Все взять и смыться

Я пришла в себя и открыла глаза. На дворе был день, я лежала на широкой, необыкновенно удобной кровати, а прямо передо мной виднелась двустворчатая дверь с затейливыми ручками. Осторожно повернув голову, обнаружила, что нахожусь в большой, светлой комнате, с высокими потолками и добротной, несколько вычурной мебелью. Комната мне понравилась, вот только вспомнить, как я в ней очутилась, оказалось сложно. Я героически напрягала память, пытаясь выудить из неё хоть какой-нибудь намек на свое неожиданное перемещение из скромных апартаментов в эти роскошные хоромы, но безрезультатно. В голове царила первозданная пустота.

Неожиданно за стеной послышались голоса. Разговаривали мужчина с женщиной, причем на крайне повышенных тонах.

― Ну, объясни мне, зачем ты это сделала? Нет, ты объясни! Объясни мне, дураку, как тебе такое в голову могло прийти? ― разорялся мужчина. ― Ну, почему, стоит только уехать из дома, как тут обязательно что-нибудь да приключится?

― Ну, что ты, Стася, в самом деле! Я же не нарочно! Я хотела, как лучше! Думала, приедешь, а тебя сюрприз ждет! ― ныл в ответ на высокой ноте женский голос.

― Все вышло, как ты хотела! Это уж точно! Сюрприз из сюрпризов!

― Я же тебе говорю, хотела как лучше! Ей в школу осенью идти, а она ни читать, ни считать не умеет! А знаешь какая сейчас программа? Взрослый не потянет! А ты вечно занят! Тебе всегда не до нее! Вот я и решила, позаботиться о ребенке. И потом, я же не с улицы её привела. В лучший Центр в городе обратилась!

― Лучше б с улицы! Может тогда все не кончилось так печально! Знаешь ли, на улице иногда встречаются очень приличные люди!

― Она тоже была очень приличная! Мне её сама директриса посоветовала. Скромная, милая особа! Никогда не подумаешь, что она на такое способна, ― заливалась слезами женщина.

Мне надоело слушать эту перебранку, и я сердито крикнула:

― Эй, вы там, прекратите! Голова раскалывается от вашего ора!

На миг воцарилась тишина, потом раздались тяжелые шаги и в комнату вошел мужчина весьма впечатляющей внешности. Если бы нужно было охарактеризовать его кратко, хватило бы двух слов: очень крупный! Действительно, в нем все было чрезмерной величины: и рост, достигающий двух метров, и широкие плечи, которые не мог украсить даже прилично сшитый костюм, и массивная шея, и крупная, бритая наголо голова. В общем, колоритная и хорошо запоминающаяся личность. Думаю, если бы мы с ним раньше встречались, то даже из моей порушенной памяти его незабываемый образ бесследно бы не испарился.

― Очнулись? ― неприветливо поинтересовался он и глянул на меня с отвращением. ― Раз пришли в себя, объясните, зачем нужно было кидаться под колеса моей машины. Запомните то, что было уже поздно, и других машин, кроме моей, на улице не нашлось, в качестве оправдания не принимается. Так что напрягите фантазию и выдайте что-нибудь поубедительнее.

Мне тут же вспомнился бег в темноте по пересеченной местности, свет фар и удар. Как только до меня дошло, что же произошло накануне вечером, я выпалила:

― Это не я кинулась под колеса, а вы на меня наехали. Так что, вам следует объяснить, зачем вы это сделали.

― Вы, однако, нахалка! Между прочим, я ехал с дозволенной скоростью и с включенными фарами! Соблюдал все правила, и это в то время как мне нужно было срочно попасть из аэропорта домой. Вы же вылетели из кустов на дорогу, как ненормальная!

― Сам ненормальный! ― рявкнула я, моментально забыв все правила вежливости. Меня возмутил наглый намек на мои умственные способности, тем более, что они в самом деле были не на высоте. ― Признался б честно, что сбил! Порядочнее было бы, а то валишь все на меня! А все потому, ответственности боишься! Вот и к себе притащил, что б только с милицией не связываться!

Увидев, что он немного смутился, торжествующе завопила:

― Ага, я права! Ведь смылся с места аварии, прихватив с собой потерпевшую! И не ври, что сделал это по доброте душевной! Ты просто испугался! Ты трус! Только платить за содеянное все равно придется! ― с пафосом заключила я и без сил откинулась на подушки.

― Сколько скажешь, столько и заплачу! ― отрезал он. ― Но особо губы не раскатывай, прежде чем цифру назвать, хорошенько подумай. Имей в виду, тебя вчера мой врач осмотрел. Сказал, ты здорова, как бык. Так что, не наглей и много не проси! – заявил он и вышел, громко хлопнув дверью.

― Хам! ― кинула я ему в след, оставив таким образом последнее слово за собой.

Довольная своей маленькой победой, я расслаблено раскинулась на кровати и принялась лениво перебирать в голове события прошедшей ночи. Вот тут-то мне и стало плохо! Я вдруг вспомнила, что у меня на кухне без всякого пригляду остался лежать труп! В момент покрывшись холодным потом, я пулей вылетела из постели и бестолково заметалась по комнате в поисках одежды. Нужно было срочно нестись на Южную и что-то предпринимать, иначе, полежи покойник там день-другой и начнет так вонять, что визита милиции не избежать. Представив себе дальнейшее развитие событий, я тихо взвыла и с утроенной энергией принялась искать свои манатки. Свирепо матерясь, я с треском распахивала дверцы многочисленных шкафов, с грохотом открывала ящики комодов в тщетной надежде отыскать-таки свои вещи. Занятая поисками, я не сразу заметила, что уже давно нахожусь в комнате не одна. Только услыхав тихий возглас, остановилась и дико глянула в сторону двери. Там, уперев пухлые руки в крутые бока, стояла низенькая, полная женщина лет семидесяти и горестно причитала.

― Это что ж происходит! ― напевно выводила она. ― Мы за неё переживаем, не спим, боимся всяческих осложнений, а она глянь, че вытворяет! Мечется по комнате как оглашенная, да вдобавок ещё и матерится, как пьяный извозчик!

Я молча смотрела на нее, прикидывая, сразу её послать куда подальше или сначала все-таки спросить про свои вещички. Пока я раздумывала, она шустро просеменила на коротеньких ножках через комнату, обхватила меня за талию и мягко подтолкнула к кровати:

― Тебе, милая, лежать следует, а не по комнате бегать! И чего всполошилась? Чего встревожилась? Давай-ка, укладывайся в постель, я тебе завтрак принесла. Сейчас покушаешь, поспишь да и успокоишься.

― Мне домой надо! ― выпалила я, вырываясь из её ласковых объятий.

― Домой?! ― изумилась она. ― Куда ж тебе домой, если врач лежать приказал? Мы, бусинка моя яхонтовая, сотрясения опасаемся, ― со значением и почему-то понизив голос, сказала она. ― С мозгами шутки плохи, их беречь надо!

― Что их беречь, когда они и так уже с дефектом! А вот с покойником что-то делать надо! Причем срочно! ― подумала я и упрямо повторила: ― Мне домой нужно!

Женщина всплеснула пухлыми ручками:

― Я ж тебе говорю ― нельзя! Доктор лежать приказал, он осложнений боится. А успокоить родных, чтоб попусту не волновались, и по телефону можно. Вон он на столе стоит!

― Успокаивать некого, я одна живу, ― мрачно процедила я.

― Некого?! ― изумилась она так, будто у каждого человека непременно должна быть куча родни. ― А чего тогда домой просишься? Если совсем одна живешь, так тебе лучше здесь остаться. У нас тебе и присмотр и уход обеспечен. Я тебя и накормлю, и напою, и спать уложу, лишь бы поправлялась.

Я глянула на неё сверху вниз и ехидно поинтересовалась:

― Что это вы со мной так носитесь? Трясетесь, что в милицию на вас заявлю? Ваш лысый хмырь сбил человека, а теперь ответственности боится?

Женщина отступила на шаг, осуждающе покачала головой и огорченно спросила:

― Милая, что ж ты так злобишься? Разве можно всех подозревать? Ты, верно, ещё не знаешь этого, потому как молодая, а только добрых людей на свете куда больше, чем плохих! А про Стасика ты зря! Ничего он не боится! В городе наш Стасик человек не последний, да и ты не при смерти. А привез он тебя сюда из сострадания, хотел сделать, как лучше.

― Не нужно мне его сострадание! Пусть лучше в следующий раз держится от меня подальше, а с остальным я сама разберусь! ― вскипела я, но моя вспышка на неё никакого впечатления не произвела. Напротив, женщина тяжело вздохнула и принялась меня уговаривать.

― Непутевая! Кричишь, злишься! А зачем? Только себе хуже делаешь! Возьми вот лучше булочку, намажь её медом, да и съешь. Сразу веселее станешь. А то вон какая худенькая, будто век тебя не кормили. Одни кожа да кости, ― пеняла она.

Мне самой не нравилась моя худоба и никому другому подобного замечания в свой адрес я бы не спустила, но она ворчала так беззлобно, что обижаться на неё совсем не хотелось. Подчиняясь мягкому натиску, в кровать я вернулась, но из упрямства натянула одеяло по самые уши. Старушка сделала вид, что не заметила моего демарша, ловко подхватила с сервировочного столика гигантский поднос и водрузила его мне на колени.

― Вот и умница! Вот и молодец! ― ворковала она, повязывая, как маленькой, вокруг шеи салфетку и суя в руки вилку. ― Ешь, давай! Как только покушаешь, так жизнь сразу во сто крат краше станет.

От такой неожиданной заботы, на глазах навернулись непрошеные слезы и я сердито зажмурилась, не желая демонстрировать посторонним свои слабости. Удержать проклятые слезы не удалось, они упрямо катились даже из-под крепко зажмуренных век. Вытерев щеки углом пододеяльника, я исподтишка покосилась в сторону женщины, но она, к счастью, внимания на меня не обращала, стояла спиной и была занята перестановкой безделушек на подзеркальнике.

Успокоенная, я бросила взгляд на поднос, и в ту же секунду рот наполнился слюной. Чего там только не было! И масло, и мед, и ветчина и балык и булочки! И все в таком количестве, что целый полк накормить можно!

Я почувствовала зверский голод, захотелось сделать себе бутерброд побольше, да и заглотнуть его одним махом, но мерзкий характер не позволял мне капитулировать так легко и я пробурчала:

― Мне столько не съесть.

Мой протест был неискренним и потому, наверное, выглядел крайне неубедительно, во всяком случае, она не обратила на него ровно никакого внимания:

― А ты попробуй! Перестань капризничать и приступай! Знаешь поговорку? Глаза боятся, а зубы жуют?

― Она не так звучит! ― прыснула я.

― Какая разница! ― отмахнулась старушка. ― Ешь давай!

Я занялась сооружением бутерброда гигантских размеров, а она устроилась в кресле рядом с кроватью и принялась рассказывать.

― Когда тебя вчера привезли, я до смерти перепугалась. Что, думаю, за напасть такая! То одно, то другое! Мало нам горя, так вот ещё человека задавили.

― А что, у вашего лысоголового ещё какие-то неприятности? ― рассеянно спросила я, поглощенная укладкой второго слоя балыка на толстенный слой масла.

― У нас не неприятности, у нас горе, ― тихо промолвила она и в голосе звучало такое отчаяние, что я в миг забыла о заветном бутерброде.

― Случилось что? ― участливо заглянула я ей в глаза.

Она часто закивала головой, уткнулась лицом в ладони и горько заплакала. Я сидела с чертовым бутербродом в руках и чувствовала себя совершенно дурацки. Мне её было искренне жаль, мне нравилась эта добрая женщина, но слов утешения я найти не могла. Не было их в голове, хоть тресни! Через некоторое время рыдания стали тише, она вытерла покрасневшие глаза ладонью и тихо сказала:

― Слезами горю не поможешь. Даст Бог, все образуется, минует нас горькая чаша испытаний и опять хорошо будет. Скажи-ка, лучше, как кличут тебя? А то разговариваю с тобой, а имени не знаю.

― Анна, ― не задумываясь ответила я, да и замерла, пораженная тем, что сказала. ― Какая Анна? Почему Анна? Альбина я! Альбина! А не какая не Анна! Так и в паспорте записано! Черным по белому! Альбина Бодайло! А откуда тогда Анна взялась? И ведь как легко с языка сорвалось! Будто только так себя всегда и называла! А может и правда называла? Может, мне настолько было противно это мерзкое имя Альбина, что я переименовала себя в Анну?

― А я ― Мария Ефимовна, родная тетка Стасика. Можешь кликать меня тетей Маней, не обижусь, ― между тем ворковала старушка.

― Значит, этот лысый хмырь ― ваш племянник? - без всякого интереса спросила я. Честно говоря, мне на этого яйцеголового придурка было глубоко наплевать, своих проблем хватало.

― А ты на Стасика ты не нападай! Он человек хороший! ― горячо вступилась за лысого Мария Ефимовна. ― Немного вспыльчивый, конечно, но душа у него добрая! Сначала закричит, затопочет ногами, а потом отойдет и сам переживает. Так что ты его попусту не ругай!

― Конечно, хороший! ― охотно согласилась я. ― А хамом он только для вида прикидывается. Маскируется, чтоб чересчур уж добрым не казаться.

― Ну, ты тоже не агнец! ― скорчила она мину и выглядела при этом так смешно, что я невольно фыркнула.

Она тоже не сдержалась и улыбнулась, но веселье длилось не долго, в следующую минуту Мария Ефимовна встала с кресла и со словами:

― Ладно, ты, давай, ешь и отдыхай, а мне бежать надо. Некогда рассиживаться ― дел полно! ― засеменила к выходу.

― Эй, а одежда моя где? ― крикнула я вслед.

Взмахом пухлой рукой старушка указала на дальний конец комнаты и скрылась. Как только за ней захлопнулась дверь, я вскочила и кинулась в указанном направлении. И правда, в углу спальни на кресле были аккуратно сложены все мои немногочисленные вещи. Не теряя ни минуты, я шустро влезла в платье, сунула ноги в туфли, повязала голову платком и выбежала из комнаты. Не собиралась я следовать совету Марьи Ефимовны и валяться в постели. Не только у неё было полно дел, у меня тоже забот хватало. Один покойник на кухне чего стоил!

