Всего лишь любовь

Глава 4. Костя

Утро приходит с Капустиным, который пробрался ко мне в кабинет, в приоткрытую дверь. Я полночи не спал. Всё сидел и бессмысленно думал. А потом отрубился! На пару часов. Судя по цифрам на заснувшем экране компьютера.

Капустин, поставив мне лапы на грудь, тычется мордой в лицо. Мокрым носом, в мой нос.

— Эй, дружище, слезай! — я сгоняю его с себя на пол.

Разминаю затёкшие косточки. С ума сойти можно! Время всего полшестого.

— Ну, и какого рожна ты меня разбудил в такую рань? — ощущаю себя, будто вовсе не спал.

Витка встанет к семи. Антошка — того позже! В квартире царит тишина. И в этой тишине мне приходит идея.

— Капустяныч, ты — гений! — треплю я пушистую холку, — Сейчас я тебя прогуляю. И заодно сам взбодрюсь! А потом приготовим с тобой завтрак. Что там любит Виталя? Овсянку?

Я тихонько иду в направлении кухни. Проверяю, есть ли в холодильнике молоко. Всё есть! Молоко и варенье. Даже кусочек сливочного масла, в аккуратной маслёнке. Осталось погуглить, как варится каша.

Именно этим я занимаюсь, пока чищу зубы. Так… 100 мл. хлопьев, 300 мл. жидкости… Всыпать, когда закипит и варить 15 минут. Странные люди! Кто меряет хлопья миллилитрами? Ведь их нужно взвешивать в граммах!

Вывожу на прогулку Капустина. Утро раннее, однако, город уже пробудился. Жужжит голосами машин. Ранние пташки, прохожие, как воробьи, торопливо бегут по делам. Я зеваю. Ещё не проснулся! Рассвет озаряет верхушки домов. В палисаднике нашего дома уже расцветает жасминовый куст.

Выбираю из веточек самую «спелую», до которой могу дотянуться. Обрываю три штуки, чтобы вышел букет.

— Капустин, давай поскорее! — дёргаю пса, — Нам ещё завтрак готовить.

Мы возвращаемся. Капустин слегка недоволен. Видимо, не нагулялся? Я тихонько вхожу, разуваюсь. Домашние спят. По дороге на кухню решаю взглянуть, как там Вита.

Погружённая в мягкий рассеянный свет, наша спальня такая уютная. Витка спит, отвернувшись спиной. Мне так хочется лечь рядом с ней! Устремляюсь на кухню. Достав молоко, выливаю в кастрюлю. Жасмин оставляю лежать на столе. Вдруг меня посещает идея! И я возвращаю назад миниатюрную вазу. Решаю, взамен украшению утренней трапезы, положить этот скромный букет рядом с ней, на постель. Только главное — не разбудить!

Дорогу от кухни до спальни преодолеваю на цыпочках. На сей раз проникаю, как вор, в приоткрытую дверь. Притворяю её за собой, чтобы Капустин не ныркнул следом и не «сорвал операцию». Обхожу наше ложе…

Виталя лежит на боку, чуть зайдя на мою половину постели. Одна нога согнута, вторая прямая. Рука под подушкой. Любимая поза жены! Я умиляюсь тому, как забавно расслабленным выглядит личико Виты. Не так уж и часто мне удаётся увидеть её вот такой. Безмятежной. Обычно, когда просыпаюсь, её уже нет.

Рыжие волосы мягким шатром охватили подушку. Тонкие веки дрожат, видят сон…

«Моя милая рыжая девочка», — думаю я. Я люблю тебя так, что сказать невозможно. Даже больно в груди от того, как люблю!

Опускаю жасмин на подушку, свою. Надо было придумать записку. «С добрым утром, любимая!». Вроде того.

Вижу на тумбочке старый блокнот. Я всегда ношу с собой ручку, для мыслей. Люблю их фиксировать в письменной форме. Очень кстати сейчас! Вырываю листок.

