Жилой массив Истсайд-Истейт был возведен в шестидесятых и с тех самых пор постепенно приходил в упадок Его вполне можно было сравнить с некоторыми районами Лидса или Ньюкасла. Часто попадались сожженные машины и брошенные тележки из супермаркетов. Вокруг бродили бездомные собаки, а местные жители настороженно относились к любым чужакам, а уж к полицейским — тем более. Энни Кэббот не раз встречала тут вполне обычных законопослушных тружеников, но чаще имела дело с другой публикой: бездельниками, наркоманами и заброшенными детьми, которые не появлялись в школе и не имели никаких шансов найти приличную работу. К тринадцати-четырнадцати годам такие детишки уже и не думали о своем будущем, они интересовались исключительно метамфетамином, экстази или каким-нибудь новеньким наркококтейлем, изобретенным очередным химиком-любителем. От героина они тоже не отказывались.
Была среда, вечер, часы показывали половину одиннадцатого. Ряд одетых в форму полицейских сдерживал толпу, впрочем, не особо беспокойную. Тут собрались любопытные прохожие да перепуганные соседи. Парочка буянов пыталась внести смуту, выкрикивая оскорбления в адрес полицейских, а кто-то даже швырнул во врачей половинку кирпича, но на них никто не обращал внимания. Все привыкли к таким выступлениям. В тумане переулка, окрещенного местными жителями «уголком токсикомана», рассыпался радужным сиянием свет фонарей. Мигалка скорой помощи прорезала влажный воздух синими огнями.
Энни с названием не соглашалась — скорее уж тут «клуб любителей денатурата» или «общество знатоков марихуаны». Наркоманы стали богаче, дешевые наркотики заполонили рынок и обрушили цены, и токсикоманские штучки окончательно вышли из моды.
На тележке скорой лежал, истекая кровью, один из авторитетных дилеров северного округа — пятнадцатилетний Дэнни Мур. Над ним суетились врачи. Энни и Уинсом приехали, чтобы оценить ситуацию и решить, забирать это дело в свой отдел или нет.
— Куда его ранили? — спросила Энни у главного медика, когда тот с коллегами запихивал носилки с пострадавшим в машину.
— Пока сложно сказать, — ответил он. — Три колотых точно есть. В грудь, в плечо и живот.
— Насколько это опасно?
— Колотые раны — это всегда опасно. Хотя, — он подошел поближе и понизил голос, — личное мое мнение, не для протокола, таково: малый выживет. Конечно, если только мы не найдем обширного внутреннего кровотечения. А пока вроде бы ясно, что крупные артерии и жизненно важные органы не задеты.
— Спасибо, — кивнула Энни. — И когда мы сможем с ним поговорить?
— Завтра утром, не раньше. Зависит от того, как скоро удастся стабилизировать его состояние. В общем, звоните в больницу. А мне пора, — сказал медик, забрался в машину и хлопнул дверцей.
Мужчина, заявивший о происшествии, нервно вышагивал вокруг своей скромной серой «хонды». Ему явно не терпелось уехать. Его жена сидела в машине, закрыв окна и двери, и тупо смотрела вперед, не обращая внимания на толпу и суету полицейских. Видимо, надеялась, что, если их не замечать, они куда-нибудь денутся.
— Я выполнил свой гражданский долг, — беспокойно оглядывая толпу, заявил Бенджамин Пакстон, когда Энни попросила его рассказать, что случилось. — Сообщил о произошедшем и дождался полиции, как мне и было велено. — Уинстон принялась записывать его показания. — Разве этого не достаточно? Моя супруга очень расстроилась. А ей вредно нервничать. Можно мы уже поедем домой?
— Где вы живете?
— Мы снимаем коттедж возле Линдгарта.
— То есть вы не местные?
— Боже упаси! Мы из района Саут-Шилдс. А сюда приехали просто прогуляться.
Энни оглядела замызганные дома из красного кирпича и припаркованные возле них проржавевшие машины:
— Не лучшее место для прогулок. Или вы фанаты деградирующих кварталов?
— Да нет, мы не здесь собирались гулять, а возле Линдгарта.
— Как же вас сюда занесло?
— Да заблудились. Поужинали в пабе, про который вычитали в путеводителе, а потом свернули не там. Мы уже ехали обратно в Линдгарт. Никогда бы не подумали, что в Йоркшире есть такие места.
— Как назывался паб, где вы ели?
— «Ангел». Это в Килнвике.
Энни там бывала. В «Ангеле» подавали хорошее пиво «Сэм Смит». Похоже, Пакстон не врал. Если едешь из Килнвика в Линдгарт через Иствейл, там и впрямь легко заблудиться и заехать в пределы Истсайда. В конце концов, доступ в этот район был свободный и колючей проволокой его еще никто не обнес. Хотя иногда Энни казалось, что это было бы вполне разумно, особенно когда в полицию являлся очередной ограбленный турист.
— Расскажите, пожалуйста, все по порядку, — попросила она Пакстона.
