Все демоны: Пандемониум

ГЛАВА 19

Услышав дикие крики, доносившиеся из расселины, откуда наполовину торчала туша ламахолотского монстра, Гризольда весьма ими заинтересовалась.

— Кто там? — спросила она, пытаясь заглянуть за спину зверю.

— Я Алгернон Огнеликий, рыцарственная дама, — учтиво отвечал демон. — Я бы хотел с кем-нибудь сразиться.

— Разумное и вполне логичное желание, — согласилась фея. — Что же вас сдерживает?

— Вот это вот естественное препятствие.

Надо заметить, что голос демона звучал несколько сдавленно.

— А что вы вообще там делаете? — уточнила Гризольда, любившая ясность во всем.

— Сижу, как невеста на выданье. Кто придет, тому и достанусь.

Фея окинула чудовище Ламахолота оценивающим взглядом, как портной, которому заказали праздничный кафтан без примерки, и сочувственно покивала.

— Препятствие существенное.

— А вы бы не могли его как-то отвлечь?

— Чем?

— Может быть, каким-нибудь кормом.

— Гризя!!! — вскричал взволнованный Таванель. — С кем ты разговариваешь?

— С потенциальным противником, — не стала таиться фея.

— А зачем?

— Жалко же. Там зря пропадает целая ватага демонов.

— И пускай пропадает. Их и так перебор.

— А вот милорд Топотан сетовал на нехватку врагов. И Лилипупс тоскует.

— Это понятно.

В ходе битвы наметился явный перелом. Выражался он в том, что, завидев издалека коренастую фигуру бригадного сержанта с его любимой бормотайкой наперевес, демоны улепетывали во всю прыть.

— Нам его с места не сдвинуть, — признал Таванель, завершив осмотр ламахолотского зверя. — Ему и тут неплохо.

Тут он глаголил, как истинный златоуст. Монстр Ламахолота благодаря своей длинной шее вполне успешно дотягивался до разнообразных демонов, пробегавших мимо расселины, и поступал с ними по своему, монструозному усмотрению. Он не видел смысла гоняться за жертвами по всему полю — ему и тут было удобно. Сказывалась тысячелетняя привычка: ученых и исследователей, которые в последнее время составляли основу его рациона, ему тоже доставляли, так сказать, на дом. Без всяких дополнительных усилий с его стороны. Ламахолотский зверь не был реформатором и терпеть не мог ломать устоявшиеся традиции.

— А тебе не кажется, что Лилипупс отлично разобрался бы с обеими проблемами? — осторожно спросила Гризольда у своего избранника.

Лорд какое-то время переваривал полученную информацию.

— В чем проблема, дорогая?! — внезапно озарило его. — Позовем сюда господина Лилипупса! Я думаю, он отлично разберется и с нашим милым союзником — своим новобранцем, и с нашими благородными противниками.

— Какой же ты гений! — с гордостью признала Гризольда. — Мне вот никогда бы такое не пришло в голову.

Довольный призрак зарделся, как облачко, подсвеченное рассветным солнцем.

Где-то в глубине расселины кто-то задохнулся от ужаса.

Но судьба оказалась милостива к Алгернону Огнеликому. Агапию Лилипупсу было не до него.

Современники сдержанно признают, что при прочих несомненных достоинствах бригадный сержант не мог похвастаться нездешней красотой. Внешность его, мягко говоря, была на любителя. Даже самые приукрашенные портреты, в основном призванные открыть зрителю прекрасный внутренний мир прославленного героя, говорят о том, что нос у него был слегка сплющен и не совсем заметен; лицо могло поспорить рельефом с лучшей сковородкой Гописсы; а глаза были немного выпучены — как у рыбы фусикряки, на которую случайно сел зверь Ватабася. Последнее особенно важно, ибо те же очевидцы вспоминают, что ни до, ни после описываемых событий не видели Лилипупса с такими вытаращенными глазами.

Выпучились же они до чрезвычайности по той причине, что Лилипупс не мог уяснить смысл знаков, подаваемых ему мумией герцогского дедушки. Бывалый доктор Дотт утверждал, что Узандаф да Кассар не взвивался так высоко даже после того, как случайно глотнул гремучую смесь для демонических младенцев из пригубного наливайника.

