Время жалящих стрел

ВРЕМЯ БЕГСТВА

Барон Торский внезапно пришел в себя и увидел, что находится в крытой галерее, что вела в его апартаменты. Она была совершенно пустынна. Серый предрассветный свет, сочащийся из окон, делал ее похожей на мираж.

Амальрик провел рукой по лицу. Он не помнил, как дошел сюда.

Но это не самое главное. Важно другое. Вперед идти нельзя.

Там могла быть засада.

Ловушка.

Но сейчас ему все было безразлично. Что-то надломилось в душе немедийского барона.

Он, не боявшийся ничего на свете, с презрением встречавший любую опасность, впервые изведал страх. И это сломало его. Точно копыта оборотней прошлись по самой душе Амальрика, разбив вдребезги нечто драгоценное и хрупкое – его уверенность в себе.

И что бы ни случилось с ним дальше, Амальрик был уверен в одном. Ему не скоро удастся стать прежним. А может быть, и никогда.

Призрак оленя навеки поселился в его сердце.

…Пошатываясь, он дошел до конца галереи и свернул налево, туда, где находилась внутренняя дверь в покои посланника. В отличие от парадной внешней, ведущей во двор, этой пользовались лишь слуги да сам барон, когда желал прийти или уйти незамеченным.

Дверь была незаперта. Это показалось ему странным, но не настолько, чтобы вызвать тревогу. Он вошел.

И с первых же шагов почуял неладное.

Даже не потому, что никто не вышел ему навстречу. Слуги не знали, когда ждать возвращения господина, и потому неудивительно, что в столь поздний час замешкались со встречей. Нет. Барон встревожился, ибо почувствовал без тени сомнения, что во всем доме некому выйти к нему.

Апартаменты дуайена были совершенно безлюдны. Выглянув в коридор, ведущий в комнаты прислуги и на кухню, Амальрик лишний раз убедился в этом. Гулкая, звенящая пустота встречала его.

В обычное время в помещениях посольства проживало никак не меньше четырех дюжин народу. Личные слуги и конюшие, повара и писцы, лекари, гонцы и брадобреи, и это не считая сыновей мелких немедийских дворянчиков, по протекции получивших место при бароне, где, считалось, им предстоит набраться опыта, чтобы надеяться впоследствии занять в посольском корпусе Немедии должность поважнее. Правда, с первого дня их появления в Тарантии, Амальрик ставил им единственное непременное условие – служба их должна проходить в кабаках, игорных домах и Кварталах Утех. Этим он убивал сразу двух зайцев: бестолковые хлыщи коротали дни подальше от его глаз, и не надоедали ему своим нытьем. И, порою, им удавалось нащупать что-нибудь интересное – новую сплетню, свежий слушок. Надо ли уточнять, что юнцы брались за дело с усердием, с каким едва ли уселись бы писать посольские депеши.

Но и так, не могли же они все испариться в одночасье!

С чувством нарастающей тревоги Амальрик обошел пустынные комнаты, приемные покои, заглянул в опочивальню и столовую.

Ни души.

Лишь странное ощущение чужого враждебного присутствия, не оставлявшее его всюду, куда бы он ни направился. Точно чьи-то злые глаза, прищурясь, смотрят в спину.

В его личных покоях царил беспорядок – словно кто-то торопливо рылся в его вещах, да так и бросил, не доведя дело до конца. И лишь одно-единственное помещение понесло реальный ущерб – потайная комнатка за опочивальней, где барон занимался на досуге составлением ароматов, душистых масел и прочими опытами.

Кто-то перевернул там все вверх дном, перебил склянки и реторты, разворошил угли в жаровне. На каменных плитах пола, в луже масла, явственно виднелись отпечатки сапогов. Испачкавшись, человек разнес грязь дальше, и жирные следы цепочкой протянулись по афгульским коврам ручной работы, украшавшим пол в спальне.

Барон впервые ощутил гнев.

Теперь он доподлинно знал, что случилось в его отсутствие: не удовольствовавшись смертью Амальрика, Нумедидес послал солдат к нему – устроить облаву.

Слуги, должно быть, схвачены, хотя какая принцу корысть сажать за решетку полсотни невинных душ, которых, к тому же, придется теперь кормить, содержать и охранять за казенный счет, барон понять не мог.

