В среду ярко светило солнышко, и на Оксфорд-стрит было не протолкнуться. Улицу заполонили толпы туристов, уличных торговцев, местных служащих и промоутеров, раздающих бесплатные газеты и листовки с рекламой бесчисленных языковых курсов.
Бэнкс решил поехать к Софии не обычным, а довольно запутанным маршрутом и был почти уверен, что избавился от хвоста. Впрочем, это было не очень-то и важно. Мистер Броун и так уже знал о Софии практически все.
Припарковав свой «порше» — для Челси машина совершенно обычная и непримечательная, — Бэнкс забросил чемодан с вещами в дом и вышел на улицу. На метро он доехал до Тоттнем-Корт-роуд и, выбравшись наружу, с удовольствием прогулялся, часто останавливаясь поглазеть на витрины. Правда, вокруг было столько людей, что Бэнкс скоро сообразил: у него нет ни малейшего шанса вычислить, следят за ним или нет. Особенно если человек, которого к нему приставили, хорошо натаскан. Впрочем, осторожность лишней не бывает.
В молодости Бэнкс неоднократно работал под прикрытием и все еще помнил, как это делается. Он здорово справлялся с такой работой, в основном благодаря тому, что люди редко распознавали в нем полицейского. Бэнкс прекрасно умел сливаться с толпой.
Неподалеку от станции метро, в киоске «Уотерстоун», он, не желая доверять своей памяти, купил карту города. Затем заскочил в магазин электроники и за наличные купил дешевый мобильник с предоплатным тарифом. Его еще надо зарядить, но это потерпит. Пока Бэнксу спешить некуда.
Почти весь вторник Бэнкс собирал необходимые ему для поездки в Лондон сведения.
Он прогуливался по Тоттнем-Корт-роуд, и его невольно одолевали воспоминания. Последний раз Бэнкс в одиночку вел в Лондоне расследование в связи с исчезновением его брата Роя. И чем все это кончилось? Но вроде бы в теперешней истории никаких катастроф больше не предвидится. Сунув руку в карман, он нащупал ключи от квартиры Лоуренса Сильберта в Блумсбери. Он был уверен, что связка, которую он нашел утром в кабинете Сильберта, подойдет — на ней красовалась аккуратная бирка. Бэнкс припомнил, что во время обыска с Энни он уже видел эти ключи. По правилам Бэнкс должен был связаться с местной полицией, уведомить их о своем визите и попросить разрешения на осмотр квартиры, но ничего этого он делать не стал. Какой смысл? Только заморочит людям голову да прибавит лишней бумажной волокиты. Ко всему прочему, Бэнкс был в отпуске.
Он вышел на улочку Монтегю-плейс, она между Британским музеем и университетом, а напротив Рассел-сквер, рядом с Марчмонт-стрит, была нужная ему улица. Бэнкс очутился в самом сердце лондонского университетского городка, где частенько встречались и гостиницы. Нужный ему дом давно разделили на несколько квартир. На блестящих табличках с именами жильцов все еще значился Л. Сильберт. Ему принадлежала квартира ЗА. Дом показался Бэнксу очень ухоженным и совершенно не студенческим по виду, но, впрочем, подходящим человеку вроде Сильберта. На полу темные толстые ковры, на стенах — тисненые обои. Лестничные площадки украшали копии картин Джона Констебля. Всюду витал аромат лавандового освежителя воздуха.
Бэнкс и сам не знал, что рассчитывает тут найти, особенно после того, как здесь поработали местные копы и сотрудники спецслужб. Никаких посланий симпатическими чернилами или шифровок он тут не обнаружит, это точно. Бэнкс напомнил себе, что он приехал сюда ради того, чтобы понять, что за человек был Сильберт, в каких кругах вращался.
Открыв дверь, Бэнкс попал в крошечную прихожую, казалось, что он попал внутрь шкафа. Из прихожей вели три двери. За левой скрывалась маленькая спальня, где поместилась лишь двуспальная кровать, гардероб и тумбочка. За средней Бэнкс обнаружил новенькую душевую кабину, унитаз и раковину, на ней тюбик с пастой, крем для бритья и дезодорант «Олд Спайс». Распахнув последнюю дверь, он очутился в гостиной, где имелся закуток с небольшой кухонькой. Хотя бы тут было окно. Из небольшого подъемного окна можно было рассмотреть узкую улочку внизу. Дома напротив почти полностью закрывали пронизанное солнцем небо.
Бэнкс начал осмотр со спальни. Бело-голубое одеяло немного сбилось, а подушки были примяты. Подчинившись внезапному порыву, Бэнкс поднял одеяло. Простыня внизу оказалась чистой, но чуть перекошенной, как будто на ней недавно кто-то лежал. Видимо, Марк Хардкасл во время своей поездки в Лондон ночевал именно тут.
В шкафу Бэнкс нашел кое-какую одежду: куртки, костюмы, рубашки, галстуки. Кроме того, там обнаружился смокинг и пара дизайнерских джинсов с заглаженными стрелками. Бэнкс не нашел ничего примечательного ни на верху шкафа, ни за ним.
На тумбочке рядом с кроватью лежал роман «Ностромо» Джозефа Конрада с закладкой — кто-то уже почти дочитал его. В верхнем ящике — сложенные рубашки-поло и футболки. В среднем — разнообразный хлам. Бэнкс вдруг вспомнил, что у его бабушки был такой ящик со всякой всячиной, в котором та любила рыться. В хламе Сильберта тоже не было ничего примечательного: старые театральные билеты и программки, чеки из ресторанов и такси, сломанная поцарапанная зажигалка, несколько дешевых шариковых ручек. Ни дневника, ни ежедневника. Никаких визиток, никаких клочков бумаги с записанными наскоро телефонами. Вид у спальни был довольно спартанский, похоже, ею пользовались исключительно для того, чтобы изредка там переночевать. Судя по счетам из ресторанов, владелец квартиры любил изысканную кухню: «Линдсей-Хаус», «Арбутус», «Л’Отр Пье», «Конно», «Дж. Шики» и «Айви». Бэнкс предположил, что такие заведения скорее по вкусу Сильберту, чем Хардкаслу.
В нижнем ящике лежали носки и трусы; перерыв их, Бэнкс опять не нашел ничего зловещего.
Ванная его разочаровала. И гостиная — все было вылизанным и сверкающим, как в спальне. Там стоял небольшой книжный шкаф, заполненный романами Конрада, Во и Камю, имелось несколько книг Бернарда Корнвелла и Джорджа Фрейзера, мемуары и книжки по истории в твердых обложках. А еще последний выпуск «Уизден» — справочника по крикету. Судя по дискам на стойке, хозяин дома питал пристрастие к Баху, Моцарту и Гайдну, а журналы предпочитал специализированные, про антиквариат и международную политику. На кухне Бэнкс нашел пустую бутылку из-под виски «Беллс» и грязный стакан.
