Все демоны: Пандемониум

ГЛАВА 8

Тихая грусть поселилась в стенах Кассарийского замка.

Трудно предвкушать радость грядущих сражений, если вами правит пацифист.

Хотя гораздо труднее, будучи пацифистом, понять тех, кто предвкушает радость грядущих сражений.

Спешно выехал в Булли-Толли опечаленный король Юлейн в сопровождении своих царедворцев. Поначалу он уговаривал их не терять голову и взять себя в руки. Затем долго и безуспешно втолковывал им, что война с Преисподней — не такое уж страшное событие. Пережили Генсена, как-то переживут и демонов.

А они не менее долго и не менее безуспешно объясняли ему, что долг велит коронованной особе находиться в столице, чтобы оттуда руководить подданными. Потом его величество подробно рассказывал всем о Кукамуне и своем нежелании покидать гостеприимный замок кузена, а вельможи возражали, что у каждого в шкафу свой скелет — вот едет же главный бурмасингер Фафут домой, не проронив ни слова. А у этого стойкого человека и жена, и теща, и сестра — старая дева. Так пусть монарх берет пример с этого мужественного гражданина и подает его остальным.

Грустно помолчали, вдохновленные отважным Фафутом, которому так некстати напомнили о домашних проблемах.

Затем, как это часто бывает, заговорили все, одновременно и на разные темы.

Маркиз Гизонга интересовался, во сколько может обойтись правительству новая война; но рассматривал и прямо противоположный вариант — как подзаработать на панике, которая обязательно возникнет в стране при первом известии о нашествии демонов.

Граф да Унара звонким голосом сообщал, что, по его данным, ни одна война кассарийцев с Преисподней не велась вблизи населенных пунктов и никак не влияла на жизнь и быт обычных смертных, но было бы крайне неразумно полностью игнорировать подобные вещи.

Фафут настаивал на том, что прошел мощную психологическую подготовку у Такангора, а потому больше не боится своих родственниц. Ну не то чтобы совершенно, совсем, полностью не боится, но как-то гораздо меньше, если сравнивать с прошлыми временами. И тут же добавлял, что ночевать собирается на службе. Тем более что все-таки демоны…

Король уточнял, кто здесь король и кто уполномочен принимать важные решения.

Плодотворная дискуссия могла тянуться еще очень долго, если бы Такангор и Мадарьяга не взяли Юлейна под локотки и решительно не затолкали в карету. Вампиру и минотавру король перечить не решился и уехал домой, низко опустив голову и сморкаясь в платочек, — объявлять военное положение.

Невесел был и генерал Топотан. Лихорадочно пересчитав имеющиеся в наличии войска и понимая, что умные демоны ни за какие коврижки не станут вести войну в пределах Кассарии, он растерялся.

Совсем недавно Зелг подписал кровью клятвенное обещание не беспокоить павших на равнине Приют Мертвецов, что сокращало численность армии до смехотворно малого количества солдат. Правда, каждый из них стоил десятка зеленых новичков. Ветераны «Великой Тякюсении», пожелавшие остаться на службе после окончания войны, были прекрасными, опытными, закаленными и стойкими воинами. Но и противостоять им собирались не безграмотные крестьяне из народного ополчения, и даже не твари Бэхитехвальда, которые, как выяснилось на практике, ничего не могли поделать с давно умершими, а существа сверхъестественные и почти всемогущие.

Такангор мог выставить против них не более десятка равноценных бойцов.

Положим, сам он предполагал по-свойски разобраться с выходцами из Преисподней и толково объяснить им, почем в Кассарии от дохлого кота уши. Не подведут Мадарьяга и ди Гампакорта, твердо обещавший свою помощь. Выстоит Думгар. Только обрадовался возможности поквитаться с обидчиками могущественный Борромель. В первую половину дня большую пользу принесет Бедерхем, только вот как с ним управиться потом? Наверное, продержатся какое-то время Альгерс и Иоффа с сыновьями. Скорее всего, нанесет противнику урон опытный Крифиан. Но вот уже Ианидой рыцарственный минотавр рисковать боялся. Кто знает, подействует ли взгляд горгоны на обитателей Преисподней? Может, у них врожденный иммунитет.

Не знал он также, что могут противопоставить воинам Ада мороки, пучеглазые бестии, гномы, кобольды, дендроиды, кентавры, эльфы и прочие волшебные существа. В добровольцах недостатка не было, но разумно ли вести их за собой, если может оказаться, что он ведет их на верную смерть.

Библиотекари в этот миг переворачивали горы справочной литературы, хроник, исторических романов и старинных, времен Барбеллы, газет с репортажами с передовой. Но Такангор не слишком рассчитывал почерпнуть оттуда полезную информацию. Вряд ли предки Зелга предполагали, что в их роду объявится некромант, совершенно не владеющий своей основной профессией.