Впрочем, после сегодняшнего едва ли стоило искать логику в поступках принца.

Теперь он пожалел, что не убил этого жирного ублюдка пару недель назад, когда была такая возможность.

Но кто же мог предвидеть, что так все обернется…

Теперь он знал, что будет раскаиваться в этом, покуда жив. Но сейчас нельзя тратить времени на бесплодные сожаления.

Пора уходить!

Удивительно еще, как стражники не догадались оставить в апартаментах засаду. Амальрик спустился на первый этаж и прошел в свой кабинет. Надо будет взять кое-что перед уходом.

Внезапный шорох за окном, едва слышный, точно ветка царапнула ставню, привлек внимание немедийца, и он мгновенно насторожился. Рука потянулась к бедру и упала бессильно, не найдя на привычном месте клинка.

Взгляд барона заметался по сторонам в поисках оружия.

– Месьор! Месьор! – внезапно услышал он пронзительный шепот снаружи, со двора. – Это вы, месьор?

Крадучись, Амальрик подошел к окну и осторожно приоткрыл тяжелые створки. Маленький рыжеволосый человечек в пестром одеянии глядел на него снизу вверх из темноты.

– Ах, месьор! Как я счастлив видеть вас! Я заметил силуэт, но не мог поверить, что вы вернулись.

Менестрель Валерия.

Несколько мгновений Амальрик недоуменно смотрел на него. Помнится, в конце вечера поэт был смертельно пьян – откуда же он взялся во дворе? И как ему удалось уцелеть?

Но болтать у открытого окна, точно красотке с пылким влюбленным, им было, пожалуй, небезопасно. Не раздумывая, барон перегнулся через подоконник и потянул Ринальдо обе руки.

– Поднимайся! – прошипел он сквозь зубы. Менестреля не пришлось упрашивать дважды. Втянув его в комнату, Амальрик поспешно захлопнул створки окна и, опасаясь, как бы еще чей-то праздный взгляд не приметил их снаружи, задернул заодно и шторы.

– Здесь были стражники Нумедидеса? – спросил он.

– Да, да, месьор! – горестно закивал поэт. – Они пришли, когда вас не было. Целый отряд. Сотня ратников, не меньше!

Барон уже достаточно пришел в себя, чтобы понять, что стражников было не больше десятка.

– Зачем они приходили?

– Не знаю, месьор. Кажется, искали вас. Топали, кричали, размахивали мечами. Ужас охватил нас и сковал наши члены, месьор, подобно великому Куллу, когда он впервые узрел морское чудище Левиафана!

Ринальдо содрогнулся, заново переживая ночной кошмар.

– Согнали всех, будто баранов, заковали в кандалы и погнали прочь. Должно быть, на каторгу.

– А не в тюрьму? Менестрель покачал головой.

– Нет, я слышал, как их капитан велел вести всех к воротам. А там их, наверняка, продадут в рабство.

Поэтическое воображение, как обычно, оказалось у Ринальдо сильнее здравого смысла. Скорее всего, догадался барон, немедийское посольство попросту выдворили из Тарантии. Нимеду, вероятно, принц направит соответствующую ноту, где он, барон Торский, будет обвинен в измене и покушении на венценосную особу – и эпизод замнут, к вящему удовлетворению всех сторон.

Амальрик пожал плечами.

Даже если бы он обрел смерть в коридорах Лурда и прах его был смешан с грязью или развеян по ветру, самодержцы нашли бы способ уладить это небольшое недоразумение. Иные соображения, куда более значительные, чем судьба какого-то посланника, играли первостепенную роль в их решениях. Да, от своего сюзерена Амальрику едва ли стоит ждать помощи.

Маленький менестрель не сводил с него преданных глаз. Барон с подозрением покосился на него.

– Хорошо. Но как же удалось спастись тебе!

Поэт смущенно шмыгнул носом. На белой, чувствительной, как у всех рыжеволосых, коже, проступил багровый румянец.

– Видите ли, месьор, ваше вино… Чудесное вино, я ничего не хочу сказать – но уж больно крепким оно оказалось. Желудок у меня, как бы это поточнее – взбунтовался… Но мне совестно было тревожить слуг, и я подумал, если я выберусь во двор, а потом вернусь и вздремну еще немного, никто не увидит в том худого. Благо, комната, где меня уложили, оказалась на первом этаже.

