35. Последние слова

Пятьдесят тысяч дукатов плохо делятся на всех. Делить на двоих немного проще, но тоже не баран чихнул. Чтобы бывший владелец не подслушивал, Максимилиан и Тодт торговались, сидя на гребных скамьях. Охранять пленника оставили Бонакорси, а позже его сменил бы Фредерик. Лишних матросов не было ни одного, а пассажирам все равно делать нечего.

- Надо все взять и поделить, - предложил Максимилиан, не будучи торговцем, - Пополам. Половину судовладельцам, половину фрахтователю.

- Лично Вам? - удивился Тодт.

- Я оплатил этот рейс. Вместе со мной в захвате трофеев участвовали оруженосец, двое стрелков со своим оружием и трое солдат.

- От экипажа участвовало больше бойцов, - ответил Тодт, - И фрахтователь не понес материальных потерь, а судовладелец вынужденно обменял корабль побольше на корабль поменьше.

- У Корсики мы все оказались благодаря ошибкам рулевого, штурмана и капитана, - возразил рыцарь.

- Если бы не эти ошибки, никаких трофеев бы не было, - сказал Тодт, - И вообще, по какому праву вы отдали наш корабль?

- А вы могли его не отдать?

- Если бы его отдали мы, тогда это была бы наша зона ответственности. А так с вас еще за корабль причитается.

- Фредерик! - обратился за помощью Максимилиан.

- Да, дядя? - подошел оруженосец.

- Почему мы отдали корабль?

- Мы его не отдали, - ответил Фредерик, - Ни я, ни Вы, дядя, ничего не подписывали и никаких клятв не давали. И вообще, корабль не наш, у нас в принципе не было прав его отдавать.

- А кто обещал не портить корабль, чтобы он остался целым? - напомнил Тодт.

- Во-первых, я Господу обещал, а не пиратам. Во-вторых, мы его и не портили, какие у Господа могут быть претензии. В-третьих, зачем нам портить ваш корабль?

- Наш?

- Конечно. Пираты не приобретают законное право собственности на захваченный корабль. Сейчас придем в Марсель, наймете сколько надо солдат, хоть послезавтра на "Зефире" вернетесь на Корсику и заберете "Санта-Марию". Может быть, ее к тому времени даже починят. Вы мне еще спасибо сказать должны, что я так устроил, что пираты корабль не испортят.

- Что не испортят - вилами по воде писано.

- Но к нам по поводу корабля претензий нет? - спросил Макс, - А то, если "Санта-Мария" все еще ваша, мы можем поднять вопрос о включении "Зефира" в делимую часть трофеев.

- Двадцать тысяч ваши. По рукам? - предложил Тодт.

- По рукам, - не торгуясь, согласился Макс.

- Дядя Гец бы торговался дальше, - скривился Фредерик.

- Не будь как дядя Гец. Давай делить между нами.

- Сколько мне?

- Рыцарю половину, оруженосцу половину от оставшегося, остальное - простолюдинам.

- Согласен, - обрадовался пяти тысячам Фредерик, - Им поровну?

- Нет. Фрау Марте три тысячи, Бонакорси две.

- И она еще нам должна тысячу.

- Тогда сразу отдадим ей две.

- А мне с той тысячи сколько? Это я поднял цену с четырех сотен.

- Зато я из-за нее поссорился с де Вьенном и разгромил Борго-Форнари. А ты только добил раненого не тобой Феникса и без всякой пользы разнес таможню. Ладно, тебе пятьсот и скажи спасибо, что я сегодня добрый.

Надо сказать, что упоминаемые суммы для своего времени очень и очень большие. "Санта-Мария" стоила бы примерно тысяч двадцать, а "Зефир" не меньше десяти. Это чтобы не пересчитывать в конях, баранах и прочей мелочи.

На палубе Келарь благодаря лекарствам и молитвам пришел в себя. Рана у него в животе уже пованивала из-за попавшего в брюшную полость содержимого кишок.

- Только не надо лить мне в пузо кипящее масло - были его первые слова.

- Не будем, - сказал Иеремия, - Я дал тебе болеутоляющего. Ты скоро встретишься с Господом, как раз успеешь исповедаться.

- Книжник! Тодт! Вы тут? - прошептал раненый.

- Тут, - Книжник как специально ждал, когда пациент очнется.

Тодт тоже подошел.

- Говорить больно.

- Говори быстрее, - сказал Иеремия, - Лекарство пока еще действует, но скоро дойдет до кишок и выльется тебе в живот.

