Все оттенки тьмы

7

— Ну, что скажешь?

В антракте в театральном буфете было жарко и шумно. Бэнкс почувствовал, что на затылке выступил пот. Они с Софией стояли у большого, до пола, окна и смотрели на Маркет-стрит, залитую светом фонарей. Вот прошла влюбленная парочка, держась за руки. За ними проследовал мужчина с таксой на поводке, остановившийся на секунду, чтобы собрать темную кучку в пакетик. Пробежали, цокая каблуками и держа в руках воздушные шарики, три девушки в мини-юбках и с ушками Микки-Мауса на головах — похоже, спешили на девичник. Бэнкс покосился на Софию. Сегодня она распустила волосы, и они волной легли ей на плечи, оттеняя мягкий овал лица, оливковую кожу и темные греческие глаза. «Как же мне повезло», — уже не первый раз за эти месяцы подумал Бэнкс.

— Хм, — хмыкнула София, пригубив красного вина, — скажу честно: это не Лоуренс Оливье.

— А чего ты от них ожидала?

— Ну, свет поставлен удачно, все эти световые контрасты вполне к месту. Но вообще мне не очень сама идея переложить Шекспира в духе немецкого экспрессионизма.

— Мне тоже, — согласился Бэнкс. — Я все жду, что из-за кулисы выпрыгнет Носферату и начнет размахивать длиннющими когтями.

София рассмеялась:

— А ведь в те времена все должны были быть крошечного росточка.

— И с пухлыми задами, судя по их одежде, — добавил Бэнкс.

— Наверное, забавно они смотрелись, ковыляя по дворцу. А если серьезно, мне все это даже нравится. Я уже давно не ходила на «Отелло». Если вдуматься, я вообще давно не видела шекспировских пьес на сцене. Прямо вспомнились студенческие годы.

— Ты изучала Шекспира?

— Да, и весьма усиленно.

— Помнится, мы читали «Отелло» на уроках английского в старших классах.

— Не самое легкое чтение в шестнадцать лет. Пьеса-то весьма взрослая, — заметила София.

— Ну, не знаю. По-моему, я даже тогда хорошо понимал, что такое ревность, — отозвался Бэнкс, вспомнив, как София сказала ему в ответ на восторженный комплимент: «Ну да, мне это говорили».

— Все равно это не одно и то же. Черт! — вскрикнула София, когда ее случайно толкнул проходящий мимо мужчина. Вино из бокала выплеснулось на кофточку. Хорошо хоть, она была темной.

— Извините, — обернувшись, мужчина улыбнулся. — Тут сегодня просто столпотворение, правда?

— Добрый вечер, мистер Ваймен, — поздоровался Бэнкс. — Давно не виделись.

Дерек Ваймен перевел взгляд на Бэнкса, очевидно только в этот момент его заметив. Бэнксу показалось, что Ваймен смотрит на него с опаской и немного настороженно. Впрочем, такое случалось и раньше, как только человек узнавал, где он работает. У всех есть свои маленькие тайны, в которые не хочется посвящать полицию: неоплаченные штрафы, марихуана в университете, недостоверные налоговые декларации, давние мальчишеские выходки в магазинах. Не важно, что именно, в любом случае человек чувствует себя виноватым. Интересно, что такого натворил Ваймен? Может, он содомит?

— Не волнуйтесь, все в порядке, — сказала София.

— Нет-нет, давайте принесу вам соду. Я настаиваю, — добавил он.

— Ну что вы, тут всего лишь капелька, да и ту уже не видно.

Все это время Ваймен бесил Бэнкса, поскольку пялился на грудь Софии. С таким видом, будто собрался вытащить из кармана платок, чтобы промокнуть едва заметное пятнышко.

— А я думал, вам некогда ходить во время спектакля по буфетам, — заметил Бэнкс. — Разве вы не должны сейчас быть за сценой, воодушевлять актеров?

— Знаете, у нас тут не так, как в футболе, — рассмеялся Ваймен. — Я не имею обыкновения в антракте вламываться в гримерку и орать на актеров. С какой стати? По-вашему, их нужно отчитать? А по-моему, они и так прекрасно справляются. — Он протянул руку Софии: — Я Дерек Ваймен, режиссер всего этого скромного действа. Мы, кажется, раньше не встречались.

— София Мортон, — ответила она. — А мы как раз хвалили ваш спектакль.