— Мы ехали по этой улице, и Оливия вдруг заметила, что в конце переулка вроде бы кто-то лежит. Ну а я… честно говоря, сначала не хотел притормаживать, район ведь отнюдь не из благополучных. Но Оливии не показалось, там и впрямь лежал человек. В белой футболке. И он корчился, словно ему было очень больно. Мы сначала подумали, что это девушка, на которую напали и изнасиловали — мы читали, тут часто такое случается.
— И остановились, чтобы помочь?
— Именно. Я вылез из машины и подошел. Смотрю — кровь, тут же назад к машине, вызвал по мобильнику полицию и скорую помощь.
— Вы никого не заметили?
— Я не уверен, — помявшись, ответил Пакстон. — Все-таки было уже темно.
— Но?
— В переулке вроде бы мелькнул темный человек в куртке с капюшоном.
— Темный, вы про цвет кожи? — поинтересовалась Уинсом.
— Нет-нет, я не то имел в виду Нет. Просто он был скрыт тенью.
— Мужчина или женщина? — спросила Энни.
— По-моему, мужчина.
— Вы могли бы его описать?
— Едва ли. Помнится, довольно крупный, но вполне возможно, что мне так показалось — просто потому, что проход тут очень узкий. Да еще и тени, ничего не разглядеть.
— Понятно, — кивнула Энни. — Кто-нибудь еще?
— По поперечной улице шли два человека, где-то в сотне метров отсюда. Еще мужчина, с собакой. И еще мне показалось, что… даже не знаю, как сказать. В общем, сразу перед тем, как мы заметили этого парня на земле, была какая-то суета, как будто кучка людей бросилась врассыпную.
— Разбежалась?
— Ну да, вмиг. По разным переулкам, растворилась на соседних улицах.
— Вы могли бы описать кого-нибудь из этих людей?
— Нет. Они держались в тени. Кроме того, они все были в капюшонах, которые сейчас носят — такие, чтобы лица не видно.
— Вы имеете в виду худи? Куртки с накладными карманами и капюшонами?
— А они так называются? Я не знал.
Насколько поняла Энни, в Истсайд-Истейте были две действующие группировки: одна на севере, базирующаяся возле двух многоквартирных домов, и вторая на юге, эти тусовались около «уголка токсикоманов». Общественное спокойствие они возмущали регулярно, но никаких серьезных правонарушений за ними не числилось — в основном раскрашивали стены граффити, устраивали потасовки, подворовывали по мелочам да непристойно ругались. Но в последнее время обстановка в квартале стала накаляться. В ход все чаще пускались ножи и бейсбольные биты; пошли слухи, что заработал канал доставки тяжелых наркотиков с юга и из Манчестера.
Описание, которое Пакстон дал «бросившейся врассыпную» компании, указывало на местных бандитов, в число которых и входил Дэнни Мур. Состав группировок не представлял для полиции тайны, так что найти их всех будет несложно. А вот удастся ли у них что-нибудь узнать — уже другой вопрос. Здешние обитатели славились своей неразговорчивостью, которая резко усугублялась при общении с полицией.
— Что-нибудь еще заметили? — спросила Энни.
— Нет, — покачал головой Пакстон. — Я сразу вернулся к машине. «Скорая» приехала через несколько минут. Парнишка все это время лежал и даже не двигался. Я думал, он уже умер.
— Больше вы никого не видели?
— Никого.
— Тогда все, — решила Энни. — Можете ехать домой. Оставьте сержанту Джекмен ваш адрес. Мы с вами еще свяжемся, когда придет время давать показания. Не волнуйтесь, это лишь формальность. — Обернувшись, она заговорила с полицейскими, сдерживающими толпу. Местные жители начали нервничать, обеспокоенные отсутствием информации.
— Спасибо, — поблагодарил ее Пакстон.
Уже отойдя в сторону, Энни услышала, что он обратился к Уинсом:
— Э-э-э, а вы не подскажите, как нам доехать отсюда до Линдгарта?
Энни невольно улыбнулась. Не знаешь дорогу? Спроси полисмена! Она подмигнула Уинсом, которая записывала адрес Пакстона, попутно объясняя ему, как туда добраться.
После разговора с Эдвиной прошло несколько дней, но Бэнкс постоянно ловил себя на мыслях о шпионской деятельности ее сына. Он мало что знал о работе разведки, в чем, по-видимому, и состояла их работа, но все-таки догадывался, что Сильберт мог перейти дорогу очень влиятельным людям. То есть убить его могли и без всяких ссор и разборок, просто из предосторожности.
Бэнкс понимал, что со времен холодной войны многое изменилось: нынче глава разведки в основном занимается тем, что рассылает управляющим банков и нефтяных компаний сообщения о китайцах, шпионящих за ними по Сети. Но ведь еще совсем недавно люди рисковали жизнью, пытаясь перебраться через Берлинскую стену. Эдвина сказала, что в последние десять-пятнадцать лет Лоуренс стал ездить за границу куда реже. Значит, большую часть операций он провел до развала СССР и объединения Германии.