Мумия скакала и прыгала, как юный суслик по весне, и изо всех сил махала сухонькими ручками. Полы мантии развевались, как крылья летучей мыши, точнее — Птусика, то есть беспорядочно и бессмысленно. При этом дедуля издавал занимательные звуки, послушать кои тут же явился весь хор пучеглазых бестий. Энтузиазм старшего Кассара понемногу передался и им, и они принялись подпевать и повизгивать, внося посильную лепту в исполнение этого уникального музыкального произведения.

Впоследствии, однако, стало известно, что Узандаф Ламальва вовсе не пел, и не танцевал, и даже не привлекал женские особи загадочными телодвижениями, а всего только хотел позвать на помощь. Ибо он первый заметил, что с Зелгом стряслась беда.

— Что с вами, милорд? — заинтересовался Бедерхем, вырастая за спиной мумии. — В вашем возрасте эти перемещения могут смутить морально неподготовленных.

— Зелг!!!

— Его высочество успешно справляется с войной. Вы побеждаете, это очевидно.

— Зелг!!!

— Прекрасно выглядит, всем бы так… вот если бы он еще не расплывался… Отчего он расплывается, вы не в курсе?

— А я о чем?!

— Великий Ад! Что с ним?

— Если бы я знал. Боюсь…

— Боюсь, каким-то образом он не уберегся.

— Мало кто, кроме вашего Князя, может пробить латы Аргобба. Он этого не делал. А никто другой и не станет.

— Прошу прощения, Узя, но мы говорим о вашем внуке. Милый мальчик, но доверчив и немного рассеян. Всякий мог его облапошить.

— С него станется. Приведите его сюда! Вы же видите, что творится…

Творилось неладное. Очертания стройной могучей фигуры кассарийского некроманта теряли четкость. Он постепенно превращался в огромное багровое облако, в котором то и дело мелькали лица и морды, крылья и когтистые лапы, чешуйчатые хвосты и силуэты рыцарей. Будто бы всесильное Нечто, боясь превратиться во всепоглощающее Ничто, искало единственно верную форму.

— Что это с милордом? — подозрительно спросил Такангор. — Ему пора принимать капитуляцию, а он что затеял?

— !!! — откровенно высказалась Гризольда.

— Гризя! — охнул Таванель.

— А что я должна сказать? Какой ужас? Так вот это, к твоему сведению, гораздо хуже.

— Гризенька, но это не повод так выражаться.

Фея нервно всунула в рот трубку и сердито ею запыхтела.

— Неужели все так плохо? — огорчился добрый Фафут.

— Увы, — пожал плечами честный лорд. — Сбывается пророчество Каваны. Боюсь накаркать, но, по-моему, Спящий проснулся.

— И что из этого следует?

Фея вкратце обрисовала сложившуюся ситуацию.

— Поразительно, — изумился господин главный бурмасингер. — Есть у меня один капрал — он тоже не любит рассусоливать. Но чтобы так… Какая сила слова!

— Я процитирую? — спросил Бургежа, устраиваясь на плече графа да Унара.

— Без ссылки на источник, — заволновался корректный Таванель. — Все-таки репутация дамы.

— Я понимаю, — согласился военный корреспондент. — Припишем мне. Мне это можно и даже требуется по условиям, так сказать, игры. Вроде бы я потрясен до глубины души, до самых основ. Читатели любят эту грубую откровенность, эту — временами — неприкрытую правду жизни…

— Сейчас он обернется каким-нибудь монстром, — сказала Гризольда, с тревогой наблюдая за бесконечными перевоплощениями Зелга. — Вот вам будет и правда жизни, и последний день Липолесья, и отпевальный конкурс. Всюду успеем.

— А что с ним такое? — заинтересовался маркиз Гизонга. — Мессир Зелг как-то неожиданно переменился в лице.

Кассар как раз стянул с головы шлем, и над панцирем Аргобба торчала неописуемая морда твари, от которой шарахнулись бы самые пропащие обитатели адской бездны.

— Что значит — этикет, — похвалил Такангор. — Нет чтобы сказать — «дрянь какая», или же «вот это харя». А так нежно, деликатно — «переменился в лице»… Маменька бы одобрили… Да, я тоже хотел бы знать, что с ним такое? Чего он так переменился?

