Да нет… - она даже не удивилась, настолько её поразили слова, сказанные перед этим. – Я не о том.
- Ты об умерших?
- Да.
- Что ж… Без подготовки ты, конечно, многое не поймёшь, но рискну попробовать.
Беседуя таким образом, они неспешно продвигались вперёд мимо бесчисленных прозрачных кабин, внутри которых за панелями управления сидели операторы с непонятными шлемами на головах. Их были десятки, если не сотни! Казалось, конца и края нет этим кабинам, предназначение которых Даша пока не знала. Главврач вёл её за руку, направляясь, очевидно, к конечному пункту маршрута.
- Ладно, - решился он. – Представь себе СТО ДЕВЯТЬ миллиардов людей, живших и умерших на планете за ВСЁ время её существования в разные времена и эпохи. Это касается обозримого нами каменного века, средневековья, новой прогрессивной эры и, заканчивается, скажем, вчерашним днём…
Собеседник сделал паузу, давая тем самым собраться девушке с мыслями, и осознать в мозгу столь колоссальную цифру.
- Сколько? – едва не присела Даша.
- Сто девять миллиардов! - повторил возвышенно Павел Эрастович. – И эта цифра возрастает с каждой секундой, когда кто-нибудь сейчас на планете умирает или вновь рождается, будь это в Австралии, Исландии, Шри-Ланке, островах Океании, или даже в кольце сферы Дайсона. Там тоже у нас рождаются дети, - улыбнулся он, - поскольку колония сотрудников на орбите Земли непрестанно растёт. И вот вся эта гигантская, по нашим меркам, прорва людей, в течение десятков тысяч лет оставляли нам в наследие свои голоса. Неандертальцы, кроманьонцы, атланты, древние египтяне, рыцари средневековья и, наконец, жители нашей с тобой эпохи.
Он пощёлкал пальцами, подыскивая доступное для Даши определение:
- Те осязаемые голоса их душ, что не растворились в пространстве, не исчезли вместе с их кончиной, не канули в небытие, покинув их умершие тела – все они продолжают летать и пребывать в атмосфере Земли, а наши приборы, изготовленные в стенах этого института, фиксируют их ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Мы слышим этот нескончаемый сонм , в общем-то, умерших уже голосов постоянно, поскольку они продолжают существовать в атмосфере не смотря на то, что их хозяева умерли несколько тысяч или столетий назад. Мы можем слышать голоса первых пещерных троглодитов, первых кроманьонцев, жителей Вавилона или древнеримских цезарей. Можем слышать плач иудеев при распятии Христа, можем фиксировать стихи Пушкина, которые он начитывает сам себе внутренним голосом. Операторы, сидящие в кабинах, с помощью телепатических шлемов могут слышать речи Ленина, Гитлера, крики помощи при крушении «Титаника», плач рождённого ребёнка или стон умирающего в агонии старца. Все эти звуки и мысли передаются нам по ретрансляторам на чувствительные накопители невидимых волн, подключив к которым специальные приставки, через встроенные чипы, они могут появляться у нас телепатически.
- Так я могу услышать, кого угодно? – ахнула Даша.
- Хоть свою прабабушку! – пошутил Павел Эрастович. – Хоть цезаря, хоть Александра Македонского, хоть свою первую няню в детском садике.
- И если я передам, скажем, Антону какое-нибудь послание своим голосом, он его услышит? У себя в голове?
- Если не помешают помехи между эпохами. Но твоего Антона, разумеется, нужно ещё найти, как, впрочем, и остальных коллег. Наша стратосфера, это как слоёный пирог на столе, с тысячами и сотнями тысяч слоёв, в каждом из которых, будто наслаиваясь друг на друга, витают в вакууме эти голоса. Сообразно эпохам. Самый верхний – уже за пределами атмосферы слой, в котором парят голоса неандертальцев – уже достаточно далеко отдалился от Земли. Чуть ниже располагается слой цивилизации атлантов, шумеров, ассирийцев, вавилонян. Ещё ниже, а, следовательно, и ближе к Земле находятся слои Древнего Египта, Греции, Священного Рима. Ниже – слои средневековья, ещё ниже – слои династий Людовиков, царствования Петра, Елизаветы, Екатерины, и уж совсем близко к нам витают голоса минувших трёх столетий, с их революциями, наполеонами, гитлерами и прочими. Такое вот наслоение эпох в нашей атмосфере. И ретрансляторы всё это «слышат».
