Все темные создания

Я вылезаю через окно и возвращаюсь в соседнюю комнату. Когда я снова выглядываю, призрак уже исчез.

Любовница короля и знахарка

Война между Волками и Львами началась в Год Ведьмы.

Королева Морганы приказывает быстро избавиться от любовницы короля Аарона, к которой её муж в последнее время проявляет слишком много внимания. Она не подозревает, что те, кто выполняет убийство, используют яд, купленный у придворной знахарки.

Сначала, после похорон, жизнь при дворе продолжается как обычно. Король Аарон снова навещает покои её величества Морганы, а маленького Эриса балует целая свита нянек, всё больше обеспокоенных странными наклонностями наследника трона. Однако через несколько недель кто-то снова заказывает смерть, подобную той, что постигла любимицу короля, и яд снова продаётся.

В течение нескольких месяцев при дворе Львов неожиданно умирают придворные. Балы прекращаются, никто не осмеливается покидать свои покои, и начинают практиковаться всевозможные странные ритуалы, чтобы отогнать Зло.

Они считают, что я к этому причастна.

Между тем, в городе начинается болезнь из-за урожая, заражённого спорыньей, но люди не знают, что именно грибок вызывает галлюцинации, дрожь и даже четкие голова на незнакомых языках.

Люди осознают лишь то, что при королевском дворе придворные умирают, плача кровавыми слезами или выплевывая кишки, а простой люд словно одержим тёмной силой.

Эти два события вместе приводят к охоте на ведьм. Львы уже приняли новую религию, отвернувшись от того, что теперь называют язычеством, но старые традиции продолжали существовать среди стариков, крестьян, живущих вдали от двора, и тех, кто всегда был увлечён оккультным и неизвестным. Год Ведьмы разрывает все связи Львов с магией, и делает это через кровь.

Короли подписывают новый указ вместе с важнейшими религиозными лидерами королевства, и договариваются о наказании всех, кто практикует языческие обряды, сжиганием на костре.

Выясняется, что знахарка продавала яды при дворе, и хотя она никогда не обладала даром магии, она не только признаётся, что является ведьмой, но и утверждает, что она соргина — могущественная ведьма из Земли Волков. Под пытками она называет имена всех, с кем когда-либо сотрудничала, и становится известно, что половина двора пользовалась её услугами, хотя имя Морганы ни разу не произносится за пределами комнаты для допросов.

Короли приказывают сжечь её на костре, а всех, кто когда-либо сотрудничал с ней, также казнить, даже новую любовницу короля, которая на протяжении многих лет принимала безобидное средство от мигрени, приготовленное ведьмой.

В течение трёх долгих лет преследование было неустанным, и Львы уничтожили всё, что внушало им страх. Ложные доносы сыпались каждый день, и дым костров заволакивал воздух на площадях.

Вскоре появились хиру, и Львы рассказали всем, что это ведьмы, которые злоупотребили самой тёмной магией.

Львы всегда умели придумывать истории.

Однажды король Аарон пережил озарение. Он никогда не узнает, было ли это божественное откровение или же главный священник дворца в Сирии, который уже несколько месяцев шептал ему на ухо коварные речи, нашёл правильные слова в нужный момент; но он цепляется за мысль, что идея принадлежит ему (или, по крайней мере, его богу), и решает искоренить магию раз и навсегда.

Запрет магии в Королевстве Львов оказался недостаточным, и он начинает борьбу против всех, кто поддерживает древние традиции и поклоняется языческим богам: он устраивает резню в лесу Нирии, где обитают тысячи магических существ, и объявляет войну Земле Волков.

Глава 5

Лира

Территория Львов. Королевство Сирия.

Я просыпаюсь от того что мое сердце готово выскочить из груди, ужаснувшись от сна, который на этот раз был слишком реалистичным. Я подозреваю, что это из-за яда морного плюща, который всё ещё находится в моём организме.

Сон, который я вижу с детства, снова повторился: маленький домик в лесу, роды на закате, когда солнце уже садится. Несколько женщин стоят вокруг колыбели, и у меня возникает необъяснимое чувство, что это соргинак, ведьмы с севера. Среди них, прямо перед колыбелью, стоит пара, чьи лица всегда остаются размытыми в тумане сна: высокий мужчина и женщина с длинными волосами, которая, кажется, улыбается.

Этот сон всегда приносит с собой странное ощущение, которое беспокоит меня и оставляет нервной и тревожной. С годами я изменила свою интерпретацию этого сна. Теперь я почти уверена, что женщина, улыбающаяся колыбели, — моя мать, а мужчина, который её обнимает, — мой отец. А ведьмы, вероятно, были повитухами. Кто знает.

Каждый раз, когда я вижу этот сон, я пытаюсь разглядеть их лица. Я попала в Орден Воронов, когда была всего лишь младенцем, и знаю, что невозможно помнить своих родителей. Но когда я сплю, я не могу придерживаться логики и всегда просыпаюсь с той же тревогой, тем же чувством беспомощности перед двумя лицами, которых никогда не видно. Я вижу лишь отрывки, вспышки жизни, которая мне не принадлежит: добрая улыбка, защитное объятие, волосы цвета заката…

Сегодня, несмотря на мучительное чувство, которое оставил мне сон, и несмотря на то, что я всё ещё страдаю от последствий прикосновения к концентрированной дозе яда морного плюща, я не могу отказаться сопровождать свиту, отправляющуюся в лес для празднования уничтожения языческих символов. Хотя ожог исчез благодаря мазям, я всё ещё чувствую себя слабой. Но больше я не могу находить оправдания, чтобы уклоняться от выполнения своего долга.

После двухчасовой поездки на север, в глубь леса, мы, наконец, достигли цели нашего утомительного пути: храма, от которого остались лишь несколько камней.

Священник облачён в чёрную церемониальную мантию, вышитую золотом, на которой изображена двуглавая змея — символ религии Львов. Он громко читает отрывок из священных писаний, стих о том, как очистить землю и избавить её от злых существ, начиная с храмов, где им поклоняются, а затем символически поджигает гримуар, который, как утверждают, содержит тёмные искусства какой-то ведьмы.

Судя по виду обложек и цвету бумаги, я думаю, что жаль избавляться от чего-то столь древнего… и такого интересного. Но я идеально играю свою роль: скрещиваю руки на коленях, скромно киваю, когда священник возвышает голос и тон своей речи, и торжественно аплодирую в конце.

Церемония длится долго, потому что мы остаёмся до тех пор, пока не уничтожают последний стоящий камень храма. Но не настолько долго, чтобы поездка сюда стоила того.

Священник проводит церемонию с должным уважением. Это не главный священник Сирии, а младший, из местных, который, вероятно, пытается заслужить хорошее положение на тот случай, если его старший умрёт и нужно будет выбрать нового священника на его место.

Герцоги, маркизы, графы и другие дворяне с меньшими титулами были сюда привезены, как и несколько капитанов армии и солдаты их личной охраны. Все с уважением относятся к церемонии, но потом используют возможность, чтобы поближе подойти, поговорить и зондировать почву для возможных сделок. Среди всех них нет никого, чьё влияние мне было бы важно, но я стараюсь всегда оставаться рядом с кем-то, потому что среди них есть и он.

Кириан присоединился к свите. Ничего в его одежде не напоминает вычурную моду Львов, даже сегодня, когда многие из них заменили шёлковые чулки и туфли на брюки для верховой езды и высокие сапоги. Во всём его виде кричит, что он принадлежит северу и что изначально был частью Волков, даже если сейчас сражается против них.

Облегающие брюки с высокой талией, кожаный жилет, так отличающийся от изысканных жилетов с цветочными узорами Львов, и толстая чёрная куртка заявляют о том, что он готов к бою в любой момент, как будто никогда не покидал войну.

Кроме того, он вооружён до зубов: меч на бедре, перевязь через грудь, на которой висит как минимум один кинжал и два маленькие ножи, и едва заметная выпуклость в правом сапоге.

Несмотря на грубый наряд, в его брутальном и дикарском облике есть что-то элегантное или в том, как он его носит.

Дамы, сопровождающие нас сегодня, только подтверждают мои впечатления. То, что его внешний вид является абсолютно неуместным, не кажется отталкивающим женщин этого двора, которые едва ли скрывают свой откровенный интерес к капитану.

Мы меняем маршрут, чтобы избежать большой впадины в лесу, когда Кириан ловит мой взгляд и улыбается мне.

Чёрт.

Копыта его лошади разгоняют низкий туман, сопровождающий нас уже какое-то время, когда он направляется в мою сторону.

Я понукаю свою лошадь, чтобы приблизиться к маркизу, который лишь утомляет своих собеседников подробным анализом урожая винограда в этом году, но Кириан успевает оказаться рядом со мной раньше.

— Доброе утро, принцесса.

Я убеждаюсь, что другие достаточно далеко, прежде чем ответить.

— Продолжайте ехать, капитан, — предлагаю я с вежливой улыбкой.

Кириан приподнимает брови, скорее развеселившись, чем разозлившись.

— Это я и делаю.

— Подальше от меня, — уточняю я.

Кириан театрально прижимает руку к груди, делая вид, что его обидели. Я замечаю, что некоторые, особенно женщины, которые уже наблюдали за ним, теперь следят за нами, и я мысленно ругаюсь.

— Но ведь я веду себя хорошо. Ни неприличных вопросов, ни недостойных предложений, ни комментариев о том, как этот корсет подчёркивает твои… утончённые черты.

Я краснею. Если кто-то это услышит, если поймут, что он смеет говорить со мной таким образом, связь между Лирой и им станет более чем очевидной, и это может быть фатальным для моей репутации. Все романы Лиры всегда оставались в строгой тайне, и никогда с кем-то столь проблемным.

— Прошу тебя, прекрати это немедленно. — Всё труднее и труднее заставлять себя улыбаться так, чтобы это казалось дружелюбным со стороны, и, кажется, ему это доставляет огромное удовольствие.

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал прямо сейчас? Это то, чего ты желаешь?

— Я хочу, чтобы ты свалился с лошади и сломал себе ноги, Кириан.

Он выпускает низкий, грубый смешок. Приближает свою лошадь к моей и наклоняется ко мне, в жесте близости, который наверняка вызывает зависть у тех, кто за нами наблюдает.

— Давай сделаем это, — предлагает он. — Отстань нарочно, и я позабочусь, чтобы никто не увидел, как я тоже отстаю. Один поцелуй, и всё закончится, если это то, чего ты хочешь.

Я продолжаю смотреть на него, пока мы пересекаем лес. Свита движется на восток, чтобы обойти большую впадину с обрывом, который слишком крутой, чтобы приблизиться к нему. Мы едем медленно. Не слышно птиц, ни звуков других животных, только хруст веток и стук копыт наших лошадей, которые уже некоторое время ведут себя беспокойно, под неумолкающий трёп своих всадников.

Может, это и хорошая идея. Он больше не сможет меня обмануть. Я прекрасно понимаю условия нашей сделки: один поцелуй, и он забудет меня. Если я добьюсь этого, если попрошу, и Кириан поцелует меня, всё будет кончено. И что может быть лучше этого момента? Никто не заметит, если нас не будет пару минут. К тому времени, как мы вернёмся в Сирию, этот поцелуй станет лишь неприятным воспоминанием, которое я постараюсь забыть… как стараюсь забыть тот, что он украл у меня в прошлый раз.

— Хорошо, — решаю я.

Кириан выпрямляется, удивлённый. Его лошадь нервно ржёт. Моя тоже беспокойна с тех пор, как туман стал гуще.

— Хорошо?

— Поцелуй. Давай сделаем это. — Я слегка натягиваю поводья своей лошади, заставляя её замедлиться. Кобыла сопротивляется, словно её раздражает необходимость сбавить шаг. — Никто не должен видеть.

— Никто не увидит, — обещает он с озорной улыбкой.

Пара дворян проезжает мимо нас, отдаляясь от обрыва. Отсюда, сквозь густой и плотный туман, едва виден пустырь.

— Чего же ты ждёшь? — спрашиваю я, ожидая, пока он полностью остановится.

— Жду, когда ты попросишь меня об этом.

— Что ты сказал?

Его лошадь тоже ржёт от изменения темпа. Что-то явно их тревожит: возможно, холодная атмосфера, ветер или неестественная тишина леса.

— Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, принцесса. Чтобы не было никаких сомнений. Я не хочу украсть у тебя то, что ты не готова отдать.

Да уж. Конечно. Мне хочется схватить одно из его собственных оружий и проткнуть его насквозь.

— Поцелуй меня, — шиплю я. — Останови свою лошадь, подожди, пока остальные уйдут, и поцелуй меня.

Кириан улыбается, не останавливаясь до конца. Я вижу, как его взгляд скользит по моему лицу, по моим губам, а затем по корсету, и тёмные желания, скрытые в этом взгляде, заставляют моё сердце биться чуть быстрее, несмотря на моё сопротивление.

Чёрт побери.

— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя? — спрашивает он снова.

Он точно наслаждается этим, вот наглец.

— Да.

— В губы? — уточняет он, приподнимая брови.

Он вынужден крепко держать поводья, когда его лошадь пытается воспротивиться.

— Предпочтительно, — вынуждена ответить я.

Я выдерживаю его взгляд, полный дурных намерений и зловещих обещаний, и тогда Кириан отвечает:

— Нет.

И направляет свою лошадь вперёд.

Замешательство сменяется гневом.

— Как это «нет»?

— Я не собираюсь тебя целовать, — отвечает он, полон достоинства, не удостоив меня взглядом. — Какой дерзостью нужно обладать, чтобы просить меня о таком, принцесса.

Теперь мы отстали от остальных, но всё ещё достаточно близко, чтобы я помнила, что не могу кричать.

Я с трудом сдерживаю проклятие, недостойное Лиры, сжимаю кулаки на поводьях и еду дальше. Вижу, как он улыбается, развеселившись, и жалею, что не смогла его отравить.

Я сверлю его взглядом, представляя себе тысячу способов убить его, когда вдруг новая мысль озаряет меня — идея, родившаяся из внезапного ржания его лошади, подпитываемая гневом и жаждой мести.

Я подъезжаю ближе, убеждаюсь, что на нас никто не смотрит, поднимаю руку и резко хлопаю её о круп лошади.