Он неловко хохотнул.

– А когда я уже возвращался, то увидел солдат. Митра свидетель, месьор, никогда в жизни мне не было так страшно! Я просидел в кустах все это время, лишь под конец осмелился заглянуть в окно. Но они забрали только слуг.

Амальрик подумал, что должен был бы ощутить гнев. Еще сегодня утром он пришел бы в ярость при одной мысли, что какие-то мужланы осмелились хозяйничать в его покоях. Но сейчас весть эта не вызывала ничего, кроме щемящей досады.

– Нам надо выбираться отсюда, – сказал он менестрелю задумчиво. Тот судорожно закивал в ответ. – Сдается мне, воздух Тарантии стал вреден для моего здоровья.

– Но ворота… Стражники…

Барон пожал плечами и отозвался с уверенностью, которой сам не чувствовал:

– Тебя никто не ищет. Если мы выйдем пешком прямо сейчас, на нас едва ли кто обратит внимание. Охрана на воротах не ровня Черным Драконам. Деревенщины. Немедийского посланника они способны опознать, только если дюжина герольдов будет бежать впереди, провозглашая его ранг и должность. На двух собутыльников, которые едва ноги волочат после бурной ночной попойки, они даже не обратят внимания.

Ринальдо кивнул покорно, заранее согласный с любым решением немедийца. Возможно, посланник ничего не смыслил в поэзии, однако с ним менестрель чувствовал себя уверенно, как за каменной стеной, и это было решающим доводом.

– Ступай к Южным воротам, – велел ему барон. – И жди меня там, за конюшнями. Заодно посмотри пока, все ли спокойно вокруг. Я скоро подойду.

Поэт хотел было воспротивиться, но, наткнувшись на тяжелый взгляд барона, осекся, не решившись возразить.

Крадучись, он вышел в коридор. Чуть слышно скрипнула дверь, и Амальрик вновь остался один.

Проходя из одной комнаты в другую, он методично принялся собирать вещи. Все, что могло ему понадобиться в пути, ибо он знал, что за помощью обратиться не к кому. Большинство заговорщиков перешли на сторону Нумедидеса, да и прочие едва ли рискнут помочь опальному немедийскому дуайену. Так что рассчитывать, как обычно, приходилось лишь на самого себя.

Прежде всего, деньги! Только золото и драгоценности – они занимают меньше места.

На случай внезапного бегства у барона давно был заготовлен потайной пояс, надевавшийся под платье, куда поместились все его сбережения.

Следующий шаг – бумаги!

Он перешел в библиотеку.

Митра! Как жаль будет расставаться со всеми этими томами, собранными по крупицам сокровищами мудрости, что Амальрик ценил едва ли не превыше всех прочих своих богатств. Но книги с собой не унесешь. И он отвернулся от забитых до отказа полок, не желая лишний раз травить душу.

Из документов пригодилось немногое. Списков заговорщиков, хвала небесам, он никогда не составлял, держа в памяти все детали обширнейшего плана, который так долго и с болью выстраивал – и в одночасье стал свидетелем его крушения. Точнее, заговор продолжал существовать. Только теперь он обходился без своего творца и вдохновителя.

Больно и обидно! Но Амальрик запретил себе тратить время на пустые сожаления.

Руки его ловко нашарили в ящике стола потайной рычаг – и вот уже в столешнице открылся секретный ящичек, о котором не знала ни одна живая душа, ибо мастер, соорудивший тайник для барона, был давно мертв.

Амальрик извлек оттуда подорожную, дававшую право беспрепятственного пересечения границы посланцу короля Аквилонии; подобный же документ, выписанный правителями Зингары, Офира и наконец Немедии. За исключением последнего, все они были попросту выкрадены у менее бдительных собратьев дуайена.

Теперь, по крайней мере, он мог быть уверен, что беспрепятственно пересечет любую границу.

Так, теперь главное! Оружие. Амальрик прошел в оружейную и распахнул шкафы. За исключением так нелепо утраченного шипа ядозуба, вся амуниция была на месте. Ах, нет, не хватало туранского кривого клинка – должно быть, позарился кто-то из стражников. В остальном же ему было из чего выбрать.

Амальрик торопливо экипировался.