Я хочу, чтобы вы знали, - сказал Келарь, - Меня зовут Жак. Жак Бертье. Я был интендантом короля Франции.

- Это не грех, - ответил Книжник, - Мы все берем новые имена, принимая постриг.

- Я не принимал постриг. Я заплатил, чтобы спрятаться в монастыре.

- От чего?

- От погони. Я слишком часто запускал руку в кошелек Его Величества. Да в этом кошельке обычно было больше запущенных рук, чем золота. Монастырь в маленьком городке, неподвластном французской короне, отличное место. Я даже решил там поработать, стал келарем. У меня всегда были способности к финансам.

- Ты был хорошим келарем. Мне, госпиталию, всегда хватало средств на прием паломников.

- Конечно. У нас был такой жирный, богатый монастырь. Одно удовольствие управлять имуществом. Если бы епископ не решил все распродать! Как таких земля носит! Он ведь даже внешне не хотел походить на духовное лицо. Имел жену, любовницу, даже в турнирах участвовал!

- Епископ понес справедливое наказание, - строго напомнил Тодт, - Божий суд.

- Какая чудесная у нас была компания в монастыре, какие вина, какие игры... Вдруг в один день все закончилось, и я сбежал, чтобы Аурелла Фальконе не свалила на меня всю ответственность.

- Я помню, - сказал Книжник, - Я и сам тогда ушел, чтобы меня не заставили под пыткой раскрыть тайны исповедей.

- Потом мы встретили старика Джанфранко в Венеции, тут-то все и завертелось. Главное, что я должен сказать, братья, самое важное, ради чего я молил Господа отложить мою смерть, пока не скажу вам, это что мы всегда работали в убыток.

- Как? Мы бы разорились!

- Я добавлял из своих сбережений. Я понимаю, что согрешил, потому что не отказался от своего имущества, принимая постриг.

- Отпускаю тебе этот грех, - сказал Книжник.

- Подожди ты про грехи, слушай дальше. Я давал взятки, откупался, платил за покровительство. Как вы думаете, почему нас никогда не беспокоили в Чивитавеккье?

Тодт вздохнул. Келарь немного помолчал, поморщился, но продолжил шептать. Видно было, что говорить ему действительно больно.

- Ладно бы только это. В конце концов, можно со всеми наладить отношения. Но у нас же сразу воровали все, что не приколочено. А что приколочено, воровали чуть позже. Я сам до сих пор не понимаю всех схем, по которым нас грабили. Наверное, я так и не стал моряком.

- Я тоже, - признался Книжник.

- И я, - согласился Тодт.

- И вы, и я, и капитан. Вы только замечали, что экипаж разбегается. Если бы они разбегались с пустыми руками! Я до сих пор не понял, как, но гребцы воровали весла! У нас три раза угоняли баркас, кто-нибудь кроме меня заметил?

- Какой баркас? - спросил Тодт.

- Такую большую лодку, которая на каждой приличной галере стоит на палубе сзади-слева, напротив полевой кухни.

- Не помню. А на последней фусте баркас был?

- Был. До Неаполя. Потом сплыл. Я бы мог поискать его на других кораблях, но для меня все эти лодки одинаковые. У нас воровали запасные паруса, порох из крюйт-камеры, провизию. Господи, да у нас в прошлом году в Пизе вместе с парусом украли мачту, а капитан заметил это только в Специи, когда приказал поднять паруса. Гребцы над ним так ржали, что с ритма сбивались.

- Почему ты не говорил нам?

- Толку-то? Что бы вы сделали? Разогнали экипаж и набрали новый? Так это и так было чуть не в каждом порту.

- Я надеюсь, мы тебя не разорили? - обеспокоился Книжник.

- Ерунда, мне до конца жизни хватило, - слабо махнул рукой Келарь, - Простите, что я не справлялся.

- Прощаю, и ты нас прости, брат. Мы все были плохими моряками. Но мы старались во имя Господа.

- Бросайте это все. Продайте "Зефир", возьмите все деньги, поезжайте на Родос. У вас обоих немало талантов, но они лучше всего пригодятся на суше. Не зарывайте их в море. И госпиталии везде нужны, и пехотный командир в крепости пригодится. Я еще не умер?

- Пока нет.

- Тогда позовите, пожалуйста, оруженосца.

Книжник привел Фредерика, который все еще находится под впечатлением от внезапно свалившегося на него богатства.

- Первый раз я участвовал в битве, - продолжил Келарь, - Обычно я сидел с зажженным фонарем у крюйт-камеры.

