Все оттенки тьмы

16

— Да в чем дело? — спросил Дерек Ваймен у Бэнкса.

Энни привезла его в участок и усадила в комнату для допросов уже больше часа назад.

— Сегодня суббота, — продолжал Ваймен, — мне надо быть в театре! Мне постановкой заниматься надо!

— Они и без вас справятся, — сказал Бэнкс. — Раньше же как-то получалось. Когда вы ездили в Лондон, например.

— Да, но…

— Вы ведь сами согласились сюда приехать? Добровольно. Верно?

— Да. Я всегда готов помочь полиции. И мне скрывать нечего.

— Тогда мы надолго вас не задержим. Спасибо за понимание, — сказал Бэнкс. — Нам было бы куда проще, если бы все вели себя так. Но имеется одна проблема — большинству все-таки есть что скрывать.

— Вы меня в чем-то обвиняете? Может, мне вызвать адвоката?

— Нет. Вы не арестованы, и никто вас ни в чем не обвиняет. Собственно, вы можете уйти в любой момент. Просто хотим задать вам несколько вопросов. Кроме того, вы имеете право хранить молчание, но если при допросе вы умолчите о чем-то, на что позднее будете ссылаться в суде, это повредит вашей защите. Все, что вы скажете, может использоваться против вас в суде.

— Моей защите? В суде?

— Это простая формальность, мистер Ваймен. Стандартная процедура, чтобы защитить всех нас. Ну а что касается адвоката — решайте сами. Думаете, он вам понадобится? Если считаете, что вам нужна помощь адвоката, звоните своему, пусть прервет субботнюю партию в гольф. А можете воспользоваться услугами бесплатного юриста.

— Но я же ничего не совершал.

— Никто вас ни в чем не обвиняет.

Ваймен бросил взгляд на диктофон и нервно облизнул губы:

— А зачем вы тогда диктофон принесли?

— Это тоже стандартная процедура, — сказала Энни. — Мера предосторожности.

— Даже не знаю…

— Если вы сомневаетесь в целесообразности предстоящей беседы, — продолжила Энни, — можете идти домой, как уже сказал главный инспектор Бэнкс. Мы придумаем способ, как добиться своего.

— Что вы имеете в виду?

— Инспектор Кэббот хотела сказать, что у нас есть несколько вопросов, на которые нам важно получить ответы, — объяснил Бэнкс. — Предложенная нами беседа — самый легкий способ получить их. Но есть и другие. Хотите — уходите. Решать вам.

Ваймен пожевал нижнюю губу, потом произнес:

— Ладно. Задавайте ваши вопросы. Повторяю. Мне скрывать нечего.

— Вот и хорошо, — кивнул Бэнкс. — Тогда начнем?

— Извольте. — Ваймен, заметно напрягшись, скрестил руки на груди.

Бэнкс кивнул Энни, и она, прежде чем приступить к беседе, спросила:

— Может, принести вам чего-нибудь, мистер Ваймен? Чаю? Кофе?

— Нет, спасибо. Давайте лучше покончим с этим побыстрее.

— Хорошо. Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с Марком Хардкаслом?

— Даже не знаю. У нас их не было. Во всяком случае, таких, какие вы подразумеваете.

— А что я, по-вашему, подразумеваю?

— Думаете, я не понимаю, каков подтекст вопроса? Я занимаюсь режиссурой, я прекрасно разбираюсь в подтекстах и скрытых смыслах.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверила его Энни, — но вообще-то никакого подтекста в моих словах не было. Я задала совершенно обычный, простой вопрос. Вы говорите, что у вас не было никаких отношений. Но вы ведь дружили, не так ли?

— Ну, мы были скорее коллегами, чем друзьями.

— Но могли иногда пойти вместе выпить пива?

— Да. Изредка.

— А еще вы приглашали Марка Хардкасла вместе с его близким другом, Лоуренсом Сильбертом, к себе домой на ужин. Кроме того, однажды вы с супругой ходили в гости в их дом на Каслвью-хайтс. Все верно?

— Да. Вы же знаете, что так все и было. Я не осуждаю людей нетрадиционной ориентации.

— Так почему же вы все время делаете вид, будто не общались с Хардкаслом? Может, вы что-то скрываете?

— Нет. Все было именно так, как я говорил.

— Но вас нельзя было назвать просто коллегами, — продолжала Энни. — Вы ездили с Марком Хардкаслом в Лондон. И несколько раз ходили с ним в паб «Красный петух». Во время первого допроса вы не упомянули об этом факте, и нам очень хотелось бы знать почему.

— Я не думал, что это вас заинтересует. Мы просто пили там пиво, вот и все.

— Возможно, вы не хотели иметь отношение к этому расследованию? — предположила Энни. — Людям свойственно держаться в сторонке от расследования убийства. Там обычно бывает много грязи, можно и запачкаться.

— Убийства? А при чем тут убийство? — всполошился Ваймен.

— Ну, Лоуренса Сильберта уж точно убили, — заметила Энни. — И еще мы выяснили, что некто специально вносил раздор в отношения Сильберта и Хардкасла. Возможно, этот человек надеялся, что они расстанутся, не более того. Он не ожидал столь трагичного исхода. И все же его действия были безусловно подлыми.

— Возможно. Мне об этом ничего не известно.

— Не забывайте, что, если вы утаите сейчас что-то, на что потом будете ссылаться в суде, это выйдет вам боком. А сейчас у вас есть шанс восполнить недосказанное.

— Я уже сказал вам все, что знал.

— На самом деле вас с Марком и Лоуренсом связывали куда более тесные отношения, чем вы говорили, верно?

— Возможно. Сложно сказать. С ними не так просто было подружиться.

— А о чем вы говорили в «Красном петухе»?

— Извините, я вас не понял.

— Да хватит вам, Дерек, — вмешался Бэнкс. — Вы прекрасно все поняли. Этот паб — не самое подходящее место для двух образованных эстетов вроде вас с Хардкаслом. Почему вы ходили именно туда? Из-за караоке? Неужели считаете себя новым Робби Уильямсом?