Животное так напряжено, что это именно то, что нужно, чтобы оно вскочило на задние ноги и помчалось вперёд.

Я сдерживаю смех, наблюдая, как лошадь, совершенно обезумев, уносит Кириана с собой, и изображаю испуг, когда остальные всадники начинают паниковать, видя, как он несётся сквозь лес.

Может, я и не решусь его убить, но неприятное падение с лошади могло бы поубавить его самоуверенности на какое-то время.

Я прикрываю рот рукой, как будто тоже шокирована, и прячу улыбку, пока вдруг не замечаю, что лошадь меняет направление.

О, чёрт.

Она поворачивает влево, сталкивается с другими всадниками, которые поспешно уворачиваются, и ещё больше пугается, так что Кириан уже не в силах вернуть контроль над ней. И вот его ноги соскальзывают по рыхлой земле, и он вместе с лошадью падает в овраг.

Лошадь исчезает, и Кириан вместе с ней.

Ржание животного разносится жутким воплем, разрывая тишину и нависая над лесом как зловещее предзнаменование.

Мгновение никто не двигается. Затем один из капитанов подгоняет своего коня к месту падения. Слышны отрывистые команды, крики паники, и через несколько секунд я тоже подъезжаю к краю оврага и спешиваюсь.

Падение крутое, но не настолько вертикальное, чтобы они рухнули вниз. Рыхлая земля раскрывает путь, по которому животное и всадник скользили вниз, и я следую по этому следу, пока не замечаю две фигуры среди тумана.

Туман мешает мне разглядеть, что происходит внизу. Противоположная стена оврага покрыта скалами, усеянными множеством отверстий и огромных трещин, а из земли, кажется, повсюду виднеются расщелины.

Я чувствую, как сердце замирает в ожидании.

«Там, внизу!» — кричит кто-то.

«Сделайте что-нибудь!» — восклицает священник.

Никто не знает, как реагировать, пока, внезапно, лошадь не ржет и не поднимается на ноги с заметной неуклюжестью.

Слава Воронам, я не убила это животное.

А Кириан… Я с шумом втягиваю воздух, когда вижу, что он двигается.

Глубокое чувство облегчения накрывает меня при мысли, что он жив.

— Не волнуйтесь, мы его поднимем, — говорит один из капитанов.

Понимаю, что это обращение ко мне, и замечаю, что дала волю своим эмоциям — на моем лице явственно отразилось облегчение. Я оглядываюсь и вижу только обеспокоенные лица: рыцари побледнели, дамы на грани обморока. Пожалуй, нет ничего страшного в том, что я выгляжу потрясенной. Кто бы не был на моем месте?

Несколько солдат готовятся спуститься вниз. Один из них уже карабкается на скалу у края, когда вдруг одна лошадь ржет и, вырвавшись из-под контроля, начинает нестись прочь, а остальные начинают беспокойно переступать ногами, протестуя. Вторая лошадь тоже вырывается и убегает.

— Что, черт возьми, происходит…? — начинает кто-то, но не успевает закончить.

Ужасный звук, словно сама земля разрывается пополам, разносится по всему лесу. Стая птиц вырывается из деревьев, и внезапно тишина поглощает все, пока два ритмичных удара не разрывают её.

Бум. Бум.

Тишина.

Бум. Бум.

Тишина.

Бум. Бум.

Из тени на другой стороне оврага, там, где виднеется тёмный вход в пещеру, начинает проступать силуэт. Мои глаза напрягаются, пытаясь примирить увиденное с реальностью, избавиться от ощущений, будто я в кошмаре, и сосредоточиться на правде… но это невозможно.

Там, внизу, есть пещера, и из этой пещеры вырывается чудовищная рука, почти размером с лошадь, с обломанными и грязными ногтями.

Мое лицо бледнеет, когда я с ужасом наблюдаю, как из пещеры появляется остальное тело, и великан с одним серым глазом поднимается, его голова оказывается почти на уровне края оврага.

Этого не может быть. Этого просто не может быть…

Тартало. Это он: одноглазый великан.

Никто не говорит.

Никто не шевелится.

В Ордене нас учили, что он когда-то жил на континенте, но его видели в последний раз много десятилетий назад. Считалось, что он спит, спрятавшись в лесу, как и другие древние создания.

Похоже, они ошибались.

Тартало делает шаг к лошади, которая тут же бросается в бегство. Кто угодно поклялся бы, что с его размерами, огромными конечностями и массивным телом циклоп должен быть медлительным. Это было очень далеко от правды.

Гигантское существо поворачивается к животному, протягивает руку и одним движением хватает его в свои когти. Циклоп поднимает лошадь двумя руками, держит её перед собой и в одно мгновение разрывает пополам.

Буквально разрывает.

Как тонкую веточку. Лошадь ломается с той же лёгкостью: ткань, мышцы и кости, всё разрывается и ломается. Но звук при этом совершенно иной. Над ужасным влажным хрустом слышен только крик абсолютного ужаса животного, который вскоре прекращается.

Тартало подносит одну половину ко рту и откусывает, словно это закуска.

Мне кажется, что я сейчас потеряю сознание.

Он поворачивается, отворачиваясь от нас, и снова наклоняется, чтобы вернуться в одну из пещер.

Кто-то кричит.

Это словно плотина, которая прорвалась. Этот крик дает начало другому и ещё одному, и в считанные секунды разражается хаос. Люди бегут, стремятся к своим лошадям или убегают без них. Они толкают друг друга, вопят в ужасе и теряют рассудок.

Я оглядываюсь по сторонам.

Солдаты отступают, капитаны тоже. Я поворачиваюсь к ближайшему.

— Вы собираетесь его там оставить? — спрашиваю.

— Капитан уже мёртв, — отвечает он, не глядя на меня, и вскакивает на своего коня, чтобы убежать как можно скорее.

Паника захлестывает меня, истерия захватывает, как в кошмаре, и я позволяю себе вести меня к моей лошади, прежде чем приказать ей уноситься прочь. Все лошади мчатся со всей скоростью. Ни одна не готова задерживаться здесь ни на секунду дольше.

И никто ни разу не оглянулся.

Никто, кроме меня.

Бег и ветер в лицо освежают меня, и вместо того, чтобы развеять сырой и первобытный ужас, они лишь усиливают его.

Кириан был жив, когда упал, и Тартало его не заметил, но, когда великан снова выйдет наружу, он увидит его там, беспомощного, и Кириана ждет та же участь, что и лошадь.

О, черт…

Я натягиваю поводья, и моя лошадь недовольно фыркает.

Все бегут в страхе.

Я немного отстаю от остальных.

Никто не колеблется ни на мгновение, и это приговаривает Кириана к смерти, мы обрекли его, с каждым нашим шагом мы оставляем его на произвол судьбы, на участь хуже смерти.

Я ругаюсь, останавливаюсь и жду, чтобы убедиться, что никто не видит, как я отстаю. Затем я поворачиваю свою кобылу назад.

Глава 6

Лира

Территория Львов. Королевство Сирия.

Я уже знаю, что пожалею об этом, едва оставляю свою лошадь, привязанную к дереву, и возвращаюсь назад.

Стараюсь не думать об этом слишком много, и, к счастью, это не так уж сложно, потому что каждый раз, когда закрываю глаза, передо мной всплывает образ лошади, разорванной пополам, как пирожок, прежде чем она оказалась в пасти циклопа.

Последние шаги к краю оврага я делаю настолько медленно, что на мгновение боюсь, будто вообще не двигаюсь. Мои ноги дрожат, когда я заглядываю вниз и вижу лужу крови и внутренностей среди тумана. Последние следы крови ведут в пещеру, расположенную в скале напротив.

А Кириан всё ещё там, без сознания на земле; жив, если его состояние не изменилось с тех пор, как мы видели, как он двигался.

Я сбрасываю с себя тяжёлую накидку, укрывавшую моё платье, и оставляю ее на краю. Одежда Львов роскошна, богато украшена и… тяжела. Невероятно тяжела.

Даже в этом тщательно подобранном для верховой езды платье я не смогла бы спуститься вниз, не запутавшись в бесконечных кружевных рукавах и подъюбниках. Поэтому я снимаю его тоже. Быстро расстёгиваю корсет и сбрасываю платье, оставшись лишь в рубашке и нижней юбке.

Затем начинаю спуск.

Как только я ставлю ногу на склоне и начинаю скользить, понимаю, что не смогу двигаться так бесшумно, как хотелось бы. Тихо выругавшись, продолжаю спуск, стараясь не позволять рыхлой земле слишком сильно увлекать меня, не сводя глаз с пещеры, куда скрылся Тартало.

Никто не видел его уже целый век. Счастье, если лошади ему хватит, чтобы не выходить наружу какое-то время.

Но на всякий случай я тороплюсь.

Как только достигаю дна, нахожу Кириана и опускаюсь на колени рядом с ним. Кладу пальцы ему на шею, проверяя пульс. Облегчённо вздыхаю.

Несколько раз легко хлопаю его по лицу.

— Кириан, — шепчу. — Кириан, ты должен проснуться.

Он не двигается. Всё ещё дышит, но, возможно, слишком слаб, чтобы долго оставаться в таком состоянии. Я не могу проверить, есть ли у него травмы.

— Кириан, — повторяю шёпотом и ударяю его сильнее, но он всё равно не просыпается.

Чёрт. Мне придётся тащить его наверх самой.

Я хватаю его за руки, напрягаясь при каждом звуке, при каждом движении, и начинаю тащить его назад, волоча по земле к скале, по которой только что спустилась. Это будет сложно, но я справлюсь. Нужно только крепче ухватиться, и…

Что-то меняется в воздухе. Птицы умолкают, шелест ветра замирает; словно что-то рвется в этом мире.

А затем — шаги.

Я слышу их с тем же парализующим ужасом, который испытала, впервые увидев эту гигантскую руку.

Пам. Пам.

Пам. Пам.

Я сжимаю рукоять кинжала на бедре так сильно, что тупая боль поднимается по руке; но мне всё равно. Я даже рада боли, этому острому ощущению, которое удерживает меня в реальности, помогает осознавать, что всё это происходит на самом деле.

Шаги всё ближе.

Пам. Пам.

Пам. Пам.

Земля под моими ногами дрожит, и эхо пещеры, находящейся перед нами, усиливает звук этого страшного марша.

Тень мелькает в темноте, и в следующее мгновение из пещеры выходит ужас, трудно поддающийся осознанию.

Сгорбленное существо, выпрямляется передо мной, разгоняя туман своими тяжёлыми движениями. Я вижу, как оно становится всё больше и больше; одни мышцы, шерсть и крепкие кости.

Рыцари, дамы и остальные капитаны тоже не в безопасности. С такими размерами оно может в любой момент прыгнуть и схватить их.

Ужасное и пугающее, оно открывает свой единственный глаз, и на его огромном лице появляется улыбка, полная острых зубов.

Инстинкт берёт верх, и я выхватываю кинжал, который ношу на бедре. Я застываю на месте, мои пальцы сжимаются вокруг рукояти оружия так крепко, что костяшки белеют. На фоне этого гиганта мой кинжал выглядит нелепо. Я вынуждена запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

Затем Тартало открывает рот, и я едва не теряю сознание, когда его низкий и хриплый голос, казалось бы, дремавший веками, начинает греметь от стен, сложенных из земли и камня:

— Кто осмелился украсть у меня? Этот смертный теперь принадлежит мне.

Во имя Воронов, у меня подкашиваются ноги, но я не отступаю.

Я не знала, что он умеет говорить. Я даже не знала, что…

Я собираюсь с мужеством или, быть может, с безрассудством — кто знает. Часто это одно и то же.

— Этот смертный ничего тебе не сделал. Отпусти нас, пока кровь не пролилась, — предупреждаю я, сжимая своё оружие.

Тартало смеётся. Возможно, я бы тоже рассмеялась, если бы мне не хотелось плакать. Он запрокидывает свою огромную голову, кладёт руки на обнажённый живот и разражается смехом, который словно доносится из другой эпохи, из другого мира.

— Ты тоже не сможешь причинить мне вреда, дочь Мари. Если хочешь, можешь сражаться, и убедишься, что я прав.

Дочь Мари? Потому что я женщина? В языческих легендах говорится, что первые ведьмы были дочерьми матери всех богов — Мари, а народные предания склонны связывать злую магию с женщинами. Возможно, поэтому он так меня называет.

Я крепче сжимаю своё оружие и направляю его на чудовище, всё больше осознавая страшную разницу в росте, силе… Это монстр, древнее создание, которое живёт в этих лесах задолго до того, как первый человек ступил на эту землю.

— Я буду сражаться, — обещаю я. — Я не отступлю. Не дам тебе его.

Я могла бы убежать прямо сейчас. Могла бы бежать и молиться, чтобы Кириан стал для него достаточной добычей, чтобы он позволил мне сбежать.

Часть меня хочет так поступить, но затем я вспоминаю о лошади.

— Если ты того желаешь, дочь Мари… — бормочет он хриплым голосом и протягивает ко мне руку.

Отступать уже некуда.

Тартало не нужно двигаться; ему даже не нужно делать шаг вперёд, потому что он может достать меня одним движением руки.

Воздух дрожит, когда он его разрезает. Я чувствую скорость и движение, и тревога вспыхивает в моей груди, крича мне, чтобы я отступила.

Я успеваю вовремя, чтобы избежать удара, который мог бы впечатать меня в стену.

Я падаю на землю и перекатываюсь, а затем неуклюже поднимаюсь на ноги.

Я бросаю взгляд на Кириана, который всё ещё лежит на земле, без сознания. Тартало, кажется, не собирается причинять ему вред; по крайней мере, пока.

Существо издаёт низкое рычание, которое отдается эхом от стен и распространяется вверх, в лес.

Мне интересно, услышат ли это остальные, поторопят ли своих лошадей, чтобы быстрее уехать.

Надеюсь, что так. Если кто-то вернётся, если кто-то увидит меня среди тумана, который Тартало разгоняет своими мощными движениями, и мне придётся сражаться как Лира, я столкнусь с выбором: подвергнуть миссию опасности или позволить себе погибнуть.

И теперь я знаю, насколько ужасной может быть смерть в его пасти.

