Время, ритмы и паузы

Необходимость, случайность и синхрония

Причинность в том или ином виде присутствует во всех цивилизациях. В дальневосточных странах ее базовой формой является концепция кармы. На протяжении всех бесчисленных инкарнаций человека его специфическая самость сохраняется в цепи причинной зависимости, обусловленной кармой: «Если мы рассмотрим особенность бытия в свете событий, имеющих место с течением времени, то увидим, что она обусловлена причинной цепью, которая связывает эти события»[104].

То, что мы на западе называем причинностью, уходит корнями к греческим образам Ананке (необходимость), Дике (справедливость), Геймармене (неотвратимая судьба) и Немезиды (возмездие) — богиням, которых боялись и уважали. Они отвечали за уравновешенное взаимодействие противоположностей во Вселенной: «Источник зарождения всех вещей лежит в том, к чему приводит их разрушение… в соответствии с Необходимостью, поскольку они расплачиваются и воздают друг другу за свою несправедливость в соответствии с ходом Времени», — говорит Анаксимандр[105]. А Гераклит подчеркивает, что «все вещи происходят вследствие противостояния и необходимости»[106]. Позднее в философии стоиков Ананке или Геймармене стали мировым принципом, управляющим всем, даже богами. Орфики считали, что Хронос (время) был супругом Ананке (необходимость), которая держала всю Вселенную в крепких оковах, охватывающих ее в форме змея[107]. Само английское слово necessity (необходимость) связано с латинскими словами necto (я связываю), nexus (связанный). Эта безжалостная богиня олицетворяла также узы смерти, судьбу (английское destiny происходит от латинского destino, что также означает «я связываю»), Ананке разматывает нить нашей жизни и отрезает ее в конце судьбы.

В христианскую эру концепция необходимости не исчезла, но она была распространена на устроенную в соответствии с законом природу, созданную самим Богом (который, тем не менее, вмешивался в нее, творя чудеса). Только у Рене Декарта (1596–1650 г.г.) принцип детерминизма в форме общих законов природы в действительности стал абсолютным, исключающим любое возможное новое созидательное божественное вмешательство: «И в целом мы можем утверждать, что Бог делает все, что мы можем понять, но это не значит, что Он не может сделать того, что нам не понятно». Он мог бы действовать иначе, но не хочет. Деятельность Бога полностью совпадает с принципом причинности[108]. То же можно сказать и в отношении Исаака Ньютона. Он считал, что Бог в начале создал материальные частицы, силы между ними и фундаментальные законы движения, и такое положение дел сохранялось с тех самых пор, напоминая машину, управляемую непреложными законами[109]. После чего легко было сделать шаг в сторону полного исключения идеи Бога, и таким образом в эпоху материализма Вселенная превратилась в огромные механические часы, которые глупо тикали в вечности.

С этого момента вера в абсолютную обоснованность причинности оставалась в силе до рождения квантовой физики, когда изучение элементарных частиц заставило физиков заменить причинность концепцией математической вероятности. Теперь стало невозможным давать какие-либо предсказания в отношении поведения отдельных частиц, предсказание можно было делать только в отношении очень больших множеств частиц. Тем не менее, это отражало не просто наше незнание физической картины, о чем свидетельствует использование вероятностей страховыми компаниями. А как сказал об этом Капра[110]:

«В квантовой теории мы пришли к осознанию вероятности как фундаментального свойства атомной реальности… Субатомные частицы не существуют — так чтобы об этом можно было говорить с полной уверенностью — в объективных областях пространства, но скорее проявляют „тенденцию к существованию“, а атомные события не происходят — так чтобы об этом можно было говорить с полной уверенностью — в определенный момент времени и определенным образом, но скорее проявляют „тенденцию к свершению“».

Таким образом, существует некоторая область неопределенности[111]. Эйнштейн сначала не смог принять этого и сказал Нильсу Бору свои знаменитые слова: «Бог не играет в кости!»