— Когда мы там бывали, никакого караоке не было. Там было тихо. И пиво у них хорошее.

— Пиво у них дрянь, — возразил Бэнкс. — Думаете, мы поверим, будто вы ходили туда ради пива?

Ваймен взглянул на Бэнкса, а затем умоляюще посмотрел на Энни, словно та была его спасательным тросом, якорем, который поможет ему удержаться на плаву здравомыслия и безопасности.

— Дерек, что там случилось? — мягко спросила она. — Расскажите нам. Мы слышали, что Марка Хардкасла расстроили какие-то ваши слова и что вы его успокаивали. Что между вами произошло?

— Ничего. — Ваймен вновь воинственно скрестил руки на груди. — Я не помню.

— Нет, так ничего не выйдет, — снова вмешался Бэнкс. — Похоже, пора нам переходить на более официальное общение.

— Что вы имеете в виду? — забеспокоился Ваймен. — Что значит более официальное?

— Главный инспектор Бэнкс не отличается терпением, — улыбнулась Энни. — Ничего страшного. Сейчас мы с вами беседуем неофициально. Мы надеялись, что это поможет разрешить все наши вопросы. Нам ведь совсем не хочется заниматься всякой скучной рутиной вроде арестов, обысков дома и личного имущества, взятия образцов крови, отпечатков пальцев и прочего. Пока что не хочется. Все-таки сейчас еще можно уладить все гораздо быстрее и проще.

— Вы меня не запугаете, — заявил Ваймен. — Я знаю свои права!

— Это касалось работы? — спросила Энни.

— Что?

— Вы с Марком в «Петухе» обсуждали рабочие дела?

— Возможно. Обычно мы говорили именно о работе. Я уже упоминал, что мы были больше коллегами, чем друзьями.

— Вы расстроились, узнав, что Марк хочет сам заниматься режиссурой и собирается организовать в Иствейлском театре труппу из профессиональных актеров? Ваш статус режиссера оказался под угрозой, верно? А ведь вы, наверное, только и отдыхаете что в театре. Особенно после целого дня в компании ребятишек вроде Ники Хаскелла или Джеки Биннса.

— Но ведь не все такие.

— Надеюсь. Но все равно общение с такими детьми угнетает. А вы искренне любите театр, не так ли? По сути, это единственная ваша страсть. И тут Марк Хардкасл, уже имеющий славу прекрасного сценографа, решает заделаться режиссером. Художественный руководитель собственного театра. Человек вне конкуренции. Так получается?

— Да Марк даже детский утренник не сумел бы срежиссировать, — фыркнул Ваймен.

— Зато он был восходящей звездой, — возразил Бэнкс. — И работал в профессиональных театрах. У него было много идей. Его труппа принесла бы Иствейлскому театру куда больше славы, чем жалкая кучка фанатиков из местного «Сообщества любителей драмы». А вы — всего лишь школьный учитель, увлекающийся театром. Как верно заметила инспектор Кэббот, вы ему не конкурент.

— Я не очень понимаю, к чему вы ведете, — заерзал на стуле Ваймен.

— Так давайте я объясню, — предложил Бэнкс. — Инспектор Кэббот вас жалеет, а мне все эти бредни порядком надоели. — Он вытащил из кармана фотографии и передал их Ваймену.

— Что это такое? — спросил Ваймен, бросив быстрый взгляд на снимки.

— Вы узнали Лоуренса Сильберта?

— Ну, он похож на Лоуренса. Но вообще-то это не очень хороший снимок.

— Чушь собачья, Дерек. Это отличное фото. Кто этот второй мужчина?

— Понятия не имею.

— А кто сделал эти фотографии?

— Откуда мне знать?

Бэнкс нагнулся вперед, опершись ладонями на стол:

— А вот откуда. Эти снимки сделал частный детектив, и зовут этого детектива Томасина Сэвидж. Снимки сделаны по вашей просьбе. Что скажете на это, а?

— А как же профессиональная тайна? Это частное де… это… нельзя же… — Ваймен начал было подниматься, но, зацепившись ногой за перекладину стола, рухнул обратно на стул.

— Тайна? Вы насмотрелись американских сериалов про полицию, — решил Бэнкс. — Зачем вы велели Томасине Сэвидж следить за Лоуренсом Сильбертом? Зачем заказали ей эти снимки? Мы знаем, что вы передали их Марку в «Зиззи», где он их тут же разорвал. Однако флешку с фотографиями он сохранил. И что, после этого он отправился с вами в кино? Или все-таки вы нам врали?

— Можно воды? — попросил Ваймен, и Энни нацедила из кулера бумажный стаканчик.

— Зачем вы наняли Томасину Сэвидж? — повторил Бэнкс.

Ваймен сделал глоток и откинулся на спинку стула. Какое-то время он молчал, видимо собираясь с духом.

— Потому что, — он поднял глаза, — меня об этом попросил Марк. Вот зачем. Я нанял ее по просьбе Марка. Но, видит бог, я совсем не хотел, чтобы из-за этого кто-то погиб.

К шести часам субботнего вечера Уинсом уже тошнило от бесконечных прогулок по Истсайд-Истейту в компании Гарри Поттера. Сейчас хорошо бы домой, принять горячую ванну, надеть симпатичное платьице и отправиться на встречу клуба спелеологов в «Кошке и скрипке». А потом выпить по бокальчику со Стивом Фэрроу. Если он предложит, конечно.

Но нет, все это невозможно — ведь они почти напали на след Быка.

Пока им удалось выяснить, что пятнадцатилетний Энди Пэш, новенький член банды Джеки Биннса, мечтающий вписаться в их тусовку, сказал Быку, будто Донни Мур обозвал его арабским жирным ублюдком и даже обещал набить ему морду. Разумеется, Мур ничего такого не говорил — он все-таки не идиот и не самоубийца, — но Бык купился на эту чушь и решил отомстить. Нападения никто не видел — или боялись признаться. Но все вокруг знали, что это Бык отличился. Но кто-нибудь обязательно проговорится. Иначе не бывает.