В дверях он оглянулся, в последний раз обозревая пустынные апартаменты. Не забыл ли чего? Он не ощущал печали, покидая покои, что больше двух зим служили ему пристанищем. Барон никогда не испытывал привязанности к жилищу, считая это чувство нелепейшим из предрассудков.

Ничто не удерживало его здесь.

Он шагнул за порог через парадную дверь, что вела во двор замка.

Где был встречен радостным возгласом:

– Смотри, командир, твоя правда! Пташечка-то вернулась в гнездышко!

Амальрик окаменел.

Навстречу, ловко охватывая его в кольцо, вышли шестеро стражников, и барон узнал в них наемников из Вольного Отряда Нумедидеса. Сердце его упало. Будь это Черные Драконы, с ними еще можно было договориться. Альвий, даже если бы не встал открыто на его сторону, непременно польстился бы на золото барона и дал тому шанс ускользнуть.

Но от этих спасения не было.

Выгадывая время, Амальрик попятился.

Но за спиной была закрытая дверь, и вести за собой наемников в дом ему не хотелось. В тесных комнатах им легче будет окружить его и зажать в угол. Барон понял, что, если хочет уцелеть, то должен выгадать время. Самым спокойным и надменным тоном он осведомился:

– Могу ли я знать, кто вы такие и по какому праву задерживаете меня? Напомню, я посланник короля Нимеда, и аквилонские законы не имеют надо мной власти.

– Во поет-то! – присвистнул восхищенно тот же голос. – Эй, Невус, а ты, поди, так не смог бы!

Наемники захохотали. Один из них выступил вперед, и Амальрик узнал черноволосого северянина, их предводителя.

Вот ведь как встретиться довелось, Конан-киммериец, подумалось ему невольно, но вслух он не сказал ничего. По лицу северянина невозможно было определить, узнал ли тот барона.

Впрочем, едва ли. Тот очень изменился за эти годы.

– Мы получили приказ арестовать тебя, барон, – произнес северянин невозмутимо. Риторика дуайена, как видно, не сильно подействовала на него. – Кром! Лучше бы тебе подчиниться по доброй воле!

– Ну, разумеется.

Амальрик печально улыбнулся, всем видом своим показывая, что вынужден подчиниться неизбежному, и медленно двинулся вниз по ступеням, навстречу солдатам.

Те, видя, что враг готов сдаться, невольно расслабились.

В тот же миг руки немедийца метнулись к потайным ножнам на запястьях. Мгновение – и два острых тонких кинжала серебристыми молниями взвились в воздух. Первый вонзился в глазницу наемнику, которого называли Невусом… это был тот самый прием, что сразил жреца в храме Митры. Но второй нож, предназначенный киммерийцу, пролетел мимо цели.

В последний миг северянин успел уклониться.

Замешательство наемников помогло барону выгадать драгоценные мгновения.

Он метнулся в брешь в рядах наемников, образовавшуюся, когда пал Невус. Их разделяло не меньше десяти шагов, когда опомнившиеся наконец солдаты бросились в погоню.

Теперь немедийцем владела лишь одна мысль: любой ценой увести погоню прочь со двора. Здесь слишком людно. В любой миг их могут заметить, набегут подкрепления – и он пропал!

Но куда бежать?!

Хвала Митре, башни, где были апартаменты посланников, располагались вдали как от казарм, так и от служб дворца, так что поблизости не было ни воинов, ни челяди; да и час был еще ранний. Небо едва начало светлеть на востоке.

Однако необходимо было торопиться. Амальрик чувствовал, как утекают сквозь пальцы, точно вода в клепсидре, драгоценные мгновения.

Решившись, он подбежал к открытой галерее, что шла вдоль стены, соединявшей все три башни между собой и, недолго думая, вскочил на перила. Затем, подтянувшись за низко нависавшую черепицу, подтянулся и птицей взмыл на крышу галереи.

По ту сторону стены не было ничего, кроме закрытого прогулочного садика с фонтаном и посыпанными речным песком дорожками. Скрыться там было негде, но наемники могли этого и не знать. Пусть решат, что он собирается бежать таким путем. Возможно, это заставит их утратить осторожность.

Расчет его отчасти оправдался. Двое наемников, выкрикивая проклятья, торопливо принялись карабкаться за ним.

Как только первый из них показался на крыше, Амальрик подскочил к нему. Руки наемника цеплялись за черепицу. Точным ударом меча барон снес ему череп. Окровавленный труп свалился на камни.