Бэнкс решил разузнать об этом периоде жизни Лоуренса поподробнее. Во вторник он поехал в книжный магазин «Уотерстоун» и купил там «Все о разведке» Стивена Доррила и «Совершенно секретно» Питера Хеннесси. Несколько месяцев назад ему в руки попался роман Хеннесси «Все прекрасно», и Бэнксу он очень понравился.
В среду вечером Бэнкс сидел у себя на кухне в джинсах и старой футболке и пытался собрать шкаф из «Икеи». В последнее время его коллекция CD и DVD-дисков непомерно разрослась и грозила заполнить собой все его жилище. Бэнкс то и дело чертыхался — он перепутал этапы сборки и теперь сомневался, что ему вообще удастся собрать этот треклятый шкаф. Звучала Вторая симфония Стенфорда. Нервная, дерганая мелодия отлично отражала состояние Бэнкса, почти изнемогшего в борьбе с «Икеей».
В дверь постучали. Вскочив на ноги и направившись к входу, Бэнкс вдруг понял, что не слышал, чтобы к его дому подъезжала машина. Странно. Его коттедж стоял на самом краю деревни, практически на отшибе. К нему вела длинная дорога, а за домом начинался лес. Никто, кроме почтальона, пешком к нему не ходил. Да и музыка играла негромко, так что Бэнкс обязательно услышал бы, если бы к нему кто-нибудь приехал.
Открыв дверь, Бэнкс увидел сутулого мужчину лет шестидесяти, с редеющими седыми волосами и аккуратной бородкой. Солнце еще не село, и на улице было довольно тепло, но, несмотря на это, посетитель оделся в застегнутый на все пуговицы костюм и светло-бежевое пальто. Рубашка сияла безупречной белизной, а между бордово-желтыми полосками старомодного галстука виднелось множество крохотных замков, такой вот узор.
— Мистер Бэнкс? — осведомился гость. — Старший инспектор Бэнкс, — уточнил он.
— Да, это я.
— Извините за столь поздний визит. Меня зовут Броун, через «о». Вы позволите войти?
— Рискую показаться невежливым, — ответил Бэнкс, — но вообще-то я занят. У вас что-то срочное?
— Это касается Лоуренса Сильберта.
Поразмыслив секунду, Бэнкс отступил в сторону и жестом пригласил мистера Броуна войти. Оказавшись в прихожей, тот огляделся:
— А у вас уютно.
— Я там вожусь на кухне, — сказал Бэнкс.
— Ясно, — кивнул Броун и прошел вслед за ним.
На полу кухни лежал недособранный шкаф. Вместо гладкой верхушки красовалась белая фанерка.
— Вы панельку не той стороной установили, — заметил Броун.
— Сам вижу, — буркнул Бэнкс.
— Не самая легкая работа, — улыбнулся Броун. — Я и сам постоянно путаюсь. А задняя стенка — это вообще кошмар. Хлипкая очень. Впрочем, вы, наверное, и сами это уже поняли.
— Мистер Броун, — заговорил Бэнкс, — я, конечно, очень ценю ваши советы по сборке икеевской продукции, но, поверьте, я сам во всем разберусь. Вы лучше садитесь. — Он указал на диванчик в углу. — Выпьете чего-нибудь?
— Спасибо, — поблагодарил Броун, втискиваясь на диван. Пальто он так и не снял. — Виски с содовой был бы очень кстати.
Порывшись в шкафу с выпивкой, Бэнкс нашел бутылку «Беллс» и смешал Броуну коктейль. Плеснул себе «Макаллана» восемнадцатилетней выдержки, затем плеснул чуть-чуть воды. Раньше он был преданным фанатом «Лафройга», но несколько неудачных партий его разочаровали, и он лишь недавно начал вновь с удовольствием пить виски. Как выяснилось, виски из айлейского солода он больше пить не может из-за привкуса водорослей, йода и легкого торфяного аромата. Зато богатые карамельные оттенки старых хайлендских солодов пришлись ему по вкусу. Впрочем, виски Бэнкс все равно пил редко, отдавая предпочтение пиву и вину. Но сегодня без виски было никак не обойтись.
Бэнкс уселся напротив Броуна, и тот поднял бокал:
— Ваше здоровье.
— Ваше здоровье, — ответил Бэнкс.
— Смотрю, вы слушаете Стенфорда, — отметил Броун. — Я слышал, что вы большой любитель классики, но мне как-то казалось, что Стенфорд давно уже вышел из моды.
— Раз вы так много обо мне знаете, должны знать и то, что мне всегда было плевать на моду, — сказал в ответ Бэнкс. — Стенфорд — отличный композитор, и под него хорошо собирать мебель. — Пригубив виски, он вдруг страшно захотел курить, но, сжав зубы, отогнал от себя мысль о сигарете.
— Оно и видно, — кивнул Броун, многозначительно посмотрев на шкафчик с неправильной верхушкой.