- Все сто девять миллиардов?
- Если нужно, то и все. Естественно, мы фильтруем и отсеиваем ненужное: для этого и существует Великий фильтр сферы Дайсона, но сонм и гомон миллионов, порою совершенно неизвестных нам людей, умерших в веках, иногда забивает накопители фильтров. Это как в библиотеке: есть книги полезные и интересные, а есть (и их в миллионы раз больше) просто литературный хлам. Так и здесь.
Он подвёл изумлённую девушку к одной из прозрачных кабин, попросил оператора уступить им место, надел шлем, проверил показания дисплеев и, откинувшись на спинку кресла, передал шлем своей новой знакомой.
- Надевай и ничему не пугайся. Всё будет в точности как в случае с голограммой у тебя в палате. Куда надумаешь мысленно отправиться, туда и поведут тебя регистры ретрансляторов. Ты увидишь то, что будешь представлять себе наяву. Будешь видеть в этой кабине тех людей, в эпоху которых ты мысленно отправишься. Перед тобой развернётся 3D изображение, показывающее в стереоформате природу, ландшафт, города, реки, горы и климатические зоны той местности и эпохи, в которых ты будешь искать своих друзей. С какой эпохи хочешь начать?
Даша немного подумала, потом, вспомнив рисунки римских легионеров на камнях, робко поинтересовалась:
- С Древнего Рима можно?
- Отчего же нельзя? Конечно, можно.
Павел Эрастович связался с кем-то из сотрудников по внутренней связи:
- Эпоху римских столетий проверяли?
Выслушав ответ, улыбнулся:
- Ещё не дошли. Твоих друзей могло забросить куда угодно, а так как у них нет вживлённых чипов слежения, приходится искать их мысли по всем многотысячным слоям стратосферы. Они могут быть и в царстве шумеров, и где-нибудь в Гипербореи, во времена Чингисхана, а то и в Антарктиде времён Роберта Скотта. Операторы ищут их мысли по всем слоям, а мы с тобой, как ты и пожелала, отправимся в Древний Рим.
Даша благодарно улыбнулась и принялась настраивать ретранслятор, повторяя за своим спасителем его движения.
…Поиск начался.
№ 18.
-Ты как здесь оказался? – спросил Антон, пожимая Ружину руку. Он всегда с подчёркнутой вежливостью относился к бывшему старателю, однако особенно дружеских чувств не проявлял, как, впрочем, и все остальные в группе. Но сам факт, что их коллега оказался вместе с ними в этой непонятной эпохе, уже сглаживало все подводные камни в их общении.
- Где Даша? – в первую очередь спросил он, не дожидаясь пока Старик с Требуховым слезут с телеги, такие же удивлённые и озадаченные, как сам Антон. Николай-калмык в это время лобызался со своим псом, который с весёлым лаем юлил под его ногами.
- Я один, - ответил Ружин, всё ещё не придя в себя после столь грандиозной метаморфозы, приключившейся с ним. – А вы…
- Стоп-стоп! – перебил его Требухов. – Позвольте представиться. Борис Александрович, доктор исторических наук, начальник экспедиции, пропавшей несколько лет назад у подножия Станового хребта, - протянул он руку. – Точнее, не несколько лет, а несколько столетий, сообразно тому, в какой эпохе мы сейчас находимся.
- А в какой мы находимся? – спросил Ружин, поочерёдно пожимая руки остальным. Он только сейчас начал понимать, что встреча эта произошла не случайно, и его бывших коллег занесло в прошлое точно так же, как и его самого.
- Мы, а теперь и вы, - пояснил Требухов, - пребываем сейчас во втором веке нашей эры, в Древнем Риме времён правления императора Адриана. Вы видите перед собой Колизей, колонны…
- Это всё позже! – досадливо махнул рукой Антон. – Прежде всего, где Даша? Что стало с вами, когда мы покинули лагерь и отправились проверить подземелье?