— Спасибо. Инспектор Бэнкс, почему же вы не сказали, что у вас такая обворожительная и прекрасная… э-э-э… подруга?

— Как-то к слову не пришлось, — ответил Бэнкс. — А как поживают ваша жена и детишки?

— Отлично, просто превосходно. Простите, но мне пора бежать. Я…

— Одну секунду, раз уж мы встретились. — Вытянув из кармана помятую фотографию, Бэнкс протянул ее Ваймену: — На этой неделе мы не смогли с вами связаться. Мне сказали, что вы плотно заняты в школе. Не знаете, кто этот мужчина, снятый вместе с Лоуренсом Сильбертом? Возможно, вы узнаете улицу, на которой был сделан этот снимок?

— Понятия не имею, — изучив фотографию, нахмурился Ваймен. — С чего это вы вдруг решили, что я могу это знать? — Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну, вы ведь ездили в Лондон с Марком, мало ли…

— Я уже рассказал вам все, что знал.

— А до этой поездки вы ездили туда? В смысле в Лондон? Когда это было?

— Примерно месяц назад. Школа, знаете ли… совершенно нет свободного времени. Послушайте, мне…

— А цифровой фотоаппарат у вас есть?

— Конечно.

— Какая модель?

— «Фуджи». А что?

— И компьютер есть?

— Да, небольшой. Настольный. К чему вдруг все эти вопросы?

— Вы знали, что Лоуренс Сильберт работал на разведку?

— Господи боже, нет! Нет, конечно. Марк никогда об этом не говорил. Извините, но мне действительно пора. Антракт через минуту закончится.

— Ясно, — кивнул Бэнкс и, отодвинувшись, насколько мог, пропустил Ваймена. — Все-таки решили поговорить с актерами по душам?

Ваймен, проигнорировав последнюю реплику, стремительно скрылся.

— Не очень-то мило с твоей стороны, — заметила София.

— О чем ты?

— Ну, бедняга всего лишь пытался быть вежливым. Вовсе не обязательно было допрашивать его прямо в буфете.

— Да разве же это допрос! Видела бы ты меня за настоящим допросом!

— Ты понял, что я имела в виду.

— Он с тобой флиртовал.

— Ну и что? А ты что, никогда не флиртуешь?

— Я как-то об этом не задумывался.

— Флиртуешь, еще как. Я сама видела.

— Это с кем же?

— Да хотя бы с барменшей-австралийкой. Блондинистой такой.

— Я с ней не флиртовал. Я просто заказывал у нее коктейли.

— Ага. И потратил на это кучу времени, ибо заодно вел с ней задушевную беседу и сально улыбался. И только не ври, что вы с ней обсуждали регби или крикет.

— Ты права, — рассмеялся Бэнкс. — Виноват. Ну… я насчет Ваймена.

— Ты, что ли, никогда не забываешь про работу?

— Такая работа, как у меня, крепко держит на крючке.

— А он симпатичный, — задумчиво произнесла София, глядя вслед уходящему Ваймену.

— Ты шутишь! Он носит серьгу в одном ухе, а на шею повязывает красную бандану!

— Ну и что…

— У него нет ни капли вкуса.

— Это точно. — Она взглянула на Бэнкса: — А ты считаешь, что он в чем-то замешан? Он что, убийца?

— Это вряд ли, — покачал головой Бэнкс. — Но не удивлюсь, если выяснится, что он в чем-то замешан.

— В чем? Дело же вроде как закрыли. Ты сам сказал, что тебя совершенно зря вытащили из Лондона, помнишь?

— Это мое начальство так говорит, — поправил ее Бэнкс. — Выдают желаемое за действительное. Вот только я не уверен, что в этом деле все так просто.

— Ну а каково официальное решение?

— Дело закрыто.

— Вот и славно. Будем надеяться, что ничего не изменится, — сказала София.

Прозвенел звонок, возвещающий конец антракта. Бэнкс и София допили вино и направились обратно в зал.

— Есть в твоем новом шкафу для дисков какая-то странность, — сказала София, сидя на диване в гостиной Бэнкса. А сам Бэнкс выбирал альбом, соответствовавший позднему часу и настроению, навеянному страданиями злосчастного Отелло.

