Тормарский витраж. Книга 1. Время скитальцев

Глава четвертая Знамение

Утро упало на Реджио плотным серым платком. Густой дымный ветер плыл над черепичными крышами, и само солнце казалось сонным и ленивым, когда, медленно поднявшись над воротной аркой, поползло по небу к громаде Серого Замка. Город пробуждался под гулкий колокольный звон, чтобы, в поту и пыли, приняться за будничные дела.

Уличные псы зевали и недовольно фыркали, втягивая носами гарь.

Йеспер Ярне Варендаль очнулся ото сна ближе к полудню, в пятом доме по Загульному заулку, где в комнате на втором этаже обитала некая Лючия Прелестница, особа широко известная на Овражной стороне своим веселым нравом, внушительным бюстом и усердием на ниве продажной страсти.

Прелестница сладко почивала на своей стороне постели. Зубоскал не стал ее будить. Он выпутался из простыней, спустил ноги на каменный пол и, кое-как растерев уши и лоб ладонями, огляделся, не отыщется ли где живительная влага.

Лекарство обнаружилось в кувшинчике на окне. Йеспер утолил жажду, потянулся, разминая мускулы, и принялся собирать одежду, что внезапно оказалось занятием увлекательным. Штаны он нашел на полу: вполне знакомые, обтрепанные, с латкой на колене, они валялись под кучей цветных шуршащих юбок. Зубоскал неторопливо облачился, затянул пояс и тут его внимание привлекла брошенная на спинку стула новешенькая куртка мягкой оленьей кожи, окрашенной в дивный ярко-красный цвет, с черным тиснением по вороту-стойке и обшлагам.

— А! — словно что-то припомнив, заулыбался Йеспер. — Я и забыл… Огонь не куртка! А рубашка-то где?

Он еще раз перебрал женские одежки, но камичи так не нашлась. Зато внезапно отыскалась пара башмаков, тоже дорогой кожи, но отчего-то без шнурков. Так и не восстановив в памяти обстоятельства утраты рубашки, Йеспер в конце концов сдался и, покорившись неизбежности, напялил огненную куртку на голое тело и вбил ноги в башмаки (правый несколько жал, левый был чуть просторнее нужного). В кармане зазвенело. Зубоскал вытащил горсть серебра и щедро сыпанул деньги на стол, оставив себе несколько монет.

После чего перекинул через плечо перевязь с чикветтой и, бесшумно прикрыв за собой дверь, покинул пристанище разврата.

Он шел по узким переулкам Овражной стороны, старательно огибая кучи гниющего сора и перепрыгивая через трещины в камне. Вокруг вовсю шла будничная жизнь: над головой Йеспера служанка развешивала белье на протянутую через улицу веревку, нещадно тряся перед белым светом простынями и штопанным исподним, а поблизости другая выколачивала изъеденный молью ковер, на котором едва угадывался беррирский орнамент. На крыльце одного из домов старик чистил плотву, и пара котов нетерпеливо дожидалась, когда же нож перестанет сдирать чешую и доберется до рыбьего нутра. Орали дети и разносчики.

Йеспер шел, явно наслаждаясь движением, гамом и толкотней переулков. Лишь одно обстоятельство вызвало легкую тень неудовольствия на его лице.

— Да, запашок бодрит, — проворчал он, поднимая взгляд к серому небу. Но тут же опустил глаза на грешную землю и подмигнул девушке-торговке, что тащила корзину с куриными яйцами.

Первой остановкой на пути Зубоскала оказалась крошечная лавчонка с вывеской, на которой были намалеваны ножницы и таз. Йеспер без колебаний направился туда, чтобы через полчаса выйти обратно чисто выбритым и причесанным. Синяк под глазом был обильно припорошен лечебной присыпкой, и даже зубы, казалось, блестели ярче прежнего. Видимо, сознавая свою возросшую презентабельность, Варендаль глядел орлом и щедро одарял сияющей улыбкой весь мир. Иногда мир даже отвечал взаимностью.