— Приятно, конечно, поболтать о сборке шкафчика и о Чарльзе Вильерсе Стенфорде, но мне показалось, что вы хотели поговорить со мной о Лоуренсе Сильберте. Можно узнать, чьи интересы вы представляете? — Бэнкс прекрасно понимал, кто такой Броун, но хотел услышать это от него самого.
Броун задумчиво покрутил бокал, любуясь темно-янтарным виски.
— Скажем так, — наконец заговорил он. — Я представляю правительство Ее Величества. Да, — кивнул он, — полагаю, это наилучший вариант ответа.
— А есть и другие?
Броун рассмеялся:
— Ну, в нашей жизни на все можно посмотреть и с другой точки зрения, не так ли?
— То есть вы один из бывших начальников Лоуренса Сильберта? — уточнил Бэнкс.
— Мистер Бэнкс, умоляю вас! Вы ведь прекрасно знаете, что МИ-6[5] не работает на территории Великобритании. Вы что, сериал «Шпионы» никогда не смотрели?
— Значит, я прав. Стало быть, контрразведка. Как я понимаю, никакого удостоверения личности я от вас не дождусь?
— Нет, почему же? — удивился Броун и вытащил из бумажника заламинированную карточку с именем Клода Ф. Броуна, служащего Министерства внутренних дел. На фотографии был запечатлен мужчина, которого с одинаковым успехом можно было принять как за Броуна, так и за какого-нибудь другого пожилого джентльмена с довольно невыразительной внешностью.
— Так что вы хотели мне рассказать? — спросил Бэнкс, вернув визитку Броуну.
— Я? Рассказать вам? — Броун сделал глоток и нахмурился. — По-моему, я не обещал что-либо рассказывать.
— Тогда зачем пришли? Если вам нечего сказать по поводу проводимого расследования, не будем терять время.
— Ну что вы так нервничаете, мистер Бэнкс! Зачем же торопиться с выводами? Мы вполне можем сотрудничать.
— Тогда хватит юлить и вилять. Давайте ближе к делу.
— Понимаете, я просто хотел узнать, насколько глубоко вы вникли.
— Этого я вам сказать не могу, — отрезал Бэнкс. — Мы не имеем права обсуждать ход расследования с гражданскими лицами.
— Прекратите! Какой из меня гражданский? Мы с вами по одну сторону баррикад.
— Да неужели?
— Вы и сами это знаете. Нам очень важно знать, не грозит ли расследование этого дела неудобными ситуациями и прочими неприятностями.
— Что вы под этим понимаете?
— Все, что может представить в невыгодном свете наше правительство.
— Например, судебный процесс?
— Ну, должен признать, что в данном случае мы и впрямь не будем рады судебному процессу. Но это ведь крайне маловероятно. В общем, хотелось бы уточнить: надо ли нам опасаться возможных… мм… досадных последствий.
— Слушайте, да что же такое натворил Сильберт? — удивился Бэнкс. — Добавил стронций девяносто кому-то в чай?
— Очень смешно. К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос. Сами понимаете, закрытая информация. Закон «О государственной тайне».
— Похоже, мы зашли в тупик, — заметил Бэнкс, откинувшись на спинку дивана и пригубив виски. — Вы мне ничего рассказать не можете, и я вам ничего рассказать не могу.
— Ох, — вздохнул Броун. — А я так надеялся, что мы поймем друг друга! Некоторые, наоборот, рады помочь разведке! Ведь мы с вами не враги. У нас общие задачи. Мы стоим на страже нашего государства. Разумеется, кое в чем наши методы различаются, но цель-то одна.
— Маленькое уточнение: вы работаете на организацию, в которой свято верят, что цель оправдывает средства. А полиция пытается работать, не обращая внимания на всякие трюки, которые выкидывает правительство, чтобы удержаться в седле и не потерять власть.
— Нелицеприятное заявление! — воскликнул Броун. — Но готов поспорить, что вы и сами иногда «срезали» длинный путь, только чтобы упрятать за решетку какого-нибудь типа, в виновности которого вы были уверены. Но это так, к слову. Мы, как и полицейские, — обычные чиновники, государевы слуги, которые служат во благо своих господ.
— Это ведь из сериала «Да, господин министр», верно? Я смотрел, — ответил Бэнкс.
— Точно, — рассмеялся Броун. — Помните серию про больницу без пациентов?
— Помню. Одна из моих любимых, — кивнул Бэнкс.
— Только представьте себе такой мир — школы без учеников, университеты без студентов, врачи без больных, полиция без преступников… Идеальный мир. Тогда бы все занимались настоящей работой.
— А как же разведка без шпионов?