И вот теперь Уинсом с помощником ехали к Энди Пэшу. Уинсом чуяла, что он и окажется самым слабым звеном в цепочке.

Пэш жил с матерью и двумя сестрами в доме на одной из самых приличных улиц района. По крайней мере окна здесь не забирали решетками, а во дворах не ржавели брошенные машины.

Дверь открыла крашеная блондинка в мини-юбке. Густо намалеванная, в одной руке сигарета, в другой сумочка. Это была мама Энди, Кэт. Наверное, она удивилась, обнаружив в субботний вечер за своей дверью высоченную чернокожую красотку в полицейской форме и паренька, похожего на Гарри Поттера. Но виду Кэт не подала. Посетители желали поговорить с ее сыном.

— Он у себя в комнате, — сообщила она. — Слышите, как грохочет музыка? А мне пора.

— Вы должны присутствовать при допросе, — сказала Уинсом.

— Это зачем? Он уже взрослый парень. Чувствуйте себя как дома. Всего хорошего. Да, когда будете уходить, закройте за собой дверь. — И она прошествовала мимо.

Уинсом и Даг Уилсон переглянулись.

— Это что, разрешение на допрос? — с сомнением произнес Уилсон.

— Думаю, да, — ответила Уинсом. — К тому же мы ведь не с ордером на арест к нему пришли. Спросим, где живет Бык, вот и все.

Уилсон пробормотал под нос что-то про «плоды ядовитого дерева».[13] Наверняка услышал эту фразочку в каком-нибудь американском полицейском сериале, догадалась Уинсом.

В гостиной, развалившись на диване, девчонка лет тринадцати смотрела «Симпсонов», в руке — сигарета, которую зажгла, как только ее мать вышла за дверь.

— Эй, рановато тебе курить, — сказала Уинсом.

Девчонка подпрыгнула от неожиданности. Телевизор так орал, что она не услышала, как вошли Уинсом с Уилсоном. На экране мышь Щекотка в очередной раз разрывала на куски кота Царапку, а Барт и Лиза весело хохотали.

— Вы кто такие? — вскинулась девочка, доставая мобильник. — Извращенцы какие-нибудь? Я вызываю копов!

— Не надо, милая, мы уже тут. — Уинсом показала ей удостоверение. — Придержи язычок. И потуши сигарету.

Девочка уставилась на нее.

— Потуши, — повторила Уинсом.

Девочка небрежно бросила окурок в полупустую чашку на столе — судя по следам помады, из нее пила ее мать. Сигарета зашипела и задымилась.

— Очаровательно, — заметил Уилсон.

Маленькая победа. Но Уинсом знала, что, как только они выйдут, девчонка опять закурит. Впрочем, иногда и малыми победами выигрывают войны.

— Мы пришли к твоему брату, — объяснила Уинсом. — А ты веди себя прилично.

— Ну-ну, — хмыкнула юная курильщица, снова уставившись в экран.

Уинсом и Уилсон поднялись на второй этаж. Рев гитар и ударных раздавался из-за второй двери справа, но, прежде чем копы успели постучаться, распахнулась другая дверь, напротив, и оттуда выглянула девочка. Этой было лет десять. Неуклюжая, в очках с толстыми линзами, она прижимала к себе книгу. Девочка смотрела на них без страха, скорее с любопытством.

Уинсом подошла поближе.

— Вы кто? — спросила девочка.

Уинсом присела на корточки:

— Меня зовут Уинсом Джекмен, я из полиции. А это мой напарник Даг. А тебя как зовут?

— Какое у вас красивое имя. Уинсом. Никогда такого не слышала. А я Скарлетт. Знаете, по-моему, я видела вашу фотографию в газете.

— Вполне возможно, — улыбнулась Уинсом. Последний раз газеты писали про нее после задержания одного подозреваемого в продуктовом отделе магазина «Маркс и Спенсер», это был виртуозный кульбит, достойный хорошего регбиста. — Мы пришли к твоему брату.

— А, — равнодушно протянула Скарлетт, будто к ее брату каждый день ходили полицейские.

— А что ты читаешь? — спросила Уинсом.

— «Грозовой перевал». — Девочка прижала книгу к груди, словно боялась, что ее отнимут.

— Я ее в школе читала, — заметила Уинсом. — Хорошая книжка, правда?

— Чудесная!

Уинсом заглянула в комнатку. На полу валялись какие-то одежки, но вообще там было чистенько. У стены стоял книжный шкаф, заполненный книжками в бумажных обложках — из букинистического магазина.

— Любишь читать?

— Да, — кивнула Скарлетт. — Но иногда у нас так шумно. Кричат все, а Энди врубает музыку, очень-очень громко.

— Да уж, слышу, — сказала Уинсом.

— Это мешает следить за сюжетом, — с важным видом объяснила девочка.

— Понятно, книжка-то серьезная, скорее для взрослых барышень, — заметила Уинсом.

— Мне уже десять, — с гордостью ответила Скарлетт. — И я «Джейн Эйр» тоже уже прочла. Вот бы еще не было так шумно, читать невозможно.

— Попробуем сейчас тебе помочь. — Уинсом поднялась. — До свидания, Скарлетт.

— Пока, — сказала Скарлетт и закрыла дверь.

Постучавшись, Уинсом и Уилсон вошли в спальню Энди Пэша.

— Эй! — Энди спрыгнул с неубранной постели. — Чего за хрень? Вы кто такие?

— Полиция, — помахала удостоверением Уинсом. — Твоя мама позволила нам задать тебе несколько вопросиков. Не убавишь звук? А лучше вообще выключи. Сестра твоя читает. Вернее, пытается читать.

— Ага, червяк книжный, достала со своими книжками, — недовольно забурчал Пэш, направляясь к айподу.

