Все взять и смыться

А женщиной этой, милая, ты была! И такая ты была слабая, что одной тебе никогда б не справиться, да видно Господь берег тебя, раз меня на помощь послал. Тебе, считай, повезло, ведь кроме меня по этим чащобам никто не лазит, так что ты вполне могла там проваляться без сознания несколько дней, да и помереть. Если бы, конечно, уцелела при взрыве.

Отползли мы в сторону совместными усилиями, а тут и бак рванул. Машина полыхает, я возле тебя стою и что делать, не знаю. У тебя сил хватило только, чтобы из машины выброситься, да с моей помощью в сторону отползти. После ты сознание потеряла, я рядом топчусь и на тебя гляжу. Ясно, что своим ходом ты до деревни не доберешься, мне в одиночку тебя не дотащить, значит, нужна подмога. Постояла, поглядела, поняла, что в себя ты приходить не собираешься, да и потрусила в деревню.

Говоря по справедливости, это давно уж и не деревня, а только воспоминание о ней. Она и раньше-то была не больно большой и процветающей из-за удаленности от районного центра, а теперь в ней и вовсе осталось только три жилых дома. Один мне принадлежит, два других занимают такие же, как я, старухи. Остальные дома стоят заколоченными и не рухнули до сих пор только потому, что сложены из вековых деревьев и клали их в свое время на совесть. Мы все одинокие, сродственников у нас не осталось, районному начальству до нас дела нет и надеяться мы можем только на себя. Кормимся с огородов, которые распахиваем с помощью старого полуслепого мерина Васьки, а потом совместно обрабатываем. Кроме Васьки держим десять ангорских коз. Они нам дают не только молоко, но и пух, из которого долгими зимними вечерами вяжем носки да кофты. Эти самые кофты, милая, чудесным образом спасают наши старые спины от ломоты и ревматизма. А если какая из нас все же захворает, тут уж за дело принимаюсь я. Что и говорить, живем мы бедно, праздник наступает, когда в деревню приезжают больные. В такие дни мы собираемся в моей избе, лакомимся городской ветчинкой, сырком, пьем чай с конфетами да закусываем пряниками. Ну, да к тебе это прямого касательства не имеет и потому слушать не интересно. Это я по стариковской привычке так длинно рассказываю, что б тебе понятнее было.

В помощь позвала Гликерию. Она всего на шесть годков старше меня самой и потому считается у нас молодой. Вместе мы запрягли мерина в телегу и погнали в лес. Ты лежала на том же месте, где я тебя и оставила. Когда мы тебя поднять пытались, открыла глаза и даже с нашей помощью смогла взгромоздиться на телегу. Домой добирались долго, мы старалась ехать осторожно, чтобы не растрясти тебя. В избу ты тоже сама зашла, хотя взгляд у тебя был такой, что трудно сказать, понимала ли ты, что происходит. Мы тебя раздели, уложили на кровать, и тут ты снова потеряла сознание. Да, оно и не удивительно. На голове-то у тебя рана! Врать попусту не буду и не скажу, что глубокая... Нет, от этого Господь миловал. Только кожа рассечена, да, похоже, сотрясение мозга имеется. Сдается мне, тебя сначала ударили, потом затолкали в машину и повезли в лес умирать.

Уж почитай вторые сутки пошли, как мы тебя сюда доставили, а ты никак в себя толком не придешь, милая. То откроешь глазоньки, то опять в беспамятство впадешь. Я за тобой ухаживаю, а толку ― чуть! Я уж и отварами поила, и компрессы на голову клала, и молитвы за исцеление читала, а ничего не помогает. Но, наконец, услышал, таки, Всевышний, мои молитвы, оклемалась ты.

Я смотрела в потолок, слушала Глашу и молчала.

Она пронзительно глянула на меня глубоко запавшими глазами и спросила:

― Понимаешь ли, что я говорю?

― Понимаю, ― прошептала я.

― А помнишь ли, что с тобой приключилось?

― Ничего не помню, ― прошелестела я в ответ и заплакала.

В последующие дни Глаша много раз возвращалась к происшествию в лесу, надеялась, что её рассказы произведут на меня впечатление и заставят вспомнить хоть что-нибудь. Но этим надеждам не суждено было сбыться, память не хотела возвращаться, и мое прошлое оставалось для нас за семью печатями. Как только Глаша поняла это, она оставила свои попытки и принялась лечить меня. Я оказалась женщиной физически крепкой, на поправку пошла быстро и через неделю пришла в норму, если, конечно, не принимать во внимание полное отсутствие памяти. Только став на ноги, я сразу засобиралась в город. Как ни отговаривала меня Глаша, как не стращала всякими опасностями, я твердо стояла на своем. А потом горько пожалела об этом. В первый же вечер ко мне явился человек и попытался меня убить...

За все время, что я сбивчиво излагала эти события, толстяк ни разу меня не перебил, а вот улыбчивый парень возбужденно ерзал на стуле и время от времени тихо восклицал:

― Во дает! Ни хрена себе! Ну, бляха-муха!

Кстати, звали его Степаном, а откликался он на кличку «Щегол». Толстяк именовался Павлом Ивановичем. Но все это я узнала позднее, в тот момент оба они были для меня безымянны. Но странное дело, впервые за последнее время я почувствовала, что нахожусь среди близких мне люди, ощутила прилив необыкновенной радости от этого и поверила им безоговорочно. Больше я была не одна, я нашла своих друзей и они помогут мне! Даже малосимпатичная внешность Павла Ивановича перестала мне казаться таковой, теперь я видела только умный взгляд, слышала только доброжелательный голос.

Наконец, я закончила и спросила:

― Теперь понимаете, почему на ваше требование рассказать все, я не могла ничего ответить?

Павел Иванович кивнул и задумчиво сказал:

― Теперь кое-что становится ясно.

― Ну, так расскажите мне все. Объясните, что же происходит. Я устала от неизвестности. Все так непонятно. Вот, например, паспорт. Вы зовете меня Анной. Я и сама так назвалась однажды. А паспорт у меня на имя Альбины.

― Да. Паспорт… ― задумчиво протянул толстяк. ― Тут нужно начинать сначала.

― Ну, так начните! ― взорвалась я.

Он моей вспышки не заметил или сделал вид, что не заметил. Во всяком случае, вида не показал и остался совершенно спокоен:

― Как я тебе уже сказал, я эксперт по предметам искусства. А ты и Степан ― мои помощники. Конечно, роли у вас разные, но мы трое ― одна команда, работаем вместе давно, дружно и очень успешно. Наш бизнес приносит нам хорошие деньги, и мы не бедствуем. Вот ты, например, смогла купить себе квартиру. Одеваешься в дорогих магазинах, имеешь машину и ни в чем себе не отказываешь. Степан живет скромнее, но это потому, что все деньги на девок тратит. Он у нас Дон Жуан.

― А вы?

― Ну, что я? Я уже старик, мне много не надо. У меня только одна страсть, ею и живу. Я коллекционер, собираю произведения искусства. Приобрету желанную картину ― и счастлив.

Я окинула взглядом комнату и не увидела на стенах ни одной картины.

Он перехватил мой взгляд и усмехнулся.

― Это не мой дом. Квартира чужая. На время сняли. Будем здесь жить, пока одно дельце не провернем.

― А на самом деле, где живете?

Он пожал плечами:

― Как это, где? В Москве. Мы все трое там живем, а сюда приехали по делам. В гостинице светиться не хотелось, вот и сняли эту халупу.

― А что за дело?

― Сейчас и до этого дойдем! Дело не простое, оно нам уже много денег стоило. Причем, заметь, я выкладывал их из собственного кармана. Потому я так и нервничал, когда с тобой говорил. Может я был груб, так ты не обижайся, не со зла.

Я понимающе кивнула и он продолжал:

― В этом городе проживает один господин, который владеет очень интересной картиной. Он не коллекционер, искусством не интересуется, в картинах ничего не понимает и эту купил в Москве по случаю. А в столице имеется другой господин, который просто мечтает иметь это полотно у себя. Он готов заплатить за него значительную сумму. Картина сама по себе стоит мало, её художественная ценность сомнительна, но тут есть нюанс... Тот московский господин считает эту картину семейной реликвией, утерянной в революцию. За последние годы он здорово разбогател, и им завладела идея собрать у себя все вещи, которые когда-то были реквизированы у его семьи. За картиной он охотился давно и почти получил её, как вдруг, совершенно неожиданно она попала в руки нынешнего владельца. Тот увез её в этот захолустный городок, и московскому меценату пришлось начинать все сначала.

― Он обратился к нам с поручением выкупить ее?

― Он обратился к нам потому, что мы лучшие специалисты в своей области. А выкупить картину невозможно. Наш заказчик уже обращался к владельцу картины с просьбой о продаже, но тот в деньгах не нуждается, и продать её отказался. Вот тогда он и обратился к нам.

― Мы должны её украсть! ― догадалась я.

Павел Иванович страдальчески поморщился:

― Я не стал бы называть наши действия этим вульгарным словом. Тут вполне допустима иная формулировка. Мы должны изъять её у владельца и предать заказчику в обмен на кругленькую сумму.

― И в чем проблема?

― Проблема в том, что нас подвела ты. Мы приехали в этот город и начали искать подходы к дому, где хранится картина. Чтобы изъять её, сначала нужно было попасть внутрь, а это задача непростая. Днем в доме полно народу, ночью включается сигнализация. Кроме того, этот загородный поселок патрулируется частным охранным бюро. В общем, вульгарный грабеж исключался. Следовало придумать какой-нибудь оригинальный ход, и мы занялись разработкой объекта. Для начала стали прослушивать телефонные разговоры и удача улыбнулась нам. По крайней мере, в тот момент мы так думали. Хозяин уехал за границу по делам, а его сестра вдруг решила нанять на лето учительницу для его дочери. За кандидатурой она обратилась в "Центр здоровья и обучения детей", он в городе пользуется хорошей репутацией, в нем работают лучшие педагоги. К счастью, девица не поехала в Центр лично, а предпочла позвонить по телефону. Мы перехватили её разговор с директрисой и узнали, что на это место рекомендуется Альбина Бодайло. Представлялся прекрасный шанс проникнуть в дом и сделать это должна была ты. Проблема была в том, чтоб опередить нанимательницу, успеть убрать педагога из города и заменить её тобой. В тот же день Степан явился к Альбине, отрекомендовался сотрудником туристической фирмы и объявил, что она выиграла поощрительный приз. Он вручил ей путевку в дом отдыха, билеты на поезд и тысячу долларов на карманные расходы. Сумма, конечно, великовата, но зато была гарантия, что девушка не сможет устоять. И я оказался прав! Отказаться от такого подарка судьбы было выше её сил, и вечером Степан самолично посадил Альбину в вагон. На её место заселилась ты и, когда сестра нашего бизнесмена позвонила на квартиру Бодайло, ей, естественно, пришлось вести разговор с тобой.

― Подождите! А паспорт? У меня же есть паспорт с моей фотографией. Откуда он так быстро взялся?

Павел Иванович сочувственно глянул на меня:

― Нет, ты точно память потеряла. Забыла, с кем имеешь дело? Чистые корочки с фото у нас всегда на руках, а изготовить печать такому специалисту как я...

Я с пониманием кивнула. Действительно, для людей, занимающихся таким серьезным бизнесом, новый паспорт не является проблемой.

― Короче, вы с сестрой договорились о встрече, и в назначенный день ты отправилась по указанному адресу, ― продолжал вводить меня в курс дела Павел Иванович.

― И что?

― И все!

― Как это все?

― А так! После этого ты исчезла.

― А вы разве за домом не следили? Сами говорите, у вас была соответствующая аппаратура. Могли бы прослушать телефонные разговоры, может и разобрались бы, в чем дело.

― В том и беда, что не могли! Аппаратура маломощная, берет на коротком расстоянии. Готовя операцию, приходилось парковаться прямо рядом с домом. В общем, мы уже намозолили глаза местным жителям, и они сообщили в охрану. Ну, тогда мы отговорились, но появиться там ещё раз уже не могли. Пришлось отпустить тебя без страховки. Договорились, ты будешь звонить. Мы ждали, ты не позвонила. Мы не могли понять, что происходит. Сторожили тебя на выезде из поселка, наведывались к дому Альбины, но все без толку. Ты нигде не появлялась, ты просто исчезла.

― Это все произошло не вчера и тем не менее вы все ещё здесь.

― А ты как думала? Столько денег потратить, потом все бросить и уехать? Никогда!

― Ладно, проехали! Дальше что было?

― Наше терпение было вознаграждено. В один из дней Степан дежурил на Южной и вдруг увидел, как ты входишь в подъезд. Сам Степан ничего предпринять не решился, я, к сожалению, был в отъезде. Мотался в Москву проверить, не объявлялась ли ты там. Поступок был продиктован отчаянием и результатов не дал, но я не мог сидеть сложа руки. Вернулся поздно ночью, Степа тут же сообщил мне о твоем возвращении, и мы поехали к тебе. Смотрим, окна темные, набираем твой номер ― трубку никто не поднимает. Решили, что ты на время заскакивала на Южную, а потом снова исчезла. Повернуться и уйти ни с чем мы просто не могли, поэтому, поднялись на твой этаж, позвонили в дверь, никто не откликнулся, тогда мы её открыли и вошли. Думали пошарить немного, пока ты неизвестно где шляешься, а обнаружили в кухне труп. Представляешь, каково нам было? И, главное, непонятно, что произошло. Мы со Щеглом его из квартиры Альбины на всякий случай вывезли. Между прочим, ради тебя старались!

― Так это с вами я по телефону разговаривала?

― Да. После твоего очередного исчезновения, я не знал, что и думать. Совершенно не понимал, что происходит. Почему ты поехала не сюда, а на Южную? Зачем это нужно было? И выглядела ты очень странно. Степан сказал, ты была на себя не похожа. А труп? Что это за человек и кто его убил? Ты? А сама куда делась? Я не знал, где тебя искать и приказал Степе неотлучно дежурить у дома Альбины...

― А я ведь возвращалась на квартиру через день после убийства! Степан вам говорил?

― Как возвращалась?! ― удивился Павел Иванович, грузно повернулся к Щеглу и сурово спросил: ― Почем я об этом ничего не знаю?