Квантовая физика столкнулась с другим фактом, связанным с проблемой времени еще более непосредственно: с так называемой симметрией направления времени. Пространственно-временной график, приведенный слева, можно интерпретировать либо как столкновение электрона и протона, либо как их рассеивание (электрон изображен направленной вверх стрелкой, протон — пунктирной линией), или как рассеивание позитрона и протона (позитрон изображен направленной вниз стрелкой). «Математический формализм теории поля предполагает, что эти линии можно интерпретировать двумя способами: либо как движение позитронов вперед во времени, либо как движение электронов назад во времени»[112]. Эту особенность мира субатомных частиц можно также изобразить в виде третьей диаграммы: электрон (сплошная линия) и фотон (пунктирная линия) приближаются друг к другу. В точке А фотон образует электронно-позитронную пару, электрон продолжает двигаться направо, позитрон — налево. В точке В позитрон сталкивается с исходным электроном и они аннигилируют, образуя фотон, который движется влево. Тем не менее, «мы можем также интерпретировать этот процесс как взаимодействие двух фотонов с одним электроном, который сначала движется вперед во времени, затем назад, а потом опять вперед»[113]. Поэтому мы можем интерпретировать этот процесс как четырехмерную структуру взаимосвязанных событий, которая не обладает каким-либо определенным направлением во времени, присущим ей[114].

Несмотря на это, «стрела времени» и причинность все еще сохраняют свою состоятельность во многих областях мира материи. Один из подходов для обнаружения более общей основы для описания протонов и нейтронов (являющихся наиболее фундаментальными формами частиц) заключается в использовании так называемой S-матрицы (матрицы рассеяния), впервые предложенной Вернером Гейзенбергом[115]. Круг просто отображает площадь, на которой сложный отдельно наблюдаемый процесс может иметь место. А иВ представляют собой две частицы (любого рода), которые в этом круге сталкиваются и при этом возникают две различные частицы С и П[116]. Теория S-матрицы игнорирует проблему точного определения положения отдельных частиц.

Использование S-матрицы подразумевает наличие нескольких базовых принципов[117]. Первый заключается в том, что вероятности реакции не должны зависеть от перемещения измерительного устройства в пространстве и времени, а также не должны зависеть от состояния движения наблюдателя. Второй состоит в том, что результат какой-либо конкретной реакции можно предсказать только с использованием вероятностей. Третий принцип относится к причинности: он говорит о том, что энергия и момент «передаются на расстояния в пространстве только частицами, и это происходит таким образом, что при одной реакции частица может создаваться, а при другой разрушаться, только если последняя реакция происходит после первой»[118]. Существует и четвертый фактор (Капра включил его в третий): он касается величин, при которых становится возможным образование новых частиц (хотя и непредсказуемых). При этих величинах математическая структура S-матрицы резко изменяется: «она сталкивается с тем, что математики называют „сингулярностью“. То, что S-матрица демонстрирует сингулярности, — следствие принципа причинности, но местоположение этих сингулярностей ей не определяется». (См. стр. 38).

Логической противоположностью концепции причинности (и ее исторически более ранней формы — необходимости) является случайность. Она, кажется, восходит к более древним религиозным идеям и привычкам, чем причинность. Как показал Герман Узенер[119], в пантеоне римлян и греков было много богов времени в том смысле, что конкретный бог олицетворял определенный момент времени. Был бог той минуты, когда лошади начинали паниковать, бог подходящего момента для прополки сорняков, для отбора меда из ульев и т. д. Гермес был в том числе богом такой ситуации, когда на собравшихся внезапно опускалась тишина. Один бог, Кайрос, который иконографически связан с Гермесом, был особенно важен: он олицетворял удачное стечение обстоятельств, благоприятное для какого-либо действия; надо было «схватить Кайроса (шанс) за волосы», иначе он убегал. Другим божеством «счастливого случая» была Ника (победа). Она исполняла роль мистического посредника или момента, когда решала исход дела в пользу одного или другого сражающегося на войне или состязающегося в соревновательных играх. Ника была дочерью Стикса, бегущей по кругу реки Подземного мира, близко связанной с Океаносом, рекой-богом времени. Еще одной богиней времени была Фортуна; она изображалась с другим символом времени — колесом.

Астрологические системы, о которых мы уже говорили выше, можно отнести к важным попыткам по изучению в донаучные времена таинственного качества момента времени. Астрологические боги времени, тем не менее, уже не были чистыми богами случая, поскольку они двигались в упорядоченной временной последовательности по небесам в процессе упорядоченного по времени взаимодействия архетипов, законы которого мы не знаем.

