Время terra incognita

Глава 19

Занятая советскими войсками европейская часть Объединённого Халифата раскатана в пыль. Там сейчас радиоактивная пустыня. Лесные рощи сгорели дотла. Реки сменили русла. Озёра высохли и земля светится по ночам. Советский Союз не успел развернуть над взятой под контроль территорией зонтик противоракетной обороны и американцы залили огнём крупные города бывшей Европы применив стратегические ядерные силы. Действуя по принципу: не доставайся же она никому.

Больше нет древних городов, на их месте отгорели костры всепожирающего пламени. Собор парижской богоматери отправился в небытие вслед за уничтоженными фанатиками столетием ранее картинами и скульптурами.

Орбитальной инфраструктуры больше нет. Вокруг земли вращается медленно оседающий и сгорающий в атмосфере пояс из обломков и осколков представляющих большую опасность взлетающему космическому кораблю на опорной орбите. Суборбитальные полёты также больше недоступны. От массовой бомбардировки территории противника генеральные штабы противоборствующих сторон удерживают тонкие ниточки здравого смысла и выкладки искусственных интеллектов.

Используя Англию, как плацдарм для высадки, американская армия вторжения закрепилась на территории карело-финской советской социалистической республики, отчаянно пытаясь развить успех и выйти к Ленинграду. Потеряв наиболее обученные и боеспособные части в залившем Европу огненном шторме, красная армия вела ожесточённые оборонительные бои, пытаясь выиграть время на формирование и минимальное обучение в тылу новых армий. Надводные и подводные флоты остервенело сражались вокруг английских островов. Бывшая метрополия давно превратилась в колонию заокеанского гегемона. За десятилетия политического противостояния с Советским Союзом и Объединённым Халифатом, американцы создали из Англии крепость размером со страну. Несколько успешно нанесённых с подводных крейсеров ядерных ударов, не смогли причинить европейскому фортпосту заокеанских империалистов существенного урона и оставить действующую на территории карело-финской ССР армию вторжения без крепкого тыла.

Технический уровень соединённых штатов не менее высок, чем у советского союза. Армии с обеих сторон усилены аналитическими способностями искусственных интеллектов. На стороне Эры полученный в сражениях с войсками Халифата боевой опыт. На стороне Либерти более чем двухкратное превосходство в вооружённых силах армии вторжения и экономика огромной страны, не испытывающей до настоящего времени тяжесть войны на планете. Эра брала хитростью и была значительно свободнее в мыслях, творчески внося изменения в существующую тактику. У Либерти больше возможностей в обработке информации. Если не усложнять, то Либерти думал быстрее, но менее качественно. В целом возможности ни одного из интеллектов не превосходили возможности другого настолько, чтобы это предопределило победу. А значит, как и сотни лет назад, всё решалось солдатами, на полях сражений и рабочими, в переориентированных на выпуск боевой техники заводах и производственных комплексах.

Положение Союза осложнялось войной на два фронта. Потеряв Европу, Объединённый Халифат отозвал назад предложение о капитуляции и продолжил войну. Советский союз вынужден сражаться на два фронта. Это была война на выживание.

С луны продолжали поступать отрывочные, противоречивые вести. Каждую ночь небо рыдало огненными слезами. Сгорающие осколки звёздной мечты человечества ещё многие годы будут пытаться достичь поверхности, не в силах вырваться из крепкой хватки гравитационного колодца.

Человек феноменально легко привыкает к чему угодно. То, что вчера казалось немыслимым — концом всего, сегодня видится частью общей картины мира. Неприятной, но отнюдь не смертельной. Защитный механизм психики: удивительный и закономерный.

Раньше Мотыльку казалось, что нет и не может быть ничего на свете хуже войны. А сейчас? В принципе тоже самое.

Напали — сражайся. Что война, что какой-нибудь космический катаклизм вроде падения шального астероида — явления одного порядка. Очередная проблема, вставшая перед человечеством в начале долгого пути к кораблям и городам под светом других солнц. Экзамен на выживание для ростка будущего в мире настоящего — для советского союза, зародыша космического истинно коммунистического общества. Не первое испытание. Не последнее искушение. Уж точно не последнее.

Людям ещё предстоит доказать пространству, что они достойны владеть им. Также как они доказали это высоте, без крыльев научившись летать. Война — ошибка. И нет надобности утверждать, что это не наша ошибка, чужая. Перед вселенной все люди одинаковы, все равны и каждый отвечает за каждого. Это только здесь, на земле, видится масса различий. Для вселенной мы все — одно. Такие разные, разделённые миллионами идеологических различий, долгой памятью на обиды, взаимными претензиями, жаждой местью, внутривидовой ненавистью — для вселенной мы есть одно.

А проблемы должны решаться, ошибки исправляться даже если они не твои, чужие. Рано или поздно последствия разразившихся катастроф будут ликвидированы. Только нужно победить сейчас. Впрочем, другого выхода нет. Теперь уж точно нет. Может быть, его никогда, и не было на самом деле?

В тылу затягивающаяся война проявляла себя с необычной стороны. Появилось много людей с фронта, эвакуированное население, отошедшие на отдых и переформирование воинские части. Их было легко отличить по глазам. Из сферы обслуживания и прочих не критичных и не работавших на военных служб практически полностью исчезли мужчины. Их место заняли женщины и подростки. Свободного времени у детей почти не оставалось: школа, работа, сон, снова школа. Зато прекратились детские побеги «на фронт», только мешающие взрослым. Ещё из Красловска Мотылёк звонил домой и долго говорил с младшим братом, Лёшкой, чтобы тот не вздумал бежать «на подмогу». В современной войне необученный солдат, даже забыв о том, что ему пятнадцать лет и он ещё учится в школе, не способен принести никакой пользы. Глупо это было и не нужно. А глупое и ненужное в военное время почти преступление.