Второй раз Йеспер задержался у лотка с выпечкой, где прикупил большую круглую лепешку с сыром, красным луком и базиликом. Откусив от ее чуть подгорелого бока, он двинулся дальше, пока не выбрел наконец на набережную где-то посередине между мостом Эрколе Безумного и мостом Латников. Отсюда открывался обширный вид на Чистый город с его скучными бледно-серыми стенами особняков и палаццо, с тяжелой приземистой громадой Замка и, словно поставленной в противовес, высокой звонницей храма, посвященного Непреклонным. Вся картина казалась туманной, из-за висевшей над горизонтом дымки, однако именно эта расплывчатость придавала Реджио некое живописное очарование, которого в ясные дни город был лишен напрочь.

Висельники на мосту Латников тоже были вполне различимы. Йеспер пришурился, разглядывая плоды местного правосудия. Неподалеку расположился горожанин с удочкой, по всей видимости, поленившийся нанять лодку, чтобы порыбачить на середине реки.

— Эй, добрый человек! — окликнул его Йеспер. — За что грешники висят?

— Парень — убивец, — просветил его рыбак. — Девки… одна воровка, третий раз попалась… а вторая — запрещенным ведовством промышляла. И, говорят, одержимая была…

— Одержимая? Это как?

— А так. Бесы, говорят, через нее шастали да непотребства творили.

— А так бывает? Человек ведь не калитка, чтоб через него шастать…

— Раз судьи приговорили, значит, бывает! — отрезал горожанин. — Отойди-ка подале! Рыбу распугаешь!

Йеспер не стал спорить. Он двинулся дальше по набережной, уселся на парапет спиной к виселице и принялся с аппетитом уминать лепешку. Когда кусок теста упал наземь, с ближайшей крыши слетел голубь, затем другой. Зубоскал отломил еще кусок, терзая меж пальцами, и вскоре не менее десятка птиц собрались к внезапной кормушке.

— Жизнь прекрасна! — заявил Йеспер голубям, и те, с вожделением воркуя над крошками, вполне согласились с этим фактом.

Земля чуть заметно вздрогнула. Ривара на миг покрылась мелкой рябью, словно от порыва ветра. Голуби сорвались с места и бестолково закружились над набережной, словно осенние листья.

Удивленный Йеспер вскинул голову и оторопел от изумления.

— Мать моя женщина! — только и пробормотал он.

Над мостом Эрколэ Безумного занималось зарево. Это не было зарево пожара, когда жадное пламя грозится подпалить облака и кровавит клубы черного дыма. Это не была и яркая резкая вспышка, какая случается при взрыве пушечного зелья.

Нет, над мостом словно второй раз за день нежно зарумянилась заря, налилась алым, плавно перетекая в рубиновый оттенок вина, порождая краски, каким позавидовал бы любой живописец. Вокруг слышались испуганные возгласы.

— Знамение! — завопил кто-то во всю глотку. — Люди, знамение!

Небывалое свечение сгустилось до глубокого пурпура и исчезло. Не поблекло, не выцвело, нет, просто сгинуло, как наваждение. Снова плыли в серой вышине сизые облачка, снова пекло белое полуденное солнце, снова жизнь была проста и обыденна, как медная монетка.

Йеспер вскочил с парапета.

Растревоженная толпа на набережной у моста Эрколэ Безумного гудела на десятки голосов. Варендаль решительно проталкивался сквозь нее, то и дело наступая на ноги, нарываясь на недовольные возгласы и получая тычки в бока. Внезапно люди резко подались назад и в стороны, словно вода во время отлива. Зубоскала, почти пробившегося в первые ряды, потащило обратно к домам по ту сторону улицы. Йеспер встал на цыпочки, но ничего не углядел. Подпрыгнул — без толку. Попытался прорваться вперед — не вышло.

— Что там? — спросил Йеспер у соседа сбоку, вислоусого серьезного малого, как видно, выскочившего прямо из сапожной мастерской: в фартуке и с молоточком в руке. Тот спросил кого-то впереди, тот — еще кого-то… Вопрос пошел расплываться по толпе и вскоре таким же образом вернулся ответ.

— Синицы прилетели, — сообщил сапожник. — Оцепляют.

Зубоскал понимающе кивнул. Таким птичьим прозвищем в Реджио простонародье наградило солдат городской стражи за пестрые желто-черные форменные туники.