И, успев написать: «С добрым утром, лю…», — я чувствую запах. Воняет горелым… О, нет! Молоко!

Оставляю блокнот на подушке. Стараясь её не будить, выхожу в коридор. И вприпрыжку бегу в направлении кухни.

Вонища стоит нестерпимая! На плите запеклась грязной коркой сбежавшая масса. А в кастрюле осталось всего ничего… Чертыхаясь, я ставлю её под струю, открываю окно и врубаю кухонную вытяжку.

Виталина заходит на кухню, когда я пытаюсь отдраить плиту.

— Что это? — кривится, — Шумилов, ты что тут устроил?

— Я завтрак готовил, — бурчу.

— Ты? — усмехается Вита, с сожалением глядит на плиту.

— Я всё вымою сам, — убеждаю.

Она, одарив снисходительным взглядом, бросает:

— Само собой!

«Во сне ты мне нравилась больше», — рассерженно думаю я. Почему-то в рецепте автор забыл написать, какую подляну способна устроить молочная каша.

Умывшись, собрав волосы в маленький хвостик, она возвращается. Молоко, что осталось в бутылке, выливает в глубокую миску. И ставит его не на газ, а в микроволновку. Суёт мне под нос пачку с хлопьями:

— Не требует варки! Их нужно просто залить молоком!

Взгляд такой, что мне стыдно. Ощущаю себя идиотом! Витка умеет смотреть так, что любой ощутит…

Когда в дверях появляется Тоха, я почти уничтожил улики. Только запах остался! Наверное, он ещё долго будет меня раздражать.

— Чё за вонь? — корчит Антон недовольную рожицу.

Вита уже приготовила кашу, ему и себе. Ну, а я, очевидно, наказан?

— Это твой папа завтрак готовил, — произносит с усмешкой.

— Па, ты это дело бросай! — улыбается Тоха.

Садится на стул «крендебобером». Витка тут же его осаждает:

— Антон, не сиди крендебобером! Позвоночник итак, твоё слабое место.

Спустя полчаса на Витале футболка и белые брюки.

Антон обувается:

— Ма, я у Сани зависну до вечера.

— До вечера? — хмурится Вита, взбрызнув духами свой хвост.

— Ага, — отзывается сын.

И, закинув рюкзак на плечо, подавляет зевок.

— Скворечник застегни, — бросаю, увидев, что именно он подзабыл.

Тоха хмыкает, тянет вверх ползунок на ширинке.

— Тёть Нина покормит, надеюсь? Смотри там, нормально поешь, — инструктирует Вита.

— Да понял я, ма, — машет Тоха рукой.

Мой рацион уже не волнует её! Нет вопросов о парах, об ужине. Поцелуя на выходе нет.

«При сыне могла бы сыграть», — размышляю с обидой.

И, заглянув в нашу спальню, нахожу на подушке нетронутый ею цветок…

Теперь у меня просто уйма свободного времени. Не знаю, куда его деть! А потому, отправляюсь в кафе «ВитаМила». В этот раз не иду туда, просто сижу по ту сторону улицы. Оставив свой Опель в ближайшем дворе, заручившись поддержкой огромного клёна.

Виталина внутри. Её «жук» припаркован к обочине. Красной Милкиной Мазды не видно. Интересно, а что теперь будет с кафе? Интересно и страшно! Ведь Вита вложила в него всю себя…

В какой-то момент к невысокому зданию подъезжает маршрутка. Надпись «Ключ» на двери не вызывает никаких ассоциаций. Может быть, двери решила сменить? Из кафе появляется Вита. Такая прозрачная, лёгкая, как ветерок! Заслоняя ладошкой глаза, подзывает к себе того парня, что вышел из микроавтобуса.

Они долго о чём-то беседуют, встав у витрины. Жестикулируют, глядя наверх. Чуть ниже «ключа», сфокусировав зрение, вижу надпись «Реклама под ключ». И сердце, как будто слегка успокоившись, начинает ровнее стучать. Значит, она не свернёт своё дело? Значит, будет работать и дальше? Я не простил бы себе, если бы Вита закрыла кафе.