Музыка — грохочущее пульсирующее техно — звучала так, будто ее сочинили компьютеры и ударные установки, хоть в ней и проскальзывали живые карибские ритмы. Все почему-то считали, что Уинсом обожает регги и калипсо, а она эти жанры просто ненавидела. Ее отец, тот действительно любил регги, а дед и бабушка предпочитали африканский фолк. Уинсом вообще редко слушала музыку и предпочитала всякие сборники, в основном «лучшее из лучшего», какие крутили на радио «Классик-ФМ». Самые лакомые мелодии в одном альбоме. Зачем мучить себя скучной второй частью симфонии, если хочется послушать самую знаменитую тему из третьей части?

Энди Пэш, помрачнев, выключил блестящий черный айпод, стоявший в такой же черной и блестящей док-станции. Потом уселся на край кровати. Стульев в комнатушке не было, и Уинсом с Дагом подпирали спинами стену у входной двери. Уинсом сразу бросился в глаза книжный шкаф — точнее, парковочные конусы, выкрашенные в разные цвета и рядком выстроившиеся на полках.

— Да ты художник, как я посмотрю, — заметила Уинсом.

— А, это… ну да, типа того…

— Ты, наверное, знаешь, что то, что ты сделал, называется кражей?

— Да это же всего лишь гребаные конусы!

— Парковочные конусы Иствейлского управления дорожной полиции. И не ругайся в моем присутствии, я это не люблю.

— Да забирайте свои конусы. Я же просто по приколу их подтибрил.

— Рада, что они тебя повеселили.

Пэш посмотрел на Уинсом:

— А вам никто не говорил, что вы похожи…

— Заткнись, — сказал Уилсон, ткнув в него пальцем. — Заткнись, маленький мерзкий ублюдок.

— Ладно, ладно, — поднял руки вверх Энди. — Чего такое-то?

— Энди, — продолжила Уинсом, — ты когда-нибудь слышал о парне, которого тут у вас называют Быком?

— Конечно. Клевый чувачок.

Американское телевидение здорово испоганило английский язык, долгие старания не прошли даром, с грустью подумала Уинсом. Сама она окончила деревенскую школу, где ее обучала местная жительница с дипломом Оксфорда. Прожив много лет в Англии, учительница вернулась на родину, чтобы хоть чем-то помочь своим односельчанам. Это она привила Уинсом любовь к английскому языку и литературе, это благодаря ей Уинсом решила, что когда-нибудь будет жить в Англии. В стране Джейн Остен, Шекспира, Диккенса и сестер Бронте. А страсть к полицейской работе Уинсом унаследовала от отца, сержанта местной полиции.

— Знаешь, как его зовут на самом деле? — поинтересовалась она.

— Нет. По-моему, Торджи или Тори. Что-то в таком духе. Не английское имя. Арабское или турецкое. Но вообще-то все его зовут Быком — больно уж здоровый.

— А куртка с капюшоном у него есть?

— Конечно.

— А ты знаешь, где он живет?

— Возможно, — осторожно ответил Энди.

— Не скажешь нам?

— А на фига мне, чтобы Бык подумал, будто я натравил на него копов?

— Энди, да мы ведь просто хотим с ним поболтать. По-дружески. Ну, вот как сейчас с тобой.

— Бык не любит свиней.[14]

— Не сомневаюсь, — сказала Уинсом. — Мы очень постараемся громко не хрюкать.

— Чего?

Вздохнув, Уинсом сложила на груди руки. Противный малый, да еще и тупица. Впрочем, это даже неплохо — будь он поумнее, не стал бы с ними разговаривать.

— Энди, это ты сказал Быку, что Донни Мур, правая рука Ники Хаскелла, обозвал его арабским жирным ублюдком?

— Дэнни Мур — придурок. Вот и получил по заслугам.

— По-твоему, его нужно было зарезать?

— Ну, не знаю.

— А кто на него напал, знаешь?

— Без понятиев. Но кто-то не из наших.

— А что тебе пришлось сделать, чтобы попасть в банду Джеки?

— Чего это вы, а?

— Не финти. Чтобы стать членом банды, полагается выполнить какое-то задание. Доказать, что ты не трус. Кое-где приходится даже идти на убийство, но у нас в Иствейле еще вроде бы живы остатки цивилизации.

— Я чего-то не пойму, о чем вы говорите. Ни про какую цивизацию я ничего не знаю.

— Ладно, попробую выразиться проще. Что тебе велел сделать Джеки Биннс?

— Ничего он мне не велел.

— Энди, хватит врать.

— Я не…

— Энди!

Пэш отвернулся и угрюмо уставился на стенку Под всей его напускной бравадой скрывался перепуганный и растерянный мальчишка. Но Уинсом понимала: это еще не значит, что он не может натворить пакостей. Но настоящий бандюга из него вряд ли получится. Так, глупый жалкий воришка. Из тех, что всегда попадаются.

— Ладно, — буркнул он. — Ладно. Не надо на меня орать. Ники с Джеки никогда особо не дружили. А тут приехал Бык, он по-любому сильнее и круче их обоих. Вот Джеки и подумал, что хорошо бы натравить его на Ники. Потому и велел мне передать Быку, будто Донни его по-всякому обзывал. Но я ничего не видел. Честно. Я не знаю, кто порезал Донни, я ничего не видел.

— А у Быка есть нож?

— Да, есть. Большой такой.

— Энди, нам нужен его адрес.

— Не знаю я никакого адреса.

— Где он живет?

— В доме, где много квартир, на втором этаже. У него зеленая дверь, там ни у кого таких больше нет. Окна у него выходят в ту сторону, где стоит замок. Но номер квартиры я не знаю, клянусь. Только не говорите Быку, что это я его сдал.

— Не волнуйся, Энди, не скажем. Поехали-ка к нам в участок. Повторишь там все, что сказал нам сейчас, и мы запишем твои показания, с адвокатом, чтобы все как полагается.

— А это обязательно?

— Ну, как тебе сказать. В данный момент я готова сделать вид, что не увидела у тебя в шкафу парковочные конусы, но если ты начнешь морочить нам голову, арестую тебя за хранение краденого. Ясно?