— Золотое пламя Ада смешалось с черной кровью некромантов, яд Бэхитехвальда — с голубой водой Караффа, — пояснила Гризольда. — А большего не знает никто.

— Он умрет?

— Надеюсь, нет.

— Мы умрем?

— Надеюсь, нет.

— А конкретнее?

— А конкретнее — караул!!!

Далеко от Липолесья, в библиотеке кассарийского замка внезапно открылась Книга Каваны. Она распахнулась ровно посредине, и абсолютно чистый, слегка желтоватый плотный лист стал заполняться ровными строчками, будто некий невидимый летописец спешил запечатлеть события на память грядущим столетьям.

Но спал тяжелым беспробудным сном ушастый эльф Залипс Многознай; похрапывали гномы, мороки и библиотечные духи. И даже тревожная тень самой любопытной возлюбленной Дотта — той, что с кинжалом в спине, — тосковала по своему кавалеру в тени парковых аллей.

Никто не видел этих огненных, мгновенно проявляющихся и тут же исчезающих рядов букв. Никто не прочитал нового пророчества Каваны…

Когда встречаются два странных человека, один из них всегда неправ.

— Ты не так прожил мою жизнь, — сказал ребенок. — Я разочарован тобой.

— Это не твоя жизнь, а моя.

— Это наша жизнь. Ты многого мог достичь. А кем ты стал?

— Человеком.

— Нашел чем гордиться, когда Кассария покорилась тебе.

— Не покорилась, дитя, — признала.

— Какая разница?

— Огромная. Я люблю ее, а она любит меня.

— С таким козырем на руках ты мог бы подчинить себе весь обитаемый мир, а ты не завладел даже Тиронгой.

— Зачем тебе Тиронга? Тебе следует думать об игрушках.

— Глупец!!! Ты все еще не наигрался! Может быть, займешь мое место? Что-что, а игрушки тебе туда принесут. Серьезно, Зелг, давай соглашайся. Из нас двоих ты будешь чудесным ребенком, а я тем повелителем Кассарии, которого она ждала веками.

— Ты прав, что я глупец. Зря я отпер двери. Ты должен был оставаться в темнице. Ты мне не нравишься, дитя.

— Я — это ты. Полноценный ты. Ты сам запер меня в этой неприступной крепости, сам поставил Стражей и сам приказал себе все забыть, потому что боялся меня. Боялся себя!!!

— Не зря ведь боялся.

Говорят, что судьбу кассарийского некроманта должен был решать слуга Павших Лордов. Но…

Долгожданный мир был заключен прямо на кассарийском поле, когда Князь Тьмы грустным голосом зачитал заявление о полной и безоговорочной капитуляции адских войск.

— И с этого знаменательного момента они — наши лучшие друзья, хотим мы того или нет, — подытожил он.

Потрепанные легионы его подданных с пониманием внимали. Такой чрезвычайной сговорчивости демонов предшествовали несколько ключевых моментов.

Во-первых, обнаружив, что один из его вернейших слуг, Намора Безобразный, не достиг успеха на правом фланге, повелитель ада поинтересовался, а почему, собственно.

Адъютант замялся.

— Князь Намора сменил ориентацию, — признался он после длинной и неловкой паузы.

— В каком смысле?

— В том, что он переметнулся на сторону противника.

— Предатель!

— Не совсем. Он обрел там свое семейное счастье.

— Где?

— На стороне противника.

— Вот беда, — вздохнул владыка. — Но если задуматься о великолепной Нам Као…

— То лучше о ней не задумываться, — быстро сказал Тамерлис. — Не люблю, когда меня гнетут тяжкие думы.

— Да, — признал адъютант. — Нет прощения предателю Наморе, но понять его можно.

— Положим, — согласился Тамерлис. — Но если мне не изменяет зрение, то могучий Флагерон тоже отчего-то нападает на своих.

— Истинно так, — подтвердил Каванах Шестиглавый. — Мне только что доложили. Большое горе. Я потерял одного из своих лучших гвардейцев.

— Что с ним?

— Сменил ориентацию.

— Тоже переметнулся на сторону противника?

— Хуже того, влюбился во вражеский халат. Заметьте, без взаимности.

В этот момент Князь Тьмы понял, что утратил контроль над происходящим, а это и есть настоящее поражение. Все остальное — только его материализация.