У них с Софией было правило: когда она приходила в гости, музыку выбирал он, и наоборот. Пока это устраивало обоих. Бэнксу нравились пристрастия Софии, за время их романа он узнал много новых групп и исполнителей. Однако она была довольно привередливой меломанкой, и Бэнкс уже уяснил, что при ней не стоит включать Ричарда Хоули, Дилана, оперных певцов или фолк. Впрочем, иногда и София с удовольствием ходила на выступления местных фолк-групп в театре. Говорила, что любит экспериментальную, необычную музыку, но с удовольствием слушала музыку шестидесятых годов и почти всю классику. Софии нравились и Колтрейн, Майлс, Монк, Билл Эванс, так что, как правило, выбор диска не вызывал у Бэнкса долгих раздумий.

В конечном итоге он остановился на альбоме «Что я видел сегодня» рок-группы «Мэззи Стар». София никак не отреагировала, значит, музыка пришлась ей по вкусу.

— А, книжный шкаф, — он усмехнулся. — Я там все перепутал. Видишь верхушку? Я прибил ее не той стороной, а потом не смог отодрать чертову фанеру, был риск сломать, вот и решил оставить все как есть. Думал ее покрасить, но все руки никак не дойдут.

София прыснула в кулак.

— Чего это ты?

— Просто представила, как ты ползаешь тут на коленях с гаечным ключом в руках и изрыгаешь потоки проклятий, — улыбнулась она.

— Ага. Мистер Броун застал меня именно в таком виде.

— Этот твой загадочный незнакомец?

— Он самый.

— Да выкинь ты его из головы. Едва ли вы с ним еще когда-нибудь увидитесь. У тебя ведь полно работы с настоящими преступниками. Не все же гоняться за призраками и шпионами, а?

— Работы полно, — согласился Бэнкс, вспомнив про покушение в Истсайд-Истейте. — Проблема в том, что большинство этих моих преступников — малолетки. Лучше не будем об этом. Как тебе вечер?

— Чудесно. Но он ведь еще не кончился?

— Нет, конечно, — наклонившись, Бэнкс поцеловал ее.

Поняв, куда он клонит, София покачала пустым бокалом.

— Налей-ка мне еще «Вальполичеллы», — попросила она. — А потом пойдем в кроватку.

Бэнкс наполнил ее бокал из бутылки, стоявшей на журнальном столике.

— А ты есть не хочешь? — спросил он, протягивая ей вино.

— У тебя небось, кроме остатков куриного рагу «чау-мейн» из китайской забегаловки, ничего и нет.

— Есть хороший бри, — возразил Бэнкс. — И кусок деревенского чеддера, хорошего, выдержанного.

— Нет, спасибо, — отказалась София. — Уже слишком поздно для сыра. — София убрала с лица прядь волос. — Я все думаю о спектакле.

— А чего с ним такое? — удивился Бэнкс, наполнив свой бокал и устроившись рядом с Софией.

— Как думаешь, он вообще о чем? — повернувшись к нему, спросила она.

— Ну, как. Ревность, предательство, зависть, жадность, похоть, месть, амбиции. Обычный шекспировский набор. Все оттенки тьмы.

— Нет, — покачала головой Софией. — Конечно, там и это все есть, но ведь самое главное — подтекст. Другой уровень смыслов.

— Для меня это чересчур мудрено.

— Не прибедняйся. — Она шлепнула его по колену. — Ты только послушай. Помнишь, как в самом начале Яго и Родриго будят отца Дездемоны и рассказывают ему, что там происходит?

— Да, — кивнул Бэнкс.

— Ты никогда не обращал внимания, какими выражениями пользуется Яго?

— Ну, он очень груб, как и подобает солдату К тому же еще и расист — он там говорит что-то про черного барана, который кроет белую овцу, изображая чудище с двумя спинами. Кстати, об этом…

— Прекрати. — София сбросила его ладонь со своей ноги. — Замечал, какие он подбирает яркие, экспрессивные выражения? Насильственно внедряет в воображение собеседника нужные ему картинки. Помнишь, он описывает, как Дездемону дрючит берберийский жеребец? Только представь, какие образы возникли в мозгу ее отца, как невыносимы были для него подобные подробности!

— Таков уж Яго, — ответил Бэнкс. — Подбрасывает зернышко, и со временем оно прорастает. — Бэнкс опять вспомнил, как София сказала «Да, мне это говорили» и какие образы породили эти слова в его собственном мозгу.

— Точно. А зачем он это делает?

— Затем, что чувствует себя ущемленным и считает, будто Отелло спал с его женой.

