Все еще верю в чудо

Глава 10

Лайла резко приподнялась в постели. Темную комнату освещали только бледные лунные лучи, проникающие сквозь занавески. Она не поняла, что ее разбудило. Возможно, дело было в том, что во сне ее воображение слишком ярко нарисовало Карлоса и его братьев, убегающих от пуль мятежников. Ночную тишину нарушал только плеск волн. Она погладила себя по животу, словно извиняясь перед своим малышом за то, что потревожила его.

Свесив ноги с высокой кровати, она нащупала ими мягкие тапочки. Когда ее глаза начали привыкать к темноте, она встала. Остатки сна рассеялись. Где сейчас Карлос? В своей спальне? Или, может, он в комнате, расположенной по другую сторону от гостиной? Вчера она не смогла обсудить с ним то, что узнала от Элоизы. Он и его братья допоздна задержались в больнице. Антонио позвонил Шеннон, и та передала последние новости остальным. Лайла сначала немного обиделась на Карлоса за то, что он не позвонил ей, но затем мысленно отругала себя за свой эгоизм. Они прилетели на остров не ради удовольствия. Жизнь его отца висит на волоске.

Все же он мог пожелать ей спокойной ночи, когда вернулся.

Включив бра, Лайла надела белый велюровый халат и осмотрелась по сторонам. В этой комнате, как и во всем крыле Карлоса, была более строгая обстановка, чем в остальной части особняка. В интерьере с преобладанием бордовых и коричневых тонов нет никаких излишеств. Он отражает характер владельца этой части дома.

Направляясь в гостиную, Лайла почувствовала, что пол под ее ногами слегка гудит, как от монотонного шума. Тогда она открыла дверь и прислушалась. Из восточного крыла доносились звуки рояля.

Заинтригованная, она вышла в коридор и, кивнув охраннику, пошла на звук. Кто-то в этой семье довольно хорошо играет на рояле. Кажется, Шеннон упоминала, что когда-то брала уроки музыки. Наверное, она не может уснуть. Лайла составит ей компанию. Они поговорят, или Лайла просто послушает музыку.

Пройдя по изогнутому коридору, Лайла спустилась вниз и остановилась у приоткрытой двери в комнату для музицирования, которую ей показали несколькими часами ранее. Заглянув внутрь, она снова увидела просторное помещение с кессонами на потолке. Хрустальные канделябры отбрасывали причудливые тени.

Она устремила взгляд на рояль и, к своему изумлению, увидела за ним вовсе не Шеннон, а Карлоса. Он сидел на простой черной скамейке, склонившись над клавишами. Его пиджак и галстук висели на стоящей рядом арфе. Судя по всему, он еще не ложился спать.

Его красивые черты были напряжены. Длинные пальцы бегали по клавишам, создавая мелодию, исполненную страсти и душевной муки.

На глаза Лайлы навернулись слезы. Она тихо прошла в комнату и остановилась в затененном углу у витража. Сейчас она чувствовала себя ближе к этому человеку, чем когда-либо. Между ними не было никаких барьеров. Его боль изливалась наружу с каждой нотой, передаваясь ей. Она еле дышала, боясь нарушить гармонию.

Прозвучал финальный аккорд, и руки Карлоса остановились. Сердце Лайлы подпрыгнуло в груди. Медленно повернув голову, он посмотрел на нее через плечо:

— Прости, что потревожил тебя. Ты так крепко спала, когда я к тебе заглянул.

Он заходил к ней в комнату? Как долго он за ней наблюдал? Он беспокоился о ней. Заглянул к ней вместо того, чтобы сразу пойти спать. Значит, она ему небезразлична. Эта мысль согрела ей сердце.

Лайла медленно сократила расстояние между ними.

— Ты меня не потревожил. Я не спала, — солгала она, проведя ладонью по изогнутому краю музыкального инструмента. — Почему ты никогда не упоминал, что играешь на рояле?

Он повернулся на деревянной скамейке:

— Не было подходящего случая. Я не очень словоохотлив.

— Это преуменьшение, — произнесла она, пристально глядя на него.

— Что ты хочешь знать, Лайла?

— Кто твой любимый композитор?

— И все? Это и есть твой важный вопрос? — рассмеялся он.

— Лишь первый из вопросов.

— Рахманинов.