Тот прижал руки к груди и запричитал:

― Павел Иванович! Христом клянусь, неправда это! Не приходила она, не видел я ее!

― Не приходила или не видел? ― вкрадчиво поинтересовался шеф. ― Я же тебе приказал ни на минуту не отлучаться от дома.

― А я и не отлучался! ― горячо заверил Щегол, но при этом его глазки так плутовато бегали, что и менее проницательный человек, чем Павел Иванович, легко догадался бы, что парень врет.

Под пристальным взглядом начальника Степан поник и смущенно прошептал:

― Ну, может, разок отбежал. Перекусить.

Павел Иванович коротко кивнул и сухо обронил:

― С этим потом разберемся. Сейчас есть дела поважнее.

Он опять развернулся в мою сторону и, как ни в чем не бывало, продолжал:

― Когда Степан доложил, что ты опять вернулась, я тут же стал тебе звонить.

― А зачем было звонить? Не проще ли было сразу прийти и все выяснить?

― Умная очень? Наше дело тонкое, всегда существует опасность нарваться на неприятности. Хватит с меня прошлого визита! Поступился правилами, пришел без предварительного звонка и напоролся на мертвеца. Хорошо, все обошлось, а могло и плохо кончится. А тут нарушены все планы. Ты то исчезаешь, то появляешься, оставляешь после себя трупы. И после этого я должен явиться к тебе предварительно, не поговорив? А вдруг за тобой следят и ты поэтому не пришла к нам?

― И, тем не менее, вы все равно пообещали приехать.

Он поднял толстый палец и назидательно заметил:

― После того, как ты сказала кодовые фразы.

― Какие фразы? ― прыснула я.

Павел Иванович сурово посмотрел на меня и четко повторил:

― Кодовые! Я спросил тебя «Как дела?», ты ответила «Все хорошо, спасибо». Вторая фраз была «Как со здоровьем?», ты сказала «Просто великолепно». Это означало, что опасности нет, и тебя никто не опекает. Если бы рядом были чужие, ты ответила бы иначе. Честно говоря, я бы предпочел вообще обойтись без этого визита, но... Было у меня сильное подозрение, что все объясняется просто, и ты решила вести собственную игру. Добыла картину и теперь хочешь начать единоличный бизнес. Ты меня знаешь, такого я снести не могу, только потому и пошел к тебе.

― Значит, Кирилла с дружком вы ко мне прислали? Хотели наказать за измену? И стреляли в меня тоже по этой причине?

― Что ты несешь? Зачем мне тебя убирать? Моя специальность-охота за произведениями искусства, а убийства ― это совсем другая статья. И никакого Кирилла вообще не знаю!

― Подождите! ― остановила я его. ― В тот вечер, когда вы мне звонили... Вы все-таки приходили?

― Конечно, но ты мне не открыла. Может, объяснишь, почему?

― Сразу после разговора с вами в меня стреляли. Из машины, с моста. Я испугалась и не стала открывать.

― Ясно, ― вздохнул Павел Иванович. ― А я грешил на твой дурной характер. Ну, ладно. Забудем об этом, и давай поговорим о деле. Как я понимаю, нам повезло во второй раз. Ты теперь в доме господина Егорова свой человек, можешь беспрепятственно приходить и уходить, когда тебе вздумается. Таким шансом грех не воспользоваться, значит, ты должна улучить момент, взять картину и быстро исчезнуть.

― А потом?

― А что потом? Далее все просто! Отдаешь картину мне и отправляешься в Москву. Все остальное ― мои проблемы. Я сам свяжусь с заказчиком и обменяю полотно на деньги. Вашу долю вручу дома, за вычетом моих расходов, естественно. И не волнуйся попусту! Ты свое получишь, как и всегда получала. Я человек честный и помощников не обманываю.

Я согласно кивнула, и Павел Иванович принялся меня инструктировать:

― Значит, так. Сегодня же возвращайся к Егорову и без картины назад не приезжай. Действуй осторожно, но особо и не тяни. Нас сроки поджимают. Если в ходе дела возникнут осложнения, информируй меня по телефону, запоминай номер... Попусту не звони ― это лишний риск. Ну, вот и все. Жду тебя в скором времени назад, да не одну, а с картиной!

― Не все! Вы забыли сказать, о какой картине идет речь!

― Ты, что, и этого не помнишь?

― Откуда? Я ж говорю, что все напрочь забыла!

― Хорошо, напомню! Меня интересует холст размером 68 х 55. Это портрет маленькой девочки в шляпе, масло. Время написания картины-примерно вторая половина ХVIII века, автор неизвестен.

― Я её видела! Она висит в кабинете, ― радостно воскликнула я.

― Великолепно! Я боялся, что эта деревенщина сунул портрет в дальний чулан, да и забыл о его существовании. А раз картина висит на стене, значит, задача упрощается. В кабинет свободный доступ или хозяин закрывает его на ключ в свое отсутствие?

Не зная, что ответить, я в нерешительности пожала плечами:

― Точно не скажу.

― Значит, узнай. И убедись, что он не подключен к сигнализации. Эти провинциалы бывают чрезвычайно хитры. Пока не проверишь все досконально, к картине на стене не дотрагивайся. Поняла?

― Чего уж тут? Поняла!

― Ну, тогда все. Отправляйся. Добираться к Егорову будешь своим ходом. Отвезти не сможем, следует избегать любого риска.

Я вышла из дома и вместо того, чтоб остановить первую же проезжающую мимо машину и отправиться к Стасу, медленно побрела вдоль улицы. В конце концов, к нему можно было поехать и позже, меня там никто особо не ждал, а вот все хорошенько обдумать следовало не откладывая. Совершенно неожиданно на меня вдруг свалилась новая информация, её было слишком много, и она представляла для меня чересчур большую ценность, чтоб отложить её осмысливание на потом. Делать это нужно было немедленно, чем я и занялась, мерно шагая вдоль улицы.

― Значит, что ж это получается? На самом деле я не законопослушная гражданка, а авантюристка, мошенница, попросту говоря, воровка. Зовут меня Анна, постоянно проживаю в Москве, а в этот городок приехала по делу. То-то я его совершенно не знаю! В дом Стаса проникла под видом Альбины Бодайло с целью похитить картину сомнительного качества и неопределенной ценности. Как же вышло, что я оказалась замешанной в похищении ребенка? По словам Павла Ивановича, в доме Егорова я провела всего несколько дней. Как же могло случиться, что за столь короткое время, я так кардинально поменяла свои планы? А может планы именно такими, и были с самого начала? Может, отправляясь в дом к Стасу, я и собиралась украсть его дочь, а картина тут не при чем?

Я в задумчивости поддела носком туфли камешек, и он покатился по тротуару. Проследив взглядом его путь, я тяжело вздохнула и принялась размышлять дальше:

Конечно, дело могло обстоять и так, но тогда тут возможны два пути. Первое, Павел Иванович врет, картина его совершенно не интересует и в прошлый раз он меня посылал к Стасу совсем с другой целью. Но подобное предположение не выдерживало никакой критики, потому что при таком раскладе ему не было нужды отправлять меня туда снова с наказом привезти портрет. И потом, на упоминание о похищении ребенка он внимания не обратил, пропустил его мимо ушей и говорил только о портрете. Вообще, из всей моей встречи с коллегами я вынесла твердое убеждение, что их занимает только он. По всему выходит, что Павел Иванович акцию по похищению девочки не планировал и к ней совершенно не причастен.

Придя к этому заключению я здорово приуныла, потому что в этом случае картина происшедшего совершенно менялась и на первый план выступала моя собственная фигура. Получалось, что посылали-то меня за портретом, но сама я планировала похитить ребенка. Дальше брела совсем уж черепашьим шагом и мучилась вопросом:

― Могла я по собственной воле ввязаться в такое мероприятие, как киднеппинг?

Тут следует честно сказать, что точного ответа на этот вопрос у меня не было. Согласно моим ощущениям, душа у меня к такому делу не лежала. Но только ощущения вещь весьма эфемерная и крайне ненадежная, в реальной действительности все могло обстоять совершенно иначе. А вот что же произошло на самом деле, я сказать не могла, потому что ничего не помнила. Беседа с Павлом Ивановича хоть и пополнила мои знания о себе самой, но память не вернула.

Подавленная, я брела по улице, машинально расшвыривая попадающиеся на пути камешки и тасуя в уме имеющиеся в наличие факты. Однако, к счастью уныние не было превалирующей чертой моего характера, уже через несколько минут на смену ему пришла здоровая злость на себя, а потом в дело вступил здравый смысл. Он подсказывал мне, что против моего участия в похищении имеется много доводов. Первый заключался в том, что, судя по всему, Павел Иванович держал своих помощников в ежовых рукавицах, они у него находились под неусыпным контролем и самодеятельностью не занимались. Но если даже допустить, что я проявила непослушание и влезла в эту авантюру на свой страх и риск, то другим доводом в мою защиту являлся тот факт, что ребенок был украден в маленьком провинциальном городе. А ведь похищение людей вещь сложная, требует хорошего знания местных условий, тщательной подготовки и наличия сообщников. Получалось, что мне проще было бы найти жертву в богатой Москве, где я жила и многих знала, а не лезть в провинцию. Конечно, можно допустить, что Павел Иванович приехал сюда с целью похитить портрет, а я со своими неизвестными сообщниками решила воспользоваться моментом и похитить заодно и дочь Стаса. Получалось, что планировались две операции параллельно, и в обеих я была звездой. Моему самолюбию это льстило, но на правду походило мало. Но самым весомым доводом в пользу моей невиновности было то, что меня не узнали в доме Стаса. А ведь предполагалось, что я подвизалась там некоторое время в качестве домашнего учителя. Забыть меня они не могли, ведь моя личность связывалась с исчезновением ребенка, и тогда возникал вопрос:

― А служила ли я вообще в этой семье?

Мозг лихорадочно заработал, анализируя эту идею, и выдал новую версию:

― Действительно, планировались две операции. Одна с целью выкрасть картину, другая ― похитить ребенка. Организовывали их две совершенно разные группы людей и лишь по чистой случайности время и место проведения акций совпали. В результате возникли накладки, приведшие к нарушению всех планов.

Новая теория мне понравилась, главным образом тем, что из разряда злобных похитителей переводила меня в безобидные мошенницы, и я начала быстренько прикидывать, как могли разворачиваться события в этом случае.

Вполне возможно, не только Павлу Ивановичу могла прийти в голову идея прослушивать домашний телефон Стаса, чтобы быть в курсе событий. Наши конкуренты тоже могли додуматься до этого и, когда услышали переговоры Юли с директрисой Центра, им, как и нам, могла прийтись по душе идея подсунуть в дом своего человека под видом педагога. А когда они перехватили звонок Юли на квартиру Альбины, узнали день и время встречи, то подсуетились и подослали своего человека раньше. Повод для преждевременного появления в доме Егоровых самозваной учительницы придумать было не сложно, а вот что вместо настоящей Альбины переговоры с Юлей вела я, ни сестра Стаса, ни заговорщики не подозревали. Юлька с Альбиной знакома не была, поэтому, не ожидая плохого, пришедшую под её именем женщину, приняла с полным доверием. А когда появилась я, меня уже ждали. Меня могли перехватить на подходе к дому сообщники самозванки, могла встретить в холле сама лже-Альбина. Неожиданно тюкнуть меня по голове, думаю, было несложно, ведь я ничего подобного не ждала. Потом эта дрянь могла вызвать дружков, дежуривших, например, в машине на улице и они вывезли меня за город. С моей точки зрения больших трудностей такая операция не представляла, зато такой расклад давал объяснение, каким образом я оказалась в лесу и, самое главное, снимал с меня обвинение в киднеппинге.

По большому счету, после этих умозаключений меня уже вроде бы не должно было интересовать, кто именно похитил ребенка. Можно было просто сказать себе, что это была не я и забыть навсегда. Однако, мне почему-то не удавалось выбросить эти мысли из головы и, вопреки здравому смыслу, я решила, что как только вернусь в дом Стаса, так обязательно расспрошу Юлю поподробнее, как произошло похищение и, самое главное, как выглядела эта учительница.

Прибыв к Стасу, я позвонила и дверь мне открыла новая горничная. На вопрос, где хозяева, неопределенно махнула рукой вглубь холла и снова загудела пылесосом. Решив, что раз уж явилась в дом, то следует засвидетельствовать свое почтение, я отправилась на кухню и застала всю семью в сборе. За исключением Кристины, конечно, но, учитывая происшедшее с ней, её там быть и не должно было. В общем, отсутствию жены Стаса я не удивилась. Остальные же с мрачным видом сидели вокруг обеденного стола и, судя по грязным тарелкам, ужинать уже давно закончили. Тем не менее, расходиться по своим комнатам не спешили, продолжали сидеть в полном молчании, и мое неожиданное появление внесло в ряды семейства приятное оживление. Создавалось впечатление, что с моим приходом каждый нашел себе занятие по душе. Стас, срывая на мне накопившееся за день раздражение, моментально накинулся с укорами:

― Где шлялась? Я когда тебя домой отправил? Еще днем! А ты только сейчас являешься! Мало мне своих забот, так ещё о тебе волноваться надо. Уж, думал с тобой в дороге что случилось. До чего ж ты безответственная! выпалил он на одном дыхании и, отшвырнув стул в сторону, выскочил из кухни.

Тетя Маня при моем появлении тоже вскочила, но ругаться не стала, а с причитаниями бросилась к плите:

― Утром ушла, толком не поела! Целый день неизвестно где ходишь. Голодная, небось! Садись, кормить буду.

Константин ухмыльнулся и произнес насмешливо:

― Я ж говорил, что она вернется! Зря волновались!

Одна Юлька ничего не сказала, но от тарелки глаза оторвала и глянула на меня с интересом и даже некоторой загадочностью.

То, что мое появление вызвало такой ажиотаж, мне польстило и я никого не обделила ответным вниманием.

Стасу ответила хоть и в спину, но со всей возможной приветливостью:

― Нигде я не шлялась! Домой к себе ездила! После того, как ты меня там, у моста, послал куда подальше, я туда и поехала.

Маня переменилась в лице, услыхав такое про своего любимца, а тот заскочил назад в кухню и громко заорал:

― Куда это я тебя послал? Что городишь? А? Что городишь? Сама-то хоть веришь в то, что говоришь?! Я тебе приказал сюда ехать! И, между прочим, правильно приказал! После твоего ухода, там такая кутерьма началась! Народу и без тебя хватало, ты бы там только под ногами путалась.