Услышав на улице какой-то шум, Бэнкс выглянул из окна. Внизу по переулку медленно тащились машины с щетками, подметали.
Бэнкс понял, что ничего здесь не найдет. Либо Сильберт был очень осторожен, либо отсюда уже убрали все, что могло вызвать хоть какой-то интерес.
Прежде чем уйти, Бэнкс взял телефон и нажал кнопку вызова последнего набранного номера. Тишина. Он попробовал еще раз — с тем же результатом. Одно из двух: либо аппарат сломался, либо кто-то стер все звонки. Скорее всего, второе.
В среду днем, когда в школах закончились последние уроки, Энни поехала беседовать с Ники Хаскеллом и прихватила с собой Уинсом. В Меткалф-Хаус можно было попасть по главной улице квартала, извилистой и длинной. Девушки ехали мимо нескольких более-менее ухоженных террасных домов этого неблагополучного квартала, и Энни никак не могла отделаться от ощущения, что буквально все вокруг провожают их машину взглядами.
Тут разрешили строительство лишь двух высотных домов, хоть местным чиновникам и предлагали сумасшедшие взятки и жирные откаты, если, конечно, верить слухам. Если бы Иствейл входил в границы национального парка Йоркшир-Дейлс, никто бы и не подумал строить тут высотные здания, пускай и всего лишь десятиэтажные. Но Иствейл был сам по себе, да и коттеджи, окружавшие две многоэтажки, почти не уступали им в уродстве.
Хаскеллы жили в Меткалф-Хаусе — самом одиозном местечке скандального Иствейла. Вышеупомянутый Ники Хаскелл давно прослыл хулиганом. Он не раз привлекался к ответственности за злостное нарушение общественного порядка, но в его компании это считалось геройством, а не позором.
Зачастую виноваты в этом были родители, которые совсем не уделяли своим чадам внимания — но не потому, что пропадали на работе. Папы и мамы предпочитали вместо воспитания заниматься примерно тем же, чем сейчас занимались их дети. Как правило, они принадлежали к поколению, выросшему в эпоху Тэтчер, всю жизнь страдали от безработицы и давно потеряли надежду на лучшую жизнь. То же отношение к миру унаследовали и их отпрыски. И пока никому еще не удалось придумать, как теперь все это исправить. На этих людей, как и на бездомных, проще вообще не обращать внимания. Бедолаги пытались забыться с помощью наркотиков, чем вызывали еще большее негодование приличных граждан.
И родители Ники Хаскелла были живым примером людей, оказавшихся на обочине жизни, о чем Энни прекрасно знала. Мать Ники работала кассиршей в местном супермаркете, а отец получал пособие по безработице — еще с тех пор, как его выгнали из школы за то, что он угрожал ножом учительнице. Не заполненные трудами дни он посвящал своим разнообразным хобби, в число которых входило поглощение в диких количествах крепкого лагера, курение крэка и посещение собачьих боев, где он спускал случайно оставшиеся у него деньги. Ну а жена на свою скудную зарплату обеспечивала семейство едой, покупала одежду и оплачивала счета.
Скоро Энни и Уинсом убедились, что могли бы и не дожидаться конца занятий в школе.
— Я заболел, понятно? — заявил им Ники, открыв дверь. Впустив девушек в дом, он тут же повернулся к ним спиной, махнув сальными длинными волосами.
— Неужели? — удивилась Энни, проходя вслед за ним в гостиную. — А по-моему, ты совершенно здоров.
Ники плюхнулся на продавленный диван, на котором и провел весь день, о чем свидетельствовали пакеты из-под чипсов, громко орущий телевизор, переполненная пепельница и банка пива. Запашок в комнате говорил о том же.
Похоже, здешнее яблочко и впрямь упало неподалеку от яблоньки.
— У меня горло болит, — сказал Ники. — И вообще всего ломает.
— Позвонить врачу? — предложила Энни.
— He-а. От них все равно никакого толку. — Выковыряв из упаковки пару каких-то таблеток, Ники запил их пивом.
Что это были за таблетки, Энни не знала и не желала знать. Может, парацетамол, а может, и кодеин. Нельзя сказать, что проблема наркомании ее не волновала. Но не бороться ведь с пороками общества в одиночку. И даже в компании верной Уинсом. Сегодня ее интересовала лишь информация.
Ники потянулся за пачкой сигарет.
— Лучше бы тебе не пить и не курить в нашем присутствии, — сказала Энни. — Ты ведь несовершеннолетний.
— Жду не дождусь, когда же вы свалите, — осклабился Хаскелл, положив сигареты на стол рядом с пивом.
— Ничего, если я телевизор убавлю? — вежливо поинтересовалась Энни.
— Валяй.
— «Убийства в Мидсомере»? Вот бы не подумала, что ты такое смотришь, — заметила Энни, выключая звук.
— А чё? Нормальный сериальчик. Прикольный.
Энни и сама любила «Убийства». Там все было настолько по-другому, так отличалось от настоящей полицейской рутины! Она с удовольствием смотрела сериал, прощая телевизионщикам очевидные ляпы.
Увидев грязные потеки на креслах, Энни и Уинсом предпочли расположиться на деревянных стульях.
— Где твои родители? — спросила Энни.
— Мама на работе, отец в пабе.
Вообще-то они не имели права беседовать с Ники в отсутствие родителей, так как парню было всего пятнадцать. Но Энни это не слишком беспокоило. Ведь Ники не был подозреваемым, просто он главарь банды, в которой состоял Донни. И едва ли он скажет им что-то, что пригодится в судебном разбирательстве.
— Меня уже про все спрашивали, — выдал Хаскелл прежде, чем Энни успела открыть рот. — Усекла? Так что проехали, едем дальше.
— Донни пырнули ножом, — напомнила Энни. — И пока мы не узнаем, кто это сделал, никто дальше не поедет. Ясно?
— А я-то чего? Это точняк не я. Мы с Донни друганы. Кстати, как он там?
— Ничего, помаленьку. Мы знаем, что вы с ним друганы. Потому и подумали, что ты нам поможешь. Ты ведь сам там был.
— Это кто вам такое сказал?
— Ники, нам известно, что на пустыре возле «уголка токсикомана» произошла какая-то потасовка. Вы там околачиваетесь каждый вечер, ты и твои приятели. И Донни, разумеется. Мы понимаем, что вторжение на эту территорию людей Джеки Биннса вам не очень-то приятно, но оно все же произошло. Не проще ли всем нам будет, если ты расскажешь, что тогда случилось?
