Все демоны: Пандемониум

ГЛАВА 18

Истребовав в качестве компенсации за труды доступ в секретные архивы Тайной Службы Тиронги и, к своему глубокому изумлению, получив оный, господин Папата надолго сгинул в их недрах.

Хорошо еще, что секретарь графа да Унара — человек исполнительный и ответственный — твердо помнил, что любой живой организм нуждается в еде и питье хотя бы раз в сутки. И потому неизменно отлавливал сопротивляющегося библиотекаря среди полок, уходящих в бесконечность, и скармливал ему положенную порцию еды. Себе на помощь он призвал одного из лучших следопытов Булли-Толли, ибо господин Папата продемонстрировал настоящий талант, скрываясь от докучливых слуг, мешавших ему изучать бесценные исторические документы. Впрочем, он не мог не признать их несомненную пользу.

Так, именно секретарь и двое слуг выручили его тогда, когда почтенного библиотекаря придавило огромной инкунабулой, под которой он и пролежал несколько часов, бессильно трепыхаясь, как фусикряка на отмели после отлива. Чтобы перевернуть страницу этой книги, требовались объединенные усилия двух человек, и в секретариате Тайной Службы долго недоумевали, как господину Папате удалось сдвинуть с места сей литературный монумент, обрушить его на себя и тем не менее остаться в живых.

Один старый лакей по этому поводу высказался в том смысле, что Тотис жалеет дурачков, влюбленных, детей и блаженных. А господин Папата — самое что ни на есть блаженное дитя, разве что — седое.

Некое рациональное зерно в этом утверждении есть.

А как иначе объяснить тот факт, что в этом необъятном архиве, где хватило бы работы для сотни библиотекарей на добрые пару столетий, именно господину Папате удалось обнаружить вырванный из неизвестного дневника, пожелтевший, обгоревший по краям листок.

«…В год 11157 от С. Н., испросив разрешения и благословения великого магистра, старший магистр Гогил Топотан отправился на поиски Хранителя, дабы с помощью оного пересечь Черту и в том случае, если все врата, ведущие в Бэхитехвальд, будут уничтожены…»

— Позвольте, позвольте, — забормотал удивленный библиотекарь. — Нет уж, позвольте.

— Не позволю. Не может быть, — уверенно заявил его внутренний голос. — Чушь.

Он был один в огромном помещении, но это его не смущало. Господин Папата давно привык беседовать с самим собой и к появлению внутреннего голоса отнесся с пониманием.

— Позвольте, — продолжал он, обращаясь к этому своему внутреннему голосу. — Здесь ведь наверняка речь идет об ордене кельмотов. Кто еще знает о существовании Хранителя? Кто еще пересекает Черту?

— Само собой, — откликнулся голос. — Правильно рассуждаешь.

— А это просто ересь какая-то, как ты и говоришь, — подтвердил господин Папата, вооружаясь увеличительным стеклом. — Мы точно знаем, что орден кельмотов был уничтожен в 11151 году от сотворения Ниакроха. И шесть лет спустя никакого великого или любого другого магистра в нем быть не могло.

— Подделка? — усомнился голос.

— Вряд ли. Сей документ пытались уничтожить, зная, что он представляет большую ценность. Многие дорого бы дали за то, чтобы прочитать весь манускрипт. Кто же автор? Как это выяснить?

— Ты больше ничего не замечаешь? — спросил внутренний голос.

— А что я должен заметить?

— Как — что? Неужели имя Топотан не кажется тебе знакомым?

— Батюшки мои! Голова дырявая! — вскричал бедный библиотекарь. — Думаешь, это родственник того самого Топотана?

— Уверен. А если учесть, что граф да Унара присылал запрос об ордене кельмотов и лорде Таванеле из Кассарии, где состоит на службе генерал Такангор Топотан, это не может быть простым совпадением.

— Может, — возразил Папата, наблюдавший такие совпадения, что никто бы не поверил, — но это как раз не важно. Даже если это совпадение, то удивительное и не случайное. Внутренний голос подсказывает мне…

— Стоп, — сказал внутренний голос. — Ничего я тебе не подсказываю. Я сам еще не оклемался.

— Не спорь. Куда ты денешься? Я убежден, что мне предстоит сыграть немаловажную роль в этой загадочной истории.

— Какую? — подозрительно спросил внутренний голос, как огня боявшийся всяких тайн и загадок.

— Еще не знаю, — ответил библиотекарь. — Сперва нужно выяснить, что это за документ.

— Мания величия — вот как это называется, — изрек голос.

— Это называется — вера в себя, — ловко парировал библиотекарь.

— На меня не рассчитывай, — заявил голос. — Мне лишние неприятности ни к чему.

— Я осторожно, — пообещал Папата.

— Знаю я твою осторожность. Битый час орешь на весь архив.

— Это мысли вслух.

— Вот все и узнают, что ты замыслил.

— От тебя никогда нет толку, — огорчился библиотекарь.

— Все, — сказал голос. — Я пошел. А то ведь и рехнуться недолго. Раздвоится, понимаешь, личность — и что тогда?

— Ты еще будешь извиняться.

— Ничему тебя жизнь не учит, — вздохнул внутренний голос и исчез.

А господин Папата уселся на пол, среди рукописей и свитков, и принялся подробно изучать обгоревший листок.