Пэш ничего ей не ответил, лишь поднял с пола куртку и с обреченным видом стал спускаться вслед за Уилсоном на первый этаж.

— Посмотри на это с другой стороны, — сказала ему Уинсом. — Пока тебя не будет, твоя сестренка спокойно дочитает «Грозовой перевал». Здорово?

Когда они шли к выходу, из гостиной доносился запах сигаретного дыма.

— Позвольте уточнить, — сказал Бэнкс, изнемогая от жары и духоты, которыми отличалась комната для допросов. — Вы хотите сказать, что Марк Хардкасл попросил вас организовать слежку за Лоуренсом Сильбертом, потому что подозревал его в измене?

— Да, — кивнул Ваймен. — Но никто не должен был пострадать, честно.

— Почему Хардкасл не следил за Лоуренсом сам?

— Опасался, что его заметят.

— А почему вы наняли Томасину Сэвидж?

— Потому что я не мог срываться с работы каждый раз, когда Лоуренс уезжал в Лондон. К тому же он знал меня в лицо, и я мог попасться. Я пролистал справочник и выбрал ее. Понравилось имя. И даже когда увидел, что это молодая девица, не передумал. Кстати, она отлично справилась с поставленной задачей.

— А что вы скажете насчет ваших бесед с Марком в «Красном петухе»?

— «Петух» далеко от города, только этим и хорош. Не знал я, что туда повадились ходить мои ученички. Марк рассказывал мне все о своих подозрениях. Потому и выглядел расстроенным — собственно, он и был расстроен. Он очень любил Лоуренса.

— А он не рассказал вам о том, что в прошлом у него были проблемы с законом из-за того, что он избил своего бывшего любовника?

— Нет, — озадаченно взглянул на Бэнкса Ваймен. — Нет, он мне об этом — ни слова.

— Значит, вы решили помочь Марку просто по доброте душевной?

— Ну, в общем, да.

— И вы не представляли, какие последствия это вызовет?

— Очевидно, что нет. Говорю вам — я никому не хотел зла.

— Мне это не так уж и очевидно, — заметил Бэнкс. — Чем вам так не угодил Лоуренс Сильберт, что вы с такой охотой принялись за ним шпионить? Как минимум вы должны были понимать, что ваши действия могут причинить ему уйму страданий. Марк-то уж точно страдал.

— Положим, Лоуренс это заслужил. Если он изменял Марку.

— Вы были влюблены в Марка?

— Господи, нет, конечно! С чего вы это взяли! Я не… ничего подобного!

— Вот и хорошо. Успокойтесь, — посоветовал ему Бэнкс. — Мы обязаны задать вам эти вопросы, требования протокола.

— Я всего лишь оказал Марку услугу. Сугубо по-дружески. Я вовсе не… Я в ужасе от того, что произошло, я бы никогда не стал…

— То есть вы однозначно заявляете, что ваше согласие на слежку за Лоуренсом Сильбертом не связано с тревожной для вас ситуацией в театре или с какими-то иными обстоятельствами? — перебил его Бэнкс.

— А какие тут еще могут быть обстоятельства?

Бэнкс вступил на зыбкую почву. Суперинтендант Жервез была категорически против любых расспросов, которые бы так или иначе затрагивали ведомство, где служил Сильберт, но Бэнкс решил, что завуалированное деликатное прощупывание совершенно безопасно. Он вроде как въедливый следователь, потому и отвлекается на разные не относящиеся к теме детали.

— Когда вы увидели фотографии и выслушали отчет Томасины, о чем сразу подумали?

— Что Марк был прав и Лоуренс все-таки ему изменял.

— Лоуренс со своим спутником сидел на скамейке в парке, а потом они шли к дому в Сент-Джонс-Вуд, где им открывала дверь пожилая дама. На снимках ее не видно, но она упомянута в отчете Томасины Сэвидж. Неужели вы считаете, что все это похоже на встречу двух любовников?

— Я как-то особо в это не вникал, — пожал плечами Ваймен. — Марк просил меня выяснить, встречается ли с кем-нибудь Лоуренс, а с кем именно — это их дела.

— А вдруг это были совершенно невинные встречи? Может, это был деловой партнер Лоуренса?

— Меня это все не касалось. Я просто вручил фотографии Марку и передал ему рассказ мисс Сэвидж. И позвольте спросить: а зачем еще им было встречаться? Вполне возможно, этот малый привел Лоуренса к своей маме, познакомить.

— Как отреагировал на эти снимки Марк?

— А вы как думаете?

— Он пришел в ярость и порвал их на клочки, верно?

— Ну да. Вы ведь и сами это уже знаете.

— И после этого вы провели вечер вместе, как и собирались?

— Нет. Он куда-то ушел, но куда, я не знаю.

— А вы отправились в кино?

— Да.

— Значит, во время предыдущего разговора вы нам врали?

— Да, — отвел взгляд Ваймен. — В основном да.

— Знали ли вы, что Сильберт до пенсии служил в разведке? До того, как я рассказал вам об этом в театральном баре? — спросил Бэнкс.

— Нет.

— Вы уверены? Или опять врете?

— Откуда я мог это узнать? Да и какая разница? Сами говорите, что он уже был на пенсии.

— Возможно, время от времени он выполнял кое-какие задания для своих бывших работодателей. Это объяснило бы и его визиты в Сент-Джонс-Вуд.

— Откуда мне было знать, что это за визиты?

— Наверняка Лоуренс говорил Марку, что ездит в Лондон по работе, хоть и не уточнял, чем именно там занимается. С чего Марк вообще решил, что Лоуренс ему изменяет?

— Понятия не имею. Он со мной не откровенничал. Наверное, накопились всякие мелкие подозрения, как это обычно бывает.

Бэнкс отлично понимал, что не должен задавать следующий вопрос. И так уже далеко вышел за рамки, установленные суперинтендантом Жервез, но — не мог удержаться. Теперь, когда Ваймен наконец разговорился.

— Давал ли вам Марк повод заподозрить, что Сильберт причастен к смерти вашего брата?