— Весь его яд идет изнутри, от неудовлетворенных амбиций, от обид, от злости мужа-рогоносца, верно?

— Да. Вот только яд свой он выплескивает на окружающих.

— Каким образом?

— В основном вербально.

— Вот именно!

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но не очень ясно, к чему ты ведешь, — заметил Бэнкс.

— Да к тому же, о чем мы говорили. Эта пьеса о силе слов, об образах, которые эти слова вызывают, о том, как они могут свести человека с ума. Дальше по ходу пьесы Яго делает с Отелло то же самое, что он проделал и с отцом Дездемоны. Он рисует ему невыносимую картину: Дездемона в объятиях другого. Он не подкидывает ему мысль об этом, нет. Он яркими красками рисует, как Кассио трахает Дездемону. А если вдуматься, были ли у Отелло вообще реальные доказательства ее неверности?

— Платок, — вспомнил Бэнкс. — Но и тот подкинули, так что не считается — сфабрикованная улика. Если помнишь, у Верди такой ход частенько встречается. Да и в «Тоске» Скарпио проделал то же самое.

София наградила его взглядом, ясно говорящим о том, что Верди и Пуччини в данный момент ее не интересуют.

— Ну а помимо этого проклятого платка?

— Яго сказал Отелло, что Кассио говорил во сне о Дездемоне. И не только говорил, — улыбнулся Бэнкс.

— Ну да, якобы бросился целовать Яго, закинул на него ногу, думая, что рядом с ним Дездемона. А ведь к тому времени Отелло и так уже почти помешался от ревности. Яго же подогревал его ревность, пока тот не выдержал. Убил ее в конце концов, бедняжку Дездемону.

— Положим, Отелло и сам хороший враль, вешал Дездемоне на уши лапшу, плел сказки об экзотических землях, о битвах со страшными чудовищами. Он и сам вкладывал ей в голову разные картинки: и каннибалов, и уродцев с головами ниже плеч. Настоящая душа общества этот Отелло.

— И это ведь сработало? — рассмеялась София. — Дездемона слушала его, затаив дыхание. Ты прав: он и впрямь использовал те же методы, что и Яго. Видимо, не самый худший способ завладеть вниманием девушки. Просто действует по-разному Словами легко задурить голову или разжечь чувства, в данном случае — ревность. Наверное, Отелло был по натуре собственником и к женщинам относился так же, как к вещам. В общем, на мой взгляд, эта пьеса в первую очередь о могуществе слов и о том, как влияет на нас живое воображение.

— И хорошо и плохо, — добавил Бэнкс.

— Да, это уж точно.

— Ну, зато Отелло затащил-таки ее в койку, — подвел итог Бэнкс.

Заиграла последняя песня альбома «Мэззи Стар» — тягучая, завораживающе медленная. Бэнкс допил шелковистый нежный амароне.

— А потом, — пробормотал он вроде бы самому себе, — Яго своими речами подбил Отелло убить Дездемону и покончить с собой.

— Да. Ты чего, Алан?

— Да так. — Он опустил бокал. — Просто мелькнула одна мысль, — Бэнкс придвинулся поближе, — но потом ее сменила другая, куда более привлекательная. Хочешь, расскажу, как однажды я раскрыл одно совершенно жуткое убийство?

— Умеешь ты настроить девушку на романтический лад, — пролепетала София, обнимая Бэнкса.

Воскресное утро выдалось на редкость ясным и солнечным. Сияло ярко-голубое небо, поблескивала зеленая травка. Словом, идеальный весенний денек. После раннего завтрака Бэнкс с Софией сели в «порше» и поехали в Рит. Оставив машину у парка, они двинулись в сторону старой школы, мимо местного паба и пекарни, к Скелгейту. Там они, отворив калитку в каменной стене, прошли на вересковую пустошь. Бэнкс и София гуляли по долине, а над ними возвышался Калверский холм. В небе, забавно курлыкая, парили кроншнепы. То и дело в траве мелькали серые кролики, с торфяников взлетали целые семейства куропаток. Дважды Бэнкс с Софией подходили слишком близко к гнезду чибисов, и птицы, бросившись защищать свою территорию, в панике со стрекотом взмывали вверх, шумно хлопая крыльями.

С другой стороны долины на зеленых склонах холмов извивались светло-серые каменные ограды. С высоты контуры оград напоминали гигантские бидоны или чашки. Местами на тропинке виднелись лужи, но под солнечными лучами земля быстро высыхала.