Князь Тьмы не без интереса наблюдал за ходом битвы.

Противник порадовал его, а такое случается не часто. На его памяти подобных великих сражений было несколько: с великими Павшими Лордами Караффа, с мурилийцами, с древними демонами стихий и с объединенной армией Гьянленна.

Вспомнив Гьянленн, владыка ностальгически вздохнул и довольно зажмурился. Вот когда он совершил величайшее деяние в своей жизни. Вот когда его судьба действительно висела на волоске. Молодой и могущественный демон, он бросил вызов существам, которые владели этим миром задолго до его рождения. Тогда он поставил на кон все. И выиграл.

Нечто подобное сделал сейчас Кассариец, и втайне, как частное лицо, Князь Тьмы ему сочувствовал. Он хорошо знал, что должен испытывать некромант, и не желал очутиться на его месте.

Да, кассарийские войска теснили его легионы к воде. Да, они наступали. Великолепный минотавр во главе ударного отряда вклинился в ряды демонов, и в образовавшийся пролом хлынули шеннанзинские кавалеристы. А на правом фланге кентавры и кобольды основательно мутузили экоев Наморы Безобразного. И торопился через болотистый лужок, утопая в мягкой земле чуть не по колено, грандиозный кассарийский голем, целя в правый фланг адских войск, возглавляемый Сарганатасом.

Победа, казалось, так близка.

Но уже несся к Безымянному ущелью Пут Сатанакия во главе отборных Огнекрылов и Пожирателей Снов. Могучие и стремительные, они в мгновение ока достигли цели и скрылись среди скал. Даже если бы Думгар повернул теперь обратно, он бы все равно не успел добраться до узкого прохода и остановить врага.

Тылы кассарийских войск остались открыты для нападения и совершенно беззащитны.

А затем герольд Барбосис поднес к губам длинный витой рог и извлек из него протяжный стонущий звук, от которого кровь стыла в жилах. Повинуясь этому сигналу, адские твари немедленно стали отступать и перестраиваться. И еще один неприятный сюрприз был у Князя Тьмы. На звук рога вышли вперед легионы Эдны Фаберграсс и Моубрай Яростной. Свежие, не бывшие в битве легионы.

Отважная крошечная, измученная последней яростной атакой армия Зелга да Кассара была обречена.

Но одновременно с пением рога Преисподней, даже на мгновение раньше, все усиливаясь и заглушая остальные звуки — и шелест ветра в кронах, и лязг битвы, и крики нападающих, и вой побежденных, — понеслись над Липолесьем голоса горгулий, сплетаясь в дикую, тоскливую и прекрасную мелодию.

Никто и никогда в подлунном мире не смог бы свести в одном месте мурилийца и бангасойского демона, страшного зверя Ватабасю и чудовище Ламахолота, жанивашских тварей и горных владык Рюбецаля — и остаться при этом безнаказанным.

Ни одно смертное существо не рискнуло бы поставить их в строй. Тем более — под одни знамена. Никто, находящийся в здравом уме и твердой памяти, не осмелился бы предложить этим древним, могущественным, гордым созданиям одну золотую рупезу за услуги.

И — самое главное. Ни один безумный пророк — даже такой оптимист, как Мардамон, или великий провидец, как Эдна Фаберграсс, — не предположил бы, что все это может им понравиться.

Так что не станем осуждать Князя Тьмы и его великих маршалов за недальновидность. Они учли все вероятные и невероятные варианты развития событий. Они не предусмотрели только того, чего никогда не было и никогда не могло быть.

Вот что значит — не читать свежую прессу, сказал бы на это военный корреспондент Бургежа.

Вот что значит — вовремя ввести военную цензуру, возразил бы на это генерал Топотан.

Как бы там ни было, стратеги Преисподней не подозревали о том, на что способен бригадный сержант Лилипупс, вдохновленный сложностью поставленной задачи и вынужденным продолжительным отдыхом.

Пут Сатанакия со своим отрядом выскочил в тыл вражеским войскам как раз в тот момент, когда на равнине открылся огромный портал, светящийся золотым и зеленым. На другом конце его хорошо просматривался огромный черный замок с высокими стройными башнями, на которых реяли знамена Кассарии.

Увидев этот портал, Князь Тьмы открыл рот, чтобы сказать «Ого!», но ничего не сказал — высокий статус не позволял ему такой свободы самовыражения. Вместо него «Ого-го!!!» воскликнул верный Барбосис.

Первым из портала выплыл демон Папланхузат, пропажу которого горючими слезами оплакивал богдыхан Амарифа со своим казначеем и всем обездоленным народом. Больше всего он (Папланхузат) напоминал парус корабля небывалых размеров. Огромный, серый, плотный, влажный, парус с язвительной улыбкой и лукавыми раскосыми глазами. Следом за ним грациозно проследовали к месту событий его любимые жены — Киспарна и Нагипарна. Киспарна была больше похожа на темную грозовую тучу, а Нагипарна — на шаровую молнию, коей, впрочем, и являлась на самом деле.

— Что это? — уточнил владыка Преисподней.

Он отказывался верить своим многочисленным глазам, хотя до этого момента никаких претензий к ним — в отличие от ушей — не предъявлял.

— Судя по виду, демоны стихий, — робко ответил адъютант.