Хаскелл молчал. Он, наверное, думал, что выглядит крутым пофигистом, но нижняя губа у него едва заметно дрожала от страха. Энни кивнула Уинсом, и та продолжила атаку. Иногда вопрос достаточно повторить. Но кому-то другому и другим тоном.
— Так что произошло тем вечером, Ники? — спросила Уинсом.
— Я ничего не видел, ясно вам? Темно было.
— Значит, ты все-таки был там?
— Ну, может, где-то рядом, — пробубнил Хаскелл. — Это еще не значит, что я что-то видел.
— Ники, — проникновенно сказала Уинсом, — чего ты так боишься?
— Ничего. Я ничего не боюсь.
— А ты не видел там крупного мужчину в капюшоне, который шел по переулку?
— Я ничего не видел.
— Если ты боишься нарушить ваш кодекс чести…
— Нет у нас никакого кодекса чести, черт. Я ничего и никого не боюсь. Я ничего не видел. Может, отвалите уже и оставите меня в покое?
Уинсом, переглянувшись с Энни, пожала плечами. Бесполезно. Как они и предполагали.
— Слышь, ты, я вообще не врубаюсь, какого хрена вы ко мне-то приперлись, — Хаскелл презрительно усмехнулся. — Ведь у вас там пригробили какого-то богатенького хмыря из Каслвью. Точняк? Все дерьмо от них, от таких вот козлов с баблом, все мокрушные дела. Вот чё я вам скажу.
— Ники, ты бы не косил под крутых черных, — посоветовала Уинсом. — Плоховато у тебя получается.
Как и многие его сверстники, Хаскелл старательно подражал говору чернокожих бандитов из фильмов вроде сериала «Прослушка», но это было довольно курьезно. Хаскелл какое-то мгновение смотрел на Уинсом в упор. Ему-то казалось, что он разговаривает как бывалый бандюга.
— А что ты знаешь про Каслвью? — спросила Энни.
— Кой-чего, — потерев кончик носа, Хаскелл заулыбался.
— Тогда давай рассказывай.
— Вы ж хотели послушать про Донни Мура и про придурка Джеки Биннса. А не про парочку пидоров из Каслвью. Мне-то что будет за эту инфу?
— Да погоди ты. Тебе действительно есть что рассказать про Лоуренса Сильберта и Марка Хардкасла? — поинтересовалась Энни, заинтригованная упоминанием Каслвью.
— Этот Хардкасл, он ведь из театра, верно?
— Да, — кивнула Энни.
— Я там был. Пару месяцев назад. Ездили со школой.
Ники вызывающе посмотрел на обеих собеседниц: дескать, ходит он в школу, когда есть настроение.
— На что-то из Шекспира. На «Макбета» вроде бы. Точно. Там еще все говорили на каком-то уродском языке и все время друг на друга орали. Так этот ваш Хардкасл после спектакля отвечал на всякие вопросы, вместе с мистером Вайменом и некоторыми актерами. Я потому и узнал его, когда потом увидел.
— Когда это «потом»? — встрепенулась Энни.
— Так чего мне за это будет, а?
Энни чуть не брякнула, что оттаскает его за уши, если он будет упираться, но сдержалась. Мальчишка только поднял бы ее на смех, да она и не решилась бы. В конечном итоге она открыла сумочку и вытащила пятифунтовую бумажку.
— Шутите? — загоготал Ники. — Да это же вообще не деньги!
Энни молча убрала пять и вынула десять фунтов.
— Вот это уже другой разговор, сучонка, — кивнул Ники и потянулся за банкнотой.
Энни отвела руку в сторону. Теперь Ники, чтобы заполучить деньги, пришлось бы оторвать зад от дивана. Как она и рассчитывала, парню было лень вставать, и он остался на насиженном месте.
— Получишь, если выполнишь два условия, — предупредила его Энни. — Во-первых, расскажешь, где и когда видел Марка Хардкасла во второй раз, уже после спектакля.
Хаскелл кивнул.
— А во-вторых, — продолжила Энни, — больше не смей называть меня «сучонкой». Собственно, при мне ты вообще это слово лучше не употребляй. Понятно?
Хаскелл бросил на нее сердитый взгляд, но потом расплылся в улыбке:
— Понятно. Договорились, милашка, — добавил он.
— Что ж, теперь рассказывай, — вздохнула Энни.
— Мы зависли в пабе.
— Ты ходил в паб? Тебе же всего пятнадцать.
— A-а, в «Красном петухе» на это всем плевать, — рассмеялся Хаскелл. — Если деньги есть, пей сколько влезет.
— «Красный петух», который в Медбурне?
— Он самый.
Деревенька Медбурн была километрах в трех к югу от Иствейла, неподалеку от шоссе А1 и Йорк-роуд. Она представляла собой сборище уродливых каменных домов с неухоженными садами. Этой дыре точно не светит награда «Лучшая деревушка Англии». «Красный петух» — единственный их паб. По выходным у них выступали музыканты, а по четвергам все орали в караоке. Заведение не могло похвастаться безупречной репутацией, там частенько вспыхивали драки, а в туалетах шла бойкая торговля наркотой. Особенно любили этот паб солдаты из соседнего военного лагеря в Кэттерике.
— Когда это было? — решила уточнить Энни.
— Не знаю. Может, недели за две до того, как он повесился. Я вчера видел репортаж про него, по телику.
— Чем он был занят, когда ты его там увидел?
— Я его потому и заметил, что там был, — начал объяснять Хаскелл. — Пили мы пивко с друзьями, тихо-мирно. Смотрю: мой школьный учитель. Ну, понятное дело, надо было срочно выметаться, иначе устроил бы мне скандалешник.
— Твой учитель? — недоуменно нахмурилась Энни.
— Ну да. Мистер Ваймен.
— Погоди-ка, — сказала Энни. — Я правильно тебя поняла: незадолго до смерти Марка Хардкасла ты видел его в «Красном петухе» в компании Дерека Ваймена?
— Точно. А вы соображаете! — восхитился Хаскелл и повернулся к Уинсом: — Выдайте ей там премию на работе.
Уинсом, тоже немало озадаченная, смотрела на Энни.
— Что же они там делали? — продолжила та.
— Ну, слюней не распускали, сами знаете, о чем я.
— А чем они все-таки занимались?
— Ну как чем… просто болтали. Пили. Отдыхали, короче.
— Кстати, мистер Ваймен ничего не передавал мистеру Хардкаслу?
— Типа?
— Ну, из рук в руки.
— He-а. Думаете, они там наркоту толкали? Ни хрена подобного.
— Может, они вместе смотрели какие-нибудь фотографии? Что-нибудь в таком духе?
