Все еще верю в чудо

Глава 12

Вращая платиновое кольцо с бриллиантом у себя на пальце, Лайла пыталась проанализировать все, что произошло за тридцать шесть часов после того, как они с Карлосом обменялись брачными клятвами. Сейчас она вместе со своими новыми родственниками измеряла шагами частную комнату ожидания в больнице Джексонвилла, куда Энрике перевезли для трансплантации.

Ее всегда возмущало, что богатые и известные люди пользуются привилегиями, даже когда дело касается медицинской помощи, но она понимала, что присутствие братьев Медина в общей комнате ожидания поставило бы на уши всю больницу. Признаться, сейчас она даже была рада, что им предоставили отдельную комнату. Ее нервы были на пределе. Работая администратором больницы, она часто видела людей, переживающих за своих родственников, которым предстояла серьезная операция, но сама до сих пор никогда не бывала на их месте.

Две ночи подряд они с Карлосом давали выход своему напряжению, занимаясь любовью в номере отеля. Им придется повременить с медовым месяцем. Сейчас главное, чтобы Энрике поправился.

Дверь открылась, и в комнату ожидания вышла Шеннон. Она сидела рядом с Антонио перед операцией.

— Энрике хочет тебя видеть.

Карлос, Дуарте и Элоиза одновременно встали со стульев.

— Нет. — Шеннон покачала головой. — Он хочет видеть Лайлу.

— Меня? — удивилась Лайла. — Ты уверена?

— Абсолютно, — ответила Шеннон, поправив заколку на своих светлых волосах.

Карлос бросил недоуменный взгляд на Лайлу, после чего ободряюще сжал ее руку. Поднявшись, она поправила платье. Когда она впервые встретилась с его отцом перед брачной церемонией в его палате, им было некогда познакомиться поближе.

Ее сердце болезненно сжалось, когда она осознала, что, возможно, это будет ее первый и единственный разговор с Энрике Мединой.

Собравшись с духом, она подошла ко входу в отделение интенсивной терапии и постучалась в дверь, за которой слышались приглушенные голоса и пиканье медицинского оборудования.

Через окошко Лайла видела тяжелобольного короля, возле которого дежурила медсестра. Заметив ее, он поднял руку и слабо помахал ей. Она вошла внутрь, и медсестра уступила ей место, пересев на стул у окошка.

— Шеннон сказала, что вы хотели меня видеть.

Лайла не знала, как ей называть короля. Теперь, когда они породнились, обращение «ваше величество» стало неуместным.

— Можешь называть меня папой, как делают мои мальчики, — произнес он, словно прочитав ее мысли. — Садись.

Услышав его приказ, Лайла сдержала улыбку. Теперь понятно, откуда у Карлоса взялась привычка командовать. Она послушно села на стул рядом с кроватью:

— О чем вы хотите со мной поговорить?

— Ты юрист. Взгляни вот на это. — Он указал ей на светло-коричневую папку, лежащую на прикроватном столике.

Открыв папку, Лайла смущенно пробормотала:

— Ваше завещание?

— Я хочу, чтобы ты его внимательно прочитала.

Прижав бумаги к груди, она посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, почему он обратился именно к ней с этой просьбой.

— На вас, должно быть, работают лучшие юристы. Почему вы просите меня его просмотреть?

— Не беспокойся, я не впал в маразм, — ответил Энрике, криво улыбаясь. Несмотря на тяжелую болезнь, его взгляд был проницательным.

— Карлос говорил, что у вас отличное чувство юмора. Теперь я сама в этом убедилась. — Она опустила папку. — Если вы этого хотите, я прочитаю завещание.

— Хочу. — Он решительно кивнул. — Прежде чем меня увезут в операционную, я хотел бы внести в него изменение.

В университете ее не учили вносить изменения в королевские завещания. В Такоме у нее тоже не было подобной практики.

— Я бы посоветовала вам воспользоваться услугами ваших нотариусов, которые гораздо лучше знакомы с вашей уникальной ситуацией.

— Ты не спросишь меня, что это за изменение?

— Вы мне расскажете, когда будете готовы. — Она достала из папки ручку и блокнот.

— Ты терпеливая женщина. Для жены Карлоса это необходимое качество. Теперь я могу быть за него спокоен.

— Мы все очень рады, что вы согласились на операцию.

— Карлос не оставил мне выбора, когда рассказал о ребенке, которого ты ждешь. Не думал, что когда-нибудь Карлос станет отцом. — Темные глаза Энрике затуманились. — Прогнозы врачей были неутешительными.