— Да, без них нам жилось бы куда лучше. — Броун наклонился вперед: — Послушайте, мистер Бэнкс. Мы с вами не очень-то и разные, честное слово. — Броун махнул рукой в сторону музыкального центра: — Оба любим Стенфорда. Наверное, и Элгар вам тоже нравится, да? И Воан-Уильямс. И Бриттен — хотя привычки у него были довольно странные, да и в Штаты он уехал не в самое подходящее время. А еще «Битлз», даже с позиции сегодняшней музыки. И «Оазис», «Арктик Манкис». Не буду врать, что сам слушал все эти группы. Но я знаю, что вам нравится — немного эклектичная, стопроцентно британская музыка. Как бы вы ни относились к «Битлз», но даже они в свою лучшую пору служили олицетворением британских ценностей. Эти четыре парня с длинными патлами вместо нормальных стрижек! Иногда приходится защищать и такие ценности. Иногда человек вынужден идти на поступки, противные его природе.
— Это вы к тому, что я сказал насчет цели и средств? Стало быть, Сильберт был вне закона? Может, он даже был заказным убийцей? Или наводчиком, подставлял людей?
Опустошив стакан, Броун вылез из своего угла и встал у кухонной двери.
— У вас чересчур богатое воображение. На самом деле жизнь вовсе не похожа на шпионский роман.
— Разве? А я всегда думал, что Ян Флеминг стремился добиться максимально возможного реализма в своей бондиане.
— Вы не находите, что этот разговор лишен всякого смысла? — скривившись, спросил Броун. — Не знаю, с чего это вы вдруг вздумали проехаться тут на белом коне, словно романтический рыцарь без страха и упрека. А мы, знаете ли, решаем реальные проблемы. Возьмите хоть это дело с Литвиненко. Оно откинуло нас на несколько лет назад! Наши отношения с русскими резко испортились. Между прочим, сейчас в Британии действующих русских шпионов не меньше, чем во время холодной войны. Я пришел сюда, надеясь удостовериться, что ради блага отечества вы при расследовании смерти Лоуренса Сильберта постараетесь не допустить оплошностей, которые могли бы подпортить имидж правительства и разведки. Я надеялся, что это дело окажется для вас простым и легким, и вы, быстренько с ним расплевавшись, сможете с чистой совестью вернуться в Челси, к своей очаровательной юной подруге.
— Насколько я помню, — ответил Бэнкс, чувствуя, как по спине бегут мурашки, — Луговой отрицал свою причастность к смерти Литвиненко. По-моему, русские заявили, что его убийство — дело рук нашей разведки. Разве нет?
— Вот не думал, что вы любитель теорий заговора, — хохотнул Броун.
— Просто ходят такие слухи, — ответил Бэнкс.
— Надеюсь, вы понимаете, что это предположение столь же абсурдно, сколь и мысль о причастности разведки к смерти принцессы Дианы, — заметил Броун. — Не говоря уж о том, что это попросту наивно. Как заявил под присягой сэр Ричард Дирлав, разведка Британии никогда не имела никакого отношения к заказным убийствам. Разумеется, русские с этим не согласились и тут же выдвинули нам встречные обвинения. Они всегда так делают. А на самом деле Андрей Луговой оставил за собой жирнющий, сияющий в темноте след полония двести десять, который и привел к нему полицию.
— Полицию? Или разведку?
— Говорю же вам, мы с полицией всегда по одну сторону баррикад.
— Насколько я понял, — резюмировал Бэнкс, — вы намекаете, что Сильберт был как-то связан с Россией. Может, он был причастен и к делу Литвиненко? И вы считаете, что расследование его убийства негативно скажется на отношениях наших стран? А может, тут замешаны террористы? Или российская мафия? А может, Сильберт знал что-то о смерти принцессы Дианы? Или был двойным агентом? Видимо, поэтому ему приходили деньги со швейцарских счетов?
Броун холодно глядел на Бэнкса сузившимися от ярости глазами.
— Раз вы не можете оказать своей стране необходимую поддержку, придется мне искать ее в другом месте, — заявил он и направился к выходу.
Бэнкс проводил его через гостиную к входной двери.
— Насколько я знаю, больше всего это дело похоже на банальную ссору двух любовников, один из которых потом покончил с собой. Это случается куда чаще, чем можно подумать. Возлюбленный Сильберта, Марк Хардкасл, убил вашего агента, а потом с горя повесился на суку.
— Значит, — повернулся к нему Броун, — никакой необходимости в громком судебном процессе нет, правильно? И не придется шокировать общественность всякими ненужными подробностями?
— Скорее всего, — кивнул Бэнкс. — Во всяком случае, до вашего визита я был в этом уверен. Заметьте, я всего лишь высказал предположение. В смысле насчет любовной ссоры.
— До свидания, мистер Бэнкс, — попрощался Броун. — И перестаньте ребячиться, пора уже. — Выйдя, он аккуратно закрыл дверь.
Бэнкс постоял, дожидаясь шума мотора. Двигатель заурчал лишь через несколько минут. Видимо, Броун оставил машину в самом конце улицы.
Вернувшись на кухню, Бэнкс взглянул на раскуроченный шкаф. Он вдруг понял, что никаких сил на его сборку у него не осталось. Вместо этого он долил себе еще виски, попутно отметив дрожь в руках, и пошел со стаканом в гостиную. Изъяв диск Стенфорда, поставил Роберта Планта и Элисон Краусс. Выловив песню «Богатая дама», прибавил звук и принялся размышлять. Как же Броун узнал о существовании Софии?