Эти боги на самом деле не жили на небесах: они были «отправлены» туда человеком. Тем не менее, они действительно связаны с небом. Это становится очевидным, если заметить, что астрологические доктрины китайцев, ацтеков, майя и западных народов разработали метод, с помощью которого можно было сделать те же предсказания, которые делала астрология, с помощью земного числового оракула. Сегодня один из них — И Цзин — стал наиболее известным. В соответствии с этим методом можно определить смысл какого-либо заданного момента времени путем отсчитывания четверками 49 стеблей тысячелистника из случайно выбранного пучка. Оставшиеся стебли образуют четыре типа линий: две мужских (—) и две женских (--). Шесть таких линий (две триграммы или Куа) образуют ответ оракула. Существует 64 двойных триграммы (гексаграммы), символически описывающих основные жизненные ситуации, возникающие по мере движения Тао. На западе существует аналогичный метод, называемый геомантией, в которой символические конфигурации из четырех линий, каждая из которых состоит либо из двух, либо одной горошины, образуются путем отсчитывания парами камешков или горошин из случайным образом сформированной кучки. Китайцы доработали оракул И Цзин до глубокой философии бытия, в то время как западная геомантия в значительной степени осталась примитивным методом предсказания. В Западной Африке дела обстоят иначе: предсказание там тоже связано с развитой религиозной системой[120]. Ее эффективность основывается на деятельности божества, называемого Фа, у которого нет коллективного культа и о котором говорят только «один на один». Он является богом истины и открывает нам все свои тайны только в потусторонней жизни. Он не принадлежит к силам природы, но символизирует заботу Бога о своем творении. Он является Господом Жизни и «тем окном, через которое мы слышим зов Потустороннего». С помощью геомантического оракула-предсказателя он общается со знахарем, толкователем этого оракула, который сообщает ему скрытую истину, стоящую за любой ситуацией.

Если посмотреть на эти предсказательные методы с математической точки зрения, то они представляют собой взаимодополняющую противоположность вероятностному исчислению. Последнее становится все более точным с увеличением числа рассматриваемых событий; это исчисление никогда не дает положительного или отрицательного ответа: он дается в виде дроби между 0 и 1, которые соответственно означают «нет» и «да». Случайность подразумевается, но устраняется в максимально возможной степени. С другой стороны, предсказательные оракулы И Цзин и те, с которыми имеет дело геомантия, работают с целыми (натуральными) числами. Их ответ основывается исключительно на числовом результате. Случайность ставится в центр внимания; а повторяемость и усреднения отбрасываются[121].

Многолетнее изучение И Цзин вдохновило Юнга на поиск нового принципа, дополняющего нашу западную концепцию причинности, нового принципа, который называется синхронией. В своем «Введении к И Цзин» он пишет:

«Разум китайцев, как это видно из использования И Цзин, поглощен, как мне кажется, исключительно случайной стороной событий. То, что мы называем случайным стечением обстоятельств, кажется, больше всего беспокоит этот особенный разум, а то, что мы почитаем как причинность, остается почти незамеченным. Мы должны признать, что существует нечто, что заставляет нас указать на огромную важность случайности. Неисчислимое количество человеческих усилий направлено на преодоление и уменьшение неприятных последствий или опасностей, которые несет с собой случай. Теоретические соображения о причинах и следствиях зачастую выглядят бледно и неопределенно в сравнении с практическими результатами, которые связываются со случайностью. Можно просто сказать, что кристалл кварца представляет собой шестиугольную призму. Это утверждение вполне истинно, если рассматривать идеальный кристалл. Но в природе вряд ли можно найти два абсолютно одинаковых кристалла, хотя все они без сомнения являются шестиугольными. Действительная форма, тем не менее, кажется, играет большую роль для китайского мудреца, чем идеальная. Беспорядочная смесь законов природы, образующих эмпирическую реальность, для него обладает меньшим значением, чем причинно-обусловленное объяснение событий… Способ, с помощью которого И Цзин стремится взглянуть на реальность, как мне кажется, не придает популярности нашим причинно-обусловленным методам. Фактически рассматриваемый момент времени предстает перед взглядом древнего китайца в большей степени как случайное совпадение, чем четко определенный результат причинно-обусловленной цепи процессов. Предметом его интереса, на мой взгляд, является структура, сформированная случайными событиями в момент наблюдения… Синхрония заменяет случайное стечение каких-либо событий в пространстве и времени на нечто, означающее большее, чем просто случай, а именно: на характерную взаимозависимость объективных событий между собой, а также с субъективными (психическими) состояниями наблюдателя или наблюдателей.