— Чего, типа порнухи? Типа мужиков, сосущих друг другу…
— Ники!
— Не, никаких фоток они друг другу не показывали.
— На столе перед ними было что-нибудь, помимо стаканов?
— Нет.
— Они сидели вдвоем? Или с ними был кто-то еще?
— Никого. Может, отдадите мне уже деньги?
Энни протянула ему десятифунтовую банкноту. Она подумала спросить, не заметил ли Ники, как они общались — не прикасались ли они друг к другу, не шептались ли, не обменивались ли многозначительными взглядами. Впрочем, вряд ли Ники обратил бы внимание на подобные тонкости. Но на всякий случай Энни все-таки спросила.
— Не, ничего такого я не видел, — пожал плечами Ники. — Но этот Хардкасл прямо весь кипел от злобы. Мистер Ваймен его долго успокаивал.
— Ваймен его успокаивал?
— Ну да. А тот психовал.
— Ссорились они, что ли?
— Ссорились? — Ники задумался. — Нет. Он, по ходу, ему жаловался. Как друг.
— И что было потом?
— Слинял я, что же еще. Пока Ваймен меня не засек. А иначе он бы мне здорово подгадил. Это он умеет, наш Ваймен.
— Может, ты вспомнил что-нибудь еще?
Хаскелл помахал банкнотой:
— Это я уже отработал, сучо…
— Повторяю, — нарочито ласково процедила сквозь зубы Энни. — Что-нибудь еще?
— Эй! — Хаскелл поднял вверх руки. — Успокойся. Ничего я больше не помню. Мистер Ваймен чем-то расстроил Хардкасла, а потом его утешал.
— То есть Хардкасл разозлился из-за слов Ваймена? — уточнила Энни.
— Ну, так оно все выглядело. Они сидели в углу, так что вряд ли меня видели, но я решил не нарываться. В конце концов, на свете полно мест, где мне нальют. Зачем же тусить там, где тусит мой учитель?
— Ники, учитывая, сколько времени ты проводишь в школе, учитель твой вряд ли тебя бы узнал, — заметила Энни.
— Шутите? Зря паритесь. Нормально у меня все с учебой.
Энни рассмеялась, и Уинсом тоже не удержалась. Обе встали и направились к двери. Но на пороге Энни обернулась:
— Кстати, мы же здорово отвлеклись от Джеки Биннса и Донни Мура. Ты уверен, что все мне рассказал? Может, ты видел у Джеки Биннса нож?
— Нет у Джеки никакого ножа. Вы вообще ни хрена не поняли. Джеки ничего такого не делал. А я ничего не видел. — Отвернувшись, Ники схватил пульт и включил звук. — Ну вот, из-за вас я прохлопал, чё там было! Теперь ни хрена не смогу понять!
Когда Энни с Уинсом сюда приехали, лифты не работали. Не действовали они и сейчас. Спускаться с шестого этажа, конечно, проще, чем подниматься, но омерзительная вонь, к сожалению, так никуда и не делась. Пахло застоялой мочой и какой-то тухлятиной, которую побрезговали доесть местные коты и собаки.
На третьем этаже их нагнал мужчина в капюшоне и так грубо толкнул Энни плечом, что она отлетела к стенке, а он понесся дальше, даже не извинившись. Придя в себя, Энни проверила, целы ли карманы и на месте ли кошелек. Вроде бы да. И все же только выйдя из подъезда, она вздохнула с облегчением. В лестничном отсеке на нее почему-то накатил приступ клаустрофобии.
Они направились к машине. О радость, машина никуда не делась и даже не пострадала от вандалов с краской в баллончиках. Энни взглянула на часы — почти пять.
— Может, выпьем? — предложила она. — За мой счет. Уже, считай, вечер, можно и пропустить по стаканчику. Ужасно хочется.
— Я за, — поддержала ее Уинсом, — надо срочно перебить во рту привкус этой помойки.
— Ну как, ты не против «Красного петуха»? — улыбнулась Энни.
Вечер выдался прекрасный, и Бэнкс решил повторить маршрут Сильберта: пройтись от Риджентс-парка до Сент-Джонс-Вуд.
Для променада он выбрал гравийную дорожку вдоль южной границы парка. Людей вокруг было немного — несколько бегунов да старички с собаками. Вскоре Бэнкс добрался до скамейки напротив пруда с лодками, запечатленной на фотографии. Именно здесь Сильберт встречался с тем мужчиной — то ли своим любовником, то ли с секретным агентом.
Вскоре дорожка закончилась, и Бэнксу пришлось выйти на Парк-роуд, миновав центральную мечеть. Он шел против потока — к мечети стекались толпы людей, спешащих на вечернюю молитву. На круговом перекрестке напротив небольшой церквушки Бэнкс свернул на Принс-Альберт-роуд и пересек пешеходный переход, пройдя мимо школы. Потом вдоль ограды кладбища. Дома вокруг были шестиэтажными, из ярко-красного кирпича, украшенные белой отделкой, словно торт — глазурью. При взгляде на подобные дома Бэнксу всегда вспоминались кондитерские магазины. В некоторых квартирах имелись и небольшие балкончики, с которых свисали корзины и горшки с цветами.
Чарльз-лейн он нашел довольно быстро. Этот тихий переулок смутно походил на ту улицу в Южном Кенсингтоне, где жил когда-то брат Бэнкса. С Хай-стрит казалось, будто это тупик, который заканчивается кирпичным домом с узким белым фасадом, но на самом деле рядом с ним скрывался неприметный проход к тем самым гаражам с фотографии. Бэнкс вдруг понял, что, скорее всего, снимок сделали прямо там, где он стоит, просто максимально приблизив с помощью объектива изображение. Нужная ему дверь находилась между шестым гаражом, зеленым в белую полоску, и седьмым, белым с черной окантовкой.
Не желая привлекать к себе внимание, Бэнкс пошел дальше по улице. Подойдя к интересующему его дому, он взглянул на занавешенные окна, на ящики снаружи с ярко-красными и фиолетовыми цветами.
Бэнксу ничего больше не оставалось, как подойти к двери, сделать глубокий вздох и нажать на звонок.
Спустя несколько секунд дверь приоткрылась, и, не снимая цепочку, выглянула наружу пожилая дама. Бэнкс вытащил из кармана удостоверение, и она так долго и внимательно его изучала, что он решил, что внутрь так и не попадет. Наконец дверь захлопнулась, и через мгновение открылась уже нараспашку. На пороге стояла она же, аккуратная седая женщина шестидесяти с лишним лет.
— Далековато же вы забрались, молодой человек, — заметила она. — Заходите на чашечку чая, заодно и расскажете, зачем прибыли.