Смартфон напряжённо жужжит. Артур Моложаев на проводе. Наверное, «вести с полей»?

Я беру себя в руки, бросаю:

— Алло!

— Борисыч, ты что ли? — в шутливой манере, присущей ему, отвечает коллега.

— А кому же тут быть, как ни мне? — усмехаюсь, раскинувшись, как падишах.

— Как жизнь молодая? — пытается он подготовить меня.

— Ты давай, ближе к делу, — говорю, продолжая следить за Виталей. Которая в данный момент принимает от парня буклет.

— В общем, чё за дела? Министерство прислало замену. Чердынцева знаешь? — произносит Артур.

Я тут же киваю, припомнив профессора лет шестидесяти с лишним. Он же вроде ушёл из науки? Ну, в смысле, учить перестал. Книжки умные пишет.

Вспоминаю, как на одной из областных конференций, Чердынцев меня убеждал, что «на грани». Мол, здоровье шалит! А студентов учить, нужны силы.

— Молодым дорогу, старикам — почёт? — отвечаю с усмешкой.

И тут же себе представляю, как заскучают мои первокурсники. Как затоскуют они от его монотонной манеры вещать.

— Этот старикашка ещё нас с тобой переживёт! — Вячеславыч смеётся.

— Слушай, Артур! — говорю, — А студенты не в курсе? Ну, Инесска им как объяснила, что меня сейчас нет?

— Так сказала, ты болен, — Артур усмехается, — Ребята твои подбегали ко мне. Мол, скажите нам, что с Константином Борисычем? Мы, мол, волнуемся, хотим навестить!

— Да ладно! Серьёзно? — в груди даже как-то теплеет от этого.

— Ну, а чего, я врать тебе буду? — Моложаев вздыхает, — А Моисеева, гидра трёхглавая эта, не ходит! Тоже видно решила больной притвориться, коза дереза!

— Ты давай там, учи молодняк! За меня и за этого парня, — напутствую друга, когда разговор прерывает звонок на урок.

Виталя нырнула обратно, в кафе. Я замёрз прохлаждаться в тени. Решаю взять кофе в ближайшем ко мне автомате и вернуться к машине. Не знаю… Бессмысленно ждать неизвестно чего.

Вспоминаю период, когда защищал кандидатскую. Точнее, когда защитил! Мы жили тогда на два дома с Виталей. Наш мир был так узок и мал! Несмотря на огромный кишащий людьми Петербург, мы жили в уютном дворе. Я считал его сердцем, не только своим, но и Питера.

Виталя дневала у нас, ночевала у мамы. А Майка была ещё слишком мала и пила молоко из груди. Было здорово! В обоих домах у нас были комнаты. Мы могли сплавить Майю моим и остаться у тёщи. Или оставить дочурку Анфисе, а самим укатить на природу, к друзьям.

Вита цедила свои «семядоли». Я смотрел и пытался лизнуть. А она прогоняла:

— Шумилов, да ты извращенец! Вот уж не знаю, чему ты научишь студентов?

— Как экономить ресурсы и жить рационально, — загибал пальцы левой руки, — Как делать правильный выбор, исходя из теории сравнительных издержек...

— Косенька, я прошу, замолчи! У меня молоко от твоей экономики скиснет!

Виталина всегда раздражалась, когда я пытался её поучать. Но, когда получил кандидата, сказала:

— Шумилов, я так горжусь тобой!

И это, пожалуй, был лучший момент в моей жизни. Не считая рождения Майки и Тохи! Все моменты безмерного счастья удивительным образом связаны с ней…

Я открываю глаза. Из глубокого сна вырывает навязчивый стук в лобовое стекло. Я в машине. Снаружи смеркается. Неужели, я спал целый день?

Некто взывает ко мне сквозь прозрачную толщу стекла. И вид у него не особенно интеллигентный!