О том, чтобы пускать на битву с демонами Карлюзу, Дотта и прочих дорогих его сердцу друзей, минотавр даже не думал.

Так что сочувствующему читателю вполне понятно, отчего его широкую грудь терзали тоска и сомнения.

Ни Карлюзы, ни его крохотного сородича видно не было.

Грустил на башне и жрец Мардамон.

Услыхав последние новости, он стремительной птицей впорхнул в кабинет к герцогу да Кассару с предложением отметить минуты всеобщего отчаяния и подавленности подобающим образом. Просил совершить кровавые обряды, соблазнял жестокими ритуалами, раскинул перед Зелгом упоительные картины всеобщих страданий и неистовых оргий — все тщетно. Молодой некромант остался глух к его словам.

Ни даже несчастной, замшелой от старости крысы не сумел вымолить Мардамон перед лицом смертельной опасности и возможного грядущего краха. Напрасно во внезапном припадке вдохновения он исполнил дикую пляску, а потом, прыгая вприсядку вокруг герцога, изображал толпы ликующего народа. Он сделал что мог, он полностью выложился, увещевая своего господина; на пальцах объяснял, что богам неугодно подобное поведение, что и явилось истинной причиной внезапно продолженной войны, однако Зелг твердо стоял на своем.

Эту бы твердость и несгибаемость да на передовую — демоны отлетали бы от него, как горох от стенки.

И теперь Мардамон маялся от сознания собственной бесполезности, напрасно пытаясь отвлечься от горестных дум изнурительными тренировками на мешках, набитых соломой.

Невесел был и Узандаф Ламальва да Кассар, которого внучок обвинил в склерозе, рассеянности и преступном умолчании.

— Хотел бы я знать, чего еще мне не рассказали из-за твоей легендарной забывчивости? — ярился Зелг. — Может, я вообще предназначен в мужья какому-нибудь дракону или в жертву — левиафану? Скажи, не стесняйся, я уже ко всему готов.

Дедушка виновато булькал и сокрушенно сопел, но впервые в жизни не тронул сердце внука. Тот ушел, хлопнув дверью, и теперь седобородая мумия мучилась угрызениями совести и острым чувством вины.

Тосковала Гризольда, занявшая ответственную должность личной феи кассарийского некроманта и сразу же ощутившая свою полную несостоятельность в этом амплуа. Она не знала, чем помочь своему подопечному, а он более чем кто-либо другой из его родичей внушал ей симпатию. Она изо всех сил старалась быть ему полезной, но что может противопоставить несокрушимой мощи Князя Тьмы одна маленькая, пусть и отчаянная фея.

Призрак рыцаря утешал ее как мог. Кажется, он не на шутку влюбился в Гризольду и следовал за ней как вторая тень. В другое время она была бы от этого в восторге, ведь мы уже упоминали, как фея относилась к импозантным мужчинам с хорошими манерами и прекрасным вкусом, — но теперь душу переполняли страх, отчаяние и дурные предчувствия. Любви места не находилось. Во всяком случае, Гризольда загнала ее в какой-то потаенный уголок и не выпускала на волю.

Радость оставила и веселый обычно Виззл. Дошло до того, что у Гописсы одним ранним утром не подошло тесто, а вечером подгорели пирожки. И кобольд Фафетус без всякого энтузиазма рекламировал новые коктейли «Сон оборотня» и «Борромель».

Опальный демон временно оставил ди Гампакорту и пропадал в «Расторопных телегах», кувшинами поглощая напиток своего имени, — напивался на будущее, как он сам пояснял, на тот случай, если будущего у него больше нет.

И даже скрупулезный Нунамикус Пу все больше сидел за конторкой, устремив невидящий взгляд в пустоту, и не щелкал счетами.

Зелг сосредоточенно грыз пальцы, запершись в собственной спальне. Как бы ни был он далек от военного дела, но не требовалось особенных талантов, чтобы предвидеть следующее развитие ситуации: если он попытается уклониться от прямого столкновения с легионами Преисподней, те просто обрушатся на Тиронгу, на Булли-Толли, на ни в чем не повинных мирных граждан. Этого он допустить никак не мог.

И отказаться от беспокойного наследства предков тоже совершенно невозможно.

Во-первых, слишком велико могущество Кассарии, чтобы бездумно разбрасываться ею.

Неприлично так отзываться о малознакомых особах, стремящихся получить во владение исконную вотчину черных магов, но горькая правда заключается в том, что многие из них вовсе не намерены посвятить свою жизнь добрым делам. Более того, они, кажется, решительно настроены захватить чужое наследство и использовать его в корыстных целях. Уму непостижимо, но так оно и есть.