Внутри у Лайлы все упало. Он знает о ребенке? Они с Карлосом договорились, что все скажут его семье после операции. Может, она неправильно его поняла? Может, он хотел сообщить отцу до операции, а остальным потом?

Она очень надеялась, что неправильно все поняла, но сомнения оказались сильнее.

— Он сказал вам о ребенке, чтобы убедить вас согласиться на трансплантацию?

Король рассмеялся, затем закашлялся. Из уголка его глаза выкатилась слеза, и он смахнул ее.

— Должен признаться, я думал, что ничто не сможет меня убедить, но Карлос весь в меня. Он настоящий стратег. Прямо Макиавелли. Сейчас мы впишем вашего ребенка в мое завещание, хотя я надеюсь, что переживу операцию.

Карлос не упомянул о том, что это он повлиял на решение Энрике. Если бы он сказал ей, что единственный шанс уговорить отца на трансплантацию — это сообщить ему о ребенке, она бы закрыла глаза на то, что он ее использует.

По пути на остров она гадала, что Карлосу от нее нужно. Теперь она точно знает. Слова Энрике лишили ее надежды. Карлос женился на ней только для того, чтобы вернуть своему отцу радость жизни. Чтобы заставить его согласиться на операцию.

Видимо, она не сильно отличается от своей матери. Несмотря на все клятвы, данные самой себе, она позволила своим чувствам к Карлосу ослепить ее. Ее сердце раздирали боль и обида, но она не могла отрицать, что любит Карлоса Медину. Своего мужа. Отца своего ребенка.

Точно так же она не могла отрицать, что их брак ненастоящий.

Девять часов спустя Карлос облегченно откинулся на спинку своего стула после того, как хирурги, оперировавшие его отца, покинули комнату ожидания. Состояние Энрике и Антонио было стабильным. Элоиза расплакалась от облегчения на плече своего мужа. Даже скупой на эмоции Дуарте улыбнулся и обнял свою невесту. Шеннон уже отправилась в палату к Антонио.

Карлос повернулся к своей жене. Ее натянутая улыбка заставила его насторожиться. После того как Лайла вернулась от его отца, она стала какой-то странной. Когда он спросил ее, все ли с ней в порядке, она ответила, что просто волнуется за Энрике. Что все они должны думать только о нем и не отвлекаться на пустяки.

Он провел девять часов в напряженном ожидании, но теперь, когда узнал, что операция прошла успешно, решил выяснить, что творится с Лайлой.

— Я рада, что твои отец и брат в порядке. Если я тебе больше не нужна, я вернусь в отель.

— Должно быть, ты устала.

Он только сейчас понял, как тяжело было беременной женщине просидеть здесь столько часов. Сейчас глубокая ночь. Ему следовало быть к ней повнимательнее.

— Я отвезу тебя.

— Не надо. — Она поднялась. — Я сама доберусь. Ты нужен здесь.

Прежде чем он успел как-то на это отреагировать, она повернулась и пошла по пустому коридору.

Что, черт возьми, происходит? Несомненно, Лайла очень устала. Но она не поцеловала его на прощание, не прикоснулась к нему. В глубине ее глаз прятались боль и гнев.

Он вспомнил, когда она смотрела на него точно так же — утром после их близости почти три месяца назад. Она вошла на кухню в его рубашке и смотрелась так уместно в его одежде, его доме, его жизни, что он испугался нахлынувших на него чувств и отгородился от нее стеной ледяного безразличия.

Черт побери. Сейчас он сделал то же самое, что и тогда. Позволил ей уйти.

Он пошел за ней, негодуя на боль в ноге и хромоту, которая не позволяла ему двигаться быстрее.

Поняв, что ему ее не догнать, он оперся рукой о стену и крикнул ей вслед:

— Лайла, постой!

Остановившись у двери, ведущей в больничную часовню, она медленно повернулась. Сократив расстояние между ними, Карлос спросил:

— Что здесь происходит?

Она сложила руки на груди:

— Я же сказала тебе, что устала и собираюсь вернуться в отель.

— Подожди немного, и я поеду с тобой.

— Больше нет необходимости притворяться, Карлос, — произнесла она низким сдавленным голосом. — Не бойся, я не собираюсь рассказывать правду тяжелобольному человеку.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Часто заморгав, она огляделась по сторонам, после чего схватила его за руку и втащила в часовню:

— Твой отец сказал мне, что ты сообщил ему о нашем ребенке и таким образом уговорил его на операцию.