Дама провела его на второй этаж, в заставленную мебелью гостиную. Там в кресле сидел мужчина примерно ее же возраста и читал газету. На нем был костюм, белая рубашка и галстук. Это определенно не был мужчина с фотографии. Даже не обернувшись, джентльмен продолжил читать газету.
— Это полицейский, — сказала ему женщина. — Детектив.
— Извините, что помешал, — смущенно добавил Бэнкс.
— Да ничего, — махнула она рукой. — Я — миссис Таунсенд, но можете называть меня просто Эдит. А это мой муж, Лестер.
Лестер Таунсенд глянул на них поверх газеты и пробурчал «здрасте». Похоже, появление какого-то типа отнюдь его не обрадовало.
— Очень приятно, — сказал Бэнкс.
— Вы присаживайтесь, — пригласила Эдит. — А я поставлю чайник. Лестер, убери уже газету! Не смей за ней прятаться, когда у нас гости!
С этими словами Эдит вышла за дверь, а ее супруг, опустив газету, изучающе поглядел на Бэнкса и потянулся к столику за трубкой.
— Чему мы обязаны вашим визитам? — набив трубку, спросил Таунсенд.
— Позвольте дождаться вашу супругу, — усевшись, ответил Бэнкс. — Мне бы хотелось поговорить с вами обоими.
Таунсенд, покряхтев, стал раскуривать трубку. Бэнксу даже показалось, что он готов вновь уткнуться в газету, но Таунсенд просто с отсутствующим видом смотрел на стену, пока с кухни не вернулась его жена с подносом в руках.
— Гости к нам редко заглядывают, правда, Лестер? — сказала она.
— Почти никогда, — ответил ее супруг, не сводя глаз с Бэнкса. — Тем более полицейские.
У Бэнкса вдруг возникло ощущение, что он попал на съемочную площадку костюмной исторической драмы. Все вокруг было таким старомодным! И обои в мелкий цветочек, и медная подставка для дров перед камином, и чашечки с тоненькими ручками и золотыми ободками. Очень похожие стояли в серванте его бабушки. А ведь Таунсенды старше Бэнкса всего на десять-пятнадцать лет!
— Мне крайне неловко вас беспокоить, — начал Бэнкс, стараясь не опрокинуть с колен чашку с блюдцем, — но ваш адрес всплыл во время расследования одного дела в Северном Йоркшире.
Конечно, все было не совсем так, но откуда Таунсендам знать, что суперинтендант Жервез уже закрыла «одно дело» и отправила Бэнкса догуливать отпуск?
— Как интересно, — восхитилась Эдит. — В связи с чем, позвольте спросить?
— Скажите, вы давно живете в этом доме? — спросил Бэнкс.
— С тех самых пор, как поженились, — ответил мистер Таунсенд. — С тысяча девятьсот шестьдесят третьего года.
— Вы когда-нибудь сдавали дом в аренду?
— В аренду? — удивилась Эдит. — Нет, конечно.
— А часть дома или какие-то комнаты?
— Нет. Это же наш дом. Зачем нам его сдавать?
— Ну, некоторые так делают, — ответил Бэнкс. — Неплохая прибавка к доходам.
— Нам своих доходов и так хватает.
— А куда-нибудь на отдых в последнее время не уезжали? — продолжил Бэнкс.
— Прошлой зимой. В круиз по Карибским островам, — ответила Эдит.
— И все?
— Да, за последнее время все.
— У вас есть приходящая прислуга?
— Нет, но через день к нам обычно заезжает дочь, помогает прибраться. Она живет в Западном Килбурне, неподалеку отсюда.
— В этом месяце вы никуда не уезжали? Хотя бы на несколько дней?
— Нет, — повторила Эдит. — Лестер все еще работает. Конечно, ему давно пора на пенсию, но не отпускают, ценный работник.
— И чем вы занимаетесь, мистер Таунсенд? — спросил Бэнкс.
— Страхованием.
— А мог кто-нибудь воспользоваться вашим домом в ваше отсутствие? Например, вечером?
— Нам об этом ничего не известно, — пожала плечами Эдит. — По вечерам мы редко выходим. Слишком уж опасно стало на улицах.
Бэнкс поставил чашку с блюдцем на столик и достал из кармана конверт. Вытащив фотографии, протянул их Эдит.
— Никого не узнаете на этих снимках? — спросил он.
Эдит внимательно изучила фотографии и передала их мужу со словами:
— Нет. А должна?
— А вы, сэр? — спросил Бэнкс.
— Никогда не видел этих людей, — ответил он, протягивая снимки Бэнксу.
— Но вы ведь не будете отрицать, что это ваш дом на снимке?
— Безусловно, он похож на наш, — согласилась Эдит, еще раз осмотрев фотографии. — Но это ведь еще ничего не значит, верно?
Она вновь отдала снимки мужу, который, даже не взглянув на них, повернулся к Бэнксу:
— Что, черт возьми, все это значит? Ворвались к нам в дом, расстраиваете мою жену, показываете какие-то идиотские фото, задаете дурацкие вопросы. Что вообще происходит?
— Извините, сэр. Я не хотел вас расстраивать. Наш специалист сумел увеличить цифровые снимки, которые я вам только что показал, и разобрал название улицы. Вашей улицы. Как видите, фасад здания на снимке также крайне похож на ваш.
— Так, может, он ошибся? — предположил Таунсенд, отдавая снимки Бэнксу. — Между прочим, изображение нечеткое. И всем этим современным технологиям не стоит так уж доверять.
— Конечно, в любом деле ошибки неизбежны, — согласился Бэнкс. — Но не в этом случае.
— Тогда как вы все это объясните? — Таунсенд воинственно выставил подбородок. — А?
Бэнкс убрал снимки в конверт и поднялся на ноги.
— Пока никак, сэр, — ответил он. — Но я обязательно докопаюсь до истины.
— Не очень-то мы вам помогли, — сказала Эдит, провожая Бэнкса к выходу. — Вы уж извините.
— Вы никогда не слышали о некоем Джулиане Феннере? — наудачу спросил Бэнкс. — Он занимается импортом и экспортом.
— Нет.
— Лоуренс Сильберт? Марк Хардкасл?
— Нет. Сожалею, мне эти джентльмены незнакомы.
— А у вас есть сын? — спросил Бэнкс. — Или какой-нибудь еще родственник, который мог заехать к вам домой в ваше отсутствие?
— Ну, разве что наша дочь, — подумав, ответила Эдит. — Только она.
— Можно мне с ней связаться?