Слегка приоткрыв боковое стекло, слышу голос:

— Братух, эй, братух! Выручай! Сыпани горстку мелочи? Будь другом, а? Трубы горят, понимаешь?

Я благодарен ему, что меня разбудил. Неизвестно, во сколько бы я сам соизволил проснуться. Потому, зачерпнув из кармана всю мелочь, считаю её. А потом, вместо этих копеек, сую в щель стекла пару сотен. Мужик просто счастлив! Едва не целует мой Опель в переднюю дверь.

Я делаю знак, чтобы он… выздоравливал. Завожусь и смотрю на часы. Обалдеть! Половина восьмого! В обычный день Виталина уже обрывала бы мой телефон. А теперь — ни звоночка. Вот как я нужен ей!

Пока еду, слегка привожу себя в чувство. Думаю, как оправдать этот поздний приезд.

Дома всё тихо. Вита смотрит на кухне сериал. Тоха в комнате, в мире компьютерных игр. Уж чего в лагере нет, это виртуальной реальности! И сынуля спешит наиграться на месяц вперёд.

— Вит, я на работе был. Обсуждал проект своей диссертации с коллегой, — бросаю, войдя.

Вита пьёт чай. Кладёт в ротик сушку. «Малышки», с ванилью. Она их любит сильнее, чем что-то ещё.

— Ты не обязан мне объяснять, — её голос звучит так спокойно.

— Обязан! — упорствую.

— Нет, — усмехается Вита.

Тут реклама кончается. Она прибавляет звук телевизора, намекая, что я ей мешаю…

Перед сном, как обычно, я долго сижу в кабинете. Отоспался в машине, теперь не уснуть! Отправляюсь на кухню, залить своё горе водой. По пути не могу пройти мимо двери нашей спальни. Слегка надавив, я бесшумно её отворяю.

В тишине занавешенных окон чуть слышно дыхание Виты. Вдох-выдох, вдох-выдох. Поверить не могу, что она будет дышать не со мной в унисон. Как сейчас! Я, невольно подстроившись, замедляю дыхательный ритм…

— Па, это ты? — слышу внезапное. И с трудом умудряюсь не вскрикнуть.

Тоха в пижамных штанах с голым торсом. Ночью уже не темно, как бывало весной. Хотя, живя в Питере, ты привыкаешь, что природа даёт тебе фору. И приучаешься спать по ночам.

— Чё шастаешь? — шепчу возмущённо.

— Писать и пить, — сонно хмыкает сын.

Когда он идёт за водой, я на кухне. Приоткрыл жалюзи, чтобы видеть его физиономию.

— Слышь, Тох, — говорю, наблюдая, как он наливает воды из графина, — А ты сильно хочешь в этот свой лагерь?

Антон удивляется:

— В смысле?

— Ну, — пожимаю плечами, — Каждый год туда ездишь. Не надоело ещё?

— А чё ещё делать? — зевает Антоха.

— Ну, — предлагаю, — На море махнуть, нам втроём. Может и Майка подключится.

— У тебя же сейчас сессии? — удивляется сын.

И я осекаюсь. Ну, как я ему расскажу, что сейчас сессий нет? И мне позарез нужно, чтобы он оставался дома. Хотя бы ещё месяцок…

— Ну, да… Я имею ввиду, после сессии.

— Ну, так я и вернусь уже после, — он наливает ещё.

— Не усердствуй! Щас опять побежишь в туалет, — усмехаюсь.

Он оставляет стакан на столе:

— Побежал, — чешет белое пузо. Ещё мелкий, но всё же пацан! И привычки пацанские.

— А ты? — уточняет уже у двери.

— А я ещё посижу, надо подумать.

Сын понимающе хмыкает. Он привык, что я — полуночник! Особенно в жаркий период летних сессий и белых ночей.

Проводив его взглядом, я решаю залезть в холодильник. Желаю найти там тот самый пион. Может быть, он мне поможет уснуть? Пузырёк, что был полным недавно, «уклончиво» пуст. Так вот почему она спит, как младенец? Не один я такой — «цветовод».