Зелг да Кассар никогда не считал себя по-настоящему достойным своего высокого титула и не мог всерьез воспринимать себя как могущественного некроманта — подателя жизни и смерти, властителя чужих судеб. Время от времени ему приходило на ум отказаться от трона Кассарии в пользу кого-то более достойного, но все достойные встретили бы подобное предложение категорическим отказом; а все, кто согласился бы сразу, не задумываясь, не представлялись ему достойными.

Как ни крути, прав дедушка — это его долг, его священная обязанность, кому же, как не ему, и отдуваться.

А во-вторых и главных, молодой герцог не мог да и не желал забыть смешные конопушки и ласковый взгляд прекрасных голубых глаз, ради которых он был готов перевернуть небо и землю.

В любой ситуации, как учат нас духовные наставники, обязательно следует поискать положительные моменты. Если не нашел — поищи получше. Опять не нашел — посмотри с другой стороны, может, они там завалялись. В самом безнадежном случае рекомендуют напиться до стадии полного слияния с космосом. Тогда мир заиграет новыми красками. Или окончательно исчезнет из виду и перестанет раздражать проблемами, что тоже можно считать неплохим результатом.

Зелг старательно думал, что в данном случае следует считать положительным моментом. На ум приходила только старая студенческая шутка: «Думаешь, хуже некуда? Успокойся! Будет и хуже». Но эта мысль не принесла мира и спокойствия его измученной душе.

Хорошо Юлейну — у него есть верная и преданная Кукамуна, которая ни за что не покинет своего супруга; и когда он думает об этом, даже конец света в сравнении кажется ему небольшой бедой.

У молодого некроманта не было такой же надежной спасительной гавани.

Ну, гавани, возможно, и не было. Зато имелся в наличии преданный каменный дворецкий — хранитель традиций, поборник правды, блюститель порядка. Знающие люди сразу скажут вам, что это гораздо больше, чем несокрушимая твердыня и огромная армия. Вкладывайте ваши надежды в этот банк, и он оправдает ваше доверие, совершив все возможное, невозможное и даже более того.

Гампакорта и Мадарьяга придерживались того же мнения и потому часами торчали в апартаментах, которые занимал Думгар, что-то горячо обсуждая с невозмутимым домоправителем.

Собственно, он и подал дельную идею, которая оживила замок и заставила его обитателей улыбнуться впервые за целые сутки, показавшиеся им мрачным столетием.

Проведя в грустных размышлениях всю ночь, Зелг решил помириться с Узандафом. Возможно, в чем-то дедушка бывал не прав, но все же свинство — грубить беззащитному старичку, хлопать дверями, устраивать безобразные сцены. Где его выдержка? Где его воспитание?

Молодой герцог рисовал себе картины одна безотраднее другой. Вот седобородая мумия, завернувшись в свой халат и шаркая туфлями, уходит в ночь, в бездну, в никуда. У него даже слезы на глаза навернулись, когда он представил себе последний, прощальный взгляд, брошенный бедным дедушкой на замок, в котором он испытал столько горя и радости.

А вот дедушка, бессильно свесив сухонькие ручки, сидит в своем любимом кресле, в библиотеке. Занимается рассвет, но Узандаф его больше не увидит, потому что его старое сердце разорвалось, не вынеся упреков жестокого и несправедливого внука. Широко открытые глаза мумии устремлены на двери — до последней минуты он ждал, что его мальчик, его кровинушка, придет, чтобы утешить старика. Но тщетно.

Или — еще того хуже: нелепый, комичный, едва передвигающийся в доспехах, которые он носил еще при Пыхштехвальде, Узандаф Ламальва да Кассар ковыляет в битву, волоча за собой неподъемный меч. И какой-то рогатый демон, жутко оскалившись…

Тут Зелг чуть не разрыдался, выскочил из своих апартаментов и со всех ног помчался в библиотеку, моля небеса только об одном — чтобы дорогой дедушка оказался жив, здоров и на месте.

Обычно люди жалуются, что в небесной канцелярии все время что-то путают, работают спустя рукава, заказы выполняют с огромными задержками и аховыми погрешностями. Поэтому наш случай логично будет занести во все анналы как уникальный в своем роде. Небеса прислушались к просьбе молодого некроманта и исполнили ее с небывалой старательностью.

Правда, сперва он этого не понял.

Из-за дверей доносились невнятные горестные крики и стоны, и сердце Зелга рухнуло куда-то вниз, а в животе образовалась огромная холодная дыра. «Все! Опоздал!» — мелькнула жуткая мысль. Сейчас он переступит порог и увидит, как безутешные друзья оплакивают бездыханное тело…

В отчаянии герцог даже не сообразил, что бездыханным тело престарелого родственника стало еще в незапамятные времена, так что, строго говоря, плакать по этому поводу сегодня в голову никому не придет. Но разве способен рассуждать здраво тот, кто вот-вот услышит горестное известие?

