№ 19.
- Сейчас будем пробовать выходить на связь с твоими друзьями.
Даша сидела как зачарованная, телепатический шлем венчал её белокурую головку, и восхищённым взглядом, граничившим с обожанием, она буквально поедала глазами своего нового благодетеля. Павел Эрастович обменялся несколькими фразами с операторами, и девушка едва не ахнула, настолько её потрясли картины развернувшейся перед ней 3D панорамы. Собственно говоря, Она уже начинала привыкать к объёмной голограмме, но то, что сейчас предстало перед ней, не поддавалось никаким возвышенным ощущениям. Сейчас перед её глазами развернулась картина различных временных эпох, в которых, по предположениям сотрудников института, могли находиться профессор Сазонов и его группа. (О Требухове и Ружине никто из них, разумеется, ещё не знал).
В пространстве кабины всю площадь заполонили изображения эпох Македонского, баталий Чингисхана, походы Наполеона, свержение Николая Второго, и прочее, прочее, прочее, отчего у неё зарябило в глазах. Картины эпох сменялись так быстро, что она едва улавливала их мельтешение, и при этом, что вообще решительно поразило её, операторы в шлемах успевали перекидываться ничего не значащими фразами с теми или иными мелькавшими людьми, умершими несколько столетий назад.
- Ищут твоих друзей, - пояснил главврач. – Но, ни в одной эпохе, которые успели просмотреть, их пока не обнаружили. – Он подмигнул ей. – Не отчаивайся, девочка моя. Исторических эпох планетарного масштаба несколько десятков тысяч, если брать за основу промежуток в сто лет. Другие операторы в соседних кабинах, - он обвёл рукой огромный зал, заполненный стеклянными кабинами едва ли не до горизонта, - ищут голоса твоих друзей в стратосфере, о чём я тебе уже рассказывал, и непременно найдут. Рано или поздно. Процесс замедляется тем, что мы пока, к сожалению, не знаем, в каких именно слоях атмосферы их искать – в верхних или нижних. Чем ближе по времени к нам эпоха, тем ниже к поверхности Земли находится её слой. Вот сейчас мой коллега, - он указал на сидящего в соседней кабине специалиста, оживлённо беседующего по-французски с каким-то гренадером из армии Бонапарта, - вступил в телепатический контакт с одним из солдат Наполеона. Тот, разумеется, ничего не понимает и слышит в своей голове лишь чужой голос, спрашивающий его о трёх незнакомцах в необычной одежде: не встречал ли он? Было видно, как опешивший солдат в мундире французской армии начала XIX века крутит головой, трёт виски, бросив мушкет, а вокруг безмолвно громыхают взрывы и рвутся ядра. Всё это происходит в полнейшей тишине, словно в телевизоре убрали звук, и Даша может даже дотянуться до солдата рукой – настолько всё реалистично выглядит: полки со знамёнами, редуты, конница, артиллерия…
Не добившись ответа, оператор меняет картину и оказывается уже в гуще событий отступления армии Колчака к Омску, где так же вступает в телепатический контакт с одним из белогвардейцев. В соседней кабине следующий оператор мысленно беседует с лётчиками второй мировой войны, только что приземлившимися на одну из авиационных баз под Курской дугой. Те тоже испуганно прислушиваются, отрицательно мотают головами и стараются отмахнуться, будто вокруг них кружат невидимые пчёлы. Даша заметила, как следующая голограмма показывает неандертальца у костра, павшего на колени, воздевая руки к небу. У этого троглодита и спрашивать-то, собственно, было нечего, поскольку он ещё не владел ни одним языком на планете, поэтому оператор просто сменил изображение ракурса, продолжая осматривать картины позднего неолита. И везде куда бы она не бросала взгляд, в парящих голограммах мелькали картины всех прошедших эпох планеты.
- Они, - указала она рукой на операторов, - просматривают только прежние века, не будущие?
- К сожалению, да. Наши технологические разработки помогают нам заглянуть лишь в прошлое. Будущее нам пока недоступно.
Он откинулся на кресле и подзадорил свою ученицу:
- Не бойся. Повторяй за мной все мои движения на дисплее, - показал он нехитрую манипуляцию с панелью управления. – Предупреждаю лишь, чтобы ты не вступала ни в мысленный, ни в голосовой контакт ни с кем из обитателей иных эпох. У тебя нет специальной подготовки, и ты не владеешь древними языками, как наши операторы. А пугать понапрасну людей из прошлого нам ни к чему, верно? – он улыбнулся. – Ты же знаешь о древних поверьях, дошедших до нас сквозь глубины веков, как тому или иному жителю прошлых столетий в головах являлись непонятные голоса, словно возникающие ниоткуда. Галилею и Копернику, Ньютону и Кеплеру, папе Римскому или, скажем, маршалу из свиты Наполеона – список бесконечный. Вот об этих голосах наших операторов они и упоминали. Даже Шекспир в своих пьесах нередко вставлял сцены, будто он беседует внутри себя с неким невидимым призраком, который спрашивает его о каких-то незнакомцах в дивной одежде.
Дальнейшие действия Даша повторяла за Павлом Эрастовичем словно во сне. Всё происходило как в кинотеатре при показе художественного фильма, с той лишь разницей, что главным персонажем картины сейчас была она сама.