Оказавшись в коридоре, который тянулся в обе стороны, я решительно повернула налево, сделала несколько шагов и остановилась.

― Интересно, а почему я пошла именно сюда? Оба конца коридора выглядят совершенно одинаково, лестницы отсюда не видно... А я, тем не менее, ни на минуту не усомнилась, что она находится именно в этой стороне. Откуда мне это известно?

Я мучилась сомнениями ровно мгновение, потом тряхнула головой и двинулась дальше. Раздумывать над подобными мелочами времени не было, нужно было спешно возвращаться домой.

Я торопливо шла мимо плотно закрытых дверей, рассеянно скользя по ним взглядом, как вдруг заметила одну приоткрытую. Не знаю, чем она меня привлекла, но я остановилась. Поколебавшись, протянула руку и толкнула высокую створку. Она с легким скрипом отворилась и в следующую минуту я уже стояла на пороге. Это была детская и обитала в ней маленькая девочка, потому как ни один уважающий себя пацан не потерпит такого количества кукол, мишек и зайчиков всех мастей.

Прямо у двери возвышался слон гигантских размеров с хоботом до пола и огромными ушами. Причем, цвет он имел неестественно розовый, только глаза и бант на хвосте были голубыми. Ткань, которой он был обтянут, на вид казалась колючей, но я почем-то была уверена, что на самом деле она очень мягкая. Я даже вдруг ощутила эту шелковистость на кончиках пальцев и, желая проверить себя, легонько прикоснулась к слоновьей спине. Пальцы утонули в бархатистой шерстке. Пожав плечами и подивившись шалостям собственного подсознания, оставила слона в покое и принялась с интересом разглядывать обстановку комнаты. Чего там только не было! Книги, куклы, конструкторы, двухэтажный дом с полным набором мебели. Все новое, яркое и супер дорогое. Чувствовалось, что обитающего здесь ребенка любят, балуют и всячески задаривают.

А на кровати, выбиваясь из общей картины, притулился потрепанный Петрушка. С одного взгляда было понятно, что это и есть самая любимая игрушка маленькой хозяйки. Костюм из пестрых лоскутов затерт, нос отбит, на колпаке не хватало колокольчиков. Наверное, днем ребенок всюду таскал его за собой, а вечером укладывался с ним в постель. Мне Петрушка тоже понравился больше, чем расфуфыренные, надутые куклы и, желая разглядеть получше, я взяла его в руки. Неожиданно, голова куклы качнулась, скатилась с плеч и с мягким стуком упала на ковер.

― Черт! ― выругалась я. ― Совсем забыла, что она у него плохо держится!

Наклонилась, подняла голову с пола и замерла, рассеянно вертя её в руках.

― А это я откуда знаю? Я ведь никогда раньше не бывала в этом доме, никогда не заходила в эту комнату и, конечно же, не держала в руках эту замызганную куклу. Откуда же эта уверенность, причем не только в поступках, но и в ощущениях? Откуда это убежденность, что лестница находится слева, шерсть у слона мягкая, а голова Петрушки плохо держится на кукольных плечах и с ней нужно обращаться осторожно? Откуда все это?

Мерно покачивая кукольную голову в ладони, я принялась спорить сама с собой:

― А может бывала, но забыла? Если более важных вещей не помню, то и это легко могла забыть. Хорошо, я забыла, а хозяева дома? Как быть с Марией Ефимовной и лысым Стасиком? Они тоже все забыли и потому не узнали меня? Так? Или узнали, но притворились, что не помнят?

Такой поворот в собственных рассуждениях мне не понравился, он загонял меня в тупик, выхода из которого я не видела. Как не напрягала я свою фантазию, придумать причину, вынуждающую хозяев дома притворяться и делать вид, что мы не знакомы, не могла. Изрядно помучившись, решила посмотреть на проблему с другой стороны:

― А может в действительности все обстоит значительно проще? Никаких воспоминаний нет, а все это фокусы моего травмированного разума? Вроде, есть такое явление, когда человеку незнакомые вещи представляются знакомыми? Кажется, «ложная память» называется. Может, после травмы у меня и возникла эта самая «ложная память»?

Идея понравилась, она позволяла объяснить все странности моего поведения и я принялась крутить её в голове. Я примеряла её к себе и так и этак, но в конце концов со вздохом отбросила:

― Допустим, в отношении игрушек это объяснение ещё можно принять. Возможно, в моем туманном прошлом я видела похожие предметы, воспоминания о них отложились где-то в глубине сознания, а при виде слона и куклы вдруг взяли да и всплыли. Так сказать, по ассоциации! И свои сегодняшние выводы я сделала, основываясь на опыте прошлых лет! И они оказались правильными! Может такое быть? С некоторой натяжкой отвечаю: Да! А как быть с лестницей? Откуда я знала, в какую сторону идти? С того места, где я стояла, её видно не было, а я, между тем, ни секунды не сомневаясь рванула влево. Какая уж тут ассоциация! Я знала, что лестница в том конце! Знала, хоть ты тресни! А откуда?

Вопросы, вопросы, вопросы… А ответов нет! От всех этих бесполезных размышлений начала болеть голова. Пока ещё она ныла слабо, но, если не прекратить над ней измываться, приступ мне был гарантирован. Допустить этого было никак нельзя, место и момент были совсем уж неподходящими, и я твердо отбросила в сторону все сомнения, решив, что обдумать их можно и на досуге. Аккуратно пристроила Петрушку на кровать и собралась покинуть детскую, как вдруг заметила дверь в другую комнату. Внезапно появилось чувство, что мне нужно туда попасть, и я найду ответы на все вопросы. Чувство было таким сильным, что я не колебалась ни минуты.

Если там была детская, то здесь была спальня взрослого человека, причем небольшая и очень скромная. Вид у комнаты был совершенно нежилой. Все прибрано, кровать застелена и ни одна мелочь не указывала на то, что в ней кто-то живет. Только на комоде перед зеркалом сиротливо стоял пузатый флакон с духами. Я подошла, отвинтила пробку, и в ноздри ударил горьковатый, до боли знакомый аромат трав. В тот же миг голова закружилась, в висках запульсировала боль, в глазах потемнело. Чтоб не рухнуть, я ухватилась рукой за край комода и, пытаясь перебороть головокружение, закрыла глаза. Подождав, пока комната перестала вращаться вокруг меня, осторожно вернула духи на место и побрела назад. Покидать в таком состоянии дом было бы безумием. Мало того, что первый приступ отнял все силы, он мог и повториться, причем прямо посреди дороги.

Перед глазами стелилась пелена, пол колыхался и норовил уплыть из под ног, ступни казались налитыми чугуном. Хотелось лечь прямо на ковровую дорожку и затихнуть, но я, цепляясь руками за стены и борясь с подкатывающей к горлу дурнотой, упорно продвигалась вдоль коридора к «своей» комнате. Наконец, добралась до распахнутой двери, сделала над собой последнее усилие, шагнула через порог и замерла.

За то время, что я отсутствовала, комната разительно изменилась. Исчезла светлая с обильной позолотой мебель на изящно-гнутых ножках, не стало зеркал и кровати под серым шелковым покрывалом, вместо всего этого великолепия появился практичный кожаный диван не маркого зеленого цвета и три огромных кресла. По стенам громоздились массивные шкафы с книгами, между ними были развешаны гравюры в строгих рамах. В углу примостился музыкальный центр, около окна стоял длинный письменный стол с компьютером. Все очень солидно, дорого и... мрачновато. Из общей картины выбивалась только гитара, небрежно брошенная посреди комнаты на ковре.

Перед монитором во вращающемся кресле вальяжно раскинулся худощавый парень и с веселым любопытством смотрел на меня. На вид ему можно было дать не больше двадцати, хоть он и пытался бороться с этим недостатком, отрастив для солидности усы. Однако усилия пропали даром, усы у него получились такие же несерьезные, как и он сам. Чересчур светлые и совсем не густые, они смешно топорщились над верхней губой и не только не скрывали возраст владельца, а напротив подчеркивали его молодость. Немало способствовала этому и лохматая шевелюра, в которую он имел привычку непрерывно запускать пятерню. Одет незнакомец был в демократичные линялые джинсы с прорехами на коленях, тяжелые ботинки и бесформенную футболку с надписью «Через секс - к свободе!»

― Ты кто? ― нахмурилась я.

Парень удивленно вздернул белесые брови, ткнул себя пальцем в грудь и переспросил:

― Я?!

Я осторожно, стараясь не разболтать ту муть, что колыхалась под черепной коробкой, кивнула.

― Константин, ― охотно откликнулся парень.

― Постоялец?

Спросила, между прочим, без всякой подначки, просто он со своей неформальной внешностью совершенно не вписывался в этот чопорный интерьер. На мое счастье парень не обиделся, беззаботно ухмыльнулся и сказал:

― Вообще-то я довожусь сыном хозяину этого дома, но, если зреть в корень, то можно считать меня и постояльцем. А ты, та прекрасная незнакомка, что кинулась вчера под колеса отцовской машины? Я правильно понимаю?

Он театрально закатил глаза и, слегка подвывая, торжественно продекламировал:

«И веют древними поверьями её упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука»

― Это не про меня, ― покачала я головой.

Парень окинул меня цепким взглядом и охотно согласился:

― Точно не про тебя.

Неожиданно, я почувствовала себя задетой, хотя ещё минуту назад сама сказала то же самое.

Интересно, что ему во мне не понравилось? Неужто мой наряд? Ну, так это он зря! Я ж не виновата, что моя собственная одежда пришла в такое состояние, что место ей только на помойке, а в сундуке у бабы Глаши ничего новее этого платьица сорокалетней давности не нашлось. И, вообще, не так уж он и плох, мой наряд. Это, между прочим, выходное платье Глаши, шила она его к собственной свадьбе, берегла, как зеницу ока, и одевала потом считанное количество раз. А может ему показалось, что талия у платья не на месте и длина немного не та? Ну, так это с какой стороны смотреть! Если же принять во внимание, что мода развивается циклично и в ней суперновое - это хорошо забытое старое, так оно вообще может считаться предвестником грядущих перемен в портняжном искусстве. А что платок у меня на голове повязан на манер колхозницы, так это не от хорошей жизни. Когда баба Глаша выстригала мне ножницами волосы, она о красоте не думала. Это потом мы с ней сообразили, что такую голову людям показывать, только пугать. Вот и снабдила меня сердобольная Глаша своим выходным платком, что б было чем обкромсанные пряди прикрыть.

Я строптиво вздернула подбородок и послала наглецу гневный взгляд, который по идее должен был испепелить его на месте. К сожалению, взгляд на парня никакого действия не оказал, а вот боль у меня в затылке всколыхнулась и запульсировала сильнее. Я не сдержалась и непроизвольно скривилась, что не прошло незамеченным для моего собеседника. Он перестал улыбаться и внимательно глянул на меня:

― Плохо чувствуешь себя? Неужели вчера так крепко к машине приложилась? Вообще-то тебя ночью осматривал наш домашний доктор, его отец вызывал. Так вот он сказал, что с тобой все в порядке. Машина задела тебя вскользь, да и упала ты очень удачно. Если б свалилась на асфальт, то наверняка расшиблась, а ты умудрилась отлететь в кусты. Они самортизировали, и ты отделалась царапинами и ушибами.

Говорливость парня меня стала раздражать и я уже сделала шаг назад, собираясь его покинуть, как он вдруг добавил:

― Правда, на голове рана имеется, но она давнишняя и почти зажила. Кстати, откуда она у тебя?

Последний вопрос, хоть и заданный мимоходом, мне вообще не понравился и чтоб пресечь дальнейшие расспросы, я нехотя процедила:

― В автомобильную аварию попала.

Я надеялась, что он поймет неуместность своего любопытства и отвяжется от меня, но просчиталась. Мой ответ не только не угомонил собеседника, а напротив, привел в необыкновенное восхищение:

― Ну, ты даешь! Так это с тобой случается регулярно? Ты, что, под все проезжающие мимо машины кидаешься?

Я подняла брови и выразительно посмотрела на него, намекая, что парень сморозил глупость.

Он на мою гримасу внимания не обратил, заговорщицки подмигнул и, понизив голос, спросил:

― А может ты нарочно под колеса отцовской тачки кинулась, а?

Спросил, склонил голову к плечу и очень хитренько на меня посмотрел.

― Ты хоть сам понимаешь, что несешь? Зачем бы я стала это делать? ― возмутилась я, забыв о собственном отвратительном самочувствии.

― Ну-у, не знаю. Может у тебя какая тайная цель была. Деньги, например, ― задумчиво протянул он и остро глянул мне в глаза.

Еще минуту назад я, утомленная пустой болтовней и мучающаяся головной болью, мечтала прекратить разговор и уйти, но такой неожиданный поворот меня изумил:

― А деньги здесь при чем?

― Отец у меня человек не бедный. Так я подумал, ты под машину кинулась, чтоб потом компенсацию требовать, ― охотно пояснил Костя. Потом шмыгнул носом и доверительно добавил:

― Вокруг папаши много народу крутится, и все денег хотят.

― Ты тоже? ― ехидно поинтересовалась я.

Мой выпад его искренне позабавил:

― А как же? Чем я хуже других? Мне деньги очень нужны! Девушки, гулянки, запчасти к мотоциклу... А потом, я ведь непутевый! С меня спроса нет! Все знают, что я ни работать, ни учиться не хочу. Числюсь студентом, а глаз в институт не кажу.

Константин почесал переносицу и доверительно поделился:

― Скучно там! Не интересно! Я считаю, чем на лекции дремать под нудный голос препода, лучше на гитаре поиграть или за компьютером посидеть. Это по мне!

― С тобой все ясно! Ты ― лоботряс! ― с пониманием кивнула я и тут же поплатилась за это новым приступом головокружения. ― А по поводу вчерашнего ты заблуждаешься. Никакой скрытой цели я не преследовала, случайно все вышло. Дорогу я в неположенном месте переходила.

― Что ж ты так неосторожно? Необдуманные поступки часто кончаются трагически, ― задумчиво проронил мой собеседник и на мгновение показался мне старше своих двадцати лет.

― Учту, ― вяло промямлила я и повернулась к двери, собираясь уходить.

― Куда торопишься? Давай ещё поболтаем. Делать все равно нечего, а ты, как я погляжу, человек интересный.