Прежде чем я успеваю подумать о чём-то ещё, он снова поднимает руку и пытается задеть меня ею, но я успеваю отскочить в сторону. Он делает шаг в мою сторону. Одна его когтистая лапа могла бы раздавить меня и переломать каждую из моих костей, превратив меня в кровавое месиво.

Я бегу прочь, понимая, что у меня почти нет шансов на побег, и меня охватывает леденящий ужас, когда я замечаю краем глаза, что одна из его рук вот-вот достанет меня.

Я кричу от боли, чувствуя, как коготь рассекает мне руку, и мгновенно реагирую. Я разворачиваюсь и взмахиваю кинжалом, разрывая всё, что попадается мне под руку.

Тартало шипит от ярости и отдёргивает руку, затем замахивается ею и с силой ударяет по стене. Несколько камней осыпаются на землю. Некоторые из них падают опасно близко к Кириану. Стая птиц взмывает в воздух из ближайших деревьев.

— Мне надоела эта игра, — рычит он и бросается на меня.

Теперь его движения ужасающим образом становятся грациозными. Я кричу, когда его руки почти хватают меня, и вновь бросаюсь на землю, перекатываясь, чтобы как можно дальше от него откатиться. Но на этот раз, прежде чем я успеваю полностью подняться, я чувствую, как меня захватывает невыносимо сильная рука, которая обхватывает мой локоть, а затем и запястье.

Я слышу хруст и чувствую сильный рывок, напоминающий мне, насколько мощно его волшебное тело и насколько хрупко моё смертное.

Мои ноги отрываются от земли, и давление на предплечье усиливается, когда я повисаю в его руке. Он сжимает меня так сильно, что один из его когтей впивается в плоть, и багровая струя начинает сочиться из-под его пальцев, растекаясь по коже моего предплечья. Кровь стекает по моей шее, плечам, груди…

Ужас охватывает меня.

Тартало поднимает меня и приближает к своему лицу. Гнилостный запах разлагающейся плоти пронизывает меня, но боль в левой руке столь сильна, что я даже не обращаю на это внимания.

— Дочь Мари, ты могла бы сбежать. Я позволил бы тебе, — бормочет он.

— Слишком поздно? — осмеливаюсь спросить я, с мышцами, сведёнными судорогой, и холодом смерти, пробирающимся к моим рёбрам.

— Без смертного?

Я смотрю вниз, на лицо Кириана, которое кажется таким юным и беспомощным.

— Заключим сделку, — говорю я, в отчаянии. — Сделку ради него. Скажи, что ты хочешь. Легенды гласят, что когда-то ты был пастухом. Возможно, тебе нужны земли для твоего стада? Я предоставлю тебе всё, что ты пожелаешь.

Я пытаюсь вспомнить всё, что узнала о нём в Ордене Воронов, и жалею, что это были всего лишь легенды и сказки, которыми пугают детей.

Тартало снова смеётся, и меня сотрясает его смех. Резкая боль в руке заставляет меня прикусить губу, чтобы не закричать. Если он продолжит в том же духе, он вывихнет мне левое плечо.

— Ни сделки, ни законы, ни короли не смогут предоставить мне земли, потому что весь лес принадлежит мне.

— Не весь, — нервно импровизирую я. — Это не так. Раньше твои владения были больше, не правда ли? Люди возвели заборы, крепости и дворцы на земле, которую раньше не осмеливались топтать. Никто не верит, что лес принадлежит тебе.

— И ты не имеешь силы это изменить, — говорит он, приближаясь ко мне, а затем отступает. Я вижу, как он смотрит вверх, словно с тоской вспоминая о лучших временах. Это зрелище жутко. — Ты всерьёз решила заключить сделку? Дай мне обещание, дочь Мари. Пообещай, что ты и этот смертный вернётесь.

Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется из груди. Острая боль вынуждает меня заговорить тоном гораздо более пронзительным, чем я собиралась.

— Зачем?

— Ты просто пообещай, и вы сможете уйти.

— Какой смысл давать обещание, если ты можешь заставить меня его исполнить через неделю, день или даже через несколько часов… и потом съесть нас обоих?

Тартало моргает. Вблизи его единственный глаз кажется живым существом, как будто он не совсем принадлежит ему. Его радужка серого цвета, как дым от костра, а зрачок то расширяется, то сужается, пристально изучая меня.

— Разве у тебя есть другой выбор?

Мои свободные пальцы едва заметно шевелятся. У меня всё ещё есть спрятанное оружие. Ещё остаётся шанс. Я могла бы сражаться, могла бы защищаться и попытаться сбежать.

Да, у меня есть другой выбор, но он не включает Кириана.

— Каковы условия, Тартало? Неужели ты хочешь, чтобы я обрекла себя на судьбу, не зная её?

— Ты и смертный уйдёте, пообещав вернуться в день, когда я вас позову. Это будет не сегодня, не завтра и не на следующей неделе. Пройдут многие луны, прежде чем это произойдёт. Это всё, что тебе нужно знать.

Мои пальцы снова шевелятся. У меня достаточно сил, чтобы вытащить оружие, вонзить его в его пальцы, которые сжимают мою раненую руку, и прыгнуть. Я даже не знаю, получится ли у меня выбраться из этой ямы, но это будет шанс.

Я смотрю на Кириана.

Колеблюсь.

— Ты получишь моё слово, — говорю я ему.

Тартало издаёт нечто похожее на удовлетворённый вздох, и воздух из его ноздрей растрепывает мне волосы. Он опускает руку, ставя меня на землю, и мои колени подгибаются, как только мои ботинки касаются её. Острая боль пронизывает плечо, и я крепко прижимаю его к телу.

— Мне всё равно на твоё слово. — Тартало начинает рыться в карманах своих брюк, изношенных и обветшалых, полных заплаток. — Мне нужна клятва, которую ты не сможешь нарушить.

Он показывает мне золотое кольцо, размером с его пальцы, и все страшные истории, которые я слышала, оживают в моём сознании.

Я слышала несколько из них о кольцах Тартало: как легкомысленные беглецы, которым удавалось сбежать, становились жертвами, когда существо находило их и целые деревни с помощью магии кольца.

Я наблюдаю, как он немного сгибается и своими огромными пальцами снимает с Кириана куртку, словно с куклы в руках маленькой девочки; девочки с ногтями, испачканными в крови.

Во имя всех Воронов…

Тартало резким движением срывает рубашку с капитана, и она легко разрывается. Я представляю, что он, должно быть, прикладывает немалые усилия, чтобы случайно не сломать ему какую-либо кость. Он надевает кольцо на бицепс Кириана, и оно плотно облегает его плоть, словно вторая кожа.

Затем он поворачивается ко мне с ещё одним кольцом.

Я слышала истории о том, как жертвы Тартало замечали кольцо перед побегом и, не сумев его снять, предпочитали отрезать себе палец, чтобы он не мог их выследить.

Но это кольцо на самом деле — браслет, который плотно облегает бицепс.

— Если ты наденешь это на меня, и я не смогу его снять, моя жизнь станет значительно сложнее. Возможно, другие убьют меня, прежде чем ты успеешь потребовать исполнения обещания.

Тартало хмурит брови, и его единственный глаз темнеет. Я отступаю на шаг, насколько это возможно. Возможно, потрясение заставляет меня слишком рисковать своей удачей.

— Всегда можешь оторвать себе руку.

— Сработает? — спрашиваю я.

Тартало улыбается, обнажая ряд острых зубов. Это всё, что он говорит. Затем он снова протягивает мне кольцо.

— Надень его, если хочешь уйти с этим смертным.

Я смотрю на него мгновение, глубоко вздыхаю и протягиваю раненую руку, всё ещё залитую кровью. Об этом я подумаю позже; придумаю, как избавиться от этого обещания. Я слышала легенды о путешественниках, которые сумели избежать своей судьбы, о героях и героинях, которые обходили его подношениями, сделками или ложью. А в этом я мастер.

Тартало берёт браслет, тонкое кольцо, и надевает его мне на руку, пока он не доходит до середины бицепса.

Я чувствую, как магия скользит по моей коже, по каждому сантиметру моей руки, словно она меня узнаёт, приветствует и говорит, что останется со мной, что будет следить за мной.

Холод пробегает по моей спине.

Я пытаюсь немного его сдвинуть, подвинуть, но он не поддаётся; остаётся плотно прилегающим к моей плоти.

Я поднимаю голову и смотрю на существо.

— Поможешь поднять смертного?

Он издаёт низкое рычание, но всё же нагибается, чтобы поднять Кириана с земли, маленького и беззащитного в его гигантских руках. Я задерживаю дыхание, когда его пальцы обхватывают тело Кириана, боясь, что он случайно что-нибудь сломает, и перестаю дышать, пока не вижу, как Тартало осторожно кладёт его на землю, у края обрыва.

Затем он опускает руку вниз, предлагая мне подняться.

Не верю, что собираюсь это сделать. Наверное, я сошла с ума, потому что вскарабкиваюсь на его руку и стараюсь не потерять равновесие, когда он поднимает меня и переносит на край.

Его лицо, его единственный серый глаз, который, кажется, видит всё, смотрит на меня снизу вверх. Вокруг него клочья рассеянного тумана пытаются снова соединиться.

— Теперь у нас сделка, дочь Мари.

Меня искушает спросить, почему он меня так называет, но я этого не делаю. Возможно, потому что я женщина, или, может быть, он способен уловить остатки магии, и считает меня ведьмой.

Сейчас это не имеет значения.

Не сказав больше ни слова, Тартало поворачивается и, согнувшись, направляется обратно в свою пещеру. Его шаги ещё некоторое время звучат в лесу, пока он уходит… пока я не перестаю их слышать, и тишина леса становится почти гнетущей.

Всё произошедшее вдруг обрушивается на меня с такой силой, что мне приходится на мгновение присесть на землю. Моё дыхание становится учащённым, и мне необходимо сосредоточиться, чтобы дышать нормально.

Кириан, лежащий рядом, по-прежнему без сознания, не ведает о том, что мы только что пообещали, и хотя я знаю, что это бесполезно, я вынимаю один из его кинжалов и подношу его к краю его браслета. Режу плоть, но не кольцо, которое плотно прилегает к коже благодаря магии, словно уже стало частью его тела.

Чёрт.

Кровь вокруг его браслета напоминает мне, что я тоже ранена, и что смогу скрыть боль, но не рану.

Режу клочок от его рубашки кинжалом. В конце концов, она уже изорвана, и вряд ли он будет скучать по ней. Затем тщательно вытираю пятна крови с шеи, рук и с ужасного пореза на предплечье, и надеваю юбку платья, замечая, что Кириан начинает приходить в себя.

Мне приходится прикусить губы, чтобы не закричать, когда я пытаюсь надеть корсет, а мое плечо протестует от боли. Но я кое-как справляюсь, набрасываю на себя накидку и опускаюсь на колени рядом с Кирианом.

Я встряхиваю его, и он морщится, недовольно двигаясь.

— Кириан… Кириан, проснись.

Тихий стон в ответ.

— Кириан. — Я мягко хлопаю его по щеке. — Кириан…

Наконец, он пытается открыть глаза. Его веки подергиваются, ресницы дрожат, и вот его взгляд находит меня. Он оглядывается, растерянный, прежде чем полностью прийти в себя, а потом снова смотрит на меня.

Его рука скользит по моей щеке.

— Лира, — хриплым голосом шепчет он с улыбкой.

Я нервно прочищаю горло, как будто пытаюсь избавиться от жара, внезапно нахлынувшего на меня.

Сглатываю.

— Ты можешь двигаться? Тебе больно?

Кириан моргает, всё ещё в замешательстве, и снова оглядывается, будто пытаясь понять, где он находится.

— Я в порядке, — говорит он. — Кажется, будто по мне проехалось десяток лошадей, но… я в порядке.

Его лошадь…

У меня скручивает живот от дурного предчувствия.

— Ты помнишь, что произошло?

Он снова крепко закрывает глаза, а потом, открыв их, устремляет взгляд на край обрыва.

— Лошадь испугалась, она была напугана, и я вдруг потерял контроль. Она сорвалась вниз, и… — Он поворачивается ко мне, его синие глаза встречаются с моими. — Ты вернулась за мной. Ты… ты вытащила меня оттуда.

Я беру его руку и осторожно кладу её на его грудь. Я собираюсь убрать свою, но он не позволяет мне этого сделать… и это… это я могу ему позволить. Я мягко сжимаю его руку.

— Это не так. Я бы не смогла этого сделать. Посмотри, какая высота у этого утёса. Как бы я смогла тебя поднять туда?

Кириан с трудом приподнимается и смотрит вниз, затем начинает осматривать окрестности.

— Но, как?…

Я задерживаю дыхание. То, что я скажу сейчас, станет основой для истории, которую Львы будут помнить ещё очень долго.

Пришло время лгать.

Я кладу руку на грудь, как будто в шоке.

— Ты правда ничего не помнишь? Не знаешь, что случилось там внизу?

Кириан проводит рукой по своим тёмным волосам, явно расстроенный, и качает головой. Его взгляд останавливается на луже крови в низине, и он хмурится ещё сильнее.

— Там внизу живёт Тартало.

— Что?

— Тартало был там. Он вышел, когда ты был ещё без сознания, съел твою… э-э… лошадь, и все мы бежали. Мы думали, что и ты погиб.

— И тогда… как…?

— Как ты сбежал от него? — Я решительно качаю головой. — Я только услышала рев чудовища, привязала лошадь подальше и прибежала как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты выбежал из пещеры, поднялся наверх и потерял сознание.

Кириан внимательно смотрит на меня.

— А ты… ты вернулась, чтобы помочь мне?

Я задерживаю дыхание, стараясь удержать маску Лиры на месте.

— Нет. Конечно, нет. Что я могла бы сделать против такого создания? — шепчу я тихо. — Моя лошадь понеслась, и я вернулась за ней, когда услышала этот рев и подошла ближе. Ты сделал это сам, Кириан. Ты столкнулся с ним и смог убежать, но нам нужно уходить. Думаешь, сможешь встать?

То, как он смотрит на меня, смесь растерянности и разочарования, почти болезненно.

Он издаёт тихий стон, когда поднимается, а я проглатываю свой, когда поддерживаю его, обняв за спину.

Стоя, опираясь на меня, он смотрит на край обрыва и слегка качает головой, всё ещё в замешательстве.