Эпоха за эпохой, пласт за пластом, слой за слоем – Даша манипулировала панелью управления, следуя подсказкам своего нового наставника. Изображения менялись одни за другими, и вскоре она уже сама, без помощи Павла Эрастовича могла находить ту или иную эпоху, пропуская ненужные моменты истории, или меняя ориентировку на местности сообразно климатическому поясу Земли.
Пока всё было безуспешно.
Долго и нудно.
Глафира уже несколько раз подъезжала к ним, озабоченно что-то урчала, и гневно звала обоих к обеду.
- Что ж… - взглянув на парящие в воздухе гравитационные часы, молвил, наконец, главврач института. – Будем считать, что пробные шаги ты освоила.
Он уже было поднялся, как вдруг Даша схватила его руку, даже не заметив, как он улыбнулся от удовольствия:
- Что-то вспомнила, девочка?
- Да.
- Излагай.
- Эти рисунки на камнях… я уже говорила вам, что тот портал в подземелье может быть связан с римской эпохой. Их могло перебросить туда.
- Я помню. Но нам вначале надо было тебя немного натренировать, подготовить тебя на второстепенных, так сказать, ролях, и теперь, я думаю, ты отчасти готова. Однако не сию минуту. Нужно пообедать и отдохнуть, а завтра с утра и начнём. Глафира, видишь, нервничает? – лукаво подмигнул он. – Нянька из неё хорошая, но характер несносный. Да, Глаша? – обернулся Павел Эрастович к роботу.
Автомат-андроид что-то пробурчал в ответ женским сопрано, подкатил к Даше и сунулся измерить температуру, отчего девушка рассмеялась заливистым смехом. Волнение последних часов, казалось, покинули её навсегда с этим добрым и покладистым человеком. Покорно кивнув, она отложила шлем в сторону, обвела взглядом кабину, словно прощалась с ней навсегда, и панорама голограммы тут же исчезла. Кабина опустела.
- Как проснёшься, позавтракаем, и начнём искать твоих друзей уже в обозначенной нами римской эпохе, - успокоил он её. – За ночь с твоими коллегами ничего не приключится, к тому же вся ночная смена операторов так же будут искать их, разделившись на группы сообразно годам правления того или иного императора. Нам останется только прийти утром, сесть за мониторы и проверить те промежутки эпох, до которых ещё не успеют добраться наши сотрудники. А теперь, будь добра, ангел мой, следуй за Глафирой к лифту. Я вас догоню, отдав ещё кое-какие указания.
Верный андроид, по-прежнему вздыхая механическим голосом, увлёк девушку за собой, направляясь к висевшей в воздухе гравитационной платформе. Взмыв на лифте вверх, словно пробка из бутылки, Даша с Глафирой покинули подземный зал института.
Утро предстояло быть не менее насыщенным.
№ 20.
- Адриан, чтоб ты знал, Николай, возвёл в своё царствование обширный вал в Южной Британии, - вещал профессор Сазонов утром в беседке, когда вся группа, позавтракав, готовилась к дальнейшему продвижению сквозь пустой город. Это было как раз то утро, когда Даша с Павлом Эрастовичем добрались в своих поисках до нынешнего императора. Голос девушки в головах путешественников больше не повторялся, и все отнесли столь непонятный феномен к групповой галлюцинации, накатившей на них вчера, как бывает в горах, когда при нехватке кислорода мерещатся потусторонние видения. Проанализировав общее состояние после перебросок во времени, оба профессора пришли к выводу, что калмыку, Антону и самому Дмитрию Семёновичу голос девушки просто привиделся из-за постоянных мыслей о ней, поскольку Тимофей Ружин и Борис Александрович ровным счётом ничего не слышали. Лошадь они привязали в саду, возле которой сейчас находился Ружин. Требухов с Антоном рассматривали после завтрака древние свитки, захваченные Борисом Александровичем в одной из библиотек римского Сената, а Николаю-калмыку досталась роль слушателя, когда начальник похода по своему обыкновению принялся читать очередную лекцию по истории, убеждённый, что его слушает вся аудитория родного института. Утро выдалось чудесным, кругом не слышалось ни звука, даже ветер, казалось, притих в этом мрачном и пустом мегаполисе.
Старик задался целью посвятить своего недалёкого друга в хозяйственный быт той эпохи, в какую их забросило непонятным образом из собственного времени. Николай слушал, делая вид задумчивого человека и перебирая в сумке свои находки, поскольку ему не раз уже приходилось становиться объектом профессорских лекций. Сазонов, раскурив трубку, меж тем рассказывал:
- Император Адриан решил оградить Южную Британию от всего внешнего мира. Парадоксально, но при этом у императора совсем не было крупных военных походов, а войны, если и велись где-то на задворках империи, то заканчивались быстро и бесшумно. Он был очень любим солдатами за свою исключительную заботу, бывая настолько щедрым, что ему ещё при жизни слагались гимны. Армянам он позволил иметь своего царя, тогда как при Траяне у них был римский легат. От жителей Месопотамии он не требовал дани, которую наложили на неё прежние цезари. Он стал набирать в легионы не только римских граждан, но и жителей провинций, отчего к нему стекались люди со всех отдалённых земель. В сто восемнадцатом году Сенат и народ римский воздвиг ему на форуме грандиозную колонну, которую ты мог видеть, когда мы вошли в центр Рима. Помнишь, мы читали на ней надпись? «Цезарю Траяну Адриану Августу, сыну божественного Траяна Парфянского, внуку божественного Нервы, великому понтифику, дважды консулу, который первый и единственный из всех императоров , отменив долг в суме девятьсот миллионов сестерциев, превзошёл не только своих современников, но и их потомков, которые будут спокойно жить благодаря этой щедрости».