— Сам вижу!!! — загрохотал Князь, поскольку грозный крик самой высшей пробы статус ему позволял. — Откуда они взялись?! Мы же загнали их в… Кстати, куда мы их загнали?

Адъютант растерянно пожал крыльями. Он вообще до этого момента полагал, что демоны стихий были уничтожены во время войны с первородными тварями Ниакроха. И торжественное появление одного из самых могущественных, повелевающего ветрами, громами и молниями, явилось для него печальной новостью.

Владыку Ада подвела привычка свысока смотреть на окружающих. До Преисподней время от времени доходили слухи о странном существе, обитающем в проливе между морями Киграт и Мыдрамыль, но разве скромный заведующий проливом мог привлечь их внимание? Теперь они пожинали плоды собственной высокомерности.

Конечно, Папланхузат разленился и растолстел на службе у амарифских жрецов, избалованный бесконечными жертвоприношениями и подношениями. Добрый и послушный гарем тоже добавлял радости. Киспарна и Нагипарна наконец-то перестали пилить его за то, что он все время таскает их с собой по каким-то сражениям, и с любовью обустраивали дом. Довольство, покой и уют притупили его ярость. Все было бы хорошо в его нынешней жизни, кабы не терзающие душу воспоминания о том, каким невероятным могуществом обладал он и подобные ему прежде. В проливе Ака-Боа ему было не развернуться. Даже самые отчаянные контрабандисты больше не пренебрегали приветливыми амарифскими кассирами и исправно платили пошлину. Порой он ненавидел Князя Тьмы за то, что тот обрек его на тихое и сытое, но прозябание. Порой думал, что, может, оно и к лучшему. Жажда мести уже не пылала в нем, как огромный костер, но все еще тихо тлела под пеплом памяти. Порой он тосковал по звукам битвы, по самой возможности одним движением стереть с лица земли крепость или город. В добрый час появился на пороге храма Попутного Ветра неприветливый тролль с заманчивым предложением повоевать.

А тут еще и жены неожиданно поддержали своего любимого супруга. Им, видишь ли, тоже приелась скучная и однообразная жизнь при храме и бесконечное домашнее хозяйство. Им не терпелось тряхнуть стариной.

Это, собственно, и происходило теперь на поле боя.

Папланхузат взмахнул бесформенными крыльями, расхохоталась Киспарна — раскаты грома прокатились над замершей Тутоссой, и вспыхнула невыносимо ярким огнем Нагипарна. Неистовый смерч, возникший из ниоткуда, подхватил опешившего Пута Сатанакию с его воинами, закрутил и потащил в сторону ближайшего болота.

А из портала вырвалось третье войско, не уступавшее размерами армиям Князя, а желанием победить — защитникам Кассарии. Агапий Лилипупс знал, к кому обращаться за помощью.

В короткое время равнина за спиной Зелга да Кассара была заполонена самыми разнообразными существами.

Шагали, будто ожившие латы Аргобба, огромные бронированные мурилийцы, повелители изумрудных глубин, вооруженные кривыми клинками с зазубренными лезвиями. Оруженосцы изо всех сил трубили в витые раковины, оправленные в белое золото и усыпанные аквамаринами. Их звук был похож на крик морского дракона, и у многих демонов, переживших яростную схватку с водными тварями, от внезапных воспоминаний заныли клыки и зубы. Чешуйчатая шкура мурилийцев переливалась всеми цветами морской волны. Только после смерти они приобретают благородный оттенок королевского пурпура.

Следом за ними важно шествовали косматые, необъятные, но удивительно ловкие для своих размеров горные демоны Рюбецаля. Это они составляли ударный кулак войск Павших Лордов; это они разорвали в клочья легионы Саргантаса у подножия Гилленхорма; это их предводитель — лорд Шоша — победил в поединке Девлина Гордого, знаменосца Преисподней, старшего сына Сатарана Змеерукого. Разъяренные и униженные жестоким разгромом в той памятной битве, адские демоны тысячелетиями гонялись за рюбецальцами, пока не истребили самую память о них. За голову лорда Шоши была назначена воистину царская награда, и казначей Тамерлис твердо помнил, что ее тоже кто-то получил. Но если награда была заслуженно выдана убийце, предъявившему Князю рогатую голову его врага, то кто же сейчас громит авангард Падших? Кто это, если не лорд Шоша, горящий жаждой мщения?

Бесконечным потоком струились из открытого портала уродливые жанивашские демоны. Брели могучие бангасойцы. Огромными прыжками преодолел расстояние до врагов уставший от безделья, изрядно проголодавшийся трехглавый Ватабася. Сотрясая землю, прошагал к реке монстр Ламахолота, высоко ценящий закуску из адских тварей и ученых. С гоготом и топотом, порадовавшим бы любого знатока перлиплютиков, кинулись в самую свалку горные тролли, вооруженные корявыми дубинами. Плыли по воздуху элегантные вампиры в черных с лиловым нарядах, посылая грациозные приветствия своему некоронованному королю. И с душераздирающим воем вступили на землю Липолесья три десятка каноррских оборотней с мертвыми белыми глазами.

Затем в ряды демонов ворвался крохотный смерчик. Это взволнованный Ржалис несся по равнине, круша все на своем пути и непрерывно восклицая:

— Ангус!!! Уизбек!!! Эмсик!!! Вы где? Вы живые? Ау!!!