― В другой раз. Неважно мне, ― отмахнулась я.

Видно, я действительно выглядела плохо, потому что он всполошился и вскочил из кресла:

― Давай провожу! Твоя комната рядом, через стенку.

Заботливо поддерживаемая под локоть новым знакомым, я кое-как доковыляла до кровати, без сил рухнула на неё и закрыла глаза.

― Если что нужно, кричи, я прибегу. И не бойся меня потревожить, ничем серьезным я не занят. Деньги кончились, а новых не дают, вот и приходится дома сидеть.

Эти слова были последними, что я слышала, потом хлопнула дверь, и в комнате стало тихо.

В ожидании новой волны боли, я сжалась в комок и крепко обхватила голову руками. Боль, действительно, пришла, но, хоть это и странно, не такая сильная, как я ожидала. Некоторое время я боролась с ней, потом расслабилась и заснула. Нет, видно права была Глаша, когда убеждала меня, что болезнь постепенно пройдет. Раньше приступы длились дольше и были более изматывающими.

Спала я на удивление спокойно. Мне ничего не снилось, и проснулась я, хоть и разбитой, но без головной боли и тошноты, что в моем теперешнем состоянии было большой удачей. Осторожно повернувшись на бок, я прислушалась к себе, но тревожных симптомов не обнаружила и потому посчитала себя на ближайшее время совершенно здоровой. В комнате было сумрачно, и я лениво отметила, что на дворе уже вечер. Встала, медленно подошла к окну и выглянула наружу. С высоты второго этажа открывался вид на сад, какие-то одноэтажные строения и лужайку перед домом, по которой важно расхаживали жирные чайки и что-то собирали в траве.

― С озера прилетели, ― подумала я и перед моим внутренним взором встала гладь небольшого озера с поросшими камышом берегами и лодочной пристанью. Картина была такой яркой, что я ни на минуту не усомнилась в реальном существовании озера, но, как ни странно, ни капли не расстроилась по поводу очередного фортеля собственной памяти. Я так устала от всех этих загадок, что сил не было думать о них. Ну, есть озеро и ладно! Вспомнила я о его существовании и хорошо! А откуда я о нем знаю, потом разберусь… Не это в тот момент заботило меня, гораздо важнее было собраться с силами и добраться до собственной квартиры. Все-таки у меня там лежал труп, а я уже целые сутки находилась вдали от него.

Я медленно спускалась по лестнице, осторожно неся свою больную голову и стараясь резким движением не спровоцировать нового приступа. Ноги по щиколотку утопали в ковровой дорожке, устилающей ступени, рука легко скользила по атласной поверхности резных перил и я лениво подумала, что денег в этом доме немерено, а значит всегда найдутся охотники ими поживиться. Так что Костя, скорей всего, прав, опасаясь чужих людей и подозревая всех без разбору в коварном желании урвать кусок от имущества своего отца.

На площадке между пролетами стояла крепко сбитая, ладная девушка и усердно терла оконное стекло. Заметив краем глаза движение за спиной, с улыбкой обернулась, ожидая увидеть кого-то из своих, и тут её взгляд наткнулся на меня. Она как стояла с поднятой тряпкой в руках, так и застыла, не замечая, что грязная вода капает на светлый ковер. Улыбка медленно сползла с круглого лица со здоровым деревенским румянцем, уголки пухлых губ опустились, глаза испуганно округлились. В одно мгновение кровь отлила от щек и они из розовых стали мертвенно бледными. Сообразив, что своим неожиданным появлением напугала бедную девчушку, я растянула губы в улыбке и смущенно прошептала:

― Извини, не хотела тебя пугать.

Девушка ничего не ответила, только судорожно дернула головой, быстро отвернулась и снова принялась тереть невидимое пятно на стекле. Я секунду постояла, затем пожала плечами и продолжила свой неторопливый путь вниз по лестнице. Ее реакция меня немного огорчила, но совсем не удивила. Я уже начала привыкать к тому, что люди при виде меня цепенеют и слегка пугаются. Думаю, я никогда не была особенно красива, а после болезни исхудала и стала выглядеть просто ужасно, да и наряд меня не красил. Я подумала, что в ближайшие дни нужно обязательно сходить в магазин и купить себе что-то более подходящее из одежды. Но эти мысли прошли мимоходом, мелькнули и тут же исчезли. В тот момент меня больше волновало, как выбраться из дома и избежать встречи с хозяевами, особенно с Марией Ефимовной. Хлопотливая старушка могла опять пристать ко мне с уговорами остаться, а я не была уверена, что у меня хватит сил им сопротивляться.

Благополучно одолев спуск, я оказалась в холле первого этажа. Прямо передо мной был выход на улицу, справа - дверь в столовую, слева - в кабинет, за спиной - в кухню. Я точно знала, что столовая была выдержана в белых и голубых тонах, а в кухню вели три ступени, спускаться по которым нужно осторожно, потому что они очень крутые. Откуда это было известно, понятия не имела и меня в тот момент это не интересовало. Я уже устала удивляться, навалилась апатия, хотелось только одного: благополучно добраться до дома.

Я почти достигла выхода, когда кухонная дверь распахнулась и в её проеме возникла Мария Ефимовна.

― Ты куда это собралась? ― всплеснула она руками.

― Домой, ― не глядя в её сторону буркнула я и взялась за дверную ручку.

― Опять за свое? Уж говорено-переговорено, а она опять за рыбу гроши! Сказано ж тебе: лежи, поправляйся, кушай. Ты, между прочим, с утра ничего не ела. Ты на себя в зеркало глядела? Ты ж зеленая вся от голода! Перестань кукситься, и пойдем в кухню, я тебя покормлю.

Я угрюмо слушала причитания тети Мани, руку от двери не отнимала, но и уходить не торопилась. Дело в том, что есть, действительно, хотелось, а дома, скорей всего, шаром покати. Представив себе, что по возвращении нужно будет тащиться в ближайший магазин, потом стоять возле плиты, а сил никаких нет, я вздохнула и подчинилась. Однако, как только перешагнула порог кухни, так горько пожалела о своем решении, потому что там обретался лысый Стасик. Он и ещё какой-то парень сидели за столом и ужинали. В мою сторону племянник тети Мани посмотрел мельком и сразу же, не говоря ни слова, снова уткнулся в тарелку. Его сосед, напротив, глаз с меня не сводил, чем сразу нажил в моем лице кровного врага. Я знала, что выгляжу отвратительно, в этом повышенном внимании к себе углядела оскорбление и моментально разозлилась. В общем, вид этой парочки, особенно Стасика, подействовал на меня, как красная тряпка на быка. Усталость как рукой сняло, апатия улетучилась, в крови забурлил адреналин. Приподнятое настроение сразу отразилось на лице, а парень оказался смышленым и от греха подальше быстро опустил глаза. Стасик же обо всех этих метаморфозах не подозревал и продолжал угрюмо пялиться в тарелку. Мария Ефимовна усадила меня за стол, поставила передо мной дымящуюся еду и сама пристроилась тут же. Молчать она по своей природе была не способна, поэтому с ходу принялась жаловаться на меня племяннику. Наябедничала, что я рвусь домой, напомнила, что врач приписал постельный режим и, наконец, потребовала от родственника, чтоб он призвал меня к порядку.

Стасик терпеливо выслушал все её причитания, потом поднял на меня тяжелый взгляд и процедил:

― Хочешь получить пятьсот баксов, лежи и не рыпайся.

― Стас! ― сурово прикрикнула на него Мария Ефимовна. ― Ты что такое говоришь?

― С ней иначе нельзя, Маня. Она жуть, какая наглая, ― устало сказал он.

― Три! ― выпалила я.

― Что три?

― Три тысячи и по рукам!

Стас изумленно уставился на меня, на время потеряв дар речи, а я воспользовалась этим и любезно пояснила:

― Меньше никак не могу. Сам прикинь, все-таки речь идет о моем здоровье. Стыдно было бы оценить его в каких-то жалких пять сотен.

― Нахалка, ― покачал он головой.

― Сам такой! ― не осталась я в долгу.

― Ну-ка, прекратите! ― сурово прикрикнула на нас тетя Маня. ― Ведете себя, как подростки! Постыдились бы! Ведь давно уже не дети!

Положив конец зарождающейся сваре, она тут же успокоилась и уже другим тоном обратилась к племяннику:

― Перестань задираться и расскажи, где был, и что удалось узнать.

Он неопределенно пожал плечами:

― Ничего не удалось узнать. Она села за руль, выехала за ворота и бесследно исчезла.

― Разве так может быть? ― растерянно спросила Мария Ефимовна. ― Неужели её никто не видел?

― Видел сторож на выезде из поселка. Но куда она делась потом, он, естественно, не знает. Одно могу сказать, время было выбрано очень удачно. В доме, кроме Юльки, никого не было.

― И что ты теперь собираешься делать?

― Завтра с утра поеду в Центр, поговорю с директрисой. Может она что прояснит в этой истории. Хотел встретиться с ней сегодня, но её не было в городе, уезжала куда-то по делам.

Посчитав, что выложил все, он замолк и опять принялся пялиться в тарелку.

Парень, что сидел рядом, за все время ни разу рта не раскрыл. Сидел, уткнувшись носом в еду и делал вид, что полностью поглощен ею, однако напряженная поза выдавала его. Было заметно, что он внимательно прислушивается к тому, что говорится за столом.

Мария Ефимовна выслушала племянника и теперь сидела молча, подперев голову рукой и еле слышно вздыхая.

Что касается меня, так мне сам бог велел не высовываться.

В кухне повисла мрачная тишина. Но долго молчать Мария Ефимовна не могла и потому вскоре заговорила опять:

― Плохо, что ты все время один. Не должен мужик бобылем жить. Тоска на него от этого нападает! Где это видано, чтоб жена жила отдельно от мужа? Что это за мода такая у вас, молодых? Муж дома сидит, а жена по заграницам шастает?

― Перестань! Знаешь, ведь, я эти разговоры не люблю! Особенно при посторонних! ― не поднимая глаз, буркнул племянник.

― Конечно, не любишь! ― охотно согласилась она, не обратив ровно никакого внимания на его раздражение. ― Кто ж любит собственные ошибки признавать? Никто! А что твоя женитьба была ошибкой, ты теперь и без меня прекрасно понимаешь!

Я тихой мышкой сидела за столом и, стараясь не пропустить ни слова, жадно слушала. В этом доме происходили интересные вещи, и очень хотелось узнать, в чем тут дело. В принципе, мне и своих забот хватало! Нельзя сказать, что моя собственная жизнь была уж очень скучна и однообразна, и все же чужая тайна интриговала и влекла к себе. Видно, по природе я та ещё авантюристка! А что здесь крылась тайна, я ни минуты не сомневалась.

Разозленный теткиными нотациями, племянник резко отодвинул тарелку в сторону, пробурчал что-то невнятное себе под нос и поднялся. Сообразив, что сейчас он нас покинет, я решила подать голос. Робко кашлянув и смиренно потупив очи долу, тихо прошептала:

― Я так поняла, ты завтра в город по делам собираешься. Не захватишь меня с собой? Мне домой надо.

Тут я взмахнула ресницами, а они у меня, надо сказать, длинные, так что я знала, что делала, и проникновенно заглянула ему в глаза:

― Правда, надо! У меня там дела! Срочные!

От неожиданности Стасик малость опешил, но потом взял себя в руки и, скрывая смущение, сухо бросил:

― Выезжаем в 9. 30. Будь готова. Ждать не смогу.

― Спасибо, ― проблеяла я.

Не дослушав слова благодарности, он кивнул своему напарнику, приглашая следовать за собой, и ретировался из кухни. Я же решила задержаться и ещё немного поболтать с тетей Маней. Надеялась вытянуть у словоохотливой старушки хоть какую-нибудь информацию, что введет меня в курс домашних дел. И просчиталась! Мария Ефимовна была чем-то сильно расстроена, отвечала неохотно, и единственное, что удалось узнать, это что молчаливого парня зовут Аркадий и служит он в доме шофером. Официально его работа заключалась в том, чтобы возить Стасика, но на деле обязанности были куда шире. Он и личным водителем был, и за продуктами на рынок ездил, и всякого рода технические поломки устранял и даже уколы тете Мане делал, когда та заболела. В общем, водитель был мастером на все руки, его способности и ровный характер ценили, ему платили приличную зарплату и даже предлагали поселиться в доме. Хозяевам хотелось, чтоб услужливый и умелый парень был всегда под рукой и думали, что ему предложение понравится. Оно действительно было выгодным, ведь он мог здорово экономить на питании и квартплате. Однако, Аркадий поблагодарил и отказался, мотивируя это личными обстоятельствами.

― Он парень холостой, ему погулять охота, а к нам в дом девицу не приведешь, ― пояснила тетя Маня.

Больше ничего интересного узнать не удалось. Мы ещё немного посидели, выпили по последней чашке чая, и я пошла наверх, оставив Марию Ефимовну в одиночестве. Конечно, меня беспокоил покойник, оставленный на кухне, но я утешила себя тем, что раз он лежал столько времени, то полежит ещё одну ночь и ничего с ним не случится.

Забравшись под одеяло и погасив свет, я ещё долго ворочалась без сна, раздумывая над тем, что могло произойти в этой семье.

На следующее утро, в двадцать минут десятого, я уже спускалась в холл. Правда, хозяина дома мне опередить не удалось, он уже ждал, нетерпеливо поглядывая на часы. Увидев меня на лестнице, хмуро буркнул:

― Опаздываем. Давай быстрей в машину, ― и вышел.

Я хотела было крикнуть ему в спину, что явилась во время, но промолчала. В то утро я пребывала в меланхолии, и настроения затевать новую свару что-то не было.

Я ожидала увидеть на водительском месте Аркадия, однако тот отсутствовал, а Стасик сам сел за руль.

― А шофер где? ― удивленно выпалила я и тут же об этом пожалела.

Стасик наградил меня насмешливым взглядом и ехидно поинтересовался:

― С личным водителем привыкла ездить? Не хочется тебя огорчать, но сегодня придется потерпеть и обойтись без него.

Я проглотила оскорбление и примирительно заметила:

― Просто так спросила! Думала, ты всегда с водителем ездишь. Ведь зачем-то ты его держишь?