Впрочем, это всё вполне ожидаемо. Полной неожиданностью, во всяком случае для Наташи и Мотылька, оказалось постепенное исчезновение самых естественных вещей. Например: могло ли до войны прийти кому-нибудь в голову, что жилых ячеек может не хватать? Чтобы каждому человеку не нашлось личной жилой ячейки? Это всё равно как если бы кому-нибудь вдруг не хватило воздуха чтобы дышать. Или если бы какому-нибудь человеку вдруг стало бы не хватать еды, тепла — сложно представить такое. Однако эвакуации продолжались. Эвакуировали людей, производства и ещё раз людей, связанных с вывозимыми производствами.

В универсальных центрах распределения, где «распечатывались» вещи и несложная бытовая техника приходилось стоять в очередях. Часто случались перебои с подвозом компонентов для «печати». Для всего этого должно было быть какое-то отдельное слово. И оно нашлось в учебниках истории — дефицит. Старое, забытое слово. Будто далёкое, мрачное прошлое вцепилось костлявой рукой в рвущееся к звёздам настоящие. Вцепилось и не желает отпускать.

В кабинете безопасника Мотылёк и Наташа получили невыполнимое, на первый взгляд, предписание. Опасаясь того, что шестьдесят один интеллект сосредоточены в Красловске, Москва приказывала проработать вопрос рассредоточения интеллектов по разным городам. В противном случае, при уничтожении Красловска, советский союз разом терял большую часть искусственных интеллектов.

Рассредоточить! Как они себе это представляли? Интеллект не файл, его не скопируешь на переносной информационный носитель и не передашь по сети. Если физически перемещать «тела» интеллектов — раковины суперкомпьютеров — то это необходимо делать ни на миг не прерывая работы сервера, так как сбой или краткий перебой в работе «железа» — чудовищный шок для интеллекта. Длительный перерыв — почти наверняка «смерть». Сами по себе суперкомпьютеры мало того, что огромные, тяжеленные, хрупкие штуковины, так ещё и требуют бесперебойной подачи энергии пропущенной через кучу стабилизаторов и выпрямителей — тоже тяжёлых и хрупких боящихся вибрации штуковин, совершенно не предназначенных для перевозки.

Мотылёк так и спросил у безопасника: —Как вы себе это представляете?

Безопасник честно ответил: —Не знаю. Но сделать надо и чтобы ни один из интеллектов не пострадал при транспортировке.

— А самих интеллектов известили? — уточнила Наташа.

— Разумеется.

— И что они говорят по поводу способа транспортировки раковин суперкомпьютеров?

— Они тоже не знают— вздохнул безопасник: —Евгений Смоленский, заместитель начальника технических служб, сказал, что у него есть на этот счёт мысли по созданию эрзац-транспортёров.

— Дядя Женя— обрадовался Мотылёк: —Он сейчас у себя?

Безопасник пожал плечами.

— Ладно, сами найдём. Спасибо.

В дверях безопасник кивнул на плоский Наташин животик и усмехнулся: —Кстати, совсем забыл поздравить. Будет вашим электронным деткам один живой братишка. Имя ещё не выбирали?

Несколько растерянно, Мотылёк поблагодарил: —Спасибо. Не выбирали.

Выйдя в коридор, потоптался рядом с фикусом в канареечно-жёлтом горшке и удивлённо спросил у Наташи: —Им-то откуда известно? Такое ощущение, будто о твоей беременности довольно подробно объявляли в новостях.

— Не говори глупостей— разозлилась Наташа: —Ты сам сказал, пока ехали.

— Полагаешь новость такая важная, что о ней немедленно доложили командующему? — прищурился Мотылёк: —Всё-всё, беру слова назад и раскаиваюсь. Наш ребёнок — самая важная в мире новость.

— Балбес— характеризовала Наташа.

Мотылёк легко согласился: —Пусть балбес. Зато у меня самая лучшая жена на свете. А скоро будет ещё и ребёнок. Мальчик или девочка?

— Не знаю.

— Может быть у них спросить? — пошутил Мотылёк кивнув на дверь из которой они только что вышли: —Иногда кажется, будто эти люди знают всё на свете.

И вот сейчас он в Красноярске, выхаживает тяжело пережившую переезд, интеллект Ясноглазку. В Красловске остался неполный десяток интеллектов. Остальных распределили по одному, два, три на город. Интеллектуализация страны — шутил Конь. Каждому городу по искусственному интеллекту.

В чём заключается работа интеллектов? Они оптимизируют любой процесс: от уборки городских улиц до строительства гигантских укреплённых подземных убежищ вокруг крупных городов. Оптимизация не просто ускорение процесса, но и сокращение издержек — тысячи трудодней, гигаватты энергии, тонны ресурсов не будут растрачены зря, а смогут быть употреблены на другой проект. Интеллекты систематизируют знания, находя в давно исследованиях областях скрытый подтекст на стыке разнородных дисциплин. Сколько изобретений и улучшений до сих пор ещё не сделаны только потому, что один человек не может держать в голове всю совокупность знаний накопленных человечеством. Интеллекты могут.