Сделав крутой поворот, Бэнкс и София, держась за руки, спустились с холма и прошли мимо деревушки Хилоу, с ее желтыми коттеджами и крошечными аккуратными садиками, полными красных, золотистых, фиолетовых и голубых цветов и лениво жужжащих пчел. Затем Бэнкс и София вернулись обратно к реке. Пройдя под сводом ольховых деревьев, они перешли маленький разводной мост и вновь побрели вдоль реки по старой «похоронной» дороге в сторону Гринтона.

До самой церкви Святого Андрея им не встретилось ни души. Лишь на кладбище они заметили женщину в красном платье в горошек и белой шляпке, которая украшала могилу цветами.

Бэнкса вдруг охватило жуткое предчувствие. Будто на них надвигается какая-то страшная беда, что после сегодняшнего дня их ждут одни несчастья и нужно немедленно вернуться в Рит и начать эту прогулку заново, чтобы сполна насладиться каждым моментом, каждой секундой, вобрать в себя красоту и безмятежность окружающего мира, защититься от грядущих горестей. Возможно, в будущем ему не раз вспомнится это утро, подумал Бэнкс. «Обломками сими подпер я руины свои». Кажется, это писал Элиот. Надо бы спросить у Софии, она наверняка знает.

Странное ощущение прошло, и они, перейдя дорогу, подошли к пабу «Мост».

Родители Софии уже ждали их. Они выбрали столик у окна и уселись на удобной, обитой тканью скамейке, а Бэнкс с Софией устроились напротив, на стульях с подушками. Сквозь низкое эркерное окно виднелась низенькая нормандская церковь Святого Андрея с квадратной башенкой и входом под небольшим арочным навесом. Из кладбищенских ворот вышла та самая женщина в шляпке. Бэнксу вдруг вспомнилось, что именно здесь заканчивается «похоронная» дорога. До того как в 1580 году в Мукере построили церковь, местное кладбище было единственным местом погребения на севере Свейлдейла. В те времена родственники погибших из Мукера и Келда частенько доставляли тела своих усопших в больших корзинах по «похоронной» дороге к Гринтону. По пути туда встречались мосты с плоскими валунами, на которые можно было опустить гроб, да и самим присесть, чтобы перекусить и выпить эля. Учитывая, сколько их тут, валунов, легко представить, что многие завершали это скорбное путешествие не в лучшем виде и добирались до Гринтона под хорошим градусом. Наверняка и бурные воды реки не единожды уносили с собой мертвецов, оброненных нетрезвыми курьерами. Бэнкс когда-то слышал о нашумевшем романе, где герои тоже путешествуют с гробом, но напрочь забыл, как он назывался. Наверное, София знает, привычно подумал Бэнкс и сразу ее спросил. Она и впрямь сразу назвала книжку: «Когда я умирала» Фолкнера. Бэнкс пообещал себе когда-нибудь ее прочесть. София и про ту фразу Элиота знала. Оказалось, это цитата из «Бесплодной земли». В университете она писала по этой поэме курсовую.

— Мы еще ничего не заказывали, — сказал отец Софии, Виктор Мортон. — Сами только что подошли и решили дождаться вас.

Виктору слегка за семьдесят, но он все еще подтянут и строен. Взглянув на раздвижные трекинговые палки Мортонов, очень похожие на лыжные, Бэнкс догадался, что супруги перед обедом тоже устроили себе прогулку. Глаза Виктора, большого любителя спорта, довольно сияли.

— Позвольте, я закажу. Все уже определились с выбором?

Выбор был предсказуемым. Типичное для деревенского паба воскресное меню. Бэнкс и Виктор решили взять запеченную говядину с йоркширским пудингом, София заказала филе ягненка, а ее мать, Елена, — свинину. Отправившись к барной стойке делать заказ, Бэнкс украдкой глянул на Елену. Ясно, в кого София такая красавица. Должно быть, в свое время Елена была просто сногсшибательна. А Виктор, тогда атташе в британском посольстве, тоже был хоть куда: обворожительный юноша, превосходно образованный. Интересно, сильно ли сопротивлялись этому браку их родители? Гречанка, работавшая в таверне официанткой, и молодой англичанин с отличными карьерными перспективами… да уж, скорее всего, им пришлось ой как нелегко.