- Зачем? - удивился Книжник.

- Чтобы поджечь или взорвать корабль, если вы проиграете.

- Но ты бы погиб первым! - удивился Тодт.

- Лучше смерть, чем невольничий рынок.

Книжник перекрестился. Тодт и Фредерик с уважением посмотрели на толстячка.

- Так вот, мы с тобой сражались плечо к плечу и не раз спасали жизнь друг другу, - пафосно, насколько возможно, произнес Келарь, - Поэтому не откажи мне в просьбе.

- Не отказываю.

- В Сиене есть банк Монте деи Паски, который принял на сохранение мои сбережения после итальянского похода Его Величества. Возьми все, что там осталось, себе.

- С удовольствием, - радостно ответил Фредерик, - Это не составит мне никакого труда.

- За это ты должен разыскать моих ближайших родственников и отдать им то, что хранится у Гуаданьи в Лионе. У меня под рубашкой пояс, в нем все документы. Брат Книжник напишет положенные бумаги, что я умер, а ты на берегу заверишь их у нотариуса.

- Обещаю сделать все как положено.

- Десятину пожертвуешь на церковь, закажешь побольше молитв за упокой моей души. На этом все.

- Клянусь святым Фредериком, что исполню Вашу последнюю волю!

- Предпоследнюю. Моя последняя воля - похороните меня на суше.

- Не беспокойся, брат. Сейчас оторвем каких-нибудь досок и сделаем тебе хороший гроб, - твердо пообещал Тодт.

- Спасибо, - ответил Келарь, - Книжник, теперь останься со мной один и отпусти грехи. Если я еще не умру, почитай мне Библию, а я посмотрю в небо и подумаю о Господе нашем Иисусе.

Пленник немного пришел в себя и почувствовал, что "Зефир" идет под парусом, но на руле какой-то посторонний человек без опыта управления легкой и быстрой бригантиной.

Габриэль открыл глаза. Сил не хватало даже приподняться, не то, что встать.

- Что за чертовщина! Кто ты такой? - спросил он сидевшего напротив незнакомого человека в докторском балахоне.

- Антонио Бонакорси, дипломированный врач, - ответил Бонакорси.

- Мы что, проиграли абордаж? К вам пришла помощь? - откуда же еще мог взяться чужой врач, как не с "Санта-Марии".

- Вы проиграли абордаж. Мы с Божьей помощью справились сами.

- У нас было трехкратное численное превосходство, и мои парни ветераны абордажей, а у вас там всякий сброд, который первый раз друг друга увидел! Как, черт возьми?!

- С Божьей помощью, - скромно ответил Бонакорси, который сам не понимал, каким чудом удалось отбиться, - Просто не надо брать на абордаж Тодта и Книжника, им Бог помогает.

- Врач, значит? А где охрана?

- Охраны нет, мессир, потому что команды еле хватает держать курс. Вы в плену лично у графа де Круа, потому что Тодт не берет пленных. Мы с... другим пассажиром будем меняться у Вашей постели. Давайте, я рану посмотрю.

- Где мой судовой врач?

- Погиб. Ваши солдаты задержались у нас на палубе, поэтому раненые и врач не смогли отбиться от береговых пиратов.

- А ваша банда сначала отбила абордаж, потом береговых?

- Как-то так. Ваши держались до последнего, а береговые потеряли семь человек и пошли на переговоры. Пришлось оставить на Корсике "Санта-Марию" без руля и с дырой в трюме, а мы ушли на "Зефире".

- Черт побери, - скорее вздохнул, чем выругался Габриэль. Сил не осталось нисколько, даже не ругательства. Даже ноги с кровати свесить.

- Пить хочу.

Бонакорси попытался налить в кружку вина из бочонка. Корабль качнуло, и лекарь чуть не упал вместе с кружкой.

- На здоровье, мессир.

Пациент с трудом сел. Сидя, он дрожал настолько сильно, что по поверхности вина в кружке побежала мелкая рябь.

- Что со мной? Яд?

Доктор развернул бинты на правой руке и пригляделся к ране, повернув ее к открытому иллюминатору.

- Хуже. Сильный ожог по голому мясу. Кость торчит, по-хорошему в таких случаях не заживает. Явно вижу, что кость треснула отсюда и выше. Надо ампутировать повторно, выше трещины.

- Брррр... Где выше? Тут до локтя ладонь не влезет.

- Наверное, по суставу. Но я бы не стал торопиться.

- Почему? Может и так зажить?

- Не может.

- Ждете, что мне лучше станет?

- Не станет.