— Я… я не помню.

— Не удивительно. — Я отхожу от него, убедившись, что он может стоять, и смотрю ему в глаза, не отводя взгляда. — Кто не захотел бы забыть такое? Ты сразился с чудовищем, взобрался на стену и упал без сознания. Возможно, через несколько дней, когда шок пройдёт, ты вспомнишь.

Кириан опускает взгляд на землю, которая ведёт ко дну обрыва, покрытому туманом.

— Я бежал?

— И нам тоже сейчас нужно бежать. Тартало, должно быть, снова спрятался в своей пещере, но он скоро придёт в себя.

Кириан с трудом двигает левую руку, поднимает её и смотрит на золотой браслет, который на нем надет.

Должно быть, он сильно ударился головой, потому что он даже не может задать вопрос.

— Я пыталась снять его, — объясняю я, когда его пальцы касаются крови. — Должно быть, он заколдован. Легенды говорят, что..

— Я знаю, что говорят, — перебивает он. Он пытается сдвинуть браслет, но не настаивает, когда понимает, что он не поддаётся. — Тартало призовёт меня, когда захочет, или начнёт охоту.

Я сглатываю.

— Тебе нужно найти ведьму, которая разбирается в древней магии.

Мне тоже придётся это сделать, думаю я, поправляя накидку на плечах, прежде чем мы уходим оттуда.

Глава 7

Лира

Территория Львов. Королевство Сирия. Королевский дворец.

Когда мы прибыли во дворец верхом на моей лошади, никто не мог поверить своим глазам. Конюхи помогли Кириану, который едва не терял сознание, спуститься с коня. Кто-то, должно быть, поднял тревогу, потому что Натаниэль явилась тут же, требуя объяснений.

Я без устали повторяла одно и то же всем, кто спрашивал:

«Кириан, должно быть, сражался, но я успела лишь увидеть, как он карабкался по насыпи».

Я не вдавалась в подробности; я знаю, как рассказывать хорошую ложь, и никогда не стоит увлекаться. Сославшись на усталость и потрясение, я попросила свою горничную приготовить ванну.

Я снова стала Лирой, когда отошла от них, не заботясь о том, как чувствует себя Кириан, куда его увели и смотрит ли он мне вслед. Я полностью отстранилась от него, когда он слез с моего коня, и больше не оглядывалась.

Как только я закрыла дверь ванной, я сняла с себя одежду и попросила Дану вернуться позже, чтобы помочь мне одеться. Я сбросила испачканные вещи, и вода окрасилась моей кровью, когда я погрузилась в нее.

Если закрыть глаза, я все еще могу чувствовать дыхание Тартало у себя на лице; все еще слышу его каменный голос, который казался спящим веками.

Мои пальцы скользят по браслету. Я провожу по его краям и пытаюсь сдвинуть его, не питая особых надежд. Мне нужно найти способ избавиться от своего обещания, так же как и Кириану. Если повезет, у нас будет немного времени, прежде чем магия колец заставит нас вернуться. Что это будет? Рывок? Или что-то почти неосознанное?

Надеюсь, мне не придется это узнать.

Перед тем, как выйти из ванной, я слышу, как Дана стучит в дверь.

— Принцесса…

— Да?

— Король просит вашего присутствия в Зале Луны.

Я хмурюсь.

— В Зале Луны?

— Да. Они хотят отпраздновать, что один из их капитанов, Кириан, победил древнее существо.

— Он не победил. Тартало все еще… — Я тяжело вздыхаю. — Ладно.

Я поднимаюсь, игнорируя протесты измученного тела, и оборачиваюсь полотенцем. Выходя все еще мокрая, с волосами, как мантия тьмы, ниспадающими на спину, я стараюсь скрыть свою левую руку и золотой браслет, который теперь на ней.

— Что вы хотите надеть?

Я была готова сказать, что мне все равно, потому что я совершенно измотана, но приступ вины напомнил мне, что Лира никогда бы не оставила подобный выбор на волю случая.

— Одно из серых платьев, как глаз Тартало, в честь храбрости молодого капитана Кириана.

Я должна была сама избавиться от одежды, по крайней мере, от разорванной и окровавленной рубашки, но я этого не сделала. Я прошу Дану быть сдержанной, чтобы она никому не говорила о крови. Я знаю, что она послушается, и, в любом случае, не думаю, что она что-то заподозрит. Дана достаточно хорошо знает Лиру, чтобы удивиться только тому, что я вообще позаботилась о Кириане, когда он пришел в себя. Ей и в голову не придет, что я рискнула ради него своей жизнью. Она сочтет кровь следствием поездки на лошади с раненым капитаном.

Я одеваюсь, сушу волосы и надеваю платье с длинными кружевными рукавами, чтобы скрыть золотой браслет. Затем прошу Дану причесать меня. Даже если бы сегодня я захотела сделать это сама, боль в плече не позволила бы.

К моменту моего прихода празднование уже началось. Большой стол в глубине зала освобождает пространство для танцев, чтобы гости могли свободно ходить из конца в конец.

В суете слуг, которые заботятся о том, чтобы еды и напитков было вдоволь на главном столе, видно, что это мероприятие было организовано наспех. Некоторые из них предлагают бокалы прямо гостям.

Громкая группа людей собралась вокруг Кириана, и из-за толпы я не могу его разглядеть. Король и королева тоже здесь, и мне нужно подойти к ним с приветствием.

Я делаю реверанс, но жду, пока они первыми обратятся ко мне, как того требует этикет.

— Дорогая, — говорит королева, подавая знак.

— Ваши Величества, прошу прощения за опоздание.

— Мы вас ждали, — бормочет Моргана, не отводя своего пытливого взгляда от группы вокруг Кириана. — Говорят, вы видели, как капитан сбежал от чудовища.

Я бросаю взгляд туда, куда они все смотрят, но не могу разглядеть его среди толпы, полной восторга. Люди кричат, аплодируют и повышают голос, обсуждая, несомненно, куда более красочный рассказ, чем то, что могло бы произойти на самом деле, если бы ему пришлось столкнуться с существом лицом к лицу.

— Я едва успела заметить, как он карабкался по склону, — говорю я. — Боюсь, из-за тумана мне больше ничего не удалось увидеть.

— Он, должно быть, сражался храбро, если существо не стало его преследовать, — комментирует король. — Может быть, оно мертво?

Я пытаюсь изобразить улыбку.

— Не исключаю такой возможности, но сомневаюсь, ваше величество, — отвечаю я.

— Почему вы так думаете? — спрашивает он.

— Тартало обитает в этих лесах задолго до того, как первый человек заложил здесь первый камень королевства. Вряд ли обычный смертный смог бы его одолеть.

Король вздыхает, задумавшись, в то время как королева продолжает пристально наблюдать за тем, что происходит в дальнем конце зала, где Кириан.

— Возможно, вы правы, — соглашается он. — Может, стоит отправить патруль воинов, чтобы…

Королева раздраженно вздыхает, и это больше похоже на фырканье, но вскоре я понимаю, что её недовольство не связано с беседой.

— Взгляните на них, — говорит она. — Они превращают Лунный зал в военный шатёр.

Король громко смеется, как человек, который не воспринимает всерьёз услышанное.

— Не думаю, что это похоже на военный лагерь, — отвечает он.

Я никогда не была на войне, но тоже так не думаю. Тем не менее, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что так сильно возмущает королеву, и с удовольствием обнаруживаю причину её смущения.

Я сдерживаю улыбку.

Кириан стоит в центре круга гостей, которые засыпают его вопросами и комплиментами. На нём чистые штаны и пояс, на котором висит меч из лунной стали с красивой рукоятью. Лунная сталь — самый прочный металл на континенте, а также самый дорогой. Её тёмный оттенок и металлический блеск являются символом богатства и элегантности. Однако на Кириане нет ни жилета, ни рубашки.

Его грудь обнажена, и загорелая кожа покрыта татуировками, которые, вероятно, не нравятся многим дворянам, особенно Львиным.

Я краем глаза смотрю на королеву, но не задерживаю на ней взгляд. Вид открывшейся сцены не позволяет.

Татуировка на правой груди Кириана тянется по его телу, поднимается через грудь на плечо и спускается по руке. Это узоры из переплетённых цветов, извивающихся в сложных узорах, напоминающих о былых временах или далёких землях, возможно, по ту сторону границ Львов. В самом центре — волчья голова.

Казнили людей и за меньшее, и я не могу не думать, что за этим татуированным символом скрыта особая сила — смелость, позволяющая ему носить такую метку без страха перед возмездием.

Волк — символ Севера. Его образ был заимствован у Гауэко, языческого воплощения ночи, существа, повелевшего всеми злыми духами. Изначально это было злое и тёмное создание, которого боялись смертные, и часто оно являлось в облике волка. Однако в прошлом его образ использовали для войны, угрожая другим племенам. Гауэко перестал быть существом, которого боялись, и стал стражем и защитником своего народа. Спустя века его начали бояться Львы, видя в нём воплощение дьявола.

Предполагаю, что волк настолько прочно укоренился в воображении жителей Севера, что Кириан может носить его изображение, не опасаясь обвинений в язычестве, воплощающем антихриста.

Вероятно, у него было время привести себя в порядок, потому что ни грязи, ни следов крови, которую была по моей вине, пытаясь избавить его от проклятия браслета, уже не осталось.

Кто-то задаёт Кириану вопрос, и он показывает свою руку, демонстрируя, как напрягаются его мышцы, но обруч остаётся целым и невредимым, лишь приспосабливаясь к коже. Этот человек делает шаг вперёд, и капитан с усмешкой ждёт, пока тот попытается снять огромный браслет.

Когда, несмотря на все усилия, это не удаётся, зал взрывается смехом.

— У меня больше нет сил, — заявляет королева и жестом призывает одного из слуг. — Приведите музыкантов. Скажите, чтобы они начали играть. Немедленно.

Слуга поспешно уходит, испугавшись холодного тона и усталого выражения её лица.

— Они просто веселятся, Моргана, — примирительно замечает король. — Мальчик только что обманул смерть. Пусть развлечётся.

Королева не отвечает, но одного взгляда достаточно, чтобы понять — она не согласна. Я думала, что эта импровизированная вечеринка была её идеей, но, видимо, ошибалась. Это король хотел праздновать. Я должна была догадаться. Для королевы ничто не заслуживает праздника, если ему не сопутствует необходимое достоинство, которое не может быть достигнуто за час подготовки.

Музыканты появляются так быстро, что сама Моргана удивляется, услышав первые звуки их мелодии. Нежная и ритмичная музыка, совершенно не соответствующая расслабленной атмосфере, начинает звучать, и что-то меняется: кто-то выходит на танцпол, кто-то направляется к дальнему столу, чтобы поесть и выпить. Король и королева извиняются передо мной и удаляются к своим тронам, откуда могут наблюдать за всем залом.

— Принцесса, — раздаётся голос у меня за спиной.

Я знаю, кто это, ещё до того, как оборачиваюсь.

— Капитан, — отвечаю я. — Рада видеть, что вы поправились.

— Я бы не сказал, что поправился, — честно признаётся он. — По крайней мере, стою на ногах, верно? Боюсь, эта штука высасывает из меня силы, — говорит он, с тяжестью поднимая левую руку.

— Я так не думаю, — отвечаю я почти машинально, закрывая глаза на мгновение. — Легенды не упоминают об этом.

— Легенды не всегда правы.

— Не всегда, — соглашаюсь я. — Возможно, вам стоит посетить кого-то, кто сможет пролить свет на это.

— Я так и сделаю, — отвечает он, становясь передо мной и протягивая руку. Он предлагает танец. — Давай, не отказывайся. Ты была там, когда я спасся, и ты бы осталась, если бы я умер. Люди поймут, если ты подаришь мне пару танцев, а также если станешь обращаться ко мне на «ты».

Я хмурюсь.

— Один танец, — поправляю его.

— Один для начала, а дальше посмотрим, — быстро возражает он, улыбаясь так, что в этой улыбке — одновременно галантность и скрытые намерения.

Я беру его руку и позволяю увлечь себя на танцпол. Верно то, что никто не должен подумать, будто между нами было нечто большее, чем то событие, что нас объединило в этот вечер. Естественно, что он хочет танцевать со мной, и я с ним. Я могу позволить себе один танец, не опасаясь, что кто-то решит, будто моё безразличие к нему изменилось.

Я мягко опираюсь на Кириана, игнорируя предупреждающую боль в плече, которая даёт о себе знать при каждом движении.

Как только мы начинаем двигаться в такт музыке, я замечаю, что глаза королевы следят за нами безжалостно.

— Если ты продолжишь в том же духе, — замечаю я, опуская взгляд на его тело, — она прикажет казнить тебя за подстрекательство к бунту.

Кириан громко смеётся, и я уверена, что этот смех ещё больше раздражает Моргану.

— Мне уже делали комплименты за моё телосложение, принцесса, но никогда так дерзко. Тебя впечатляет то, что ты видишь?

Я улыбаюсь и намеренно опускаю взгляд. Помимо татуировок и хорошо сложенных мышц, на его теле множество шрамов — следы выигранных сражений, навечно запечатлённые на его коже.

— Меня впечатляет то, что ты носишь северные татуировки без страха, при дворе, будучи капитаном… капитаном, который был украденным ребёнком.

— Волк — не только символ наших врагов. Некоторые из нас не захотели забывать землю, с которой пришли, — утверждает он, не сводя с меня взгляда, и понижает голос, наклоняясь ближе. — Ты тоже могла бы сделать их себе, но, полагаю, такая смелость не каждому под силу.

Я не упускаю изменений в его интонациях и ту интимную близость, что он создаёт. Я также не могу проигнорировать новую информацию, о которой раньше не знала: когда-то Лира была соблазнена идеей сделать татуировку, чтобы помнить о земле, которую покидала, но в итоге отступила.

И, возможно, это всё ещё ранит Кириана. Каким-то образом он может чувствовать себя преданным.

Я не могу её себе представить — зная всё, что знаю о ней, мне трудно поверить, что что-то подобное, столь дерзкое, могло быть для неё даже вариантом.

— Это смелость или показная дерзость? А если это показное… можно ли это назвать настоящим мужеством?