— И ты выбрал его сейчас, потому что… — Обогнув рояль, она подошла к нему.

— Моя мать играла его музыку, когда злилась или была расстроена. — Его пальцы забегали по клавишам. — Когда я играю на рояле, я слышу ее голос.

От его ответа у нее перехватило дыхание. Непривычно слышать от такого сурового мужчины столь трогательные вещи.

Лайла села рядом с ним:

— Это прекрасно, Карлос. И душераздирающе.

— Если ты продолжишь отвечать подобным образом, я перестану с тобой откровенничать. Или, может, поиграем в игру, в которой за каждый выданный мной секрет ты будешь снимать с себя один предмет одежды?

Она накрыла его руки своими, и пальцы замерли на клавишах.

— Или оставим игры для другого раза, и ты просто скажешь мне, что тебя тревожит. Как дела у твоего отца?

— Его состояние не изменилось.

Безусловно, он расстроен из-за болезни своего отца, но его мучает не только это. Что-то заставило его сесть за рояль посреди ночи. Она могла бы проигнорировать это и провести остаток ночи в его объятиях, но ей нужно узнать больше о человеке, с которым она, возможно, свяжет свою жизнь.

Эта мысль повергла ее в шок. Да, она действительно обдумывает предложение Карлоса, и ей нужно получить подтверждение тому, что она может доверять чувствам, которые зарождаются в ее сердце. Но ей нужно действовать очень осторожно. Если она совершит оплошность, то Карлос может еще сильнее замкнуться в себе.

— Ты думаешь о своей матери? — спросила она.

— Она была художником во многих смыслах этого слова. Она играла на рояле, готовила как заправский повар, при этом утверждая, что научилась этому, наблюдая за своей матерью. Еще она вязала, хотя могла себе позволить купить все что угодно.

В его низком рокочущем голосе слышались ностальгические нотки. Очевидно, он очень дорожит этими воспоминаниями. Сердце Лайлы болезненно сжалось.

— Похоже, она была очень талантливой и занятой женщиной.

— Занятой? — Его брови сошлись на переносице. — Мне никогда не приходило это в голову, поскольку она была спокойной и никогда никуда не торопилась. Впрочем, наверное, ты права. Она не любила сидеть без дела.

Лайла переплела свои пальцы с его:

— Сколько лет тебе было, когда она погибла?

— Тринадцать. — Он сжал ее руку. Черты его лица слегка напряглись. — Я предпочитаю вспоминать, как она жила, а не как умерла.

Она положила ладонь ему на щеку и принялась легонько ее поглаживать.

— Уверена, она бы хотела, чтобы ты дорожил этими счастливыми воспоминаниями.

В комнате повисла тишина. Ее нарушало только их дыхание.

Горло Карлоса дернулось, прежде чем он заговорил снова:

— Я играю на рояле, чтобы ее образ, хранящийся в моей памяти, не померк со временем. У нас нет домашнего видео. Семейных фотографий сохранилось очень мало.

Возможно, именно поэтому в его доме, в рабочем кабинете и даже здесь, в его крыле, спартанская обстановка.

— Твой брат сегодня упомянул о том, что в тебя стреляли. Значит, никакого падения с лошади не было.

Карлос покачал головой:

— Не было. Представляю, как ты была потрясена, когда узнала правду.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло?

— Ты могла бы почитать медицинскую карту, — пошутил он.

— Я не стала бы злоупотреблять твоим доверием, — серьезно ответила Лайла.

— О, Лайла. — Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок. — Именно поэтому ты мне нравишься. Поверь мне, я не бросаюсь подобными словами.

— В таком случае спасибо. — Она прильнула щекой к его ладони. — Ты мне тоже нравишься. Во всяком случае, большую часть времени. Помоги мне лучше тебя понять, чтобы ты понравился мне еще больше.

Отвернувшись, он уставился на рояль.

— В меня стреляли мятежники во время нашего побега с Сан-Ринальдо.

— Мне очень жаль. Даже представить себе не могу, какую боль ты тогда испытал.

Его пальцы задвигались по клавишам, не нажимая их.

— Не большую, чем те несчастные дети, которых я оперирую. Я пытался спасти свою мать, но мне это не удалось. Если бы я отошел чуть дальше влево… Я много раз прокручивал в голове события той ночи. Я столько всего мог предпринять, чтобы ее спасти…

Лайла коснулась его руки. Ее сердце болело за мальчика, пережившего семейную трагедию и едва не погибшего, и за мужчину, которым он стал.