- А девятьсот миллионов сестерциев, - добавил Требухов, прислушиваясь к беседе (точнее, монологу Дмитрия Семёновича) – это вам, Николай, не понюшка табаку. Такой суммой империя могла бы жить безбедно пять, а то и десять лет.
- Да, - поддержал его Сазонов. – Возможно, его правление после Траяна считалось бы лучшим в истории, если бы не его преждевременная смерть…
Старик ещё хотел что-то добавить, продолжив лекцию, как вдруг внезапно умолк, выкатил изумлённо глаза и уставился на своих товарищей с растерянным видом. Рядом сидящий калмык схватился за амулет, висящий на груди, а Антон, всегда собранный и уверенный в себе, подобно профессору открыл рот и, прислушиваясь к чему-то, застыл на месте. Один Требухов ничего не понял, продолжая рассматривать скрученные в свитки папирусы.
- Потрясающе! – бормотал он себе под нос. – Мне попались в руки первые сборники «Географии», датируемые пятидесятым годом нашей эры! Великий Страбон из Амассии Понтийской создал семнадцать книг, включив в них атласы, и теперь одна из них у меня в руках…
- Что случилось? – поднял он голову, ощутив внезапную тишину. Ружин при этом не участвовал, находясь в сквере подле пасущейся на лужайке лошади.
Дмитрий Семёнович, озираясь и, будто выискивая кого-то, в предостережении поднял руку:
- Тихо!
Казалось, даже лошадь вдалеке навострила уши.
…И тут произошло нечто невероятное.
Воздух вокруг беседки сгустился, обрёл некую осязаемость и начал превращаться в едва заметное облако, клубясь и завязываясь в узел внутри себя. Послышались какие-то щелчки, похожие на статические помехи в радиоприёмнике, дунуло слабым ветерком, и облако сгустилось в парящий над землёй сфероид идеальных очертаний. Все уставились на этот непонятный объект, решительно не имея никакого понятия, что предпринять. Николай на всякий случай намотал амулет себе на палец, а Сазонов тем временем выкрикнул в пустоту, напугав и без того оторопелого Лёшку.
- Слышу тебя, девочка моя! Говори громче!
- Даша? – опешил Требухов, откидываясь спиной на мраморный бордюр беседки.
Ружин уже подошёл и, не совсем понимая, что произошло, уставился на парящий сфероид точно таким же изумлённым взглядом, как и все остальные. Лёшка забился под ноги Антону и счёл нужным до поры до времени не гавкать, пока, по его мнению, не выяснится этот непонятный феномен.
- Даша? – переспросил Борис Александрович.
Старик обескуражено кивнул головой, напряжённо прислушиваясь внутри себя, и хоть тишина вокруг царила полнейшая, было видно, как ему это трудно даётся. Выкрикнув в пустоту ещё несколько раз имя своей племянницы, он виновато развёл руками, морщась от напряжения:
- Пропала.
Наступила мучительная пауза. Все с нетерпением ждали его объяснения. Спустя минуту, удостоверившись, что голос девушки исчез, он поинтересовался у Антона:
- На этот раз ни ты, ни Коля ничего не слышали?
- Абсолютно! Даже помех и шума в голове не было.
- Но это же, очевидно! – воскликнул Требухов. Пришла очередь и ему высказать свою догадку, не уступая своему коллеге. – Если вы её слышите, следовательно, она каким-то образом нашла нас и вступила в сеанс связи!
- Интересно, каким это образом, по-вашему? – скептически переспросил Антон.
- Телепатически.
- Чего? – у Николая едва не вывалился из руки амулет.
- В общих чертах это выглядит, конечно, абсурдно, но тем не менее… - Борис Александрович бросил взгляд на своего коллегу, ища у того поддержки. – Судя по всему, ваша девушка тоже перенеслась в одну из исторических эпох планеты. Только не в прошлое, как мы, а…
- В БУДУЩЕЕ! – хлопнул себя по лбу Дмитрий Семёнович. – Ну, конечно же! Браво, коллега! Как мы раньше не догадались? Если у неё есть возможность выходить с нами на связь телепатически, то напрашивается единственный правильный вывод.
- Какой вывод, шайтан вас возьми?
- Поскольку, в нашем веке, Коля, ещё не изобрели телепортацию, телекинез и телепатические общения с помощью передачи мыслей на расстояния, то это могли сделать только в грядущих десятилетиях. Иными словами… – он позволил себе эффектную паузу, - это могло произойти только… в БУДУЩЕМ!
Теперь пауза настала более продолжительная. Сфероид растворился в пространстве с тем же неуловимым движением, что и появился. Никто не обратил на это решительно никакого внимания, поскольку все мысли сейчас были о Даше. Лишь всё ещё изумлённый пёс едва гавкнул, когда облако скрутилось в узел и, сверкнув на секунду в пустоте точкой сингулярности, исчезло в пространстве, будто его и не бывало. Любопытно, но после его исчезновения, Лёшка тотчас обрёл уверенность в себе.
- Что она говорила вам? – спустя минуту спросил у Старика Антон.
