Время выбора

Глава 4

Божий помазанник, великий государь Михаил Фёдорович откинулся в кресле своего кабинета и задумчиво смотрел в окно, рассеянно наблюдая за суетой на площади дворца.

Видит бог он не хотел своего восхождения на царственный престол. Оказаться в 16 лет во главе огромного государства было настоящим шоком для него. И если бы не мать и её горластая родня, он ни за что бы не согласился с решением Земского собора. У юноши был мягкий и нерешительный характер, чем и попытались воспользоваться противоборствующие боярские рода. Да и времечко выдалось нелёгкое, только закончилась Великая Смута. На юго-западе бунтовали казаки, на юге в Астрахани пыталась создать своё государство Марина Мнишек с Иваном Заруцким. На северные границы вторглись шведы, у Смоленска хозяйничали поляки. На русский трон ещё претендовали трое алчущих власти. На севере шведский принц Карл Филипп. На западе польский королевич Владислав. А на юге трёхлетний Иван, сын Марии Мнишек и Лжедмитрия II.

Пришлось брать власть в свои руки. Правда когда из польского плена вернулся отец, стало полегче. Патриарх Филарет взвалил на себя часть забот по управлению государством и помог оттеснить братьев Салтыковых от государственной кормушки. А они тогда занимали важные придворные посты, дворецкого и кравчего.

Боярская Дума и сподвижники настаивали нас скорейшей женитьбе молодого государя. Первому царю из рода Романовых срочно требовался наследник. Первый брак на Марии Долгорукой оказался неудачным. Молодая супруга умерла через пять месяцев после венчания. А вот следующая, Евдокия Стрешнева из небогатого боярского рода оказалась здоровой и плодовитой. Она рожала каждый год и наконец после двух девочек подарила мужу наследника. Всего она родила десять детей, из которых выжило пятеро. Младший Иван родился слабым и немного слабоумным. В возрасте пяти лет он сильно заболел, и даже иностранные врачи признались в бессилии. Мальчика причастили и соборовали, он практически покинул бренный мир. Это было настоящим чудом, божественным вмешательством. Пролежав почти двое суток без сознания, он открыл глаза. С тех пор второй в очереди на наследие царевич стремительно пошёл на поправку. Вот только господь лишил его голоса.

А сегодня государь навестил младшего сына и был приятно поражён тем обстоятельством, что сын заговорил.

Нет, правитель любил всех своих чад. Но кто он такой, чтобы спорить со всевышним, когда тот прибирает к себе достойнейших. Здесь дело ещё в том, что единственный наследник — это всегда опасность. Что с ним что-либо случится и династия прервётся. А вот наличии других сыновей наполняет жизнь государя уверенностью в будущем. Это означает, что новая династия будет жить.

Именно поэтому на устах московского правителя гуляет довольная улыбка.

Стольник доложил о приходе младшего Морозова, который несколько лет тому назад был назначен воспитателем к младшему царевичу.

— Ну, Глеб Иванович, что скажешь о сегодняшнем чуде?

Дородный боярин огладил окладистую бороду, — действительно чудо. Господь отворил уста невинному дитя.

— Да, да. Как думаешь, не пора ли приучать царевича к наукам?

— Право не ведаю. Какой спрос с пятилетнего. Батюшка отзывается о занятиях с ним благоприятсвенно. Малец показывает прилежание в изучении слова божьего. Думаю, будет правильно разрешить обучение азбуке и чтению. Отец Феодосий глаголет, что без этого невозможно изучать святые книги.

Губы Михаила Фёдоровича тронула улыбка, когда он вспомнил, что его самого отец не заставлял корпеть над науками и он до сих пор с трудом читал. А вот его детки, пожалуй, обгонят отца в науках.

— Ладно, дозволяю. Но смотри, за сыном стой. Животом ответишь, если что. Приставь к нему для бережения и научения толкового учителя.

Второго июня 1642 года мне исполнилось девять лет. Прошло несколько лет после моего попадания в тело пятилетнего мальчугана. Сколько всего произошло, с одной стороны. А с другой, вроде только вчера я испуганно смотрел из-под юбки своей личной челядинки на взрослый мир и три с половиной года мелькнули как молния посреди грозового неба. Прасковья по-прежнему со мной. К сожалению, девка так и осталась перестаркой. Мои робкие попытки донести до Морозова, что не помешало бы найти ей достойного жениха, вызвали только улыбки и насмешки. А бедная девчонка окончательно перешла в разряд вековух. Но я только один раз видел её слёзы по этому поводу. А затем она нашла себя в служении мне любимому. Как выяснилось, её должность личной челядинки царевича предполагала весомый статус боярыни-мамки. У неё в подчинении состояло несколько женщин различного возраста. Это две комнатные боярыни, постельницы и прочая прислуга. Если верить моему наставнику, то должность досталась Прасковье абсолютно случайно и незаслуженно. Не по роду она её получила и должна век мне ноги мыть.

