Все, что от нас останется

Глава 16

Агата

Весь остаток благотворительного вечера я играла со своим боссом в догонялки. И пока что проигрывала.

После поцелуя Станислав Олегович стал вести себя очень странно. Нет, он в принципе каждый день себя так ведет, но сейчас это было странно в квадрате.

Он бегал от меня по всему залу, как только замечал, что я надвигаюсь в его сторону. Избегал банального взгляда на меня и даже, когда мне все-таки удалось подкрасться к нему, что, кстати, стояло мне не малых усилий, босс снова меня отшил.

— Станислав Олегович…

Босс нервно развернулся ко мне лицом, а мне казалось его в этот момент током шандарахнуло.

— О, Агата, как хорошо, что вы подошли…, - сказал босс тут же увеличивая между нами расстояние с каждым шагом. — Я-я сейчас вернусь. Мне просто туда надо.

И я бы пришла к выводу, что это он из-за поцелуя заикаться начал, но это ж ведь сам Станислав Олегович! Уверенный, властный, порождающий силу и разнервничался из-за поцелуя с какой-то помощницей?!

Может мои опасения были верны еще тогда и он действительно никогда не целовался?! Интересно, а это вообще реально, чтобы красивый и сексуальный мужчина с поджарым телом и кучей мышц за тридцать лет ни разу не целовался? Вот и мне кажется, что нихрена.

— Уважаемые гости и коллеги по бизнесу, — быстро перевела взгляд на сцену, на которой стоял Борис Емельянов с микрофоном в руках и бокалом шампанского. — Давайте перейдем к главному событию сегодняшнего вечера, — а я то надеялась, что скоро конец. Отнюдь. Мы только начали. — Под ваши бурные аплодисменты я объявляю благотворительный аукцион открытым! Впервые за пять лет, после трагической смерти нашего основателя Калинина Андрея Владимировича и его семьи, — и мое сердце с болью щелкнуло, как заклинивший сустав, — мы вновь возвращаем в работу наш аукцион, все пожертвования с которого уйдут на помощь детским домам и больницам, поэтому, дорогие гости, будьте щедры!

— Господи, какой же он клоун! — злобно прорычал Станислав Олегович, которого я даже и не заметила возле себя.

Воспоминания о родителях все сильнее разогревали ненавистное мною чувство — тоску. И эти воспоминания о самых любимых людях никогда не приносили мне и грамма теплоты в сердце. Каждый раз я чувствовала лишь отравляющую организм боль. Я чувствовала огромный комок обиды, что раздирал горло так сильно, что казалось у меня начиналась ангина. Я задыхалась от воспоминаний о них и каждое воспоминание, мельком прокрученное в моей голове, казалось, ломало кости.

Но я собрала все это в общую кучу и затолкала глубоко внутрь себя, возвращая все внимание на Станислава Олеговича. Мне не больно. Совсем нет.

— Почему же он клоун?

Босс мельком бросил на меня взгляд, а затем вернул его на сцену, где уже какой-то мужчина пожилых лет выкупил картину за тридцать тысяч долларов. С ума сойти, а я ведь даже подумать не могла о том, что все эти толстосумы, думающие о себе и только о себе, способны совершать добрые поступки. И все благодаря моему отцу.

Емельянов сказал, что мой папа был основателем этого благотворительного аукциона. И почему он никогда не рассказывал нам с мамой о том, что помогает маленьким детям? На такие благотворительные вечера я бы точно ходила и даже принимала бы участие.

— Потому что лапшу на уши вешает и посмотри сколько идиотов на это ведется, — все сильнее злился Станислав Олегович, а я никак не могла понять о чем он вообще говорит.

Вопросительно уставилась на босса, но тот и взгляда не бросил в мою сторону, продолжая убивать глазами Емельянова.

— О чем вы говорите? Какую лапшу он вешает всем нам на уши?

— Ваше ранимое сердце не выдержит этой правды, Агата.

А я непроизвольно с грустью ухмыльнулась от его слов. Ну, что вы, Станислав Олегович, от моего сердца уже давно ничего нет.

— И с чего же вы решили, что я ранимая?

И только сейчас он наконец посмотрел на меня. Встретился с моими глазами, в которых уже очень давно остыли любые признаки слабости. И лишь безжизненность казалось покрывала холодом любого на кого я решу посмотреть.

Но по выражению лица Станислава Олеговича казалось, что он находил в них то, о чем я, наверное, никогда даже и не догадывалась.

— Все это — умелая схема по отмыванию денег, Агата. Калинин был умный мужик и я его ни в коем случае не осуждаю, но только потому что не имею на это никакого права. Это жизнь и в ней каждый крутиться так, как он умеет. Но зарабатывать на "детях", — и он в воздухе презрительно нарисовал кавычки, а я совершенно забыв про выдержу, начала, словно в бреду махать головой, пока мои глаза все увереннее превращались в хрусталь.

— Нет, — практически шепотом выдохнула я, чувствуя как горло начинает першить.

— Я говорил ведь, что вы ранимая. Теперь мы убедились в этом оба.