Контакт с Еленой наладился сразу, но вот с Виктором… Бэнкс чувствовал, что потенциальный тесть относится к нему настороженно, не одобряет он выбор дочери. Бэнкс не очень понимал, что именно так раздражает Виктора. То, что он намного старше Софии? То, что он работает в полиции? Или его прошлое: разведен, дети. Возможно, Виктору в принципе не нравилось, что у его доченьки завелся очередной кавалер.

Напитки ему помогла отнести София. Бэнкс взял себе и Виктору по пинте пива, а дамам — бутылку белого вина. Наконец-то в «Мосту» появилось хорошее вино, радовался Бэнкс. К тому же молодой управляющий увлекся рыбалкой, и посетителям предлагали свежую рыбу.

Откинувшись на спинку стула, Бэнкс потягивал пиво и вел легкую, ни о чем, беседу. После долгой прогулки нет ничего лучше хорошей пинты выдержанного эля. Виктор и Елена до обеда прошли вдоль реки, добрели аж до монастыря Мэррик, нагуляв отличный аппетит.

Вскоре принесли заказ, и какое-то время был слышен лишь звон вилок и ножей.

— Очень вкусно, — заметил Виктор и взглянул на Бэнкса: — Слышал, тут в Хиндсвелском лесу и Каслвью произошла чудовищная история. Ты ведешь расследование?

— Уже нет, — ответил Бэнкс, искоса глянув на Софию, которая весьма четко дала ему понять, как оценивает бесконечные погони за химерами.

— Забавный парень был этот Лоуренс Сильберт.

— Вы его знали? — удивился Бэнкс, не донеся до губ кружку.

— Ну, в каком-то смысле. Но, разумеется, не здесь. Понятия не имел, что он жил в Иствейле. Мы познакомились в Бонне, очень давно. Еще до того, как рухнула Берлинская стена.

Он кивком указал на Софию.

— Она тогда еще ходила в школу, — сказал он и вновь повернулся к Бэнксу с таким видом, будто только что выдвинул ему серьезное обвинение.

Бэнкс промолчал.

София перевела взгляд на свою мать, и та сказала ей пару слов по-гречески, после чего они принялись что-то тихо обсуждать.

— Короче, — прокашлявшись, Виктор продолжил рассказ, время от времени отправляя в рот очередной кусочек. — Я его знал скорее понаслышке. А лично мы встречались всего один раз. Но слухи-то ходят, да и вообще, в те времена постоянно что-то происходило. Посольства и консульства для тех, кто работает вдали от родины, это же святая святых. Горстка земли в гробу вампира, так сказать.[7] И днем и ночью в посольство идут и идут самые разные люди. Причем некоторые являлись в ужасном состоянии. Я часто недоумевал, почему там не работал врач, причем на полную ставку, весьма бы пригодился. Мы, конечно, таких посетителей не жаловали. В конце концов, шпионам полагалось быть ниже травы, тише воды, а с ними вечно что-то случалось. Неожиданно, конечно, но все равно… и что тут поделаешь? Не откажешь ведь в помощи соотечественнику, попавшему в переделку? А у многих еще и документы были при себе — полные вализы бумаг. И иногда волей-неволей что-то да прочтешь. Я так и не понял, какого черта все эти люди хранили письменные подтверждения самых ужасных своих делишек. Впрочем, твоих коллег это, наверное, только радует. Верно? — ухмыльнувшись, Виктор вернулся к еде.

— Бывает, — признал Бэнкс. Он и сам не раз задумывался, почему люди далеко не всегда уничтожают всякий компромат. — А вы помните, когда познакомились с Сильбертом?

— Помню, конечно. Я, конечно, стал немного глуховат, но пока что еще не в маразме.

— Я вовсе не хотел…

— Это случилось в восьмидесятых годах, — перебил его, взмахнув вилкой, Виктор. — Восемьдесят шестой или восемьдесят седьмой. Незадолго до падения Стены. Посольство тогда находилось в Бонне, а не в Западном Берлине. Столицей был Бонн. Эх, те еще деньки! — понизив голос, Виктор нагнулся к Бэнксу, чтобы тот мог его расслышать.

Вряд ли кто-то сможет их подслушать, подумал про себя Бэнкс, — паб был переполнен. Кругом стук вилок и ножей, гул разговоров, смех и крики детей. Внимание Бэнкса привлек мужчина у барной стойки — он как-то не вписывался в общую картину и то и дело посматривал на их столик. Но человек этот стоял слишком далеко, так что никак не смог бы их услышать.