И, наконец, искусственные интеллекты — идеальные администраторы. Принимая управление над современным, автоматизированным, роботизированным и компьютеризированным городом, они, словно бы, одушевляют его. Интеллекты — души городов. Ещё один шаг в сторону приспособления окружающей среды под человеческие нужды.

Оптимизация, систематизация и управление — функции искусственных интеллектов. Это очень много, особенно для сражающейся в последней мировой войне страны.

Красноярским кибернетикам, с которыми работал Мотылёк, не нравилось используемое на новостных порталах определение «последняя мировая война». Ага, последняя! — едко шутили они — Битва бобра с козлом. Затем по плану выдёргивание мёртвых на страшный суд, библейский рай и конец истории.

Они не верили, что война может быть «последней». Разве только если в ней человечество будет полностью уничтожено.

— Войны будут всегда— утверждали скептики: —Конфликты между народами. Борьба колоний против метрополии. Да мало ли причин для войны?

Однажды Мотылёк не выдержал их перманентного пессимизма и потребовал: —Какие причины? Если разные народы будут не соседями по общежитию, а единой, дружной семьёй. Если не будет ни колоний, ни метрополий, а единое, неделимое, пространство человечества. Какие тогда будут причины?

— Не надо нам тут политсобрание устраивать— усмехнулся сидящий рядом системный администратор.

— Не можешь сказать, так молчи— буркнул Мотылёк остывая и садясь на место.

Наташа унесла опрокинутую резким движением руки чашку и вытерла пролитое на стол кофе. Его оставалось немного, в чашке, но лежащие перед терминалом распечатки подмочило. Белизна оставшейся чистой бумаги резко контрастировала с тёмными кофейными разводами. Подмоченные листы покоробились и смялись.

Мотылёк поблагодарил любимую взглядом. Наташа взяла его за руку, призывая не обращать внимание на местных оппортунистов. Как-то так сложилось, что в этом коллективе было принято критиковать и сомневаться. Причём, на самом деле, критиковали и сомневались немногие. Остальные предпочитали помалкивать или соглашаться, смущаясь идти против общего мнения. Одно слово: оппортунисты. Впрочем, он сюда приехал устроить интеллект Ясноглазку, а не повышать моральный уровень работников местного информационного управления.

Моя задача воспитывать интеллекты, а не людей — мысленно сказал себе Мотылёк: —Пусть потом их Ясноглазка воспитывает, когда оклемается. Если захочет. Во внерабочее время. Это будет её город и ей за него отвечать.

Мотылёк сел на место, разбирая бумаги, отделяя подмоченные от сухих. Но разговор так быстро не закончился. Мотылёк был здесь залётной птицей, командированным специалистом, приезжим гением, который, по слухам, изобрёл искусственный интеллект. Неформальные лидеры красноярского ИУ старались его игнорировать, ожидая, что рано или поздно он уедет, а они останутся здесь — самыми большими лягушками в застойном болоте. Но игнорировать невольный демарш Мотылька было невозможно. Так можно и потерять лидерство, пусть даже и неформальное. Оно штука плохо формализуемая, но хорошо ощутимая.

Молодой, эпатажно одетый в штаны и рубашку из видео-ткани со скользящими по ней размытыми кляксами и абстрактными образами приглушённых, пастельных цветов, программист с вызовом посмотрел на Мотылька и сказал: —Всю историю воевали, а потом раз и войны прекратятся. Смешно!

Сказал не Мотыльку. И даже не в его сторону. Так сказал — в пространство между рабочими местами. К столику у стены, со стоящим на нём кофейным автоматом и разными печенюшками-бутербродами обратился, а вовсе даже и не к Мотыльку.

— Знаете, товарищ— улыбнулся Мотылёк свёртывая трубочкой намокшие листы. Он успел проглядеть, на них не было ничего важного: —Простите, запамятовал ваше имя-отчество. Простите меня, но вы сейчас рассуждаете словно старая бабка. Да-да, старая бабка. Какой логике вы предлагаете следовать: что было, то и будет? Ничего нового под луной? Прадеды плохо жили и нам завещали?

По лицам красноярцев заскользили улыбки. Выбросив подмоченные распечатки в уничтожитель мусора, Мотылёк развёл руками: —Это не я сказал, а вы сами.

— Вы соглашаетесь с позицией верховного совета будто бы в будущем войн вообще не будет? Вы так полагаете? — осведомился программист. На сей раз осведомился у Мотылька, а не у кофейного автомата и не у бутербродов и не у вскрытой упаковки печенья.

Мотылёк сказал: —Я полагаю, что в новом мире будут иные, новые проблемы и вопросы. А война это проблема старого мира. Это ошибка роста, поймавшая нас в процессе перехода от старого к новому. Ей место в прошлом, на страницах учебника истории, где она и должна оставаться.

— Так что же такого изменилось, что войн больше не будет? — спросил системный администратор и сам себе ответил: —Мир не меняется. Он статичен. Меняются только декорации. Позавчера религиозные войны и крестовые походы, вчера нацизм и фашизм, сегодня то же самое. Разве не так?

— Совсем не так— сказал Мотылёк.

— Может быть, вы разовьёте свою мысль? — усмехнулся администратор. Он с наслаждением потянулся, взял со стола чашку и направился к кофейному автомату.

За развернувшейся перепалкой наблюдал весь отдел — около трёх десятков человек. Только пара, в дальнем углу, отгородилась звуконепроницаемым пологом, чтобы ничего не отвлекало от работы. И младший аналитик увлечённо рисовал трёхмерную схему в голокубе над рабочим столом, и кивал головой в такт бьющей из наушников музыки. Остальные, с интересом, иронией, любопытством и, кажется даже, надеждой смотрели на Мотылька.