Он осторожно приоткрыл двери.

Крики усилились.

— Как ты мог?! — вопил доктор Дотт с такой тоской, что некромант попятился. — В такой момент, когда ты был нужен мне больше всего?

— Полно, полно благородный друг, — послышался другой голос, в котором герцог узнал Уэрта да Таванеля. — Крепитесь, вы же мужчина. Я тоже полон скорби и отчаяния, но это еще не конец.

— Это не конец?! — взвыл доктор. — Хотел бы я знать, что вы тогда считаете концом?

— Бывают обстоятельства и пострашнее, — ответила душа. Но без особого убеждения.

— Все бесполезно, господа, — произнес рокочущий голос Бедерхема. — Я говорил, я предупреждал. Но все напрасно.

Зелг застыл у входа, как мраморное изваяние, холодный и покаянный, не имея сил сделать последний шаг, который отнимет у него любимого, ненаглядного, мудрого, героического, веселого, остроумного, доброго, бескорыстного…

— Гони монету, — рявкнул Узандаф, — и прекрати убиваться.

— Легко сказать.

— Дедушка?! — возопил молодой герцог, привалясь к дверному косяку.

— А, внучек! — обрадовалась мумия. — Заходи к нам. Мы тут, пока суть да дело, слегка развлеклись.

И он выразительно потряс тугим мешочком. Мешочек неохотно звякнул.

— Кому как повезло, — проворчал Дотт. — Кто развлекся, а кто и разорился. Думгар меня теперь просто сгрызет. Он вообще полагает, что духам деньги не требуются, и всякий раз норовит сэкономить на моем содержании. Говорит, что есть-пить-одеваться мне не нужно, а тратиться после смерти на увеселительные заведения — это уже извращение. Опять станет лекцию читать. — И внезапно уставил палец на мумию. — Думаю, ты все-таки заколдовал моего таракана.

— Недоказуемо, — вздохнул Бедерхем. — Я внимательно наблюдал за всеми участниками гонок. Я ведь тоже лицо заинтересованное.

— Дедушка! — потрясенно повторил Зелг. — Какие бега? Какие тараканы?!

— Зомби, — ответил Узандаф, выразительно потряхивая своей коробочкой. — Элитные. Гордость конюшни.

— Если ты не слышал — у нас намечается война, — сказал герцог, — может, тебя это тоже заинтересует?

Мы уже говорили, что в горькие минуты он становился язвительным. Жестоко? Да. Обидно? Возможно. Несправедливо? Нет, нет и еще раз нет. Разве можно столь безответственно относиться к тому, что мир вот-вот рухнет в пропасть? И кто? Ладно бы, зеленый юнец, но не древний же чародей — кладезь мудрости и живой (до некоторой степени) пример потомкам.

«Ни бурдульки себе примерчик!» — как сказал бы по этому поводу генерал Топотан.

Видимо, этот гневный внутренний монолог огненными рунами был начертан на лице молодого некроманта, потому что мумия с любопытством на него уставилась.

— А что ты так нервничаешь? — спросил доктор Дотт, выныривая из бездонных пучин скорби по поводу оглушительного своего проигрыша. — Война начнется только через десять дней. Можно сказать, на том же месте, в тот же час — в Липолесье.

— Где?

— Сейчас принесу карту, — пообещал призрак.

Он поднялся к потолку, еще раз вздохнул о проигранных деньгах и отправился к дальним стеллажам в компании милейшего духа — заведующего картографическим отделением.

— В Липолесье, — охотно пояснил Узандаф. — Мы всегда воюем с демонами в Липолесье. Свежий воздух, чудные пейзажи. Ландшафт — пальчики оближешь: и холмы, и река, и лес, и равнина. Горная гряда опять же неподалеку. Живописное ущелье. Есть еще премилое озеро — вода прозрачная, чистая; рыбы… — И он широко повел рукой, показывая, что количество живности в водоеме невозможно описать словами. — Тебе обязательно понравится, — убежденно сказала мумия. — Давно мечтаю построить там какой-нибудь скромный загородный домик — два ряда крепостных укреплений, не больше. Для отдыха и уединения. Но где тогда воевать, чтобы никого не побеспокоить? Через десять дней, если я ничего не перепутал, армия Князя Тьмы будет ждать нас по ту сторону реки.

— А если они обманут? — вскричал внук, делая странные движения руками.

— Ты танцуешь? — подозрительно спросила мумия. — Зачем? Не стоит. У тебя нет к этому способностей.

— Я хорошо танцую.