Утром во вторник суперинтендант Жервез созвала совещание, пригласив на него Бэнкса, Уинсом, Энни и Стефана Новака. Перед летучкой Бэнкс рассказал ей про визит мистера Броуна, но Жервез эта новость не заинтересовала и, похоже, даже не удивила.
Запасшись чашками с кофе и чаем, все расселись и выжидательно посмотрели на Стефана Новака.
— Сегодня утром мы получили результаты анализа крови, — начал он, — мы сравнили их с ДНК Эдвины Сильберт, и, принимая во внимание это и ее показания о родимом пятне на руке жертвы, можно с уверенностью заявить, что тело мужчины, обнаруженное по адресу дом пятнадцать в Каслвью-Хайтс, принадлежит Лоуренсу Сильберту. Теперь о втором трупе. Согласно протоколу вскрытия, проведенного доктором Гленденингом, Хардкасл погиб в результате повешения. Он совершил самоубийство, использовав для этого желтую бельевую веревку. Тогда как Сильберт был умерщвлен: ему нанесли несколько ударов тупым предметом по затылку, преимущественно слева, что свидетельствует о том, что Сильберт пытался убежать.
— Резонно, — сказал Бэнкс. — Сильберт был спортивным мужчиной. Если бы нападение не было столь неожиданным, он бы наверняка поборолся за свою жизнь.
— Разве это не противоречит гипотезе о разъярившемся любовнике? — спросила Жервез.
— По-моему, нет, — ответил Бэнкс. — Во время ссоры вполне логично отвернуться от человека, с которым ругаешься. Скорее всего, Сильберт недооценил силу гнева, охватившего Хардкасла. А тому под руку как раз подвернулась крикетная бита. Впрочем, в другие гипотезы характер ран тоже вписывается.
— Другие гипотезы обсудим позднее, — сказала Жервез и повернулась к Новаку: — Продолжай, Стефан.
— После удара мистер Сильберт обернулся и упал на колени. Убийца ударил его по правому виску и горлу, сломав подъязычную кость и повредив гортань. Вот тогда Сильберт и упал на спину, приняв позу, в которой его и нашли. Смерть наступила в результате одного или нескольких ударов. Ну а потом убийца продолжил его избивать, несмотря на то что Сильберт уже скончался.
— Марк Хардкасл был левшой, так ведь? — уточнила Энни.
— Да, — взглянул на нее Новак. — Учитывая, что единственные обнаруженные нами на крикетной бите отпечатки принадлежат ему, отважусь предположить, что он — убийца. Определив тогда группу крови, обнаруженной на месте преступления, я сразу сказал, что почти наверняка это кровь Сильберта, и ничья больше. Анализ ДНК подтвердил мое предположение. То же относится и к следам на одежде Марка Хардкасла — это кровь Сильберта с небольшой примесью собственной крови Хардкасла. Скорее всего, он поцарапался, когда залезал на дерево.
— Ну что же, — произнесла Жервез, оглядывая своих подчиненных. — Похоже, тайну можно считать раскрытой. С ДНК не поспоришь. А что там насчет токсикологии?
— В крови Хардкасла ничего, кроме алкоголя, не обнаружено, — ответил Новак. — Мы не нашли никаких следов наркотических веществ ни у него, ни у Сильберта.
— А следов присутствия кого-нибудь еще на месте преступления не было? — спросил Бэнкс у Новака.
— В зоне убийства — нет. Во всяком случае, ничего экстраординарного. Сами знаете, что в любой комнате остается полно следов от любого посетителя — начиная с друзей и родственников и заканчивая уборщицами. Все они могли общаться с жертвой и оставить немало улик. Там во всем доме полно следов — вы не забывайте, что недавно оба погибших посещали крупные города — Лондон и Амстердам, а Сильберт к тому же добирался туда самолетами, значит, бывал и в аэропортах.
— Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство, — обратилась Жервез к Бэнксу. — Понятно же, что в гостиной у Сильберта бывали самые разные люди, как, собственно, и в моей или вашей. Сильберт и Хардкасл сталкивались с прохожими на улице, болтали с посетителями пабов и пассажирами в аэропорту. И каждый мог прикоснуться, задеть, в общем, оставить свой след. Сержант Новак ведь вполне ясно сказал — на месте преступления была обнаружена только кровь Сильберта.
— Прошу прощения, мэм, — заговорила Энни, — но это ведь ничего не доказывает, разве нет? Мы же знаем, что Сильберта забили до смерти крикетной битой. Ничего удивительного, что на месте преступления полно его крови. А вот то, что мы не нашли там следов крови Хардкасла, говорит лишь о том, что он ее там не проливал. А раз так…
— …то и любой другой убийца мог не оставить там следов своей крови, — закончила за нее Жервез. — Я понимаю, что вы хотите сказать, инспектор Кэббот. Но все это крайне неубедительно. Существует множество улик, свидетельствующих о том, что Лоуренса Сильберта убил впоследствии повесившийся Марк Хардкасл, и ни одной — против этой гипотезы. Никто не видел, чтобы в дом кто-то заходил или выходил, а никаких других подозреваемых у нас нет. Извините, конечно, но, на мой взгляд, дело пора закрывать.