— Вы тоже имели отношение к разведке? — спросил Бэнкс.

— Нет, никакого. И не подумай, что я так говорю, потому что подписывал какую-нибудь писульку о неразглашении. У нас и помимо шпионов полно людей работало. Обычные чиновники — дипломаты, атташе, консулы, вице-консулы, их заместители. Не то что у русских — вот у тех все друг за другом шпионили. Честно говоря, я старался держаться подальше от всех этих тайных игр. Но время было такое, что хочешь не хочешь, а все равно что-то услышишь и увидишь. Мы же все-таки не слепые были и головы в песок не прятали. В общем, слухов разных хватало. Сплетни — вот благодаря чему существуют все дипломатические службы. Так мне иногда кажется.

Бэнкс вытащил из кармана фотографию и, прикрыв рукой, показал Виктору.

— Не узнаете этого мужчину? — спросил он. — Который рядом с Сильбертом?

София недовольно взглянула на Бэнкса, но он словно бы этого не заметил, и девушка продолжила разговор с матерью.

Виктор внимательно изучил снимок, наконец покачал головой:

— Нет, никогда его не видел.

Бэнкс и не ожидал другого ответа. Он вытащил фото чисто рефлекторно, без всякой надежды на успех.

— Ну и чем вам так запомнился Лоуренс Сильберт? — спросил он.

— Забавно, что ты об этом спросил. Запомнился благодаря его репутации. Когда недавно поднялся шум вокруг Литвиненко, я тут же вспомнил Сильберта. Что ж, ничего в нашем мире особо не меняется. Мы в шутку прозвали Сильберта «ноль-ноль-семь» — разумеется, в лицо ему такого никто не говорил. Он и впрямь походил на Джеймса Бонда, если исключить тягу к девушкам — они не по его части. Но тоже был красив, бесстрашен, безжалостен и с несгибаемой волей.

— Ему случалось кого-нибудь убивать?

— Уверен, что да. Конечно, доказательств у меня никаких — лишь слухи. Но он работал по ту сторону Стены, и нередко сталкивался и с опасностью, и… впрочем, что я тебе рассказываю, ты и сам хорошо это представляешь.

— Да, неплохо, — кивнул Бэнкс.

София искоса поглядывала на Бэнкса. По ее лицу было видно, что она и злится (в кои-то веки нормальный выходной, а он все про свои рабочие дела!), и радуется, что Бэнкс с Виктором нормально разговаривают, а не обмениваются односложными фразами, как это бывало до сих пор.

Пока Виктор отрезал себе очередной кусок пудинга, Бэнкс, повернувшись, улыбнулся Софии. Она улыбнулась в ответ:

— Может, выпьем еще?

— Пожалуй, еще пинта мне не повредит, — согласился Бэнкс. — А вы что скажете, Виктор?

— И мне принеси, душенька, — сказал Виктор, передавая дочери пустую кружку.

София отправилась к барной стойке. Проводив ее взглядом, Виктор перевел водянисто-серые глаза на Бэнкса. Похоже, он как раз надумал высказаться по поводу их романа, и Бэнкс поспешил его опередить:

— Долго вы общались с Сильбертом?

Виктор одарил Бэнкса взглядом, по которому было ясно: неприятный разговор все равно состоится, и скоро.

— Мы не то чтобы общались, — ответил он. — Я же говорю, я в эти их шпионские дела старался вообще не лезть. Когда Стена рухнула, все здорово изменилось. Во-первых, мы переехали в Берлин. Кажется, в девяносто первом году. Разумеется, с падением Стены ничего еще не закончилось, как некоторым хотелось бы думать. Это просто символ перемен. Символ, который продемонстрировали всему миру.

— А вы знали, в каких операциях принимал участие Сильберт? В чем заключалась его работа?

— Нет. Я уже говорил, помимо слухов, которые бродили по посольству, мне о нем мало что было известно.

К столику вернулась София с двумя пивными кружками. Бэнкс извинился, что не подошел ей помочь, но она, отмахнувшись, вернулась к стойке за остальными напитками.

К этому моменту все уже опустошили свои тарелки, и София с матерью принялись изучать карту десертов.

— Елена, милая, — сказал Виктор, — не передашь мне меню? Что-то мне тоже захотелось чего-нибудь сладкого, горячего, и непременно с заварным кремом!