— Неправда. Тебя кто-то обманул. Вероятно, не желал травмировать, зная твою, впечатлительность. Вот дядя Гигапонт вчера показал мне, как танцуют ластатупси, и я должен откровенно сказать, что мне понравилось. Правда, ластатупсям не хватает плавности — на мой взгляд, иные движения выглядят диковато, — зато сколько энергии, задора, первобытной красоты. Чего только стоит тридцать седьмая позиция «Ласковые ласты». И перлиплютики производят впечатление, особенно на неподготовленного зрителя. А вот эти, с позволения сказать, взмахи…

Зелг понял, что разговор заходит в глухой тупик.

— Я заламываю руки, — сухо пояснил он.

— Почему?

— Я удивляюсь твоей доверчивости. А вдруг они нас обманут? И пока мы станем дожидаться армии врага в этом самом Люболесье…

— Липолесье, — строго поправил судья Бедерхем.

— Один демон. Так вот, пока мы будем, как доверчивые и наивные пухнапейчики, ждать их в условленном месте, орды демонов хлынут на столицу, сметая все на своем пути, истребляя невинных граждан Тиронги, пожирая тысячи душ.

— Не хлынут, — ухмыльнулся Бедерхем. — Даже в Аду все уже знают про «душеньку Кукамуну» и мать ее — Анафефу.

— Вам смешно?! — задохнулся от негодования некромант.

— Скорее, забавно. Я смотрю на вас, милорд, и вспоминаю себя лет пять или шесть тысяч тому назад. Я был так же молод, горяч, полон энтузиазма. Ввязывался во всякие истории, спорил со старшими. — Демон шумно вздохнул, выпустив из ноздрей дым и пламя. — Многих, с кем я спорил, теперь вообще нет ни на каком свете. А мне все кажется, что это было вчера.

— Юношеский максимализм, — тоном опытного психолога подхватила мумия. — Как же, как же, помню.

— А я целиком и полностью поддерживаю милорда Зелга, — отважно заявила душа Таванеля, до сих пор предпочитавшая не вмешиваться в разговор. — Если все действительно случится так, как он предсказывает, что нам останется делать?

— Вы-то, милорд, лучше других должны знать, что никто никуда не хлынет, — проворчал Узандаф. — Зачем же демонам истреблять людей?

— То есть как — зачем? — даже оскорбился Зелг. — Для этого… самого… удовлетворения своих демонических инстинктов. Для — откуда я-то знаю, зачем им это? — того, чтобы причинить зло.

— Обалдеть! — сказал дедушка. — В жизни не слышал ничего подобного. Вы уж простите, ваша честь.

— Ничего, я понимаю, — закивал Бедерхем. — Издержки человеческого воспитания.

— Что ж ты, внучек, в таком случае не нашлешь мор и голод на людей? А потом не поднимешь их из мертвых и не поставишь себе на службу? Ты же потомственный некромант.

— Я…

Зелг хотел возразить, что он — «совсем другое дело», но внезапно прикусил язык.

Действительно, неудобно получилось.

— Если ваша светлость позволит, я бы хотел дать одну маленькую справочку по теме дискуссии, — заявил эльф, известный читателю под именем Залипс Многознай, появляясь из сгустка серого дыма.

— Подслушивал? — строго спросил Узандаф.

— Присутствовал неотлучно на рабочем месте, — поправил его Залипс. — Приказа затыкать уши не поступало.

— Надо еще найти, чем заткнуть эдакие уши, — съязвила мумия.

Эльф обиженно поджал губы, но огрызнуться не посмел.

Тем временем все обширное пространство библиотеки пришло в движение. Шустро забегали столики с разложенными на них толстенными фолиантами; уютные кресла подобрались поближе к гостям и взбили пышные подушки, приглашая сесть, устроиться поудобнее и обратиться в слух.

Кто-то робко поскребся в двери. Гном, вышедший прямо из книжного шкафа с миниатюрными изданиями, открыл их и посторонился, любезно пропуская внутрь верный Зелгов шестиногий столик для напитков. Тот радостно подбежал к хозяину и замер в ожидании приказов.

Молодой некромант подумал, что столик, верно, станет скучать по нему, когда он отправится на войну. Мелькнула мысль — взять его с собой, но стало страшно, а вдруг с малышом что-нибудь случится? И хотя «малыш» был раз в десять старше его самого, но все же Зелг не мог думать о нем как о старинном предмете обстановки, а считал кем-то вроде собаки или другого домашнего животного.

К великой радости Уэрта да Таванеля, спорхнула откуда-то с потолка фея Гризольда и, выпустив пару колечек дыма, заявила:

— Я тоже послушаю.

Эльф надел на нос круглые очки, аккуратно заправив дужки за огромные уши. Поправил воротничок, одернул манжеты и пригладил ладошкой лысину. Ни дать ни взять — университетский профессор на кафедре.