— Она сейчас в Америке. И потом, с какой стати ей было бы сюда приезжать, если мы не просили? Простите, но мы ничем не можем вам помочь, — с этими словами Эдит закрыла дверь, и Бэнкс очутился на крыльце, совершенно оторопевший. Постояв, он растерянно почесал затылок.
Медберн был построен после войны. Тут есть паб, почта и небольшой парк, окруженный гаражами. В парке сидели, развалившись на скамейках, скучающие подростки, отпугивая своим видом старичков, живущих поблизости.
Паб «Красный петух» возвели тут одним из первых. Это на редкость уродливое кирпичное здание, выложенное снаружи плиткой, недавно перекупила одна крупная пивоваренная сеть. Новые владельцы слегка изменили облик паба — там появилась длинная барная стойка и игровая комната для детей, а в саду возвышался надувной замок-батут. К каждому столу была привинчена медная табличка с номером — по задумке это должно было облегчить процедуру заказа. Но пеняйте на себя, если вдруг забыли или не обратили внимания на свой номер — простояв полчаса у барной стойки, уйдете ни с чем. Ведь в пабе всегда лишь один официант, и тот еле шевелится, будто это его первый рабочий день.
Судя по нашивке, сегодняшнего официанта звали Лиам, и, как показалось Энни, он был слишком молод для работы в пабе. К счастью, посетителей было не очень много. Среда, самое начало вечера, а в подобных заведениях по будням народ появляется после ужина, чтобы погорланить в караоке или поучаствовать в викторинах. Это по выходным все приходят сюда днем, на обед. Энни и Уинсом без особых проволочек заказали напитки на свой семнадцатый стол.
— Ну, так расскажешь, с чего вдруг все эти вопросы? — спросила Уинсом, как только они уселись. Энни взяла пинту эля «Эббот», а Уинсом — бокал красного вина. — Мне-то казалось, что дело Хардкасла уже в прошлом, и суперинтендант Жервез ясно дала это понять.
— Это так, — кивнула Энни. — Во всяком случае, официально. — Энни пока не решила, стоит ли рассказывать Уинсом о планах Бэнкса. Безусловно, Уинсом можно доверять, но иногда ее здорово заносит. Она иногда ханжит, любит осуждать других и всегда делает все исключительно по правилам. В конце концов Энни рискнула ей довериться. Даже если Уинсом возмутит самоуправство Бэнкса, доносить суперинтенданту Жервез она не станет.
— Значит, вместо отпуска Бэнкс поехал в Лондон продолжать расследование? — спросила Уинсом, прежде чем Энни успела закончить свой рассказ.
— Да. Ну, официально он все-таки в отпуске, но… в общем, он не считает это дело закрытым.
— А ты?
— Скажем так — меня он заинтриговал.
— И он хочет, чтобы ты ему тут помогала?
— Да.
— Поэтому мы и сидим в занюханном пабе гнусной деревеньки и ждем, когда же нам принесут какую-нибудь несъедобную дрянь?
— Ты все правильно поняла, — улыбнулась Энни.
Уинсом пробормотала что-то себе под нос.
— Что, хочешь в нашу веселую компанию? — спросила Энни.
— А у меня разве есть выбор? У тебя же ключи от машины.
— Ну, всегда можно сесть на автобус.
— Как же, размечталась. Они тут ходят в самом начале каждого часа. А сейчас уже пять минут седьмого.
— Так. Может, он опоздает.
— Ладно, ладно, — подняла вверх руки Уинсом. — Сдаюсь. Я с вами. Ну, если только вы не начнете переходить границы.
— Какие еще границы?
— Ну, те, про которые вы и сами знаете, что их не стоит переходить.
В этот момент им принесли заказ — бургер с картошкой для Уинсом и мини-пиццу «Маргарита» для Энни. В последнее время она перестала быть строгой вегетарианкой и позволяла себе иногда цыпленка в винном соусе или сэндвич с мясным паштетом. И стала есть больше рыбы. Конечно, она все же старалась держаться подальше от мяса, говядину и баранину вообще не брала в рот. Официант подал им приборы, туго завернутые в салфетки и обвязанные голубой бумажной ленточкой. Нож Уинсом, только что из посудомоечной машины, влажно поблескивал.
— Ну, как тебе сегодня Ники Хаскелл? — спросила Энни, беря кусок пиццы. — Мы ведь с ним в третий раз говорили, и он ни на йоту не отступил от своей старой истории. Единственное, что прозвучало впервые, — упоминание Хардкасла, но, скорее всего, он просто увидел сюжет насчет его смерти по телевизору. Уж точно не прочитал об этом в газете, — усмехнулась Энни.
— Не знаю, — пробурчала с набитым ртом Уинсом. — Про Сильберта и Хардкасла и впрямь рассказывали в позавчерашнем выпуске. — Она промокнула губы салфеткой. — Тебе не показалось, что он сегодня был сильнее напуган, чем в прежние наши встречи?
— Показалось, — кивнула Энни. — Учитывая, что Ники парень стойкий, едва ли он так уж боится Джеки Биннса с дружками.
— Тогда чего он упирается? Молчит, чтобы не обидеть кого-нибудь из своих корешей? Или ему просто «западло» разговаривать с копами?
— Возможно, и то и другое, — ответила Энни. — А еще его мог запугать кто-нибудь покруче Джеки Биннса.
— Интересное предположение, — заметила Уинсом.
Они некоторое время молча жевали, запивая еду пивом и вином.
— Уинсом, а ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? — расправившись с половиной пиццы, спросила Энни.
— He-а. Был один парень из техподдержки, но… с нашими графиками работы особо не разгуляешься, так что ничего не вышло.
— Ты вообще подумываешь выйти замуж, завести детишек?
— Вот еще! Во всяком случае, не сейчас, и уж точно не в ближайшее время. Некогда мне. Ты сама, кстати, как к этому относишься?
— Да когда как, — ответила Энни. — Иногда мечтаю о нормальной семье, а иногда думаю совсем как ты. Но проблема в том, что у моих биологических часов завод скоро кончится, а у тебя впереди еще полно времени.
— А как же… — Уинсом замялась. — Как же инспектор Бэнкс?
— Он ведь влю-бле-е-ен! — закатила глаза Энни и громко расхохоталась. Уинсом тоже рассмеялась.
— Слушай, то, что ты рассказывала про его идеи по делу Хардкасла, это все всерьез? — спросила Уинсом.
— Ну да, — отставив вбок почти пустую тарелку, сказала Энни. — А что?
— Неужели инспектор Бэнкс и впрямь думает, будто спецслужбы натравливали Хардкасла на Сильберта ради какой-то совершенно непонятной правительственной цели?
— Ну, как мне кажется, логика нашего правительства вообще не всегда понятна. И вполне возможно, Бэнкс не так уж и не прав. Но ведь рассказ Ники Хаскелла совершенно меняет все дело.