Не знаю, по мне так лучше неё не найти. За эти годы женщина расцвела физически и из худенькой девушки превратилась в статную даму. Я замечал, как на неё заглядывались представители мужского пола. И что интересно, Проша понимала преимущество своего положения. Она всегда хорошо одевалась, на это я обращал особое внимание. Только раз намекнул батюшке, что моя челядинка смотрится как замухрышка и сразу последовали правильные выводы. Увеличилось финансирование на её содержание. Когда мы идём вместе, рядом со мной держится Пахом, мой постоянный охранник. Проша с одной из подручных позади и у встречных наша кавалькада вызывает неизменный интерес, а порой и недоброжелательные взгляды. Для последних Пахом при выходе на улицу и берёт хорошо вооружённого помощника. Ну и конечно я торжественно вышагивал впереди в тяжеленном кафтане, опираясь на маленький посох в руке. Эту науку величественного поведения мне прививали в первую очередь. Я обязан чтить свой сан и ступать медленно, с достоинством. Никаких стремительных перебежек и попыток поиграться со сверстниками. Как же это меня напрягает.

Сразу после достижения девятилетнего возраста меня перевели на пятый этаж, где уже давно обитал мой братец Алексей. Теперь у меня несколько комнат и другая прислуга. Так как я считаюсь почти взрослым, то теперь у меня вместо боярыни-мамки появился личный постельничий. Худой молодой парень, представитель славного боярского рода Пётр Салтыков, не знал толком своих обязанностей и я смог пробить, чтобы Прасковью перевели в мои апартаменты. Ну не хочу я жертвовать своим комфортом. Я настолько привык к её молчаливому присутствию, что устроил истерику своему воспитателю и даже пришлось выдержать серьёзный разговор с отцом. Его доводы, что невместно мне как маленькому жить рядом с мамкой, я упрямо отмёл. К счастью, отец не был самодуром и его можно было переубедить. Тем более если показать успехи в учёбе.

А я поражал своего нового наставника в точных науках Афанасия Ивановича Федосеева, когда бегло читал «Часослов» и другие святые книги. А таже я увлекался рукописными книгами о путешествиях, написанных в духе сказки. Из любимых это «Бова-королевич», «Еруслан Лазаревич» и «Пётр златые ключи». Отсутствие привычной информации в виде электронных книг понудило меня увлечься доступными книгами.

Занятия начинались рано, в шесть утра и длились по шесть-восемь часов с перерывами на молитву, еду, прогулки на воздухе и послеобеденный сон.

Особой гордостью моего наставника был тот факт, что я выработал каллиграфический подчерк. Мне это было несложно. Усидчивость и природная склонность — вот и весь секрет. Я подсматривал за работой писарей и копировал их повадки. Учил меня большой авторитет в этом деле, подьячий «Посольского» приказа Григорий Львов. Буквы получались ровные с красивыми авторскими завитушками. Отец даже оставил у себя на рабочем столе переписанную мною книгу «Житие Алексея, человека Божьего». Сам батюшка предпочитал не портить бумагу, а если и чертил каракули, то буковки получались кривые и разного размера.

Отец Феодосий по-прежнему ежедневно навещал меня. Он являлся моим исповедником и меня полностью устраивало, что мне не запрещали молиться в одной из домашних церквей. Я почти наизусть знал Евангелие, Апостола и бегло читал Псалтырь, чем вызывал одобрения патриарха Иосифа. Со временем даже научился получать удовольствие от ухода в молитву. Я погружался в медитативное состояние, как бы уходил на другой план. В эти моменты мне не мешала людская суета, звуки и запахи. И после этого у меня резко улучшалось настроение. Голова становилась пустая до звона, но в течение нескольких часов мне великолепно думалось.

А вот считать, как местные мне трудно. При том, что система исчисления применяется десятичная, цифры записывают с помощью славянских титлов. Ещё та головоломка. Наставники умели даже оперировать дробными числами, но простейшие операции с арабскими цифрами считали дикой ересью и всячески боролись со мной. Я как-то на спор со своим учителем подбил окончательную цифирь в ведомости нашего казначея. И если Афанасий Иванович использовал счёты, даже «дощаный» помощник не позволил ему опередить меня. Я просто быстрее складывал столбиком. А потом с интересом наблюдал за его мучениями. С этого момента он, как проигравшая сторона, предпочитал не замечать моей новаторской системы счёта. Мы с ним просто не распространялись на этот предмет.

К моей радости, наконец-то я получил разрешение покидать Кремль в сопровождении свиты. До этого моя физическая активность ограничивалась дворцовым комплексом в пределах Кремля. Да, моё высочество учили фехтованию и выездке. У меня был свой собственный конь трёхлетка по кличке «Буян» и флегматичная кобыла «Зорька», на которой я и предпочитал передвигаться. Жеребец уж больно горячего нрава, хотя и являлся более статусным. Но с ним у меня отношения установились сложные. Этот зараза больнюче укусил меня за плечо год назад и с тех пор я подхожу к нему с большой осторожностью. Как и Алексея в своё время, меня учат стрелять из специального детского лука и махать учебной сабелькой. У меня уже есть личное оружие и даже детский доспех.

Мои отношения со старшими детьми сильно разнились.