Так что ни повторный визит Птусика, переполошивший его телохранителей; ни трогательное предложение Мардамона пожертвовать золотой трон на переплавку для возведения лучшей в мире пирамиды его, Мардамона, имени; ни появление двух милых троглодитов с одним невоспитанным ослом в поводу, щебечущих о своем на непонятном языке, уже не могли его удивить.

Князь Тьмы понял, что попал в некий странный мир, действующий по совершенно иным законам. В мир, где всей его власти не хватило для того, чтобы разобраться с одним безумным летучим мышем, не говоря уже о победе в войне. В мир, где неукротимая мощь адского пламени не имеет значения; где какие-то вредоносные силы то и дело воруют у него из-под носа напитки; и где правят бал веселый рыжий минотавр с папенькиным боевым топором да мрачный, недружелюбный тролль с бормотайкой.

В довершение всех бед приземлился на подлокотник его трона тот самый черный халат с синими глазками и вопросил:

— Пульс пощупаем?

— Гррр-рр, — сказал Князь.

— Дожили… — Доктор Дотт потрепал его за оттопыренное ухо. — Даже рявкнуть как следует не в состоянии. Вот вам мой дружеский совет: сворачивайте это бездарное предприятие и — отдыхать. Баиньки то есть. Потому что здоровье, как говорится, не купишь. Бамбузяки накапать?

— Травите? — печально осведомился Князь.

— Ни-ни. Проявляю человеко, то есть в вашем случае демонолюбие и милосердие. На вас же без слез смотреть нельзя.

— Правда?

— Чистая, как слеза феникса.

— А мне никто не говорил.

— А кто вам скажет? Вы же сразу «хвать» — и готово. Все жить хотят.

— А вы?

— А я чем хуже? Я, когда был жив, тоже хотел. И прекрасно понимаю ваших подданных.

И доктор недовольно поцокал языком.

— Что? — встревожился Князь. — Плохо?

— Да чего уж хорошего? Вот понервничаете еще часок, и получится то же, что с мессиром Зелгом.

— А что с ним? — навострил уши демон.

— Да вон он клубится посреди равнины. Сам на себя не похож. Сейчас прибудет сюда, истреблять всех и каждого.

Князь Тьмы посмотрел туда, куда указывал рукав халата, и обмер. Багровое до черноты клубящееся облако разрасталось на глазах. Оно вовсе не казалось бесплотным, как привычные всем облака, и даже не таким осязаемым, как материя, из которой состоял Папланхузат и его любимые жены. То была глыба истинного мрака — того самого, коего так боялся Форалберг и о власти над которым мечтал сам повелитель Ада.

— Что это с ним? — спросил он, ужасаясь увиденному.

— Разозлился, — пояснил добрый доктор. — Вот и Мардамон не даст соврать.

— Жаждет жертв, — подтвердил жрец, измеряя веревочкой левую руку владыки Преисподней. — Иди, говорит, Мардамон… Это он мне говорит… Иди и без достойной жертвы не возвращайся.

— А отчего так взволнован достойный Узандаф да Кассар?

— За вас тревожится. Он Зелгу — пора войну заканчивать и по домам. Ужин, дескать, скоро, а у нас на руках два некормленных минотавра да два голодных хряка. Это же просто конец света будет. А Зелг ему — камня на камне не оставлю, все в порошок сотру и уже тогда вздохну с облегчением. А Узандаф за ваших волнуется — родня как-никак. Не хочу вас огорчать, но и это еще не самое страшное.

— А может случиться что-то еще?

— Может, когда сюда доберется наша хлебопекарная рота во главе со славным Гописсой. Гописсу знаете?

— Нет.

— Счастливец. Вот лучше и оставайтесь в неведении, — мурлыкнул Дотт, одним махом внося доброго трактирщика в список самых почитаемых монстров Ниакроха.

Князь еще раз бросил быстрый взгляд на Зелга, на мечущуюся в обозе мумию, на спешащего к хозяину Думгара и крикнул:

— Герольдов ко мне! Мы отступаем!

— Приятно иметь дело с разумным существом, — похвалил его добрый халат. — Правда, Мардамон?

— А как же жертва?