Кириан поднимает лицо, не скрывая того, что этот разговор его развлекает. Его пальцы нежно касаются моей талии, слегка передвигаясь, притягивая меня ещё ближе к нему так, что наши бёдра соприкасаются совсем не подобающим образом.

Тёплая волна прокатывается по моему телу, окутывая позвоночник.

— Ты ведь многое знаешь о храбрости, не так ли?

Я собираюсь отстраниться, но Кириан делает это первым. Я не заметила, как он незаметно подвёл нас к краю танцпола. Мы всё ещё на виду, но теперь стоим вдали от остальных танцоров. Некоторые продолжают за нами следить, особенно за Кирианом, который стал звездой этого вечера: человек, сразившийся с Тартало, человек с браслетом как символом победы.

Он отпускает мою руку и поднимает свои руки к голове. Я внимательно слежу за каждым его движением, когда он развязывает кожаный ремешок, стягивающий его волосы, и распускает их так, что они свободно ниспадают вдоль его лица, придавая ему ещё более дикий вид.

Моё горло слегка пересыхает.

— В знак храбрости за сегодняшний день.

Я настолько отвлеклась, что даже не сразу замечаю, что он что-то мне протягивает, пока это уже не оказывается в моей ладони, и у меня появляется соблазн отступить назад.

Танец, лёгкость в словах и провокации заставили меня потерять бдительность, но я не должна забывать, что существуют определённые границы, которые Лира никогда бы не пересекла на публике, а то, что предлагает Кириан с этой лентой…

— Я не возьму это, — серьёзно говорю я. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы нас заметили, ты хочешь что-то доказать… но сейчас не время.

Кириан опускает глаза и тихо откашливается, как будто раздражён. Затем он хватает меня за запястье и не отпускает, когда я мягко тяну, пытаясь высвободить руку.

— Ты можешь принять этот дар, а можешь рискнуть тем, что кто-то узнает, какая ты храбрая.

Я не понимаю, о чём он предупреждает, пока не вижу, как его пальцы начинают обвивать ткань вокруг моего запястья и предплечья. Его ловкие пальцы, воина, бережно, словно перьями, оборачивают ткань, закрывая рану.

Меня охватывает дрожь.

Я не заметила.

Я была осторожна с браслетом, даже с кровью, и с этой историей; но плечо болело настолько, что я совсем забыла о ране на руке, а эти кружевные рукава слишком широкие и лёгкие.

Я глубоко вдыхаю. Кириан не отводит взгляда, мягко удерживая мою руку на своей — нежность, которая трудно сочетается с его образом, особенно сейчас: без рубашки, с видимыми татуировками, распущенными волосами и тёмным взглядом.

Волк с земель за пределами Севера.

Я сглатываю.

Знает ли он? Каким-то образом… удалось ли ему что-то вспомнить?

У меня нет возможности поблагодарить его, потому что Кириан заканчивает перевязывать рану, его большой палец мягко скользит по моей коже, а затем он берёт меня за руку и, как любой рыцарь, склоняется, чтобы поцеловать её, стараясь угодить даме.

Второго танца не было. Он отпускает меня, и я благодарна, что он не натягивает дальше струну, которая уже на грани разрыва.

Я убеждаю себя, что и танец, и поцелуй — не более чем пустые жесты. Никто не удивится, если капитан, который едва не погиб от лап чудовища, почувствует желание искать внимания принцессы, которая видела его бой и оставалась рядом с ним.

Тем не менее, Кириан больше не обращает на меня внимания за весь вечер. Он развлекает всех желающих, описывая Тартало, рассказывая о схватке, которую не помнит, и показывая руку с браслетом, идентичным моему. Лишь под конец он надевает рубашку, к явному облегчению королевы.

Вернувшись в свои покои, я остаюсь одна перед зеркалом и, готовясь ко сну, внимательно разглядываю свою руку, понимая, что скоро придётся заняться этим. Иначе в один прекрасный день Тартало может потребовать исполнить обещание, и тогда кто знает, что может произойти.

Поэтому я выбираю самую неприметную накидку, которую нахожу, закрываю голову и лицо капюшоном и выхожу в коридор, ведущий в дворцовую библиотеку.

Библиотекари всё ещё бродят среди книг. Они напоминают шафрановые огоньки, которые движутся, словно блуждающие огни, по огромному залу библиотеки. Один из них замечает меня с лампой в руке, но ничего не говорит, лишь слегка склоняет голову и продолжает свою работу.

Лира не любила читать. Несомненно, их удивит, что я здесь в такой час; но мне нужны ответы.

Я не беру ни одной книги, потому что если возьму, завтра все узнают, что я изучала. Я стою и молча просматриваю их одну за другой, пытаясь запомнить каждый важный абзац, даже если их немного.

Грань между языческой магией и реальностью порой настолько тонка, что многие тома, содержащие историю этих земель, были сожжены, и я едва нахожу упоминания о Тартало и других древних существах, которые всё ещё обитают среди нас.

Как я и думала, почти нет записей о случаях, когда смертные выживали после встречи с ним. Те, кто выжил, по письменным источникам, сделали это обманом или жертвами.

Но я не намерена терять левую руку.

Когда я заканчиваю, не ухожу сразу. Я продолжаю просматривать тома, не имеющие отношения к делу, чтобы оставить ложные следы о том, что могла бы изучать этой ночью, и лишь когда завершаю, возвращаюсь в свои покои с той же осторожностью, с которой пришла сюда.

Я не зажигаю свет. Ставлю лампу на туалетный столик и сначала снимаю накидку, а затем начинаю снимать платье. Мода Львиных земель стала более вычурной в последние годы, и процесс раздевания занимает немало времени. Я расстёгиваю корсет, игнорируя болезненное предупреждение от раненого плеча, и снимаю тяжёлую серую юбку, расшитую серебром и золотом.

Кружевная рубашка настолько лёгкая, что не оставляет места воображению. Я аккуратно стаскиваю её, медленно, и мягкое прикосновение шёлка к моей коже заставляет задуматься о том, сколько раз Кириан с таким же вниманием раздевал Лиру, возможно, даже медленнее и с большим наслаждением.

Я трясу головой, заставляя себя перестать о нём думать, пока продолжаю раздеваться. Но, глядя на своё отражение в зеркале, не могу не отметить, что у Лиры было красивое тело… и что Кириан наверняка не оставлял это без внимания.

Я провожу рукой по пышной груди, затем подношу пальцы к узкой талии. У Лиры был родинка на уровне рёбер, которые с одной стороны выделялись чуть больше, чем с другой, и кожа настолько гладкая, что будто создана для прикосновений.

Моё тело почти такое же, как у Лиры.

Ворон с моим даром может менять форму тела и лица, но не структуру. Нас, двадцать одну претендентку на замену принцессы, выбрали, потому что наша физиология в детстве была схожа с её, и ожидалось, что мы будем расти одинаково; но кто-то из нас был более узким или широким, с более сильными плечами или чуть более длинными ногами… Мы также двигались по-разному. Когда я училась в Ордене, старалась, чтобы ни моя осанка, ни поведение не выдавали меня. Чем лучше мы становились, тем труднее было определить, кто скрывается за маской. Хуже всех были те, кого легко узнавали по странным манерам, словам или особому способу, которым они собирали волосы.

Я научилась подавлять любую свою черту, которая могла меня выдать; это была одна из причин, почему выбрали именно меня, а не кого-то другого. Тем не менее, на моей коже остался след от тех дней в Ордене.

Мои пальцы поднимаются к шее, находя шрам, который тянется дугой за ухом.

Неважно, какую форму ты примешь, твои шрамы всегда остаются с тобой.

Мне повезло, что удар ногой, который я получила во время тренировки от своей самой худшей соперницы, Али, пришёлся именно сюда, в место, которое легко скрыть; других же курсанток исключали за меньшее.

Золотой отблеск браслета на моей коже достаточно пугает, чтобы вернуть меня к настоящему и заставить надеть ночную рубашку.

Когда я убираю покрывало с кровати и почти готова погрузиться в него, тень в углу, ведущем к гардеробу, заставляет меня вскочить, с сердцем, подступившим к горлу, и сжатые кулаки готовы защищаться.

— Это я, — говорит голос, который я уже начинаю хорошо узнавать. — Не бойся.

Кириан делает шаг вперёд, но я не расслабляюсь. Вместо этого бросаю взгляд в сторону, где под подушкой прячу кинжал.

— Не беспокойся, — предупреждает он тихо и показывает мне этот кинжал, теперь зажатый в его пальцах. — Когда я увидел, что тебя нет, я убрал его, чтобы ты случайно не ударила меня. Не хотел напугать тебя.

Он делает шаг вперёд. Я остаюсь на месте, не опуская рук.

— В таком случае тебе следовало уйти, когда увидел, что меня нет.

Он коротко, сухо смеётся.

— Я хотел увидеть тебя.

Я игнорирую его.

— Ты стоял здесь, пока я раздевалась? — обвиняю я его.

— Я ждал, что ты заметишь меня, когда вошла, а потом подумал, что будет хуже, если напугаю тебя. Я знаю о твоих кинжалах, которые ты прячешь в одежде.

— Значит, ты ждал, пока я разденусь.

— И я забрал кинжал из-под подушки, да, — отвечает он с полным равнодушием.

Я остаюсь на месте и просто смотрю на него. Пламя свечи на туалетном столике дрожит от сквозняка, отбрасывая причудливые тени на его лицо.

Понимаю, что на подбородке у него образуется синяк, а на шее виднеется ссадина. Несмотря на всё это, он выглядит на удивление невредимым, учитывая, что скатился по склону и был схвачен теми чудовищными руками. Мне до сих пор трудно поднять левую руку.

Рука.

— Что ты видел? — спрашиваю, чувствуя укол тревоги.

Темно. Очень темно. Может быть, браслет показался ему просто тенью. Может, он вообще не обратил внимания, но если заметил…

На его губах появляется лукавая улыбка.

— Ничего такого, чего бы я не видел раньше. Не переживай, принцесса. — Он бросает медленный взгляд, скользящий вниз по моему телу, и молчание между нами становится томительным—. Хотя я видел твой маленький спектакль перед зеркалом и чуть не предложил помочь.

Я стискиваю кулаки и чувствую, как краснею. Интересно, заметит ли он это, даже при таком слабом свете? Надеюсь, что нет.

По крайней мере, кажется, браслет не привлёк его внимания.

Я приподнимаю подбородок на пару сантиметров.

— Ты бы не смог помочь мне ни с чем, что я не делаю в сто раз лучше тебя.

— Сто раз, говоришь? — Он смеётся коротким, хриплым смехом, в котором слышится и дикость, и какая-то грустная нежность. Затем тон его становится глубже, и он делает шаг вперёд—. Ты великая лгунья, Лира, можешь обманывать в любом другом деле, но я слишком хорошо помню, как звучит моё имя на твоих губах, когда я на коленях между твоими ногами.

Чёрт.

Я сглатываю.

— Может быть, время и твоё самомнение заставили тебя преувеличивать воспоминания.

— Может быть, — удивительно спокойно соглашается он и улыбается так, что в этой улыбке сочетаются дерзость и нескрываемые намерения—. Но я готов разобраться в этом прямо сейчас.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Кириан кладёт руку мне на бедро, и тепло его кожи проникает сквозь слишком тонкую ткань. Эта наглая улыбка разрушает всё моё самообладание, и на мгновение я уверена, что он вот-вот опустится на колени передо мной.

Я представляю, как его руки скользят по моим коленям, потом по бёдрам. Пальцы касаются кружева моего нижнего белья, и вот он уже медленно стягивает его, не отводя взгляда от моих глаз.

Он продолжает смотреть мне прямо в глаза, когда его губы воплощают сладкую угрозу, безжалостно поглощая меня, а я хватаюсь за его волосы и произношу его имя так неприлично, что становится стыдно.

— Заблудилась в приятных воспоминаниях, принцесса?

Я почти ругаюсь вслух.

Даже не воспоминание. Глупо. Это просто глупая, навязчивая мысль.

Кириан движется так уверенно, что у меня нет времени отступить, и он проходит мимо, легко коснувшись моего плеча и руки. Холодок пробегает по спине, возвращая мне те ощущения, которых на самом деле никогда не было с ним.

К счастью, он этого не замечает, а если и замечает, то, чудом, кажется, устал от своих провокаций.

Он плюхается на кровать, вытягивает руку и бросает кинжал, который украл у меня, на прикроватный столик, вздыхая так глубоко, что его дыхание звучит слишком расслабленно, слишком привычно.

— Я не помню ничего о битве с Тартало, Лира, — говорит он.

В его голосе нет ни тени насмешки, ни той беспечной бравады, с которой он обычно относится ко всему.

Я делаю глубокий вдох, давая себе несколько секунд, чтобы вернуть опасные мысли под контроль, и смотрю на него сдержанно.

— Кириан. Мы говорили об этом. О таких встречах. Ты не можешь просто так приходить, не можешь…

— Я ещё даже не поцеловал тебя, — отвечает он всё так же серьёзно—. А этой ночью… этой ночью мне нужна моя подруга.

У меня пересыхает в горле. В его тоне нет ничего от того провокатора, которого я знаю, ни капли высокомерия или дерзости. Должно быть, правда, что они были друзьями, что за всеми теми встречами, которые Кириан упомянул, скрывалась настоящая дружба, которая для него, по крайней мере, была важна. А я не имею ни малейшего представления, как справиться с этим, не выдав себя.

Поэтому я медленно иду вперёд, измеряю каждый шаг, наблюдаю за каждой его реакцией, пока не подхожу к нему и сажусь рядом на кровать, выжидая.

Кириан не удивляется. Он рад, что я села, да, это видно в его глазах, но он не поражён. Хорошо.

— Что произошло у логова Тартало?

— Я же говорила тебе. Я успела только увидеть, как ты взбираешься по склону.

Его взгляд на мгновение отрывается от моих глаз, опускаясь на мой бок, на руку, которая всё ещё обмотана его лентой, использованной как повязка.

— Ты была ближе, чем сказала, да?

Я прикусываю губу.

— Возможно, да, — уступаю я.

— Спасибо.

Моё сердце начинает биться быстрее.

— За что?

— За то, что не хотела, чтобы я умирал в одиночестве.

Эти слова дают мне информацию. Я всё ещё в невыгодном положении, но начинаю собирать части головоломки.