Немедиец бросился к его товарищу.

Яростный рев донесся снизу.

– Проклятый пес! Ты поплатишься за это!

Барон слышал, как остальные, звеня мечами, бросились на галерею с разных сторон.

Второй наемник почти успел вскарабкаться наверх, но покатая крыша не позволила ему подняться на ноги достаточно быстро. Меч Амальрика достал его, однако обшитая пластинами кожаная куртка отразила удар. Солдат вскочил на ноги. Новый выпад немедийца заставил его потерять равновесие. Он отступил, зашатался… Амальрик ударил еще раз, целя в горло.

Наемник полетел вниз.

Но трое его товарищей уже бежали к нему по крыше, на ходу вытаскивая из ножен мечи. Лица их исказились от ненависти.

Мгновенно оценив ситуацию, Амальрик сделал вид, что бросился налево, навстречу киммерийцу и его напарнику. Сапоги его гремели по черепице. Бежать по наклонной плоскости было невозможно. Он заскользил вниз, чувствуя, что теряет равновесие. Солдаты устремились за ним. Он отчаянно замахал руками, точно готов был вот-вот сорваться…

– Живьем! – закричал Конан. – Надо взять его живьем!

Они были уже совсем рядом.

Внезапно из руки немедийца, точно рой пчел, выпорхнули Летучие Звезды.

Все это время он держал их наготове. Смертоносным веером крохотные стальные лезвия разлетелись во все стороны. Наемник справа отчаянно закричал, бросив меч, прижимая ладони к окровавленному лицу.

Амальрик, оттолкнувшись, прыгнул.

Меч Конана рассек воздух в том самом месте, где он был только что.

Высота в два человеческих роста была немедийцу не преграда. Перевернувшись в воздухе, он приземлился, как кошка, долю мгновения помедлил, пока отступит острая боль, пронзившая ступни, и бросился прочь.

Он был уверен, что теперь сумеет положить между собой и преследователями достаточное расстояние, но, оглянувшись, увидел, что просчитался. Последний из уцелевших наемников и впрямь отстал, но киммериец спрыгнул за ним следом, и Амальрик не мог сдержать восхищения.

Это был достойный противник! Даже жаль убивать его.

Точно заяц, петляющий, убегая от борзых, немедиец метнулся в сторону, к башне офирцев. Там, должно быть, все уже проснулись, разбуженные шумом схватки, но он достаточно хорошо знал осторожного посланника Ианты, чтобы быть уверенным, что тот ничего не предпримет, пока точно не уяснит расстановку сил.

Помощи от него ждать нечего – но и задержать собрата он пытаться не станет.

Чуть отставший от своего капитана наемник, заметив маневр барона, бросился ему наперерез, размахивая мечом.

– Твой час пришел, бельверуское отродье! – прорычал он, бешено вращая глазами.

Амальрик слишком берег дыхание, чтобы отвечать. Усталость начинала сказываться, и если бы не железная выдержка, он, должно быть, давно свалился бы замертво. Но его воспитывали не ведающим поражений.

Пока жив, он обязан был сражаться!

Клинки скрестились на ступенях офирской башни.

Наемник принялся теснить барона, и тот, на миг отвлекшись, чтобы проверить, не угрожает ли опасность сзади, едва успел уклониться от удара. Он выставил клинок навстречу. Удар был такой силы, что отдался болью во всем теле.

Не обращая внимание на боль, Амальрик отвел меч своего противника, зацепив его своей гардой.

На мгновение – но этого оказалось достаточно.

Противники сблизились. И зингарский бордолис, который держал барон в левой руке, ушел под ребра наемника, по самую рукоять из оленьего рога.

Амальрик вытер пот со лба. Трехгранный кинжал сослужил ему добрую службу. А то он уж ненароком подумал, что не сможет больше в жизни прикоснуться ни к чему, что связано с оленями.

Его противник охнул и осел на ступени. Барон поставил ногу ему на грудь, выдернул бордолис и рывком развернулся встретить последнего врага.

Они оставались один на один с киммерийцем.

Теперь можно было не торопиться. И противники, успев по достоинству оценить мастерство друг друга, не спешили нападать, опасаясь допустить ошибку, ставшую бы роковой.