— Итак, господа, как вам должно быть хорошо известно, демонов в природе существует великое множество, и лишь немногие из них обитают в Преисподней, — начал он хорошо поставленным голосом.

Судья Бедерхем нетерпеливо шевельнул крылом, но промолчал.

С другой стороны, не каждому демону выпадает случай прослушать научную лекцию о демонах. С иллюстративным материалом.

«Демоны. Оптимистический взгляд со стороны».

Выдержки из монументального труда Бутусьи Поппиллиум герцогини да Кассар. Год девять тысяч семьсот двадцать седьмой от Сотворения Ниакроха. Собственный замок.

«Бесконечно опасаясь демонов и вменяя им в вину всякое печальное событие, катастрофу, войну либо собственное супружество, люди неизменно упускают из виду то обстоятельство, что если бы обитатели Преисподней задались целью извести род человеческий, то весь Ниакрох — за небольшим исключением — давно стал бы их царством.

Существа иного происхождения относятся к демонам с гораздо меньшим предубеждением, чему способствуют традиции, воспитание, хорошее образование и — несомненно — крепкие родственные связи.

Итак, попробуем рассмотреть демонов вблизи и приложим все старания к тому, чтобы оставаться объективными.

Что бросается в глаза прежде всего? Конечно же — суровая, своеобразная внешность, внушительная фигура и твердый характер. Почему-то большинство ученых, не говоря уже об обывателях, тем и ограничиваются, сводя свое общение с представителями этой расы к примитивному причитанию, плачу, завываниям и истерическому повизгиванию. Немудрено, что долгие столетия демоны полагали людей существами неразумными. И поскольку никто не удосужился поговорить с демоном о его любимых литературных произведениях, музыкальных вкусах или гастрономических пристрастиях, то эти подробности не известны народным массам. Вместо того в газетах регулярно пишут, как какой-нибудь демон кого-нибудь пожрал.

Мы не станем отворачиваться от скорбных фактов и делать вид, что их Нет и никогда не было. Да, случается и такое. Но в большинстве своем демоны питаются эмоциями и чувствами. И люди для них — такой же драгоценный источник бытия, каким для людей является плодородная земля или вода.

По этой же причине далеко не все демоны обитают в Преисподней. Многие — особенно же полукровки, потомки смешанных браков — предпочитают селиться по всему Ниакроху, постепенно сливаясь с местными жителями. И хотя не обходится без печальных недоразумений, чаще всего существа разных кровей мирно уживаются бок о бок друг с другом.

Яркий пример взаимного уважения и сотрудничества мы можем наблюдать в герцогстве Кассарийском.

В Аду постоянно находятся демоны преимущественно знатного происхождения, потомственные воители и чародеи, чьи непомерные силы может сдержать только земная твердь. Там они исполняют свой долг, опекая разнообразных тварей и одновременно не позволяя им выбраться на поверхность, в мир людей.

Конечно, у Преисподней, как и у любого другого государства, существуют свои национальные интересы. И они могут не совпадать с национальными интересами других стран, что, естественно, создает для последних определенные трудности. И все же истории известны примеры как победоносных войн, так и успешных дипломатических переговоров с демонами.

Что же касается отдельных представителей данной расы, то среди них попадаются всякие. Этим демоны ничем не отличаются от прочих обитателей нашего мира. Они могут быть невоспитанными, несдержанными и резкими — к тому же размеры и способности им это позволяют. Но не все они такие. И потому нет смысла падать в обморок, звать на помощь мистиков и экзорцистов, брызгать на гостя бульбяксой и кричать изгонятельные заклинания, как это произошло недавно в одном из кабачков Булли-Толли.

Возможно, демон всего лишь хочет выпить чашечку горячей рялямсы на завтрак и прочитать свежую газету — в Ад ему ее не принесут.

Кстати, собственной прессы в Преисподней нет. Издательское дело идет вразрез с оригинальными местными традициями, и его до сих пор некому наладить (каковой феномен изучению не поддается).

Как воины демоны выше всяких похвал. Если они воюют на вашей стороне, победа почти наверняка обеспечена. Если они воюют против вас, то вы можете быть уверены в их рыцарской верности слову, приверженности давним традициям и понятиям долга и чести.

Что же до тех, кто нарушает неписаные правила, то они становятся изгоями в обоих мирах — подземном и наземном, а значит, законной добычей Гончей Князя Тьмы, Бедерхема Вездесущего…»

— Нет карты, — возмущенно заявил Дотт, материализуясь возле лектора, отчего тот поперхнулся и прервался на полуслове. — Все вверх дном перевернули — нет. То чуть севернее, то чуть южнее. Западнее — пожалуйста. Восточнее — сколько угодно. А Липолесья нет. Интересно, как вы раньше воевали?

— Гораздо интереснее, что скажет на это генерал Такангор, — задумчиво молвил Бедерхем.