— Разве так предосудительно использовать для спасения больного отца любые доступные средства?

— Любые доступные средства? — Она невесело рассмеялась. — Нам не следует говорить об этом сейчас. Мы оба очень устали. Тебе следует быть с твоей семьей.

— Я здесь с тобой.

— Надолго ли? — Остановившись, она подняла руки. — Забудь, что я сказала.

— Нет, не забуду, — отрезал он. — Мы с тобой муж и жена. Прости, но я не понимаю, из-за чего ты на меня злишься.

Она прошла в глубь тускло освещенной часовни:

— Знаешь, себя я тоже считаю виноватой. Я была слишком легковерной. Мне следовало заподозрить неладное, когда ты так быстро передумал и признал ребенка. Напоминаю, что с того дня, когда я сообщила тебе о своей беременности, прошла всего неделя.

Ее слова пронзили его сердце подобно острому ножу.

— Ты правда думаешь, что мной двигали скрытые мотивы, когда я на тебе женился?

— Твой отец отказывается от трансплантации, затем ты даешь ему смысл жизни, рассказав о ребенке, которого я жду. Ребенке, с которым ты никогда не чувствовал связи. — Она вцепилась в спинку деревянной скамьи.

Ему нечего на это возразить. Лайла порядочная женщина, а он вел себя с ней как последний мерзавец, и сейчас ему очень за это стыдно. Ему было проще прийти к выводу, что она его обманула, чем допустить, что после всех пережитых им страданий в его жизни произошло чудо. Вместо того чтобы радоваться подарку судьбы и строить планы на будущее, он прогнал женщину, носящую под сердцем его наследника. Да, он вовремя одумался, но злоупотребил ее доверием.

— Лайла, мне жаль, — искренне произнес он, приблизившись к ней на несколько шагов.

— Ты опоздал, Карлос. Я тебе больше не верю.

С этими словами она отвернулась и отошла в сторону, дав ему понять, что разговор окончен. Как и их отношения.

Когда шаги Карлоса утихли, Лайла, почувствовав слабость в ногах, опустилась на скамью и несколько раз глубоко вдохнула, чтобы сдержать слезы, В воздухе пахло ароматизированными свечами, горящими у входа. Неужели она только что прогнала своего мужа?

Пока оперировали короля, она молчала, планируя немного подождать, прежде чем поехать в отель и начать собирать вещи. Но Карлос сам с ней заговорил, и она высказала ему в лицо все, что о нем думает.

Как же она осложнила себе жизнь! Она принялась вращать на пальце обручальное кольцо, которое приняла с такой надеждой. Эта фамильная ценность стоит целое состояние и не принадлежит ей. Ей нужно вернуть кольцо Карлосу, прежде чем она покинет больницу.

Вытянув перед собой ноги, Лайла пристально уставилась на бриллиант, в гранях которого отражался свет, проникающий сквозь витражное окно. Она смотрела на него до тех пор, пока ее веки не потяжелели и она не погрузилась в сон.

Прокручивая в голове ссору с Лайлой, Карлос смотрел на своего спящего младшего брата. Он сменил Шеннон, которая пошла подкрепиться.

Антонио всего на восемь лет младше его, но он по-прежнему видит в нем маленького мальчика, которым он был, когда они покидали Сан-Ринальдо.

Вращая в руке старинные золотые часы, Карлос перенесся в мыслях в другой вечер, когда отец дал их Антонио. Они готовились бежать с Сан-Ринальдо, и Энрике попросил своего младшего сына хранить эти часы до их следующей встречи.

В тот вечер Антонио закутался в плед, связанный их матерью, и сказал братьям, что это его щит, с помощью которого он будет охранять отцовское сокровище.

Мятежники атаковали их за два квартала до того места, где у берега стоял корабль, на котором они должны были уплыть с острова. Они находились в парке, но Дуарте и Антонио думали, что они в дремучем лесу. Тогда они оба были маленькими, и все казалось им намного больше, чем их старшему брату-подростку. Все же Карлос велел восьмилетнему Дуарте присмотреть за Антонио, а сам взялся защищать мать. Дуарте успешно справился со своим заданием, а Карлос провалился. Сейчас Антонио спас отца. Младший из братьев Медина давно уже не мальчик. Он шире в плечах и крепче, чем Карлос и Дуарте. Он привык проводить много времени на свежем воздухе и мало походит на человека, которого только что прооперировали. Кажется, что этот непоседа просто лег спать, чтобы утром с новыми силами приступить к любимой работе.