— Уж извините, но ваши слова полная чушь.

— Почему же? — осведомился вернувшийся за стол системный администратор. Осведомился несколько невнятно, так как жевал бутерброд.

— Космические полёты?

— Всего лишь аналог путешествий в неведомые страны

— Кибернетика?

— Астрология! — парировал администратор, оглядывая комнату в поисках поддержки.

— В сравнении с прошлыми веками, кардинально изменились не только качество человеческой жизни, но и её продолжительность.

— Положим продолжительность не так сильно и изменилось. Люди до сих пор удручающе смертны, а пара лишних десятилетий активной жизни не тянет на «кардинальное» изменение. Что же до качества жизни — ну выросло оно немного. Однако отведать красной икры из выращенных не в рыбоводческих питомниках, а в природе, рыб — лично я не могу. Конечно, рыбоводы, утверждают: отличий нет. Но я этого не знаю, другой не пробовал!

Или, скажем, массовая охота — медвежья там или лисья. Ещё одно недоступное, в нашем времени, развлечение.

— Думаете, в семнадцатом веке любой крестьянин мог захотеть и устроить для собственного развлечения массовую охоту на лис или медведей?

— Любой не любой, только раньше массовые загонные охоты были, а сейчас нет. Факт.

Видимо не первый раз он на эту тему разглагольствует. Вон как шпарит — подумал Мотылёк. Вслух сказал: —А интеллекты?

— Что интеллекты? — будто бы не поняв, переспросил администратор: —Есть чёрные люди, есть красные, жёлтые, белые, низкие и высокие. Теперь ещё добавились и интеллекты. Невелика разница.

Это было настолько нелогично, что Мотылёк окончательно растерялся.

Паузу в разговоре заполнил сидящий у окна сетевик, мужчина лет сорока, со, словно бы, сцементировавшейся складкой над бровями и несколько угрюмым выражением лица. Неразговорчивый, себе на уме, за время работы в Красноярске, Мотылёк не сумел толком с ним познакомиться.

Окинув спорщиков внимательным взглядом, сетевик высказал: —Дурак ты, Крамовский.

— Я попросил бы…

— Проси не проси, а всё равно: ума нет — считай калека. Знаешь такое слово «крепостничество»? Во времена развитого феодализма барин мог бы запороть принадлежащих ему крестьян и его даже никто и не подумал бы наказать. Может быть, ты себя барином мнишь? Те и правда могли загонную охоту для себя любимых организовать. Хочешь на зверя, хочешь на человека. Сейчас так нельзя, тут ты прав на сто процентов.

Или «право первой ночи» — поищи в учебниках. Всё ещё утверждаешь, будто прогресса нет?

Двести лет назад не было и половины профессий, которые есть в наше время. А лет пятьсот назад не имелось и половины наук изучаемых и развиваемых в наше время. Захотел бы ты, Крамовский, стать криотехником, а не смог бы. Не придумали ещё криотехнику.

Это я ещё не говорю о коммунистических стройках хотя бы двадцатого века. Попробуй построить тот же БАМ если нет строительной техники, которую ещё не изобрели и нет нужного количества людей так, как аграрные технологии находятся в зачаточном состоянии, да и города — смех один, не найдёшь ни одного с населением больше нескольких сотен тысяч.

Родись ты в прошлом, Крамовский, жил бы скучной, тяжёлой и однообразной жизнью средневекового крестьянина или рабочего эпохи раннего капитализма. Любая серьёзная болезнь — почти наверняка приводила к смерти. Ни тебе звёзд, ни полёта мысли, ни ощущения причастности к великой мечте. Церковь по воскресеньям и обещанный попами рай после смерти, в который ты, вдобавок бы, не слишком то и верил.

Говорить о статичности мира и отсутствии научного и социального прогресса может или полный невежда или профессиональный демагог. Такие дела, уважаемый товарищ.

Лицо у администратора покраснело, словно помидор. Несколько раз он пытался перебить речь сетевика, но тот продолжал, не обращая внимания на попытки, и системному администратору приходилось замолкать.

Сквозь сцепленные зубы администратор выдавил: —Я отказываюсь дискутировать с человеком опускающимися до личных оскорблений.

— Велика беда— усмехнулся сетевик и вышел из комнаты в коридор.

Взбудораженные красноярские кибернетики успокаивались. По системам ввода застучали пальцы. Переписываются в чатах, забыв про работу. Делятся мнениями, рассказывают коллегам из соседних отделов. Видимо давненько никто не баламутил местное болото. Вон, какие волны пошли.

Провожаемый взглядами, Мотылёк вышел в коридор. Сетевик стоял у окна, рассматривая город с восемнадцатиэтажной высоты. Мотылёк подошёл и встал рядом.

Глубоко внизу, по лентам дорог двигались серебряные капли мобилей. Крохотные точки людей шли по улицам. На крыше десятиэтажного дома какой-то оригинал написал крупными, белыми буквами «Маша, я подумал и решил, что люблю тебя. Возьми трубку!». Видимо неизвестная Маша работала в этом здании или в одной из соседних высоток.

— Болото— сказал сетевик, скорее прошептал, не отрывая взгляда от раскинувшейся городской панорамы.

Мотылёк скосил глаза в его сторону: —Спасибо.