Конан окинул взглядом немедийского барона.

Этот парень отнял жизнь пятерых, Невуса, Барха, Гилермо, Сабрия и Лайва.

Кром! Будь он проклят, этот негодяй!

Но как дерется!

Северянин невольно пожалел, что не сможет привлечь барона на свою сторону. Такой один стоил бы целого отряда. Однако это не просто отличный боец, но чернокнижник. А с такими никакие союзы и соглашения невозможны. Киммериец своими глазами видел тому подтверждение – целую комнату в покоях барона, за опочивальней, отведенную под магические опыты. Немудрено, что такие черные дела творятся в Аквилонии. Самый воздух здесь провонял колдовством!

Ну, ничего. Скоро здесь станет чище.

– Теперь ты ответишь за все! – проревел он, переходя в наступление.

Немедиец увернулся и оскалил зубы.

Дрался он как-то странно, пританцовывая, ни единого мгновения не стоя на месте, так что в глазах рябило, словно не человек перед ним, а язык пламени. Однако ответный удар его Конан парировал без труда.

Чувствовалось, что у противника силы на исходе.

Осознав это, Конан мгновенно понял, какую тактику следует предпринять. Взять его измором. Медленно, методично, без суеты. По мастерству они почти равны, так что победит тот, у кого больше сил. Или выдержки.

А в этом северянин не знал себе равных.

Раз за разом скрещивались клинки, противники сходились и расходились вновь.

Мало-помалу Амальрик начал терять терпение. Усталость брала верх, и с каждым разом ему все труднее стало выдерживать навязанный киммерийцем темп боя, но пока ему даже не удалось задеть его. Скоро барон обессилит окончательно – и тогда ему конец.

Но что он мог предпринять?

Проклятый варвар не допускал ни единой ошибки, не позволял ему приблизиться на расстояние кинжального удара, но и не давал возможности к бегству. Амальрик ощутил подступающее отчаяние. Если б можно было поразить проклятого северянина на расстоянии!

Стоп! Как же он мог забыть!..

Конан заметил, как вспыхнули бешеным торжеством глаза противника, а рука метнулась к поясу. Туда, где качались крохотные дарфарские булавы, похожие на лекарские пестики. Размером не больше ладони…

Инстинкт хищника заставил киммерийца отскочить в сторону – но мгновенная заминка чуть не стоила ему жизни. Он ощутил страшной силы удар, почти не смягченный кольчугой, и адскую боль в плече.

Правая рука, державшая меч, мгновенно онемела. Пальцы разжались.

Барон с яростным рычанием метнулся к нему, намереваясь полоснуть по глазам кинжалом. Тонкое лезвие свистнуло в сенме от лица.

Конан отклонился, нырнул под руку противнику, мгновенно перехватывая меч в левую. Хорошо еще, что он владел одинаково хорошо обеими руками.

Чудовищный удар сбил его с ног. Конан понял – вторая булава ударила в грудь, смяла звенья кольчуги и едва не переломала ребра.

Холодный пот потек по его лицу, заливая глаза.

Киммериец мотнул головой, откидывая густую гриву черных волос, и, зная, что другого шанса у него не будет, он нанес сокрушительный удар по тени, что возникла перед ним.

Отточенный клинок рассек плоть.

Амальрик пошатнулся. Рубаха его мгновенно окрасилась алым. Он посчитал, что враг без чувств и оттого осмелился подойти на расстояние удара. Его дарфарская палица проломила бы грудь даже быку.

Ах, если бы не кольчуга…

– Будь ты проклят, киммериец! – прорычал он.

Конан пошатываясь встал и поднял меч, готовясь нанести последний удар. Грудь разламывалась пополам, в голове трещало, как после хорошей попойки. Он сделал неуверенный шаг и занес клинок.

Как вдруг что-то обрушилось на него сзади.

В глазах у северянина потемнело.

«Кром!» – только и успел прохрипеть он. Перед глазами поплыли черные круги. И земля устремилась ему навстречу.

Барон, уже простившийся с жизнью, с изумлением увидел, как Конан рухнул у его ног, словно могучий дуб, поваленный молнией.

Митра, похоже, ты и впрямь благоволишь к своему недостойному слуге. Три раза за эту ночь он готовился умереть, и три раза оставался жив. Явно, это знак, сулящий ему удачу в будущем.