— Впечатление, что я вижу один и тот же кошмарный сон с продолжением. Продолжение пугает намного больше, — поделился Мадарьяга с друзьями. — Вот только что готовились к войне с Юлейном. Нас было чуть, но и противник ничем особенным не отличался. Во всяком случае, тогда меня оторопь не брала.

— А теперь, значит, берет? — уточнил Думгар.

— Не стану отрицать. Берет. Крепко.

— А вас, князь?

Гампакорта склонил великолепную голову.

— Признаться, да.

— Логично, — заметил голем и снова замолчал.

— Одно дело люди, — продолжал философствовать вампир. — В крайнем случае, закусил бы их королем — он действительно аппетитный, — и вся недолга. Только не проговоритесь Зелгу, он этого не перенесет.

— Он всерьез полагает, что ты питаешься растительностью? — весело уточнил оборотень.

— Думаю, что нет. Он же ученый. Но неподъемный том «Комплексная диета вампира» все-таки мне всучил.

— С намеком?

— С надеждой.

— Оправданной?

— Я честно читаю. Второй месяц. Уже дошел до первой страницы.

— Нашел что-то интересное?

— Представляешь, у автора такое смешное имя — Пугарий.

— Книги духовно обогащают, — сделал вывод оборотень.

— Полагаю, на сей раз нам придется тяжелее, — признал Думгар. — Липолесье — не Кассария, помощи не дождешься. Демоны — не рыцари да Галармона, при всем моем уважении к последним. И хотя они неуклонно соблюдают правила, вероятнее всего, мы проиграем. А условия поражения нам известны: душа Таванеля плюс исчерпывающая информация о пророчестве Каваны и персоне Хранителя.

— В равной степени немыслимо, — жестко сказал Гуго Гампакорта. — Я не отдам им сына Лореданы. А он никогда не изменит данному слову.

— Даже не сомневался, — кивнул голем. — Оттого и говорю: берите Уэрта и уходите отсюда, пока не поздно. Если мы внезапно и вопреки логике выиграем это сражение, вы немедленно вернетесь. Если же проиграем — вы будете уже далеко. Пускай ищут вас в Канорре.

— Мы уже говорили об этом с Уэртом, — произнес оборотень после длинной паузы. — Я рассказал ему все, ничего не утаил. Но он отказывается покидать Кассарию. Во-первых, он твердит, что его долг — находиться здесь и ждать назначенного момента, чтобы открыть мессиру Зелгу имя Хранителя и место, где его следует искать. Во-вторых, он рыцарь, пусть и бесплотный. И ни за что не оставит своих товарищей накануне войны с превосходящим противником. В-третьих, он влюбился в эту фею. Тут я вообще молчу. Женскую красоту я вижу иначе. Ну а я в любом случае не уйду. Я слишком многим обязан всем вам, и молодому герцогу — более всех.

Думгар щелкнул пальцами, и безмолвные призраки снова наполнили опустевшие кубки.

— Что с пленником? — спросил вдруг Мадарьяга. — С этим самозванцем?

— Что ты и говорил — рассыпался в прах на рассвете.

— Сколько, в самом деле, можно топтать землю?

— Прах же его не поднялся и на вопросы отвечать не стал. Что тут виной — неумение и нежелание мессира Зелга, особенности исходного материала либо вмешательство третьего лица — неизвестно.

— А Карлюза пробовал?

— Пытался, но ему сделалось дурно.

— Значит, стояла защита. И не слабая. Как бы мы ни подшучивали над малышом, а чародей из него выйдет сильный, — заметил вампир. — Как ты думаешь, Гуго?

— Когда мы с Борромелем на него смотрим, — откликнулся оборотень, — мы видим вовсе не малыша, а довольно могущественное существо. Не дракон, конечно, но положиться на него можно.

— Любопытно, — усмехнулся Думгар.

— Жалко, что Зелг не может проявить свою силу и таланты.

— Не может или не хочет? — уточнил Гампакорта.

— И то и другое. В него вколотили мысль о том, что мастерство некроманта — постыдное и преступное занятие, — пояснил Альба Мадарьяга.

— Причем сия мысль совершенно спокойно соседствует с теорией о том, что некромантов нет и быть не может, а все, что рассказывают о Кассарах, — всего лишь слухи и сплетни. — Голем пожал плечами. — Милорд Зелг ученый, но отчего-то он не обнаружил здесь явного противоречия.

— Издержки человеческого воспитания.

— Если он избавится от предвзятых суждений, признает свое происхождение и по-настоящему поверит в себя, мы получим величайшего некроманта и, судя по явлению у Тудасюдамного мостика, наиславнейшего правителя Кассарии. У него блестящее будущее. Главное — чтобы он сам этого захотел. Тут уж никто другой помочь не сумеет.