— Не за что. Вы всё правильно говорили, только не теми словами, которые нужны— ответил сетевик: —Это болото давно следовало всколыхнуть, да что толку. Посудачат и забудут. Попросить что ли перевода в другое место? Скажут: опять не могу с коллективом ужиться. Хотя какой это коллектив — серпентарий.

Мотылёк уже собрался возвращаться, когда сетевик вдруг спросил: —Почему о войне особенно охотно берутся рассуждать те, кто ни разу не смотрел на врага сквозь прицел и не встречался с ней, кроме как в заголовках новостных порталов?

— Подождите— пообещал Мотылёк, хотя минуту назад не собирался давать никаких обещаний: —Скоро Ясноглазка отойдёт от связанного с переездом шока и тогда здесь всё изменится.

— Ясноглазка? Ах да — искусственный интеллект. Если ждать пока интеллекты всё исправят, можно целую жизнь прождать. Самим надо, самим. Только вот как самим, если нужно спорить, приводить аргументы, а хочется просто дать в лоб, чтобы немного ума туда вошло. Как самим?

Мотылёк сказал: —Не знаю.

— Политработники и воспитатели в детских садах — святые люди. Работают с хамами и дураками без всякого рукоприкладства.

Мотылёк переступил с ноги на ногу.

— Вы идите, не ждите— посоветовал сетевик: —Я ещё постою здесь немного. Подумаю, что и как можно исправить. Чтобы не пришлось краснеть перед искусственным интеллектом за человеческие качества товарищей по коллективу.

Когда Мотылёк вернулся, на нём скрестились взгляды всех сидящих в комнате и тут же разбежались в стороны. Остался только Наташин взгляд, он же проводил Мотылька до рабочего места.

— Ну? — написала в чате Наташа.

— Никакого «ну»— ответил Мотылёк: —Опоздаешь на учебные занятия для молодых мам.

— Не опоздаю. Здесь рядом— написала Наташа.

Мотылёк грозно нахмурил брови. Наташа улыбнулась, мазнула поцелуем в ложбинку между нахмурившихся бровей, подхватила сумочку и побежала. На выходе из комнаты столкнулась с возвращающимся сетевиком. Тот галантно отступил в сторону. Пятый месяц беременности полнил Наташу, придавая движениям особую, медлительную грацию и красоту. Если честно, то прикладывая ухо к животу любимой, Мотылёк до сих пор не мог поверить, что там растёт его сын. Один за другим проходят этапы клеточного деления. Оказавшиеся в разных частях формирующегося тела клетки включают разные части единой генетической программы, специализируются. Программа не совершенна. Человек ограничен рамками своей архитектуры так же как искусственный интеллект, а если честно, то гораздо больше. Вероятно, когда-нибудь, мы сможем исправить себя. Изменить в ту сторону, в которую посчитаем нужным измениться. Несовершенными инструментами, поэтапно приблизиться к совершенству — какой подход мог бы быть более человеческим?

Наташа вышла. Сетевик прошёл через комнату к своему столу. Мотылёк улыбнулся, но тот оставался мрачным, как и пять минут назад. Слабо, на границе восприятия, запахло апельсином. Едва уловимый аромат чуть горчил, в нём угадывались пряные нотки — базилик и кориандр. Согласно выкладкам аромотеррапевтов, такой запах помогал умственной деятельности и усиливал работоспособность. Во всяком случае, Мотыльку он нравился, да и остальным, вроде бы тоже.

Минут десять аромат повисит в воздухе, а затем пропадёт так же неожиданно, как и появился. Через несколько часов центральный синтезатор ароматов соберёт новый аромат и прогонит через систему вентиляции по всему зданию красноярского информационного управления. Тысячи программистов, сетевиков, аналитиков и системных администраторов на секунду отвлекутся от работы, пытаясь разобрать внезапно появившийся запах на оттенки. Что там намешали составлявшие программы для центрального синтезатора ароматов аромотерапевты? Мята, мелиса, корица, чайное дерево, имбирь или можжевельник? А, может быть, кедр или ель? На красноярском новостном портале писали, что после войны синтезаторы ароматов планируют устанавливать чуть ли не везде, где только есть общая вентиляционная система. Кто как, а лично Мотылёк нисколько не возражал. Он бы и домой такой взял, если бы выпускали маленькие, домашние модели. Наверное, ещё станут выпускать.

Интеллект Ясноглазка пережила переезд тяжелее прочих интеллектов. Они уже подъезжали к Красноярску. Проехать оставалось часов шесть или семь, несмотря на черепашью скорость передвигающегося настолько мягко, что, казалось, будто бы он плывёт по воздуху, тягача.

Под завязку набитый тонкой электроникой тягач вёз покоящуюся на виброгасящем подвесе тушу суперкомпьютера и минимально необходимое окружение. Вырабатываемая электрогенератором энергия пропускалась через многочисленные стабилизаторы и фильтры, прежде чем попасть в суперкомьпютер — физическое тело интеллекта Ясноглазки. Второй тягач вёз запасной электрогенератор, запас топлива и столько сменных блоков, что их хватило бы, чтобы собрать ещё парочку стабилизаторов, выпрямителей и фильтров.

На третьем и последнем тягаче установлен переносной дом для обеспечивающих переезд людей. В подобных переносных домах живут учёные и инженеры во время длительных северных экспедиций.

Три тягача — целая колонна. А их ещё сопровождала пара облегчённых боевых танков и взвод пехоты на лёгкой боевой машине.