Поскольку бравый капитан предполагал, что Эмсик и Ангус с Уизбеком не вполне живы и не вполне здоровы по вине мерзких демонов, он загодя демонстрировал им свое недружелюбие. Казалось бы, что им его недружелюбие? Но Ржалис был знаменит по всей Тиронге не только своими любовными похождениями и питейным талантом. Демонам его тоска по друзьям вылазила боком.

Конечно, адские летописцы впоследствии поясняли, что урон, который капитан Ржалис нанес легионам Пожирателей Снов, был крайне мал и совершенно нечувствителен. Однако сами Пожиратели придерживались по данному поводу совершенно другого мнения.

И когда поток воинов наконец иссяк, как иссякает музыкант, приближаясь к концу произведения, несравненный Агапий Лилипупс нанес заключительный аккорд. Как и положено доброму пастуху, гонящему свое послушное стадо к водопою, сержант вышел к благодарной аудитории, сияя одной из самых приветливых и добродушных своих улыбок. Эту улыбку до сих пор видели в кошмарных снах доблестные харцуцуйцы, защитники Пальп и атаковавшие Тут-и-Маргор.

Тут к нему подлетел взыскующий военной мудрости Бургежа, и Лилипупс осчастливил его приветственной фразой, идеально подходящей для начала нового абзаца:

— А вот и мы к вам со своей скромной армией.

После чего и началась настоящая свистопляска.

Не успев как следует удивиться присутствию на поле боя непокорных вампиров, из всех форм правления признававших только анархию, князь Мадарьяга увлек их в атаку на полки Кальфона Свирепого и Дьюхерста Костолома. Они (демоны) какое-то время сопротивлялись, но когда на горизонте возник сержант Лилипупс со своей бормотайкой и предложил «расстрелять врага силою оружия», началось повальное, хотя все еще организованное отступление.

Бургежа, понявший, что в Агапий Лилипупсе он обнаружил золотое дно, а проще говоря — источник всех мыслимых и немыслимых литературных наград, не отставал от него ни на шаг. Именно бесстрашному лауреату Пухлицерской премии мы обязаны тем, что отдельные высказывания сержанта вошли в историю.

Свалив бормотайкой какого-то особо активного полковника огнекрылов, Лилипупс скомандовал во всю мощь своих богатырских легких:

— Слушай мою команду! Водное препятствие преодолевать быстро и качественно. Кто утонет, потом пожалеет!

Любопытно, что исполнять приказ бросились все — и свои, и чужие. Не то чтобы они вполне понимали, что именно делают. Но это было не важно. Самым важным в ту минуту казалось одно: чтобы сержант Лилипупс остался доволен.

— Как вам удается добиться такой дисциплины? — спросил восхищенный Бургежа, неимоверным усилием воли возвращая себя от реки обратно, к интервьюируемому.

— Вопрос понял, ответ думаю, — ответил тролль.

И честно задумался.

А его войска с победным ревом катились по равнине. Донельзя счастливые троглодиты верхом на ослике подскакали к трехголовому зверю.

— Вы Ватабася? — смущаясь, спросил Карлюза.

Зверь покивал.

— Изголодный?

Головы снова пришли в движение.

— Ходимте-ходимте, — запели троглодиты. — Имеем вкуснямных предложений.

Никогда еще Ватабася не получал приглашения на такое знатное пиршество. Карлюза с Левалесой предложили его вниманию десяток безголовых бегемотов, запряженных в повозки с боевыми барабанами. Перебравшись на противоположный берег Тутоссы, Ватабася без лишних сомнений кинулся к заждавшемуся обеду и молча вцепился в обвислый зад одного из бегемотов.

Мы только что упомянули, что у того не было головы. Логично предположить, что и визжать он не мог, и размышлять — тем более. Потому что вроде бы нечем. Однако же он проявил необычайную резвость мысли. И, однако же, завизжал. Да еще как! Ватабася так и остался стоять на месте с разинутыми пастями, а оскорбленный до глубины своей черной души монстр рванул прочь от этого страшного, негостеприимного места, увлекая за собой впечатлительных коллег.

Здесь необходимо пояснить, что сии бегемоты были не чета тем, которых вы привыкли наблюдать в зоологическом саду робко прячущимися в тесном бассейнчике. Им и Тегупальпское озеро было по колено. Когда десяток таких тварей скачут по полю, как развеселые свинки, объевшиеся бублихулы, тут не до шуток. А если учесть, что следом за этими бегемотами громыхают медные повозки, на которых трясутся громадные гудящие барабаны и отчаянно бранятся в сто луженых глоток десятиголовые адские барабанщики… Словом — кошмар! Скандал!

Кстати, о свинках.

Вы никогда не задумывались, отчего именно свиней приглашают разыскивать редкие сорта грибов? Потому что у них прекрасное обоняние, говорите вы? Совершенно верно!!! Так вот, именно это удивительное обоняние и помогло Бумсику с Хрюмсиком издалека учуять доброго и благородного человека, поившего их вкусным вином и кормившего булочками. Нет, они не изменили Такангору — он навсегда остался их самой большой и незабываемой любовью. Однако же у всех случаются увлечения и сердечные склонности. Капитан Ржалис был слабостью кассарийских хряков.