Он поднял глаза и увидел позади поверженного противника маленького человечка в пестром платье. Тот стоял, трясясь как осиновый лист и, выпучив глаза, смотрел на огромного киммерийца, распростершегося на взрыхленном песке.

Пошатываясь, Амальрик обошел поверженного врага и тяжело оперся на плечо Ринальдо.

– Ты подоспел вовремя, менестрель, – прошептал он, пытаясь отдышаться. – Еще немного – и северянин прикончил бы меня!

Сказав эти слова, он с грусть подумал, что раньше, хотя бы вчера днем, он смог бы шутя разметать всех этих псов во главе с их командиром-варваром. Но теперь, теперь должно пройти немало времени, прежде чем он сумеет стать прежним Амальриком.

Или не сумеет?

Он сконцентрировался и попытался усилием воли остановить кровь. Тщетно, все былые умения вытекли из него, точно из дырявого кувшина. Он оторвал от рубашки кусок, смял его и приложил к ране.

– Эй, поэт, очнись! Все уже кончилось.

Ринальдо не ответил, сокрушенно разглядывая обломанный гриф мандолины, оставшийся у него в руках, после того как он, подкравшись на цыпочках, обрушил ее на голову страшного варвара.

Трупы и кровь вокруг, раненый немедиец и оглушенный наемник – ничто не интересовало его в этот миг.

– Моя мандолина! Он едва не плакал.

Несмотря на боль от раны, Амальрик расхохотался.

– У тебя будет новая, менестрель! Целый десяток, если пожелаешь! Но сейчас давай убираться отсюда. Этот здоровяк скоро очнется, и тогда не миновать погони. Нам надо успеть убраться отсюда подальше. Ринальдо поднял на него глаза.

– Вы собираетесь оставить его в живых, месьор? Амальрик усмехнулся.

– Он честно дрался, и было бы недостойно убивать его, пока он беспомощен. Нет, мы встретимся с ним в открытом бою, если так будет угодно Митре. Но довольно болтать. Пора уносить ноги!

Ринальдо с сожалением покосился на Конана. Жаль, что тот, по чьей милости он лишился своего драгоценного инструмента, останется жив. Ну, ничего не поделаешь! И, украдкой пнув бесчувственное тело киммерийца, он произнес:

– Лошади нас ждут у ворот, месьор. И, прежде чем вернуться за вами, я сговорился со стражниками, что стоят на воротах. За пару золотых они не станут задавать лишних вопросов.

Вот это да!

Амальрик вынужден был признать, что превратно судил об этом смешном человечке. Пожалуй, за это он даже готов послушать на досуге его стихи…

– Тогда поторопимся! Путь нам предстоит неблизкий. Амальрик торопливо захромал вперед, зажимая рану полой плаща. Тряпка уже пропиталась кровью. Надолго ее не хватит. Как только окажутся в сравнительной безопасности, необходимо будет рану прижечь и сделать повязку. Милостью Митры, он доберется до места живым…

А там о нем будет кому позаботиться.

Словно в ответ на его мысли, менестрель поинтересовался:

– Но куда же мы отправимся, месьор? Превозмогая боль, барон усмехнулся.

– В Амилию! – произнес он уверенно. – К Марне! Она – наша последняя надежда!

Ни барону Торскому, ни его спутнику и в голову не пришло поднять голову и взглянуть вверх, когда они покидали дворец, не то они, возможно, увидели бы странную черную тень, очертаниями напоминавшую безглавую птицу, что, плавно скользнув из заоблачной выси, опустилась на крышу оставленной посланником Немедийской Башни.

Не прошло и мгновения, как демон Мизрах вновь взмыл ввысь.

Огромная тень цвета оникса на миг застила небо, и рассвет отступил боязливо, вновь давая дорогу ночи. Когда же демон скрылся, и серый сумрак, предшествующий восходу, залил перламутровым сиянием землю, закутанная в черное женская фигура, еще мгновение назад стоявшая у края башни, исчезла также.

Марна неспешно спустилась по лестнице, что вела с крыши во внутренние покои посольства.

Колдовское чутье говорило ей, что людей поблизости нет, и это было странно. Насколько она могла заметить, наблюдая в дыму за Амальриком, в покоях его всегда толпился народ. Но сейчас она была уверена, что башня пуста.