Разум древнего китайца созерцает космос примерно так, как его воспринимает современный физик, который не может отрицать, что его модель мира, несомненно, обладает психофизической структурой. Микрофизическое событие включает в себя наблюдателя в той же степени, в какой реальность, лежащая в основе И Цзин, включает субъективные, т. е. психические, условия в совокупности одномоментной ситуации. Точно так же, как причинность описывает последовательность событий, так и синхрония для китайского разума имеет дело с совпадением событий. Точка зрения, основанная на причинности, рассказывает нам драматическую историю о том, как начал существовать D; он берет свое начало от С, который существовал до D а у С в свою очередь был отец В и т. д. Синхроническая точка зрения, с другой стороны, пытается нарисовать эквивалентную по смыслу картину случайного стечения обстоятельств. Как случилось, что А’, В’, С’, D’ и т. д. все появились в один и тот же момент времени и в том же самом месте? Прежде всего, это случилось потому, что физические события А’ и В’ одного качества с физическими событиями С’ и D’, а также потому, что все они представители одной и той же моментальной ситуации. Предполагается, что ситуация отображает понятную картину или картину, в которой можно разобраться»[122].

Кроме экспериментов с И Цзин, Юнг установил, что часто его пациентам снились символические образы, которые затем странным образом совпадали с внешними событиями. Если рассматривать внешние события так, как если бы они были символами, то их смысл будет совпадать с образом из снов[123]. Кажется, что это чаще всего происходит тогда, когда какой-либо архетип активируется в бессознательном наблюдаемого, создавая состояние высокого эмоционального напряжения. В такие моменты душа и материя, кажется, более не представляют собой отдельные данности, но организуются в идентичную, осмысленную символическую ситуацию[124]. Это выглядит в такие моменты так, как если бы физический и психический миры были двумя гранями одной и той же реальности.

Такую цельную реальность Юнг назвал unus mundus (один мир)[125]. Синхронические события по Юнгу представляют собой происходящие спорадически и нерегулярно парапсихологические феномены. Но кажется, что они являются лишь особыми случаями более общего принципа, который Юнг назвал некаузальной упорядоченностью[126]. Этот принцип означает, что некоторые факторы в природе упорядочиваются так, что невозможно установить причину этой упорядоченности. В сфере материального к ней можно причислить такие факты, как период радиоактивного распада, или тот факт, что скорость света составляет 300 000 километров в секунду, не больше и не меньше[127]. В сфере разума или души некаузальная упорядоченность проявляет себя, например, в том, что число 6 является совершенным: сумма его делителей — 1+2+3 — и их произведение — 1×2×3 — оба равны 6. Мысленно мы вынуждены признать это как истину, но не способны указать на причину того, почему число 6 обладает этим свойством. Эти последовательности можно изучать, можно использовать их в качестве основы для упомянутых выше методов предсказания. Противоположные им синхронические события образуют только мгновенные особые события, в которых наблюдатель находится в положении распознавания третьего связующего элемента, а именно: схожести смысла внешних и внутренних событий. Их упорядоченность отличается от свойств, присущих натуральным числам или разрывностям в физике, тем, что последняя существует испокон века и регулярно проявляет себя, тогда как синхронические явления представляют собой акты творения во времени[128]. В этом смысле мир случайного «отчасти следует рассматривать как универсальное условие, существующее испокон века, а отчасти как сумму бесконечных индивидуальных актов творения, происходящих во времени»[129].

Эти созидательные акты во времени, тем не менее, не происходят исключительно за пределами признаваемых методов предсказания, но, напротив, имеют место в рамках некоторых полей вероятности в пределах некаузальной упорядоченности[130]. Именно эти поля психофизиологических вероятностей пытаются исследовать предсказательные техники с помощью числовых методов.