От его слов. От всех его слов, я с силой сцепилась кулаки. Желание набросить на него с криками обвинений было настолько огромным, что всю свою выдержку сейчас я измотала до нуля лишь бы сдержать этот порыв.

Он врет!

— Это не правда, — первая слеза уже обожгла щеку, а остывшая в глазах слабость разгорелась как сухая листва, в которую швырнули горящую спичку. — Это не правда.

И пускай мозг уже орал во все горло о том, чтобы я заткнулась, но желание оправдать самого близкого человека было сильнее.

— Я не принуждаю вас в это верить… Вы что плачете? — Станислав Олегович резко схватил меня за подбородок, заставляя поднять глаза и взглянуть на него. И видимо заметив мои слезы, тут же смягчился, опуская подушечку большого пальца на середину щеки, точно на соленую капельку. — Агата, почему вы плачете?

А мою истерику уже невозможно было остановить. Я думала мой отец хороший. Я думала он никогда не был таким же как и все эти люди, которых изо дня в день я мысленно осуждала и ненавидела. Я считала, что могу гордиться любым поступком своего отца. Я с уверенностью считала его хорошим человеком… А он зарабатывал деньги, прикрываясь детьми?!

Мы ели на эти чертовы деньги! Мы пили на эти деньги и ездили всей счастливой семьей на отдых, когда дети в детских домах просто мечтали о маме с папой. А другие дети, лежащие на белых простынях, что были полностью пропитаны хлоркой, мечтали лишь о еще одном завтрашнем дне. Господи…

— Иди сюда, — а сейчас со всей теплотой меня обнимал человек, который убил моих родителей. — Тшшш…

Моя жизнь похожа на абсурд. Проклятый абсурдный день сурка!

Теплая ладонь опустилась вниз по волосам, перебирая между пальцами ровные пряди и мне стало до ужаса мерзко от себя самой. От того, что в эту секунду я находила успокоение в человеке, которого ненавидела.

— Неужели бизнес нельзя построить по-другому…, - кричала во мне та Агата, которую я уже так давно не выпускала из собственного сердца.

— Знаешь, Агата, когда мне было как и тебе лет двадцать, я задумался над одним вопросом…, - и я слегка отодвинулась от Станислава Олеговича для того, чтобы найти его глаза. — А смогу ли я когда-нибудь кому-то сказать эти слова: "Мир не так жесток, как ты считаешь".

Мое горло с болью сдавило.

— Вы сказали?

Зеленые глаза устремились на меня и мне казалось его губы стали дрожать.

— Я был уверен, что смогу…

Босс резко прижал мою голову к своей напряженной груди, под белой рубашкой которой бешено стучало его сердце и я прикрыла глаза, мысленно повторяя про себя "Тук. тук. тук".

Его сердце никогда не билось спокойно. Никогда я не слышала умиротворения там, внутри его грудной клетки. И за все разы, что мне довелось услышать биение его сердца, я не переставала задаваться одним и тем же вопросом… Почему же оно не может успокоить?

— Двадцать тысяч долларов раз! — и я распахнула глаза, наблюдая за происходящим на сцене. — Двадцать тысяч долларов два! Ну же, кто даст больше!? — с чувством неловкости отдалилась от босса, пытаясь подушечками пальцев стереть с лица уже высохшие слезы. — Двадцать тысяч долларов три! И последняя на сегодня статуэтка продана мужчине с номером семь.

— Пойду приведу себя в порядок, — смотреть на все это больше не было сил.

— Хорошо, потом сразу поедем в гостиницу. Думаю на сегодня открытий вам достаточно.

Кивнула на его слова и понеслась в сторону туалета за прохладной водой и хотя бы минутным чувством одиночества наедине с собой.

И по дороге до туалета я уже сто раз поругала себя за то, что позволила себе лить слезы рядом со Станиславом Олеговичем. Идиотка!

С каждым днем вот такие вот ситуации безвозвратно отнимали у меня выдержку. С каждой такой ситуацией ее становилось все меньше и меньше. И я боялась того, что когда-нибудь наступит такой день, когда от моей выдержки не останется ничего. И что я буду делать тогда? Как буду осуществлять свой план, если все чувства оголяться?! Как посажу босса за решетку, если вся боль вылезет наружу и накроет меня смертельной волной? Как сумею сдержать такое количество неподвластной мне ненависти?! И что от меня останется в тот момент, когда весь внутренний ужас вырвется из заперти?

— …Ой, и не говори. Мне этот Емельянов вот если между нами, Степан Николаевич, вообще никогда не нравился, — пока шла по длинному коридору в сторону дамской комнаты, услышала слова одного из мужчин и мысленно закивала головой.

С трудом удержалась и не подлетела к мужчинам для того, чтобы тоже перемыть косточки этому Емельянову.

— Думаешь тебе одному, Миш? — это уже говорил второй мужчина, а я с ухмылкой открыла дверь с золотой табличкой, на которой было написано "WC". — Вот Калинин нормальный был мужик. В меру злым, но при этом то спра-вед-ли-вым! — улыбка спала с лица, как только фамилия отца второй раз за этот вечер с болью защемила сердце.