- Сейчас расскажу, - кивнул Ружин. Первые эмоции прошли, и они всей группой расположились у фонтана в беседке, обрамлённой гипсовыми изваяниями обнажённых скульптур женской наготы. – Прежде всего, дайте мне что-нибудь поесть, я жутко голоден.
Калмык принялся выкладывать из рюкзака оставшиеся после ужина припасы, а Ружин тем временем с набитым ртом спросил:
- Людей тоже ни разу не видели?
В течение получаса он рассказал им всё, начиная с того памятного момента, когда вернулся в лагерь и не застал никого, кроме ожидающей их Даши. О рюкзаке с золотом он, разумеется, умолчал, зато подробно, во всех деталях поведал им о пещере с работающими автоматическими конвейерами, о трупах, обнаруженных в ней, о рисунках на камнях. Потом он ничего не помнил, а когда очнулся, оказался с Лёшкой в каком-то лесу, кишащем тысячами насекомых. Девушки рядом не оказалось, сколько он её не звал. Затем вскоре лес и весь его животный биом в мгновение ока, как бы «поменялся местами» с другим пространством и он увидел перед собой громаду Колизея. Лёшка с ним, а что стало с Дашей, он не имеет абсолютно никакого понятия.
Спустя долгую, очень долгую паузу, первым нарушил молчание Борис Александрович.
- Ну что же… всё ясно, коллеги. Тимофей, так же как и мы, по какой-то неведомой нам причине оказался выброшенным в ту же эпоху Священной Римской империи, куда забросило и нас. А раз мы все, в том числе и я задолго до вас, побывали в подземелье, можно смело предположить, что именно оно и есть некой отправной точкой наших перемещений. Уж не знаю, каким образом «работает» данный пункт перебросок, но то, что он не природный, а создан руками человека – факт неоспоримый. Иначе внутри не было бы конвейеров. Верно?
Дмитрий Семёнович поддержал:
- Да. И этот портал перенёс сюда целый «кусок» пространства из района реки Учур, минуя тысячи километров, сразу в климатическую зону Апеннинского полуострова. Каким образом это произошло, и самое главное – зачем? – мы с Борисом Александровичем не знаем. Видимо, здесь был задействован один из факторов моста Эйнштейна – Розена, который…
- Ладно – ладно, - отмахнулся Антон. – Сейчас начнётся целая научная дискуссия, о которой мы можем поговорить позже. Вы лучше скажите, оба профессора, где наша девочка? Где Даша? И почему они разделились, ведь спускаясь в подземелье, по словам Тимофея, они обвязались верёвкой, а Лёшку держали на поводке? Теперь оба здесь, а Даши нет.
Над беседкой нависла долгая пауза. Оба коллеги беспомощно обменялись взглядами, пожали плечами, а когда пришло время что-либо ответить, лишь развели в стороны руками.
- Её могло занести куда угодно, - попытался предположить Сазонов, косясь на второго профессора. – Хоть в прошлое, как нас, хоть в будущее.
На этом печальном выводе дискуссия, казалось, уже подходила к концу, когда вдруг Николай-калмык, молчавший всё это время, внезапно выдал задумчиво:
- Голоса…
Вначале никто не понял.
- Что, голоса?
- Голоса внутри. Я слышу её голос.
- Чей?
- Дашин…
Внезапно и Антон спохватился:
- Точно! У меня тоже в голове… - он наморщился, потёр виски и будто прислушался внутри себя, подняв руку, чтобы все замолчали. – Она как будто зовёт куда-то…
Он снова потёр виски:
- Какие-то помехи… не могу расслышать. Словно спрашивает, зовёт, кричит в отчаянии…
Дмитрий Семёнович тоже схватился за голову, прислушиваясь к чему-то.
- Даша! – крикнул он в пустоту беседки. – Девочка моя! Ты нас слышишь?
…Мост Эйнштейна – Розена продолжил своё существование на Земле, посетив данный участок планеты в очередной раз.