― Аркадий меня по делам возит, а сегодня поездка сугубо конфиденциальная и мне совсем ни к чему, чтоб служащие были в курсе моих семейных проблем.

Я понимающе кивнула, устроилась на соседнем сидении и машина сорвалась с места. Мы неслись по шоссе с явным превышением скорости и полным презрением к правилам дорожного движения. Похоже, Стасик был нетерпелив во всем, а не только в общении с окружающими, но делать ему замечание я не стала. В конце концов, если кого и оштрафуют, так уж точно не меня, чего ж суетиться и нарываться на очередную грубость? В полном молчании мы домчали до города, и только тут мой спутник разлепил губы:

― До дома довезти не смогу. Опаздываю. Хочешь, высажу где-нибудь на остановке, там доберешься своим ходом. А если не особо торопишься, можешь поехать со мной. Подождешь в машине, пока я переговорю, потом закину тебя, куда скажешь.

Конечно, я вполне могла добраться до своей квартиры самостоятельно, никакой трудности для меня это не представляло, но делать этого ужасно не хотелось. Нужно честно признать, я сгорала от любопытства. Учуяла тайну, она взволновала мое воображение, и расстаться со Стасиком в такой момент было выше моих сил. Поэтому, в ответ на его слова, покладисто кивнула и тоненьким голоском сказала:

― Лучше я с тобой поеду. Чувствую себя не очень.

Он недоверчиво покосился в мою сторону, но промолчал, только кивком дал знать, что принял мои слова к сведению.

Встреча у него, как я поняла, была назначена в двухэтажном здании, расположенном на главной площади города рядом с мэрией и напротив монумента Ленину. Припарковавшись у обочины и приказав никуда не отлучаться, Стас покинул машину и скрылся за парадной дверью. Как только она за ним захлопнулась, я выскочила на тротуар и кинулась следом. Еще чего не хватало! Сидеть в машине и ждать! Не для того я увязалась за ним и терпела его малоприятное общество, что б оставаться в неведении.

Бросив взгляд на вывеску, которая гласила, что в доме располагается «Центр здоровья и обучения детей», я заскочила в гулкий вестибюль и нервно закрутила головой. Если я не хотела пропустить беседу Стасика с директрисой Центра, нужно было срочно разыскивать её кабинет. Как назло, вокруг не наблюдалось ни одного человека, у которого можно было бы спросить, где именно он находится. Судя по тому, как внутри пахло краской, и разносился стук молотков, персонал Центра был распущен на каникулы, а в здании полным ходом шел ремонт. Сообразив, что ждать помощи абсолютно не от кого, опрометью кинулась вверх по лестнице. Удача сопутствовала мне, и кабинет директора я увидела сразу, как только поднялась на второй этаж. Он располагался прямо против лестницы, о чем и извещала солидная, черная с золотом, табличка. Стараясь не скрипеть расшатанными половицами, я приблизилась к двери и прислушалась, надеясь уловить хоть отзвук разговора. Однако изнутри не доносилось ни слова, и тогда я толкнула дверь, решив, что предлог для оправдания столь наглого вторжения придумаю исходя из обстановки. Объяснять ничего не пришлось, потому что попала я в приемную, и на мое счастье она было абсолютно пуста. Секретарша отсутствовала, наверное, тоже была отправлена в отпуск, и мне никто не мешал припасть ухом к двери и заняться вульгарным подслушиванием.

― Поверить не могу! То, что вы рассказали, звучит настолько дико, что в голове не укладывается, ― услышала я взволнованный женский голос.

― Тем не менее, это правда, ― сухо проронил Стасик.

― Да, да, я не сомневаюсь в ваших словах, однако…

Собеседник её не дослушал и резко оборвал:

― Давайте не будем попусту терять время и перейдем к существу дела.

Я сокрушенно покачала головой. Ну, кто так разговаривает с женщиной? Хочет получить от неё информацию, а сам хамит! Идиот! Конечно, она обиделась и теперь черта лысого скажет ему хоть что-то.

И действительно, когда директриса заговорила снова, её голос звучал очень сдержанно:

― Я мало что могу вам сказать. Мне позвонила женщина, представилась Юлией Егоровой. Сказала, что на лето ей нужен педагог для девочки семи лет. Ничего необычного в этом звонке не было. Правда, она поставила условие: педагог должен жить с ребенком за городом, поэтому просила порекомендовать молодую одинокую женщину без семьи. Это немного необычно, мы такого не практикуем, но она обещала неудобства компенсировать хорошей оплатой. Ничего криминального я в этом не усмотрела, тем более что у нас начались каникулы, педагоги свободны. Почему же не подработать?

Ее многословие явно раздражало Стаса, и он нетерпеливо спросил:

― И что дальше?

― Ничего! Я дала ей домашний телефон педагога и посоветовала договариваться самой. Все! Я не вспоминала об этой истории до вашего прихода. У меня в Центре идет ремонт и…

Собеседник явно не был сторонником пустых разговоров и потому неделикатно пресек её попытку поделиться наболевшим.

― Да, я это уже слышал! А что вы можете о ней рассказать, как о человеке?

― Я мало что знаю о личной жизни своих сотрудников. Меня интересует только их профессиональные качества, ― уклончиво ответила женщина.

― Что, совсем ничего не знаете? А как же вы работаете?

― Ну, зачем вы так? ― обиделась она. ― На каждого сотрудника заведено личное дело. Хотите, можете почитать.

Послышался звук отодвигаемого стула, цокот каблучков, шуршание страниц. Некоторое время было тихо, потом послышался недовольный голос Стаса:

― Не густо!

― Чем богаты! ― процедила в ответ женщина. ― По работе нам больше и не нужно.

― Ну, а дружила она с кем? Может её подруги смогут больше рассказать? ― не отставал мужчина.

Его собеседница некоторое время молчала, потом, осторожно подбирая слова, заговорила:

― Она... как бы это лучше сказать… немного замкнутый человек. Стеснительная, молчаливая, всех сторонится... Я точно не знаю, с кем она дружит… Разве что, с Ниной Лебедевой. Навестите её, поговорите… если, конечно, она никуда не уехала.

Опять зашуршала бумага, раздался голос Стаса:

― Спасибо за помощь. Всего хорошего.

Разговор был окончен, ничего интересного дальше произойти не могло, и я со спокойной душой покинула свой пост. Вышла в коридор, прислонилась плечом к стене и напустила на себя безразличный вид. В следующую минуту из кабинета вылетел Стас, собрался было бежать вниз, и тут увидел меня.

― А ты что здесь делаешь? ― осведомился он, разглядывая меня без всякой приязни.

― Тебя жду, ― пожала я плечами, удивленная дурацким вопросом.

― Это ещё зачем? Я же приказал тебе в машине сидеть, ― спросил он, начиная тихо свирепеть.

― А я сюда поднялась, ― беззаботно ответила я.

― Подслушивала! ― догадался он.

― Естественно! Интересно же знать, что происходит.

Пока он переваривал услышанное, я миролюбиво сказала:

― Ты неправильно разговор повел. Ты же её обидел! А если хочешь от человека что-нибудь узнать, нужно быть дружелюбнее. Она не твоя служащая и не обязана перед тобой отчитываться. Чтоб тебе душу открыли, нужно к ней ключик найти. Понимаешь?

Он слушал молча, не возражал, и я посчитала это согласием. Приободренная, предложила:

― Хочешь, к подруге с тобой поеду? Если явишься один, не факт, что она захочет с тобой откровенничать. А присутствие женщины может произвести на неё благоприятное впечатление.

Он поколебался немного, потом пересилил себя и согласно кивнул:

― Поехали!

― Куда едем? ― бодро спросила я, решив, что теперь мы компаньоны и, значит, я имею право задавать вопросы.

― К Лебедевой Нине Ивановне, ― ответил Стасик, не скажу чтоб очень приветливо, но и без особой угрюмости.

Похоже, мы стали потихоньку привыкать друг к другу. Если так дальше дело пойдет, мы чего доброго ещё и друзьями станем. В принципе, мне это было не нужно, но душу грело. С друзьями у меня в то время был явный дефицит.

Город был не слишком большим и переезд с одного места в другое много времени не занял. Как только мы отъехали не несколько кварталов в сторону от административного центра, улицы стали значительно уже и дома пошли сплошь двухэтажные, возведенные явно задолго до семнадцатого года, украшенные резными каменными наличниками с замысловатым орнаментом. Над дверями многочисленных магазинчиков замелькали названия: «Продукты», «Мясная лавка», «Книги». Стас сделал резкий разворот, свернул за угол и въехал на площадь. Она была небольшая, уютная, с памятником героям революции в центре и небольшим сквером. Не успела я её как следует разглядеть, а мы уже покинули исторический центр и за окном замелькали четырех и пятиэтажные дома послевоенной постройки. К сожалению, ничего особенно интересного и радующего взор я в этом районе не увидела, а вскоре пошли ровные ряды грязно-белых девятиэтажек, унылых и похожих друг на друга, как близнецы-братья. Построили их от силы лет десять назад, а выглядели они так, будто простояли не меньше века. Безрадостную картину не скрашивали ни зеленые газоны, разбитые между домами, ни чахлые кусты, высаженные работниками ДЭЗа в их благородной тяге к прекрасному. Увиденное навевало грусть, вызывало томление в груди, и непрошеные слезы на глазах.

― Неужели мне суждено всю жизнь жить в этом городе? ― тоскливо подумала я и от такой перспективы неожиданно пришла головная боль. Что б как-то её унять, я откинулась на спинку сидения, закрыла глаза и принялась массировать виски. Когда же первый приступ миновал, и я смогла снова глянуть в окно, то машина уже тормозила перед одной из этих многочисленных девятиэтажек. Не говоря ни слова, мой напарник выскочил из машины и заспешил к подъезду. Меня он с собой не позвал, дверцу машины передо мной не открыл, и выйти не помог, но я на него не обиделась. Во-первых, понимала, что, будучи мужчиной, он не способен думать о двух вещах одновременно, а значит, поглощенный своими проблемами, обо мне не помнил, во-вторых, у меня в тот день было, уж не знаю почему, мирное настроение. В общем, я выгрузилась на тротуар самостоятельно и резво затрусила следом.

Нина Лебедева жила на первом этаже, и дверь отворила раньше, чем мы позвонили.

― Вы по поводу Ляли? ― с ходу спросила она. ― Мне только что звонила директриса.

Мы дружно кивнули и тогда она посторонилась, пропуская нас в квартиру:

― Проходите. На беспорядок внимания не обращайте ― я только из отпуска вернулась.

Следом за хозяйкой мы прошли в комнату и разместились рядком на диване. Хозяйка устроилась в кресле напротив и с недоумением спросила:

― Что же вы от меня хотите? Алина... Ну, директриса наша... Просила помочь, а толком ничего не объяснила. В чем дело-то?

Лично я внятного ответа на её вопросы дать не могла ― сама ничего не знала, поэтому промолчала, предоставив объясняться Стасу. Тот не заставил себя ждать, весь подобрался и в обычной для него манере приступил к изложению сути дела.

― Ваша подруга похитила мою дочь! ― выпалил он, ни мало не заботясь о том, какое впечатление произведут его слова.

И надо сказать, они произвели впечатление! Нина тихо охнула и обмякла в кресле, я тоже опешила. Всякие догадки я строила по поводу проблем в его семье, но до такого додуматься не смогла.

Стас собрался ещё что-то сказать, но тут Нина пришла в себя и возмутилась:

― Ляля! Похитила ребенка?! Да не может этого быть! Чушь какая! Это, что, неудачная шутка?

Ее слова подействовали на Стасика именно так, как я и ожидала: он взорвался!

― Это не чушь! И мне, знаете ли, не до шуток! Моя дочь исчезла девять дней назад, и с тех пор о ней нет никаких известий. А похитила её ваша подруга!

Он шумно вздохнул, переводя дыхание, и снова открыл было рот, собираясь выпалить новую порцию обвинений, от которых было больше вреда, чем пользы, но тут я положила руку ему на колено и впилась в него ногтями. От неожиданности он проглотил заготовленные слова и, выпучив глаза, бешено глянул на меня. Ну и характерец! Чистый динамит! Только меня взглядами не проймешь! Тихо улыбнувшись, я ласково прошелестела:

― Дорогой, ты зря нападаешь на Нину. Она лично ни в чем не виновата. Возьми себя в руки и спокойно изложи суть дела. В этой ситуации важна каждая мелочь! Если она не будет волноваться, то может и вспомнит что полезное.

Говоря это, проникновенно глядела ему в глаза, а ногтями все глубже впивалась в колено. Он скривился от боли, но в себя пришел и, когда заговорил снова, его голос звучал уже намного спокойнее:

― Это случилось в мое отсутствие, я был за границей по делам. Поисками учителя занималась моя сестра, она же и нашла эту вашу... Лялю! Девочке семь лет и она домашний ребенок. Никогда не посещала никаких садов и специально к школе её не готовили. Конечно, у девочки есть няня, но сестра хотела, чтоб с ней позанимался профессиональный педагог. Когда Юля договаривалась с вашей подругой, она поставила условие, что та, за соответствующее вознаграждение, все лето будет жить вместе с нами за городом. По началу все было хорошо, учительница отлично ладила с девочкой и все были довольны. Но десятого июля дочь начала жаловаться на боль в ухе, нужно было срочно везти её в город к врачу, а в доме, как назло, никого, кроме моей сестры и вашей подруги, не оказалось. Юля поехать с девочкой не могла, у неё была назначена важная встреча, и тогда отвезти ребенка к врачу вызвалась учительница. Сестра с благодарностью согласилась. Ваша подруга взяла девочку, села в машину и уехала. С тех пор они обе бесследно исчезли и мы о них ничего не знаем.

Нина упрямо покачала головой:

― Может, вы и правду говорите, может, вашу девочку действительно похитили, только я уверена, что Ляля тут ни при чем. Не такой она человек, чтоб детей красть!