- Что тогда?

- Да вот смотрю, как Вам плохо, и думаю, что лучше бы Вас не мучать перед смертью, а налить обезболивающего и священника пригласить. Сейчас на палубе раненый в живот так благостно скончался. Не мучался, не кричал.

- Пошел вон, дурак! Я еще вас всех переживу!

- Ладно-ладно, давайте забинтую обратно.

Габриэль застонал и упал в койку, а Бонакорси зафиксировал бинт и вылез на палубу. На небольших гребных судах нет явно выраженной кормовой надстройки, из которой можно на палубу просто выйти. Помещение, которое можно назвать "каютой" там, в сущности, часть трюма под палубой.

- Ваша светлость, пленник пришел в себя! - доложил он Максимилиану.

- Как его самочувствие?

- Пациент скорее мертв, чем жив.

К этому времени Марта и Фредерик уже рассказали, какое отношение к ним имеет Морской Кот и из каких соображений он мог пуститься в погоню и на абордаж.

- Надо бы с ним поговорить, пока живой, - сказал Максимилиан, - Или мы и так уже все знаем?

- У меня есть свеча! - сказал Фредерик, - И он точно знает больше, чем мы.

- Та самая?

- Да, еще из гостиницы. И маска, которая к ней прилагается, у меня тоже есть. Буду стоять у окна и задавать вопросы. Только можно мне Ваш плащ?

- Зачем?

- Он длиннее моего. Я боюсь, что наш пленник слишком разозлится, если меня узнает.

- Бери. Не торопись, прибудем только завтра днем.

Фредерик дождался, пока пленник более-менее уснет, спустился в каюту, прилепил свечу у изголовья кровати и отошел к иллюминатору. Свеча-катушка представляет собой моток толстого провощеного фитиля. Из мотка надо вытянуть вверх конец фитиля настолько, чтобы он не гнулся под собственным весом, а потом периодически раскручивать катушку и снова вытягивать вверх фитиль. Если забыть, то, когда пламя спустится к катушке, она начнет плавиться вся.

Свеча понемногу разгоралась, каюта наполнилась странным запахом, который проходил даже через носовой фильтр в маске.

Габриэль сам не проснулся, тогда Фредерик потряс его за плечо.

- Что такое? - слабым голосом спросил пленник.

- Это сон, - ответил Фредерик, - Ты спишь. Тебе снится уважаемый человек, который вел переговоры с Просперо Колонной от имени Генуи.

- Дорогой друг, - не задумываясь, ответил пленник, не желая называть имя.

- Эти переговоры как-то связаны с суккубом и торгами на площади Банки? - Фредерик с ходу попытался связать то, что узнал от алхимика, и то, что сказал дяде Максимилиану де Вьенн во дворе дома на Сан-Донато.

- В этом мире все связано, особенно если глубже вникнуть в стихию курсов товаров и отсроченных обязательств. Когда Колонна двинется на Геную, генуэзские долговые обязательства и доли в делах подешевеют, а флорентийские подорожают. Если Генуя сдастся без потерь и уйдет под папскую тиару, то все курсы вернутся туда, где были, еще и вырастут. Уже сейчас генуэзские бумаги успели упасть после сдачи Милана и вырасти после смерти Папы.

- Вы сыграли на этом?

- Да.

- Про сдачу Милана вы знали, потому что участвовали в переговорах. А про смерть Папы? Кто мог знать, когда умрет Папа?

- Папа должен быть умереть сразу после сдачи Милана, чтобы Колонна не успел выступить на Геную. Иначе Генуя выходит из Договора.

Слово "Договор" Габриэль произнес как бы с большой буквы, как будто про некий особенный договор, в котором участвовали кроме неизвестных генуэзцев и семьи Колонна еще какие-то значимые фигуры.

- Как вы это сделали? - Фредерик выбрал спросить про Папу, потому что еще не осознал важность "Договора".

- Виолетта отравила его медленнодействующим ядом. Даже успела добраться до Генуи раньше, чем мир узнал, что он умер. "Зефир" просто летает над волнами. Мы получили около шести тысяч дукатов на этой новости, но Дорогой Друг получил на порядок больше.

- Вы с вашим нанимателем убили Папу, чтобы сыграть на изменениях курсов товаров и ценных бумаг? Убили викария святого Петра ради нескольких сделок? - ужаснулся Фредерик.

- Это не главное, - отмахнулся Габриэль, как будто смерть Папы действительно не была достаточно значимым событием, - Колонна в любом случае не пойдет на Геную, пока не изберут нового Папу.