— Тебе было всего тринадцать.

— В то время я уже считал себя мужчиной. — Он посмотрел на нее.

— Должно быть, в тот день ты стал намного старше.

— Перестань. Мне не нужна твоя жалость, и я больше не хочу об этом говорить.

Она положила ладони ему на грудь и почувствовала, как бьется его сердце.

— Как я могу, узнав о тебе такое, оставаться равнодушной?

Последние барьеры, которыми она окружила свое сердце, рухнули. Карлос привлек ее к себе, и тепло его тела проникло через ее одежду, через ее кожу внутрь ее и устремилось вниз, к средоточию ее женского естества.

— В таком случае мне придется тебя отвлечь.

Карлос медленно накрыл ее губы своими. Это был поцелуй любовников, которые хорошо друг друга знают и умеют доставлять друг другу наслаждение.

Как может мужчина так хорошо знать ее тело и в то же время оставаться для нее загадкой? Сегодня она узнала о нем больше, чем за предыдущие четыре года. Они сделали большой шаг вперед.

Она по-прежнему не знает, что заставило Карлоса сделать ей предложение руки и сердца, но прямо сейчас ей хочется сосредоточиться на своих чувствах. Ее сердце болит за него. Она не должна позволять этому ее ослепить, но не может оставаться в стороне.

Спустив с ее плеча халат и ночную рубашку, Карлос накрыл ладонью ее грудь и принялся покрывать поцелуями шею и ключицу.

В отличие от него она не умеет подавлять бушующие внутри ее эмоции. Им необходимо дать выход. Что бы ни готовил для нее завтрашний день, она не может оставлять его сейчас наедине с мучительными воспоминаниями.

— Думаю, нам лучше запереть дверь, — простонала она.

Охваченный желанием, Карлос открыл панель безопасности в стене у двери. Подобная есть в каждой комнате в доме. С ее помощью можно закрыть все двери и окна и защититься от вторжения извне. В то время как его отец заботился о безопасности своих детей, у Карлоса было на уме совсем другое.

Быстро набрав нужный код, он закрыл дверь и ставни на окнах. Помещение стало похоже на роскошный непроницаемый кокон.

Лайла, сидящая на краю скамьи, ахнула от изумления:

— Никто не может сюда проникнуть?

— Это мой дом, мои владения, — сказал Карлос, возвращаясь к ней. — Нам никто не помешает. Нас никто не увидит. Я бы не стал подвергать тебя риску. Я всегда буду тебя защищать.

Вечер, который он провел за разговором с отцом и братьями, был мучительно долгим. В жизни семьи Медина есть пустота, которую ничто не может заполнить. И виноват в этом он, потому что не смог защитить свою мать. Умом он, конечно, понимает, что, будучи тринадцатилетним подростком, не мог в одиночку противостоять группе мятежников, но все же ему следовало попытаться что-нибудь предпринять. Действуй он по-другому, возможно, ему удалось бы ее спасти. Он много лет жил с этой мыслью, пряча боль в глубине своего сердца, но сегодня вечером воспоминания разбередили старые раны. Сейчас ему как никогда нужно забыться, и лучше всего сделать это в объятиях Лайлы.

Поднявшись, она повернулась к нему лицом. Ее руки легли ему на плечи, и он схватился за подол ее ночной рубашки. Когда ее зрачки расширились от желания, он потянул рубашку вверх, стащил ее с Лайлы и отшвырнул. Она промелькнула в воздухе как белый флаг перемирия, но не капитуляции.

Лайла неподвижно стояла перед ним, такая прекрасная в своей наготе, которую нарушали лишь маленькие трусики. Когда он потянулся к ней, его руки слегка задрожали. Невероятно! Он сохраняет ледяное спокойствие даже во время самых сложных и длительных операций. Ничто не способно нанести столь сокрушительный удар по его самообладанию, как обнаженное тело Лайлы, ее кремовая кожа, которая так и манит к ней прикоснуться. И вся эта красота предназначена только для его рук, его глаз.

Собственническое чувство, поселившееся в нем недавно, глубже пустило свои корни, и Карлос понял, что ему никогда от него не избавиться. В этот момент ему вдруг стало важно, чтобы она была так же поглощена этим желанием, как и он.

