Все решает случай

Глава 18

Мавзолей, расположенный неподалеку, на склоне холма, обращенного к морю, был построен из такого же камня, что и Корт, но гробница, сооруженная в форме правильного прямоугольника, не имела никаких украшений.

— Тот, кто покоится здесь, построил и Эрроу-Корт, и мавзолей, — пояснил Раф, отпирая калитку. — Предки добавили к дому флигели, сделали дополнительные окна, галереи и прочее, Гриффин отнесся бы с презрением к этим новшествам. Сэр Гриффин из Эрроу-Корта — основатель нашего рода. Его прозвали «Гриффином», что означает «бдительный страж». Он был воином и возвел здесь крепость для защиты, а не для того, чтобы тешить свое самолюбие. — Раф сделал паузу. — Тебе страшно? — спросил он. — Гриффин похоронен здесь несколько веков назад. Он и его супруга. Другие предки покоятся на погосте. Полагаю, Гриффин хотел быть поближе к Корту, чтобы и после смерти защищать его. Не обязательно входить туда. Я просто хотел показать тебе место, священное для меня и моей семьи. Мы можем постоять здесь или вернуться в дом.

Раф редко говорил так быстро. Бренна насторожилась. Она никогда не испытывала желания войти в обитель смерти, тем более ночью, но, очевидно, это было очень важно для Рафа, а значит, и для нее.

— Я не боюсь, — тихо сказала она, стараясь не нарушать тишину ночи. — Только немного озадачена… Там внутри горит лампа?

Раф рассмеялся.

— Да, и я принес с собой трут. Пойдем, здесь нет привидений.

Он открыл дверь в мавзолей и, наклонив голову, вошел туда. Через минуту Бренна, увидела, что там стало светлее: Раф зажег еще несколько ламп. Она взяла его руку и, чувствуя себя неловко, переступила порог. Внутри пахло морем и соснами, растущими на склоне холма. Свет придавал белым стенам и полу розоватый оттенок.

В скромном помещении были два небольших высоких окна и маленький алтарь с двумя древними каменными гробницами по бокам. На обеих виднелись высеченные изображения, отливавшие медью в колеблющемся свете ламп. Каменная женщина лежала на каменной подушке, скрестив руки на гранитной груди. Воин лежал в той же позе, но в доспехах и при полном вооружении. Вокруг него были высечены знамена и вымпелы, а у ног — верный сторожевой пес. Очень трудно было различить гранитные черты лиц, так как мастера высекли их несколько веков назад и годы стерли некоторые детали.

— Это Гриффин. — Раф указал на гробницу воина и обошел ее. — Он лежит там, где жил после того, как завоевал эти земли. «Честный и справедливый рыцарь» — высечено здесь. Таким его называют и по сей день. Гриффин сражался и на арене, и на турнирах и мог легко на полном скаку пронзить копьем щит, закрепленный на перекладине. Он не был салонным рыцарем. Король отправил его в крестовый поход, и Гриффин с честью выполнил свой долг. А теперь вот лежит здесь — основатель Эрроу-Корта и мое несчастье.

Бренна оторвала взгляд от надгробия и внимательно посмотрела на Рафа.

— Да-да, — подтвердил он, шагая взад и вперед. — Все дело в том, Брен, что я не его потомок. Отношения между моими родителями весьма натянутые, а мое присутствие еще больше осложняет их. Меня удивляет, что они до сих пор живут вместе, хотя каждый день едят поедом друг друга, как сегодня.

— Некоторым супругам нравится постоянно пикироваться, — заметила Бренна. — Я понимаю, что это не одно и то же, но в нашей деревне есть фермер с женой, весьма любящая пара, но при этом они рассказывают друг о друге всякие гадости. Например, миссис Кадди жалуется, что ее муж никогда не моется, а он утверждает, будто она холодна как лед и ее стряпней можно отравиться. А что он болтает, когда напьется! Однако, не дай Бог, если кто-то скажет что-нибудь плохое о ком-нибудь из них.