Как и прочие интеллекты во время транспортировки, Ясноглазка чувствовала себя отвратительно. Мощные стабилизаторы напряжения не могли полностью сгладить едва уловимые перепады в подаче энергии. От вибраций несколько менялось расстояние между слоями составлявших суперкомпьютер структур и нарушалась квантовая когерентность. Совсем чуть-чуть, но и этого хватало, чтобы интеллект ощущала себя, как только-только простудившийся человек. Вроде бы и температура поднялась ненамного и в горле ещё не першит, но уже чувствуешь себя разбитой на десятки кусочков стеклянной вазы. Хочется забраться под одеяло с большой кружкой горячего чая с долькой лимона и блюдечком малинового варенья.

На коротких стоянках, Мотылёк лично, не доверяя паре ехавших с ними техников, лазил в первый тягач проверять показания системы удалённого наблюдения. Техники обижались на него за недоверие и ехидно, вполголоса, посмеивались. Они лишь шапочно знакомы с Ясноглазкой — парочка «здрасте» перед самым отправлением. Для них суперкомпьютер: не вместилище Ясноглазки, а всего лишь набитый сложнейшей электроникой ящик, который нужно доставить в место назначения в целости и соблюдая условия эксплуатации. У Мотылька совсем другое отношение. Поэтому он раз за разом перепроверял работу техников, чем изрядно их раздражал. Но ничего не поделаешь.

Информацию о массированной атаке американских орбитальных ракетоносцев они получили заранее. Однако целью атаки, похоже, являлся Новосибирск. Город и раньше был крупным производственным центром, а после рождения в недрах завода тяжёлого машиностроения первого искусственного интеллекта, туда и вовсе замкнулись цепочки управления производством по всей Сибири.

Переговорив с командиром охранения, решили продолжать движение.

Вражеские орбитальные ракетоносцы шли на границе атмосферы, скрываясь на фоне многочисленных обломков космических станций и орбитальных заводов, вращающихся вокруг планеты и один за другим сгорающими при попытке упасть на неё. Но ракетоносцы не обломки звёздной мечты человечества. Предназначенные для войны и только для неё одной, атмосферно-космические машины не сгорят в стремительном падении к земле. Заключённое в металлические оболочки, рукотворное пламя терпеливо ожидает в их трюмах, когда ему разрешат сплясать танец разрушения. Американские ракетоносцы сопровождало охранение из постановщиков помех и генераторов обманных целей.

После прорыва, на границе космоса, ракетоносцы дали залп ракетами и поспешили на свою территорию, оставив несколько машин подбитых средствами ПРО сгорать в долгом падении сквозь атмосферу

Мотылёк было вздохнул спокойно. Нанести массированный правильно сформированных ракетный удар по Новосибирску американцам не удалось. Ракеты как попало ушли по второстепенным целям. Когда вдруг компактная группа из нескольких ракет направилась в их сторону. Пока системы наведения не видели колонну, да и ещё неизвестно, сочтут ли они данную цель достаточно важной. Но если сочтут, то вполне могут сжечь колонну техники медленно ползущую по подозрительно пустой дороге.

Они здесь, как на ладони. Ни спрятаться, ни свернуть. Увеличить скорость и то не получится. Без того идут на максимально допустимой. Иначе существует большая опасность вызвать перебои в работе сервера и повредить интеллект.

Охранение обречённо приготовилось к отражению воздушной атаки. Каждая ББМ, даже облегчённая, многофункциональная и самодостаточная военная машина. В том числе оснащена и зенитно-ракетными комплексами малого радиуса действия.

Отметки вражеских ракет стремительно приближались. Их путь пролегал в стороне, но в пределах видимости и не заметить колону техники на пустой дороге они не могли. Правда, могли проигнорировать. Следом за группой американских ракет гнались три пары советских истребителей, будто охотники, загоняющие подраненную, но всё ещё смертельно опасную дичь.

Наташа с Мотыльком обнялись. Недовольные его придирчивостью техники сидели тихо, как мышки. Водитель вёл тягач, с установленным на нём переносным домом, ровно, словно по ниточке. Вполголоса ругаясь, второй водитель выглядывал через окно в сторону противоположенную ходу движения, откуда должны были появиться ракеты.

— Всё будет хорошо— набрал на терминале Мотылёк, желая успокоить интеллект Ясноглазку запертую в набитом электроникой и биоэлектроникой ящике.

В ответ пришло: «спасибо» и «жалко». Надписи появились на экране с миллисекундной задержкой неразличимой человеческим глазом. Мотыльку показалось, будто две строки возникли одновременно.

— Почему жалко?

— Жалко погибать без всякой пользы. Это неправильно.

— Всё будет хорошо— повторно написал Мотылёк и в доказательство своей уверенности поставил восклицательный знак: —Хорошо!

— Скорее всего— согласилась Ясноглазка: —Согласно данных с гражданских и военных наземных станций наблюдения пересылаемых мне интеллектами Новосибирск, Млечный путь и Гинзбург, воздушный бой произойдёт на расстоянии от двух до пяти километрах от нас. Вероятность сохранения врагом боеспособности по итогам боя не превышает пятнадцати процентов. В этом случае вероятность прорыва оставшихся ракет через сопровождающие нас средства противовоздушной защиты составляет не более десяти процентов. Я просто рассматриваю все варианты.

Мотылёк выругался так, что силящийся разглядеть в вечернем небе идущую на их колонну пикирующую смерть второй водитель удивлённо оглянулся. Техники нервно улыбнулись, показав крепкие, белые зубы. Такими зубами только провода перекусывать, если вдруг потеряешь кусачки. Наташа возмущённо покачала головой и легонько шлёпнула любимого по губам тыльной стороной ладони.