— Что-что? — Ваймен вытаращил глаза.

— Дерек, мы знаем, что ваш брат Рик погиб во время боевых действий в Афганистане. Вот я и подумал: не было ли у вас своего резона ненавидеть Сильберта? Возможно, вы хотели ему отомстить? Воздать по заслугам, как говорится?

— Нет! Разумеется, нет. Бред какой-то. Я знать не знал, что Лоуренс работал на МИ-6, так что при всем желании не смог бы навесить на него смерть Рика. Вы что-то слишком сильно отвлеклись. Вернемся к основной теме. Повторяю: к детективу я пошел по просьбе Марка. Я не нарушал никаких законов, я вообще ни в чем не виноват. — Он взглянул на часы: — Пожалуй, мне пора на работу. Вы ведь сказали, что я могу уйти в любое время?

Бэнкс вновь переглянулся с Энни. Они оба понимали, что Ваймен прав. По его вине погибли два человека, но формально он невиновен. И не важно, врал Ваймен, утверждая, будто Хардкасл попросил его шпионить за Сильбертом, или говорил правду. Не важно, мстил ли он Сильберту за смерть брата или просто спецслужбам в его лице. Им никогда не докопаться до истины, разве что Грязный Дик что-нибудь ухитрится разузнать. Да, формально Ваймен не нарушал закон. Бэнкса совершенно не устроили результаты допроса, но он свернул разговор, выключил диктофон и сообщил Ваймену, что тот свободен.

Счастливый, что наконец вырвался из участка и оказался дома, Бэнкс поставил альбом Сарабет Тучек, к которой проникся в последнее время, налил себе выпить и отправился на террасу, любоваться видом на холм Тетчли в лучах закатного солнца. Каждый раз, когда Бэнкс оказывался в одиночестве, его начинали мучить воспоминания о лондонском взрыве. Со временем видения немного поблекли и стали казаться Бэнксу каким-то странным, безумным сном. Иногда он даже почти верил в то, что все это произошло не с ним, а с кем-то еще.

На этот раз дело и впрямь можно было считать закрытым, но все же Бэнксу хотелось прояснить еще пару деталей, просто из любопытства. Он набрал номер Эдвины Сильберт, и спустя шесть гудков она ответила.

— Алло?

— Эдвина, это Алан Бэнкс.

— А, мой лихой юный знакомый!

Бэнкс услышал, как она выпустила дым, и порадовался, что по телефону запахи не передаются.

— Ну, это уж вы загнули, — улыбнулся Бэнкс. — Как вы?

— Справляюсь. Наконец-то разрешили забрать тело. Похороны на следующей неделе. Если вы приложили к этому руку, спасибо.

— Вряд ли я к этому причастен, — ответил Бэнкс. — Но я за вас рад.

— Вы как, просто поболтать звоните?

— Да вот хотел вам сообщить, что дело официально закрыто.

— Погодите, — не поняла Эдвина, — так вроде его закрыли еще неделю назад?

— Не для меня.

— Понятно. Ну и что?

Бэнкс рассказал ей, что сделал Дерек Ваймен и почему.

— Абсурд, — отрезала Эдвина. — Лоуренс не изменял Марку.

— А Марк так не думал.

— Я в это не верю.

— Почему?

— Просто не верю, и точка.

— К сожалению, все так и было.

— Но Марк ведь прекрасно знал, что Лоуренс продолжал работать на разведку.

— Вот как? Я подозревал это, но уверен не был.

— Разумеется, знал. Конечно, ему не было известно, чем конкретно занимается Лоуренс во время своих отлучек в Лондон или Амстердам, но понимал, что они связаны с его работой. Зачем ему просить кого-то шпионить за Лоуренсом?

— Не знаю, — признался Бэнкс. — Наверное, он что-то заподозрил.

— Чушь собачья. Думаю, этот ваш мистер Ваймен врет, — сказала Эдвина. — Наверняка затеял эту гнусную игру по собственной инициативе. Решил отомстить. Подкармливал комплексы бедного Марка и наплел ему черт знает что про эти снимки.

— Возможно, вы правы. К сожалению, это уже не важно. Я не могу это доказать, а даже если бы и мог — закон он все равно не нарушал, так что арестовывать его не за что.

— Что за жизнь, — затягиваясь, вздохнула Эдвина. — Погибли два чудесных человека, а закон почему-то не нарушен. Вы ради этого мне звоните?

— Ну, отчасти.

— Значит, выяснили еще что-то?

— Помните, когда во время нашего разговора вы впервые упомянули, что Лоуренс работал на МИ-6?

— Да.

— Вам ведь тогда пришло в голову, что разведка может быть причастна к его гибели, верно? Помните, вы еще посоветовали мне быть осторожным?

Эдвина не ответила, и Бэнкс услышал в трубке позвякиванье кубиков льда и бульканье.

— Сначала я и впрямь так подумала, — заговорила наконец Эдвина. — Знаете, когда умирает человек с такой богатой биографией, как у Лоуренса, волей-неволей заподозришь, что тут что-то нечисто. В этом их тайном мирке частенько случаются подлости.

— Вы из-за Седрика тогда забеспокоились?

— В смысле?

— Вы говорили, что ваш муж тоже работал на разведку во время войны и что у него там осталось много знакомых. Он погиб в автокатастрофе в самый разгар Суэцкого кризиса, как раз когда пытался провернуть какую-то нефтяную сделку в Восточной Европе. Вы из-за этого заподозрили коллег Лоуренса?

— Возможно, — согласилась Эдвина. — Седрик ведь был отличным водителем. А причины его смерти никто даже не стал расследовать.

— И когда Лоуренс погиб тоже при весьма подозрительных обстоятельствах, вы подумали, что тут просматривается некая связь?

— Когда умер Седрик, я позвонила Дики Хоукинсу. Разумеется, он все отрицал, но мне почему-то показалось, что я все-таки права… сама не знаю почему.

— Значит, вы считаете, что Седрика, возможно, убили?