У Стаса, конечно, на этот счет было другое мнение. Он тут же налился яростью, бешено завращал глазами и открыл рот, чтоб выложить все, что кипело на душе. Но я его опередила и, желая пресечь выступление, которое окончательно испортит наши отношения с Ниной, снова впилась ногтями ему в колено. Он скривился от боли, но рот закрыл, а я воспользовалась наступившей паузой и поспешила обратиться к Нине:

― Давайте не будем ссориться! Нина, мы прекрасно понимаем ваши чувства и поверьте, ваша преданность подруге ничего, кроме уважения, не вызывает. Но и вы нас поймите! Пропал ребенок! Маленький ребенок! Его нужно найти, как можно скорее! Единственная ниточка к этому исчезновению ― ваша подруга. Это она уехала с девочкой! Возможно, произошла трагическая ошибка... Нет, я неправильно выразилась! Я очень надеюсь, что произошла трагическая ошибка, и мы зря виним вашу подругу. И, пожалуйста, не обижайтесь на Стаса! Он отец, переживает и потому говорит с излишней горячностью. Согласитесь, его можно понять! Он пришел к вам в надежде узнать хоть что-то, что поможет скорейшему возвращению ребенка домой. Пожалуйста, войдите в его положение, отбросьте обиды и расскажите все, что знаете. Если мы сможем во всем спокойно разобраться, это пойдет на пользу не только ребенку, но и вашей подруге! Что она собой представляет? Что за человек? С кем, кроме вас, дружит? Чем интересуется? Поверьте, важна любая мелочь!

Выпалив все это, я выдохлась и замолчала. Нина тоже молчала, но, похоже, моя пламенная речь все-таки произвела на неё впечатление. Она перестала гневно сверкать глазами и нервно хрустеть костяшками пальцев. Рассеяно потерла переносицу и задумчиво протянула:

― Даже не знаю, что сказать. Все это так неожиданно… Так не похоже на Лялю... Не могла она похитить ребенка. Уверена, произошла трагическая ошибка... Вы зря её вините...

Она пребывала в полной растерянности, никак не могла собраться с мыслями и без конца повторяла одно и то же. Ясно было, если мы будем вести беседу такими темпами и дальше, то никогда не доберемся до сути дела, а между тем рядом сидел Стасик, терпение которого было отнюдь не безгранично. Пришлось снова вмешаться и начать задавать наводящие вопросы:

― Нина, давайте вспоминать по порядку. Откуда она родом?

Нина благодарно кивнула и с готовностью ответила:

― Ляля местная, родилась и выросла в этом городе. Детство у неё было не очень радостное. Мать умерла, когда девочка была маленькая. Отец тут же снова женился, у той женщины было двое своих детей и присутствие в семье ещё одного ребенка её не радовало. Тем более что оба супруга крепко пили, и денег в семье никогда не было. Все уходило на спиртное. Сами понимаете, родителям было не до детей и при живом отце Ляля, можно сказать, была сиротой. Знаете, она не любит про это вспоминать, и я мало что знаю про её детство.

Нина помолчала, собираясь с мыслями, потом продолжила:

― В семнадцать окончила школу, уехала в Псков и там поступила в педагогический институт. Почему она поехала именно в Псков, тоже не знаю и могу только догадываться. Думаю, хотела быть подальше от своей развеселой семейки, ведь к тому времени пили не только отец с мачехой, но и сводные братья. За годы учебы она сюда ни разу не приезжала, а вот после окончания института вернулась, хотя здесь её никто не ждал. Почему не осталась в Пскове, опять же не знаю. Ляля... Она неразговорчивая... О себе говорить не любит и о многом можно только догадываться. Мне кажется, из-за своего замкнутого характера она не обзавелась друзьями и её в Пскове ничего не держало. А здесь город детства, да и тетка у неё здесь была. Правда, отношения между ними были не очень, но все-таки родная душа... В общем, приехала она сюда и устроилась на работу в наш Центр. Характер у неё замкнутый, но с детьми работает великолепно. Она добрая и умеет их расположить к себе...

― Значит у неё есть в городе родственники?

― Никого нет, - покачала головой Нина. ― Пока Ляля училась, отец успел умереть. Вроде выпил больше, чем мог, и сердце не выдержало. А мачеха быстро продала квартиру и куда-то исчезла вместе с сыновьями. Правда, здесь тетка жила, одинокая. Но она племянницу к себе принять не захотела, и той пришлось снимать квартиру. Но Ляля... она добрая… тетку не забывала, навещала, по дому помогала. Сначала старуха её в штыки встречала, ругала, из квартиры выгоняла. Ляля плакала, а все равно к ней возвращалась. И постепенно все переменилось... старуха смягчилась, помирились с племянницей, и даже завещание на неё написала. Ляля была очень довольна, твердила, что на старости лет у неё теперь будет свой угол. Я ещё смеялась и говорила, чтоб она губы особо не раскатывала. Тетка крепкая, сто лет проживет, а когда помрет, то Ляле уже ничего не нужно будет. Но все повернулось иначе... Совершенно неожиданно, буквально через несколько месяцев после написания завещания, старуха умерла. Вроде бытовое отравление... Я не в курсе, что там произошло, Ляля особо не распространялась... В общем, она стала хозяйкой квартиры. Не хорошо, конечно, чужой смерти радоваться, но за Лялю я была рада. Она, бедняжка, так долго по чужим углам мыкалась, а тут вдруг своя квартира!

Честно говоря, меня такая своевременная смерть старушки очень заинтриговала и я осторожно спросила:

― И когда это несчастье случилась?

― Зимой где-то, а я узнала об этом в первых числах лета, прямо перед началом каникул. Я Лялю видела в последний раз, когда отпускные получали, вот тогда она и сказала, что тетка умерла и квартира теперь её… Я в шутку спросила, когда новоселье будет, она ответила ― не скоро. Сетовала, что все сильно запущено, ремонт нужно делать, а денег нет. Говорила, что сама переселится и займется благоустройством, а вещи пока на съемной квартире останутся.

― После этого вы с ней не встречались, не перезванивались?

― Нет, я к родным уезжала, вот только пару дней как вернулась. Знаете, я к Ляле очень тепло отношусь... Мы с ней коллеги, занимаемся одним делом... Когда она к нам пришла, её со мной в одной комнате посадили. Смотрю, она замкнутая, ни с кем не разговаривает... дичится... А я человек общительный, говорливый. Долго молчать не могу. Мне её жалко стало... она все время одна. Так и сблизились. Но настоящими подругами не стали! Я даже у неё дома ни разу не была. И ко мне она приходить отказывалась, все делами отговаривалась. В общем, много о ней я рассказать не могу.

― И, где она квартиру снимала, не знаете.

― Нет, она их часто меняла, переезжала с одной на другую. Нет, не знаю!

Тут Стасику надоело молчать, и он подал голос:

― Она машину водила?

― Ляля?! Да что вы! Откуда у неё машина? Она же каждую копейку экономила, а машина денег стоит...

― И тем ни менее права у неё были! Она из дома уехала на нашей машине и управляла ею очень уверенно.

Нина растерялась:

― Ну, не знаю... Я же говорю, что не очень близка с ней и много о ней не знаю... Может и были у неё права, да она никогда об этом не говорила. Она и о смерти тетки только по случаю сказала...

Она ожидала дальнейших вопросов, но у меня их больше не было, Стас тоже ничего не говорил. Наконец, он, прервал тяжелое молчание и сухо произнес:

― Спасибо, вы нам очень помогли. Извините, если был резок, но вы должны понять. Мне очень тяжело.

― Ничего, все в порядке, ― часто закивала Нина.

Мы покинули квартиру Лебедевой и гуськом вышли из подъезда. Стас мрачно молчал, и в свои дальнейшие планы посвящать не спешил, поэтому я решила проявить инициативу. Правда, учитывая его взрывной характер, легко можно было нарваться на неприятности, но я решила рискнуть.

― Что дальше делать думаешь? ― бросила я пробный шар.

― Эту дрянь искать. У меня есть её домашний адрес, сейчас к ней поедем.

Чтобы подбодрить его, я одобрительно кивнула:

― Дело говоришь. Давай наведаемся. А что за адрес: теткин или съемной хаты?

― Не поймешь. Я у них там её личное дело смотрел. Мрак! Никакого порядка! Все на каких-то листках да обрывках бумаги. И эта клуша ничего толком объяснить не может. Адрес тоже на клочке нацарапан и в папку вложен.

― Неважно! На месте все выясним, ― утешила его я.

Мы загрузились в машину, и Стасик принялся петлять между домами, пробираясь в нужном направлении только ему известными путями. Я же глядела в окно и размышляла над тем, что совсем не знаю города. Мы ехали по одним улицам, сворачивали на другие, мимо проносились жилые дома, магазины, несколько раз мелькали старинные церкви. Кажется, мы проехали весь город, но ни одно строение не показалось мне знакомым, не вызвало в памяти отзвука воспоминаний. Отчего так? Неужели все забыла? Ведь я здесь жила, ходила по этим улицам, и должно же было хоть что-то всплыть в моей памяти. А может я поселилась здесь недавно? Мысль мне понравилась, и я принялась её развивать. Ну, да! Поселилась здесь недавно, город знаю плохо, а тут ещё по голове шарахнули, вот оттого ничего и не узнаю! Не очень утешительное объяснение, но на первое время и такое сойдет. Другого все равно ведь нет! Однако, в следующую минуту я поняла, что зря расстраивалась. Знакомые места я увидела. Правда, Стас подъехал с другой стороны, поэтому я поздно сориентировалась, но ошибки быть не могло: мы стояли перед моим домом. В растерянности я взирала на родные пенаты, а мысли в голове скакали, как блохи:

― Это что ж получается? Педагог жила в том же доме, что и я? Может даже, выходя из подъезда, я встречала её… Бывают же такие совпадения!

― Пошли, ― буркнул Стас и покинул машину.

Я моментально последовала его примеру, сгорая от любопытства, в какой подъезд мы войдем. Вошли в мой подъезд, но тревога закралась в душу, когда мы добрались до последнего этажа. А когда он позвонил в дверь, мне стало совсем худо. Ведь это была моя дверь, и значит разыскивал он меня. Это что ж выходило? Я украла его ребенка? Я прислушалась к себе, пытаясь понять, способна ли похитить ребенка. Я знала, что не отличаюсь ни чрезмерной добротой, ни сентиментальностью, могу быть и нахальной и грубой. Но похищение ребенка - совсем другое дело! Все во мне восставало при одной мысли о такой возможности. Нет, не ощущала я себя похитительницей! И тем не менее Стас разыскивал именно меня! Значит, все-таки похитила? Зачем? С какой целью я это сделала? И куда потом дела девочку? Где она находится сейчас? Я изо всех сил напрягла свой ущербный мозг, пытаясь заставить его заработать и помочь мне. Все впустую! Я ровным счетом ничего не помнила. Только от чрезмерного волнения в глазах потемнело, да появился звон в ушах. Я прислонилась к лестничным перилам, попыталась успокоиться и начать рассуждать здраво. Хорошо! По доброй воле я не способна украсть ребенка, а по принуждению? Что, если обстоятельства сложились так, что мне пришлось это сделать? Допустим, мне не хотелось идти на этот шаг, но пришлось. Возможно такое развитие событий? И тут приходилось признавать, что вполне возможно! Последнее время со мной происходят странные вещи и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что их след тянется из прошлой жизни. Я умудрилась напрочь забыть её, но похоже, та жизнь была не совсем праведной и знакомства я водила весьма сомнительные. Что-то мне подсказывало, что добропорядочных педагогов, обучающих детишек грамоте, не бьют по голове. И ещё за ними не охотятся мрачные типы с оружием. А со мной это происходило! Значит, я не добропорядочный педагог и мои знакомые ― не добропорядочные люди! И они по какой-то причине очень на меня злы. Наверное, я их подвела или обманула! И вполне возможно, что это связано с похищением! От этих мыслей на меня накатила слабость и, чтоб не упасть, я из последних сил вцепилась в перила лестницы. Покосилась на Стасика, но он не обращал на меня внимания, и продолжал названивать в дверь. И тут мне пришла в голову новая мысль. Что ж это получается? Я работала в Центре, жила, хоть и не долго, в доме Стаса, а меня никто не узнает! Ну, ладно Стас! Он был за границей и с учительницей не встречался. А Мария Ефимовна? Она почему меня не узнала? А Нина Лебедева? Как меня могла не узнать коллега, с которой я несколько лет проработала бок о бок? А между тем, битых сорок минут она, глядя мне в лицо, рассказывала мою же историю жизни. И не узнала меня? Бред! Паранойя в последней стадии! Что я её не узнала, ничего удивительного нет, я вообще никого вокруг себя не узнаю, но у нее-то с головой все в порядке! А может Стас ошибся и звонит не в ту дверь? Может, ему совсем другая квартира нужна? В сердце зародилась робкая надежда, что все ещё обойдется, и к похищению ребенка я не имею никакого отношения. В конце концов, мне за глаза хватало покушения, убийства и потери памяти, так что быть участницей похищения совсем не хотелось.

― Ты адрес не перепутал? Мы туда приехали? ― спросила я Стаса.

― Адрес тот, что в Центре дали, только хозяев нет, ― буркнул он.

Конечно, можно было бы сказать ему, что хозяйка квартиры стоит рядом с ним, но я воздержалась от этого чересчур опрометчивого шага, тем более, что в голову пришла интересная идея. А что, если эта странная учительница нарочно дала на работе неправильный адрес? Взяла и назвала его от фонаря, а это случайно оказался мой адрес. Невероятное совпадение, но чего только в жизни не бывает! Я несколько приободрилась, даже слабость прошла, и в результате меня посетила совершенно блестящая мысль, до которой я почему-то до сих пор не додумалась. Надо спросить у Стаса фамилию этой Ляли, и все станет на свои места. Как только эта идея оформилась у меня в голове, я выпалила:

― Стас, а как её фамилия?

― Дурацкая у неё фамилия и имя дурацкое. Альбиной Бодайло её кличут.

Сказал, как выплюнул, а у меня пол поплыл под ногами. Значит, это все-таки я? И все мои жалкие попытки найти себе оправдание провалились?

― Ты чего так позеленела? ― услышала я голос Стаса сквозь звон в ушах. ― Тебе плохо?

― Мне очень плохо! ― честно ответила я.

― Тогда поехали домой!

― Куда домой? ― хотелось крикнуть мне. ― Вот он мой дом! Я стою перед дверью своей квартиры!

Но ничего, конечно, я не крикнула. А Стас, не подозревая о моих мучениях, сказал:

― Спускайся вниз! Отвезу тебя к Мане, потом по делам съезжу.

― Оставь меня. Сама домой доберусь, ― прошептала я, подразумевая, что добираться тут нечего, два шага нужно сделать и я дома.