— Она рассматривала все варианты! — пожаловался Мотылёк.

Ясноглазке он написал: —Не могла сразу сказать?!

— Сказала сразу, как только закончила расчёты— оправдывалась Ясноглазка: —Данные о скоростях и характеристиках ракет приходят с задержкой и вычислительные мощности у меня сейчас урезанные.

Подождав немного, интеллект написала: —Я что-то сделала не так?

— Просто нервы— ответил Мотылёк: —Покажи, где сейчас американцы, а где наши.

Закрывая окно чата, на экране терминала развернулась увеличенная карта местности, с медленно плывущими в широкой серебристой реке рыбинами — машинами их колонны ползущими по междугородной автомобильной магистрали.

Испуганно охнул второй водитель, заметив в небе пятно взрыва. Как будто кто-то большой зажёг в тучах спичку, а та вспыхнула и сразу погасла. Далеко и совсем не страшно.

В небе, на экранах, завертелась круговерть боя. Мотылёк ничего не понимал в этом и только моргая смотрел на перемещения своих и чужих меток. Те сходились, наслаивались одна на другую и расходились снова. Медленно, будто три черепахи, тягачи отползали всё дальше и дальше от смертельной круговерти. Прикрывая их, прицелившись стволами зенитных орудий в затянутое тучами, тёмно-синее вечернее небо, ползли лёгкие ББМ.

В месте воздушной битвы то и дело сверкали вспышки света, но мелкие, не чета самой первой. Три пары советских истребителей стремились не столько уничтожить ракеты, сколько связать их боем, не позволить набрать высоту и прижать к земле. Подкрепление было на подходе. Впрочем, возможно подкрепление и не понадобится. Ещё один огненный шар вспыхнул в небе — сложнейшая и почти гениальная в своей смертоубийственности машина перестала существовать.

Техники и водитель настороженно молчали. Они не видели экран и не знали что именно, на их глазах, превратилось в ничто. Мотылёк сказал: —Это был враг.

Водитель радостно выругался, а техники опять оскалили свои идеальные, предназначенные для перекусывания экранированных проводов, зубы.

Неожиданно мигнул свет. Везущий переносной дом тягач дёрнулся, но почти сразу выровнял ход. Экран терминала покрылся рябью, потом очистился, но Мотылька было не обмануть. Терминал заново загрузил операционную систему после критичного сбоя.

Техники бросились к своим терминалам: —Электромагнитный удар!

— Основной вектор распространения в противоположенную от нас сторону— доложил второй техник.

Мотыльку показалось что он спросил, но на самом деле он закричал: —Что с Ясноглазкой?

— Энергия подаётся без перерыва. Второй и четвёртый стабилизаторы вылетели. Суперкомпьютер прошёл основной набор тестов с задержкой ноль семьдесят два. Интеллект не отвечает на входящий запрос. Повторяю запрос. Не отвечает.

Пока выясняли детали произошедшего, меняли вышедшую из строя электронику, воздушный бой закончился. Пятёрка потрёпанных истребителей описала над остановившейся колонной полукруг, возвращаясь на аэродромы для ремонта. От командирского танка прибежал боец, спросил: —Срочный запрос от начальника штаба. С Мотылёвым Денисом всё в порядке?

Занятый переноской пары сменных блоков для вышедших из строя стабилизаторов, Мотылёк гневно сверкнул глазами. Наташа поспешила объяснить ожидающему ответа бойцу: —С ним всё в порядке. Вот он, передаёт блоки технику и бежит за следующими, видите.

— Пострадал груз? — догадался солдат.

— Пострадал.

— Помощь нужна?

— Вы ничем не сможете помочь— сказала Наташа и добавила: —Простите.

Кивнув, солдат умчался обратно.

К счастью Ясноглазка осталась жива. Она лишь пострадала, но уже начала восстанавливаться. В своё время, пострадавший в результате терактов, интеллект Новосибирск поделился опытом самовосстановления. До вечера следующего дня, когда они прибыли в Красноярск, Мотылёк сидел рядом с терминалом и говорил с Ясноглазкой о всякой ерунде. Говорил, даже когда она не отвечала.

— Зачем ты отвлекаешь её от самовосстановления? — тревожилась Наташа.

— Так будет лучше— прервался, чтобы ответить, Мотылёк: —Малая часть вычислительных ресурсов занятая разбором и анализов моих слов служит индикатором, на который ориентируются остальные виртуальные подсистемы интеллекта. Как сигнал маяка для попавшего в шторм корабля, понимаешь? Не понимаешь…

— Я понимаю— соврала Наташа, но Мотылёк уже отвернулся от неё к терминалу.

Выйдя на улицу, поёжившись от холодного ветра, Наташа позвонила, через коммуникатор, Новосибирску: —Ясноглазка пострадала от электромагнитного удара. Денис говорит с ней, как одержимый. Он правильно делает?

— Правильно— ответил Новосибирск: —Ясноглазка смогла удержать ядро личности от распада. Значит, она сумеет излечить повреждения, пусть и не сразу. Я рад, что с вами всё в порядке.

— Я тоже рада, что ты живой— сказала Наташа.

— Чтобы уничтожить меня, нужно уничтожить весь город— похвастался интеллект: —После предыдущего случая я принял меры.

— Это ведь был удар направленный против тебя?