Ирина, к сожалению, так и не вышла за муж за датского принца. Все хлопоты оказались пустыми. Вальдемар отказался принять православие и дело кончилось пшиком. Всю свою энергию моя старшая сестра тратила на брата. Я часто видел их вместе, изредка она даже присутствовала на занятиях будущего царя. А вот на меня сестра смотрела со снисхождением, как на несмышлёныша. Мы редко пересекались и почти не общались. Я за эти годы по пальцам могу пересчитать её визиты ко мне.

А вот Алексей мне благоволил, именно он впервые, когда мне было шесть лет, посадил на своего коня. Брат часто присутствовал на моих тренировках. У нас даже была общая тайна. Его наставник, Борис Иванович Морозов, в отличии от младшего братца, был весьма образован. И он приучил мальчика к тайнописи. Вот и младшим досталось это увлечение. Мы шифровали сообщения между собой называя их «хитрыми» или «затейливыми» письменами. В дальнейшем это увлечение наследника повлечёт создание «Приказа тайных дел» и многие Приказы будут шифровать свои записи. Второй царь рода Романовых, уже будучи повенчанным на престол самолично составит 12 азбук для изучения тайнописи.

Вторая сестрица Анна вообще почти не участвовала в нашей жизни. Двенадцатилетняя девочка жила тихо и уединённо. Поговаривали, что она мечтает посвятить себя богу.

Ну а шестилетняя красавица Татьяна была нашей общей любимицей. Росла на удивление смышлёной и грозила превратиться в весьма симпатичную девицу. Ну это на мой взгляд. Лично я частенько упрашивал маменьку разрешения навестить малую. Обычно это происходило ближе к вечеру, когда заканчивался послеобеденный сон. Я старался припасти книжки с красочными картинками. Зачастую рисовал сам, вырезал и наклеивал на подобие картона. Получались сказки в 3-D изображении, если чуть складывать страницы, то фигурки оживали. Танюшка сидела с огромными глазами, когда я разными голосами читал ей сказки. Пришлось вспоминать сказку о «Золотой рыбке» и некоторые другие из своего золотого фонда. На шумок подтягивались все мамки и постельничие девки. Мне очень нравилось сажать принцессу на колени или кружить её по воздуху, изображая птицу. Девочка заразительно смеялась, и я с сожалением уходил, когда меня начинали выпроваживать.

Русские самодержцы не гнушались выбирать себе жён из своих, внутри страны. И не обязательно из знатного рода. Вон маменька была простой прислужницей, дочерью мещовского дворянина. Главное — это здоровье, чтобы могла выносить царственному супругу многочисленное потомство.

А вот царевен ждала печальная участь. Выходить за муж за своих не дозволялось. Урон чести, выйти за нижестоящего. А заморские принцы в очередь к нам не стояли. Мало кто хотел менять веру и связываться с загадочной и непостоянной Московией. Вот и жили царские дочери на женской половине дворца до завершения жизненного пути. Занимались рукоделием и меценатством. Некоторые принимали постриг и уходили в монастырь. Так появлялась очередная инокиня. Но большинство куковали свой век взаперти, изредка выходя на улицу.

Отец любил нас всех, но, конечно на Алексея он возлагал большие надежды. Я знаю, что государь с недавнего времени стал брать старшего сына на заседания Думы. Ко мне он пока приглядывался, но я чувствовал его поддержку. Он частенько позволял мне своевольничать, чем бывал страшно недоволен Глеб Иванович.

А когда наступила весна, батюшка дважды брал меня с собой в поездки по городу. Он ехал впереди, чуть отстав Алексей и я. А позади пара десятков конных стрельцов. Оба раза мы посещали только Белый город. Кавалькада пролетала ворота и по мосту на Никитскую улицу. Безусловно я крутил головой на 180 градусов. После каменной роскоши Кремля Москва производила удручающее впечатление. Подавляющее большинство строений деревянные. Народ одет убого, в серые рубища, на ногах зачастую лапти или кожаные онучи. Попадались добротно одетые, ну эти наверняка из купеческого сословия или чиновничьего люда. Бояре разъезжали исключительно верхом или в повозках. Но мне было ужасно интересно, что почём. Как живёт простой народ. Но видимо отец не хотел травмировать молодую психику и мы посещали только вполне достойные объекты. Аптекарский двор, аглицкий и шведские дворы. С трудом удалось убедить его заехать на Охотный ряд. Здесь наряду с торговыми рядами стояли дома известных людей. Меня интересовали цены и я поучил очень приблизительное представление об этом.

Так средняя зарплата простого обывателя составляла 3 копейки в день. На эти деньги можно было купить трёх цыплят. Или сорок пять яиц. Или полтора кило свежей сёмги. На овчинную шубу можно заработать за две недели, а вот сапоги потребовали бы десять дней. На кормилицу-корову пришлось бы вкалывать два месяца.

Я подивился на представленное здесь мясо, в основном дичь. Тазы с красной и чёрной икрой, а также гигантские тушки белорыбицы поражали своей ерундовой стоимостью.