С тех пор как они покинули Сан-Ринальдо, много воды утекло, однако Карлосу временами кажется, что он застрял в том роковом дне, когда из-за его оплошности погибла их мать.

Разве удивительно, что у него ничего не получилось с Лайлой?

Глаза Антонио медленно открылись. Отбросив гнетущие мысли, Карлос положил часы на столик и изобразил на лице улыбку:

— Привет, Тони.

— Как отец? — Антонио медленно пошевелился и поморщился от боли.

— Операция прошла успешно. Он спит. И тебе тоже следовало бы отдохнуть. — Карлос смочил губы брата влажной салфеткой. Ему пока нельзя пить. — Братец, ты ужасно выглядишь, — пошутил он.

— И это ты говоришь герою сегодняшнего дня? — хрипло произнес Антонио.

— Теперь я знаю, что ты в порядке.

Антонио рассмеялся, затем закашлялся и снова поморщился:

— Спасибо, что сидишь со мной. Но разве ты не должен быть сейчас со своей молодой женой?

— Она… э-э… отдыхает в отеле.

Антонио поднял бровь. Взгляд его был ясным и проницательным.

— У тебя плохо получается врать.

— А ты плохой пациент. — Карлос передал брату маленькую подушку. — Прижимай ее ко шву, когда кашляешь. Кашель — это хорошо. При нем твои легкие расширяются, и риск возникновения пневмонии становится меньше. Попрактикуйся, пока я схожу за Шеннон. — Он начал подниматься.

Антонио схватил брата за запястье. Для человека, которого только что прооперировали, у него была на удивление сильная хватка.

— Что случилось? Не увиливай. Мы слишком хорошо друг друга знаем. Когда ты испытываешь неловкость, ты разговариваешь как занудный доктор.

Карлосу не хотелось сейчас тревожить брата, но он знал, что тот от него не отстанет.

— Лайла думает, что я женился на ней только для того, чтобы убедить отца согласиться на операцию, — сказал он, откинувшись на спинку стула.

— Это правда? — спросил Антонио. — Я никого не осуждаю, просто мне интересно.

— Отчасти правда. — Карлос посмотрел на свои руки, лежащие на коленях. — Она беременна. Очевидно, я все-таки могу иметь детей.

— Поздравляю тебя, брат. — Он похлопал Карлоса по руке. — Полагаю, ты забыл ей сказать, что любишь ее. Возможно, она не догадывается, но для нас, твоих родных, очевидно, что ты потерял из-за нее голову.

Карлос закрыл глаза. Разумеется, так оно и есть. Он не может выбросить Лайлу из головы с того самого утра, когда отдалился от нее, напуганный тем, что она проникла сквозь его защитные барьеры и заставила его выйти из тени прошлого навстречу будущему. Он полюбил ее и испугался этого чувства. Ведь он на собственном опыте знал, как тяжело терять того, кого любишь.

— Да, это так, — ответил он, понимая, что отрицать правду не имеет смысла. — Почему ты думаешь, что я забыл сказать Лайле о своих чувствах?

— Ты блестящий хирург и одаренный музыкант, но когда дело касается слов… — Антонио покачал головой. — За годы, проведенные в больнице, ты утратил навыки общения.

Карлос удержался от саркастического замечания. Он снова взял на себя роль врача и посмотрел на показания приборов:

— Тебе следует отдыхать.

— А тебе следует прислушаться к моему совету. Женщины любят слушать. А ты боишься говорить.

Карлос поднял бровь:

— Называя меня трусом, ты ничего не добьешься. Мы не дети на площадке для игр.

— Возможно… — Антонио снова прокашлялся. — Но на меня это подействовало.

— Прошу прощения?

Антонио отложил в сторону подушку:

— Я говорю о том дне, когда мы покидали Сан-Ринальдо.

— Я по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду. Я помню только, как мама…

Антонио отрывисто кивнул и снова поморщился. На этот раз не от физической боли.

— Но после того как она погибла, ты вывел всех нас оттуда. Я испугался и заплакал, а ты сказал мне, чтобы я перестал трусить и пошевеливался. Если бы не ты, мы с Дуарте погибли бы в тот день. — Он смочил губы влажной салфеткой. — Я понимаю, тебе досадно, что это не ты отдал часть своей печени, чтобы спасти отца. Но, черт побери, Карлос, ты не можешь все время быть героем. Тебе не помешает быть время от времени обычным парнем.