Тот на секунду задумался, отчаянно вспоминая обрывки далёких фраз у себя в голове, затем внезапно вскочил, озарённый:
- Она … она спрашивала, где мы находимся! – воскликнул он. – Чтобы я передал ей эпоху, куда занесло нас перемещением во времени.
- Что?
- Наши координаты!
- Какие ещё координаты? – не понял калмык.
- Сквозь помехи и пляску каких-то магнитных бурь, она кричала мне, пробиваясь в вихрях, чтобы я назвал ей, в какую из эпох Римской империи нас занесло!
- И это доказывает, - едва не захлопал в ладоши Требухов, - что она уже знает!
- О чём?
- О нас. Точнее, о вас. Что вы находитесь в Древнем Риме. Не где-нибудь у чёрта на куличках, не среди мамонтов или на кострах инквизиции, а именно в Священной Римской империи!
Последние слова фразы были произнесены им торжественно.
- Даша нашла вас. И ей в этом кто-то помог.
№ 21.
А в это время…
Впрочем, всё по порядку.
Когда голос Даши исчез и накал страстей постепенно начал спадать, Ружин незаметно покинул беседку, чтобы не слышать очередного диспута двух великих светил наук, направившись к лошади, которую оставил на короткое время, услышав изумлённые возгласы, когда в воздухе возник непонятный облачный сфероид. Теперь там делать было нечего, по крайней мере не менее часа, пока два профессора не докажут друг другу основную суть телепатии, поэтому бывший старатель решил побыть наедине со своими мыслями. Рюкзак с золотыми самородками до сих пор не выходил у него из головы. Сможет ли он вернуться в 1976 год? Сможет ли забрать своё богатство и покинуть эту чёртову экспедицию навсегда? Каким образом это произойдёт и произойдёт ли вообще? Может им суждено остаться в этом пустом мёртвом городе навсегда, и все сокровища Рима падут к его ногам? Но тогда к чему они, если он будет владеть ими безраздельно, да ещё в безжизненном городе? Никто не увидит и не оценит его триумфа, он не сможет наслаждаться богатством, иметь женщин, пользоваться властью…
Эти мысли посещали его, пока он приближался к лошади. Сзади слышалась полемика двух интеллектуальных спорщиков, но Ружину до этого не было никакого дела. Взять лошадь и ускакать от них, куда глаза глядят? В любом дворце или храме он может нагрести себе столько золота, что в любых мечтах не снилось!
Да. Но что потом?
Николай в это время заметил, как их напарник отправился назад к животному, абсолютно не интересуясь происходящим, и решил тайком последовать за ним. Не то, чтобы он хотел проследить или выяснить причину, по которой Ружин частенько отлучается из коллектива, просто самому Николаю невмоготу было слушать спор двух, без пяти минут академиков, накал которого уже зашкаливал все мыслимые границы. Антон был поглощён тем, что едва не разнимал обоих спорщиков, и проводник ускользнул из беседки так же незаметно, как и Ружин. Лёшка потрусил следом, ни ветра, ни шума – отчего бы не прогуляться?
И то, что произошло дальше, он, разумеется, никак не мог предвидеть.
…Сизое облако вернувшегося ниоткуда сфероида, чем-то похожее на утренний туман у болота, клубясь и завязываясь в дивные узлы, обволокло бывшего старателя вместе с собакой, всосало в себя как пылесосом, поглотило их силуэты и сгинуло напрочь, будто его и не было. Всё произошло стремительно, за какие-то секунды, отчего у Николая зарябило в глазах. Он уже подходил к лошади, зажмурился, оторопело встал как соляной столб, словно наткнулся на какую-то невидимую преграду и… исчез так же, как и Ружин с Лёшкой.
Лошадь взрыла копытом землю, шарахнулась в сторону, едва не обрывая привязь, а облако мезонного портала времени растворилось в пустоте, оставив вместо себя точку сингулярности, которая, в свою очередь, бликнула с тихим хлопком и покинула этот мир навсегда. Дальше был только вакуум и абсолютная всепоглощающая тишина.
В беседке никто не заметил происшедшего. Николай с Ружиным и прежде отлучались: кто проверить лошадь, кто просто по нужде – сейчас было не до них. Трое оставшихся в беседке геологов продолжали усердно передавать в пустоту своё местонахождение, совершенно не интересуясь наступившей внезапно тишиной. Точнее, это касалось только обоих коллег; Антон, как наиболее рационально мысливший в эту минуту, успел краем глаза заметить в гуще листвы какое-то движение, вспышку света, и исчезнувший в мгновение ока силуэт калмыка.
Сидеть далее, сложа руки, и слушать перепалку обоих коллег не имело смысла.
Что там произошло в сквере? Откуда вспышка и где делись остальные? Почему не гавкает Лёшка?
Оставив своих старших товарищей, он поспешил к лошади, где и замер на месте, решительно не зная, что предпринять.
…Поляна сквера была пуста.
№22.