— Не тереби мессира, — строго сказал Дотт. — Пошли. Я тебе подберу что-нибудь подходящее.

— Да?

— Я когда-нибудь обманывал твои ожидания? Скажи мессиру «до свидания» и не морочь ему голову. Всего доброго, ваше величество.

— До свидания, — с неимоверным облегчением выдохнул Князь. — Большое вам спасибо.

А про себя подумал, что вполне логично влюбиться в этот достойный халат с прекрасными синими глазами.

Агапий Лилипупс соображал на редкость быстро.

Он сразу уловил связь между непонятными знаками, которые из последних сил подавал ему Узандаф да Кассар, удивительными переменами во внешности молодого некроманта и решительным броском, который совершил в сторону последнего демон Бедерхем.

В обычной ситуации Зелг не смог бы оказать Бедерхему достойного сопротивления. С одной стороны, у них была разная квалификация. С другой — герцогу помешало бы университетское воспитание. Но в эту минуту сознание Зелга да Кассара находилось довольно далеко от Липолесья — в голубом замке на вершине горы. И сражение, которое он вел в этой крепости, было страшнее того, в котором он только что принимал участие.

Одна часть его разума и души рвалась на волю. Она хотела явить себя миру во всем блеске и величии. Но другая отчаянно сопротивлялась. Зелг откуда-то знал, что может причинить массу хлопот и неприятностей своим друзьям, если поддастся этому искушению.

Трудно бороться с самим собой. И очень раздражает, если кто-то неделикатно вмешивается в процесс, отвлекая на пустяки.

Некромант только отмахнулся от назойливого демона, не желая причинить тому вреда, но Бедерхем оказался отброшен назад к обозам и впечатался в телегу с запасными щитами с такой силой, что щиты со свистом вознеслись к облакам.

— Обращаю внимание на климат, — флегматично заметил Лилипупс. — Падают осадки в виде щитов и прочее.

— Что? — изумился Галармон.

— Голову берегите.

— Он перевоплотился, — выдохнул Бедерхем, когда взволнованная мумия добежала до него. — Я боюсь причинить ему вред. И боюсь, что он причинит вред мне. Нужно звать Гампакорту с Мадарьягой и Такангора.

— Сейчас пошлю Гризольду.

— И побыстрее. Кто знает, сколько он еще продержится. Мальчик и так совершает настоящие чудеса.

Словом, тролль понял, что герцог да Кассар как бы не в себе и старшие по званию не знают, как удалить его с поля боя. Лилипупс немного обиделся, что к нему не обратились за советом. Кто, как не он, лучше всех усмирял пьяных капралов и зарвавшихся аздакских великанов; кто выносил из трактиров разгулявшихся полковников с их героическими подчиненными и укладывал ровнехонькими рядами? Впрочем, настоящий солдат не ждет, когда его персонально попросят о помощи. Бескорыстное служение отечеству — вот его девиз. И Лилипупс замахал Кехертусу.

— В чем дело, дорогой мой? — спросил паук. — Мы с дядей Гигапонтом хотели послушать речь Князя.

— А что он говорит?

— Сдается. Но очень достойно и трогательно. Хороший оратор. И вам рекомендую…

— Некогда. Есть дело.

— Какое дело? Вы что, не знаете? Война уже закончилась. Мы победили.

— Если вы мне сейчас не поможете, она снова начнется, — твердо пообещал Лилипупс.

— Что я должен делать? — только и спросил Кехертус.

— То же, что и всегда. Только очень тщательно.

— Не понял.

— Ничего. Сейчас вам все станет ясно.

И в ту минуту, когда над латами Аргобба снова возникла чудовищная морда неизвестной науке твари, бригадный сержант, точно прицелившись, шмякнул бормотайкой по ее темени.

— Ать! — сказал Зелг и осел на землю.

Никакое волшебное заклятие не подействовало бы на него с такой же силой. Эффект от бормотайки случился чрезвычайный. Он пришел в себя, взял себя в руки и спешил поведать об этом всем лично заинтересованным, но не учел важного фактора.

Увидев знакомое, хотя и слегка перекошенное лицо мессира, тролль обрадовался. А вот поняв, что герцог еще пытается говорить, напротив, огорчился. Обычно фокус удавался с первого раза. И тут было задето его профессиональное самолюбие.