Заслышав аромат обожаемого дешевого вина и родной голос, звавший Ангуса да Галармона и Эмса Саланзерпа, хряки ринулись навстречу дорогому другу. Нет, они не ждали от него булочек и напитков, они вполне понимали серьезность сложившегося положения, но желали разделить судьбу с тем, кто открыл для них новый и такой разнообразный мир коктейлей. А когда два взволнованных хряка бегут к вам со всех ног, это не Лилипупс наплакал.

Истоптанные Бумсиком суккубы только-только отряхнулись от земли и травы и принялись жаловаться инкубам на горькую долю, как по ним прошлись острые копытца Хрюмсика.

— Ребятки! — завопил Ржалис, завидев подмогу. — Где Ангус? Искать-искать-искать-искать…

С победным «хру-хру» свины устремились на поиски друга своего друга. И не беда, что два-три десятка демонов пострадали от активных хряков. Главное, что они все-таки вынесли Ржалиса туда, куда он просил.

— Два слова нашим читателям! — Неутомимый Бургежа наседал на Лилипупса, размахивая перед его носом пухлой тетрадкой. — Напутствие молодым бойцам.

— Первой любовью молодого бойца должен стать командир, — чеканил слог бригадный сержант, талантливый во всем.

— Прекрасно. Лучше не скажешь… Как вы оцениваете будущее Князя Тьмы после этого судьбоносного сражения?

— Какая мне посторонняя разница? — не стал лукавить Лилипупс, орлиным оком оглядывая поле битвы.

Тут он заметил, что отряд амазонок действует не слишком эффективно, расходуя стрелы чуть ли не впустую.

— Смотрим на меня!!! Куда вы стреляете? — завопил он, призывно размахивая бормотайкой и устремляясь в самую гущу наступающих демонов. — Я здесь для чего стою?

Следующий залп вполне удовлетворил его, и он снова обратил внимательный взгляд к специальному корреспонденту.

— Как вы оцениваете действия ваших солдат?

— Не знаю, кого поймать и наградить.

— Говорят…

— Нет, ты на него посмотри! — взорвался Лилипупс, имея в виду какого-то змееголового демона. — В него стреляют, а он бежит навстречу, как будто ты ему посылаешь воздушные поцелуи!!!

— Вот он и угомонился.

— Наконец-то. Давно пора.

— Говорят, во время осады Тут-и-Маргора…

— Вранье. Ребята сами пошли в атаку.

— Но летописи подтверждают…

— Это была сильная, подготовленная к трудностям, готовая на все ради победы, бесстрашная армия.

— Очевидцы вспоминают…

— Им память отшибло. Что они помнят?

— Вас помнят.

— Логично. Меня не забудешь.

— Это точно.

— Хотите послужить отечеству?

— Я?!

— Вы, вы.

— Готов. Но пером, а не мечом.

— Да, с мечом у вас не сложилось.

— Такова жизнь.

— Но под чутким руководством…

— Не надо руководства…

— …Тут-и-Маргор возьмете как миленький.

— Не сомневаюсь.

— Сомнения запрещены уставом. Устав составлял я. Чтобы доступнее.

— Не сомневаюсь.

— Что вы там пишете в своей тетрадке?

— Репортаж.

— A-a, — сказал Лилипупс, поигрывая бормотайкой. — Репортажи я люблю. С места событий, а? Сейчас я схожу в героическую атаку, а вы наблюдайте и подробно записывайте.

— А как же!

— Только слово в слово. Чтобы подвиг не пропал зря. Это такой качественный будет подвиг. Я уже вижу.

— Не сомневаюсь.

— Я пошел.

— Я пишу.

— Строчи-строчи, филин. А то голову отверну.

— Не сомневаюсь, — печально вздохнул Бургежа, не спасовавший даже перед владыкой Преисподней.

Впрочем, ему была присуща не только эльфийская бесшабашная отвага, но и природное филинское здравомыслие. И он четко оценивал разницу в весовых категориях. С адским владыкой Бургежа был готов спорить до хрипоты. С Агапием Лилипупсом предпочитал соглашаться.

Свой репортаж он начал словами: «Харизма — это все».

Атака решительно удалась.

Борзотар печально кувыкал на самой верхушке обугленного дерева, провожая взглядом ватагу невоспитанных троллей, которые его туда и загнали.

Пут Сатанакия, вылезая из болота, попал в горячие объятия Архаблога и Отентала, из которых так и не вырвался, соблазненный серебряными подковками и бронзовой статуей в Чесучине, а также прощением долга в четыре тысячи тиронгийских рупез. Именно столько патриотично настроенный демон поставил на победу адских сил.

Ватабася с аппетитом догрызал последний боевой барабан и уже бросал заинтересованные взгляды на упитанных рыцарей личной гвардии Князя.

Чудовище Ламахолота своей грандиозной тушей запечатало в расселине тысячный отряд Искусителей с бароном Алгерноном Огнеликим — лучшим топорником Ада. Алгернон рвался сразиться с Такангором, но ему мешала великолепная задняя часть ламахолотского монстра.