— А вообще чего стряслось-то?

— Да кто ж знает-то, — ответил он. — Я у себя сидел, набойку на каблук ставил. Мальчишка-ученик тут же с заказчицы мерку снимал. Тишь да гладь. И вдруг как оно… врежет…

— Чего врежет-то?

— Сияние, — ответил сапожник. — Ровно солнце прямо здесь взошло. А после как ветер ураганный. Двери затряслись. Стекло в окне вынесло напрочь, горшки с гвоздями — вдребезги, инструмент повсюду, мы все трое на полу, заказчица визжит, как ошпаренная. Я уж подумал: пропадаю. Зажмурился — да чую: живой вроде. А глаза открыл — а оно исчезло, как не было.

— Знамение, не иначе! — проскрипел старушечий голос где-то за спиной Йеспера. — Непреклонные бдят! Кайтесь, грешники, ибо сердца ваши разъела ржавчина! Пойдете по огненным мостам без опор под дождем из пепла…

— Непреклонные над зарей не властны, бабка! — заметил насмешливый юный басок. — К покаянию призываешь, а сама ересь несешь! Небесные воды да светила Истинные утвердили, они и повелевают и днем, и ночью…

— Ты кого еретичкой назвал⁈ Да я, когда ты еще в пеленки гадил, уже все Девять Свитков назубок знала!

— Видать, слова-то заучила, а смысл так и не осилила…

Назревала базарная свара. Йеспер подался вперед, стараясь не прислушиваться к богословскому спору, но в этот миг раздался еще один голос.

— Да заткнитесь вы! — рявкнул он. — Боги здесь и не ночевали! Скорее наоборот! Ведьма старая все учинила!

— Это какая такая ведьма⁈ — тут же заинтересовались вокруг.

— Да Джованна Сансеверо, больше некому! За старое взялась, сучка!

С полминуты толпа переваривала свежую мысль.

— А ведь правда, — задумчиво сказал кто-то. И понеслось.

— Точно она! Больше некому!

— Муженек-то у нее вечно выкрутасничал! В дурь пер!

— Да перестаньте вы! Сансеверо — мастера честные!

— Много ты понимаешь, умник!

— Да уж поболе тебя…

— И сама-то какова! Вечно с гонором! С норовом!

— Ведьма, точно ведьма!

— На себя посмотри, дурища недалекая…

— А крышу-то, крышу у ее дома снесло! Не с чьего иного!

Йеспер не выдержал. Он начал с силой проталкиваться вперед, ввинчиваясь в малейшие щелки, возникавшие между людьми. Пинки сыпались на его плечи и спину, но Варендаль не отступал и в конце концов, потный и растрепанный, выбрался-таки в первые ряды. Отсюда уже можно было рассмотреть общую картину.

Спуск с моста стерегли. «Синицы» стояли цепью, достаточно плотной, чтобы при нужде отогнать народ, но так как никто особо на мост не рвался, стражники просто опирались на алебарды, иногда беспокойно оглядываясь.

Крайний дом почти не пострадал: разве что лишился стекол. А вот следующее здание — дом Джованны Сансеверо — имело вид плачевный.

Крыши не было. Совсем. Над стенами одиноко торчал обломок стропила. Дом накренился и просел, наклонившись, словно желая сползти с моста в воды Ривары. Ни одно стекло и ни один ставень не уцелели. Дом стоял, насквозь продуваемый дымным весенним ветром, и облака заглядывали в комнаты, проплывая мимо.

По улице процокали копыта. Толпа вновь подалась назад, пропуская всадников. Йеспер поспешно поднял воротник куртки и спрятался за чью-то широкую спину.

— Бравенте, — зашушукалась толпа. — Сам Бравенте пожаловал.

Пожилой господин, тяжело сползший с лошадиной спины, подобрал полы черной мантии и шагнул на мост. «Синицы» поспешно расступились. Начальник стражи поспешил навстречу прибывшему.

Йеспер насторожил уши. Толпа примолкла, ловя каждое слово.

— Что здесь? — отчетливо спросил пожилой господин, поводя длинным острым носом.