Выпалив все это, он опять выскочил из кухни и вскоре послышался грохот захлопнувшейся двери: Стас заперся в кабинете.

― Братец в своем репертуаре! ― осуждающе покачала головой Юля. Сгоряча ляпнет обидное, потом начинает переживать, а в результате все раздражение на свою жертву и выльет!

― Неправда твоя, Юля! ― тут же вступилась за Стаса тетка. ― Стас человек добрый, душевный. Вспыльчивый немного, так это не со зла.

― Ага, добрый! ― скептически хмыкнула девушка. ― Одна ты так и думаешь!

Константин поддержал Юлю и поучительно изрек:

― Запомни, тетя! Добрые богатыми не становятся, у них на это характера не хватает! Чтоб стать богатым, нужно иметь волчью хватку и полное отсутствие жалости! Не подумай, что я это в осуждение говорю. Мне самому волки куда больше овец нравятся! Просто хочу, чтоб ты, Маня, не заблуждалась на его счет. Он очень богатый человек, делает деньги буквально из ничего, а значит принадлежит к волчьему племени и на пути у него лучше не становиться.

― Балаболка! Ведь не думаешь так, а болтаешь. Лишь бы подразнить меня, ― махнула на него рукой старуха и повернулась ко мне:

― Ты неправильно его поняла. Не мог он тебя обидеть.

― Ага, ― поддакнул Костя. ― Никак не мог. Он у нас не такой. Он у нас ангел небесный! И крылья у него белые!

Я пододвинула стул к столу, села, закинула ногу на ногу и вымолвила:

― А я и не обиделась. Понимаю, что человек не в себе был. У него жена погибла. Кстати, где она сейчас?

― Где ей и полагается быть ― в морге, ― хмыкнула Юля.

― Что-то вы сегодня разошлись, ― цыкнула тетка. ― Болтаете такое, что уши вянут.

― Как есть, так и сказала! Кристя в морге, погибла в результате несчастного случая. Похороны через два дня, цветов просьба не присылать. Вот так!

― Цыц, неуемная! ― прикрикнула на племянницу Маня и та, вдруг, подчинилась. Действительно замолчала, поникла и стала походить на сдувшийся воздушный шарик.

Оказавшись невольным свидетелем семейной ссоры, я решила воспользоваться удобным случаем и прояснить некоторые, интересующие меня вопросы. Напустив на лицо скорбное выражение, что было полным лицемерием, потому что гибель Кристины меня совершенно не тронула, я вздохнула:

― Какая нелепая смерть и это в самом расцвете сил. Такая молодая! Такая красавица! Ей бы ещё жить и жить!

Тут я тихонько вздохнула и, боясь, что Маня с Юлей пустятся в воспоминания о своей невестке, торопливо закончила:

― Непонятно только, что она делала на той дороге возле моста.

Мария Ефимовна, услышав заключительную часть моей речи, смущенно потупила глаза и плотно сжала губы, чтоб, значит, чего лишнего ненароком не ляпнуть. Юлька же, наоборот, голову вскинула и на меня уставилась. Ответил за всех Костя. Лениво растягивая слова, он сказал:

― Чего уж тут не понять! За деньгами она туда приехала! Ей, как и всем нормальным людям, нужны были деньги. Много денег! Вот она и решила воспользоваться моментом, прикинуться похитительницей и под шумок умыкнуть у Стаса кругленькую сумму.

В этот момент он очень походил на своего отца: тот же упрямо выдвинутый вперед подбородок, тот же вызывающий взгляд и полная уверенность в своей правоте. Все это я заметила мимоходом и точно так же машинально отметила, что впервые за время нашего знакомства Юля не отводит взгляд, и без смущения смотрит мне в лицо.

― Ты это серьезно говоришь?! Она собиралась прикарманить деньги, предназначенные на выкуп её собственной дочери?

― О, Господи! Что ты так удивляешься? Ну, решила! Ну, деньги на выкуп! Подумаешь! Она знала, что они у Стаса не последние, другие из загашника вытащит и за Полинку все равно заплатит. А у неё ситуация была критическая. Думаешь, зачем Стас ездил к ней на курорт? О разводе договариваться! Надоело ему, что она там с кучей любовников, а он здесь со шлюхами. А для неё такой поворот был убийственным. За годы замужества она привыкла к роли шикарной женщины, а на то содержание, что Стас предложил, этот образ не поддержать. Это не значит, что он предложил мало! Нет! Он не жмот и предлагал сумму, достаточную для безбедного существования, только Кристю она не устраивала. Она привыкла к сумасбродствам, а сумасбродства, знаешь ли, о-ч-чень дорого стоят! В общем, похищение Полинки оказалось ей на руку. Правда, она не сразу это сообразила, иначе бы прилетела сюда вместе со Стасом, но в конце концов она догадалась, что из этой беды можно извлечь выгоду и сразу рванула домой.

― Не верю, что эта женщина могла быть так корыстна, ведь речь шла о её ребенке.

Тут вмешалась Юля:

― Не верите потому, что Кристю хорошо не знали. Ее Полина никогда не интересовала, а тут она вдруг нарушает все свои планы и прилетает сюда. Больше того, она терпеливо сидит вместе с нами и слушает все эти разговоры о похитителях. Для Кристи это был подвиг! По большому счету, её всегда интересовал только один человек на свете ― она сама! Все, что не имело непосредственного отношения к этому бесценному творению природы, интереса не представляло!

― Как ты о ней зло говоришь! Здорово ж ты её не любила!

― Конечно, не любила! За что мне её любить, стерву алчную? Она моего брата окрутила тем, что родила ему ребенка, а потом пользовалась этим ребенком, как охранной грамотой, и только тянула из него деньги. Сам по себе он ей и даром не был нужен! Она мимо себя ни одного мужика не пропускала.

― Юля, перестань! Она теперь покойница, нельзя плохое говорить! вмешалась Мария Ефимовна.

― Ей уже все равно, а я правду сказала! ― огрызнулась племянница и, к моему большому сожалению, выскочила из кухни.

― Завтра утром не буди меня, сама встану! ― донеслось из холла и каблучки зацокали вверх по лестнице.

― И меня завтра не буди. Как всегда, сам проснусь, ― бросил Костя и небрежной походкой вышел следом за Юлей.

Мария Ефимовна тяжело опустилась на стул напротив меня и горестно вздохнула:

― Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие! Как сглазил кто! Ну, все наперекосяк идет! Зимой я тяжело заболела, думала, не выживу. Потом Стасик удумал разводиться и вроде по новой жениться. Юлька говорит, у него в городе зазноба есть. Дальше ― хуже! Вот Полинку украли, Кристина с Галей погибли. А тут, представляешь, кота нашего, Ваучера, за кадкой в холле нашла. Дохлого! Вроде не болел, а сдох! Не поверишь, утром просыпаюсь и боюсь, что ещё что-то плохое случится! И Юлька совсем извелась! Дерганная стала, нервная! Из-за Полинки и брата переживает! Очень она их обоих любит! Особенно Стасика! Веришь ли, когда он на Кристине женился, так она вся почернела. Уж так переживала, так переживала!

Мария Ефимовна ещё раз тяжело вздохнула и просительно заглянула мне в глаза:

― Она тут тебе наболтала невесть что, так ты её не слушай, глупую. Это все от нервов! Она сама на себя не похожа последнее время.

― А я не обращаю! Понимаю, что вам всем сейчас не сладко приходится. Вы мне лучше вот что скажите... Могла Кристина организовать это похищение?

― Куда ей! Ума бы не хватило, да и жила она за границей безвылазно. В этот раз почитай год домой не возвращалась.

― А кто тогда?

― Да учительница эта проклятая. Чтоб ей ни дна, ни покрышки, змее подколодной!

Наконец-то мы подошли к самому интересному и, боясь спугнуть удачу, я осторожно поинтересовалась:

― Какая она была? Как выглядела?

То, что я услышала в ответ, повергло меня в уныние:

― Не знаю. В глаза её не видела. Все без меня случилось! Если б я была дома, разве разрешила бы допустить к ребенку непроверенного человека? Да, никогда! Это Юлька у нас ветрогонка, ничего не опасается.

― А вы где были?

― К себе в деревню ездила. Этой зимой, когда занемогла сильно, так вдруг по родным местам затосковала. Подумала, помру и никогда больше там не побываю. А тут Стасик уехал, забот в доме сразу меньше стало. Юленька посоветовала воспользоваться моментом и на родину съездить. В общем, соблазнилась, дура старая, отпуском и уехала, а детей одних оставила. Вот беда и приключилась. Была б я здесь или хоть Аркадий на крайний случай, ничего б этого не произошло! Аркадий, он хоть и молодой, а очень рассудительный. У него, в отличие от нашего Костика, в голове ветер не гуляет.

― А он куда делся?

― Так отпуск выпросил! Сказал, устал здорово, дайте отдохнуть. Ну, оно и верно! Без выходных парень работал.

Разочарованию моему не было предела. Только было решила, что удача улыбнулась мне и я, наконец, узнаю, что за женщина выступала под именем Альбины, как вдруг такой облом. Но сдаваться я была не намерена и решила при первом же удобном случае расспросить об учительнице Юлю. А в заключение, чтоб извлечь из разговора хоть какую-то пользу, спросила:

― Где Кристина достала мотоцикл?

― Да что его доставать! Он у неё был, в гараже у механика стоял. Она как домой из своей заграницы приезжала, всегда на нем по окрестностям гоняла. Азартная была и страсть, как скорость любила! Сколько раз я её предупреждала, что эти гонки добром не кончатся. И вот видишь? Накаркала!

Мария Ефимовна опять пригорюнилась, обуреваемая грустными думами, а я, потеряв интерес к разговору, украдкой зевнула. Но чуткая тетя Маня заметила мои гримасы и тут же принялась гнать меня в постель. Немного посопротивлявшись для приличия, я в результате подчинилась и, пожелав старушке спокойной ночи, пошла наверх.

На следующее утро я в гордом одиночестве сидела на кухне и с большим аппетитом поглощала кофе, который сама себе и сварила. Шел десятый час, но в доме стояла мертвая тишина и где находились члены семейства Егоровых, я понятия не имела. Можно было бы, конечно, пойти и проведать Марию Ефимовну, но после вчерашних неудач я пребывала в легкой меланхолии, и рыскать по дому в поисках хозяев желания не имела.

Неожиданно громко тишину нарушил звонок телефона, прикрепленного на стене кухни. Некоторое время я с сомнением смотрела на него, решая в уме трудную задачу: вставать мне со стула или остаться на месте. В конце концов, беспокойный характер взял верх над ленью, я поднялась и пошла к аппарату. Именно в этот момент, звонки неожиданно смолкли, но я все же подняла трубку и услышала голос Стаса:

― Егоров у телефона.

Сообразив, что аппарат параллельный и звонят хозяину, я уже собралась отойти, как следом зашелестел тихий голос. Он был настолько бесцветным, что определить, принадлежит мужчине или женщине, было невозможно и именно поэтому от него мурашки ползли по телу.

― Завтра, ровно в одиннадцать утра ты должен быть у дома номер 27 по Ясеневой улице. Войдешь в подъезд, на подоконнике между первым и вторым этажом найдешь пустую пачку от сигарет «Ява». В ней будет инструкция для тебя. Выполнишь все, что там написано-получишь дочь, ― прошуршал голос.

― Завтра?! Завтра я не могу! У нас похороны! ― в панике закричал Стас.

― А ты постарайся! Выбирай, кто тебе дороже: мертвая жена или живая дочь!

Голос вещал очень ровно и очень тихо, но мне показалось, что в нем прозвучала скрытая издевка. Вслед за этим раздались короткие гудки, означающие, что неизвестный повесил трубку. Я тоже швырнула свою на рычаг и не теряя времени, рысью понеслась в кабинет Стаса. Он сидел за письменным столом, в мрачной задумчивости смотрел перед собой, а в руках продолжал сжимать телефонную трубку. Мой неожиданный приход его нисколько не удивил, я же, не успев переступить порог, выпалила:

― Я все слышала. Что думаешь делать?

Он неопределенно пожал плечами:

― Не знаю. Я не могу не пойти на похороны Кристины, будет много людей, мое отсутствие вызовет скандал. Меня не поймут.

― Во сколько хороните?

― В одиннадцать. Мне никак не успеть.

Я начала лихорадочно соображать, что же можно предпринять в этой ситуации. Стас молча смотрел на меня, ожидая, что я предложу что-то дельное. Ничего особо умного я придумать не смогла и выпалила первое, что пришло в голову:

― И ты, и Юля, и Костя должны быть на кладбище. Вы члены семьи. Я же человек посторонний, мое присутствие там не обязательно, значит я и поеду на Ясеневую.

― А это не опасно?

― В каком смысле?

― Похитители, увидев тебя, могут разозлиться, что я неточно выполнил их инструкции, и откажутся иметь со мной дело. А у них Полина!

― Ну, это вряд ли. Особо капризничать не в их интересах. Они здорово рисковали, похищая твою дочь, и теперь хотят за этот риск получить компенсацию. Затягивать обмен им не выгодно, с каждым звонком сюда растет опасность разоблачения. Ты боишься их, они боятся тебя. Так что, они заинтересованы в быстром и успешном обмене не меньше тебя. И, по большому счету, им все равно, кто заберет записку.

Я говорила с большим апломбом, стараясь подбодрить Стаса и вселить в него уверенность, но у самой в глубине души шевелился червь сомнения. Мои доводы были справедливы только в том случае, если девочка была жива, и её намеревались возвратить отцу невредимой. В ином случае, поведение похитителей становилось непредсказуемым, и все мои рассуждения теряли смысл. На Стаса моя речь оказала благотворное влияние, он немного успокоился и обрел способность рассуждать здраво:

― Так и сделаем. Все равно иного выхода у меня нет. Но пускай это останется между нами. Не говори ни кому, что поедешь за запиской. Пускай все до последнего момента думают, что туда отправлюсь я.

― Ты кого-то подозреваешь?

― Нет, но у меня такое чувство, что нужно держать язык за зубами. Я боюсь, что совершенно неожиданно с тобой что-то может случиться.