Со словами «крепкий человеческий материал» он ударил вторично. Этого удара не выдержал бы никто — ни Князь Тьмы, распинающийся сейчас о дружбе между народами и добрососедских отношениях; ни Судья Бедерхем, выковыривающий остатки телеги из зубов; ни зверь Ламахолота, пытающийся опознать в Алгерноне Огнеликом настоящего ученого…

Зелг охнул и потерял всякое сознание — и свое, и то, второе, терзавшее его еще минуту назад.

— Пакуйте! — скомандовал Лилипупс, и Кехертус с невероятной скоростью заработал лапами.

Когда Такангор с Гампакортой подбежали к своему господину, он ничем не отличался от прочих тючков с кассарийским имуществом. Разве что с почетом лежал на отдельной повозке под неусыпным присмотром дедушки и собственной феи.

Газета «Королевский паникер», № 161

НОВОСТИ ДНЯ

Сплетни и комментарии

Одной из главных сегодняшних новостей стало сообщение газеты «Быбрыкым» о том, что в проливе Ака-Боа были потоплены семь иностранных кораблей, пытавшихся миновать Амариф без уплаты положенной пошлины. В последнее время подобное поведение сходило мореплавателям с рук, однако вчера вечером ситуация кардинально изменилась. Невесть откуда налетевший ураган в щепки разбил торговые корабли Гриома и Тифантии — по странному совпадению, самых злостных неплательщиков. Остальные суда были отнесены штормом в море Мыдрамыль, далеко от караванных путей, где их сегодня и обнаружили амарифские маги. Очевидцы отмечают невиданную грозу, сопровождавшуюся невероятными молниями.

Сегодня же утром к храму Попутного Ветра потянулась вереница жрецов и верующих со щедрыми дарами. Официальный Багдалил объявил нынешний день Днем национального возрождения. По этому поводу в столице Амарифа наблюдаются массовые празднества и гулянья.

Папланхузат вернулся?!

К вашим услугам! «Мардамон и бестии».

Ритуальные и погребальные танцы. Отпевальные вечера.

Спешите к нам!

Не проходите мимо!

Не менее занимательны новости из нашей столицы. Сегодня все газеты Тиронгии сообщили о помолвке мадам Мумезы Зутпемеи и адского Наморы Безобразного. Счастливая невеста является капралом кассарийских войск, заслуженным героем нескольких славных кампаний. Жених, как вы понимаете, демон. И вполне оправдывает и свое имя, и свой титул. Дата свадьбы пока что не определена.

Богатеем вместе!

Прикоснись к счастью — купи адскую облигацию!!!

Продажа на любых условиях.

Ажиотаж на рынке магических товаров и услуг. Значительно подешевели услуги демонов-убийц, демонов-воров, магов и прочих. Специалисты растерянно объясняют резкое понижение цен сезонными скачками, однако сие объяснение представляется нам неубедительным. Представители геенны огненной хранят единодушное молчание.

Лауреат Пухлицерской премии, всенародно любимый Бургежа неожиданно выступил в поддержку института военной цензуры и горячо одобрил действия генерала Топотана в ходе Липолесской кампании. Выход специального выпуска журнала «Сижу в дупле» с уникальными материалами о ходе войны между адом и Кассарией откладывается на неделю.

«Пасека на колесах» предлагает вашему вниманию!

В продажу поступили модные этим летом продольно-полосатые пчелы.

Еще одна сенсация! Генерал Такангор Топотан и генерал Ангус да Галармон были замечены нашим корреспондентом в кофейне «Гурмасик» в компании очаровательной дамы-минотавра. Нам удалось выяснить, что это и есть отважная рыцарственная дама Цица, которая командовала правым флангом кассарийских войск в битве при Липолесье. Генералы от комментариев воздержались.

Лучший подарок молодоженам!

Набор заводных детей.

И в самом конце этого обзора «Королевский паникер» задает вопрос, который терзает каждого мыслящего гражданина Тиронги. Отчего до сих пор не объявлено празднование победы нашего кассарийского кузена над адскими супостатами? Отчего его величество Юлейн еще не выступил с поздравительной речью? Почему газеты ничего не пишут о триумфальном возвращении победителя в родовое гнездо?

Что происходит в Кассарии?