- Вы так спокойно об этом говорите, - не успокоился Фредерик, - Разве можно просто взять и убить Его Святейшество? Это же святотатство, кощунство!

- Джованни Медичи можно. Он флорентинец и враг Генуи. Посылал на нас армию. Использует Церковь для выжимания денег отовсюду, куда может дотянуться, а эти деньги с варварской роскошью прожигает в погрязшем в пороках Риме!

- Медленнодействующим ядом? - Фредерик вернулся к основной теме беседы, - Но Папа умер на торжествах по случаю взятия Милана. Вы знали, что Милан будет сдан?

- Все знали, - Габриэль даже усмехнулся, хотя лежал в горячке и под действием дурмана, - С подачи де Лаваля вся Генуя узнала, что Милан не получит денег от короля.

Фредерик забыл подтянуть шнур из свечи-катушки. Пламя спустилось вниз, большая капля воска стекла на огонь и потушила его.

- Это Виолетта убила де Лаваля отравленной стрелой, как шпиона и капитана? - почти утвердительно спросил Фредерик.

- Да.

- Но зачем? Он ведь уже поднял шум на всю Геную. Вы убили его, чтобы он не нашел золото?

- Да.

- Может быть, вы и здесь причастны? Там же было на двести тысяч серебра в мелкой монете, как вы могли его незаметно вывезти?

Фредерик боялся, что дым подействует и на него, поэтому стоял, на всякий случай почти высунув лицо в иллюминатор и повернувшись ухом к допрашиваемому. Он не увидел, что свеча больше не горит.

- Серебро не покидало Банка. Дорогой Друг взял кредит еще до того, как Рыцарь Королевы прибыл в Банк с документами. Спокойно вывез целый караван серебра. Никто не удивился, Банк постоянно отгружает то серебро, то золото. Потом Дорогой Друг превратил свой долг перед Банком в долг перед Рыцарем Королевы. Серебро, собранное для армии короля, погасило взятый кредит и осталось в подвалах Банка. Всю сумму и десять процентов сверху Дорогой Друг обязался вернуть Рыцарю Королевы золотом после возвращения экспедиции.

- Рыцарь Королевы сейчас все еще сидит в Генуе и ждет свое золото, в которое превратилось серебро короля?

- Полагаю, ему осталось ждать не более недели.

- Все нормальные люди готовились бежать из Генуи после падения Милана и ждали армию Колонны со дня на день, - Фредерик умел делать выводы, - А Рыцарь Королевы знал, что без этих денег Милан падет, но был готов сидеть в Генуе. Он знал, что Папа умрет?

- Да.

- Королева тоже знала?

- Да.

- Но это же заговор против Его Величества!

- Нет.

- У вас есть сообщники в Марселе?

Фредерик понял, что они с дядей Максимилианом попали в политическую игру очень высокого уровня и занервничал. До сих пор он в меру своих способностей и благодаря свече грамотно вел допрос, но, узнав про королеву, сбился, не придал значения последнему "нет" и поддался эмоциям.

- В Марселе? - Габриэль сел на кровати, - Мы идем не в Чивитавеккью?

- Конечно, нет, - удивился Фредерик.

Алхимик говорил, что эти свечи дурманят и возбуждают. На больного свеча подействовала как обезболивающее и тонизирующее. Габриэлю внезапно стало лучше, а неизбежный на корабле сквозняк унес дым, едва свеча успела погаснуть.

"Марсель" почему-то сработал как ведро воды на голову. Дурманит - да. Возбуждает - да. Но не парализует, тем более что дым давно развеялся.

Габриэль вскочил и по-морскому ловко вылез на палубу. Фредерик не успел его остановить. Несмотря на то, что Габриэль не давал слова не пытаться сбежать, никому в голову не пришло связывать или запирать благородного человека, личного пленника другого благородного человека. Тем более, что он "скорее мертв, чем жив". Да и куда он денется с корабля в море.

- Йерские острова! - крикнул Габриэль, моментально узнав силуэты в сумерках.

- Куда мы идем? - спросил он, обернувшись к рулевому.

- В Марсель, - спокойно ответил задумчивый Абдулла. Он сидел как раз над каютой, и через щели в палубе ему досталась некоторая доза дурманного дыма. Так что курс он держал, что называется, спинным мозгом, а перед его глазами танцевала призрачная красавица. Он даже не понял, кто конкретно задал вопрос, и тем более не подумал, надо ли было на него отвечать.

Габриэль перекрестился и прыгнул за борт.


Загрузка...