― Как скажешь! ― пожала я плечами и, посчитав разговор оконченным, покинула кабинет.

Остаток дня я провела в полном одиночестве. Стас уехал по делам в город. Следом за ним укатила Юля, объявив, что ей нужно подготовить траурный наряд и немного отдохнуть. Костя болтался неизвестно где. Мария Ефимовна из своей комнаты не показывалась и горничная сказала, что старушка плохо себя чувствует. Я была предоставлена самой себе и потому, прихватив очередной любовный роман, завалилась на кровать и очень неплохо провела время.

На следующее утро я проснулась от громких воплей Стаса в очередной раз чем-то очень недовольного. Сквозь притворенные двери было слышно, что в доме царила необыкновенная суета. Сообразив, что хозяева собираются на кладбище, решила комнату до их отъезда не покидать. Не стоило вертеться под ногами, когда люди готовятся к такому печальному событию и нервничают. Ровно в десять Стас, забыв постучать, ворвался в мою комнату с последними инструкциями, а затем они все загрузились в машину и отбыли. Следом за ними отправилась в путь и я.

Поймав на трассе попутку, я через сорок минут стояла на углу Ясеневой и Тополиной и оглядывала пустынную улицу. Она была короткой, всего в несколько домов и заканчивалась тупиком. Строения были старые, сплошь трехэтажные, с облезлыми стенами и облупленными дверями. Выждав достаточное с моей точки зрения время, я пошла вдоль тротуара, высматривая нужный мне номер. Перед домом 27 я стояла без пяти одиннадцать. Решив, что пять минут роли не играют, толкнула входную дверь, вошла в прохладный подъезд и стала подниматься по лестнице. Навстречу спускалась немолодая женщина в фартуке, с ведром грязной воды, шваброй и мешком для мусора. Я вежливо посторонилась, пропуская её, а у самой тревожно екнуло сердце. Как только она миновала меня, я со всех ног припустила наверх, ожидая самого худшего. Плохие предчувствия оправдались и никакой пачки от сигарет «Ява» на подоконнике не было. Да и откуда ей было взяться, если только что на лестнице я встретила уборщицу. Развернувшись, я кинулась вниз в надежде перехватить женщину и узнать, куда она дела собранный в подъезде мусор. Выскочив на улицу, я завертела головой, выискивая фигуру с ведром. Таковой нигде видно не было и я, решив, что женщина может убирать соседний подъезд, принялась прочесывать их один за другим. Не обнаружив её в доме 27, я обежала и соседние дома, но уборщица как в воду канула, а вместе с ней исчез и злополучный коробок. Набегавшись вдоволь и в результате ничего не выяснив, я решила признать свое полное поражение и ехать назад.

Дом встретил меня пустотой и тишиной. Хозяева ещё не вернулись, а горничная, открыв мне дверь, скрылась на втором этаже. Мрачная и недовольная собой, я побрела на кухню, сделала себе чашку крепчайшего кофе и в задумчивости примостилась за столом. Прихлебывая маленькими глотками горячую жидкость, принялась успокаивать себя, твердя, что ничего непоправимого, в сущности, не случилось. Ну, нет у нас этой инструкции! Ну и черт с ней! Другая будет! Не оставят нас похитители без внимания. В самый разгар моей борьбы с самой собой зазвенел телефон. Звонил по мобильному Стас, услышав неутешительные новости, коротко выругался и отключился. Я пожала плечами, поражаясь чужой невоспитанности, и решила, что для успокоения нервов самое время сменить род занятий. Поугрызаться я успею и вечером, а вот кабинет Стаса следовало осмотреть немедленно, пока есть такая возможность.

Дверь была открыта, я беспрепятственно вошла внутрь и подошла к дальней стене. Став на расстоянии вытянутой руки от портрета, принялась внимательно его разглядывать. В прошлый раз я смотрела на него издали, а, как оказалось, вблизи он производил совершенно иное впечатление. С одного взгляда было ясно, что он никак не может относиться ко второй половине XVIII века. Нет, качество картины не вызывали сомнения! Портрет писал талантливый художник, он старательно выдержал манеру и стиль письма того времени, но краски были слишком яркими и отсутствовала та патина, которая со временем покрывает поверхность картины, затемняет её и придает ей оттенок старины. В общем, невооруженным взглядом было видно, что это новодел. Рама тоже была новой и во всю блистала богатой позолотой. Хоть это ни о чем и не говорило, но сомнений добавляло. Осторожно приподняв край портрета, я заглянула за него, но проводов сигнализации не заметила. Решившись, сняла картину с крюка, положила на стол и принялась миллиметр за миллиметром обследовать её поверхность. Результаты осмотра озадачили и вызвали смутное беспокойство. При ближайшем рассмотрении обнаружился целый ряд дотоле не замеченных мелких странностей и несоответствий. Так, чуть ниже левого уха девочки я углядела еле заметную, но вместе с тем тщательно выписанную, серьгу. Ее присутствие на портрете ребенка очень удивило меня, а то, что подвеска не соприкасалась с мочкой, и как бы висела в воздухе, заставило изумиться ещё больше. Отметив про себя эту странность, я продолжила осмотр картины с ещё большей тщательностью.

Усилия не пропали даром, и она подарила мне ещё несколько сюрпризов. Разглядывая кружевной воротник на платье, я заметила, что кое-где под его оборкой сквозят голубые и синие мазки. На белом фоне они не очень бросались в глаза, но при приближенном рассмотрении становилось ясно, что это просвечивает плохо закрашенный нижний слой. Заинтригованная, я принялась изучать эту деталь туалета девочки с утроенным вниманием и вскоре обнаружила ещё одну интересную особенность. Весь воротник был написан белилами, но если его основная часть была выполнена плотными, непрозрачными мазками, то с оборкой дело обстояло совершенно иначе. Она была написана в другой манере и мазки была очень легкими, почти прозрачными. Создавалось впечатление, что обе части воротника писались двумя совершенно разными художниками.

Заинтригованная своими неожиданными открытиями, я перевернула картину и занялась изучением её оборотной стороны. Следует отметить, что знающему человеку она может рассказать ничуть не меньше, чем лицевая. И тут меня снова ждал сюрприз! Если на самой картине краски блистали свежестью и она представляла собой явный новодел, то холст, на котором её написали, был действительно старым. Такое странное несоответствие озадачило меня, я не могла понять, с какой целью это было сделано. Конечно, подобные вещи практикуются, но такое обычно происходит при создании фальшивки высокого качества. В этом случае действительно учитывается любая мелочь, не говоря уж о подборке старого холста и искусственном старении картины. Делается все, что бы она соответствовала заявленному времени написания, потому что такие подделки удается сбывать за приличные деньги. Но в данном случае все обстояло иначе. Краски портрета блестели новизной, их никто и не пытался замаскировать, а значит, картину не собирались выдавать за подлинник XVIII века. Зачем же тогда было использовать старый холст? Ведь найти подобный не просто! Правда, Стасу картину впарили под видом старинной, но случилось это, я думаю, исключительно потому, что он человек неискушенный. Наверное, продавец, увидев в салоне лоха с толстым кошельком, просто возликовал и тут же воспользовался подвернувшимся шансом сбыть шедевр с рук. Да и купил её Стас задешево, сам говорил!

Все эти мысли не мешали мне внимательно осматривать холст, выискивая зацепки, способные объяснить это странное несоответствие между наружной и оборотной сторонами картины. Мои усилия не пропали даром, потому, что в правом верхнем углу холста я нашла размашистую полустертую надпись углем: «Из собрания Строгановых». Теперь становилось ясно, почему Стас решил, что на портрете изображена девочка из семьи Строгановых. Его ввела в заблуждение эта надпись на обратной стороне картины. А скорей всего, к ней привлек его внимание продавец, ведь наличие этой пары слов значительно поднимали стоимость картины.

Другую надпись я нашла на подрамнике. Она была сделана карандашом, за долгие годы стала совсем слабой, но прочтению все ещё поддавалась. Это был адрес, возможно даже прежнего владельца картины. Фамилия, к большому сожалению, там отсутствовала, но зато улица была явно московской и это утешало. Будь у меня под рукой дореволюционный справочник «Вся Москва», можно было бы попытаться узнать, кому именно принадлежал этот адрес и возможно в связи с этим появились бы новые идеи. Но справочника не было, и от попыток побольше разузнать о картине пришлось отказаться.

В большой задумчивости я глядела на портрет милой девочки и мучилась сомнениями:

― Ну, со Стасом дело обстояло просто. Ему понравилась картина и он, недолго думая, купил её. Продавец в салоне уверил его, что вещь старинная, и Стас, который не является знатоком живописи и вообще в искусстве разбирается плохо, поверил. Но как быть с Павлом Ивановичем? Он-то воробей стрелянный, его на мякине не проведешь. Отчего ж он твердит, что портрет старинный? Врет или не видел его сам и повторяет слова заказчика?

Поглазев еще некоторое время на картину, я вернула её на место и пошла звонить Павлу Ивановичу. В весьма туманных выражениях сообщила, что все идет согласно плану, но нужно немного подождать. О том, что картина ― явная фальшивка, я не упомянула, чтоб не вызывать дополнительных расспросов. Решила, что ещё будет время все обсудить и во всем разобраться. Павел Иванович и так пытался затянуть разговор, изводя меня вопросами, но я сказала, что говорить возможности нет и бросила трубку.

Стас вернулся в три часа дня. С ним приехала только Мария Ефимовна. Юля, измотанная тягостной церемонией, отправилась к себе домой. Костя тоже решил домой не являться. Прямо с порога Стас накинулся на меня с вопросами. Я, как могла, объяснила ему сложившуюся ситуацию, чем повергла его в отчаяние.

― Нужно было самому ехать, ― стонал он. ― Ты просто не посмотрела там, как следует. Пачка могла завалиться в угол, а ты её не заметила.

Сначала, входя в его положение, я терпеливо слушала эти причитания, потом они мне надоели, и я рявкнула:

― Нормально я смотрела! Только что носом цемент на площадке не рыла. Не было там ничего! Или туда ничего не клали или её успела убрать уборщица. В любом случае, трагедии не вижу. Позвонят ещё раз и передадут новые инструкции.

Стас выпучил в бешенстве глаза, и собрался было заорать, но затрещал его мобильник. Он щелкнул крышкой и в запале рявкнул:

― Говорите!

На том конце провода заговорили, а Стас моментально затих и весь превратился вслух. В какой-то момент ему удалось вклиниться в разговор, и он принялся оправдываться. Его собеседник оправданий не принял и Стас заткнулся. Дослушав до конца, осторожно положил мобильник на стол и выдавил:

― Это они. Спрашивают, почему не поехал за инструкциями.

― Ты им все объяснил. Я слышала, ― нетерпеливо перебила я, боясь что он начнет пересказывать разговор и завязнет в подробностях. ― Что они нового сказали?

― Приказали немедленно отправляться к Вечному огню на площади Победы. Там, справа от стелы, лежит коробок от «Явы»...

― Опять?! ― взвыла я.

― В нем инструкции, ― продолжал Стас, не обратив ровно никакого внимания на мой вопль. ― Я еду немедленно.

― Я с тобой.

Он глянул на меня, собираясь отказать, но потом передумал и кивнул головой.

К площади Победы мы неслись, как угорелые и пару раз я даже подумала, что живыми в город не попадем. Однако, как это ни странно, ничего с нами не случилось, мы благополучно одолели путь от загородного дома до центра города и вскоре тормозили против мемориального комплекса на площади Победы. Стас выскочил из машины и понесся к стеле, а я осталась на месте, рассудив, что ползать на коленях по земле на виду у многочисленных прохожих вдвоем нужды нет. За глаза хватит и одного Стаса. Его массивная, коленопреклоненная фигура посреди центральной площади и без меня будет выглядеть очень впечатляюще. Через пару минут Стас бегом вернулся назад, плюхнулся на сидение рядом со мной и показал зажатый в кулаке листок бумаги. Дрожащей от нетерпения рукой расправив его, он принялся вслух читать напечатанный на машинке текст:

«Если хочешь получить свою дочь живой и невредимой, точно следуй нашим указаниям. Завтра, 23 июня, ровно в четыре утра ты с деньгами должен быть на железнодорожном вокзале. Сумму, равную 500 000 долларов, положи в дипломат и держи в правой руке. В 4. 15 выходи на первую платформу. В это время там будет стоять электричка. Иди вдоль состава до десятого вагона, остановись перед первой дверью. Ровно в 4. 20 бросай дипломат в тамбур и сразу возвращайся в здание вокзала. Назад не оглядывайся! Сделаешь все точно - у центрального входа тебя будет ждать дочь. Не вздумай нарушить наши инструкции! Мы будем следить за тобой! Если обманешь, твоя дочь умрет».

― По-моему, фуфло, ― сказала я, дочитав до конца послание. ― Ты оставляешь деньги и уходишь. Гарантий, что Полина будет ждать тебя на вокзале, никаких. Похоже на очередной кидняк! Я бы на твоем месте не стала этого делать.

― Ты не на моем месте! Тебе легко рассуждать, там не твоя дочь. А я голову теряю, как только представлю, что с ней может случиться.

― Мне кажется, ты эту голову потерял давно, как только узнал, что Полину украли. Нужно было не идти на поводу этих вымогателей, а предпринимать меры к поискам девочки.

Стас открыл рот, собираясь возразить, я махнула на него рукой:

― Слышала, слышала! В родную милицию ты не веришь! Хорошо! Не веришь не надо! Но ведь у тебя есть «крыша»! Ты человек в городе известный, у тебя солидный бизнес, значит и «крыша» должна быть солидная. Нужно было обратиться к ним. Они бы по своим каналам прощупали местную братию. Информационная служба у них поставлена четко. Могли бы тебе помочь.

― А то я не обращался! ― огрызнулся Стас. ― Это было первое, что я сделал. Но меня уверяют, что никто из местных в этом деле не замешан. Полину похитили залетные и следов они не оставили.

― Ладно, я была не права. Зря на тебя напустилась, ― примирительно сказала я. ― Только отдавать деньги в обмен неизвестно за что ― глупо. Ты вполне можешь остаться и без денег и без дочери. Не хочу тебя лишний раз травмировать, но, вспомни, что произошло совсем недавно. Забыл?