Раф продолжал ходить взад и вперед, и Бренна заговорила быстрее:

— Мистер Кадди однажды признался моему отцу, что это придает его жизни особую пикантность…

— Возможно, возможно, — пробормотал Раф. — Иногда мне кажется, что здесь происходит то же самое. Но дело в том, что… — Он наклонился над гробницей Гриффина и серьезно посмотрел на Бренну своими голубыми глазами. — Моя мать — любительница пофлиртовать, — сказал он. — Этим она отличалась еще в ранней молодости и пыталась обольстить каждого, в том числе и моего отца. Они дальние родственники, и родители понуждали их вступить в брак, хотя им не слишком хотелось этого. Встретившись вновь уже взрослыми, они безумно полюбили друг друга и вскоре поженились. Тем не менее с самого начала у них начались стычки. Так все говорят, и даже Грант помнит это. Я еще не родился, когда однажды после ужасной ссоры отец собрал вещи и уехал в Лондон, а мать осталась здесь, замышляя месть, как и пообещала ему. — Раф выпрямился и зашагал из угла в угол, опустив голову. — Западнее Эрроу-Корта жил их сосед, молодой человек без царя в голове, ловелас и повеса. Он покорил немало женских сердец в Лондоне среди танцовщиц и развращенных служанок, а также наставил рога многим мужьям, Он соблазнял женщин и увлекался азартными играми, транжиря деньги семьи. В конце концов разгневанный отец отозвал его домой. Но и здесь он продолжал заниматься тем же.

Бренна никогда .не слышала, чтобы Раф говорил так много и с такой грустью в голосе.

— Моя мать была красива и легкомысленна, а сосед ~ напорист и дерзок. Разумеется, они познакомились. Как складывались их отношения потом — неизвестно. Однако мой отец узнал об их дружбе. — Раф печально улыбнулся. — Она сама написала ему об этом. Он немедленно вернулся домой, чтобы расправиться с врагом, как это сделал бы Гриффин в свое время. Правда, ничья голова не скатилась с плеч, но отец добился того, что его соперник покинул эти края. Молодой человек уехал на континент, где вскоре погиб от руки другого ревнивого мужа. Кажется, это произошло в Кале. Во всяком случае, ему не удалось разгуляться во Франции. Но он вполне преуспел здесь.

— Да, но… — начала Бренна, размышляя, как утешить мужа.

Раф прервал ее.

— Этот молодой человек был рыжим, Брен. Огненно-рыжий — так называли его. Вспыльчивый, страстный и рыжий, как я, — не похожий ни на отца, ни на мать, ни на брата. Такими рыжими не были и два младенца, рожденные Сильвией от отца и умершие в раннем детстве, до того как я появился на свет. После меня мать уже не могла рожать. — Раф покачал головой. — Она всегда была ужасной лгуньей, поэтому хоть и заявляла, что невиновна, но никого не смогла убедить. Изменяла ли она моему отцу? Были ли это только поцелуи или нечто большее? Этого никто не знает. Известно только, что я появился на свет после размолвки родителей. — Он засмеялся. — И таких рыжих теперь — половина деревни, как ты заметила. — Раф посмотрел на нее. — Мне доподлинно не известно, что я незаконнорожденный. Иначе я никогда не женился бы ни на тебе, ни на другой женщине. Однако это, вероятно, навсегда останется тайной. Ты сердишься, что я не сказал тебе об этом раньше?

— Меня огорчает, что ты думаешь, будто это имеет значение!

Он нахмурился.

— Конечно, имеет. Цвет волос окрасил всю мою жизнь — и это не просто каламбур. — Раф криво усмехнулся. — Как только я родился и все увидели мою голову, то сначала решили, что это отсвет от пламени камина. Родители возлагали надежды на то, что младенческие волосы со временем изменят цвет и станут такими же, как у брата. Потом стало понятно, что этого не произойдет, и моя судьба была предопределена. Я уже говорил тебе, что всегда был здесь нежеланным гостем. Мои друзья видели это, и я тоже понимал. Поэтому не мог дождаться, когда уеду отсюда. Я не любил школу, но там было лучше, чем здесь. Так же как и в армии. В любом месте, где бы я ни находился, было лучше, чем дома. Поэтому не говори, что это не имеет значения.

— Для меня не имеет. Если бы тот повеса действительно был твоим отцом, ты унаследовал бы от него не только цвет волос. Однако ты не дамский угодник, не азартный игрок и не обманщик.

— Возможно, лишь потому, что я знал, каким был мой предполагаемый родитель? — шутливо осведомился Раф.

— Не исключено, но если бы мы так легко подавляли наши врожденные наклонности, то как чудесен был бы мир. Ты истинный воин, Раф, — твердо заявила Бренна. — Это в твоей крови. Кто бы ни родил тебя, ясно, что в тебе больше от Гриффина, чем у кого бы то ни было из твоей семьи!

Раф молчал.