— Возможно, взрыв при проведении недозволенной работы, — отрапортовал начальник стражи. — Дом внутри разнесло преизрядно. Как смерч по комнатам прошелся.

— И от какого же взрыва будет такая дивная иллюминация? — усомнился господин. — Трупы есть?

— Непреклонные пощадили. Вроде обошлось.

— Где домовладелец? Кто? Что говорит?

— Не найдена она, джиор Бравенте. Джованна Сансеверо, вдова мастера стекла и света. Как сквозь землю провалилась.

Пожилой господин задумчиво повернул голову, глядя на стальные воды Ривары. Начальник стражи невольно последовал его примеру.

— Или туда, — пробормотал он.

Йеспер поежился.

— Разгоните зевак. Пусть стражники опросят соседей. Идемте: я желаю осмотреть дом.

И господин мерной поступью двинулся вперед, шурша мантией. Начальник стражи торопливо отдал приказания, и «синицы» шагнули вперед, вскинув алебарды.

— Разойдись! А ну, разойдись! — зычно понеслось над улицей. — Нечего пялиться!

Воззвания стражи были услышаны. Толпа мало-помалу начала редеть, разбредаться. Кое-кто отошел на безопасное расстояние, кто-то и вовсе вспомнил про оставленные дела.

Варендаль однако не спешил повиноваться приказу. Он бочком-бочком подобрался ближе к парапету и взглянул вниз, на речную воду. Там, у подножия моста среди пены кружились обломки кровли. Длинная доска застряла, зацепившись одним концом за каменный столб, а другим за что-то в воде, чего Зубоскал никак не мог толком рассмотреть со своей позиции. Он собрался перегнуться через парапет, но внезапно передумал и выпрямился, словно река не представляла собой ничего примечательного.

Неподалеку стражник допрашивал парочку: угрюмого мужчину-ремесленника и женщину, по виду, служанку.

— А он и рычит в ответ: мол, мы не люди, мы оборотни… И как завоет, аж кровь застыла. А пес мой после весь вечер рычал и шерсть на загривке дыбил.

— И я, и я слышала! — с готовностью подтвердила женщина. — Как есть волки выли! Под присягой поклянусь.

— А еще вчера какой-то мордоворот ломился. Чуть дверь не вынес…

— Грязные здесь дела творились. Колдовские, не иначе.

Стражник слушал со всем вниманием. Йеспер же замер, словно пораженный молнией с ясного неба.

— А ты чего встал столбом? — окликнул его другой солдат. — Тоже здесь живешь? Где-то я тебя видел…

— Я⁈ Я ничего, — пробормотал Йеспер. — Я просто так… Я уже ушел.

И он торопливо покинул набережную, вмиг затерявшись в людском потоке.

Овраг — одна из множества впадин, что разделяла Овражную сторону на части — спускался к Риваре узкой промоиной, по которой в дождливый сезон, бурля, неслась вода, таща в реку всю ту дрянь, что оставляют после себя люди. Сейчас ручей почти иссяк, и дно покрывала вязкая жижа, из которой то тут, то там торчали тряпки, разбитые горшки, гниющие очистки. Парило. Жужжали слепни.

Йеспер сползал по крутому склону, одной рукой придерживая чикветту, и а другой то и дело цепляясь за ветки какого-то стелющегося кустарника с мелкими листочками. Башмаки скользили, комья глины срывались из-под ног и прыгали вниз, рассыпаясь коричневой пылью. Горловина оврага терялась вдали, над его истоком высилась черная зубчатая стена городского кладбища.

Держаться на обрыве сделалось невозможным. Йеспер поморщился, бросив тоскливый взгляд вниз, закусил губу и спрыгнул. Ноги почти по колено ушли в глину. Зубоскал с трудом шагнул: жижа с омерзительным чавканьем выпустила добычу, едва не содрав башмак. Йеспер едва слышно зарычал и начал рывками продвигаться вперед. От усилия и злости лицо его покрылось потом, на который тут же слетелись все местные оводы.

— Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя! — бормотал он сквозь зубы, топча жижу, словно заклятого врага и отбиваясь от жужжащего воинства.