― Ничего я не забыл, но выбора нет. Сделаю, как они говорят, ― упрямо набычился Стас.

Я предприняла последнюю попытку:

― Ну, пошли хотя бы людей проследить, кто возьмет деньги.

― Никогда! В такую рань в электричке будет пусто. Если моего человека заметят, Полина может погибнуть. Я не могу рисковать её жизнью. Лучше я рискну деньгами.

Все доводы были исчерпаны, Стас остался при своем мнении, и я устало пожала плечами:

― Это твоя дочь и твои деньги. Поступай, как знаешь.

― Вот именно, ― угрюмо буркнул Стас и решительно повернул ключ зажигания.

― Эй, подожди! Мне выйти надо! ― воскликнула я, открыла дверь и выскочила из машины.

― Ты уходишь?! Именно сейчас? ― изумился Стас.

― У меня дела в городе, так что поезжай без меня.

― Ты вернешься? ― через силу выдавил он из себя, кося глазом в сторону.

― Обязательно! ― жизнерадостно заверила я. ― Утрясу тут кое-что и приеду. Не беспокойся, через пару часов буду у тебя.

Он молча кивнул, завел мотор, и машина мягко отъехала от тротуара. Я стояла на месте до тех пор, пока она не скрылась за поворотом, потом развернулась и рысью затрусила вдоль улицы. День клонился к вечеру, а мне нужно было успеть сделать все, что задумала.

Я честно сдержала слово, данное Стасу, и ровно через два часа стояла на пороге его дома. Мне открыла горничная, чему я очень порадовалась. В тот момент встречаться с членами семейства Егоровых в мои планы не входило. Бросив на ходу, что очень устала, я побежала наверх. Заперев дверь комнаты, разложила на кровати принесенные свертки и с удовлетворением оглядела их содержимое. Вдоволь налюбовавшись своими приобретениями, разделась и отправилась в душ. После десяти минут пребывания под горячей водой почувствовала себя заново родившейся и готовой к новым подвигам. Завернувшись в огромное полотенце, босиком прошлепала в комнату, натянула на себя чистую одежду и, полная решимости добиться своего, спустилась вниз.

Стаса я нашла на кухне в обществе Марии Ефимовны. Моему появлению он обрадовался и даже не посчитал нужным это скрывать. Я уселась напротив него и сразу приступила к делу:

― Ты уже решил, в чем деньги передавать будешь?

― Ну, да, ― удивленный вопросом, он кивнул. ― В кейсе.

― Покажи, ― приказала я.

Не говоря ни слова, он сходил в кабинет и притащил тот самый дипломат, в котором уже пробовал передать выкуп за дочку в прошлый раз. Именно его я разыскивала в кустах под мостом.

― Не надо в этом, ― покачала я головой.

― Почему?! ― удивленно вздернул он брови.

― Из суеверия. Один раз уже случился облом, не нужно использовать этот же кейс второй раз.

― Глупости, ― отрезал Стас.

― Не глупости! Народная примета!

Стас скептически хмыкнул, но тут Мария Ефимовна, внимательно прислушивавшаяся к нашим препирательствам, бросилась мне на подмогу:

― Сделай, как она говорит! Раз есть примета ― соблюдай!

― Бабские фантазии! Не знаю я такой приметы! ― отмахнулся племянник.

― Если ты не знаешь, это ещё не значит, что её нет, ― сурово отрезала я, а Мария Ефимовна согласно поддакнула.

Но Стас наш напор выдержал и упрямо пробурчал:

― Нет у меня другого дипломата. Только этот. В нем и повезу деньги.

Я тоже отступать была не намерена и потому торжественно объявила:

― У меня есть!

Выбежала в холл, схватила предусмотрительно припрятанный там дипломат и с торжествующим видом водрузила его на стол:

― Вот! В нем деньги и передашь! Сегодня специально для этого случая купила.

Стас скептически оглядел дешевенькое произведение местной промышленности, потом пожал плечами и проронил:

― Ну, если тебе так хочется...

― Хочется! Очень хочется! ― горячо заверила его я.

Благополучно решив проблему с дипломатом, я пришла в отличное расположение духа и с жадностью накинулась на ужин. У меня во рту с самого утра маковой росинки не было, не удивительно, что я в момент умяла все, что поставила передо мной Мария Ефимовна, потом наговорила старушке кучу комплиментов по поводу её кулинарных талантов и, сославшись на усталость, отправилась к себе.

Закрывшись в комнате, ещё раз проверила свое нехитрое снаряжение, завела купленный специально для этого случая будильник и завалилась в кровать. День выдался нервный, следующий обещал быть не легче, и я собиралась хорошенько отдохнуть.

Заснула сразу, как только голова коснулась подушки, но выспаться не удалось. Впервые за последние дни мне опять приснился сон. Кошмар длился не долго, но я пробудилась вся в холодном поту и больше уснуть не смогла. Да и смысла засыпать по новой не было: будильник показывал второй час ночи. Повалявшись ещё некоторое время в кровати и в последний раз перебрав в голове детали задуманного, я встала и принялась неторопливо собираться. Натянула на себя черные джинсы, черную рубаху с длинными рукавами, которую, чтоб не развевалась вокруг меня и не мешала двигаться, старательно заправила внутрь, волосы прикрыла черной каскеткой и критически оглядела себя в зеркале. Призрак ночи! Бэтмен российского разлива! Никита из Урюпинска! Что и говорить, наряд совершенно не шел к моей костлявой фигуре, но я приобрела его накануне в целях маскировки, а не для украшения собственной внешности. Решительно повернувшись спиной к зеркалу, нацепила на спину рюкзачок и вышла.

В холле горел свет, из кухни доносилось позвякивание посуды, и негромкая воркотня тети Мани. Похоже, хозяевам тоже не спалось в эту ночь и они уже были на ногах. Тихо скользя вниз по лестнице, я добралась до первого этажа, на цыпочках прокралась к выходу и осторожно повернула защелку автоматического замка. Она легко вышла из гнезда, дверь без звука отворилась, пропуская меня, и снова мягко захлопнулась. Посчитав это хорошим началом, сулившим удачу моему предприятию, я, стараясь держаться деревьев, бодро зашагала к выходу из поселка.

До трассы я добралась быстро и без приключений, а вот там пришлось понервничать. Ночью движение было не таким интенсивным, как днем, и я проторчала на обочине битых двадцать минут, пока дождалась первой попутки. Сначала водитель РАФика наотрез отказался везти меня к вокзалу, твердя, что ему нужно совсем в другую сторону. Но тут я сгоряча посулила ему двойную цену и он не устоял. В результате, уже в 3. 30, я стояла в тени газетного киоска и украдкой обозревала перрон. Народу на платформе было мало. Неподалеку от меня стояла кучка мужиков в рабочей одежде, ведущих между собой неторопливый разговор, поодаль маялась толстая бабища с многочисленными баулами. Никто из них на роль похитителя маленьких девочек не годился, а других фигур в обозримых окрестностях не наблюдалось.

Электричка пришла ровно в 4. 00. Подслеповато мигая тускло освещенными окнами, состав протащился до конца платформы и замер. Мужики, негромко гомоня, стали неторопливо загружаться в вагон, а под их прикрытием и я просочилась внутрь. Работяги тут же заняли две лавки, вытащили колоду карт и, не теряя ни минуты, приступили к игре, я же задерживаться на месте не стала и торопливо пошла вдоль прохода. Конечной целью моего движения был девятый вагон, и добраться до него нужно было как можно скорее.

Желающих ехать в столь ранний час было мало, и за время моего передвижения по составу мне встретилось только давешняя баба с баулами. Я на неё внимания не обратила и быстро прошмыгнула мимо, в тот момент меня больше беспокоил человек, прятавшийся в десятом вагоне. Никаких сомнений, что он находится там, у меня не было. Раз Стасу было приказано швырнуть деньги на пол тамбура, значит, кто-то внутри должен был их поднять. Не могли похитители оставить такую гигантскую сумму без присмотра! Так вот, меньше всего мне хотелось, чтоб он меня заметил, а в освещенном вагоне такой шанс у него был.

Короче, шагнув в девятый вагон, я низко наклонила голову и шустро засеменила мимо пустующих сидений, стремясь как можно быстрее миновать опасную зону видимости и добраться до противоположного тамбура. Стараясь особо не высовываться, осторожно повернула ручку и потянула тяжелую дверь на себя. Она неохотно поддалась и в следующий момент я оказалась в вонючей темноте. Со вздохом облегчения вжалась в угол и минуту стояла неподвижно, переведя дыхание, потом осторожно выглянула в дверное окошко. С моего места наружный вход виден не был, но зато хорошо просматривался проход между сидениями. Сейчас он был пуст, но если похититель явится за деньгами, я его сразу замечу. Я поднесла руку к глазам и посмотрела на часы. Стрелки показывали 4.17, значит, ждать оставалось три минуты. Неожиданно, пол под ногами завибрировал, отзываясь на работу двигателей, а я испугалась, что состав тронется раньше времени и Стас не успеет зашвырнуть кейс в вагон. Словно в ответ на мои мысли мимо окошка пролетел темный предмет и с глухим стуком шлепнулся на пол. В следующую минуту двери закрылись, и состав медленно тронулся. Припав боком к стене, я вытянула шею, стараясь не пропустить момента появления похитителя.

Сначала в соседнем вагоне ничего не происходило, потом между сидениями поднялась фигура в сером и кинулась по проходу в мою сторону. Боясь быть замеченной, я отпрянула в угол, но за предыдущий короткий миг все же успела рассмотреть бегущего. Худощавая фигура, могла принадлежать и подростку, и парню субтильной наружности, и юной девушке. Кем он был в действительности, понять было невозможно: на человеке был мешковатый спортивный костюм, волосы прикрыты капюшоном, а черты лица искажал натянутый на голову черный чулок. Краем глаза я видела, как в тамбуре мелькнула тень и исчезла. Решив, что посланец поднял кейс и вернулся в вагон, я снова припала к окну.

Человек в сером сидел спиной ко мне и возился с замками. Я понимающе кивнула: ему не терпится проверить содержимое. С моего места видно было, как он открыл крышку дипломата, и некоторое время сидел склонившись над ним. Убедившись, что внутри находится то, что он и ожидал, неизвестный захлопнул кейс, стянул с головы чулок и расслабленно откинулся на спинку сидения. Мне очень хотелось, чтоб курьер ненароком повернулся ко мне хотя бы боком, но он упрямо продолжал демонстрировать свою спину, и не оставалось ничего другого, как терпеливо разглядывать её.

Неожиданно состав стал тормозить, человек вскочил и бросился к противоположному выходу. Я боялась его потерять, и первым порывом было бежать следом, но мое внезапное появление могло напугать похитителя и, горестно вздохнув, я отказалась от неразумного намерения. Вместо этого, вернулась в свой вагон и, как только поезд остановился, соскочила на землю. Однако неизвестный оказался шустрее, и я опять увидела только его спину. Спорым шагом он удалялся от меня, деловито помахивая дипломатом.

Остановка называлась «Озерки», но озер вокруг видно не было. Со всех сторон высился лес, причем, довольно старый, с мощными деревьями и густым подлеском. От платформы вглубь него уходила неширокая, но хорошо утоптанная дорожка. Заросли по обеим её сторонам были настолько густы, что при всем желании, неожиданно свернуть в сторону и скрыться, было затруднительно. Довольная этим обстоятельством, я отпустила преследуемого на безопасное расстояние и, стараясь не особенно бросаться в глаза, двинулась следом. В таком порядке, не встретив по дороге ни души, мы благополучно миновали лес, и вышли к поселку. Тропинка незаметно перешла в неширокую улицу и вот тут я забеспокоилась. Я боялась, что парень оглянется и увидит меня, тем более что спрятаться было некуда. На мое счастье, объект уверенно шел вперед, назад не оглядывался, и было видно, что этот путь пройден им не раз и хорошо знаком. Дойдя до рынка, он, не сбавляя темпа, обогнул его и свернул в небольшой проулок.

Топая следом за незнакомцем, я гадала, сколько же он ещё собирается плутать по окрестным улицам, как он вдруг толкнул калитку в высоком деревянном заборе и исчез. Увидев этот маневр, я сначала замерла на месте, ожидая подвоха, однако прошло долгих пять минут, незнакомец не показывался, и я двинулась вперед. Неторопливым шагом прошла мимо глухого забора, выискивая подходящую щель и одновременно прислушиваясь к звукам во дворе. К сожалению, щели я не нашла, а со двора не доносилось ни звука. В тщетной надежде прошла дальше, но забор соседей не уступал «моему» ни высотой, ни добротностью. Раздосадованная неудачей, я, сердито матеря проклятых куркулей, настроивших неприступные ограждения, перешла на противоположную сторону улицы, стала за кустами и занялась изобретением способа проникновения в дом. Ничего путного придумать не успела, ворота неожиданно распахнулись во всю ширь, так что стал виден внутренний двор, легковая машина и бегущая к ней от ворот фигура в сером. Человек резво прыгнул за руль, автомобиль сорвался с места, вылетел из ворот и унесся в сторону рынка. Лица водителя опять разглядеть не удалось, теперь его закрывали огромные темные очки.

Первым моим порывом было кинуться вдогонку за исчезающей машиной, но вместо этого я перебежала через дорогу и остановилась у ворот. Похоже, все мои планы летели в тартарары. Уж очень подозрительно выглядело поведение человека в сером, в его действиях сквозила такая нервозность, что для этого должны были быть серьезные основания. Внутренний голос подсказывал мне, что эти основания могут обернуться для меня крупными неприятностями и предостерегал от попытки проникнуть в дом, но я сердито ответила ему, что осторожность, конечно, вещь хорошая, только раз уж я здесь, то топтаться на улице смысла не имеет. И хотя причина моего приезда сюда унеслась на блестящей машине, было ещё кое-что, ради чего стоило рискнуть. В результате, я приняла половинчатое решение: в дом идти, но соблюдать крайнюю осторожность.

Строение было приземистым, всего в один этаж, и стояло посреди участка. От ворот его отделяла мощеная плиткой площадка, а позади виднелись деревья сада. Шторы на окнах были задернуты, а вокруг царила такая тишина, что дом казался необитаемым. Быстрым шагом я пересекла открытое пространство, прошла вдоль глухой стены, завернула за угол и оказалась в саду.