— Посмотри на мои волосы, — с чувством продолжала Бренна. — Они темные, как у мавританки или цыганки, о чем твоя мать не преминула сказать мне. Всю жизнь мне твердят, что я выгляжу как иностранка. А мужчины смотрят на меня так, словно ожидают, что я могу доставить им какое-то сверхъестественное удовольствие, поскольку у меня такая эротическая внешность. Вернее, экзотическая. — Бренна покраснела. — Да, именно так они и смотрят на меня. — Черные цыганские глаза Бренны сверкнули. — Я знаю, какая у меня репутация в нашей деревне. Отчасти это связано с тем, что я уже однажды была помолвлена, но главное — всем не дает покоя мой внешний вид. Что в нем особенного?

— Ты похожа на других членов твоей семьи, Брен. Ты же копия матери. А что касается эротичности, — улыбнулся Раф, — с этим я согласен. Она, несомненно, есть в тебе, и я с нетерпением жду, когда мне удастся убедить в этом и тебя.

Раф подошел к Бренне и заглянул в глаза, затем коснулся ее волос, восхищаясь красноватым оттенком, который придал им свет ламп.

— Этот отсвет делает нас похожими, — задумчиво произнес он, приложив ладонь к щеке Бренны. — Когда же мы наконец по-настоящему станем мужем и женой?

Этот вечер был очень тяжелым для них, и Раф подумал, не произвела ли на Бренну угнетающее впечатление его семья, не испытывала ли она стыд, как и он, когда признался, что сомневается в своем происхождении. Интересно, как отреагировала бы на это Аннабел? Раф решил, что едва ли рассказал бы ей об обстоятельствах своего рождения. Ему пришла в голову нелепая мысль, что, возможно, Аннабел даже наслаждалась бы колкостями, которыми обменивались члены его семьи. Бренна же, напротив, была возмущена, но с честью выдержала это испытание. Раф гордился женой, восхищался ее стойкостью и стремлением защитить его. Кроме того, сейчас он был очарован чувственностью Бренны.

Раф коснулся ее губ легким поцелуем, как бы вопрошая. В ответ Бренна обвила руками его шею и, затрепетав, улыбнулась.

Она видела, что Раф желает ее. Он крепко обнял Бренну и поцеловал так, будто хотел слиться с ней воедино. Ощутив его восставшую плоть, она бурно отвечала на ласки и прижималась к нему всем телом.

Наконец Раф оторвался от ее губ и глубоко вздохнул. Он слегка отстранился от нее, хотя продолжал держать в кольце своих рук, и Бренна заметила, как они дрожат.

— Брен, любовь моя! — прерывисто прошептал Раф. — Еще немного — и мы сделаем то, чего не должны совершать в последнем приюте этого человека, хотя я не знаю, как Гриффин отнесся бы к этому. Он был горячим и дерзким парнем… Как рыжеволосый любовник моей матери, — с горечью добавил он. Затем тряхнул головой, как бы отгоняя тяжелые мысли. — Пойдем. — Раф взял ее за руку. — Хватит о прошлом. Давай лучше подумаем о будущем.

Он погасил лампы, запер дверь и калитку. В тишине ночи они пошли к дому, держась за руки. Их напряженное молчание было наполнено нарастающей страстью. Оба сознавали, что, вернувшись в дом, наконец дадут волю чувствам.

Бренна ликовала. Раф сказал «любовь моя»! Может, эти слова для него привычны и он произнес их не задумываясь? Однако она впервые услышала их от Рафа, и это кое-что значило. Он женился на ней поспешно, но не потому, что они были безумно влюблены друг в друга, как его отец и мать. Наверное, поэтому их отношения только начинают развиваться. Бренна понимала, что, помимо дружбы, они испытывают страсть. Ей безразлично, чей сын Раф. Сейчас она трепетала от одного прикосновения его руки и надеялась, что, возможно, он забыл о своей изысканной леди и хочет любить только ее.

Они вошли в дом, быстро и молча миновали холл и… едва не столкнулись с Грантом, который вышел из гостиной и приветствовал их.

— Ну, как Гриффин принял вас? — насмешливо спросил он. — Жаль, что у нас нет забавных семейных легенд о нем, которые помогали бы проверять достоинства членов семьи. Однако он замечательный парень, не так ли?

Лицо Гранта раскраснелось, глаза блестели, и от него попахивало бренди. Раф посмотрел на него, крепко сжимая руку Бренны.

— Да, жаль, — отрывисто бросил он. — Но все это не относится ко мне, не так ли? Ведь я не член семьи.