Лихое безумие охватило кентавров. После того как у выхода из портала они заметили внушительную фигуру тролля в парадном обмундировании, у них открылось второе дыхание. Несокрушимые прежде враги разбегались от них по всему полю, а кентавры догоняли их с гиканьем и свистом, молотили передними копытами, лягали, накидывали сети, в коих демоны запутывались так же надежно, как если бы их упаковал Кехертус.

Кстати, Кехертус тоже не бездельничал. Внушительная горка прекрасно упакованных, спеленутых, как младенцы, огнекрылов, преграждавшая путь к обозу, была его лап дело. Высоко подпрыгивая, чтобы разглядеть что-то за грудами вражеских тел, Узандаф Ламальва подбадривал героя одобрительными криками.

Бригадный сержант Лилипупс украшал собой самые горячие участки сражения. Всюду он целенаправленно пробивался к командирам и до многих добрался. Колотя бормотайкой по шишковатой макушке одного из офицеров легиона Предателей, он приговаривал:

— Не питайте лилюзий. Здесь вам не пройдет…

Обмякший демон давно уже ничего не питал, но такая мелочь не могла отвлечь тролля от любимой работы.

С восторгом глядя на этого гения современного боя, Карлюза деловито застрочил в тетрадке: «Научиться преодолевать трудности при помощи самого себя».

Лучше не скажешь.

Пользуясь короткой передышкой, наступившей после прибытия мощного резерва, Зелг стянул с головы шлем и вытер мокрое от пота лицо краем изорванного знамени. Впервые за последние несколько часов он смог перевести дух и наслаждался минутами покоя, как гурман наслаждается изысканным блюдом.

Такангор опять не обманул его ожиданий. Он стал чемпионом. Победа досталась Кассарии — в этом не было никаких сомнений. Мурилийцы и рюбецальцы уже вовсю орудовали на противоположном берегу, круша личную гвардию Князя. Там же мелькали выкрашенные алым рога генерала Топотана. Ианида припечатала к месту несколько сотен вражеских солдат, и теперь они торчали из воды, как заградительные укрепления, мешая своим же товарищам по оружию добраться до счастливой Горгоны. Счастливой она стала совсем недавно, когда Альгерс проложил к ней путь сквозь вражеский строй и заключил в объятия.

— Я был не прав, дорогая, — молвил кузнец. — Ты не сердишься?

— Нет, дорогой, ты не прав — это я была не права. Я не сержусь, — отвечала она.

С этого момента они стали неразлучны, и несчастные адские твари на собственной шкуре почувствовали, что значит крепкая, дружная, слаженная супружеская пара с давними традициями. Ощутили, понимаешь, силу семьи.

Тут же резвилась довольная жизнью мадам Мумеза под охраной не верящего своему счастью Наморы Безобразного. Увидев суженого в деле, мадам капрал поняла, что приняла единственно верное решение. На этого монстра можно было положиться; и хотя ей не хватало в нем твердости характера, она решила закрыть глаза на сей мелкий недостаток. Да, он соглашается с ней во всем и готов исполнить любой ее каприз — но кто из нас совершенен? Ради настоящей любви можно и потерпеть.

Мумеза смотрела, как жених сносит с лица земли своих обескураженных сородичей, и думала о том, как странно складывается жизнь. Оказывается, все прошедшие годы ей не хватало этой бесформенной туши, жуткой морды и крохотных желтых лютиков. Ведьма поправила букетик, пришпиленный к платью, и удобнее перехватила кочергу.

— Мумочка! — тут же заволновался Намора. — Мумочка! Тебе вредно переутомляться. Я сам. Кого ты хотела сокрушить, грозная моя?

— Вон того, — показала она пальцем на особо активного экоя, пытающегося добраться до недовольного Карлюзиного осла.

— Я мигом, — кивнул демон и запыхтел к месту событий. — Вот этого?

— И этого тоже. И того, левее.

Бац!!! Хрясь!!!

Демоны бесформенными мешками повалились в реку, под ноги отступающим.

— Ну как? — тревожно спросил Намора, заглядывая в глаза ведьме.

— Неплохо, неплохо, — улыбнулась она. — Ты в отличной форме, пупсик.

— Мумочка!!! — расцвел Намора. И тут же рявкнул: — Да когда же закончится эта битва?!

Представив себе, сколько драгоценного времени он теряет здесь в сражении, когда мог бы с куда большей пользой проводить его в обществе возлюбленной, Безобразный озверел и пошел в атаку. Надо сказать, что он внес немалый вклад в дело разгрома адских сил при Липолесье.

Зелг видел, как тревожно мечется на своем золотом троне Князь Тьмы, утративший связь с реальностью.

У последнего имелась веская причина скакать на золотом сиденье, как блоха на сковородке. Он не мог поверить, что битва, фактически выигранная им десять минут назад, вдруг обернулась сокрушительным поражением.

— Невероятно!

Князь повернулся на голос. Его собственный маршал, его верный Каванах с восторгом смотрел, как громят его же войска.

— Объясните мне, как это могло случиться?

— Судьба, сир. Судьба на стороне этого малого.

— О чем вы?!! — Владыка Преисподней взревел, как раненый дракон. — Вы забываетесь!!! Это я — судьба!!! Это я взвешиваю чужие жизни и смерти…

— Как угодно, сир, — прошипел Каванах, низко склоняя все шесть голов. — Но если сиру будет угодно думать именно так, мы не сможем противостоять новой силе.