Он был сильно запущен, зарос бурьяном и если бы не распахнутая настежь задняя дверь, место казалось бы необитаемым.

Напряженно прислушиваясь и каждую секунду ожидая неприятностей, я поднялась по скрипучим ступеням и вошла в дом. Комната, куда я попала, была большой, но её назначение поддавалось определению с трудом. В центре стоял круглый, накрытый длинной, до полу скатертью стол с остатками еды и это позволяло считать её столовой. Но справа громоздилась широкая деревянная кровать с измятыми простынями, и это превращало её в спальню. Обстановку комнаты дополняли гигантский платяной шкаф и древнее трюмо с треснувшим зеркалом.

Стараясь ничего не касаться руками, я стала медленно обходить вокруг стола и вдруг на полу увидела девушку. Она лежала на спине и широко распахнутыми глазами неотрывно смотрела в потолок. Одета лежащая была в ночную сорочку, поверх которой был наброшен легкий халат. Все это теперь задралось, оголяя длинные, красивые ноги и стройные бедра. Странно, но меня почему-то шокировал не факт смерти женщины, а вид этих бесстыдно оголенных ног. И ещё шприц, который валялся рядом с ней. Первое, что я подумала, увидев эту штуку около тела девушки, было, что она наркоманка и погибла от передозировки. В следующий момент я от этой мысли отказалась, потому что таких чистых, без единого синяка и следов уколов рук и ног у штатных наркоманов не бывает. В общем, получалось, что если ей и ввели какую-то дурь, то только с целью убийства.

Я стояла над телом, решая сложный для себя вопрос: уйти или все же сначала осмотреть дом. Неожиданно за моей спиной раздался шорох. Я быстро оглянулась. Комната была пуста, но в проеме распахнутой двери мелькнула и тут же пропала маленькая фигурка. В следующую минуту, забыв про труп на полу, я выскочила в сад и закричала:

― Поля! Полина!

Мой голос звонко разносился по округе, не слышать меня она не могла и тем не менее показываться не спешила. Не переставая звать, я сделала несколько шагов в направлении сада и остановилась. Искать девочку в этих зарослях было бессмысленно. Там было такое множество укромных уголков, в которых можно было легко спрятаться, что, если Полина не захочет, мне её вовек не найти. Одновременно с этой мыслью, в голове родилась другая. А может я вообще зря кричу, и ребенок, которого я видела краем глаза, вовсе не был Полиной. Может это сын или дочь той женщины, что лежит на полу в комнате, а Полины здесь и близко нет. Ведь я с самого начала плохо верила, что похитители собираются сдержать обещание и привезти девочку на вокзал. А судя по тому, как разворачивались события в этом доме, в живых мог остаться только один человек, и это точно была не Полина. Не очень надеясь на ответ, я на всякий случай позвала ещё раз:

― Полина! Поля! Ты здесь? Вылезай! Не бойся! Я тебя к папе отвезу!

Сначала все было тихо, потом в кустах справа от меня послышалась возня, ветки раздвинулись и из-за ржавой бочки вылезла худенькая фигурка с растрепанными кудряшками огненного цвета и в джинсовых шортах до колен. С пронзительным криком:

― Аля! Альбина! Живая! ― она кинулась ко мне и в мгновение ока с обезьяньей ловкостью вскарабкалась на руки. Приникнув всем худеньким тельцем и крепко обхватив руками за шею, она зашептала:

― Жива! Тебя не убили!

Мир закрутился вокруг меня в бешеном вихре, земля под ногами зашаталась и, чтоб устоять, мне пришлось прислониться спиной к ближайшему дереву. Нет, девочка вовсе не была тяжелой, просто в тот миг я вдруг все вспомнила. Все от начала до конца, все до мельчайших подробностей, даже то, что мне совсем не хотелось бы вспоминать. Кадрами немого кино передо мной замелькали события недавнего прошлого. Вот я еду в машине вместе с Полинкой. Я ― за рулем, она рядом. Машина дорогая, а главное чужая и я еду осторожно. Вот нас, громко сигналя, догоняет синий «Форд». Вот он обгоняет нас, разворачивается поперек узкой дороги и из него выскакивают двое. Я хочу дать задний ход, но сзади перегораживает дорогу другая машина. Из него выскакивает девушка и спешит к нам. Боковым зрением вижу, что за рулем сидит человек, но длится это всего мгновение, и лицо за темными очками и длинным козырьком низко надвинутой на лоб каскетки разглядеть не успеваю. Вот Кирилл с пистолетом в руке рывком открывает дверь моей машины и приказывает выйти. Вот пронзительно визжит Полина, потому что второй похититель пытается вытащить её наружу. Она верещит и вырывается и он несколько раз с силой бьет её по лицу. По подбородку ребенка бежит алая кровь. Я пытаюсь схватить девочку за руку, но получаю удар по голове и все вокруг становиться сначала красным, а потом погружается в темноту.

А Полина между тем продолжала засыпать меня вопросами, которые выскакивали из неё как горох из дырявого мешка:

― Ты сбежала от них? Обдурила их всех и сбежала? А меня как нашла? Как узнала, что я здесь? Ты искала меня? Искала долго-долго и нашла? Это потому, что ты меня любишь, да?

Превозмогая дурноту, я прошептала:

― Подожди минутку! Что-то мне не по себе! Слабость, знаешь ли!

Она разжала руки, соскользнула на землю и деловито спросила:

― Ты случайно не беременна?

Услыхав такое от маленького ребенка, я ошарашено пискнула:

― Что ты говоришь?

― А что такого? Мама всегда, когда плохо себя чувствует, так говорит. Я слышала!

Взяв себя в руки, я быстренько перевела разговор на другой предмет:

― Кто был с тобой в доме?

― Танька! Она здесь живет и меня сторожит. Другие приезжают и уезжают, а она всегда здесь!

― А сегодня утром кто приехал?

― Не знаю! Слышала, как сначала в дверь колотили, Танька пошла открывать и с кем-то разговаривала в коридоре, а потом кричать стала:

― Нет, я этого делать не буду! Берем деньги и мотаем отсюда. Оставь её в покое!

Я испугалась и удрала в сад.

― Значит, не знаешь, кто привез сюда дипломат с деньгами?

― Папа заплатил за меня выкуп?! Ура! Молодчина! Я знала, что он не будет жадиться!

― А ты откуда про выкуп знаешь?

― Я много чего знаю! Я слышала! Они меня привезли сюда и в шкафу заперли, чтоб не мешала. А сами сидели в комнате и все обсуждали.

― Что ты слышала?

― Все! Как деньги собирались у папы просить. Долго спорили, сколько он может дать. Танька и Колька хотели просить сто тысяч, а Кирилл сказал:

― За сто тысяч мараться не стоило. Возьмем по макси...

Полина запнулась, припоминая трудное слово потом старательно выговорила:

― ...максимуму. И вообще, не мы это дело задумали, не нам и решать. Лепила в доме свой человек, знает, сколько хозяин потянуть может. А кто такая лепила?

― Врач, ― машинально ответила я.

Полина кивнула и продолжила рассказ:

― Они сначала покричали, а потом согласились. А потом эта стерва убила Кольку, а потом разбился Кирилл.

― Какая стерва?!

От изумления я даже забыла указать Полине, что маленькие девочки слово «стерва» не держат в своем лексиконе.

Полина равнодушно пожала плечами:

― Не знаю. Какая-то тетка убила Кольку. Стервой её Танька называла. И ещё Танька плакала. Она его любила. А ещё она ругалась. Сидела, пила водку и повторяла:

― Сволочь! Бессердечная сволочь! Надо же такое сказать!

И передразнивала кого-то:

― Значит такая у них судьба. Нам больше достанется.

И опять плакала и говорила всякие плохие слова. Только это потом было, когда Кирилл разбился.

― Эти разговоры не для маленьких девочек, ― попыталась я по ходу разговора провести воспитательную работу, но Полинка мои жалкие попытки решительно отмела:

― А я не маленькая. Я в этом году в школу пойду. Должна была в прошлом идти, только мне трех месяцев не хватило. И я не виновата, что в шкафу все слышно было.

― Конечно, не виновата.

Она кивнула, довольная признанием своей правоты, и спросила:

― Они уехали? Я в кустах сидела и слышала, как мотор работал.

― Тот, кто деньги получил, уехал. А какая-то женщина лежит в доме.

Не успела я удержать её, как Полина метнулась в дом. Я кинулась следом, кляня себя за длинный язык. Зрелище было не для маленьких девочек.

Полина стояла около тела, личико её кривилось от сдерживаемых рыданий, по щекам текли слезы, но она мужественно боролась с собой и прилагала все силы, чтоб не зареветь в голос. Я подошла, обняла за плечи и прошептала:

― Пойдем отсюда.

― Она совсем умерла?

― Совсем.

― А почему она умерла?

Я неопределенно пожала плечами и кивком указала на шприц:

― Наверное от этого.

― Это её Лепила убила. Раз она врач, значит, все лекарства знает. А лекарства ядовитые. Если много съесть ― обязательно умрешь. Мне Юлька говорила, она у нас фармацевт.

― Фармацевт, ― поправила я.

― Ага, фармацевт. Она всякие отравы знает. Когда зимой в подвале крысы завелись, огромные, их даже Ваучер боялся, Юлька отраву сделала, и они все подохли. Я сама их видела.

Она замолчала, потом тихонько вздохнула и проговорила:

― А Танька хорошая была. Не злая. Она меня, когда никого не было, из шкафа выпускала. Только просила никому не говорить. А ещё мне Танька разрешала телек смотреть. И кормила вкусно. Кашу никогда не варила. Утром делала яичницу с колбасой, а днем жарила картошку и ещё сосиски. Я все это очень люблю. Маня не разрешает есть много яиц и жареную картошку не разрешает. Ворчит, что вредно. А Танька всегда разрешала.

Неожиданно она сменила тему и спросила:

― А деньги где?

Я огляделась, дипломата нигде видно не было. Да я, в общем, здорово удивилась бы, окажись он там. Потому, в ответ на вопрос девочки, неопределенно пожала плечами.

― Значит, тот «серый» увез! ― авторитетно заявила Полина. ― Таньку убил и увез.

― Так это был мужчина? Ты его видела? А сама сказала, не знаешь, кто приезжал!

Полина посмотрела на меня страдальчески, как смотрят взрослые на несмышленых и докучливых детей, и принялась объяснять:

― Я же тебе говорю! Когда Танька кричать стала, я испугалась и из шкафа вылезла. Только я не сразу в сад убежала, а сначала к двери подошла. Интересно же было, с кем она ругается.

― Так ты видела, кто приезжал или нет? ― простонала я, теряя всякое терпение.

― Нет, ― сердито отрезала Поля. ― Щель маленькая была, а он сбоку стоял. Видела только руку и немного спину.

― А почему говоришь «он»?

― Не знаю, ― раздраженно дернула она плечиком.

― А голос какой был? ― предприняла я последнюю попытку добиться ясности.

― Никакой! Он шепотом говорил. Это Танька орала, ― сердито ответила Полина, раздосадованная моей непонятливостью.

Увидела мое огорченное лицо и решила утешить:

― Он теперь в аэропорт поехал.

― Откуда ты знаешь?

― Слышала! Он уговаривал Таньку не кричать. И ещё говорил, что деньги получили и это главное. Теперь надо лететь в Москву, а потом каждый куда хочет. И билеты показывал. И ещё он хотел меня убить, ― хвастливо закончила она и с гордостью посмотрела на меня.

― Почему ты так думаешь?

― Я не думаю! «Серый» сам сказал. Я ― опасная. Я всех видела и обязательно заложу. Меня в живых оставлять нельзя. А Танька не соглашалась и кричала. А потом я в сад убежала.

― Как тебе удалось удрать? Разве тебя не запирали?

― Запирали. Вон в нем.

Она подбежала к платяному шкафу и показала на крючок, прикрепленный к наружной стороне дверцы.

― Видишь? Меня на него закрывали и думали, дураки, я не вылезу. А у меня в кармане ножик. Я всегда его с собой ношу.

Она продемонстрировала мне перочинный нож.

― Я его просовывала в щель и откидывала крючок. Показать?

― Нет! Пойдем отсюда. Нужно поскорей отвезти тебя к папе.

― А деньги? Если мы поедем к папе, «серый» улетит и деньги увезет. У него билет на 8. 30 утра. Я слышала.

Я внимательно посмотрела на неё и спросила:

― Не хочешь деньги отдавать?

Вообще-то у меня самой были планы насчет этих денег, но я не ожидала такой прыти от этой малютки.

― Не хочу! Это наши с папой деньги, а не его. Их надо отнять.

― Ну, что ж! Значит, едем в аэропорт забирать твои деньги. Только, я одна не справлюсь, мне твоя помощь нужна.

― Ура! ― закричала Полина, схватила меня за руку и потащила из комнаты.

Около рынка мы остановили «Москвич», и его владелец по сходной цене согласился подбросить нас в аэропорт. Смышленая Полина всю дорогу рта не раскрывала, понимая, что болтать в присутствии постороннего не стоит. Мы попросили высадить нас возле автобусной остановки и к зданию аэропорта пробирались, смешавшись с толпой пассажиров. Достигнув цели, внутрь не пошли, а стали в нише рядом с входом, и я принялась её инструктировать. Полина слушала с горящими глазами, и видно было, что предстоящее приключение ей очень по душе.

― Постарайся, чтоб тебя не заметили. Почувствуешь опасность ― удирай. Ну, а если совсем туго придется ― ори во всю мочь.

Дослушав до конца, Полина кивнула и нырнула в распахнутые двери, а я осталась томиться на улице. Девочки не было минут пятнадцать, и я уж было собралась наплевать на конспирацию и идти её искать, как совершенно неожиданно она возникла рядом со мной. Очень довольная собой, Полина принялась рассказывать:

― «Серый» на втором этаже. Стоит в дальнем углу. За колонной. С лестницы не видно. Чемоданчик с ним. Он его в руке держит.

― Когда будем подниматься по лестнице, он нас заметит?

― Нет, ― замотала головой девочка. ― Стоит спиной и смотрит в окно. Пойдем быстрее, а то ещё уйдет куда.

― Хорошо, давай руку и пошли.