Глаза Гранта удивленно расширились. Он присвистнул и поднял руку кверху, изображая ужас, хотя другой сжимал бокал с бренди.

— Вот как! Значит, ты все рассказал ей. Больше, чем сам Гриффин? Ну и что? Еще ничего не доказано. Единственное доказательство покоится в могиле в Кале. Или сохранилось в дальних уголках памяти нашей дорогой матери. А ее память, как известно, меняется в зависимости от обстоятельств. Я даже не думаю, что она сама знает больше, чем мы.

— Она знает только то, что ее сыновья не должны обсуждать подобные вещи, — сердито сказала Сильвия, выходя из гостиной.

— А кому из них ты отдаешь предпочтение, дорогая? — вопросил маркиз, следуя за ней.

— Неужели не ясно? — Грант натянуто улыбнулся. — Разве мне не приходилось постоянно слышать о своем замечательном, отважном младшем брате с добрым и храбрым сердцем, совсем не похожим ни на меня, ни на своего отца… а может, и похожим, кто знает?

Раф нахмурился;

— «Замечательный, отважный брат»? Никогда не слышал такого.

— Зато его отец слышал, — медленно произнес маркиз. — Я имею в виду себя, конечно.

— Я просто повторяла отзывы о Рафе во время войны, — холодно промолвила маркиза. — А если вы неправильно истолковывали мои слова, так это не делает вам чести.

— Мы правильно истолковывали то, что оставалось невысказанным каждый раз, когда ты читала военные сводки вслух за столом, — заметил Грант. — Это происходило каждое утро, и до самого вечера мы слышали только о храбрости, чести и достоинстве. Как приятно было узнать, что ты ценишь эти качества. Особенно с тех пор, как открыла их в своем младшем сыне.

— Мне тоже было бы приятно знать это! — Глаза Рафа блеснули.

— Речь шла не столько о тебе, — резко пояснила Сильвия, — сколько об отсутствии этих качеств в твоей семье.

— В какой семье, дорогая? — вкрадчиво осведомился муж.

Бренна судорожно вздохнула. Раф тут же повернулся к ней.

— Я очень устала, — промолвила она слабым голосом. — Не возражаешь, если я пойду спать? — Бренна не принадлежала этой семье, хотя надеялась войти в нее. Но теперь ей не хотелось этого. Эти люди постоянно нападали друг на друга, и она не желала больше слушать, как они терзают Рафа.

— Хорошо. — Раф кивнул. — Путешествие было очень тяжелым. Извините нас, мы идем спать. Спокойной ночи.

— Ну да, конечно. — Грант окинул взглядом Бренну с головы до ног.

Было ясно, что он подразумевал, и лицо Рафа приняло жесткое выражение. Он сердито посмотрел на брата. Грант отступил. Раф снова кивнул.

— Спокойной ночи, — твердо сказал он.

— Спокойной ночи, — ответила мать с улыбкой и легкой насмешкой в голосе. — Надеюсь, вы хорошо отдохнете. Я поместила вас в комнату для новобрачных.

Раф взял Бренну за руку и повел вверх по лестнице. Оба чувствовали на себе взгляды стоявших в холле. Достигнув верхней площадки, они услышали смех, донесшийся снизу.

— Они злятся друг на друга, — пояснил Раф. — Это в порядке вещей. Они еще долго будут сдирать шкуру друг с друга. Затем Грант отправится в деревню к какой-нибудь бедной дурочке, которую содержит для своих прихотей, а родители, натешившись перебранкой, отправятся в спальню, обнявшись, как любовники. Я все это уже видел не раз. Пусть тебя не беспокоят все эти выходки.

— Но ведь они задевают тебя.

— Я привык. — Раф вошел вместе с Бренной в спальню и плотно закрыл дверь.

Бренна заметила, как напряжены его плечи и как он, молча беспокойно ходит по комнате с невидящим взглядом и озадаченным выражением лица. Она оглядела спальню, отделанную в золотистых и зеленых тонах, с лепным потолком в стиле английской неоклассики. На розовых облаках резвились пухлые обнаженные херувимы, окружавшие высокомерную Венеру, на которую взирал пылкий Марс. Эта спальня, явно предназначенная для новобрачных, была соответствующе оформлена и обставлена, однако Бренне хотелось сейчас быть где угодно, но только не здесь.