Прежде всего, бывший старатель осмотрелся по сторонам. Он уже начинал привыкать к броскам времени из местности в местность, из эпохи в эпоху, и первое, что он тотчас предпринял, это ощупал себя с головы до ног, убеждаясь, что обморок прошёл без последствий, оставив организм работать в привычном ему режиме. Как и в прошлые разы, он совершенно не испытал никакого дискомфорта кроме головной боли и едва заметной тошноты, зато сразу отметил про себя изменение климата и местности, куда его в очередной раз забросил мост Эйнштейна – Розена. Вместо кипарисов, оливковых и лавровых деревьев, перед ним вновь во всю ширь развернулась могучая тайга с её кедровыми и сосновыми массивами. Рядом скулил от страха озабоченный Лёшка, но, ни колонн, ни Колизея, ни лошади Ружин не увидел, однако сразу почувствовал морские испарения Охотского моря и знакомый рокот порогов реки Учур, который он бы не спутал ни с какими иными звуками природы. Кругом высились пихты, сосны, под ногами стлался мох и лишайник, в небе кружили морские чайки, гнездившиеся неподалёку, а в стороне от него, буквально в нескольких шагах зияла чёрная дыра провала в подземелье, в которое они спускались с Дашей, прежде чем разделились, попав в совершенно разные эпохи.
Итак, он снова дома.
Вот только год…
Действительно ли он снова вернулся в 1976 год? Действительно ли сейчас 16 августа? Тот день, когда, собственно, всё и началось? В день рождения Антона?
Спускаться в подземелье он больше не намеревался, тем более в одиночку, без страховки и поддержки. Там лежат мертвецы, эпохи их жизней перемешались между собой, и он не хочет пополнить их «весёлую» компанию. Сама судьба перенесла его сейчас сюда, чтобы он смог вернуться в лагерь, забрать рюкзак с золотом и покинуть эти чёртовы места навсегда, оставив остальных искать друг друга в порталах кротовых нор. Хватит. Набегался. С таким количеством самородков его ждёт новая безбедная жизнь, и не в каком-то пустом мёртвом городе, а в настоящем раю, который он себе представлял накануне. Да и собака рядом – чего ещё надо?
С этими словами Ружин ободряюще потрепал Лёшку по загривку, бросил последний взгляд в чёрный зев провала, и только тут заметил, что рисунки на камнях… исчезли. Их не было. Изображения римских легионеров, которые Антон обнаружил с фонарём в первое их посещение, теперь отсутствовали напрочь.
Странно как-то…
Впрочем, оно ему надо? Пусть этими феноменами занимаются Старик с Требуховым, на то они и профессора. Махнув рукой, будто отгоняя навязчивое видение, он свистнул Лёшку и, более не задерживаясь ни минуты, поспешил в оставленные палатки, где в одной из них его дожидался рюкзак с золотом. К чёрту эти бессмысленные догадки! Он теперь богат! Оставалось только пройти через тайгу, выйти к Становому хребту, нанять рыбацкую лодку и… ищи ветра в поле.
В лагере всё оставалось по-прежнему, будто они его и не покидали вовсе. Всё находилось на своих местах, на столе были расставлены миски, единственное, что сбивало с толку, это копчёный хариус, висевший у потухшего костра, когда Антон коптил его на дыму. Теперь тушки рыбы представляли собой сморщенные, высохшие и покрытые плесенью ломтики бесформенных жгутов, похожие на свисающие серёжки, иные из которых уже давно были объедены насекомыми. Сразу напрашивался единственно правильный вывод, что останки протухшей рыбы провисели на солнце не один день, а, следовательно, неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он вернулся назад.
Неделя? Пять дней? Четыре?
Не задерживаясь у давно потухшего костра, он мимоходом заглянул в штаб-палатку, отметил про себя, что все приборы отключены, заметил даже чайник, оставленный ими впопыхах, вышел и поспешил в свою палатку. Звери сюда не забредали. Всё находилось на своих местах.
Всё, за исключением одного.
Не было рюкзака.
…Золото исчезло.
№ 23.
- Я слышу его! – воскликнула Даша, едва не сорвав от радости шлем. Глафира тут же подкатила измерить пульс, но Павел Эрастович отослал усердного не в меру андроида назад, отлично понимая состояние Даши.
- Умница! – откинулся он на спинку кресла. Помехи, бешеной пляской бушующие между двумя инородными пространствами, мешали им, как следует настроиться на нужную волну, но от этого, восхитительная грандиозность происходящего не становилась менее ощутимой. Это было чудо! Она нашла! Нашла своих друзей, заброшенных непонятным Генератором в одну из сотен тысяч эпох, да ещё и без вживлённых чипов слежения!
Павел Эрастович с улыбкой наблюдал за очаровательной девушкой и делал про себя поразительные выводы. То, что не удалось его квалифицированным сотрудникам, имеющим колоссальный опыт по части «переговоров» с прежде жившими на планете людьми, удалось простой девушке, едва понимавшей весь сложнейший процесс происходящего.
- Я тоже слышу твоего профессора, - подбодрил он её. – Но я также слышу и голоса иных людей.
- Каких?
- Кроме Николая, Антона и твоего дяди Дмитрия Семёновича, я слышу ещё голос вашего Тимофея Ружина с собакой, которая отчего-то тревожно гавкает.
- Ружина? – изумлённо протянула Даша.
- Именно. Очевидно, его забросило в ту же эпоху, что и твоих друзей, а следом за ним последовал и пёс. Сейчас голограмма перенесёт изображение в те века, и мы смело сможем их увидеть, - улыбнулся он. – Разумеется, со стороны.
Он внезапно поднял ладонь, прислушиваясь к чему-то в шлеме.
- Вот… - сделал он паузу. – Снова.