— Он хороший мальчик, — признал оборотень. — Уэрт от него просто в восторге. Бедерхем — и тот растаял. Даже Борромель ведет себя непривычно: настроен благостно, спокойно и миролюбиво.

— Кстати, где он? — заинтересовался вампир.

— Пьет в «Расторопных телегах».

— А Такангор?

— Пьет, — сообщил один из призраков, прислуживающих за столом. — В «Расторопных телегах». На брудершафт с Борромелем.

— Бьюсь об заклад, Фафетус уже продает билеты у входа.

— Нет, — откликнулся тот же призрак. — Фафетус горестно пьет. У Гописсы.

— С Гописсой?

— Нет, милорд. Гописса отважно пьет с Такангором и Борромелем в «Телегах».

— Полагаю, не стоит спрашивать, где Кехертус и его дядя.

— Лучше не стоит, милорд.

— Я все-таки спрошу.

— Гоняются за амазонками.

— На кой им сдались амазонки?

— Совершенно не нужны. У милорда Кехертуса на них вообще аллергия — оно и понятно, столько лет на такой специфической диете. — Тут призрак уловил легкое движение каменной брови и быстро пояснил: — Просто сегодня в направлении милорда Такангора была совершена тройная брачная экспансия. Дамы Анарлет, Таризан и Барта в соблазнительных нарядах с особой силой пытались привлечь внимание генерала, исполняя в его честь специально разученный ими танец перлиплютики, с гупотом, топотом и поцокиваниями. После чего безуспешно попытались стать похищенными в лабиринт.

— Ничего не понял, — честно признался ди Гампакорта, не осведомленный о том, какой небывалый успех имел у неприступных амазонок мужественный красавец Такангор.

— Дамы недвусмысленно намекали генералу похитить их и создавали все необходимые условия, но он же герой войны, — с тайной гордостью за весь мужской род поведал призрак. — Отбился. Агрипульгиями ушел от погони и отправился пить в «Телеги».

— Однако же амазонки — великолепные следопыты, — не унимался Гампакорта, которого этот сюжет веселил все больше.

Призрак неодобрительно покосился на знатного гостя. Лично он воспринимал происходящее как драму.

— Истинно так, — ответил он. — Маркиз Борромель рассуждал аналогично. Потому перекрыл дорогу мужественным невестам, стремясь отвадить их от милорда Такангора. Однако девы с криками набросились на него и обратили в бегство, а сами продолжили брачные игры.

— Хорошенькие игры, — сказал возмущенный вампир. — Что же вы меня не позвали?

— Господин Крифиан велел вызвать милорда Кехертуса.

— Разумно. И что наши дамы?

— Визжат, — лаконично отвечал слуга. — Ищут надежные укрытия.

— Получается?

— Нет. Дядя Гигапонт, оказывается, чует дам на расстоянии.

— Чем дальше, тем занятнее, — хмыкнул Мадарьяга. — Ну что, где-то нужно брать армию. Без нее никак.

— У меня есть одна идея, — признался голем. — Нам нужен вербовщик. Такой, чтобы добровольцами к нему записывался не всякий сброд, а отборные воины.

Некоторое время вампир сидел неподвижно, что в его случае было равносильно настоящему подвигу.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил он несколько секунд спустя.

— Больше некому, — отвечал Думгар.

— Господа, простите, что встреваю в ваш диалог с дурацкими расспросами, но о чем вы говорите? — уточнил оборотень.

— Думгар, ты гений! Гуго — ты сидишь за одним столом с подлинным гением. Выпьем же за здравие Думгара — величайшего из мыслителей и големов. Выпьем за нашу победу, потому что демонам ее не видать! Выпьем за единственного и неповторимого сержанта, который предоставит нам победоносное войско! Как же я мог о нем забыть?

— О ком? — переспросил Гампакорта.

— Я думаю, вы слышали о такой удивительной личности, как Агапий Лилипупс, — предположил Думгар. — Если нет, я удивлюсь. О нем, по-моему, слышал весь Ниакрох.

— Тот самый Лилипупс?

— Да.

— Он же слегка мертв?

— Не без того.

— И вы полагаете, что, если Зелг поднимет его, Лилипупс согласится работать на него?

— Я полагаю, что он истосковался по своей работе, лёжа в могиле. Сейчас он будет работать на кого угодно — лишь бы работа нашлась. Вот кто по-настоящему любил свое дело. У него все пацифисты записывались добровольцами.

— Это что, — мечтательно сказал вампир, улыбнувшись во весь рот, будто вспомнил о чем-то крайне приятном. — Даже я чуть было не вступил в его отряд. Не сержант — поэт! Скажу так: у него даже мухи пешком ходили. А курицы мчались в атаку.