Быстрым шагом мы пересекли зал со снующими в разные стороны пассажирами, поднялись по широкой лестнице на второй этаж и тут Полина заговорщицки прошептала:

― Вон там, в углу.

Я глянула в указанном направлении и хмыкнула. Возле колонны действительно стоял человек в сером спортивном костюме. Несомненно, это был тип из поезда. Я его спину на всю оставшуюся жизнь запомнила. Капюшон он с головы сдернул и теперь ничем не отличался от других граждан. Обычный пассажир, каких было много вокруг, коротающий время до своего рейса за разглядыванием самолетов на летном поле. В руках он крепко сжимал тот самый дипломат, что я лично купила накануне.

Налюбовавшись вдоволь спиной незнакомца, я отвела Полину в сторону и принялась инструктировать. Когда я начала в третий раз повторять одно и тоже, она закатила глаза, показывая, что у неё уже мочи нет меня слушать. Я согласно кивнула, стянула с плеча рюкзачок и отдала ей. В нем лежал дипломат, между прочим, точная копия того, что был в руках у человека из поезда, и спросила:

― Помнишь, что делать надо?

― Что я, дебилка? ― возмутилась Поля.

― Так говорить нельзя. Это плохое слово, ― машинально поправила я её, думая совсем о другом.

― Нормальное, ― отмахнулась Полина. ― Плохие слова совсем не такие, но я их тоже знаю.

Я не стала спорить, оставила ребенка в покое и озабоченно завертела головой. Милиционера увидела в дальнем конце зала. Он неторопливо шел между скамеек, ритмично помахивая дубинкой и меланхолично озирая вверенную ему территорию. Я ухватила Полю за руку и без лишней суетливости двинулась в его сторону. Чем ближе я подходила к блюстителю порядка, тем растеряннее и беззащитнее становилось мое лицо. В какой-то момент милиционер заметил нас и теперь с любопытством наблюдал, как мы лавируем между сваленными на полу тюками и чемоданами. Я тоже исподтишка оглядела его и осмотром осталась довольна. Парень был совсем молоденький, а значит существовала надежда, что он окажется более доверчивым, чем любой из его взрослых коллег. Подойдя вплотную, я робко кашлянула и искательно заглянула ему в глаза:

― Товарищ милиционер... извините, что беспокою... не могли бы вы нам с дочкой помочь...

Милиционер перевел глаза на Полину, она ответила ему робкой улыбкой и жалобным взглядом. Я искоса следила за маленькой плутовкой и осталась довольна. Вид очаровательной детской мордашки сделал свое дело, и милиционер вполне доброжелательно спросил:

― Что случилось, гражданка?

― Неприятность у нас... я понимаю, вы совсем не должны это делать... но чисто по-человечески... ― невнятно забубнила я.

Некоторое время он слушал и пытался понять, что именно со мной приключилось и какой помощи я от него жду. Когда же сообразил, что мое бессвязное бормотание может растянуться до бесконечности, нетерпеливо прервал:

― Объясните толком, гражданочка, что с вами приключилось?

― Ох, не знаю, как сказать… Муж мой там стоит... поругались мы... а он выгреб все деньги и ценности, что были в доме и вот... собрался улетать к матери...

― А от меня что хотите? Чтоб я его арестовал? ― насмешливо хмыкнул страж порядка.

― Ох, нет. Зачем арестовывать? Он ведь не со зла. Просто психованный очень. Я поговорить с ним хочу. Может согласится домой вернуться...

Милиционер уже начал терять терпение и готов был идти дальше, поэтому я перестала нудить и торопливо выложила свою просьбу:

― Боюсь я его. Сгоряча может и ударить. Пожалуйста, постойте в сторонке, пока я с ним разговаривать буду. Делать ничего не надо, просто станьте, чтоб он вас видел. При милиции он хулиганить не будет, и я смогу с ним поговорить.

Милиционер колебался. История ему не нравилась, и вмешиваться в неё у него желания не было. Взвесив все за и против, он открыл рот, что б ответить отказом, но тут вмешалась Поля. Она шмыгнула носиком, жалобно заглянула парню в глаза и тоненьким голоском протянула:

― Дядя, помогите маме. Папа все деньги забрал, нам завтра кушать нечего будет.

Милиционер досадливо крякнул и сдался. Я развернулась и, пока он не передумал, заторопилась к колонне. Полина вырвала ладошку из моей руки и вприпрыжку побежала вперед.

Человек с чемоданом по-прежнему стоял за колонной и пристально смотрел на летное поле. Гул взлетающих самолетов заглушал все остальные звуки, поэтому он не слышал, как я подошла. Только, когда я легонько коснулась его плеча и прошептала почти в самое ухо:

― Привет, далеко собрался? ― он вздрогнул и обернулся.

― Ты? ― изумленно выдохнул он.

― Я, Аркаша, я! Не ожидал?

Он дернулся, однако я была начеку и зашипела:

― Не рыпайся, хуже будет. Видишь, там милиционер стоит?

Я кивнула в сторону блюстителя порядка, который стоял в сторонке и внимательно смотрел в нашу сторону. Дубинкой он легонько постукивал по ноге, думаю, совершенно механически и без всякого намека. Однако, его вид произвел должное впечатление и Аркадий остался на месте.

― Чего тебе надо? ― тихо спросил он, с ненавистью глядя на меня.

― Отдай деньги.

― А больше ничего не хочешь? ― ощерился он.

― Не хочу. Думаю, за то, что твои парни со мной в лесу сделали, это будет в самый раз.

― А если не отдам?

― Тогда я скажу милиционеру, что ты украл ребенка и убил женщину. Труп между прочим до сих пор на полу лежит.

― Не докажешь, что я там был.

― Докажу. Мне Полина поможет.

Из-за другой колонны выскользнула Полина и стала рядом со мной. Я обняла её за плечи и сказала:

― Стоит мне намекнуть, чья это дочь, и ты конченный человек. Ее отца в этом городе знают все. Ему позвонят, и он будет здесь ровно через десять минут. Ну, а тогда я тебе не завидую. Да ты и сам все понимаешь, что я тебе объясняю! Отдай чемодан Полине. Медленно, без резких движений и неожиданных фокусов. И головой не верти! Смотри на меня и делай вид, что мы мирно беседуем…

Колебался он ровно мгновение, потом с большой неохотой подчинился. Полина схватила кейс, а я облегченно вздохнула. Основная часть дела была сделана, теперь можно было и поговорить.

― Зачем ты это сделал? Ведь твоя была идея, не так ли?

Он с ненавистью посмотрел на меня:

― Чего спрашиваешь? Сама-то за этими бабками сюда прилетела! Значит, тоже хочешь красиво пожить!

― Ты всерьез думал, что на те небольшие тысячи, что приходились на каждого из вашей банды, ты смог бы долго шиковать? Дорогой! Деньги имеют отвратительное свойство быстро кончаться и что потом?

― А кто собирался делиться? ― презрительно процедил он. ― Если б ты мне не помогла и не убрала двоих, я сам бы сделал черную работу. А так, только с бабами пришлось разбираться.

― Значит, ты мне был благодарен и за это пытался убить. Класс! Что за гадость в молоко подлил?

― Все равно не поймешь. Но, если б ты выпила, результат был бы хороший. Острая сердечная недостаточность. А если и возникли бы случайные подозрения, Стас бы все замял. Он скандалов не любит! Смотри, как все гладко с Кристиной обернулось. Погибла девушка от неосторожной езды. И никаких вопросов! Никому в голову не пришло спросить, а что там в это время Стас делал.

― Не отвлекайся и отвечай конкретно на вопрос, ― одернула я его.

― Слушай, почему я должен с тобой разговаривать? ― возмутился Аркадий.

― Чтоб я не позвала вон того симпатичного милиционера и не передала ему в руки убийцу и похитителя детей, ― нежно проворковала я.

Он дернулся, собираясь послать меня куда подальше, но вовремя опомнился и угрюмо процедил:

― Что ты хочешь знать?

― Все с самого начала.

― Долго рассказывать, а скоро мой самолет.

― Говори сжато и по существу, вот и успеешь на посадку, ― посоветовала я.

Аркадий недоверчиво глянул на меня, и я поспешила его заверить:

― Ты мне без надобности. Расскажи все и можешь быть свободен.

Он кивнул и, глядя прямо перед собой, монотонно забубнил:

― Нужны были деньги. Я по вечерам после института подрабатывал, но это так, копейки.

― Подожди! ― прервала я его. ― Ты в институте учился?

― А что тут удивительного? ― обиделся Аркадий. ― В меде, в одной группе с Костей. Он мне и работу предложил. Его отцу как раз водитель требовался. Ну, я зарплатой соблазнился, институт бросил и подался шоферить.

― Так Костя принимал участие в похищении сводной сестры?!

― Да нет! Он просто помог мне работу получить. К нашим делам он отношения не имеет.

― Хорошо, рассказывай дальше.

― Поначалу зарплата казалась хорошей, потом посмотрел, как люди живут, и понял, что это гроши. Обидно стало! Тот же Костя, ничего не делает, а имеет в несколько раз больше. И только потому, что ему повезло с папашей. Короче, придумал план, но одному было не справиться, нужны были помощники. Сначала привлек Кирилла. Мы с ним давно знакомы. Он предложил кандидатуру своего дружка Кольки. Ну, а потом уж и Танька подключилась. Она была самым слабым нашим звеном. Все её совесть мучила! То ― нельзя, это ― не делай! Если б ни хата, никогда бы с ней не связался…

― А Галя?

― Что Галя? Нормальная девка! Приехала из деревни и на все была готова, лишь бы из нищеты вырваться. А мне нужен был свой человек в доме. План-это хорошо, но ещё и удачный момент для его осуществления нужно выбрать. Девчонку за пределы поселка вывозили редко, когда она в доме к ней вообще не подступишься...

― Ну, сколотил банду. А дальше?

Он дернулся при слове «банда», видно, такое прямолинейное обозначение его группы Аркадия задело, но возражать не стал и продолжал рассказывать:

― Узнал, что Стас надолго уезжает. Он меня на эти дни отпустил. Галя сказала, что Маня на родину решила съездить и Полину оставляет на молодых. Я сразу сообразил, что удобный момент приближается. Ни Костику, ни Юльке с девчонкой неохота будет сидеть, значит, они её на Галю бросят. Но Юлька позвонила в Центр и пригласила на лето учительницу. Я сначала расстроился, а потом понял, мне это только на руку. Можно свалить все на постороннего человека и пускай ищут. Только приперлась ты и все испортила. Ты ведь не Альбина Бодайло. К сожалению, я только недавно догадался это проверить. Что тебе нужно было? Откуда ты взялась?

― Неважно. Продолжай.

― Сначала все шло по плану. Галя позвонила и сказала, что у девчонки разболелось ухо, и ты повезешь её в город. Я приказал ей вас задержать, чтоб мы успели подъехать.

Я согласно кивнула. Помнила, как сердилась на Галину бестолковость и нерасторопность, но мне тогда и в голову не приходило, что она делает это нарочно.

― Все прошло гладко. Мы с Танькой забрали Полину и отправились в Озерки. Кирилл и Колька повезли тебя в лес. Они должны были добить тебя, а машину облить бензином и сжечь. Но эти козлы струсили, решили убийством руки не марать, только машину подожгли. Как-будто заживо сжечь человека ― не убийство! Болваны! Мне побоялись сказать, думали пронесет. Сознались только, когда ты явилась. Как тебе удалось выбраться?

― Перестань задавать вопросы. Продолжай.

― Мы хотели немного помурыжить Стаса, чтоб стал покладистее, потом получить деньги и скрыться. Но все планы неожиданно рухнули. Неизвестно откуда появилась ты. Я случайно увидел тебя на переходе около автобусной станции и глазам своим не поверил. Решил, что обознался и погнал к ребятам. Те сначала отпирались, потом сознались, что добить тебя у них духу не хватило, и они просто подожгли машину, тут я сам едва этих болванов не прикончил. Вечером послал к тебе домой Кольку с наказом исправить ошибку, а он исчез. Только через день его мать позвонила Таньке и плача сказала, что сына нашли за окружной. Мертвого. И в тот же вечер, когда я надеялся, что Колька тебя пришил, и мы больше никогда о тебе не услышим, ты опять объявилась. Когда я вышел из машины и увидел тебя без сознания на мостовой, думал умру на месте. Веришь ли, такая меня злость охватила, что будь я один, не раздумывая бы, тебя прикончил. К сожалению, рядом был хозяин, которого я из аэропорта забирал, пришлось затаскивать тебя в машину и везти к нему домой. Сколько же ты мне крови за это время попортила! Непонятно ведь, чего тебе надо! Смотришь загадочным взглядом и делаешь вид, что не знаешь меня. Я голову сломал, прикидывая, чего от тебя ждать! А тут ещё Галка запсиховала. Твое появление в доме её напугало. Захотела получить деньги и скрыться, шантажировать меня начала. А ты своими намеками масла в огонь подлила, пришлось с Галей срочно разбираться.

― Значит в комнате был ты! Ты её выманил к причалу и убил.

Аркадий пропустил мои слова мимо ушей и продолжал рассказывать. Создавалось впечатление, что он слишком долго носил все в себе и теперь был рад возможности выговориться

― С тобой нужно было что-то делать. Сначала мы собирались за тобой следить, хотели узнать, пойдешь в милицию жаловаться или нет. Но тут разбился Кирилл, нас с Танькой осталось двое и стало уже не до разбирательств.

― И ты решил меня убить.

― Так одной проблемой становилось меньше, ― равнодушно процедил он.

― Это точно! Значит, ты в меня стрелял! А я на другого грешила!

Аркадий ничего не ответил, я же не удержалась и спросила:

― Чего ж не убил?

― Я плохо стреляю, ― пробормотал он.

― Жалость какая, ― бросила я.

Аркадий моей иронии не заметил и в ответ просто пожал плечами. А я не успокаивалась и продолжала к нему цепляться:

― Со стрельбой не вышло, и ты решил меня отравить. Только тебе не повезло, молоко выпил кот.

― Знаю! С твоим появлением все пошло не так! Мало нам тебя было, так ещё Кристина явилась! Денег ей захотелось! Чума какая-то! Я звоню Стасу и говорю одно, она звонит и говорит свое. К счастью, сдохла вовремя, иначе плакали бы мои денежки. А я после случая с Кристей решил не тянуть, деньги у Стаса изымать и уезжать.