— Какой еще силе?

— Той, что на наших глазах зарождается сейчас в Кассарии. Я бы прекратил это избиение, сир, и предложил мировую.

— Мы сотрем их в порошок.

— Не сегодня.

— Я отказываюсь слушать эти паникерские советы.

— Я нем, как рог Барбосиса.

— Да, а где этот бездельник — Барбосис?

— Пошел в расход.

— Куда?!

— Естественная убыль, сами понимаете.

Князь оказался понятливым. Трудно было не понять с такой наглядной агитацией.

— Откуда он взял мурилийцев? — взвыл он через минуту.

— Там же, где и рюбецальцев.

— А этот, Папланхузат, он очень на нас зол? — нервно уточнил Князь, вспоминая, каких трудов стоило ему когда-то угомонить разгулявшегося повелителя бурь.

— Я бы на его месте рвал и метал и разносил все в клочья.

— Вы правы. Тем он и занят, — грустно согласился владыка Ада, глядя, что творится с его войсками в том месте, где гулял неистовый смерч, внутри которого полыхали голубые молнии. Естественная убыль на этом участке равнины поражала воображение.

Другой, менее упрямый, нежели Князь, тут бы и объявил о том, что признает поражение и желает заключить с противником мир. И ничего не случилось бы. Но история не знает сослагательного наклонения — мысль отнюдь не новая, но все такая же актуальная.

Кто скажет, что в первую очередь учитывают древние пророчества? Неизбежность происходящего в мире или вот эти крохотные детали, влияющие на судьбы мира порой сильнее, чем грандиозные события? Сие нам неведомо. Пророки Каваны надежно хранят свои тайны.

Доподлинно известно только одно.

— Каванах! — сказал Князь чересчур спокойно.

— Да, повелитель.

— Сокрушите хотя бы минотавра.

— Разумно ли?

— Я так желаю!

— Повинуюсь, сир.

И Каванах махнул маршальским жезлом в сторону Такангора, взламывающего топором ровный строй Погонщиков Душ.

Зелг был крайне удивлен тем, что битва внезапно закипела с новой силой. Конечно, это донельзя обрадовало бригадного сержанта Лилипупса, но что до остальных — они охотно согласились бы завершить сражение и получить по ставкам.

Архаблог и Отентал предвидели, что разъяренные проигрышем демоны попытаются силой отобрать деньги обратно. И как в воду глядели. Ватага незадачливых игроков, понимая, что ситуация складывается совсем не в их пользу, пробралась к полосатым шатрам, желая компенсировать себе испорченные нервы и пошатнувшееся здоровье тысчонкой-другой в твердой валюте. Они не учли одного: бессменные устроители Кровавой паялпы имели огромный опыт общения с недовольными клиентами всех форм, мастей и весовых категорий. Ни одна уважающая себя касса не оставалась без охраны, и на эту работу привлекались существа надежные и проверенные в боях.

На сей раз Архаблог и Отентал заручились поддержкой двух каноррских оборотней, одного мурилийца, трех рюбецальцев и самого Агапия Лилипупса. Еще в Кассарии они взяли с него клятвенное обещание ближе к концу битвы наведаться к ним с инспекционной целью. И он им это обещание дал. Так что потрепанные, злые, разорившиеся демоны столкнулись не с двумя безобидными людьми, но с внушительной силой.

— Питаем грабительские лилюзии? — уточнил Лилипупс, поигрывая бормотайкой.

Он вообще не любил людей, строивших воздушные замки, особенно за чужой счет. Емким словом «лилюзия» сержант определял все — и неоправданные надежды, и радужные планы, и незаслуженные блага.

Демоны встопорщили шипы и спинные гребни, оскалились и зарычали. Лучше бы они этого не делали. Лилипупс и так волновался, что война вот-вот закончится, а он не успеет как следует разгуляться. А тут шайка каких-то потрепанных голубчиков отвлекает его от подвигов. Поэтому лекция о вреде жадности оказалась на удивление короткой; мурилиец даже обиделся немного, потому что попал в самую гущу событий только к шапочному разбору.

И вот когда Агапий Лилипупс увидел, что все под контролем, успокоился и собрался получить удовольствие от войны в частном порядке, ситуация на поле боя полностью изменилась.

Молодой некромант так и не понял толком, кто и когда его укусил. Он не знал, где потерял правые поножи и как это могло произойти. Просто вдруг обожгло огнем ногу, а еще мгновение спустя в сапог хлынуло что-то липкое и горячее. И тут же потемнело в глазах.

…Он стоял у ворот неприступного замка, возведенного на самом краю обрывистого утеса. Стены его были сложены из тускло блестящего голубого камня, названия коего Зелг не знал. От этого складывалось впечатление, что бледно-голубое облако, пролетавшее над вершиной, зацепилось за острые скалы и осталось тут навсегда.

Вокруг было тихо, словно перед рассветом, когда замирает вся природа. Ни ветерка, ни шелеста листьев, ни гомона птиц. Он слышал свое дыхание. Оно было тяжелым, и Зелг никак не мог сообразить, отчего он так запыхался.