— Весь ужас в том, мистер Бэнкс, — ответила Эдвина, — что, когда имеешь дело с людьми этой профессии, невозможно что-то знать наверняка. А теперь прошу меня извинить. Очень устала. Спокойной ночи. — И она отключилась.

Бэнкс услышал, как Сарабет Тучек тихо поет «Мертворожденного», одну из самых любимых его песен. Выходит, дело Хардкасла — Сильберта и впрямь окончательно закрыто. Даже если погибли они из-за циничных экспериментов Дерека Ваймена, ничего не поделаешь. Ваймена упечь за решетку невозможно, перед законом он чист.

Никаких обвинений ему не предъявишь, и что бы ни думала Эдвина Сильберт, опровергнуть его показания тоже не выйдет. Однако чуял Бэнкс, что Ваймен темнит. То, что он разыграл в комнате для допросов, было придумано и продумано заранее. Ваймен попросту перехитрил их, загодя подготовил убедительную легенду. Хардкасл и Сильберт мертвы. Это Ваймен, нарочно или случайно, довел их до гибели, но разгуливает спокойненько на свободе.

Зато теперь, покончив с Вайменом, Бэнкс мог заняться и личными проблемами. София. Не может же эта ссора стать непреодолимой преградой на пути к их счастью. Бэнкс был уверен, что все еще можно исправить. Просто надо подождать, остынуть. Убедить Софию, что он не виноват в том, что взломали дверь. Можно даже рассказать ей о ходе дела и передать разговор с Берджессом. Ну и подарок какой-нибудь припасти, это уж точно не помешает. Не диск, а что-нибудь необычное. Экспонат для ее «коллекции». Конечно, милых ее сердцу вещиц уже не вернуть, но он мог бы предложить взамен что-то новенькое. Сей артефакт со временем обрастет своей собственной историей, станет частью традиции. Найти бы только что-то стоящее! Тогда София убедится, что он понимает, как горька ее утрата, и не считает ее барахольщицей. Бэнкс действительно думал, что он понимает ее. Во всяком случае, это хоть какой-то план.

Спустя час, когда Бэнкс сменил альбом Тучек на диск Шарлин Мари Маршалл, который начался с невыносимо грустной и медленной аранжировки роллинг-стоунзовского хита «Нет мне удовлетворения», зазвонил телефон. Подняв трубку, он не сразу узнал голос.

— Алан? — произнес мужчина.

— Да.

— Это Виктор, Виктор Мортон. Отец Софии. Как у вас дела?

— Нормально. Что-нибудь случилось? Я могу вам помочь?

— Можешь. Для начала объясни, что, черт возьми, происходит?

У Бэнкса сердце ушло в пятки. Господи, неужели София рассказала отцу про взлом? И Виктор тоже теперь будет винить в этом Бэнкса?

— Что вы имеете в виду? — облизав пересохшие губы, спросил Бэнкс.

— Вчера у меня состоялся чрезвычайно занятный разговор с одним моим старым коллегой, — продолжил Виктор. — Мы случайно столкнулись на улице, и он предложил вместе выпить. Удивительное совпадение.

— Как его зовут?

— Это совершенно не важно. Мы когда-то встречались в Бонне. Он мне никогда не нравился. Я всегда подозревал, что он вроде тех… хм, вроде того человека, о котором мы говорили с тобой недавно.

— Вроде Сильберта? Шпиона?

— Тебе обязательно произносить это вслух? Так, чтобы все слышали?

— Это уже не важно. Дело закрыто. Как выяснилось, Хардкасл подозревал Сильберта в измене и нанял знакомого, чтобы тот добыл улики. Официальная версия, так сказать. В конечном итоге оба погибли из-за чудовищной ревности. Вот и все. Вывод таков.

— Хорошо бы это сказали и моему коллеге.

— А в чем дело?

— Сначала мы весьма мило общались — повспоминали старые добрые времена, обсуждали пенсию и все прочее, а потом он начал расспрашивать меня о тебе. Считаю ли я тебя хорошим детективом, как отношусь к тому, что ты встречаешься с моей дочкой.

— И что?

— Алан, я не люблю, когда меня допрашивают. Я ему ничего не сказал. Тогда он кардинально сменил тему и принялся разглагольствовать о том, как много сейчас везде консульств и посольств и как волей-неволей иногда доходят странные обрывки сведений, фрагменты головоломок, в общем, то, о чем все нормальные люди стараются забыть. Я ему только поддакивал. Потом он спросил, не знаком ли мне некий Дерек Ваймен. Я сказал, что нет. А ты его знаешь?

— Это ведь тот самый человек, которого Хардкасл попросил раздобыть улики измены. Но никакого отношения к тайнам и секретам, по крайней мере государственным, это не имеет. Повторяю, тут все оказалось замешанным на банальной ревности.

— Короче, он еще позудел мне про этого Ваймена, мол, уверен ли я, что его не знаю, и чтобы я хорошенько подумал, все как обычно. Потом спросил, как поживает моя «обворожительная» дочурка София. Назвал ее по имени, между прочим. Я ему сказал, что она поживает прекрасно, и собрался уходить. И в самый последний момент он ухватил меня за рукав и посоветовал быть поосторожнее. Никаких угроз, ничего. Просто «Будь осторожен, Виктор». Как думаешь, что это все значит?

— Чистейшей воды мелодрама, игра, — предположил Бэнкс, чувствуя тем не менее, как по его спине бегут мурашки. — Они обожают театральщину. Почти так же, как загадки и всякие коды.

— Ну, надеюсь, ты прав, Алан. Искренне надеюсь. Потому что, если хоть что-нибудь случится с моей дочерью, я…

— Если что-нибудь случится с вашей дочерью, вам придется встать в очередь, потому что первым ей на помощь брошусь я.

— В общем, мы друг друга поняли.

— Да, конечно, — подтвердил Бэнкс. — До свидания, Виктор.