― Кончай выпендриваться! Времени нет, тебя уговаривать. А оставить одну в таком состоянии тоже не могу! Того гляди, сознание потеряешь и на пол рухнешь, ― цыкнул Стасик, без всякой нежности подхватил меня под руку и поволок вниз по лестнице. Руку я у него вырвала, потому что по узкой лестнице ходить можно было только гуськом, но спускаться продолжала. И, пока я шагала, во мне зрела уверенность, что я не хочу мириться с ролью похитительницы. Так что, выходя из подъезда, я уже точно знала, что в ближайшее время со Стасиком не расстанусь, буду везде следовать за ним по пятам, но до истины докопаюсь. И если меня подставили, то моим обидчикам мало не покажется! Это решение настолько меня воодушевило, что исчезла слабость, а голова заработала, как часы. Поэтому, когда Стас приказал садиться в машину, я небрежно сказала:

― Подожди пять минут. В магазин заскочу. Кое-какие мелочи купить надо.

Он флегматично спросил:

― Деньги нужны?

― Не нужны, ― искренне ответила я, потому что в том, что мне предстояло сделать от денег проку было мало.

Не оглядываясь, я бегом кинулась к соседнему дому, где на первом этаже располагался небольшой магазин промышленных товаров. Влетела внутрь, быстро пересекла торговый зал, откинула крышку прилавка и, не обращая внимание на возмущенные крики продавщицы, пробежала по коридору через подсобку, толкнула заднюю дверь и в следующую минуту уже стояла во дворе. Он, как это ни странно для такого убогого района, был довольно уютным. Весь засажен деревьями и кустами, в центре виднелась детская площадка и несколько аккуратных лавочек. Если бы не железная дорога слева от дома и не этот ужасающий мост, то здесь вполне можно было бы жить. Не теряя времени, со всех ног кинулась к черному ходу и понеслась вверх по лестнице. Карабкаясь на свой последний этаж, ломала голову над тем, что там поделывает мой покойник. В смысле, пахнет уже или нет. Над проблемой его вывоза из квартиры, я старалась пока не задумываться, но была уверена, что найду выход из положения.

Оказавшись в прихожей, настороженно принюхалась. Пахло пылью, застоявшимся воздухом давно непроветриваемого помещения, других запахов не было. Тихо ступая, будто боясь спугнуть кого-то, я прошла к кухне и заглянула в дверной проем. На полу никого не было! Абсолютно ничего! Ни трупа, ни окровавленного ножа, ни пятен кров! Не веря своим глазам, я ещё некоторое время пялилась на чистый линолеум, потом развернулась и кинулась в комнату. Попутно заглянула в ванную и туалет ― там тоже было пусто. И в комнате покойник отсутствовал! В растерянности я выскочила на площадку, что было верхом глупости, ведь совсем недавно мы со Стасом стояли там. Трупа нигде не было! Я задумалась. А был ли он вообще? Может мне все привиделось? Игра, так сказать, больного воображения! А как же авария? Я ведь оказалась под колесами машины и это не игра воображения. Но меня уже понесло! Мне хотелось верить, что никакого трупа в природе не существовало, и он никогда не лежал на полу моей кухни. Моя фантазия заработала на полную катушку, подкидывая мне варианты объяснений, а я с радостью за них цеплялась. У меня был приступ. Сильный! Мне снился кошмар с трупом, я испугалась, проснулась, не помня себя, выбежала из дома, понеслась по улице и в результате попала под машину. Занятая уговорами самой себя, я, между тем, медленно спускалась по лестнице, и только выйдя на улицу, сообразила, что мое странное появление из подъезда может вызвать у Стаса ненужные вопросы. Бросила в его сторону взгляд и успокоилась: он на меня не смотрел, понуро сидел в машине и пристально разглядывал собственные руки. Я шустро подбежала к машине и уселась рядом.

― Купила, что хотела? ― спросил он без всякого интереса.

― Нет там ничего, ― туманно сообщила я, он равнодушно кивнул и завел мотор.

Подъехав к дому, Стас, не говоря ни слова, вышел из машины и молча скрылся за дверью. Я тоже выбралась наружу и неторопливо пошла следом. Хотелось подняться в комнату, полежать и основательно обдумать события прошедшего дня. Однако в холле меня перехватила Мария Ефимовна и, не слушая возражений, потащила на кухню обедать. Усадила за стол и принялась метаться по комнате, громко хлопая дверцами шкафов и не менее громко ругая Стаса, который есть не захотел и скрылся в своем кабинете. На самом интересном месте, когда она перечисляла многочисленные болячки, которые непременно нападут на племянника из-за неправильного питания, наш разговор прервали.

― Есть здесь кто-нибудь? Мария Ефимовна! Стас! Вы дома? Да покажитесь же в конце концов кто-нибудь! ― взывал капризный женский голос.

Мария Ефимовна замолчала на полуслове, прислушалась и опрометью бросилась из кухни. В следующую минуту из холла донеслось её недовольное ворчание:

― Чего разоряешься? Подняла крик на весь дом!

Тут же послышался голос Стаса.

― Маня, иди к себе. Без тебя разберемся, ― приказал он.

Разгневанная Мария Ефимовна вихрем влетела в кухню и принялась с грохотом двигать кастрюли на плите. Ярость клокотала в ней, требовала выхода и она начала с остервенением мешать ложкой в сковороде, одновременно невнятно бубня себе что-то под нос.

― Случилось что? ― поинтересовалась я.

― Случилось! Прошмандовка наша приехала!

Поймала мой вопросительный взгляд и пояснила:

― Жена Стасика прикатила. Ее тут только не хватало! Он и так места себе из-за дочки не находит, так она ещё приехала нервы мотать! Небось деньги кончились, вот и вернулась!

― А она знает, что девочка исчезла?

― Конечно, знает! Стасик у неё был, когда несчастье случилось! Юлька туда им и звонила! На виллу, которую он для неё снимает! Надо же, вилла! А сюда пришла голая! В одной юбчонке! И чем только она его приворожила?

Отводя душу, Мария Ефимовна со всего размаху шваркнула на плиту очередную сковороду.

― Может у них любовь! ― высказала я конструктивную идею.

― Как же, любовь! Да она кроме денег, ничего не любит! Ей на собственного ребенка наплевать! Девочка без матери растет, а она по Испаниям да Португалиям раскатывает. Здоровье у неё слабое! Тьфу!

На какое-то время в кухне наступила тишина, слышалось только мерное позвякивание ложки о дно кастрюли. Я открыла было рот, чтоб расспросить тетю Маня поподробнее, чем это ей так не угодила жена племянника, как на пороге кухни возникла женщина. Все в ней, от кончиков тщательно наманикюренных пальчиков до последнего волоска в прическе, было идеально прекрасно. При одном взгляде на эту точеную фигурку, золотистые волосы и прелестное лицо с огромными голубыми глазами любая представительница женского пола моментально ощущала собственное несовершенство и тут же зарабатывала комплекс неполноценности. Хозяйка всего этого физического великолепия прекрасно осознавала свою привлекательность и охотно позволяла любоваться ею. Вот и сейчас она застыла в проеме двери в картинной позе, давая возможность окружающим по достоинству оценить себя, а потом высоким, ломким голосом принялась выговаривать:

― Мария Ефимовна, что ж это делается? В доме как не было порядка, так и нет! В аэропорт машину не прислали! Чемоданы стоят внизу и наверх их поднять некому! Константин грубит! В моей спальне беспорядок! Комната не прибрана, постель измята. Там что, кто-то ночевал? Я же запретила селить посторонних в мой личной спальне!

С каждой новой фразой её голос взмывал все выше, и я с интересом ждала, когда же он сорвется и красавица пустит петуха. Все испортила Мария Ефимовна, которая прервала монолог самым прозаическим образом.

― Замолчала бы ты, дорогая! Уши ломит от твоего визга!

От неожиданности красотка споткнулась на середине фразы и смолкла, а Мария Ефимовна, довольная своей маленькой победой, постаралась закрепить успех и злорадно продолжала:

― Машину не прислали, потому, что не было свободной! Заранее предупреждать надо, что едешь! А то, прилетела молчком, а потом звонит: вот она, я! Приехала! Машину шлите. А нет её, машины! И комната по той же причине не готова! Не ждали мы тебя! Редко дома бываешь! А что Костик грубит, так сама знаешь причину!

Красотка слушала эту отповедь молча, только по тому, как плотно сомкнулись губы, превратясь из прелестного бутона в узкую полоску, да медленно отливал румянец от щек, можно было догадаться, что она в бешенстве. Я ждала, что женщина вот-вот взорвется и наговорит любимой тете гадостей, но она, как ни странно, сдержалась. Молча проглотила оскорбления, крутанулась на каблуках, собираясь уйти, и тут её взгляд упал на меня.

― Новая прислуга? Приготовь мне чаю, с лимоном, но без сахара, ― резко приказала она, и по голосу чувствовалось, что она нашла, на ком сорвать раздражение.

Я сидела, не шевелясь, и не собираясь вдаваться в объяснения. Сама разберется, что ошиблась! Брови идеальной формы резко взметнулись вверх, голубые глаза распахнулись шире некуда, голос сорвался на визг:

― В чем дело? Ты меня не поняла? Я к тебе обращаюсь!

В воздухе запахло скандалом! Еще немного и она потеряет над собой контроль и кинется на меня с кулаками. Ну, что ж! У красавиц свои проблемы! Они так привыкают легко скользить по поверхности жизни, что малейшие её шероховатости выбивают их из колеи. Но я-то не красавица! Мне к сложностям не привыкать! Пусть только рот откроет, я ей объясню, где раки зимуют!

― Вы это мне? ― флегматично поинтересовалась я, не поднимая глаз от тарелки.

― Мария Ефимовна! ― фальцетом выкрикнула она. ― Вы совсем за домом не смотрите! Прислугу распустили. Я устала! Летела через всю Европу, приезжаю домой и не могу получить чашки чая. Наглая девка зад от стула оторвать не может!

Я человек не очень мирный, а это было чересчур и для более выдержанного характера. Я поднялась со стула, собираясь отвесить этой кукле полновесную затрещину, которая поставила бы её куриные мозги на место, но тут неожиданно появился Стас, очень неделикатно схватил жену за руку и, не слушая яростных возражений, поволок из кухни. Она пыталась сопротивляться и даже пустила в ход кулаки, но он с легкостью преодолел слабое женское сопротивление.

Дождавшись, пока любящая семейная пара выкатится из кухни, я нерешительно промямлила:

― Может зря я вернулась сюда? Мешать вам только буду?

В действительности, меня ни мало не беспокоило, какие неудобства я доставлю этой семейке, просто хотела ещё раз получить приглашение пожить в доме и таким образом упрочить свое положение в нем. Все вышло, как я и планировала! В ответ на мое бормотание, добрейшая тетя Маня разразилась потоком слов, убеждая меня не волноваться и спокойно жить до полнейшего выздоровления.

― Поднимайся к себе и отдыхай. Никто тебя не потревожит, ― заключила она.

Я согласно кивнула, тихоньким голоском поблагодарила за обед и пошла наверх. Там, вытянулась на кровати, закинула руки за голову и принялась размышлять. Так был труп в действительности или это все фантазии больной головы? Похитила я дочку Стаса или это тонкая игра моих недоброжелателей, где мне отведена роль без вины виноватой? Имеющихся в наличии сведений было недостаточно для построения правдоподобной версии, но и они требовали тщательного анализа, следовало так же рассчитать свои дальнейшие шаги, поэтому следующие несколько часов я добросовестно пялилась в потолок и думала. Заснула поздно, спала беспокойно, и снился мне плохой, тяжелый сон.

Я сидела в темноте, перебирая в голове все известные мне факты, расставляя их то так, то этак, и пытаясь докопаться до истины. Получалось плохо, и постепенно я стала впадать в уныние, как вдруг услыхала тихий скрип двери в коридоре. Я сжалась в своем углу и настороженно прислушалась. Шло время, скрип больше не повторялся, и я принялась горячо доказывать себе, что это фокусы больной головы и глюки воспаленного сознания. В тот момент, когда я почти убедила себя, из коридора донеслось еле различимое шарканье подошв и поскрипывание линолеума. Кто-то крался в темноте, стараясь сделать это как можно бесшумнее. Скорей всего, ему бы это удалось, если б не моя чрезвычайно маленькая квартира. Неизвестный в темноте ненароком задел угол стены, ушибся и тихо выругался, моментально развеяв все мои хрупкие сомнения в том, что в квартиру проник злоумышленник. В голове тут же мелькнула мысль, что человек попал в квартиру впервые, иначе ему было бы известно, какие узкие в ней коридоры. Однако, мысль хоть и была интересной, но в тот момент почему-то не согрела.

Стараясь производить как можно меньше шума, я встала, и зажав в руке кухонный нож, на цыпочках проскользнула в простенок между шкафом и раковиной. В следующую минуту послышался звук осторожных шагов и в центре кухни материализовался темный силуэт. Человек застыл, вглядываясь в очертания мебели и тут, как назло, в носу у меня засвербило, я не удержалась и громко чихнула. Он моментально развернулся, рука его взметнулась вверх, и в ней блеснул металл. Для моей расшатанной психики этого оказалось достаточно, и я не очень понимая, что делаю, шагнула вперед и несколько раз ударила его ножом в грудь. Мужчина ничего подобного не ожидал, и потому мой выпад отразить не успел. Тихо охнув, он с оглушительным грохотом рухнул на пол. Я отшвырнула нож в сторону и, слепо натыкаясь на стены, бросилась к выходу. Ткнулась во входную дверь, нащупала защелку и в следующий момент вылетела из квартиры. Спотыкаясь на ступенях и хватаясь руками за перила, я кубарем скатилась вниз и, не разбирая дороги, понеслась вперед.

Сначала я бежала по тропинке мимо гаражей, потом на пути встретилось железнодорожное полотно, я резво перескочила через него и оказалась на пустыре, обильно поросшем бурьяном и вдоль и попрек изрытом ямами и траншеями. Чудом не угодив ни в одну из них и благополучно преодолев полосу препятствий, я вскарабкалась на крутой откос и оказалась на обочине дороги. На противоположной её стороне темнели силуэты невысоких строений, понять назначение которых, ввиду полного отсутствия фонарей, было невозможно. Выглядели строения неприветливо, но пустырь за спиной доверия тоже не внушал, поэтому, решив, что все же предпочтительнее держаться поближе к человеческому жилью, я шагнула на проезжую часть. Я успела сделать пару шагов, как совершенно неожиданно слева послышался рев мотора, и из темноты вынырнула машина. Я торопливо шагнула вперед, но тут последовал удар в бок, и все погрузилось во тьму.