Пройдя шагов сто, он сделал передышку и осмотрелся. Склоны оврага высились почти отвесно, кустарник исчез, уступив место настырному вьюнку. Впереди виднелась каменная кладка: остатки древнего стока, которым когда-то отводили воды в этой части Реджио. От стока столь ядрено тянуло смрадом, что Йеспер без промедления зажал бы себе рот и нос, не будь его руки по локоть в жиже.

Прямо перед аркой, наполовину уйдя в грязь, валялся труп здоровенного болотного крысюка, уже изрядно обглоданный. Йеспер сплюнул, чувствуя, как лепешка шевельнулась в нутре.

— Монерленги на вас нет! — пробормотал он. — Куда ни плюнь, помойка!

Он кое-как обогнул падаль, прижимаясь спиной к обрыву, и, в последний раз взглянув на тусклый свет солнца, нырнул в дыру водостока.

Нырнул? Громко сказано. Воды в трубе не было. Каменное дно покрывала все та же глинистая жижа, но теперь с заметной примесью речного ила. Йеспер шел, пригибаясь и для верности касаясь стены рукой. Он старался ступать как можно мягче, но все равно шаги отдавались гулом в глубине стока.

Раз ему почудилось шевеленье где-то поблизости. Йеспер достал из кармана верный горючий камень и зажег огрызок свечи, купленный по пути к оврагу у нищего. Крошечный огонек заметался, разбрызгивая свет по стенам, испещренным дорожками слизней.

— Джиори Джованна, — прошептал Зубоскал. — Не бойтесь. Это Йеспер.

Из трещины в кладке показалась черная лоснящаяся морда.

— Пшел, гадина! — шикнул Йеспер и ткнул в сторону существа чикветтой. Крысюк рассерженно зафырчал, показывая клыки, но напасть в одиночку на столь крупного противника, как человек, не рискнул и убрался обратно в пролом. Йеспер пошел дальше, то и дело оглядываясь: мало радости, если обитатели водостока цапнут тебя за ногу.

Впереди на полу образовался нанос: что-то вроде вала из веток и глины. Как видно, во время осеннего разлива воды Ривары встречались здесь с потоком, текущим по оврагу. Здесь уже брезжил слабый дневной свет, и тянуло сыростью. И здесь Зубоскал нашел ту, которую искал.

Джованна Сансеверо полусидела-полулежала, привалившись к стене. Казалось, женщина была без сознания, но когда Варендаль приблизился, она зашевелилась.

— Джиори Джованна! — вновь позвал Йеспер. — Это Йеспер! Помните меня? Рыжий плут с драной спиной? Помните?

— Плут? — Джованна шептала почти беззвучно. — Да…плут…

Она повернула голову, щурясь на свет. Лицо ее покраснело, словно от сильного солнечного ожога, глаза слезились. Волосы и одежда были насквозь мокрыми. Йеспер заметил, что одежда рабочая: суконная блуза и широкие штаны с кожаными заплатами. Видимо, они когда-то принадлежали Антонио Сансеверо.

— Ты вырос, мальчик, — проговорила она. — Совсем взрослый…

Йеспер неловко кивнул.

— Что снаружи? — спросила женщина. — Дом цел?

— Да не то чтобы совсем… А вы-то сами целы? — в свою очередь спросил Варендаль. — Как оно так вышло?

Джованна подняла руку, разглядывая пальцы, точно впервые видела.

— Я⁈ — словно не веря сама себе произнесла она. — Цела, что мне сделается, старой карге… А как так вышло… даже не знаю, как и сказать…

— А ничего не говорите! — решил Йеспер. — Надобно убираться отсюда да поживее. Бравенте — умный гад. Как только он узнает про водосток, он пошлет его проверить.

Джованна дернулась, словно от удара. Плечи ее поникли.

— Бравенте, — пробормотала она с отчаяньем в голосе. — Если Бравенте, то это конец… если я попаду в Замок, то уже не выйду на волю…

— Ничего не конец, — решительно возразил Йеспер. Он перебрался через занос и мягко, но настойчиво взял Джованну под локоть. — И никуда вы не попадете, если не будете сидеть тут и пророчить себе беды. Это я обещаю — я, Йеспер Ярне Варендаль. А я, чтоб вы знали, всегда держу слово! Ну-ка, вставайте!