Все кувырком

ГЛАВА 12

– Он свинья, – сказала Дженни, еще не простившая Гаю его ехидные замечания накануне вечером. Неожиданно ощутив потребность в дружеском общении, она решила навестить мать и застала ее за сборами на свидание.

Tea в своей любимой блузке из темно-красного шелка и белой юбке в крестьянском стиле красилась, глядя в зеркало над камином. С легкостью, которая достигается только долгой практикой, она обвела глаза черным карандашом, увеличивая и подчеркивая контуры, как делала вот уже тридцать лет.

– Ты имеешь в виду этого парнишку-фотографа? – переспросила она, не очень прислушиваясь к ворчанию старшей дочери. – Предполагалось ведь, что он неотразим, или я что-то путаю?

– Это к делу не относится. – Дженни, равнодушная к физической привлекательности Гая Кэссиди, мрачно взглянула на нее. – А эта дурацкая бутылка вина стала последней каплей. Виновата, конечно, Максин, но он решил, что открыла ее я.

Tea подкрасила губы темно-красной помадой и еще пару раз брызнула «Мицуко» – на удачу. Бросив флакон в сумочку, она бодро заявила:

– И вообще, это не твоя проблема. А Максин наверняка все уладит. Она всегда умела находить общий язык со сложными мужчинами.

Хорошо, что Дженни и не ждала никакой поддержки и участия; это было не в стиле ее матери. Вот и теперь, выслушав, как легко она разобралась с проблемой, которая, по ее словам, и проблемой-то не была, Дженни грустно улыбнулась.

– Раз уж речь зашла о сложных мужчинах, с кем ты сегодня встречаешься? Или все это ради Филиппа?

Tea застыла, не успев надеть на плечо сумочку, потом ее чело разгладилось.

– А, черт с ним.

С Филиппом Слаттери ей всегда было просто. Один из самых давних и преданных ее воздыхателей, он был добродушен, как щенок. Дженни его обожала, зато мать принимала его поклонение как должное, встречалась с ним, когда ей это было удобно, и безжалостно бросала, как только подворачивался кандидат поинтереснее. Видимо, сейчас как раз такой случай.

– Судя по «черт с ним», ты собиралась встретиться с Филиппом, но попросту забыла про него, – уличила ее Дженни. Потом, не дождавшись от матери реакции на упрек, добавила: – Мама, ты должна его предупредить. Ты не можешь просто не прийти.

Tea нахмурилась.

– Он и так поступил со мной подло. Устраивает у себя дома званый ужин, а меня, теперь я это поняла, пригласил просто для ровного счета.

– Мама! – Дженни такая забывчивость привела в ужас. – Как ты могла забыть про званый ужин? Почему бы тебе не отменить другое свидание?

– Это не обсуждается, – отрезала Tea, сняла трубку телефона и нахмурилась, вспоминая номер Филиппа. Ее-то был навсегда запечатлен в его сердце. – Я продала сегодня балерину.

– И?

– Он пригласил меня поужинать с ним, чтобы скрепить сделку. Дорогая, он не на шутку богат, к тому же симпатичный! Это может быть очень важно; я была бы полной дурой, если бы отказала ему.

Бедный, невезучий Филипп и жестокая, меркантильная Tea. Дженни молча слушала, как она бесстыдно врет, что не может прийти на ужин, который он наверняка тщательно планировал две недели.

– Ну и кто же он? – спросила она, когда Tea повесила трубку.

Ее мать отличалась весьма изменчивой памятью. Она взглянула на себя в зеркало и пригладила бровь.

– Оливер. Кеннеди, кажется. – Она непринужденно переключилась на более важные детали. – Дорогая, он носит очень дорогие ботинки. И водит «роллс-ройс».

– Ты хочешь сказать, он шофер? Tea с жалостью посмотрела на дочь.

– Дженни, не будь такой занудой. Он богатый, симпатичный, и он мне нравится. Это тот мужчина, за которого бы я согласилась выйти замуж.

Она с легкостью могла бы вести такой образ жизни и всегда думала, что заслуживает этого. Деньги Tea любила всегда, но тем не менее в девятнадцать лет безнадежно влюбилась в Патрика Вогана, который вовсе не был обеспеченным человеком. Высокий, светловолосый, звезда своего курса в колледже искусств, любимец такого количества женщин, что он не знал, что с ними делать, он всегда искал удовольствий. Через шесть недель после их знакомства Tea переехала в его захламленную мансарду в Челси, с энтузиазмом разделив богемный образ жизни возлюбленного и вдохновляя его в работе.

Однако Патрик уделял ей внимание, только если на примете не было более привлекательной женщины. Невероятно распутный, он причинил Tea столько боли своими изменами, что теперь, оглядываясь на те годы, она недоумевала, как могла выносить такое. При этом она так любила его, что о расставании не могло быть и речи. Когда Патрик, смеясь, заявил ей, что верность – буржуазное понятие, она поверила ему. Когда он признался, что остальные любовницы для него ничего не значат, она поверила ему. И когда – совершенно серьезно – он сказал ей, что станет величайшим английским художником двадцатого века, она тоже поверила ему. Ей повезло, что он у нее есть, к тому же никто никогда не говорил, что жить с гением легко.

И это не было легко. В его жизни появлялись все новые и новые женщины, и закрывать на это глаза становилось все труднее. К тому же Патрик занимался живописью, только когда хотел, а это случалось слишком редко для того, чтобы удовлетворять покупателей и букмекеров.