Накрыв ладонями ее плечи, он слегка нажал на них и посадил ее, а затем уложил на скамейку. Ее глаза стали огромными как блюдца. Раздвинув ей ноги, он нежно погладил руками внутреннюю сторону ее бедер, а затем принялся медленно покрывать их поцелуями. Ее томные вздохи подбадривали и возбуждали его.

Наконец Карлос достиг заветного уголка ее тела, от которого его отделяли лишь тонкие шелковые трусики. Он зарылся в них лицом. С каждым сделанным им вдохом его наполнял ее волнующий запах, которым ему хотелось наслаждаться снова и снова. Когда и этого ему стало мало, он стянул с нее трусики и приник губами к нежной складке между ее бедер. Ее спина выгнулась дугой, и она застонала, прося поцеловать ее глубже. Тогда он просунул руки ей под колени, привлек ее ближе к себе и внял ее мольбам. Лайла с такой силой вцепилась ногтями в его спину, что на его коже наверняка останутся красные отметины в виде маленьких полумесяцев. Ее дыхание стало тяжелым и учащенным.

— Сделай это прямо сейчас, — простонала она, схватившись за его волосы. — Я хочу почувствовать тебя внутри себя.

Карлосу не нужно было повторять дважды.

— К счастью для нас обоих, в данный момент я больше всего хочу оказаться внутри тебя.

Поцеловав влажные лепестки еще раз, он опустил ее ноги и бросил на нее мимолетный взгляд. Ее глаза расширились, щеки разрумянились, длинные золотисто-каштановые волосы рассыпались по скамье. Она никогда еще не была такой красивой.

Лайла снова выгнулась дугой, и он, схватив ее за талию, приподнял и усадил на клавиши рояля, которые издали резкий звук. Она неистово вцепилась в его брюки, рывком расстегнула молнию и освободила его восставшую плоть. Тогда он, опершись рукой о рояль, приподнял ее бедра и вошел в нее. Ее влажное тепло сомкнулось вокруг него, длинные ноги обхватили его тело.

Он задвигался быстрее, и она подхватила его ритм. Их вздохи и стоны вместе с нестройными звуками рояля стали своеобразным аккомпанементом для этого танца страсти. В объятиях Лайлы он унесся из этой комнаты, с этого острова, от мучительных воспоминаний, которые атаковали его со всех сторон. Лаская ее гладкое стройное тело, он понял, как сильно заблуждался, думая, что, отдалившись от нее, сможет убежать от прошлого. Напротив, сейчас, когда они так близки, что ближе уже невозможно, воспоминания поблекли. Если он останется с ней, возможно, ему удастся загнать их в самый отдаленный уголок своей памяти.

Она все плотнее смыкалась вокруг него по мере того, как напряжение нарастало. Наконец она задрожала, ее голова запрокинулась, и ее восторженный крик разнесся эхом по просторному помещению с куполообразным потолком. Когда Карлос услышал его, внутри его рухнул последний барьер. Сделав финальный рывок, он затрясся в экстазе освобождения.

После того как они оба немного отдышались, он, крепко прижав Лайлу к себе, опустился вместе с ней на скамью, так что она оказалась у него на коленях. Он гладил ее по волосам, шептал, как ему с ней хорошо. В нем проснулся дар красноречия, о существовании которого он даже не подозревал.

Ощущать ее рядом с собой, вдыхать запах ее разгоряченной кожи было так… правильно. Его ладони заскользили по ее плечам, бокам, бедрам, затем начали подниматься вверх. Он обнаружил, что ее живот слегка округлился. Будучи медиком, он знал обо всех изменениях, которые будут происходить с телом Лайлы на разных сроках беременности, но впервые почувствовал себя не сторонним наблюдателем, а участником такого чуда, как зарождение и развитие новой жизни.

Отцом.

Внутри его что-то пошевелилось, когда он накрыл ладонью ее живот. Почувствовав на себе ее взгляд, он поднял глаза. Она выглядела такой хрупкой, такой ранимой, его подруга, его любовница, мать его будущего ребенка. Он понял, что не может позволить ей уйти, когда так отчаянно в ней нуждается.

Он будет делать что угодно, говорить что угодно, притворяться таким мужчиной, какой ей нужен, если это убедит ее остаться.