- Что?
Павел Эрастович хлопнул ладонью по креслу. Глафира с измерителем температуры тотчас оказалась рядом и услужливо поинтересовалась, отчего у хозяина такая чрезмерная возбуждённость.
- Точно! – воскликнул он, отмахиваясь от надоедливой машины. – Я слышу…
- И я… - спохватилась девушка.
- Тоже слышишь?
- Да.
Она замялась неуверенно. Шлем накрывал ей верхнюю половину лица и, вертя головой в разные стороны, Даша пыталась навести ракурс изображения, отчего размывчатые картины мелькали в помещении, словно мельтешили перед глазами нескончаемым потоком визуального контакта.
-Это… - повторила она, едва не вскочив и не захлопав в ладоши от радости. – Это профессор Требухов! Я узнала его голос! Но… - изумление девушки было настолько очевидным, что главврач института едва не рассмеялся, - каким образом?
Поколдавав у пульта управления и внеся кое-какие поправки, отчего изображение начало приобретать свою положенную форму, он уже более благодушно добавил:
- Хорошо. Пока настроится визуальный контакт, я тебе кое-что разъясню. Итак. В тысяча девятьсот тридцать пятом году вашего века, за сорок один год до событий, в которые вы невольно попали, физики Альберт Эйнштейн и Натан Розен гипотетически подошли к вопросу о существовании неких «мостов» через пространство – время. По их теории они должны соединять между собой две разные точки и, создавать кратчайший путь между ними, где бы эти условные точки ни находились. А состоять эти мосты должны, по их убеждениям, из двух, так называемых, устьев, соединяющих их: иными словами – входа и выхода. Теперь такие тоннели принято называть «кротовыми норами» или просто «мостами Эйнштейна – Розена». Идея физиков заключалась в том, что через такие тоннели пространства – времени за секунды можно «срезать» огромные по величине расстояния. В теории тоннель как бы «сжимает» пространство, позволяя миновать сотни и тысячи лет, если это брать в глобальных масштабах. При этом для самого путешественника, окажись он в подобном тоннеле, время сократится в пропорциональной квадратуре исчисления. Я пока ясно выражаюсь? Не запутал тебя?
- Я что-то насчёт квадратуры не совсем поняла, - следя за восстанавливающимся изображением, откликнулась Даша.
Павел Эрастович понимающе улыбнулся и позволил себе погладить девушку по плечу.
- Не мудрено, девочка моя. Не все учёные понимали Эйнштейна, даже имея высшие степени академиков. Загадочный был мужик, что и говорить. Однако пойдём дальше. Внутри этих тоннелей время сжимается до бесконечно малых величин. Если, скажем, снаружи пройдут века и тысячелетия, то внутри это продлится пару дней или месяц. Если, опять же, пропорционально, снаружи пройдёт месяц, то внутри время пронесётся за долю секунды. Уяснила?
- Вроде да… - почесала затылок Даша. Глафира тут же подкатила, предлагая расчёску.
- Далее, - продолжил лектор. – Мы рассмотрели суть в глобальном масштабе, однако как считается, «мосты» существуют и в микроскопических размерах, скажем, с обычный провал подземелья, куда вы, собственно, и попали с вашей собакой. Тот портал времени, что вы обнаружили, и есть наш «временной тоннель Эйнштейна – Розена» с единственной поправкой: он был задействован моими коллегами для установления в нём Генератора времени. Профессор Сазонов с группой переместился через него в Древний Рим, а вы, разделившись из-за сбоя Генератора с Тимофеем и собакой, попали в разные эпохи. Он в Рим, а ты, собственно, к нам – в будущее. Там твои друзья встретились с ранее «занесённым» туда профессором Требуховым, и позже к ним присоединился Ружин. Вместе с собакой, разумеется. Очевидно, волновые процессоры временного Генератора как раз в этот миг дали сбой, и вас с Ружиным раскидало по эпохам, что, собственно, и подтверждается твоим очаровательным присутствием здесь, - улыбнулся он.
Павел Эрастович поднялся, отдал шлем Глафире и повлёк Дашу за собой.
- Это мы сделаем завтра. Глаша нервничает и не хочет пропустить твоё принятие пищи, как она выражается. Пока отдохни, а наши операторы наведут порядок в изображениях голограмм. Раз уж ты своих друзей нашла и зафиксировала, то теперь их не упустят из виду, что бы ни произошло. Заодно и телепатическую связь восстановят. С этого момента твои друзья под надёжным присмотром. Процесс возврата довольно сложный, сотрудники пока подготовят всё необходимое, а тебе нужно выспаться до утра. К вечеру завтрашнего дня ты их встретишь здесь с распростёртыми объятиями. Думаю, лишняя ночь, проведённая в Древнем Риме, да ещё и абсолютно пустынном, твоим коллегам отнюдь не помешает. Угрозы им никакой нет, на костёр их тащить некому, следовательно, им нечего бояться.
Он на секунду остановился перед парящей в гравитации платформой. Глафира едва не врезалась ему в спину, недовольно пробурчав что-то механическим голосом.
- Если только… - протянул он.
Даша сразу схватила его за руку:
- Если только, что?
Он задумчиво, как и девушка, почесал затылок, и Глафира тотчас услужливо подала ему расчёску.
Хозяин отмахнулся, и обиженный андроид укатил восвояси.