Отпив еще вина и почесав не бритый два дня подбородок, Бэнкс принялся обдумывать этот странный разговор. Спустя какое-то время Шарлин Маршалл затянула свою строгую и сдержанную версию песни «Дикий ветер». На долину упала тень от большого облака, похожего на бегущего оленя. Бэнкс налил себе еще вина.

Приближался вечер, когда Уинсом и Даг Уилсон в сопровождении нескольких офицеров полиции подходили к дому Быка. Если он вооружен, то, разумеется, весьма опасен. Полицейские несли миниатюрный таран, который в отделении называли не иначе как «большой красный ключ». Если Бык не откроет, придется выломать дверь.

Подкрепление поставили и на первом этаже у лестницы, где уже собралась небольшая толпа. Энди Пэш не сразу, но все же дал обличающие показания, и теперь против Быка можно было выдвинуть обвинение в нападении на Донни Мура. Удалось копам узнать и настоящее имя Быка — Торос Кемаль. Поэтому он и Бык, но Уинсом была совсем не уверена, что с турецкого это слово переводится как «бык». Криминальный послужной список Кемаля впечатлял.

Лифты, как обычно, не работали, так что им пришлось карабкаться по внешней лестнице. К счастью, Кемаль жил на втором этаже, это не очень высоко.

Завидев полицейские мундиры, зеваки быстренько разбежались по переулкам.

Уинсом сразу нашла взглядом зеленую дверь, из-за которой доносились звуки включенного телевизора. Энди Пэш упомянул, что Кемаль живет с Джинни Кемпбелл, за которой и числилась эта квартира. У Джинни было двое маленьких детей от другого мужчины, так что надо было действовать аккуратно — возможно, Кемаль возьмет их в заложники.

— Мэм, отойдите немного, — сказал ей один из копов. — Мы тут справимся.

— Это радует, — ответила Уинсом, и они с Уилсоном отступили метров на десять назад и встали у лестницы.

Офицер постучал в дверь и крикнул:

— Торос Кемаль, открывайте! Полиция!

Никакой реакции не последовало.

Он постучал еще раз. Его соратник уже держал в руках таран. Соратнику не терпелось пустить его в ход. Из соседских дверей и окон выглядывали встревоженные лица.

Наконец дверь открылась, и все увидели высокого мужчину с голым торсом, в спортивных штанах и кроссовках. Он почесал голову и сонно посмотрел на полицейских:

— Да, в чем дело?

— Мистер Кемаль, — произнес офицер, — просим проследовать с нами в участок для допроса по делу о нападении на Донни Мура.

— Мур? Не знаю такого, — ответил Кемаль. — Подождите, пойду рубашку надену.

— Я вас провожу, сэр, — выступил вперед другой полицейский, и они вошли внутрь.

Коп с тараном разочарованно вздохнул и, взглянув на Уинсом, пожал плечами. Иногда все оказывается намного легче, чем ожидалось. Уинсом стояла у лестницы, за ее спиной — Уилсон.

Вскоре Кемаль и полицейский вышли. Кемаль и впрямь оделся — нацепил красную футболку.

— Дайте шнурки завязать, — буркнул он и нагнулся.

Полицейские отступили назад, перекрыв ему вход в квартиру. Спустя какое-то мгновение Кемаль уже держал в руках нож, выхватив его из ножен, примотанных к щиколотке. Копы вытащили дубинки, но было уже поздно — Кемаль бежал к лестнице.

На его пути остались лишь Уинсом и Уилсон. Бык, нагнув голову, словно настоящий огроменный бык на арене во время корриды, бросился к Уинсом. Издав воинственный вопль, он нацелил нож ей в грудь. В первую секунду Уинсом обмерла от страха, но затем сработал инстинкт самосохранения и опыт многолетних тренировок. Сейчас на эмоции времени не было.

Уинсом расставила шире ноги и приготовилась. Подпустив Кемаля поближе, она схватила его вытянутую руку с ножом, повалилась на спину, и, учтя скорость, которую уже набрал Кемаль, со снайперской точностью уперлась ступнями ему в солнечное сплетение и изо всех сил толкнула.

Все это произошло практически мгновенно. Кемаль стремительно, но плавно взлетел вверх ногами в воздух, обрушился спиной на хлипкий балкончик и с воплем перевалился через ограждение. Толпа внизу ахнула.

Уинсом лежала на бетоне, пытаясь восстановить дыхание. У нее были длинные ноги, толкнула она его мощно, значит, Кемаль набрал в полете приличную скорость.

Через несколько секунд к ней подбежали Даг Уилсон и еще два копа. Они бормотали извинения и восхищались ее реакцией. Отмахнувшись, Уинсом встала на ноги, хватая ртом воздух. Ей чертовски повезло. Допусти она малейший просчет, и валялась бы сейчас с ножом в груди. Надо было обыскать Кемаля, прежде чем идти с ним в комнату, а потом препроводить в участок. И полагалось надеть наручники. Ну да что теперь. Теперь все нарушения инструкции по задержанию будут зафиксированы в отчетах. Вот начальство наорется! Но это после. В данный момент Уинсом радовалась, что осталась в живых. Обернувшись, она выглянула с балкона на двор. А вот Быку не повезло. Неестественно выгнувшись, он лежал на спине, под головой расплывалось темное пятно.

Уилсон уже вызывал по мобильному «скорую». Теперь надо было спуститься вниз, к упавшему. Из квартиры, прижимая к груди ребенка, выскочила сожительница Кемаля, Джинни Кемпбелл. Наклонившись над перилами балкона и увидев тело возлюбленного, она разрыдалась.

— Вы его убили! — кричала она. — Убийцы! Сволочи! Ублюдки!

Толпа дружно ее поддерживала, выкрикивая оскорбления в адрес полицейских. Уинсом встревожила столь быстрая перемена в настроении толпы.

Опасаясь, как бы ситуация не вышла из-под контроля, Уинсом вызвала по рации подкрепление и с тремя другими полицейскими медленно спустилась вниз, поглядеть, можно ли чем-то помочь Торосу Кемалю по прозвищу Бык.