Ворота между двух островерхих башен, украшенные бронзовыми фигурами драконов и василисков, распахнулись так же беззвучно, как происходило все в этом месте, и перед молодым герцогом выросли два статных белокурых и синеглазых рыцаря в голубых плащах с алым шелковым подбоем. Они приветливо улыбались ему, как давнему знакомому, которого заждались в гости, и он решительно переступил порог этой гостеприимной обители.

— Наконец-то, — сказал один из рыцарей. — Что тебя так задержало в пути, владыка?

— Мы стали думать, что ты уже никогда не придешь, — подтвердил второй, с поклоном пропуская его вперед.

Зелг хотел спросить, кто они и почему ждут его с таким нетерпением, но некто таинственный, умостившийся в его памяти, говорил, что не стоит этого делать.

— Здравствуйте, — сказал некромант, полагая, что доброе приветствие уместно при любых обстоятельствах.

— Проходи скорее. Он устал ждать. Освободи его.

«Кого?» — подумал Зелг, но снова ничего не сказал вслух.

Странное чувство испытывал он. Этот замок был знаком ему так же, как раньше оказалась знакомой и родной. Кассария. Он не любил его настолько же нежно и преданно, но точно знал, что связан с этим местом неразрывными узами.

Шаги рыцарей гулким эхом отдавались под высокими сводами, похожими на ребра древнего чудовища. Замок был пуст и покинут — это Зелг помнил очень хорошо. И при одной мысли об этом у него отчего-то щемило сердце.

Выцветшие шелковые ковры с изображениями старинных битв пылились на облупленных стенах. Небесного оттенка флаги жалко трепетали на холодном сквозняке. Даже рыцарские латы, стоящие в простенках, казалось, сгорбились и поникли от одиночества и безнадежности. В залах пахло плесенью, сыростью и пылью. Почерневшие от времени камины были холодны, и ни в одном из них Зелг не увидел дров. И герцог не мог понять, что представляется ему более неуместным — сия заброшенная обитель на краю неведомого мира или двое рыцарей, неизвестно как и зачем тут живущие.

Внезапно ему помстилось, что прошло очень много времени с тех пор, как он вошел в эти ворота.

— Мне нужно возвращаться, — сказал он, трогая одного из рыцарей за рукав. — Там идет битва.

— Разумеется. — Оба воина склонились перед ним. — Мы знаем. Освободи его и ступай, а мы снова останемся ждать тебя и охранять твой оплот.

И некромант почувствовал, что каждое слово — истинная правда, известная ему еще сызмальства и только по непонятной причине забытая. То был его последний бастион, дальше которого невозможно отступать. Он испытывал неловкость, оттого что не помнил, как называется такое дорогое для него место.

— Гон-Гилленхорм, владыка, — шепнул ему на ухо один из рыцарей, словно угадав его смятение. — Башня Лордов. А мы — твои верные Стражи.

— Башня Лордов, — повторил Зелг, как завороженный.

— Крепость Павших Лордов Караффа, — пояснил второй. — Ты ведь помнишь свой дом? Ты не забыл его? Правда?

Герцог да Кассар разлепил пересохшие губы, чтобы сказать, что у него только один дом — Кассария. Но язык его не слушался. Не поворачивался язык сказать такое.

А между тем они спустились в подземелье и теперь шли по длинному темному коридору, едва освещенному светом факелов. Дорога уходила вниз, и в какой-то миг Зелгу стало казаться, что так они дойдут до самого центра земли. Но вместо этого Стражи остановились перед массивной бронзовой дверью, запертой на семь засовов.

— Отпусти его, — сказал один из рыцарей, уступая ему место возле двери.

— Он так долго ждет… — подхватил второй.

— Почему же вы не открыли темницу и не спасли его? — спросил герцог.

— Никто, кроме тебя, не в силах освободить его.

— Разве так бывает? — удивился некромант.

— Чаще, чем ты думаешь, — улыбнулись Стражи.

— И что потом?

— Потом он сможет начать жить, как было предначертано судьбой.

И он понял, что иначе и быть не может.

Неподъемные на вид засовы Зелг отодвинул с такой легкостью, словно они были сделаны из соломы. Тяжелая дверь все так же бесшумно отворилась, и его растерянному взору предстала сырая и мрачная тюремная камера с одним крохотным окошком у самого потолка. Оттуда пробивался узенький лучик сероватого света. В углу камеры, на ворохе пятнистых свалявшихся шкур спал ребенок.

— Великий Тотис, — прошептал Кассар, потрясенный этим зрелищем.

Ребенок свернулся калачиком, обхватил себя руками и вздрагивал во сне. Он что-то тревожно бормотал, и Зелг, не раздумывая, шагнул к нему и подхватил его на руки. Он хотел теперь только одного — вынести бедное дитя на свет, отогнать ночные кошмары, утешить и успокоить.

И тут спящий открыл глаза.

Это были огромные, пронзительные, лилово-черные глаза с золотыми искорками. Ребенок протянул руку и убрал с глаз мешавшие ему волосы — длинные прямые пепельные пряди. И улыбнулся.

— Спящий проснулся, — с трепетом произнесли Стражи, опускаясь перед Зелгом на одно колено. — Привет тебе, истинный владыка.

В этот момент кассарийский некромант почувствовал сильнейшую боль во всем теле. Рвалась плоть, трещали сухожилия, крушились кости. И он понял, что умирает.