Его голубые глаза кажутся темнее при слабом свете свечи, но в них есть что-то мягкое, почти нежное.

Он снова поднимает взгляд на меня. Проходит мгновение, ещё одно, и затем он осторожно двигается ко мне ближе. Я затаиваю дыхание, но он так медленно приближается, что мне приходится снова вдохнуть. И когда я это делаю, я вдыхаю его запах — дикий аромат свежести, влажную землю, дождь… И маленькая часть меня, очень маленькая, вдруг жаждет поцелуя, который в конце концов так и не случается.

Кириан наклоняется ко мне, а затем неожиданно устраивается у меня на коленях, кладёт голову на мои бёдра, глядя на меня снизу вверх.

— Кириан…

— Дай мне остаться так на минуту, — прерывает он и закрывает глаза с таким видом, будто ему ничего не мешает—. Всего минуту, Лира.

И я позволяю ему. Потому что не знаю, как бы поступила настоящая Лира в такой ситуации. Я была уверена, что знаю всё о её романтических отношениях, даже о тех, которые она, возможно, только воображала, и ничего из этого не могло бы заставить меня представить её держащей голову любовника или друга у себя на коленях.

Так что я вдыхаю, наблюдаю, как его грудь плавно поднимается и опускается, и как его губы слегка приоткрываются, дыша всё медленнее.

Моя рука сама тянется к его волосам, и я аккуратно поправляю прядь, упавшую ему на лоб. Его волосы слишком длинные, чтобы оставаться распущенными.

Кириан вздрагивает от прикосновения, но не двигается. Он продолжает дышать спокойно, полностью доверившись мне, даже не подозревая, что, пока мои пальцы погружаются в его тёмные волосы, мой взгляд скользит к кинжалу, который он так беззаботно оставил на столике.

Теперь я не могу его убить; не после этой глупой сцены сегодня.

Я знаю, что, если бы Вороны узнали, они приказали бы мне оставить его умирать. Я также знаю, что они ожидали бы, чтобы я дала ему смерть, которую можно было бы быстро связать с местью врага или с обидой отвергнутого любовника, может быть, с тем самым ядом, с помощью которого я почти избавилась от него.

Но я уже приняла решение. Нравится мне это или нет, теперь, когда я смотрю на это с холодной головой, я должна принять его и действовать соответственно. Я решила не жертвовать жизнью, и, хотя моя судьба усложнилась, я могу обернуть это себе на пользу.

Я снова смотрю на него. На его выразительные скулы, прекрасные линии лица, на синяк, который начинает проступать на его челюсти.

Мои пальцы скользят по его виску, нежно касаясь чёткой линии подбородка.

Кириан открывает глаза.

— Я знаю, куда тебе нужно пойти, чтобы избавиться от проклятия Тартало.

— Куда? — тихо спрашивает он.

Кажется, он осознаёт каждый мой жест, каждое прикосновение. Его дыхание уже не такое ровное и спокойное.

— В завоёванные земли на севере, — шепчу я—. Если какая-то ведьма и сможет снять проклятие, то это будет одна из соргин Земли Волков,

Мои пальцы медленно поднимаются вверх по его щеке.

— Какие у меня ещё есть варианты?

— Отрубить себе руку.

Он не улыбается.

— Тогда их величества должны будут дать мне разрешение вернуться на север.

Мои пальцы снова опускаются.

— Я поеду с тобой.

Внезапно его рука останавливает мою. Он крепко сжимает мои пальцы, не давая мне продолжить.

— Почему?

Он не доверяет. Несмотря ни на что, Кириан не доверяет Лире. Я улыбаюсь. С этим я могу работать.

— Потому что я хочу вернуться.

Я вижу, как он собирается подняться. Но вместо этого остаётся на месте, освобождая мою руку, которую я всё ещё держу на его щеке в непрерывной ласке.

На мгновение я боюсь, что он начнёт спрашивать, потребует ответы, которые я не могу дать. Боюсь, что он будет слишком подозрителен или что это покажется ему слишком странным. Но после длинной, тягостной паузы он тихо произносит:

— Ладно. Я отвезу тебя домой.

Мальчик, который перестал бояться гроз

Однажды ночью маленький Кириан не мог уснуть. Он казался совершенно другим ребёнком по сравнению с тем, каким был утром, таким хвастливым и решительным, готовым пойти с отцом на охоту. Но теперь ночь опустилась, и буря хлестала по ветвям деревьев, которые скреблись о окна его дома в Армире.

Он представлял, что ветви — это ужасные костлявые пальцы, когти, стучащие по стеклу.

Тук.

Тук.

Тук.

Ему казалось, что ветер шепчет его имя, зовёт его страшным голосом.

— Кириан, выходи играть. Кириан, иди к нам…

Он знал, что хиру, конечно, не умеют говорить. Знал, что если встретит одного из них, то не успеет даже увидеть его когтей, ведь трёх секунд достаточно, чтобы расправиться с любым, кто встретится им на пути.

Но Кириан не мог побороть свое воображение.

Он держался столько, сколько мог, ведь знал, что уже не младенец, и что отец рассердится, если он его разбудит. Но страх перед ночью оказался сильнее, и он победил храбрость, заставив Кириана искать мать.

— Я боюсь грозы, — признаётся он, сдерживая дрожь; ведь признаться, что он боится существ, на которых его отец отправился охотиться без тени сомнения, ему казалось слишком стыдно.

Но мать его не ругает. Она не укладывает его обратно и не баюкает мягкими словами, пока он не заснёт, как сделали бы другие матери в городе. Вместо этого она набрасывает ему на плечи накидку и ведёт в сад.

Кириан колеблется перед тем, как спуститься по ступеням крыльца, чувствуя, что слишком далеко отходит от безопасного дома; но его мать крепко берёт его за руку, и, словно заклинание, дарующее непоколебимую уверенность, его грудь наполняется смелостью, и ноги снова начинают двигаться.

Они оба останавливаются внизу лестницы. Между стеной, окружающей дом, и ними раскинулось просторное пространство, но расстояние до леса не мешало Кириану бояться темноты.

— Что ты знаешь о хиру? — спрашивает она так же мягко и спокойно, как всегда.

Кириан слышал это название уже несколько недель, с тех пор как Львы объявили войну Волкам: ведьмы, которые практиковали чёрную магию, чтобы победить захватчиков, и в итоге превратились в ужасных существ без разума, убивающих лишь ради удовольствия.

Другие матери выдумывали истории о том, что Зло не сможет потревожить их детей. Они наделяли магическими свойствами повседневные вещи: свечи, зеркала или даже кувшины с рисом… Некоторые из древнейших языческих ритуалов рождались из отчаянных сказок матерей, пытавшихся убаюкать своих малышей.

Но мать Кириана не была как все. Мать Кириана не придумывала сказок.

Она прижимает лицо к его лицу, указывает на тьму и спрашивает, чего же он боится на самом деле.

Она рассказывает ему о врагах, о Львах, которые хотят искоренить их магию и обычаи.

Она говорит о хиру, которые, возможно, не так страшны, как королева Моргана и король Аарон.

Затем, пока Кириан всё ещё смотрит в темноту, она обещает ему, что тьма не так уж и плоха, как её пытаются изобразить… и рассказывает ему обо мне.

Глава 8

Лира

Территория Львов. Королевство Сирия. Королевский дворец.

Сегодня утром, во время тренировки Лиры, я наношу удар своему инструктору, который отбрасывает его на землю. Он смотрит на меня с удивлением и неверием, задаваясь вопросом, не его ли это заслуга — мое новое мастерство.

Я сдерживаю ругательство, удивленно гляжу на него и извиняюсь, прежде чем вновь вернуться к неловким, рутинным и неуклюжим движениям, разрушая все его надежды.

Я слишком рассеяна.

Мой наставник в Ордене сказал бы, что это не оправдание, и после уроков заставил бы меня тренироваться весь день, пока я не потеряю сознание.

Бреннан был жестким, непреклонным человеком, и за десять лет, что я была под его опекой, я редко видела его улыбающимся. Ему не был важен ни один из мальчишек, которых он готовил к другим заданиям, больше, чем я. Хотя мне кажется, что он испытывал особую симпатию к Элиану… Все мы ее ощущали.

Часть меня смягчается, когда я думаю о нем. Я чувствую себя более уязвимой и слабой, и мне приходится прилагать усилия, чтобы снова запереть его образ в памяти и сосредоточиться на том, что меня ждет.

Сегодня я должна убедить их величества позволить мне вернуться на север. В противном случае, я не знаю, что делать с браслетом, который сейчас ношу.

Сегодня Зал Солнца более оживлен, чем обычно. Заседания совета редко интересуют придворных. Присутствуют лишь те, кто имеет непосредственные конфликты, или те, кому слишком скучно, чтобы найти себе лучшее занятие.

Однако сегодня зал полон. Дворяне и офицеры собрались по обе стороны от стола, за которым восседают их величества, образуя коридор, по которому проходит каждый, кто должен представить свое предложение совету.

Должно быть, слухи о наших планах уже распространились.

Несомненно, просьба от Лиры — явление редкое, а еще более необычным является то, что она исходит в союзе с одним из капитанов.

Я оделась для этого случая так, как это сделала бы настоящая Лира. На этот раз мне не пришлось притворяться, что я долго обдумывала наряд: я потратила несколько часов на выбор идеального, зная, какое значение в этом дворе придают внешнему виду и символам.

Именно поэтому на мне платье теплого и мягкого синего оттенка. Корсет плотно облегает талию, подчеркивая мои формы, но вырез скромен, чтобы не выглядеть вызывающе. Ткань полностью украшена тесьмой, тонкими нитями, которые переплетаются в едва заметную, изящную золотую вышивку. Рукава рубашки широкие, кружевные. Сверху на мне легкая шелковая накидка, оттенок которой чуть темнее и совпадает с цветом обуви.

Я собрала волосы на одну сторону, а Дана завила концы, чтобы они мягко спадали на плечо. Мой образ сдержан, аккуратен и элегантен — идеальное воплощение послушания и преданности.

Я с нетерпением считаю минуты, пока все выходят со своими просьбами. Они подходят к монархам, опускаются на колени и излагают свое предложение, а я стою рядом с королевой в ожидании.

Я являюсь частью этого совета. Тем не менее, когда объявляют вход Кириана, мне приходится извиниться. Вся комната погружается в молчание, когда двери открываются, его пропускают, и я поднимаюсь, чтобы обойти стол, за которым сидела вместе с остальными членами.

Сдержанный шепот медленно разносится по залу, пока я спокойно продвигаюсь вперед, следя за каждым шагом капитана, чтобы оказаться перед трибуной одновременно с ним.

Я бросаю ему спокойный взгляд, который не должен выдавать мою нервозность, и слегка наклоняюсь, когда он делает то же самое.

— Принцесса Лира и капитан Кириан, их величества, — объявляют нас.

— Говорите, — побуждает нас Моргана, зная, что обязана предоставить нам слово.

— Ваши величества, — приветствую я их с уважением. — Мы пришли с совместной просьбой, которая удовлетворит не только наши интересы, но и интересы королевства.

На мгновение наступает тишина. Все ждут слова королей, особенно Морганы, которая оценивает нас с суровостью. Ее проницательный взгляд не отрывается от меня, пока я стою прямо перед ней, сложив руки в замок на бедрах.

— Это, конечно, необычно, Лира, — упрекает она меня.

В ее голосе слышится укор, даже почти недовольство.

Ей не нравится этот спектакль. Ей не нравится, что она не знает заранее, о чем я попрошу, как знают остальные.

— Мы осознаем это и благодарим за ваше время.

— Говорите, Лира, — подбадривает меня король, гораздо менее напряженный. Он делает жест рукой, приглашая продолжить, — Расскажите нам, чего хотите капитан Кириан и вы.

Возможно, его расположение к капитану сыграет нам на руку. Может, мне стоит позволить Кириану объяснить все, а самой лишь уточнить те детали, которые понадобятся для того, чтобы их величества дали согласие.

Я бросаю быстрый взгляд на Кириана, который понимает меня и делает шаг вперед.

— Я пришел попросить разрешения отправиться на север, чтобы найти средство против проклятия, наложенного на меня Тарталом.

Ему не нужно показывать свою руку, чтобы все, кто заполнил зал тихим шепотом, начали обсуждать браслет, который он носит на ней.

— Неужели вы не можете найти эту магию в наших землях, капитан? — спрашивает Моргана.

— На самом деле, я не покину завоеванных территорий, — отвечает он. — Я останусь в пределах наших земель, но мне нужно отправиться на недавно занятые территории, потому что здесь нет тех древних знаний, которые могли бы мне помочь.

— Языческие знания, — замечает она.

— Именно языческая магия его заколдовала, ваше величество, — мягко напоминаю я.

Она поворачивается ко мне, словно забыв о моем присутствии. Ее недовольное выражение лица становится еще более суровым.

— И этот ваш ответ, принцесса, подводит меня к следующему вопросу: какое отношение вы имеете ко всему этому, можно ли узнать?

Ее глаза сверкают холодным блеском, когда она смотрит на меня, ожидая ответа, который ей, возможно, не понравится.

— Я хочу воспользоваться походом капитана Кириана на недавно завоеванные земли, чтобы обеспечить контроль над владениями их величеств и наблюдать за передачей власти.

Я тщательно подбирала слова, долго обдумывая неформальную беседу, которую мы вели на эту тему. Герцоги Эрэи испытывают трудности с регентством из-за продолжающихся восстаний, и король намекнул, что стоит отправить туда своего сына. Однако он пока не может покинуть Ликаон из-за конфликтов. Но упоминание при всех, что Львы сталкиваются с трудностями, было бы рискованным шагом.

Моргана приподнимает подбородок.

Никто не осмеливается произнести ни слова. Все следят за каждым жестом, малейшим изменением в тоне, когда она вновь начинает говорить.

— Объясните этот внезапный интерес, Лира, — произносит она, как удар хлыста.

Ее слова остры и холодны, как лезвие ножа. Она испытывает меня, провоцируя на критику ее правления, но я не могу этого сделать, если хочу, чтобы мне разрешили поехать. Однако я готова — у меня есть ответы на все вопросы.

— Я хочу быть достойной того места, которое однажды займу рядом с вашим сыном, и доказать это, прежде чем соединю с ним свою судьбу.