— Возможно, у сослуживцев Хардкасла по театру был мотив, — предположила Энни. — Я же докладывала вам о разговоре с Марией Уолси. Она считает, что…
— Мы все в курсе, — оборвала ее Жервез. — Если бы Хардкасл и Сильберт осуществили эту свою идею с новым театром, у Вернона Росса или Дерека Ваймена мог возникнуть мотив для убийства. Я читала ваш отчет.
— И? — подняла бровь Энни.
— Что-то не верится, что у Ваймена или Росса была хоть малейшая возможность убить Сильберта и при этом представить все так, будто это сделал Хардкасл.
— Почему? — запротестовала Энни. — Они же артисты, творческие натуры! Они профессионально занимаются инсценировками.
— Резонно. Но вы уж извините, я в это поверить не могу. Их бы обязательно кто-то заметил. Да и потом, куда бы они дели окровавленную одежду? Концы не сходятся. А что там с камерами внешнего наблюдения? — спросила Жервез у Новака.
— Мы проверили все записи. Ничего интересного не нашли, — ответил тот. — Начать хотя бы с того, что там слишком много «слепых зон». Пятнадцатый дом вообще показан лишь частично.
— Там же элитный квартал, — заметил Бэнкс. — Но все это еще не значит, что в дом никто не заходил. Не сомневаюсь, что работники спецслужб умеют оставаться незаметными и даже не попадать в поле зрения видеокамер. Может, местные и обратили бы внимание на бродягу или парня в куртяшке с капюшоном… но на какого-нибудь представительного господина в дорогой машине? Я все-таки соглашусь с инспектором Кэббот. Возможно, Хардкасл навестил Сильберта и благополучно уехал, а убийца — Росс, Ваймен или какой-нибудь шпион, — появился уже после его визита. Вернувшись, Хардкасл обнаружил труп и, обезумев от горя, покончил с собой. Тогда же он мог взять в руки крикетную биту — уже после того, как настоящий убийца стер с нее свои отпечатки. А Хардкасл был в шоке, не понимал, что делает. Позвольте напомнить: недавно всплыла непонятно кем сделанная фотография с Лоуренсом Сильбертом в компании неизвестного мужчины, и, между прочим, Сильберт служил в разведке, а уж там умеют заметать следы…
— Все это к делу отношения не имеет, — отрезала Жервез. — Вы ведь не опознали этого загадочного незнакомца с фотографии?
Бэнкс посмотрел на Энни.
— Мы показали снимок нескольким людям, — сказала она, — но пока никто его не опознал.
— И отпечатков на карточке памяти тоже не было, — добавил Новак.
— Вам удалось выяснить, где была сделана фотография? — спросила Жервез у Бэнкса. Тот покачал головой:
— Нет, мэм, я почти уверен, что первые два снимка сделаны в Риджентс-парке, но остальные топографические точки оказались нашим компьютерщикам не по зубам. Как и странный телефонный номер Джулиана Феннера.
— Похоже, тут сплошные препоны, — заметила Жервез.
— Послушайте, нельзя же скидывать со счетов то, что Сильберт был шпионом, а мистер Броун — если это его настоящее имя, — нагрянул ко мне ради того, чтобы приструнить, дескать, прекратите копать слишком глубоко. Вы и сами прекрасно знаете: каждый раз, когда мы пытались выяснить что-либо о Сильберте, мы натыкались на глухую стену. Местные полицейские пообещали нам разведать все о квартире Сильберта в Блумсбери, и что же? Перезвонили на следующий же день и отрапортовали, что все просмотрели и не обнаружили ничего примечательного. И, по-вашему, им можно доверять? А вдруг там все-таки было нечто примечательное, но они это уничтожили? Все мы знаем, что в последнее время «Специальная служба»[6] и контрразведка на нас взъелись — в своей борьбе за передел сфер влияния они постоянно нас оттесняют! Под предлогом борьбы с терроризмом и организованной преступностью правительство получило отличную возможность делать все, что им заблагорассудится. А нами они манипулируют ради внедрения своих непопулярных законов и решений. В других странах такое тоже делали, и все мы знаем, чем это кончалось. Откуда мы можем знать, что полицейские, осматривавшие квартиру Сильберта, не принадлежат к специальной службе?
— У вас паранойя, — ответила Жервез. — Почему вы не признаете, что все кончено, и не успокоитесь?
— Потому что пока я не получил ответов на волнующие меня вопросы.
— Вот еще что, — откашлявшись, заговорил Новак. Он старательно не смотрел Бэнксу в глаза, и тот сразу понял — жди подвоха.
— Мм? — заинтересованно взглянула на него Жервез.