Слова брата заставили его задуматься. Он действительно застрял в прошлом. Работает на износ, спасая людей, чтобы искупить свою вину. В день, когда погибла его мать, между ним и нормальной жизнью выросла стена.

И эта стена не позволяла ему увидеть очевидное. Он любит Лайлу Андерсон и должен ей это сказать.

Он будет повторять это до тех пор, пока она ему не поверит.

Лайла была уверена, что спит. Иначе как она может видеть глаза, полные любви?

Но ее спина затекла на деревянной скамье. Это ощущение было вполне реальным. Она часто заморгала, чтобы прояснить взор, и снова увидела Карлоса, сидящего рядом с ней. Он словно ждал, когда она проснется.

Запах деревянных стен и стропил напомнил ей о шале в Вейле, где они с Карлосом ночевали неделю назад.

Выпрямившись, она убрала с лица волосы:

— Карлос? Как долго ты здесь сидишь? С твоим отцом и Антонио все в порядке?

Наверное, да, иначе он не был бы так спокоен.

— Да. Они оба спят. Последние несколько дней были непростыми для всех нас, но это не оправдывает того, как я с тобой поступил.

Сердце подпрыгнуло в груди у Лайлы, но она не позволила ему растаять. На этот раз она не станет довольствоваться малым. Она и ее ребенок заслуживают лучшего. Ей нужно либо все, либо ничего.

— Что ты имеешь в виду?

— Вижу, мне придется потрудиться, чтобы получить твое прощение. — Он взял ее левую руку в свою. — Я все делал неправильно, начиная с того утра, когда испугался своих чувств и позволил тебе уйти. Прости меня, Лайла. Ты даже представить себе не можешь, как мне жаль, но я приложу все усилия, чтобы исправить свои ошибки.

— Красиво говоришь.

Они оба трудоголики, практичные люди, которым зачастую некогда говорить своим близким важные слова. В ее сердце затеплился огонек надежды. Сон избавил ее от гнева, и теперь она была готова выслушать Карлоса.

Он поцеловал тыльную сторону ее ладони:

— Я хочу быть твоим мужем. Не из-за моего отца, а потому, что без тебя моя жизнь пуста. Я буду рядом с тобой и нашим ребенком каждый день своей жизни. Не могу обещать, что перестану быть задумчивым и молчаливым, но клянусь, что буду делиться с тобой своими размышлениями.

Его слова произвели на нее большое впечатление. Он предложил ей намного больше, чем она надеялась получить от такого замкнутого мужчины.

— Размышлять время от времени не возбраняется. — Лайла сжала его руку в знак одобрения.

— Я очень благодарен тебе за го, что ты вытащила меня из этой бездны. Помешала мне вымотаться до такой степени, что я перестал бы приносить пользу людям, — произнес он низким рокочущим голосом, который отозвался эхом в стенах часовни. — Ты не только моя жена, моя любовница, мать моего ребенка, ты еще и мой друг. Единственный человек, который может спасти меня от одиночества.

К ее горлу подступил комок, и ей пришлось помолчать некоторое время, прежде чем она смогла ответить:

— Для такого немногословного человека, как ты, это отличная речь. Ты можешь быть романтичным когда нужно. Романтик просыпается в тебе не только в те моменты, когда ты играешь на рояле.

— После того как я до смерти испугался, что могу тебя потерять, я обнаружил, что мне стало проще говорить о своих чувствах с женщиной, которую я люблю.

Люблю.

Из всех слов, которые есть на свете, ей больше всего хотелось услышать от него именно это. Она не думала, что он его ей когда-нибудь скажет. Заглянув в его горящие глаза, она поняла, что не ослышалась.

— Карлос, мне жаль, что сейчас я так взволнована, что не могу произнести красивую речь о том, как я рада, что мы пришли к взаимопониманию, потому что тоже тебя люблю. — Она положила ладонь на его небритую щеку, прижалась лбом к его лбу, и нужные слова сами пришли на ум. — Меня восхищает в тебе все: твой блестящий ум, твои поцелуи и ласки, твоя преданность пациентам. — Она нежно коснулась губами его губ. — Ты удивительный человек, Карлос, и я хочу любить тебя всю оставшуюся жизнь.

— Именно это я мечтал от тебя услышать, но даже не надеялся. — Проведя ладонями вниз по ее рукам, он переплел свои пальцы с ее. — Ты выйдешь за меня замуж еще раз? — Он указал ей на небольшой алтарь. — Здесь и сейчас?

— Конечно, любимый.