Бэнкс намек понял: тема закрыта. Повернувшись к Софии, он спросил, понравилась ли ей баранина и собирается ли она заказывать десерт. К разговору подключилась Елена, обсуждали их с Виктором планы на зиму — они хотели поехать на три месяца в Австралию. День потихоньку перевалил за середину, и толпа едоков рассосалась. Пора было ехать и им. Софии этим вечером надо было возвращаться в Лондон: завтра ей на работу, а Елена с Виктором решили остаться на ночь в своем иствейлском жилище. У Бэнкса тоже особых планов не появилось — разве что побороться еще с верхушкой треклятого шкафа.

Виктор пообещал подвезти их до Рита, где Бэнкс с Софией оставили машину. Пока родители Софии забирали сумки и трекинговые палки, Бэнкс прокручивал в голове слова Виктора. Конечно, все это уже седая древность, про которую Бэнкс знал только по книжкам Ле Карре и Лена Дейтона. Но зато в этой седой древности жил и работал Лоуренс Сильберт. Джеймс Бонд. Агент 007. В общем-то, Виктор ничего и не знал. Жаль. Бэнкс вспомнил фразу загадочного мистера Броуна, мол, сейчас в Британии действующих русских шпионов не меньше, чем во времена холодной войны. Интересно, за кем они шпионят? Что хотят узнать? Разумеется, в Англии есть не только русские шпионы. Не стоит забывать и про американцев. В Файлингдейле, Менвит-Хилле и множестве других городков действуют системы раннего предупреждения и работают разведывательные спутники. Никто не сомневается и в том, что в Великобритании до сих пор существуют места вроде Портон-Дауна, где ученые ведут разработки химического и бактериологического оружия. Быть может, разгадка гибели Лоуренса Сильберта, а потом и Марка Хардкасла кроется в глубинах этого непонятного, засекреченного мира? Но даже если это так, то спрашивается, каким образом Бэнксу удастся узнать об этом хоть что-нибудь? Тут, надо полагать, придется противостоять не только британской разведке, но и собственному начальству.

Ясно ведь, что они добрались и до суперинтенданта Жервез.

Прежде чем выйти через заднюю дверь и пересечь лужайку по пути к парковке, Бэнкс еще раз взглянул на мужчину у барной стойки, который читал газету «Мейл он санди» и потягивал эль. Мужчина перехватил его взгляд и едва заметно улыбнулся.

Бэнкс частенько захаживал в «Мост» и знал почти всех завсегдатаев в лицо, но этого господина он тут раньше не встречал. Разумеется, это еще ничего не значило. По воскресеньям тут всегда бывали туристы, но они редко ходили по барам в одиночку, и уж тем более не щеголяли в костюмах. Что-то в этом человеке зацепило Бэнкса. Явно не из здешних фермеров, да и для прогулки у него не самый подходящий наряд. Бэнкс постарался выбросить его из головы.

Виктор подвез их до Рита. Бэнкс и София попрощались и забрались к себе в машину.

— Ну, ты и тип, — хмыкнула София, устраиваясь в «порше», — даже простой семейный обед превращаешь в нечто авантюрное.

— Я просто отвлек его, чтобы увильнуть от разговора насчет огромной разницы в возрасте и моих жалких карьерных перспектив.

— Я тогда сдавала выпускные.

— Не понял?

— В то время, о котором вы с папой говорили. Я ходила в английскую школу в Бонне, и как раз тогда у меня были экзамены. Иногда мы ездили в Берлин. Тогда я наряжалась во все черное и шлялась по запрещенным барам, тусовалась с трансвеститами и наркодилерами, которые слушали Дэвида Боуи и всякие похожие на «Нью ордер» роковые группки.

— Ничего себе у тебя биография, — удивился Бэнкс.

— О-о, ты и половины моей биографии не знаешь. — София чарующе улыбнулась.

Они ехали домой по сельским дорогам, пробираясь к югу через пустоши Гратли. «Черри Гост» пели «Жажду любви». Неогороженная дорога шла сквозь живописные высокие холмы, поросшие утесником и вереском. На склонах паслись овцы. И лишь встречающиеся изредка выжженные пятачки земли да знаки, призывавшие водителей обращать внимание на красные сигналы тревоги, и тихоходные танки напоминали Бэнксу о том, что этот чудесный пейзаж — часть огромного военного полигона.