Она нахмурилась. Едва заметная мышца дернулась на ее лице, когда она услышала и обдумала мои слова, тщательно подобранные каждое до последнего.

— Мое присутствие в Эрэе укрепит правление, — продолжаю я. — Я поддержу герцогов в их регентстве и буду представлять королевскую семью Эриса, демонстрируя силу.

Но это не всё, и Моргана это знает. Это будет испытанием — как для меня, так и для моих намерений. Путешествие станет способом доказать не только мои намерения, но и преданность короне, мою принадлежность Львам.

Теоретически, у нее нет причин отказать. Если она это сделает, придворные могут усомниться в ее уверенности в себе и в ее истинной власти надо мной. Возможно, именно поэтому она произносит:

— Тогда отправляйся на север.

Король хлопает в ладоши.

— Привезешь нам новости с завоеванных земель, — соглашается он, без тени подозрений, с которыми на меня смотрит его жена. — Капитан Кириан будет отличным стражем. Он сопроводит тебя вместе с отрядом королевской гвардии, пока будет искать способ снять проклятие.

— Прошу прощения, ваше величество, — внезапно вмешивается Кириан. Я поворачиваюсь к нему, напряженная, потому что вижу в его проницательном взгляде намерения, которые могут разрушить все наши планы. — Я, конечно, буду сопровождать принцессу и защищу ее ценой своей жизни, но я не отправлюсь на север с королевской гвардией.

Королева подалась вперед. Король наклонил голову, ожидая объяснений.

— Кириан… — предупреждаю его почти шепотом.

— Мы отправляемся на недавно завоеванную территорию. Часть армии все еще там, и обстановка остается напряженной. Я не хочу поднимать тревогу из-за воображаемой угрозы, сеять сомнения или подрывать доверие к солдатам, которые поддерживают мир. Вооруженный поход, даже мирный, будет воспринят как акт враждебности.

— Возможно, он прав, — соглашается король. Моргана бросает на него взгляд, который способен был бы пробить металл. — Вы отправитесь на север без армии? Даже зная, что принцесса может стать мишенью для язычников?

Это правда. Попытка убить Лиру не будет первой. Когда-нибудь я стану королевой вместе с Эрисом, и хотя меня могли бы заменить другой женой, любой Волк был бы рад покончить с тем, что я собой олицетворяю. Убить меня, даже если это ослабит корону лишь символически, было бы большим подарком.

— С учетом обстоятельств это кажется самым безопасным. Я уже попросил капитана Нириду сопровождать меня, и она готова это сделать вместе с несколькими верными людьми. — Он на мгновение поворачивается к королеве и слегка склоняет голову. — Это будет небольшая группа, чтобы остаться незамеченными. Но, как я сказал, я защищу принцессу ценой своей жизни.

Королева принимает план. Я знаю это, когда она поворачивается ко мне и долго смотрит, прежде чем вновь заговорить.

— Принцесса может сама решить, стоит ли риск того.

Это предложение отказаться от путешествия, остаться в безопасности дворца, выполняя свои обязанности как невесты наследника, покорной и послушной.

Возможно, настоящая Лира испугалась бы под ее взглядом.

Но я уже приняла много решений, которые отличают меня от нее.

— Я доверяю крепким рукам капитана.

Мне кажется, что в его взгляде мелькает хитрый огонек.

— Тогда ты должна просить защиты и благословения Бога перед отъездом в королевской часовне, — постановила королева.

Религия Львов имеет тысячи часовен по всем завоеванным землям — священные места, где священники молятся и просят благословения. Королевская часовня Сирия, вероятно, самая важная, и она находится в одной из башен дворца.

По крайней мере, мне не придется идти далеко.

Я кланяюсь им в глубоком реверансе и жду несколько мгновений на трибуне, пока публика аплодирует решению.

Кириан и я обмениваемся взглядами.

На этот раз иду за ним я.

Я рада, что он не направляется сразу в свои покои, а идет к конюшням, потому что там я могу с ним столкнуться лицом к лицу.

Хотя он не оборачивается, я знаю, что он чувствует, как я иду за ним с того момента, как он почти бегом спустился по лестнице; но он не замедляет шаг, даже когда мы остаемся одни.

— Как ты посмел? — бросаю я обвинение.

Он останавливается только для того, чтобы открыть стойло одной из лошадей.

— Что именно ты имеешь в виду?

— Попросить Моргану отпустить нас одних, с другой капитаншей из Земли Волков.

— Они согласились, разве нет? В чём проблема?

Он начинает готовить свою лошадь, которая радостно ржет, приветствуя его.

— В том, какие это несет последствия, — медленно отвечаю я. — Это выглядит так, словно мы все трое что-то скрываем.

Кириан оборачивается ко мне, будто оценивая. Несколько мгновений он молчит, внимательно глядя на меня, прежде чем завершает с седлом и тянет поводья, выводя лошадь.

Мне приходится отойти в сторону, чтобы дать ему пройти.

— Я сжег гектары плодородных полей, разрушил храмы и святыни, вырезал целые деревни. — Тёмная нота звучит в каждом его слове. — Никто не подумает, что я что-то скрываю.

Я прикусываю язык. Несмотря на всё это, даже если он многократно доказал свою верность, он должен понимать так же хорошо, как и я, что наша ситуация всегда будет шаткой. По крайней мере, для меня — до свадьбы.

Кириан садится на коня.

— Куда ты?

— Поговорить с моими людьми. Мне нужно подготовиться к поездке. Тебе стоит сделать то же самое. Путь будет долгим, принцесса.

Кириан подгоняет свою лошадь и уезжает из конюшни без малейшей осторожности.

Я жду несколько минут, а затем направляюсь к дворцовой часовне.

Главный священник, отвечающий за часовню, — это старый и усталый человек, который говорит очень медленно. Часовня занимает весь верхний этаж одной из башен, и там есть только алтарь, на котором покоятся священные писания. Стены украшены фресками с изображениями сцен из этих писаний, а позади алтаря нарисованы священные символы: двухголовая змея и лев, герб королевской семьи.

Я опускаюсь на колени перед алтарем и выслушиваю священника, который на протяжении как минимум двух часов зачитывает мне отрывки из писаний и благословляет меня на предстоящий путь на север. Всё это время мне приходится терпеть, как дамы и кавалеры из двора то и дело заходят в часовню под предлогом молитвы, но остаются подолгу, чтобы посмотреть на принцессу, склонившуюся в мольбе.

Когда всё заканчивается, я готова отправиться на земли язычников.

Глава 9

Лира

Территория Львов. Завоеванные земли. Лес Гнева.

Небо окрасилось в холодные краски раннего рассвета, когда зимнее солнце еще не набрало сил, чтобы осветить тени, а густой туман навис над холмами впереди.

Там, на вершине, ждут все: Кириан, Нирида и их солдаты. Никто не удосужился подождать меня, чтобы выйти из дворца вместе, и теперь мне придется догонять их в одиночестве.

Вокруг меня только слуги и несколько любопытных, которым не было лень встать на заре, если это означало возможность узнать свежие сплетни. Я подгоняю свою лошадь, оставляя их позади, и направляюсь вверх по холму, навстречу капитанам.

Нирида и Кириан стоят во главе двух десятков солдат.

— Их слишком мало, — замечаю я.

— Доброе утро и тебе, дорогая принцесса, — отвечает Кириан.

Улыбка мелькает на серьезных губах Нириды.

— Этого достаточно, — спокойно говорит она. — Наши лучшие воины, самые смелые и самые верные. Больше нам не нужно.

Она делает знак — молчаливый приказ, который все понимают, и мы начинаем путь. Я тоже подгоняю свою лошадь.

Я замечаю, как Кириан наблюдает за мной с легким прищуром, наклонив голову.

— О, ты что, боишься?

Пауза явно предназначена для того, чтобы разозлить меня.

— С чего бы мне бояться? — спрашиваю я.

Он дарит мне нахальную улыбку и вновь устремляет взгляд вперед. Мы спускаемся с одного холма, чтобы взобраться на следующий, где туман скользит по траве, словно белоснежный покров.

— Ничего такого. Мы избежим королевских дворов и будем осторожны. Никто не узнает, что с нами будущая королева.

— А если кто-то узнает и возникнет опасность, ваше величество, — начинает Нирида, — я лично позабочусь, чтобы вас не захватили живой.

Я оборачиваюсь к ней, но на её лице нет ни малейшего намека на шутку, которую подразумевают её слова.

— Вы не сделаете этого, — предостерегаю я, не веря, что она вообще могла что-то подобное предложить.

Нирида смотрит на меня. Её лицо по-прежнему серьезно, в то время как Кириан, находящийся по другую сторону, и не думает скрывать своё довольство.

— Может, вам стоит сделать это самой, ваше величество, — предлагает она. — У нас есть яды с быстрым и безболезненным действием.

Я могла бы подойти к ней и выбить её из седла, но это было бы слишком неподобающе для Лиры.

— Оставьте свои яды при себе, капитан.

Она вновь смотрит на меня с тем спокойствием, которое совершенно не сочетается с её провокациями, и слегка поднимает брови.

— Тогда, может быть, кинжал. Не ожидала от вас такой… смелости.

Пауза. Проклятая пауза. Кириан тихо смеётся.

— Мы отстаем, — говорит он, не давая капитану продолжить свои насмешки. — И Лира должна ехать в центре. Вперед.

Он подгоняет своего коня, чтобы вырваться вперед, и я следую за ним, за мной следует Нирида, которая теперь действительно смеется.

Если они стараются быть внимательными к темпу, я этого не замечаю. Несмотря на то, что наши седельные сумки полны провизии, одежды и одеял, мы едем без остановки в течение нескольких часов. Мы замедляемся только для того, чтобы перекусить фруктами и хлебом на ходу, а затем снова продолжаем путь.

Я не решаюсь спросить, пока солнце не начинает клониться к горизонту. Мои пальцы уже замерзли, несмотря на перчатки, а бедра горят от усталости.

— Разве не стоит остановиться до наступления темноты?

Это первые слова, которые я говорю кому-то из них с тех пор, как мы выехали.

Кириан слегка тянет поводья, заставляя свою лошадь сбавить темп и оказаться рядом со мной.

— Сегодня полнолуние, небо ясное, — говорит он, указывая на небосвод, который уже начал темнеть. — Мы можем продолжать путь еще несколько часов.

— Не думаю, что ехать по лесу в темноте — благоразумно, — замечаю я.

— Верно, — соглашается он. — Но разбить лагерь будет еще опаснее. — Он кивает в сторону леса. — Ты знаешь, где мы находимся?

Я не успела свериться с картой, пока мы скакали с такой скоростью, но если не ошибаюсь…

— Мы пересекли перевал через несколько часов после начала пути, значит, мы уже должны быть недалеко от Первой Линии.

Так мы называем первоначальную границу, с которой началось завоевание севера.

Кириан кивает.

— Этот лес был первым местом, где разрушили храмы, сожгли поля, чтобы отпугнуть существ, и преследовали ведьминские кланы. Ты знаешь, как называется этот лес?

Я нахмурилась.

— Мы уже на землях Лиобе, не так ли? Значит, это Лес Нирии.

Капитанша тоже замедляет ход, становясь слева от меня, пока мы продолжаем путь по лесу, погружающемуся в сумрак.

— Так говорят карты, но здесь его называют Лесом Гнева, — объясняет она. — Никто не осмеливается оставаться здесь после заката.

Я бросаю взгляд в сторону чащи, в самую темную её часть, куда только достигает мой взгляд. Меня удивило, что Нирида заговорила со мной, но меня ещё больше удивляет, что она делает это, чтобы попытаться меня напугать.

— Суеверия или правда? — спрашиваю я, ведь на самом деле я не знала этого.

Я знаю историю этих земель. Мне известны преступления, совершённые во имя мира; но я не знала, что его называют Лесом Гнева…

— Немного того и другого, — отвечает Кириан, пожимая плечами и одаривая меня взглядом, словно ожидая чего-то. — В этом и суть хороших историй, не так ли? Границы леса безопасны, но нам нужно ускориться, чтобы добраться до столицы Лиобе, и лучше, если полночь не застанет нас здесь. Если продолжим путь, выйдем из леса до того, как узнаем, насколько мстительна эта земля.

Я кивнула и вновь пришпорила свою лошадь, заставляя ее идти в прежнем изнуряющем темпе. Лошадь фыркнула в знак протеста.

— А что говорят легенды? Что происходит в полночь? — спросила я, не сумев сдержаться.

Кириан посмотрел на меня с осторожностью перед тем, как ответить, также как и Нирида. Я удивилась, отчего они так реагируют. Вряд ли мои вопросы могли показаться странными — Лира всегда была осмотрительной, а возможно, даже боязливой. Их не должно удивлять, что я немного напугана.

— Говорят, что существа, которым удалось выжить, дикие и полны ненависти: гоблины, что ведут лошадей к обрыву; феи, что изменяют лес, сбивая тебя с пути и заставляя блуждать днями; духи, что проклинают и отравляют речную воду, — начал объяснять Кириан. — Считается, что полночь — любимое время Гауэко, когда он выходит на охоту со своими темными существами, чтобы отомстить. Может, это просто детские сказки, а может, и нет.

Лично я не хочу это выяснять, но не говорю ему об этом.

— А еще есть хиру. Ты ведь знаешь, что они распространились по всему континенту, но их больше всего здесь, на севере.

— Там, где было больше ведьм, — догадалась я.

Я взглянула на Нириду, ожидая издевки или какого-нибудь насмешливого комментария по поводу моего страха, но, не увидев этого, поняла, что это не преувеличения.

Она кивнула.

Если хиру — это те существа, в которых превращаются ведьмы, погруженные в черную магию, то вполне логично, что на севере, колыбели соргинаков — самых могущественных из ведьм, их больше.

Я сглотнула.

— Тогда поспешим, — сказала я.

Хотя я и не верю, что магия и ее создания вышли из ада, как это принято считать в Королевстве Львов, я знаю, насколько опасной может быть темная магия, и не хочу тревожить тех, кто обитает в этом проклятом лесу.

Нам почти без усилий удалось поддерживать быстрый темп. Между нами установилось молчание, пока мы ехали галопом. Даже солдаты, которые время от времени смеялись и делились историями, умолкли, когда что-то в воздухе изменилось, и я поняла, что мы покинули безопасные границы леса.