Магия могла помочь ей понять, что здесь произошло.

Ведьма уперлась ладонями в стену, заставляя свое сознание слиться с камнем башни, проникнуть в память строения и извлечь необходимые сведения. Это оказалось несложно. Стены помнили топот множества ног, звон мечей, ругательства солдат и плач служанок. Попутно Марне удалось уловить довольное повизгивание какой-то девицы – должно быть, один из стражников зажал ее в уголке…

Но ни следа самого барона!

– Сет и его присные! – выругалась женщина в сердцах.

Она так рассчитывала на немедийца.

Теперь же ей предстояло все делать самой – а это означало, что придется самой соприкоснуться с людьми, говорить с ними… Словом, делать все то, от чего она была избавлена вот уже два десятка зим.

Она успела позабыть так много!

Законы, по которым живут эти несчастные, стали для нее чужими. Как сможет она выйти к тем, кого покинула добровольно так давно? Они никогда не поймут ее!

Ведьма поймала себя на мысли, что даже разучилась общаться так, как это делают люди. Объяснять, просить, умолять… Но она умела лишь требовать!

Асура! Должно быть, ей придется даже говорить о себе «я», как когда-то прежде.

Сумеет ли?

Но у нее не было иного выхода. Что-то недоброе случилось с немедийцем, и, должно быть, случилось внезапно, если он даже не успел предупредить ее. Иных помощников, на кого она могла бы положиться так же, как на барона, у Марны в столице не было. В этот миг ей даже стало жаль, что пришлось пожертвовать жрецом… Звереныш сейчас пригодился бы ей как никогда.

Но смятение длилось недолго. Марна не была бы той, кем была, позволь она подобным неурядицам смутить себя. Впереди у нее еще множество битв. Как же она сможет победить в них, если спасует уже сейчас?!

Уверенным шагом – ибо не раз мысленно проходила по этим покоям с Амальриком – ведьма двинулась вперед. Лестница привела ее на первый этаж, где располагались личные покои барона. Его опочивальня.

Библиотека.

Кабинет.

Марне не нужно было смотреть по сторонам. Каждую из этих комнат она помнила наизусть. Она шла вперед, выставив перед собой ладони, впитывая ауру каждого предмета.

Она должна быть здесь! Тогда, в дыму остролиста Марна видела, что щенок был в другой…

Разбитые реторты. Изорванные пергаменты. Разбросанная утварь. Не то, не то, что она ищет!

Обломки мебели. Оружие. Колдовские книги. Подумать только, сколько их у немедийца… Опять не то!

Внезапно ее ладонь обожгло, будто она прислонила ее к расплавленному железу.

Вот оно!

Ведьма подула на ладонь. Огонь Солнцерогого опалил ее длань. Значит, то, что ей нужно, поблизости…

Усилием воли убавив чувствительность ладоней, Марна продолжала кружить по комнате. Левее. Еще левее… Стоп! Нет, много… Теперь правее. Еще полсенма. Стоп!

Слепая колдунья подошла к потухшему камину. Хорошо, что немедиец не сжег ее, хотя, судя по всему, уже приготовился это сделать.

Она полностью выключила магическую чувствительность рук. Теперь ее ладони ощущают так же, как у всех людей, и можно взять это.

Ведьма нащупала грубую ткань.

Ряса, то охряное немедийское облачение, которое Ораст привез сюда!

Ее пробрал озноб. Что будет, если она нацепит ритуальное одеяние слуг Солнцерогого?

Не проснется ли Он на небесах, чтобы испепелить молнией дерзкую колдунью?

Но до восхода солнца оставалось еще немного… Пока длится время Сета, сам Великий Змей поможет ей!

С трудом преодолевая отвращение, она сбросила свой черный плащ и завернулась в жреческую накидку.

Теперь она неотличима от одной из Матерей – так, кажется, именуют себя эти кликуши из женских обителей.

Насколько она помнила, слуг Митры пускали везде беспрепятственно.

Что ж, Солнцерогий, на этот раз ты послужишь нам! От этой мысли она чуть не расхохоталась.

Можно было бы отправиться немедленно, однако обуздание Мизраха отняло у нее массу энергии, и магические силы были на исходе.

Придется подождать! Впереди ее ждало нелегкое сражение, и ведьма знала, что должна как следует подготовиться к нему.

Аой.