― Разумно, ― согласилась я: ― Напарницу свою зачем убил?

― Я всю работу сделал, а ей половину отдавать? И потом, она слишком мягкотелая была. Полину, видите ли, ей жалко стало.

― А тебе не жалко! Это ведь дочь твоего благодетеля!..

― Другую родит. Дурацкое дело не хитрое, ― обронил он.

Говорить больше было не о чем. Я оглянулась на милиционера: он стоял на прежнем месте, но в нашу сторону не смотрел.

― Ладно, поболтали и хватит. Можешь лететь, куда душа желает, ― великодушно разрешила я.

Их-за колонны выскочила Полина с рюкзаком на спине и дипломатом в руке, подбежала ко мне и стала рядом. Я перевела взгляд на её поднятую ко мне смышленую мордашку и улыбнулась. До чего стойкий ребенок! Столько перенесла, а присутствия духа не потеряла.

― Давай кейс сюда. Так лучше будет, ― сказала я, взяла у неё чемоданчик и потянула за собой к лестнице. Милиционер увидел, что мы мирно расходимся, повернулся к нам спиной и пошел в дальний конец зала.

Мы с Полиной были почти у лестницы, когда сзади налетел Аркадий, выхватил у меня дипломат и кинулся наутек. Я спокойно смотрела, как он бежал вниз, потом, расталкивая встречных, пересекал зал ожидания и, наконец, выскочил на улицу. Зря он так торопился, догонять его никто не собирался.

Аркадий исчез из виду, и Полина немедленно принялась меня теребить:

― Я все правильно сделала?

― Абсолютно!

― А что было в том чемодане, что Аркаша утащил?

― Две пачки поваренной соли и махровое полотенце, чтоб они не громыхали.

Полина весело хрюкнула:

― Ну и рожа у него будет, когда он его откроет.

Я представила себе эту картинку и широко улыбнулась. Аркаше я в тот момент не завидовала!

― А теперь поехали к папе. Он там, наверное, поседел, оплакивая свою любимую дочурку, ― объявила я.

― Я буду ему хорошим подарком, правда?

― Отличным! ― заверила я её. ― Дочь не только сама вернулась, но и выкуп в целости привезла. На это он точно не рассчитывал!

Полина хихикнула, довольная услышанным, потом свела рыженькие бровки, отчего её мордочка стала ещё забавнее, и очень серьезно сказала:

― Возьми его себе.

Странное дело, мне ведь очень хотелось прибрать к рукам эти деньги! С того момента, как я поняла, что все это затеял кто-то из домашних Стаса, я только и думала, как их заполучить... Сколько планов было разработано, а потом отметено, прежде, чем я остановилась на одном. Только ради этой кругленькой суммы я отправилась на вокзал и томилась в грязной электричке. И вот теперь мне протягивали их, а брать было неудобно. Чудеса!

― Не могу, ― промычала я.

― Возьми! А папе скажем, что их Аркаша забрал.

Полинка настойчиво совала рюкзак мне в руки

― Не могу. Это не мои деньги, ― повторила я.

― Твои! Считай, я тебе заплатила! За работу! Ведь освобождение заложника ― это работа? Да?

Я неуверенно кивнула, а Полина радостно затараторила:

― Конечно, работа! И потяжелей, чем папина! А папа всегда говорит, что деньги ковать трудно. И ещё он говорит, что за всякую работу платить надо. Вот я тебе и заплатила! Бери, не стесняйся! Мне папа другие заработает!

― Ну, не отказываться же от денег, когда они сами в руки плывут! ― подумала я, отбросила в сторону сантименты и без возражений приняла рюкзачок.

Одной рукой сжимая драгоценную ношу, а другой ― ладошку весело щебечущей Полины, я в самом радужном настроении вышла из здания аэропорта. Первое, что бросилось в глаза, была огромная толпа галдящих людей на площади перед входом. Плотной стеной они обступили рейсовый автобус и, вытягивая шеи, с жадным любопытством пытались разглядеть нечто, лежащее на земле.

Полина тоже обратила внимание на это скопище народа и с криком:

― Гляди, там что-то случилось! ― вырвалась из моих рук и нырнула в людскую гущу. Я не успела и рта открыть, чтоб остановить её, как она уже ввинтилась между зеваками и скрылась из виду. Я горестно вздохнула, сетуя на тяжелую долю воспитателя такого живого ребенка и боясь её потерять, двинулась следом.

Чтоб понять что произошло, не нужно было лезть в толпу, достаточно было послушать реплики зевак, которые с жаром обсуждали аварию:

― Сам кинулся! Бежал, как оглашенный, и по сторонам не глядел!

― Водители тоже хороши! Гоняют, а тут люди!

― Да не виноват водила! Он прямо с тротуара на мостовую под колеса сиганул. Я видел! Курил тут у входа и видел!

Тут из людского скопища вынырнула Полина и, подняв ко мне смышленую мордочку, жарко зашептала:

― Там Аркаша лежит. Мертвый! Он под машину попал. У него вся голова в крови и на земле кровь. Много.

― Этот ребенок везде успеет! ― чертыхнулась я про себя, схватила девочку за руку и торопливо поволокла прочь. Судьба Аркадия меня совершенно не волновала, а вот то, что Полина второй раз за сегодняшний день сталкивается с трупом, сильно тревожило. Неизвестно еще, как это может повлиять на неё, и какие последствия вызвать. К счастью, Полина следовала за мной без сопротивления и особой печали по поводу неожиданной кончины знакомого дяди не демонстрировала. То ли она по малолетству не сознавала до конца всей глубины произошедшей трагедии, то ли уж очень сильно была обижена на отцовского водителя, не знаю. Во всяком случае, в тот момент её волновала только тетя Маня, которая будет горько плакать, когда узнает о смерти Аркадия. Вот о том, как воспримет Маня горькую весть, она и трещала не замолкая.

― Нормально воспримет, ― мрачно пробурчала я, таща Полину за собой. Как узнает, что за штучка был этот шоферюга, так сразу и успокоится.

Мои слова совершенно неожиданно для меня самой оказали на ребенка магическое действие: он глубоко задумался и замолчал. Паузу прервала я:

― Как ты считаешь, Полина, папа может ещё часик подождать тебя?

Она подняла ко мне умненькую мордочку и тихо спросила:

― Мы не поедем к папе?

― Поедем, конечно, поедем, ― поспешила я успокоить её. ― Но тут вот какое дело... В этой истории есть белые пятна. Мне бы хотелось все выяснить до встречи с твоим папой. Понимаешь, он будет задавать вопросы и я должна объяснить ему все правильно... В общем, надо найти Юлю.

Полина облегченно улыбнулась и затарахтела:

― А чего её искать? Давай, поедем к ней! Я знаю, где она живет. Ей папа купил квартиру.

― Адрес знаешь?

― Нет. Я дом знаю.

Я досадливо поморщилась:

― Этого мало. Как мы будем искать этот дом?

― Не надо искать! Он рядом с цирком стоит. А квартиру я помню.

― Ну, что ж! Давай рискнем.

Юлькин дом искать не пришлось. Он действительно стоял рядом с цирком. Между прочим, очень хороший дом, сложенный из светлого облицовочного кирпича, с огромными лоджиями и большими окнами. Просто отличный дом! Думаю, такие строения в городе можно было по пальцам пересчитать. Мы поднялись на третий этаж, и я решительно надавила кнопку звонка. Зазвучали первые такты американской песенки «Нарру birthday to you». Я прослушала до конца незатейливую мелодию, которая своей популярностью превосходила американский гимн, снова надавила на звонок, ещё раз выслушала навязшую на зубах песню и собралась уходить. Похоже, Юли дома не было. Неожиданно за дверью послышались легкие шаги, и Юлькин голос осторожно спросил:

― Кто там?

― Юля, это я! Открывай! ― закричала Полина.

Щелкнул замок, дверь распахнулась и на лестничную площадку, как была босиком, с развевающимися полами легкого халатика вылетела Юля. Она упала на колени рядом с девочкой, схватила её в охапку и прижала к себе.

― Пусти, задушишь, ― стала вырываться Полина.

― Тебе следует обуться. Пол холодный, ― сказала я.

При звуке постороннего голоса, Юля дернулась и резко развернулась в мою сторону.

― Вы?! ― выдохнула она.

Потом надменно вздернула подбородок и с вызовом спросила:

― Решили её вернуть?

― Решила, ― согласилась я.

― Она меня спасла, ― хвастливо заявила Полина, приплясывая на месте от возбуждения.

Если Юля и слышала, что сказала племянница, то, боюсь, не поняла. Он не сводила с меня недоверчивых глаз и пыталась сообразить, что же в действительности происходит.

― Давайте зайдем в квартиру. Нам нужно поговорить, ― взяла я инициативу в свои руки.

Юля поднялась с колен и после секундного колебания согласно кивнула.

Полина унеслась куда-то в глубь квартиры, а меня Юля проводила в светлую гостиную, знаком указала на кресло, сама села напротив и выжидающе уставилась мне в лицо. Однако, я не спешила начинать разговор. Мне нужно было получить правдивые ответы, а уверенности, что Юля захочет их дать, не было. Короче, я позволяла ей дозреть и тянула время. Вальяжно раскинувшись в кресле, принялась оглядывать обстановку комнаты, особое внимание уделяя картинам на стенах и книгам. Картины были так себе, подбор книг стандартный и о пристрастиях хозяйки ничего не сказал. Мимоходом заметила на журнальном столике пачку сигарет и зажигалку, а на диване небрежно брошенный мужской свитер. Юля поймала мой взгляд, сердито вздернула подбородок и опять стала очень похожа на своего норовистого братца. Закончив осмотр, я с доброжелательной улыбкой сказала:

― Очень уютно. Мне нравится.

― Спасибо, ― сухо промолвила она. ― Но вы ведь не за этим пришли.

― Нет. Я хочу кое о чем спросить. Но сначала ставлю тебя в известность ― я Полину не похищала. Это сделал Аркадий и его дружки.

― А как же вы… Вы же...

Девушка запуталась в словах и замолкла.

― Я жертва. Меня оглушили, а потом забрали ребенка. Я почти разобралась в этой истории, но кое-какие детали мне не понятны.

― Да? ― насторожилась Юля.

― Мне не ясна твоя роль в этом деле. Пойми, сейчас я привезу твоему брату дочь, он начнет задавать вопросы, и я должна буду сказать, что подозреваю тебя. Мне кажется, ты имеешь отношение к этому похищению.

― Да как вы можете? ― вскинулась Юля, но возмущение в её голосе звучало довольно-таки неубедительно.

― Очень даже могу, ― заверила я. ― Ты вела себя так странно, что другое подумать сложно.

Юля прикусила губу и задумалась.

Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вошел молодой мужчина. Сказать, что он был красив, значит не сказать ничего. Густые светлые волосы, мужественные черты лица, прекрасная фигура и изумительные глаза. Он был божественно, ослепительно красив! Другое дело, что я терпеть не могу этих конфетных красавчиков и абсолютно им не доверяю. За свою жизнь я пару раз сталкивалась с такими и ничего путного из этого не вышло.

Юля глянула на вошедшего и тихо охнула. Он подошел к ней, положил руку на плечо и твердо сказал:

― Юля, нужно рассказать все. Хватит тайн и недомолвок.

Я одобрительно кивнула. Хоть и красавчик, а говорит вполне разумные вещи. Могут и такие, когда захотят!

― Что вы желаете знать? ― обреченно спросила Юля, крепко сжимая в своих ладонях руку красавца.

― Какое отношение ты имела к этому похищению?

― Никакого! Честное слово, никакого!

― Хорошо, давай по порядку. Зачем ты пригласила в дом учителя для Полины? Действительно хотела, чтоб она её подготовила к школе или была другая причина?

― Да, хотела... но не только это... Понимаете, Стас не разрешает мне встречаться с Денисом. Он очень настроен против него. Считает, что он мало зарабатывает и не способен содержать семью...

Услышав, что этот венец природы где-то работает, я не удержалась и с любопытством спросила:

― Кем вы трудитесь?

― Преподаю высшую математику в Политехническом институте, ― прозвучало в ответ.

Такого я не ожидала и глянула на него с неподдельным уважением:

― Надо же! Такой красавец, а ещё и голову имеет на плечах.

А Юля продолжала жаловаться:

― ...и ещё Кристина постаралась в свой прошлый приезд. Наговорила Стасу всяких гадостей про Дениса. А все со злости и зависти. Ей самой Деня очень нравился!

Денис осторожно пожал ей руку, призывая сменить тему, она сразу подчинилась и перешла на другое.

― Весь год мы встречались украдкой. Старались, чтоб нас не увидели знакомые и не рассказали брату. Это было сплошное мучение. Денис снимает комнату, к нему я пойти не могу, а меня Стас после нашего скандала стал контролировать. Может неожиданно нагрянуть и проверить, нет ли тут Дени. Считает, что оберегает меня от необдуманных шагов, а того не понимает, что портит мне жизнь... В общем, я узнала, что Стас собирается уезжать, обрадовалась и решила, что это время Денис может спокойно пожить у меня. Только нужно было отделаться от Мани. Она обязательно потребовала бы моего переезда на это время к ней, а я не сумела бы отказаться. Ну, я пошла на хитрость и уговорила её съездить на родину. Мне так Костя посоветовал, он у нас ужасно пройдошистый и изворотливый. Но меня мучила совесть, что я оставила Полину, знала, что она весь день будет предоставлена самой себе. Галя будет заниматься хозяйством, ей не до ребенка, а на Костю вообще надежда плохая. Он может весь день просидеть перед компьютером и о девочке не вспомнить. В результате, я наняла Полине учительницу, взяла с Кости слово, что он будет неотлучно сидеть дома, и приглядывать за всем и уехала к себе. Некоторое время все было хорошо. Я звонила, Костя заверял меня, что все в порядке, и я успокаивалась. Но однажды ночью он позвонил и сказал, что Поля исчезла. Сказал, что ещё днем она уехала вместе с учительницей и до сих пор они не вернулись домой. Оказывается, этот балбес болтался неизвестно где, вернулся в полночь и узнал от Гали, что ребенка дома нет.