Дорога, по которой мы двигались, исчезла, а пространство между деревьями стало сужаться, вынуждая нас ехать один за другим по склону, конец которого терялся среди темных стволов.

Дневной свет исчез полностью, но обещанная Кирианом полная луна не появилась за густыми кронами деревьев.

Тумана, как в лесу Тартало, не было, но мне трудно было разглядеть землю, по которой шли лошади. Я едва видела капитанов, оба они ехали впереди. Время от времени я замечала, как Кириан поднимал взгляд вверх, останавливал своего коня и всматривался в небо. Один раз я уловила взгляд, который мне совсем не понравился, обмененный между ним и Ниридой.

— Что происходит? — крикнула я, чтобы меня услышали.

Солдат, ехавший передо мной, резко повернулся, словно подскочив, с широко раскрытыми глазами и выражением недоумения на лице. Он приложил палец к губам.

— Тише, — попросил он. — Пожалуйста, говорите тише, — добавил он уже более мягко.

— Что случилось? — переспросила я, на этот раз шепотом.

Тишина, которая воцарилась после моих слов, показалась мне более плотной и тяжелой, чем до того, как я заговорила. Или это мне только казалось?

Кириан подал знак двум солдатам, что стояли между нами, и те сдвинулись вперед, пропуская капитана ко мне.

— Не пугайся, — прошептал он, и мои тревоги тут же усилились, — но посмотри на ту тень слева от тебя. Вот так, повернись. Вон там.

Я увидела её. Увидела настолько четко и ясно, что не могла поверить, что раньше её не заметила. Среди густого мрака, метрах в нескольких впереди, стояла вытянутая тень у дерева. Она была стройной, а что-то венчало её верхушку, как корона. Это мог быть сломанный пополам ствол с несколькими ветками, кустарник или остатки древнего храма… А могло быть чем-то совершенно иным.

Кириан подает знак, и мы снова трогаемся. На этот раз, хотя путь узок, он остаётся рядом со мной.

— Мы собираемся просто игнорировать это? — спрашиваю я, чувствуя, как холодок пробегает по спине.

Не могу не думать о Тартало и спрашивать себя, какое создание могло поджидать нас здесь.

— А что ты хочешь сделать? — спрашивает он небрежным тоном. — Хочешь попытаться убить его?

— Что это? — шепчу я, оглядываясь назад. Хотя мы продвинулись вперёд, тень всё ещё там.

Чёрт.

— Не знаю. Возможно, это один из духов леса.

— Тебя не беспокоит, что он может напасть?

Кириан смотрит на меня серьёзно, как будто обдумывает, что именно ответить. Нирида тоже оборачивается к нам, её лицо абсолютно лишено юмора.

— Лира… он уже напал, — отвечает капитан.

У меня скручивает живот, когда смысл её слов доходит до меня.

— Что ты имеешь в виду?

Ужасное чувство, что что-то идёт не так, овладевает мной, несмотря на спокойные выражения их лиц и упрямое молчание солдат, которые продолжают двигаться вперёд.

— Обрати внимание, — говорит Кириан. — Нет тумана, нет облаков, но мы не видим луны и не чувствуем её света.

— Дорога давно водит нас по кругу. Мы трижды проезжали по корням этого дерева, — замечает Нирида, напряжённо сидя на своём коне. — Мы не выйдем из леса этой ночью.

— Да, не выйдем, — соглашается Кириан. — Теперь нам нужно найти место, чтобы остановиться.

— Но ведь вы говорили, что…

— Сказки, — перебивает меня Кириан. — Большинство легенд о Лесе Гнева — просто сказки.

Не могу поверить, что он действительно так думает, но не говорю ничего. В конце концов, что я могу сделать, кроме как броситься бежать в неизвестность?

Я снова смотрю на существо, которое постоянно наблюдает за нами из одного и того же укромного уголка, и на этот раз тьма позволяет мне разглядеть, что у него на голове не корона, а рога, или, возможно, антенны, или… всё-таки рога.

Кровь стынет у меня в жилах.

— Это всего лишь дух, — говорит Кириан. — Если он ещё не причинил нам вреда, значит, всё, что он может сделать, — это сбить нас с пути. Мы остановимся, подождём рассвета и продолжим путь.

Все повинуются. Мы идём ещё несколько минут, которые кажутся вечностью под пристальным взглядом нашего зловещего спутника, и останавливаемся на вершине холма, чтобы провести ночь. Корни деревьев переплетаются в земле, поднимаются каждые несколько метров, разрывая почву и лишают нас возможности лечь.

Меня лично это не особо беспокоит, потому что я всё равно не думаю, что смогу уснуть.

Все устраиваются вокруг меня, не обсуждая этого. Я замечаю, что они оставляют меня в центре, хорошо защищённой с любого фланга, и я не возражаю. Беру одеяло, устраиваюсь между корнями дерева и с облегчением понимаю, что существо больше не наблюдает за нами.

Понимаю, что тишины в этом лесу не существует. Я слышу далёкий вой волка, шорох лап, надеюсь, какого-то грызуна… Совы ухают над нашими головами, а ветви деревьев скрипят, хотя ничто не двигает их.

Кириан встаёт со своего места и приближается ко мне, и никто, кажется, не обращает на это внимания. Все продолжают сидеть, отвернувшись от меня, глядя в чащу леса. Он опускается рядом, так близко, что его тепло окутывает меня, и я внезапно чувствую укол сожаления.

— Ты ведь понимаешь, что нас не должны видеть так близко?

— Никто не смотрит, — отвечает спокойно он. — Давай, подвинься ближе. Наверняка тебе холодно.

Чёрт возьми, как же холодно… День был долгим. Именно это я говорю себе, когда прислоняюсь к нему, к надёжному теплу его груди. Я позволяю себе закрыть глаза, наслаждаясь его мягкими, нежными движениями, когда его большая рука аккуратно скользит вдоль моего бока, пока вдруг не останавливается, и я открываю глаза.

Когда я смотрю на него, меня поражает, что он тоже смотрит на меня, так пристально, к чему я не привыкла. Я пытаюсь отвести взгляд, но его рука мягко берёт меня за подбородок и приподнимает. Я знаю, что он собирается сделать, и, тем не менее, не сопротивляюсь.

Кириан целует меня, и какая-то глупая и безрассудная часть меня думает, что жаль, что это будет последний раз. И словно он прочитал мои мысли, он отстраняется и шепчет:

— Если это не повторится, давай сделаем так чтобы оно того стоило.

Его рука касается моей щеки, поворачивая мое лицо к нему, и он снова жадно целует меня. Затем я чувствую, как его рука скользит по моему бедру, и прежде чем я успеваю осознать, что делаю, моя рука тоже тянется к нему.

— Лира… — Его хриплый, низкий голос немного разрушает уверенность, в которую я погрузилась; но, когда я собираюсь отстраниться и оглянуться вокруг, он снова жадно целует меня.

Всё происходит слишком быстро. Внезапно Кириан крепко хватает меня за талию и с невероятной лёгкостью усаживает к себе на колени. Весь мир перестаёт существовать, и единственное, что имеет значение, — это его поцелуи, то, как он удерживает меня близко к себе, и неоспоримое доказательство того, что он хочет этого так же сильно, как и я.

И тут, среди моих затуманенных эмоций, внезапно зарождается мысль, как свет во тьме, маленький огонёк, напоминающий мне, что Кириан хочет быть не со мной, а с Лирой.

Я отстраняюсь от него, но Кириан вновь крепко обнимает меня.

— Я не могу, — шепчу я.

— Конечно, можешь.

И какая-то часть меня, которой я не владею, соглашается с ним; но мне удаётся преодолеть это.

— Нет. Это неправильно. Это неправильно.

Как только я это произношу, по моему позвоночнику пробегает холодок, который не имеет ничего общего с удовольствием. Я собираюсь слезть с его колен, как вдруг чувствую его пальцы на своём горле.

— Кири…

Я не успеваю договорить его имя, потому что рука капитана сжимается так сильно вокруг моего горла, что я не могу дышать.

Страх овладевает мной, поглощает всё, пока я пытаюсь схватить его за руку и освободиться. И тогда, глядя ему в глаза, два тёмных провала смотрят на меня в ответ, и я понимаю, что это не Кириан, и что я умираю.

Я понимаю это, когда он сжимает мое горло так сильно, что боюсь, что он сломает мне шею. Я понимаю это, когда он без труда укладывает меня на корни дерева. И я понимаю это, когда он встаёт надо мной, упираясь коленом мне в грудь, и с улыбкой, не принадлежащей этому миру, сжимает всё сильнее и сильнее, пока…

— Лира.

Я открываю глаза, но не могу сфокусироваться. Глотаю воздух, но его всё равно недостаточно, и я пытаюсь вырваться из рук, что держат меня за плечи.

— Лира, — настаивает голос.

Когда я его вижу, когда наконец удаётся сосредоточиться на его лице, легче не становится. Страх оттого, что передо мной Кириан, даже если его глаза снова такие же синие, как весеннее море, охватывает меня.

— Это был всего лишь кошмар.

— Это был не кошмар, — выдавливаю я.

Мой голос хриплый, словно горло оцарапано, как будто меня действительно пытались задушить. Я кашляю и оглядываюсь вокруг, замечая, что все остальные по-прежнему сидят на своих местах, смотря в лес, не обращая на нас внимания.

— Лес Гнева коварен, — тихо бормочет он, пристально изучая моё лицо. — Должно быть, это были его существа. Идём, дай мне руку, нужно немного развеяться.

Я почти автоматически хватаюсь за его руку и встаю, но тревожный сигнал пульсирует у меня в висках.

— Разве мы не должны были ждать до рассвета?

Кириан улыбается, и его улыбка кажется… нежной?

— Как только ты уснула, я вышел осмотреть территорию. Не волнуйся, мы не уйдём далеко.

Он помогает мне перейти через корни, на которых я сидела, и отпускает только тогда, когда мы удаляемся от лагеря настолько, что больше не видно ни одного из солдат.

— Это было слишком реально, Кириан, — признаюсь я, прижимая руку к груди, где сердце всё ещё бешено колотится. — Какая тварь способна на такое?

— Ингума, — отвечает он, чуть оборачиваясь ко мне с улыбкой, которую я не понимаю, прежде чем продолжить путь. Возможно, ему забавно видеть меня такой растерянной.

Я знаю легенды об Ингуме. Знаю, что это демон, одно из тёмных созданий Гауэко. Он проникает в твой разум, пока ты спишь, садится на твою грудь и сжимает твоё горло, пока ты не проснёшься или не умрёшь.

— Возможно. — Я оглядываюсь, ища подтверждение его словам, ведь Ингума обычно проявляется в физической форме, чаще всего как ночное существо: кошка, летучая мышь, сова… — Я не знала, что сплю, и сейчас тоже не уверена. Я видела его, я чувствовала его.

— Ингума может заставить тебя видеть то, чего нет. Это больше, чем сны, это галлюцинации.

Кириан идёт слишком быстрыми шагами, и мне приходится ускоряться, чтобы не отстать, даже если я не вижу, куда ступаю.

— Почему именно я? Почему Ингума захотел напугать меня?

Он останавливается на секунду, поворачивается ко мне, словно хочет что-то сказать, но так и не отвечает.

— Лира!

Крик заставляет меня резко обернуться, с сердцем, подпрыгнувшим в горло, и нервами натянутыми как струна. Всё, что я испытывала с того момента, как Ингума проник в мой разум, меркнет перед холодным ужасом, когда я вижу его.

Кириан.

А за ним, с таким же встревоженным, но менее дружелюбным выражением, Нирида.

Время замирает, пока я медленно оборачиваюсь, а по затылку ползёт холодный пот. Но того, кто притворялся Кирианом, больше нет. Он исчез.

— Куда ты идёшь? — снова спрашивает Кириан.

Надеюсь, это он.

Я начинаю идти к ним, и когда он видит моё беспокойство, читая его в каждом моём движении, он тоже спешит мне навстречу.

Я не останавливаюсь. Хотя всё моё существо просит обнять его или капитана, я не позволяю себе этого.

— Возвращаемся, — шиплю я, проходя мимо них.

— Чёрт возьми, что с тобой? — спрашивает Нирида, удивлённо следя за моими быстрыми шагами. — Куда ты шла?

— Я не знаю, — отвечаю я, и сама мысль об этом вызывает новый виток страха, ледяного и неприятного, который обосновывается где-то в тёмном уголке моей души, пока я тоже задаюсь вопросом, куда меня вёл этот, с лицом Кириана.

Шум заставляет меня остановиться, мы все замираем, и я оказываюсь лицом к лицу с совой, которая смотрит на меня всего мгновение с ветки, а затем улетает.

Вот он. Это был он.

Когда Нирида и Кириан подходят ко мне, я пытаюсь восстановить дыхание.

— Ингума, — говорю я, и они понимают.

— Он приходил к тебе?

— Можно и так сказать, — отвечаю я, не желая вдаваться в подробности.

Я всё ещё помню руки Кириана на своём горле, его мёртвые глаза, а затем те другие глаза, столь настоящие, тепло его руки, звук его голоса…

В этот раз, когда мы возвращаемся в лагерь, я не позволю себе снова заснуть.

Глава 10

Лира

Территория Львов. Завоеванные земли. Королевство Лиобе.

С первыми лучами рассвета мы снова в пути. Оставляем позади глубины леса и его легенды, и я больше не упоминаю о том, что видела прошлой ночью, несмотря на их настойчивые вопросы.

Надеюсь больше никогда в жизни не встретить существ Леса Гнева.

Добравшись до столицы Лиобе, ещё находясь на окраинах, мы снимаем несколько комнат в неприметной гостинице.

Этой ночью сон не приходит. Я просыпаюсь снова и снова, и каждый раз, когда мне удаётся уснуть, я вижу кошмары, в которых дождь идёт из крови, а реки текут с гнилой водой.

Нам понадобился целый день беспрерывной скачки, чтобы пересечь границы Лиобе и пробраться через стены цитадели, не привлекая внимания. Кириан был прав. Лучше не выделяться. Путешествовать без армии для меня рискованно, но иначе мы слишком бы выделялись.