Я всхлипнула и проснулась. Лицо и подушка были мокрыми от слез, значит я снова плакала во сне. В комнате стояла темень, хоть глаз коли. Сквозь плотные шторы, которые я с вечера тщательно задернула, разобрать, что делается на улице, было невозможно, но у меня создалось впечатление, что за окном стоит глубокая ночь. Прикинув, что уснула я после двенадцати, спала не долго, пришла к выводу, что теперь где-то часа три ― четыре ночи. О том, что время было позднее, свидетельствовала и стоящая в доме тишина. Не было слышно ни музыки, ни позвякивания посуды на первом этаже, ни людских голосов. Похоже, вся семья уже угомонилась и видела седьмой сон. Я тоже сладко зевнула, натянула простыню до подбородка и собралась закрыть глаза, как неожиданно услышала за дверью шаги. Человек старался идти тихо, ступал осторожно, но его выдавало в поскрипывание паркета, которое не скрадывала даже толстая ковровая дорожка. Не будь мои нервы так взвинчены и не жди я ежеминутно опасности, вряд ли обратила бы внимание на эти еле слышные звуки, но в моем состоянии всякая мелочь привлекала внимание и становилась сигналом тревоги. Неизвестный поравнялся с моей дверью, я сжалась в комок и моментально покрылась гусиной кожей, решив, что пришли за мной. Но шаги прошествовали дальше, и тут я сообразила, что нахожусь в доме Стаса, куда моим недругам не добраться и где мне ничего не грозит. Я судорожно выдохнула сквозь крепко сцепленные зубы, напряжение схлынуло, а на смену ему пришло недоумение. Кто это разгуливает по дому посреди ночи да ещё так осторожно? Подгоняемая своим неумеренным любопытством, тихо сползла с кровати, на цыпочках подбежала к двери и припала глазом к замочной скважине. К сожалению, обзор был ограничен, и удалось увидеть только противоположную стену в обоях. Разочарованная, я прислонила ухо к отверстию и услышала, как где-то слева тихо постукивают в дверь. Сначала кроме этих еле различимых звуков ничего слышно не было, потом раздался негромкий шепот:

― Костя, открой. Слышишь, открой.

Голос был женский, но кому он принадлежит, определить было трудно. Ответом была тишина, но неизвестная не сдавалась и продолжала упорно настукивать в дверь:

― Открой! Я же знаю, что ты не спишь. Открой, нам нужно поговорить.

Я думала, что женщина так и уйдет ни с чем, но послышался скрип отворяемой двери и сердитый Костин шепот:

― Зачем ты пришла? Я же просил тебя этого не делать!

― Чего ты боишься? Все спят.

― Это ты так думаешь! А если найдется любопытный, которому не спится?

― Ну тогда не стой в проходе и дай мне войти! ― сердито прошипела она.

Дверь захлопнулась, и на мгновение стало тихо. Потом снова послышался скрип плохо смазанных дверных петель, но теперь уже в противоположной от меня стороне, а потом и звук осторожно прикрываемой двери. Значит ещё кому-то не спалось в эту ночь и он, как и я, стал свидетелем ночных приключений Константина. Я усмехнулась, удивленно покрутила головой и вернулась в кровать. Чисто по-житейски было интересно, кого это Костя принимает в такой поздний час, но принципиального значения не имело. Костя парень молодой, мало ли какие дела у него могут быть! Успокоенная, я поглубже зарылась головой в подушку, натянула простыню и мгновенно уснула.

Утром меня разбудил громкий голос Марии Ефимовны, которая кричала с первого этажа:

― Анна! Спускайся завтракать! Все уж давно на столе и стынет!

Чувствуя себя вполне выспавшейся и отлично отдохнувшей, я резво вскочила с постели, быстро умылась и, весело напевая, вприпрыжку спустилась вниз. Влетев в кухню, обнаружила, что вся дружная семья уже в сборе и завтракает. Лучезарно улыбнувшись, бросила всем общее «Доброе утро», но на мое приветствие по-настоящему откликнулся только Константин, который не только поздоровался, но ещё и озорно подмигнул. Тетя Маня, занятая с кастрюлями у плиты, мотнула головой, Стасик что-то мрачно и неразборчиво пробурчал, его жена вообще рта не открыла, но зато одарила неприязненным взглядом. Мне на её взгляды было глубоко плевать, что я и поспешила продемонстрировать, плюхнувшись на свободный стул рядом с ней и приветливо прощебетав:

― Прелестно выглядишь! Просто майская роза в цвету!

Честно говоря, тут я немного покривила душой, выглядела она хуже некуда. Бледненькая какая-то, синева под глазами и две скорбные морщинки вокруг рта. Но я человек не злобный и говорить ей об этом не стала, чтоб попусту не расстраивать. В конце концов, надо быть великодушной! Я открыла рот, собираясь сказать молодой хозяйке ещё что-нибудь ободряющее, но тут неожиданно зазвонил телефон. Мария Ефимовна стояла рядом, потому трубку подняла она. Послушала, что говорят, побледнела и неожиданно осипшим голосом сказала племяннику:

― Тебя!

Он вскочил, выхватил трубку у неё из рук и закричал:

― Слушаю!

После этого наступила пауза. Стас молча слушал, что ему говорят, и белел лицом. Видно было, что звонок не простой и очень его взволновал. Решив, что только похитители могли привести его в такое состояние, я вся обратилась в слух. И не столько из любопытства, а потому, что это касалось меня напрямую. Однако, он положил трубку, так и не сказав ни слова.

― Ну, говори! Что молчишь? ― накинулась на племянника Мария Ефимовна.

― Звонили по поводу Полины. Требуют денег, ― тусклым голосом ответил Стас, пододвинул к себе стул и тяжело опустился на него.

― И что ты собираешься делать? ― опять полезла к нему с расспросами тетка.

― Заплачу, конечно! Сегодня же возьму деньги в банке и буду ждать следующего звонка, ― вяло повел он плечами.

― Сколько они хотят? ― резко спросила жена.

― Пятьсот тысяч долларов.

― Сколько?! ― возмутилась она и даже лицом постарела. ― Это же куча денег! Неужели отдашь их им?

Стас дернулся, будто его ударили и раздраженно рявкнул:

― Конечно, отдам! Я и больше отдам, лишь бы девочка вернулась домой целой и невредимой!

Рычание мужа не произвели на жену никакого впечатления и она продолжала гнуть свою линию:

― Это же грабеж! Не за здорово живешь отдать полмиллиона долларов!

― Кристина, ты забыла, что у них твоя дочь! ― окрысился он.

Она тоже не собиралась оставаться в долгу и открыла уже рот, чтоб дать достойный ответ, но тут вмешалась я. И не потому, что хотела сохранить мир между супругами, мне эта проблема была глубоко безразлична, просто не терпелось побыстрее узнать суть требований. Я не оставляла надежды разобраться в истории этого похищения и выяснить собственную роль в ней.

― Когда они должны звонить снова? ― спросила я и сама почувствовала, как жестко прозвучал мой голос.

Стас ещё раз дернулся, перевел взгляд с жены на меня и покорно ответил:

― В среду, в 10 утра. Скажут, куда привезти деньги.

Я удивленно вздернула брови:

― И ты собираешься отдать их по первому требованию?

Он молча кивнул.

― Такие дела так не делаются, ― покачала я головой.

― Что ты лезешь? Тебе какое дело? ― выкрикнула Кристина, ревниво сверкая глазами.

― Замолчи! ― цыкнул на неё муж, потом повернулся ко мне и спросил: ― Что ты имеешь в виду?

Я пожала плечами:

― А вдруг это мошенники? Узнали о похищении и решили нагреть руки. Нужно сначала убедиться, что ребенок у них и с ним все в порядке, а потом говорить о выкупе. И не соглашайся сразу на их условия, иначе они поймут, что продешевили, и цена резко возрастет. Тяни время! Говори, что столько дать не можешь! Торгуйся и требуй гарантий! Ты же бизнесмен! Знаешь, как дела вести!

― Это не бизнес! Там моя дочь и она в опасности. Не могу я торговаться!

Мне его мягкотелость стала надоедать и, что б немного взбодрить парня, я суровей, чем того требовала ситуация, прикрикнула:

― Сможешь! И не распускайся! Сейчас не время!

Тут Кристина не выдержала и снова влезла в разговор:

― Стас, почему она разговаривает с тобой таким тоном? Кто она вообще такая? И что она делает в нашем доме?

Понимая, что женщина нервничает, я внимания на неё не обратила и продолжала расспрашивать её мужа:

― В милицию заявлял?

― Нет, и не собираюсь.

В себе я приязни к милиции не ощущала и чувствовала, что по доброй воле на контакт с ней никогда не пойду, но я ― это я. А почему добропорядочный бизнесмен не желает обращаться в милицию? Мне стало интересно, и я спросила:

― Отчего так?

Наш город маленький, опыта работы с похитителями у местной милиции нет. Боюсь, как бы хуже не было! Лучше я заплачу, сколько скажут, и баста.

Я пожала плечами, показывая, что право решать принадлежит ему, встала и пошла к раковине. Что не говори, а меня этот звонок тоже здорово взволновал, даже в горле пересохло. Взяв с полки стакан, я набрала холодной воды и, чтобы успокоиться, принялась пить маленькими глотками.

Тут хлопнула входная дверь, послышались быстрые шаги, и в кухню влетела молодая девушка.

― Привет, Стася! Вчера поздно приехала, решила, что ты уже спишь, не стала подниматься к тебе и беспокоить. Ну, есть новости? ― прямо с порога выпалила она, увидела Кристину и воскликнула: Надо же, и ты тут! Откуда взялась?

― Юля, прекрати! ― страдальчески простонал брат. ― И без ваших склок тошно!

― Все, все! Молчу!

Она шутливо подняла руки вверх, показывая, что сдается, потом подошла к Стасу, обняла его за плечи и ласково сказала:

― Извини! Больше не буду! Расскажи, лучше, что за новости! Хорошие?

Только что звонили похитители.

Она отступила на шаг и тревожно спросила:

― Что говорили?

― Просят выкуп в пятьсот тысяч.

Юля бросилась к брату, схватила его за плечи и просительно заглянула в глаза:

― Ты конечно дашь! Ведь дашь?

Уж не знаю почему, но он молчал, тогда она принялась трясти его за плечи и требовать:

― Ты обязательно отдашь им эти деньги! Слышишь! Обязательно! Сколько попросят, столько и дашь!

Все это время Кристина сидела молча и только сверлила глазами юную нахалку, но тут не выдержала и вмешалась:

― Что ты раскомандовалась! В конце концов, это не твои деньги и не тебе решать, как нам ими распоряжаться!

Услышав эти слова, Юля отпустила брата и развернулась в сторону невестки:

― Нам? Я не ослышалась? Ты так и сказала?

Она закатила глаза и трагически воскликнула:

― Ну, а ты тут при чем? Какое ты имеешь отношение к этим деньгам?

Оскорбленная до глубины души Кристина крикнула:

― Я жена и мать ребенка.

― А если ты мать, то не жмись над каждой копейкой, заплати выкуп и твой ребенок к тебе вернется! ― отрезала Юля, и моментально потеряв интерес к Кристине, снова повернулась к брату:

― Стася, послушай меня! Надо заплатить! У них же Полинка! Ты понимаешь? Полинка! А у тебя есть деньги, я знаю! И если ты не будешь жадничать, мы её скоро увидим! А ты себе потом ещё заработаешь! Завтра же все отдай!

Я поняла, что эти бабы в два счета замордуют бедного мужика, от их трескотни у меня уже голова шла кругом, а ему завтра вести переговоры с похитителями. В общем, я решила вмешаться и подала голос из своего угла:

― Вы зря трясете вашего брата, он ведь не отказывается платить, но сделать это надо с умом.

Услышав эти слова, Юля быстро развернулась в мою сторону, увидела меня и замерла на месте. Глаза её расширились, челюсть отвисла, а на лице проступило выражение крайнего изумления, почти граничащего с идиотизмом. Черты её так изменились и стали настолько странными, что я почувствовала опасение за рассудок девушки.

― Ну, надо же, какое впечатление я произвожу на незнакомых людей, ― огорченно подумала я.

Вообще-то, Юлю можно было понять. Она ведь не подозревала о присутствии постороннего человека в кухне. Я стояла в дальнем углу за её спиной и до поры ничем себя не выдавала. Юля, думая, что находится среди своих, говорила совершенно свободно, не опасаясь чужих ушей и не выбирая выражения. И тут вдруг оказывается, что все это время её слушала совершенно незнакомая баба, да ещё такого экзотического вида. Что не говори, а мой высокий рост в сочетании с необычайной худобой, огромными глазами на измождённом болезнью лице и платком на голове должен был производить неизгладимое впечатление на неподготовленного к подобному зрелищу человека. Для того, чтоб ошарашить, хватило бы и моего внезапного появления, а уж вкупе с внешностью оно приобрело убойную силу.

Желая сгладить неприятное впечатление и успокоить девушку, я сказала:

― Не волнуйтесь так! Все будет хорошо!

― Откуда вы?! ― прошептала она побелевшими губами.

Я изумленно подняла брови, она поняла, что проявила бестактность и быстро поправилась:

― Я вас не знаю. Кто вы?

― Совершенно случайный человек. Мое появление - результат стечения странных обстоятельств, ― туманно пояснила я.

Возможно, объяснение и не удовлетворило её любопытство, но она была хорошо воспитана и от дальнейших расспросов воздержалась. Я же повернулась к Стасу и сказала:

― Шел бы ты к себе и хорошенько отдохнул. Завтра понадобятся силы.

Он согласно кивнул, поднялся и тяжело ступая, вышел. Кристина тут же подхватилась и, громко цокая каблуками, вылетела следом. Остальные остались на местах. Мария Ефимовна, как стояла молча все это время, так и продолжала стоять. Юля со вздохом опустилась на стул рядом с Костей и тоже замерла. В комнате повисла тишина, но ненадолго. Неожиданно открылась дверь и вошла девушка, которую я вчера встретила на лестнице. Она, похоже, не ожидала застать в кухне такую большую компанию, потому в нерешительности замерла на пороге.