- Если только… - подыскивал он слова. – Если только… Генератор снова не даст сбой.
Даша ахнула.
- И что тогда?
Главврач пожал плечами, невольно принимая озабоченный вид.
- Тогда нам снова придётся искать их по всем эпохам исторических периодов планеты, совершенно вслепую, не зная, куда их в этот раз переместит испорченный портал.
- Снова в стратосфере? По всем слоям истории? Голоса?
- Точно так, девочка моя. – Точно так.
Они вступили на платформу, и в несколько секунд она вознесла всех троих к грузовому лифту, который вскоре доставил их в столовую.
Глафира была довольна.
№ 24.
…Ружин обомлел.
Он оставлял рюкзак под своим спальным мешком, прекрасно помня, что, прежде чем заснуть, мельком проверил его содержимое. Тогда ему ещё невольно показалось, что за спиной присутствует кто-то незримый, неведомый и непонятный, но он отнёс это щемящее чувство за счёт своих напряжённых до предела нервов. Даша в тот момент чистила у костра посуду, пёс бегал по территории, остальные ушли к провалу подземелья и не возвращались уже несколько часов, следовательно, в палатке кроме него никого не могло быть.
И вот на тебе. Сейчас, судя по сеансам связи, девушка где-то в будущем, остальные в Древнем Риме, а рюкзак исчез.
Бывший старатель перевернул вверх дном всю палатку, перерыл вещи, разметал на столе всю посуду, разбросал аппаратуру, даже осмотрел пепел потухшего давно костра. Всё было напрасно. Рюкзак с самородками как в воду канул.
Это уже было на грани!
Лёшка, видя, как его хозяин приходит в ярость, не понимая его гнева, поспешил укрыться за соседними кустами, и уже оттуда наблюдал за сумбурными действиями Ружина. От бессилия и ярости тот едва не взвыл, грозя небесам сжатыми от безысходности кулаками.
И будто кульминацией всего происшедшего, в палатке их импровизированного штаба снова заголосил зуммер автоматического повышения опасности. Уцелевший после погрома прибор завибрировал, шкала датчика взметнулась вверх, достигла критической отметки и заплясала бешеными скачками, словно вот-вот вырвется наружу. Это означало, что уровень магнитных возмущений, исходящих из земли, вновь перешагнул барьер допустимой нормы. Энергетический всплеск непонятного электромагнитного импульса вырвался из недр подземелья, пропитав атмосферу своей гравитацией. Лёшка испуганно гавкнул, на коже старателя волоски встали дыбом, по телу прошла дуга электрического разряда.
Этого ещё не хватало!
Какая-то непонятная завеса тумана опустилась на поляну и Ружин, остолбенев от изумления, как зритель в кинотеатре, невольно всмотрелся в то, что начало происходить между растянутыми палатками их лагеря. Развернувшееся перед ним изображение напоминало действие художественного фильма, происходящего с его участием: он как бы находился внутри и наблюдал собственными глазами, как ему показывают снятые кем-то кадры, а он, будучи зрителем, смотрит на это, начисто утратив чувство реальности.
А происходило следующее…
Целый пласт геологической породы вместе с деревьями, мхом, лишайником и мелкими грызунами словно «отъехал» в сторону как мираж в пустыне, задрожал зыбким маревом, и уступил место совершенно иному геологическому отрезку времени. Иными словами, будь тут сейчас Старик, он бы объяснил, что пресловутый тоннель Эйнштейна – Розена, покоившийся до этого в недрах подземелья, вновь выплеснулся на поверхность, вбирая и всасывая в себя всё, что в данный момент находилось в радиусе его действия. Несколько десятков квадратных километров могучей тайги заколыхались перед глазами Ружина, вздрогнули, опустились, поднялись, и постепенно растворились в пространстве, «заменяясь» таким же гигантским участком леса, с той лишь разницей, что это стал другой лес, другая местность, и абсолютно другое время.
Пространства поменялись местами.
Они сменили друг друга, как на шахматной доске меняются между собой фигуры.
Всё произошло за какие-то секунды, и теперь оба существа – человек и собака – снова оказались в совершенно ином измерении.
В параллельном.
В какой-то миг, прежде чем геологические эпохи поменялись местами, Ружину открылось непонятное видение.
Палатка и весь лагерь ещё не успели исчезнуть и раствориться в пространстве, как вдруг прямо посреди поляны между столом и костром марево тумана заколыхалось, свернулось в клубящийся узел, из которого материализовался неясный силуэт, спустя секунду оказавшийся никем иным, как Николаем-калмыком из его группы. Ружин было кинулся к нему, но тотчас же понял бесполезность своей затеи. Он не принадлежал этому, чуждому для него пространству. Его измерение было иным, и вследствие этого парадоксального феномена, и Ружин и собака остались на месте, словно удерживаемые некой силой, не пускавшей их внутрь. Им приходилось только наблюдать. Проводник их не видел, хотя и озирался по сторонам таким же ошалелым взглядом, каким прежде него осматривал местность Тимофей. Лёшка гавкнул, но его голос превратился в вакуумную тишину, абсолютно недоступную слуху тому, кто находился по ту сторону возникшей ниоткуда реальности. Ни Ружин ни пёс не смогли произвести никакого движения. Их будто «впечатало» в вязкий воздух, а их конечности налились свинцом, как бывает во сне, когда ты хочешь куда-то бежать, но тебе не даёт это делать непонятная потусторонняя сила, неподвластная разуму.