С момента опубликования Юнгом своего открытия некоторые недавние исследования в атомной физике, как мне кажется, близко подошли к аналогичным идеям. В теории S-матрицы, упомянутой выше, утверждается, что в пределах причинно-обусловленной и предсказуемой цепи событий, наблюдаемой с помощью органов чувств, происходит также непредсказуемое образование новых частиц, которые называются «сингулярностями». Тем не менее, есть разница между наблюдением осмысленных синхронических событий и физических «сингулярностей», в отношении которых мы не можем выяснить какого-либо психологического смысла. Юнг предложил рассматривать синхронические события, в которых ни один наблюдатель не может говорить о смысле в терминах сходства[131]. Это совпадает с исследованиями Л.Л. Уайта[132], которые говорят о том, что «незавершенные модели природы стремятся к своему завершению». Математический символизм моделей обнаруживает свою собственную тенденцию и развитие: к завершенности. Это остается в силе не только для кристаллических форм, но также и для микрофизических структур. Все незавершенные структуры в некоторой степени нестабильны и стремятся либо к законченности, либо к распаду[133]. Так, Уайт определяет жизнь как распространение какой-либо модели по мере ее пульсации[134]. Можно интерпретировать такое «распространение» как основанное на «сходстве». Но только человеческий разум может видеть смысл в этом и осознанно переживать единство разума и материи.

Современные физики независимо пришли к той же идее фундаментального единства космоса (одновременно осознавая, что все то, что мы можем сказать о нем, представляет собой продукт нашего разума). В этом «одном мире», как выразился Фритьёф Капра, «каждая частица состоит из всех других частиц»[135], и в то же время они также все «взаимодействуют» путем испускания и повторного абсорбирования виртуальных частиц[136]. «Частицы — это не изолированные песчинки материи, но вероятностные модели, взаимосвязи в неразделимой космической паутине»[137]. Они являются различными частями единого целого[138].

Отличие этого «одного мира» физиков от unus mundus Юнга заключается в том, что последний также включает в себя физическую реальность или, скорее, он выходит за пределы и психе (разума) и материи. Окончательная природа обоих — сам unus mundus — трансцендентна; ее нельзя ухватить непосредственно нашим сознанием[139]. Синхронические события представляют собой «сингулярности», в которых единство психе и материи — unus mundus — начинает проявляться спорадически. Число, кажется, также находится в том же положении по отношению к обеим сферам, выступая как характеристика всех энергетических проявлений и мыслительной работы нашего разума. Число, по Юнгу, является наиболее фундаментальной или примитивной формой архетипов, которые выступают как «организаторы» наших осознаваемых логических размышлений[140], «оно представляет собой количество, а также и смысл».

Но где во всем этом находится время? Давайте кратко вернемся к двум китайским мандалам времени: последовательностям Раннего и Позднего неба. Древние китайские шаманы рисовали их аналоги — числовые фигуры Хо Ту и Ло Шу — на двух дощечках: круглой и квадратной соответственно, протаскивали палочку через их центры и крутили эти доски вокруг нее. В месте их остановки — одна над другой — они «считывали» символическую картину во времени. Взаимосвязь этих двух дощечек понималась как сакральный брачный союз Небес и Земли, сближение вечного порядка времени с текущим моментом, указывающим на «поля вероятности», в пределах которых может произойти синхроническое событие[141]. Ранние небеса соответствуют тому, что Юнг называл некаузальной упорядоченностью; они вне времени. Поздние небеса имеют дело с ходом времени. Время в них представляет собой «поле», которое передается всем вещам, которые в нем совпадают по какому-либо определенному качеству. Оно выступает посредником, как это ясно видели индейцы хопи, между возможным и действительной осмысленной случайностью-событием. Между этими двумя сферами стоит человек, который устанавливает границы движения. Здесь случай, свобода вступают в игру и принимают законы, которые управляют ей, а человек, конечно, также является частью всей совпадающей ситуации. Китайцы воспринимали взаимоотношение между мудрецом и космосом как ритуальный спектакль. Его «превосходство и свободу можно обнаружить в обрядах, которые от всего сердца исполняются игроком… Ожидается, что вполне серьезная и честная игра будет выступать посредником для ясности или мудрости и принесет освобождение. Эти обряды взывают к искренности, игра требует установленных правил или по крайней мере прообразов правил»[142].

То есть эти правила не являются абсолютными законами, поскольку они оставляют место для свободы действий. Интересно, что Нобелевский лауреат Манфред Эйген недавно также сделал попытку объяснить эволюцию и биологические процессы путем сравнения их с рядом игр[143]. Тем не менее, он еще не верит в присутствие осмысленности в случайности, а верит только в «слепую» случайность. Но эта идея «слепого» случая является пережитком того века, когда на реальность смотрели с детерминистической точки зрения; может быть, случай слеп только тогда, когда мы слепы к тому, что он означает.