Игра, еще одна его страсть, тоже усложняла их отношения. Выигрыши приносили радость в их жизнь, но проигрывал он куда чаще. Он увлекался все больше, и Tea стала понимать, что, возможно, любовь – это еще не все. Можно было надеяться, что всепоглощающая страсть к игре отвлечет его от многочисленных возлюбленных, но и этого не произошло. Патрик, все также смеясь, сказал ей, что страсть к стяжательству еще более буржуазна, чем верность, но на этот раз она была не так уверена в его правоте. Ни обещанная роскошная жизнь, ни блестящая карьера не спешили воплощаться в реальность, и она в конце концов почувствовала себя бедной и обманутой.

Скульптуры Tea тоже не находили спроса. Ей пришлось пойти работать в магазин художественных промыслов в Патни, но Патрик проживал все, что она зарабатывала. Кредиторы осаждали их жилище. Она заслуживала лучшей жизни. И решила, что пришла пора расстаться.

Но судьба распорядилась иначе. К своему ужасу, Tea обнаружила, что беременна. Ей было всего двадцать два, она была безнадежно бедна и неприспособленна, как ей казалось, к самостоятельной жизни. Неожиданно Патрик, со всеми его недостатками, оказался лучшей перспективой, чем вовсе никого.

К всеобщему изумлению, сам Патрик был обрадован, когда узнал о грядущем пополнении семейства. Раньше он никогда не задумывался об этом, но теперь возможность стать отцом воодушевила его, и он – вопреки подозрениям друзей – не сбежал, как обычно. Его сын унаследует его художественный гений, харизму и красоту, говорил он всем, кто соглашался слушать. Его поведение тоже изменилось. Что может быть важнее, чем ребенок? По настоянию Патрика и к еще большему удивлению друзей – они-то думали, что он сочтет это буржуазным, – они с Tea вскоре поженились. Очень кстати он выиграл приличную сумму на последних скачках, и это позволило оплатить свадьбу. Вдохновленный новым положением жены, он с новой страстью взялся за живопись. По его настоянию, Tea позировала ему, а он писал маслом ее расцветающее материнство. Картины, лучшие за всю его карьеру, хорошо продавались. Мало-помалу они расплатились с кредиторами. И даже если Патрик и продолжал встречаться с другими женщинами, единственный раз в жизни он вел себя осмотрительно. Время перед рождением первого ребенка было одним из самых счастливых периодов в жизни Tea.

Дженни, появившись на свет, разочаровала их обоих. Сморщенная и уродливая, она не только не демонстрировала сходства с родителями, но к тому же была не того пола.

Мечты о мадонне с младенцем обернулись ужасным отцовством, обманувшим ожидания Патрика, и он совершенно переменился. Живопись была заброшена, увлечение игрой и женщинами захлестнуло его с новой силой, и, стремясь сбежать от хныканья дочери и молчаливых слез жены, он все реже стал бывать дома.

Максин, родившаяся двадцать два месяца спустя как последняя попытка восстановить семью, сыграла с ними злую шутку. Еще одна дочь, еще одно горькое разочарование. Понимая, что продолжать попытки бесполезно, Tea, совершенно раздавленная и ужасно несчастная, собрала вещи, забрала девочек и ушла.

Она не хотела больше оставаться в Лондоне и переехала в Корнуолл, чтобы начать новую, более счастливую жизнь. Она поклялась себе, что никогда не забудет горького опыта. Быть домохозяйкой совсем не весело; да здравствует эгоизм. Никогда больше она не будет эмоционально зависеть от мужчины.

Этой клятве она не изменяла на протяжении двадцати пяти лет. В одиночку воспитывать двух дочерей было нелегко, но она справилась. И никогда не позволяла себе распускаться.

Дженни и Максин с ранних лет могли позаботиться о себе – Tea считала, что только это качество поможет им чувствовать себя независимо в будущем. Она хотела, чтобы они научились полагаться только на себя.

Вот уже двадцать лет, как она была разведена и ни разу не попыталась опять выйти замуж. Патрик уехал в Америку, оставив им только свою фамилию, и, хотя алименты бы им не помешали, Tea вовсе их не ждала. Она сама обеспечивала семью и гордилась этим.

На первый взгляд она была вполне удовлетворена своим скромным образом жизни. Теперь, когда дети выросли, жить стало легче. У нее был маленький, но удобный дом. Она арендовала студию, в которой создавала и продавала скульптуры. Как правило, заработанных денег ей вполне хватало, а на крайний случай всегда был Филипп, готовый во всем помогать ей. Он был не богат, но тем не менее с готовностью запускал руку в карман, когда у нее возникала нужда. Очень милый человек, он был так же беззаветно предан Tea, как она сама когда-то была предана Патрику. К сожалению, она не могла не обращаться с ним так же плохо, как Патрик обращался с ней, и с этим ничего нельзя было поделать.

Вечер удался на славу. Через пять минут после того, как ушла Дженни, за ней на «роллс-ройсе» заехал Оливер и повез в пятизвездочный «Гранд-Рок-отель», в котором остановился. Ресторан отеля, один из лучших в Корнуолле, оказался именно таким шикарным местом, каким она его себе представляла. И кавалер, подумала Tea, потягивая коньяк, тоже не обманул ее ожиданий.

– Надолго вы к нам? – спросила она, уже узнав, что он живет в Бристоле.

Оливер Кэссиди пожал плечами.

– На неделю, может на две. Я присматриваю кое-какую недвижимость, хочу сюда переехать.

Все лучше и лучше, радостно подумала Tea, рассматривая его золотые запонки и принюхиваясь к запаху дорогого одеколона.

– Кстати, я хорошо знаю этот район. Возможно, я могла бы вам помочь. – Помолчав, она улыбнулась. – Помогать другим тратить деньги – мое хобби.