Тимофей видел, как в этот краткий миг Николай вошёл в палатку и, спустя несколько секунд, вышел из неё с рюкзаком за плечами. Вот и всё, что успел увидеть бывший хозяин золотых самородков. Калмык исчез, исчез рюкзак, исчезло и само пространство. Ни лагеря, ни палаток, ни стола с потухшим костром.
Вместо этого мост Эйнштейна – Розена, по необъяснимой причине посетивший их лагерь, преподнёс им очередной сюрприз. Позже, через сто лет, учёные во главе с Павлом Эрастовичем объяснят этот феномен, как выходящий за рамки их эксперимента. Рассказывая Даше о поломке Генератора и выхода из строя портала перемещения, он будет знать лишь о причине той замены пространств между собой в 1976 году, но никак о её следствии. Тимофей Ружин, да и, по сути, его пёс Лёшка оказались невольными «зрителями» того, как на их глазах оба измерения поменялись местами, при этом втянув в узел развёртки и Николая-калмыка, оказавшегося в радиусе действия тоннеля времени. Мост Эйнштейна – Розена всосал проводника в себя как мусор в трубу пылесоса, затем на короткое время освободил, дав тому возможность посетить палатку, прихватив рюкзак, а в конце таким же образом поглотил в себя и растворился вместе с ним в неизвестном векторном направлении. Сообразно скудным познаниям в физике Ружину это было более-менее понятно. Удручало бывшего старателя другое: каким образом калмык мог знать о его рюкзаке, если в палатке никого не было, когда Тимофей прятал его под свой спальный мешок? Все оставшиеся в лагере геологи ушли к провалу подземелья, исключая девушку, следовательно, проводник просто физически не мог при этом присутствовать!
Додумать про себя столь неутешительную для себя мысль Ружин не успел.
Тот же узел пространства, что внезапно вобрал в себя калмыка, вернулся вновь, закрутил воронкой сгусток облака, всосал в себя собаку, затем хозяина, поколыхался в воздухе и, издав оглушающий хлопок, исчез в том же неизвестном направлении, что и прежде. Поляна опустела, ветер стих, палатки и стол под навесом остались дожидаться своего часа, когда сто лет спустя на них наткнутся сотрудники института, но прежде эту территорию посетит неандерталец, и в течение нескольких дней будет рисовать на камнях то, что предстанет перед его скудным разумом. Питаясь ягодами и шишками, он проведёт в будущем для себя времени почти неделю, прежде чем восстановленный Генератор не отправит его обратно в свои пещеры каменного века.
Но это будет позже.
Антона, Старика и Требухова Павел Эрастович вернёт назад, а если быть точнее, то вперёд, в своё измерение, под крышу исследовательского института, где они, наконец, встретятся со своей очаровательной напарницей. Встреча их будет бурной и радостной, если учесть, что оба профессора получат возможность лицезреть своими глазами жизнь и быт XXI века, а Антон с Дашей отправятся навестить города и поселения грядущих десятилетий, посетив при этом орбитальную сферу Дайсона, находящуюся в сотнях километрах от поверхности Земли.
Погостив около месяца в компании Павла Эрастовича, путешественники вскоре предстанут перед сотрудниками института, чтобы снова вернуться назад к себе в 1976 год. Провожать их будет новый приятель и коллега, всё тот же главврач медицинского комплекса Павел Эрастович. Генератор запустят в установленный срок, все технические неполадки на этот раз будут устранены и, прощаясь, новые друзья пообещают друг с другом связываться через пространства посредством телепатических передатчиков мыслей, который любезно предоставит им их новый друг. Шлемы и остальную аппаратуру для телепатических сеансов Павел Эрастович торжественно вручит в руки Требухова и Сазонова, а когда путешественники, наконец, перенесутся в свой 1976 год, тотчас их отключит, памятуя об обещании, данном девушке, что ни она, ни все остальные не будут помнить, что на самом деле с ними произошло. У команды геологов не останется решительно никаких воспоминаний о том, что они посещали Древний Рим, успели встретиться с пропавшим Борисом Александровичем и потеряли проводника Николая, исчезнувшего вслед за Тимофеем Ружиным и их собакой. Они не будут помнить ни самого Павла Эрастовича, ни время посещения будущего, ни исследовательского института, ни даже Глафиры – усердного и добродушного робота. Глафира проводит Дашу, предварительно измерив ей температуру, и напоследок даже выдавит из себя механическую слезу, очевидно, из своих внутренних запасов бытовой смазки. Даша, разумеется, не будет помнить и этого. Всё будет выглядеть так, будто профессора Требухова они обнаружили в подземелье, рядом с умерщвлёнными непонятным газом членами его группы и остальными мертвецами из разных исторических эпох планеты.
Что касается Тимофея и Николая-проводника, то перед Павлом Эрастовичем откроются новые, бесконечные горизонты тех пространств и слоёв в стратосфере, где ему и его коллегам предстоит теперь их искать.
Вот, собственно, и всё.
Все вернулись в своё время. Все были живы и здоровы.
Дело осталось за малым.
Найти двух исчезнувших коллег.
А пока…
Временной тоннель Эйнштейна – Розена продолжил своё путешествие по временным эпохам, посетив планету в очередной раз своего бесконечного существования во Вселенной.