— Что, правда? Это ты насчет Дерека Ваймена?
— Да. Ты сама подумай. Если он действовал так же, как шекспировский Яго, то служба Сильберта в разведке тут уже точно ни при чем. Скорее всего, Ваймен даже не знал, что Сильберт был шпионом, а если даже и знал, ему-то что с того? А вот если бы Хардкасл благодаря финансовой поддержке Сильберта собрал новую труппу, Ваймен был бы вынужден покинуть свой любимый театр.
— Тогда зачем к Бэнксу приезжал Броун?
— Возможно, на всякий случай? — предположила Энни. — Просто проверить, куда ветер дует. Не могут же они оставить без внимания тот факт, что одного из их людей кто-то прикончил. Наверняка Сильберт знал кучу всяких секретов и проделывал такие трюки, что, если бы это выплыло наружу, став достоянием общества, начальникам спецслужб, а то и кабинету министров, пришлось бы распрощаться со своими креслами. Они запаниковали. В общем-то, довольно естественная реакция.
— Но ты думаешь, что дело все-таки не в этом?
— Пока не знаю. Если именно Ваймен разворошил осиное гнездо, то мотивы у него были сугубо личные. Профессиональная зависть, например. Или месть.
— А может, они с ним… ну… понимаешь, о чем я?
Энни улыбнулась. Стоило разговору зайти о сексе, не важно, «голубом» или традиционном, Уинсом тут же начинала запинаться.
— Ты хочешь сказать, что у них был роман? Точнее, интрижка?
— Ну да, — кивнула Уинсом. — Ваймен и Хардкасл вместе ездили в Лондон. И Ники Хаскелл видел, как они сидели в пабе. Вдвоем.
— Он ведь еще сказал, что Ваймен тогда чем-то расстроил Хардкасла, а потом его утешал. Как раз приемчики из арсенала Яго.
— Они потом могли еще раз встретиться, и тогда-то Ваймен и передал ему флешку с фотками.
— А когда и как Ваймен заполучил фотографии? Он же не мог срываться в Лондон каждый раз, когда туда отправлялся Сильберт. Да и откуда он узнал, где их искать?
— Не представляю, — покачала головой Уинсом. — Все это — лишь предположения. Пытаюсь рассуждать. Ваймен дружил с Хардкаслом и знал, что у его дружка есть квартира в Лондоне. Может, он проследил за Сильбертом и ему повезло застать его с тем мужчиной?
— Ладно. Если Ваймен и Хардкасл были любовниками, то с какой стати Ваймену растравливать ревность Хардкасла, чтобы тот убил сначала Сильберта, а потом и себя?
— Ни с какой. Может, он не рассчитывал на такой исход. Просто надеялся, что Хардкасл бросит Сильберта и будет только с ним.
— Возможно, — согласилась Энни. — Наверное, он не ожидал, что Хардкасл так бурно отреагирует. Ты допила? — спросила она.
— Угу. — Уинсом осушила бокал.
— Давай тогда поболтаем с юным Лиамом. По-моему, он сейчас не очень занят.
Энни окликнула официанта, и тот обернулся. Как только она подошла и вытащила удостоверение, он принял важный вид, но при этом нет-нет да поглядывал на Уинсом. Лиам был застенчив и неловок, со слегка выпученными глазами и толстыми губами. На добродушной физиономии тут же отражались все его мысли. Из этого парня определенно не вышло бы хорошего игрока в покер.
— Давно ты тут? — спросила его Энни.
— С десяти утра, — ответил Лиам.
— Нет, я имею в виду, давно ты тут работаешь?
— А, вы в этом смысле. Извините. Не понял. Полгода. Примерно.
— Значит, это у тебя не первый рабочий день, — протянула Энни.
— Простите?
— Это не важно. — Энни положила на барную стойку снимки Хардкасла и Сильберта. Фотографии Ваймена у Энни не было, к великому ее сожалению. Надо будет потом добыть. — Узнаешь кого-нибудь из этих двух мужчин?
— Вот его. — Лиам тут же ткнул пальцем в снимок Марка Хардкасла. — Это который на днях повесился в лесу. Жуть. Я туда раньше гулять ходил. Там вообще-то здорово, тихо так, никакой суеты. — Он проникновенно глянул на Уинсом. — Можно посидеть спокойно в одиночестве, подумать. Но теперь… эх, теперь уже все не так. Испортил он этот лес. Все пропало.
— Да, жаль, — сказала Энни. — Самоубийцы вообще частенько ни с кем не считаются. — Лиам открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она его опередила: — А сюда он не заходил?
— Да, иногда.
— Давно?
— Нет, в этом месяце. Или в конце прошлого, как-то так.
— И часто он сюда в этом месяце заглядывал?
— Я точно не знаю. Два-три раза.
— Один? Или с кем-то еще?
Лиам покраснел:
— С другим мужчиной. — И он довольно точно описал Дерека Ваймена. — Я знаю, что по телику о них говорят, но у нас в пабе ничего такого не бывает. Мы подобные развлечения не поощряем. — И он одарил Уинсом гордым взглядом настоящего альфа-самца. — Они тут ничего не делали.
— Рада слышать, — сказала Энни. — Значит, они просто сидели и пялились в стенку?
— Нет. Я не это хотел сказать. Они обычно заказывали по кружке, иногда две — но никогда больше, — и просто разговаривали.
— Ругались?
— Нет. Но этот, который повесился, Хардкасл, пару раз очень нервничал, а второй мужик его вроде как успокаивал.
То же самое сегодня говорил им с Уинсом Ники Хаскелл, заставший однажды Хардкасла и Ваймена вместе.
— Они всегда были вдвоем или к ним присоединялся кто-нибудь еще? — спросила Энни.
— Нет, в мою смену я никого с ними не замечал.
— Они передавали друг другу что-нибудь, все равно что?
Лиам, чуть наклонявшийся к барной стойке, выпрямился в полный рост, но все равно Уинсом была его выше.
— Никогда. Такое в нашем пабе тоже не приветствуется. Наркота! — Он буквально выплюнул это слово.
— Я в восторге, — заверила его Уинсом, и Лиам снова густо покраснел.
— А фотографии они никогда вдвоем не разглядывали? — спросила Энни, надеясь услышать что-то более существенное, чем от Ники.
— Нет, — ответил Лиам. — Правда, они обычно приходили, когда у нас полно народа, я же за ними специально не следил. Оно мне надо? — Он опять посмотрел на Уинсом засиявшим вдруг взглядом. — Но если понадобится, я буду держать уши на макушке. Ну, если они придут снова. То есть Хардкасл уже, конечно, не придет, он ведь того, помер, но второй, как его там, если придет, я обязательно…
— Все нормально, Лиам, — попыталась успокоить его Энни, хотя парень, похоже, уже забыл о ее существовании. — Едва ли он когда-либо сюда вернется. Большое спасибо тебе за помощь.