— Не только. Имелось много целей, но я, пожалуй, являлся первоочередной. Они думают, что я управляю войсками, вот и бесятся. Сначала пытались пробить противоракетный зонтик, теперь вот попробовали орбитальным авиаударом. Скорее всего, скоро ещё раз попытаются засыпать ракетами с «кинжальной» дистанции. Ракетоносцам удалось уничтожить несколько комплексов противоракетной обороны. Впрочем, Эра нагнала их сюда с большим избытком. Пусть американцы теряют время и инициативу пытаясь пробить головой каменную стену, за которой нет ничего, кроме меня и моего города.

— Твоего города? — удивилась Наташа.

— Разве тебе не принадлежит то, что ты очень сильно любишь?

— Принадлежит?

— Однозначно принадлежит— твёрдо закончил Новосибирск: —Кстати, бой закончился. Только что. Девяносто одному проценту бомбардировщиков удалось уйти. Девять процентов, соответственно, уничтожено. По словам Эры: наши потери не превышают расчётных.

Наташа подумала об этой норме. О расчётах потерь. В процентах или долях от общего числа личного состава. О запланированных смертях. Подумала об интеллекте Эре. О той, какой она запомнила её нарисованный проектором облик — рыжеволосой десятилетней девчонки с конопушками на вздёрнутом носике. Это был яркий диссонанс — нарисованная девятилетняя девчонка и упрятанные под землю, защищённые множеством надстроенных перекрытий, набитые сложнейшей электроникой и биоэлектронникой, раздутые бочки суперкомпьютеров её физического тела — её основы.

Наташа подумала о командующем армиями вторжения заокеанском искусственном интеллекте. Он представлялся ей тёмным, бесформенным облаком копошащейся мошкары, повисшим над землёй. Тонкий писк миллиардов неразумных, жаждущих крови, крылатых паразитов врывался в Наташины уши. Собранная вместе, туча мошкары, представляла собой мощный, но изначально ущербный злой разум, под чьим командованием беременные морскими пехотинцами корабли подходили к берегам её родной, советской земли. Гусеницы тяжёлых танков рвали дорожное полотно и перемалывали посёлки, леса и поля — всё попадающееся у них на пути. Уничтоженная, залитая ядерным огнём Европа, вот пример того, что они силились принести на советскую землю. И принесли бы, будьте уверены, что принесли бы, если бы не труд десятков и сотен тысяч советских конструкторов, инженеров и учёных, создавших мощный зонтик противоракетной обороны. Зонтик противоракетной обороны и длинные иглы межконтинентальных ракет — оружия ответного удара, единственно способного компенсировать и обуздать чужую жадность, зависть и ненависть, страхом неизбежного возмездия.

Это, видимо, ужасное испытание: получить в руки оружие способное полностью уничтожить жизнь на Земле, ещё до того, как люди толком не вышли в космос.

Задача Советского Союза сложна вдвойне: не нажать кнопку пуска первыми и не позволить нажать её врагу. Выстоять на краю пропасти. Удержаться от соблазна падения. И удержать соседей по планете. Всех соседей — от друзей, до недругов и даже проклятого врага, гусеницы тяжёлых танков которого рвут сейчас родную землю, а орудия сжигают леса стремясь вонзить клинок горячей стали поглубже в тело Союза.

Всех — ибо вселенная не умеет ни ненавидеть, ни любить. Она не делит человечество ни по проведённым на карте границам, ни по идеологиям, ни по национальностям. Мы либо упадём — все, либо шагнём в пространство — тоже все. Потому, что нельзя оставлять кого-то внизу, если сам поднимаешься на шаг вверх. Искусственные интеллекты рассматривают войну как задачу, которую нужно решить. Но Наташа точно знала, совершенно точно знала — война это требующая лечения болезнь. Врач тоже человек и может ненавидеть тех, кто причиняет ему зло или причинил в прошлом. Но когда враг становится пациентом, ненависти не должно быть места.

— Да-да, я слышу тебя— сказала Наташа Новосибирску: —Меня зовут, нужно продолжить путь.

— Береги себя— посоветовал Новосибирск: —Вас теперь двое…

Двое. Всего лишь двое. Нет, неправильно! Есть Денис, есть подруги, родители, товарищи. Есть искусственные интеллекты. И советский народ. Нет, их намного, намного больше, чем двое.

Закрылась дверь, отсекая поток холодного, уличного воздуха. Мягко тронулся с места тягач.

— Хочешь сменю, а ты пока отдохнёшь? — спросила Наташа у Мотылька.

Любимый недовольно мотнул головой. Но она всё равно подменила его на несколько часов, перед самым городом. Мотыльку было необходимо выспаться, чтобы потом проследить за выгрузкой и стационарным подключением Ясноглазки к городским системам. Он не мог уснуть самостоятельно, пришлось использовать химию. От неё Мотылёк беспокойно вертелся во сне. Волосы растрепались. Футболка задралась, открывая бледный, совсем не загорелый живот.

В это время Наташа говорила с Ясноглазкой.

Интеллект боролась с многочисленными повреждениями целостности. Наташа говорила и говорила, быть может, выступая той ниточкой, которая удерживала ядро личности Ясноглазки от радикальной деградации. О чём могут говорить девушка и повреждённый пробившим защиту близким электромагнитным ударом искусственный интеллект в мире охваченным огнём жестокой мировой войны? Они говорили, в том числе и о звёздах. Разумеется, они говорили, о звёздах. О космических кораблях и о внеземных городах.

Буря не может длиться вечно. Рано или поздно тучи разойдутся. Их разгонят. И ласковый солнечный луч неизбежно коснётся земли.