— В общем, надо было сделать это раньше, но… так уж вышло. Короче говоря, мы пробили Хардкасла и Сильберта по базе данных.
— И что? — спросила Жервез.
— Выяснилось, что за Хардкаслом числилась судимость, — глядя мимо Бэнкса, ответил Новак, — восьмилетней давности.
— Что за судимость?
— Э-э-э… бытовое насилие. Напал на своего сожителя. Видимо, приревновал и избил.
— Тот сильно пострадал?
— Могло быть и хуже. Вероятно, Хардкасл сумел вовремя остановиться. Правда, парня все равно пришлось положить в больницу на пару дней. А Хардкасл получил полгода условно.
Помолчав, Жервез смерила Бэнкса ледяным взглядом:
— Что вы на это скажете, инспектор?
— Вы сказали, что пробили по базе и отпечатки Сильберта тоже, — повернулся тот к Новаку. — Нашли что-нибудь?
— Нет, — покачал головой Новак. — Вы точно подметили: тут любые поиски упираются в глухую стену.
— Что вполне логично, не правда ли? Он же был шпионом. Наверное, официально его даже не существовало.
— Сейчас-то его точно уже не существует, — отрезала Жервез. — Все, слышать больше про это не могу. Я пойду побеседую с коронером. Дело закрыто. — Встав, она с шумом захлопнула папку «Сильберт — Хардкасл». — Старший инспектор Бэнкс, вы не уделите мне минуту?
Как только все остальные вышли, она вновь села за стол и, огладив юбку, с улыбкой пригласила Бэнкса сесть.
— Извините, что ради этого дела пришлось отозвать вас из отпуска, — сказала она. — К сожалению, никогда не угадаешь, что окажется пустой тратой времени, а что нет.
— Если можно было бы угадать, и впрямь работалось бы куда легче, — заметил Бэнкс. — Но при всем моем уважении, мэм, я…
— Не стоит. — Жервез прижала палец к губам. — Нет-нет-нет. Совещание окончено, и никакие версии мы обсуждать не будем. Все. Дело закрыто. — Она водрузила ладони на стол. — Лучше скажите, какие у вас планы на следующую неделю?
— Да особо никаких, — ответил Бэнкс, удивленный неожиданным вопросом. — Завтра приедет София. В субботу мы собирались сходить с ней на «Отелло», а в воскресенье — пообедать с ее родителями. Ничего масштабного.
— Понимаете, меня мучает совесть, я ведь лишила вас отдыха. А у вас ведь намечалась большая вечеринка, верно?
Господи, мысленно ужаснулся Бэнкс, уж не собирается ли она пригласить их с Софией к себе на ужин?
— Ну, вы же не просто так меня вызвали. Не берите в голову, я уже об этом забыл.
— Я ведь знаю, как наша работа корежит личную жизнь. Иногда бывает ужасно тяжело, особенно если встречаешься с человеком не так давно.
— Разумеется, мэм.
К чему это она клонит? Бэнкс давно уже уяснил, что Жервез не стоит задавать слишком много вопросов — пусть уж лучше сама окольными путями выйдет, куда ей надо. Если ее прижать к стенке, она тут же заюлит и свернет разговор.
— Надеюсь, мы не нанесли непоправимого ущерба вашим отношениям с обворожительной Софией, — продолжала вещать Жервез.
— Нет, что вы.
— Как, кстати, у нее дела?
— Чудесно, мэм.
— Хорошо, очень хорошо. Прекрасно. Вы, наверное, удивлены, зачем я вас задержала?
— Если только самую малость, мэм.
— Ах, вы всегда так остроумны, — восхитилась Жервез. — Но теперь я скажу серьезно… э-э-э… Алан… Я бы хотела искупить свою вину. Как вам это понравится?
— Искупить вину? За что, мэм? — Бэнкс нервно сглотнул.
— За то, что лишила вас части отпуска, разумеется. За что же еще?
— Благодарю вас, — кивнул Бэнкс, — но это совсем не обязательно. Все хорошо.
— Но нет предела совершенству, не так ли?
— Наверное.
— Точно-точно. Так вот, я бы хотела, чтобы вы продолжили свой заслуженный отдых. Как насчет недели?
— Что, вы отпускаете меня на всю следующую неделю?
— Да. Инспектор Кэббот и сержант Джекмен займутся той поножовщиной в Истсайд-Истейте. Я выделю им в подмогу Гарри Поттера. Мне кажется, он уже более-менее освоился. Как вы считаете?
— Из него выйдет хороший коп, — сказал Бэнкс. — Но…
— Никаких «но», — замахала руками Жервез. — Прошу вас. Даже настаиваю. Почему бы вам не насладиться остатком отпуска? В конце концов, вы его заслужили.
— Знаю, мэм, но…
— Никаких «но», — сказала Жервез, вставая. — Можете идти. Это приказ, — добавила она и вышла из конференц-зала. Оставшись в одиночестве за длинным блестящим столом, Бэнкс никак не мог осмыслить, что же, черт возьми, сейчас произошло.