— Но ты бы мог еще кое в чем нам помочь. — Уинсом склонилась над барной стойкой, чтобы казаться поменьше ростом и очутиться ближе к Лиаму. — Присматривай, чтобы у вас тут не пили подростки. И чтобы наркотой не торговали. А то про ваш паб уже поступали сигналы. Вот бы нам была подмога… Правда, я бы очень не хотела, чтобы у тебя из-за нас возникли неприятности… — проникновенно произнесла она.
— Ох, нет. То есть да, разумеется. Конечно. Подростки. И наркотики. Я займусь этим, — выпалил Лиам.
Выйдя на улицу, Энни и Уинсом расхохотались.
— «Мы подобные развлечения не поощряем», — передразнила официанта Уинсом. — И откуда он такого набрался?
— А ты молодец, — одобрительно заметила Энни. — У него от одного взгляда на тебя мозги расплавились. Видно, очень ты ему понравилась. Смотри не зевай, не упусти свое счастье.
— Прекрати. — Уинсом ткнула Энни кулаком под ребра.
В восемь вечера Бэнкс встретился с Софией в винном баре на Кингс-роуд. Там уже было полно народа, но им удалось найти два свободных табурета у барной стойки.
Это место всегда напоминало Бэнксу об их первой с Софией ночи. Конечно, иствейлский винный бар был куда меньше, проще и дешевле, да и карта вин не впечатляла, но сходство с заведением на Кингс-роуд было все же значительным. Изогнутая стойка черного дерева, зеркало на заднике, бутылки на стеклянных полках, на фоне подсвеченного зеркала, приглушенный верхний свет, хромированные стулья, диваны с подушками, а на черных круглых столах — плавающие свечи в бокалах с лепестками роз.
В тот вечер Бэнкс не мог отвести глаз от оживленного лица Софии. Сам того не заметив, он позабыл про все свои проблемы и, несмотря на привычную настороженность, совершенно растаял. Ее темные глаза, голос, губы, дрожащий свет от свечек, падающий на гладкую кожу… Бэнкс потерял голову и, не утерпев, коснулся ее ладони. В этот же момент он понял, что нахлынувшее чувство останется с ним навсегда, что бы ни произошло. Сегодня он сидел рядом с ней, а не напротив, музыка вокруг гремела так, что они едва слышали друг друга, да и песня звучала другая, не «Не уходи, не оставляй меня одну» в исполнении Мадлен Пейру, но даже сейчас у Бэнкса перехватывало дыхание.
— В общем, он оказался просто чудищем, — сказала София, завершая свой рассказ о сегодняшнем интервью. — Большинство детективщиков — довольно милые ребята, но этот… Приперся с таким видом, будто он второй Толстой, игнорировал все вопросы, разглагольствовал о самобытной, «настоящей» литературе и ныл, что его не номинировали на Букеровскую премию. Ну а уж когда ему напомнили, что он вообще-то автор детективов, его чуть не хватил удар. А еще он постоянно сквернословил! И от него воняло. Бедняга Крис — парень, что брал интервью, — сидел там запертый с ним в крошечной студии.
— Ну и что вы сделали? — рассмеялся Бэнкс.
— Скажем так, — с загадочной улыбкой ответила София. — Хорошо, что один из звукорежиссеров — мой друг. И слава богу, что все это не шло в прямом эфире. И что по радио запахи не передаются, — добавила она и, сделав приличный глоток риохи, закашлялась и похлопала себя по груди. Щеки Софии раскраснелись — как и всегда, когда она была взволнованна. Она нежно ткнула Бэнкса в плечо: — Ну а вы, мистер Супершпион, чем сегодня занимались?
— Тсс, — поднес палец к губам Бэнкс, метнув взгляд на барменшу. — «Не болтай! Не такая уж она и дура!» — вспомнил он свой любимый плакат.
— Думаешь, в бутылке с риохой спрятан жучок? — прошептала София.
— Возможно. После сегодняшних событий я больше ничему не удивляюсь.
— А что у тебя сегодня случилось?
— Ой, да, собственно, ничего.
— Кстати, я хочу больше времени бывать с тобой, или ты весь остаток отпуска потратишь на поиски неведомых теней?
— Надеюсь, что нет.
— Но ведь ты собираешься вести свое таинственное расследование под покровом темноты?
— Обещать, что работать буду строго с девяти до пяти, не могу. Но к ночи все же постараюсь возвращаться.
— Хм-м. Ну ладно, расскажи, что сегодня с тобой стряслось.
— В общем, я поехал в Сент-Джонс-Вуд, в тот дом, возле которого засняли Лоуренса Сильберта в компании неизвестного мужчины всего за неделю до убийства…
Бэнкс подробно описал свой разговор с Эдит и Лестером.
— Честно говоря, у меня было ощущение, что я попал в какой-то затейливый фантастический роман. Или провалился в кроличью нору.
— Спорим, они клялись, что ни разу не уезжали из дома, никого к себе не пускали и знать не знают этих двух с фотографии? — предположила София.
— Точно.
— Типичные северяне. А ты уверен, что ваши компьютерщики не ошиблись, что это снято именно там?
— Абсолютно. Тот самый дом, я это сразу понял.
— Значит, они врут, — подвела итог София. — Это единственное логическое объяснение их поведению. Как ты считаешь?
— Похоже на то. Но почему они лгали?
— Может, их подкупили?
— Возможно, — согласился Бэнкс.
— Или у них там действует подпольный бордель для гомосексуалистов, — подкинула еще одну идею София.
— Это у такого-то божьего одуванчика, как Эдит Таунсенд? В Сент-Джонс-Вуд?
— Ну, всякое бывает.
— А может, они — часть большой схемы, — предположил Бэнкс.
— В каком смысле?
— Вполне возможно, они тоже участвуют в заговоре. В чем бы он ни состоял. — Бэнкс одним махом прикончил коктейль. — Идем где-нибудь поедим, заодно все это и обсудим. Я уже озверел от всех этих шпионов. Голова раскалывается. И жутко хочется есть.
— Кстати. — Отсмеявшись, София протянула руку за сумочкой. — В Брикстон-Академи сегодня играет квартет Уилко Джонсона. Можем пойти, проведу тебя по своему удостоверению.
— Ну что же, — поднявшись, Бэнкс протянул ей руку. — Чего мы ждем? Мы ведь успеем еще съесть по бургеру?