― Уже все позавтракали, Галя. Можешь убирать, ― подала голос тетя Маня. ― Закончишь здесь, иди, домывай окна. Сегодня все должно быть сделано. Поняла?

Девушка молча кивнула, подошла к столу и не глядя ни на кого принялась торопливо собирать грязную посуду. Я обратила внимание на её покрасневшие глаза с припухшими веками. То ли девушка долго плакала, то ли плохо спала ночью. Я покосилась по сторонам и заметила, что Мария Ефимовна и Костя тоже внимательно рассматривают Галю. Что касается Юли, то она задумчиво уставилась в невидимую точку перед собой и происходящее вокруг, казалось, интересовало её мало. Краем глаза Галя заметила, что мы следим за ней, упрямо закусила нижнюю губу, подхватила поднос с горой грязных тарелок и пошла в дальний угол кухни. Там она открыла посудомоечную машину и стала сноровисто загружать посуду в её нутро.

Я подошла к столу, уселась напротив Юли и без стеснения принялась разглядывать.

В отличие от меня она была очень миловидной и совсем не походила на брата, с его крупными чертами лица. Ну, может только глаза у них были одинаковыми. Наверное, когда она была спокойна и довольна жизнью, эти серые глаза смотрели на окружающий мир весело и открыто. Сейчас же в них стыла тоска, а на самом дне прятался страх, который она старательно скрывала. Я смотрела на неё и думала, что мне нравится, как мужественно она держится.

― Что вы меня так разглядываете? ― насторожено спросила девушка.

― Лицо кажется смутно знакомым. Такое впечатление, что мы раньше встречались.

― Не думаю. Я бы вас обязательно запомнила. Просто у меня типичная внешность. Таких как я полно на улицах. Вот и кажется, что мы где-то виделись, ― покачала она головой.

― Наверное, ― охотно согласилась я. ― А не скажете, почему вы так не любите Кристину?

― А чего мне её любить? ― опять повела она плечом.

― Ну, она очень красивая, обаятельная женщина, ― осторожно ответила я.

Юля презрительно фыркнула:

― Это фасад у неё такой... красивый! А внутри вся гнилая. Алчная до сумасшествия. Вот хоть сейчас! Ведь Поленька её дочь, а ей денег жалко! Разве это мать? И сюда она срочно примчалась не из-за ребенка, а потому, что за свое будущее боится. Если с девочкой что-нибудь случится, Стася с ней сразу же разведется. Он её терпит только, как мать Полины. Не будет Поли, не будет и содержания для Кристи. Любящая мамаша боится остаться без средств к существованию, вот и прикатила.

Тут подал голос Константин, который все это время сидел молча. Он откинулся на спинку стула, небрежно закинул ногу на ногу и с ироничной улыбкой проговорил:

― Ну-у, Юля! Не суди так строго бедную Кристю. Конечно, она не очень умна и любит деньги, но это не повод, чтоб так её ненавидеть. Должен заметить, ты не объективна. Кристина ― красотка, а красивой женщине можно простить многое. Ты же её просто ненавидишь! Надеюсь, мои слова не покажутся тебе бестактными, но причина твоей неприязни кроется в Денисе. Ты не можешь простить, что она настучала отцу про ваши отношения. Но, Юля, это недостойно тебя! Будь выше этих мелких склок!

― И это говоришь ты? После всего, что она тебе учинила? ― вспыхнула Юля. ― Да как ты можешь?

Константин вскочил на ноги, развел руки в стороны, низко поклонился и пропел:

― Могу, Юленька, ещё как могу! Да и что такого особенного произошло? Ни-че-го! Это жизнь и надо принимать её такой, какая она есть. Будь проще и тебе станет легче!

Я с интересом наблюдала за его перепалкой с Юлей, и на мгновение мне он опять показался старше тех двадцати лет, что я дала ему при первом знакомстве.

― Ты циник! Беспринципный человек! ― возмущенно выдохнула девушка.

― Точно! И очень этим доволен! ― ухмыльнулся он, повернулся на каблуках и вышел.

Я испугалась, что и Юля уйдет следом, мне же хотелось, пользуясь её разговорчивостью, кое-что выяснить, и я торопливо спросила:

― Полина её родная дочь?

― Почему вы спрашиваете?

― Ну, мне показалось, что…

― Что она не любит девочку? Не любит, но она её родная дочь. А Стасик любит её больше жизни. Да мы все в ней души не чаем, кроме Кристи, конечно. Та только себя любить способна.

― А Константин её старший сын?

Юля изумленно вздернула брови:

― Да вы что? Он сын Стаса от первого брака.

― То-то она мне показалась слишком молодой, чтоб быть его матерью.

― Ничего она не молодая! Скорее уж молодящаяся. Просто ухаживает за собой, не жалея ни денег, ни сил, ― ревниво вспыхнула Юля.

Вспыхнула и тут же погасла. Грустно вздохнула и сказала:

― Не могу видеть эту алчную выдру. Пойду к себе наверх. Маня, ты вычистила мой серый костюм? Хочу забрать его сегодня домой. Да, если Стаса не увижу, передай, завтра утром заеду.

Поцеловав в щеку старую тетку, Юля ушла, а через минуту за ней вышла и Галя. Мы с Марией Ефимовной остались одни, я прикинула, что ничего интересного уже не произойдет и только хотела подняться, как тетя Маня сказала:

― Горе с этой Галей! Мало мне волнений со своей семьей, так ещё и за неё душа болит.

Сообразив, что сейчас последуют откровения, я поплотнее уселась на стуле и вытянула шею. Тетя Маня, поглощенная собственными переживаниями, моей возни не заметила и, глядя в дальний угол кухни, рассуждала:

― А как же? Я ж её сюда пригласила! А как не пригласить? Она моя крестница. Мать её, моя сродственница, писала в каждом письме, что девка в деревне пропадает. Ни работы, ни мужа путевого. Ничего! Вот и пожалела на свою голову, а теперь ночей не сплю. Переживаю. А как не переживать? Вижу же, что девка сама не своя последнее время. Ходит, как в воду опущенная, нервная, дерганая. Я уже её и так и этак пытала! Говорю, если с тобой что случилось, расскажи. Обещаю, ругать не буду. Понимаю ведь, дело твое молодое, после вашей глухомани тут соблазнов много. Парни здесь не чета деревенским. Сам, Аня, посуди! Тут в округе и охранников и шоферов полно. Все крепкие, красивые, обходительные. Может её обольстил какой, да и бросил! Откуда я знаю? Я ж не могу за подол её держать, когда она гулять идет!

Я подумала, что подобная беда может приключится с девушкой не только на улице, но и дома, особенно, если живешь под одной крышей с молодым, холостым парнем. Однако, не желая расстраивать Марию Ефимовну ещё больше, говорить ничего не стала. Старушка же пожаловалась, душу отвела и успокоилась:

― Ладно, Анюта, что я тебе голову морочу? У нас проблем ― за день не перескажешь! Иди, лучше, отдохни! Больше толку будет, чем мою воркотню слушать! Да и мне обедом заняться надо, а то и так припозднилась!

Я согласно кивнула и пошла к себе, но не отдыхать, а взять деньги. Валяться на постели желания не было, а вот потребность съездить в город и привести себя в порядок я ощущала. Мне надоело пугать окружающих своим странным нарядом и платком на голове. Так как новые известия от похитителей должны поступить только в среду, ближайшие дни никаких неожиданностей не сулили, решила посетить парикмахерскую.

Я поднялась на второй этаж и едва завернула за угол, как увидела Галю. Она стояла на пороге, держалась за ручку полуоткрытой двери и сердито говорила кому-то в глубине комнаты:

― Не верю я тебе! Врешь ты все. Успокоить меня хочешь.

Заинтригованная, я отступила назад и замерла. Что ответил человек, находящийся в комнате, мне слышно не было, Галя же согласно кивнула:

― Хорошо, сегодня вечером, в одиннадцать, у пристани.

Девушка собиралась сказать что-то еще, но тут заметила меня, побледнела и с силой захлопнула дверь.

Прятаться дальше было бессмысленно, поэтому я сделала шаг вперед и, чтоб как-то сгладить неловкость, спросила:

― С кем это ты разговариваешь?

При этом я лучезарно улыбнулась, намекая, что вопрос чисто формальный и правдивого ответа не требуется.

― Ни с кем! Вам показалось, ― отрывисто, почти грубо пробормотала она.

Но от двери, между прочим, не отошла и в ручку вцепилась так, что костяшки пальцев побелели. Мне тут же вспомнился разговор с Марией Ефимовной и собственные мысли по поводу проживания Кости и Гали под одной крышей. Как видно, моя случайная догадка оказалась правдивой! Я не удержалась и насмешливо фыркнула:

― Скрытничаешь? Ну-ну, давай! Только помни, нет такой тайны, которая, в конце концов, не вышла бы наружу.

Сказала и, очень довольная собой, проследовала дальше. На пороге своей комнаты оглянулась и увидела Галю на прежнем месте, усердно трущую тряпкой филенку двери. Когда же я буквально через две минуты, взяв деньги, опять вышла в коридор, там уже никого не было. Проходя мимо таинственной двери, легонько подергала её, но она оказалась запертой. Значит, пока я отсутствовала, Галя успела шмыгнуть в комнату, и теперь они с Костей затаились там, пережидая, пока я уйду. Глупцы, чего прячутся? Кому какое дело до отношений двух молодых и совершенно свободных людей? Взрослые, а ведут себя как дети! Я снисходительно улыбнулась чужой глупости и переполненная сознанием собственного превосходства направилась к лестнице.

Я вышла из дома, остановилась на ступенях крыльца и улыбнулась. Настроение было великолепное, жизнь, несмотря на все тяготы, казалась прекрасной, хотелось широко раскинуть руки и обнять весь мир. Правда, мир об этом не знал, жил своей собственной жизнью и внимания на меня не обращал. Редкие прохожие неторопливо шли мимо и на меня не глядели, дети с гиканьем носились друг за другом, наслаждаясь каникулами, парень на переднем сидение машины, что приткнулась у кромки тротуара, самозабвенно читал газету. В общем, мир был занят собой, и до меня ему дела не было.

― А, плевать! ― ухмыльнулась я и бодро зашагала к остановке.

Автобуса ждать не стала, рассудив, что получасовая тряска в душном катафалке способна испортить самое прекрасное настроение. Я своим настроением дорожила и хотела сохранить его подольше, поэтому подняла руку и остановила проезжающую мимо «Волгу».

― Тебе куда? ― хмуро спросил толстый мужик с лысой, как колено, головой, и с сомнением обозрел мою странноватую внешность.

― В центр, ― беззаботно объявила я, плюхаясь на сидение рядом с ним.

― А деньги у тебя есть? ― поинтересовался водила, и не помышляя трогаться с места.

Такое недоверие разозлило меня, я вытащила из кармана купюру и помахала в воздухе:

― Доллары подойдут, чтоб на твоей колымаге прокатиться?

Он кивнул и недовольно пробурчал:

― Куда в центр-то? Центр большой! Тебе лично куда надо?

― Вези в парикмахерскую! Самую лучшую! Есть такая в городе? ― бесшабашно улыбнулась я.

Не говоря ни слова, водитель тронулся с места, потом не выдержал, покосился на меня и ехидно спросил:

― Решила причепуриться? Думаешь, стоит? Поверь на слово: пустое дело. Тебе уже ничего не поможет, только деньги на ветер выбросишь.

Я посмотрела на него, сердечно улыбнулась и задушевно промолвила:

― По себе судишь, боров лысый. Думаешь, если на тебя девки не смотрят, потому что ты из-за пуза шнурки завязать не можешь, так и у меня жизнь кончена? Ошибаешься, шар бильярдный! Я девушка молодая и у меня все впереди.

Водитель обиделся, и остаток пути мы проехали в полном молчании. Когда машина остановилась перед парикмахерской, я вышла, бросила на сидение скомканную десятку и бодро зашагала к входу.

― Эй! Ты ж доллары показывала, ― заорал водитель.

― Мало ли что, где и кому показывают, да не все это получают. В твоем возрасте пора уж перестать быть таким доверчивым, ― ехидно улыбнулась я.

― Сука! ― выпалил водитель.

― Точно! ― кивнула я и скрылась за дверью. Вошла, огляделась и подумала:

― Если это лучшая парикмахерская в городе, то город жалко до слез, а если этот боров гладкий меня сюда нарочно привез, то он ещё большая сволочь, чем показался с первого раза.

Давно не ремонтированное помещение выглядело действительно убого и уж никак не производило впечатление процветающего. Наоборот, судя по тому, что в холле не было ни единого человека, даже гардеробщица отсутствовала, посетители здесь были редкостью. Я секунду поколебалась, а потом двинулась вперед, рассудив, что другое заведение искать смысла нет. Ведь не было никакой уверенности, что найду лучше, а самое главное, то, что имелось у меня в тот момент на голове, испортить не мог уже никто. Поэтому, я не стала колебаться, решительно вошла в зал и громко крикнула:

― Есть кто живой?

Какое-то время стояла тишина, потом из двери подсобки появилась полная пожилая женщина в голубом халате. В руках она сжимала кружку, челюсти её мерно двигались, а лицо выражала крайнюю степень недовольства. Прожевав то, что было во рту, она сердито спросила:

― Чего орешь? Не видишь, у людей перерыв!

― А дверь почему открыта? ― поинтересовалась я.

― Тебя спросить забыли! ― приветливо откликнулась мастерица. ― Откуда ты такая любопытная? Чего тебе надо?

― Постричься хочу, ― ответила я, сдергивая с головы надоевший платок.

Увидав мою голову, парикмахерша на мгновение окаменела, потом взяла себя в руки и кивнула на кресло в дальнем конце зала:

― Садись, мастер сейчас выйдет.

Толстуха не соврала, не прошло и десяти минут, как из подсобки выпорхнула молоденькая девчушка и подошла ко мне. Видно, коллега по цеху уже предупредила, что именно её ждет, потому что ни один мускул на лице не дрогнул, вот только в глаза мне она старалась не глядеть.