— Это да, конечно. Мужик Андрей был, что надо. Царство ему небесное.

И что-то мне подсказывало быстро зайти в туалет, оставить дверь приоткрытой и слушать. Я выполнила все три пункта, и навострив ухо, стала нервно переминаться с ноги на ногу, ожидая очередного как выразился мой босс "открытия".

— И не говори. Золотой мужик, а смерть то какая нелепая. Ему бы жить, да жить! Ой, ладно, Миш, давай не будем мы об этом грустном…

— Да какая смерть, Степан Николаевич! Убийство это было, а не утечка газа как нам по новостям твердили!

И в этот момент вместе с ногами пошатнулся и весь мой мир в целом. С губ сорвался прерванный выдох, неустойчивые ноги придвинули меня ближе на несколько миллиметров к приоткрытой двери, пока я держалась за стенку лишь бы позорно не рухнуть на кафель и не выдать себя с потрохами.

— Миш, ты что это такое говоришь, — мужчина начал говорить тише. Уверена он даже нервно обернулся по сторонам.

— Что знаю то и говорю, свидетель даже был! Только кто бы стал его…

Не знаю, что у них там произошло, но мужчина резко замолчала.

А мое тело охватил животный шок. Казалось каждая мышца заработала паралич, потому что я не могла двигаться. Губы пересохли. Холодный. Я бы даже сказала, ледяной… Чуть ли не сводящий все тело пот, стекал по напряженной спине, пока я неверующим взглядом прожигала светло-коричневую плитку, за нее же хватаясь из последних сил.

— Какой свидетель? Миш, ты откуда вообще все это знаешь?

Не знаю откуда я нашла в себе силы, но все-таки мне удалось отлипнуть от стены, и на дрожащих ногах подойти к двери.

Я должна увидеть этого мужчину!

— Да, ты знаешь, Степ, забудь все, что я сейчас сказал, — сильнее приоткрыла дверь и стала наблюдать все за теми же мужчинами, стараясь досконально запомнить лицо говорящего сейчас. — Это я… Память меня подвела. Напутал я в общем.

— Как напутал?

— Ну вот так. Ты иди налей нам еще виски, а мне отлучиться ненадолго надо, — мужчина нервно сунул пустой стакан своему другу и сам направился в мою сторону.

Вот черт!

В ногах появилась вторая жизнь, как и во всем теле в принципе. Быстро отлипла от двери и на цыпочках побежала в первую попавшуюся кабинку, мысленно проклиная стучащие каблуки, что порой отдавались эхом, когда мои ноги запинались.

— Вот же старый дурак! Ляпнул не подумав! — разговаривал мужчина сам с собой, а я впервые в жизни должна была за несколько секунд принять решение. И оно должно было оказаться правильным.

Но на тот момент, стоя в кабинке туалета, я мало думала о последствиях, в которые может вылиться все мое желание узнать правду, потому я просто открыла дверь и вышла.

Мужчина, что нервно разгуливал из угла в угол, коря себя за свою несдержанность, замер и я остановилась вместе с ним.

— Вы не подумайте, я не сумасшедший, — оправдывался он, на что я сделала вид, что мне смешно с этой шутки.

А мне надо было с чего-то начать.

— Вы не подумайте, у меня не было цели подслушивать ваш разговор с тем мужчиной в синем костюме, — и на этих словах мужчина напротив меня побледнел. — Н-но… Вы ведь знакомы с человеком, который знает что-то про убийство моих… Про убийство семьи Калининых? Вы…

— Я ничего не знаю. И вас я не знаю, — мужчина нервничал и это было понятно даже по тому, что он постоянно оборачивался на дверь. — Вы ошиблись, девушка, и меня уже ждут.

Мужчина быстро развернулся, собираясь уйти, а я тут же дернулась в его сторону, словно за последним шансом.

— Нет, постойте. Прошу вас, пожалуйста, выслу…

— Кто вы такая?

Мужчина замер и я остановилась в метре от него, с таким же безумным взглядом прожигая лицо напротив.

— Это совсем не важно. Поймите…, - нижняя губа начала дрожать. Чертовы слезы вновь забрали всю возможность нормально видеть. А во рту появилось непонятно мне чувство вязкости. — Мне просто нужно имя этого человека. Он ведь живой? Он видел что-то в тот день?

— Вы журналистка? — его глаза стали больше.

Глубокий вдох. И я из-за всех сил попыталась сдержать рвущуюся наружу истерику.

— Нет, — опустила глаза в пол и две слезинки одновременно рухнули с глаз, разбиваясь о кафель на полу.

— А кто тогда?

На чашу весов встал один единственный вопрос. Сказать ему всю правду или соврать? И эти два желания боролись между собой, а я все еще была не в силах выбрать победителя. Весь мой план, который я выстраивала пять лет. Главная цель моей жизни были сейчас на кону с одной стороны, в то время как с другой была возможность закончить весь этот ад раньше. Найти свидетеля. Предоставить доказательства полиции и наконец позволить себе жить.

Но готова ли я рискнуть?