Члены семьи Рафа остались внизу, но она до сих пор ощущала на себе их злобные взгляды. После разговора с Сильвией и встречи с Грантом, похотливо смотревшим на нее, Бренну не покидала мысль, что эту спальню выделили им как бы в насмешку над ее чувственной внешностью и их поспешным обручением. Семья Рафа жила далеко от Лондона, и, слава Богу, до нее, очевидно, не дошли столичные сплетни. Бренна посмотрела на высокую кровать с шелковыми покрывалами и медленно поправила волосы, размышляя, что делать дальше. Хотя она страстно желала познать своего мужа, ее вдруг охватило отчаяние оттого, что им придется изведать близость здесь, где самые нежные чувства будут отравлены атмосферой этого дома.

Раф, ходивший по комнате, наконец повернулся к Бренне.

— Да, — подавленно сказал он. — Ты права. Я не хочу заниматься с тобой любовью здесь.

Она с облегчением вздохнула.

— Я переоденусь в гардеробной комнате. Уже поздно. — Подойдя к двери, Раф обернулся. — Брен? Уверен, ты жалеешь, что согласилась на этот брак. С того момента как священник объявил нас мужем и женой, я только и делаю, что таскаю тебя по грязным сельским гостиницам, и вот сейчас привел в такое место, где ты снова столкнулась с грязью, только с другой. Ты, конечно, устала от путешествий, но я не хочу задерживаться в этом доме дольше, чем диктуют правила приличия. Мы проведем здесь пару дней, чтобы не давать пищу ненужным толкам. Если они захотят снова увидеть нас, у них есть наш адрес. Ты согласна? Полагаю, нас не ждет ничего хорошего, если мы задержимся здесь.

— О, Раф! — обрадовалась Бренна.

Он улыбнулся и вышел. Она быстро разделась и умылась, воспользовавшись кувшином с водой и чашей, стоявшими на туалетном столике. Затем, немного поколебавшись, заплела волосы в длинную косу. Если Раф захочет распустить ее, то сделает это сам. Если же Бренна сразу предстанет перед ним с распущенными волосами, то это будет выглядеть так, будто она решила соблазнить его. Сейчас ею владело только одно желание — утешить его, но Бренна не знала, как это сделать здесь.

Она быстро надела ночную рубашку, довольная, что не взяла с собой служанку в столь странное свадебное путешествие. Оставив лампы горящими, Бренна юркнула в постель и легла на спину, приняв неподвижную позу, как каменная леди, которую она видела на надгробии.

Когда появился Раф, Бренна удивилась, увидев, что он ie разделся до конца. Сняв сюртук и сапоги, Раф остался в рубашке и штанах. Он подошел к ней, встал возле кровати усмехнувшись, покачал головой.

— Сейчас ты напоминаешь монахиню, а не цыганку. — Раф окинул взглядом ее косу, белую рубашку и бледное лицо. — Давай спать. Я лягу рядом, и этим мы ограничимся на сегодня. Я не стану снимать штаны и положу между нами одеяло. И хотя ты, вероятно, ничего не хочешь, за себя я не ручаюсь. Меня возбуждает даже твой вид, — прошептал он. — Но только не здесь.

Раф сел на край кровати.

— Брен, — начал он, и она услышала в его голосе боль, — я не уверен, что прав, но думаю, здесь не подходящее место для близости. Господи! — Раф обхватил голову руками. — Мне кажется, что кто-то из них подглядывает сейчас в замочную скважину! Впрочем, нет, они скорее получают удовольствие оттого, что заставили меня заподозрить это. — Раф наклонился и коснулся губ Бренны. — Я очень хочу тебя. Не сомневайся в этом. Но я мечтаю провести нашу первую брачную ночь в иной обстановке.

Тяжело вздохнув, Бренна улыбнулась ему.

— Благодарю тебя. Я чувствую то же самое.

— Тогда не улыбайся мне так. Моей выдержке есть предел, — предупредил Раф.

Бренна не знала, шутит он или нет. Укрыв жену покрывалами, Раф лег рядом и обнял ее. Она едва ощущала контуры его тела, но чувствовала, как оно напряглось. Он подложил плечо под ее голову и провел рукой по волосам.

— Спи, — прошептал Раф, и Бренна наконец успокоилась.

Они уснули, обнимая друг друга, как усталые дети.

Проснувшись утром, Раф и Бренна осознали, что стали близки, как ни одни супруги на свете. Хотя их тела не слились, оба ощущали, что между ними возникла глубокая внутренняя связь. Они не могли выразить это чувство словами, но надеялись, что оно не покинет их и в будущем.