Религия, как ее понимает Вивекананда, действительно обладает такими широкими крыльями, что может высиживать в своем гнезде все яйца свободного Духа. Нет ни одной честной и здравой формы Познания, которую бы она отвергла. Она созвучна всякому мыслящему человеку. Ее единственный враг – нетерпимость.
"Все узкие, ограниченные, агрессивные идеи религий (в смысле, принятом прежде) должны исчезнуть... Религиозные идеалы будущего должны охватывать все существующее в этом мире, все доброе и великое, - более того, у них должно быть бесконечное поле дальнейшего развития. Все, что было хорошего в прошлом, должно быть сохранено, и двери должны оставаться открытыми для будущих добавлений к уже имеющимся сокровищам. Религии (а под этим словом разумеются н науки) должны быть "включающими" и не презирать друг друга на том основании, что идеалы Бога у них различны. Я встречал в моей жизни немало людей, полных здравого смысла и духовности, которые вовсе не верили в Бога (то есть в том представлении, которое мы вкладываем в это слово). И, может быть, они понимали Бога лучше, чем это когда-либо удастся нам. Идея личного Бога - Безличное, Бесконечное, нравственный Закон, идеальный Человек, - все это должно войти в понятие Религии..." {The Real Nature of Man.}
"Религия" для Вивекананды – синоним "универсализма" духа. И только когда "религиозные" понятия достигнут этого универсализма, религия достигнет своего завершения. Ибо, вопреки всем тем, кто не знает религии, она гораздо больше дело будущего, чем настоящего. Она еще только зарождается.
"Иногда говорят, что религии умирают, что Духовные идеи исчезают из мира. Мне кажется, наоборот, что они лишь в начале своего роста… Пока религия была в руках избранных, сословия жрецов, она была замкнута в храмах, церквях, книгах, догматах, обрядах, формах, ритуалах. Но, когда она будет расширена, очищена, когда мы придем к учению истинному, духовному, всеобщему, – тогда только религия станет живой, проникнет всю нашу природу, оживит каждое из наших движений, войдет во все поры нашего общества, станет бесконечно более мощной для совершения добра, чем она была когда-либо…" {Ibid.}
Задача, встающая перед нами в настоящее время, заключается в том, чтобы соединить руки братьев, религия и науки, оспаривающих на суде друг у друга поле, совершенная обработка которого требует их соединенных усилий. Настоятельно необходимо восстановить "чувство общности между различными формами так называемого религиозного выражения, зависящими от изучения духовного опыта (к несчастью, они и сейчас требуют себе исключительного права называться религией), и другими выражениями религии, изучающими тайны материальной Природы и называемыми науками". {The Real Nature of Man.}
Не рассчитывайте ограбить одного брата в пользу другого. Вам не удастся исключить ни науку ни религию.
"В настоящее время в Европе господствует материализм. Молитесь, сколько хотите, о спасении души современных материалистов и скептиков. Они не уступят. Подавайте им разум… {The Absolute and Manifestation, т. II Полного Собрания Сочинений, стр. 139.}
Каково же, в таком случае, решение?- Найти между обеими некий modus vivendi. Он уже найден в истории человечества, и найден давно. Но человек забывчив, он без конца теряет и вновь с великим трудом завоевывает свои самые драгоценные открытия.
"Спасение Европы - в рационалистической религии".
Такая религия существует, это – индийская Алваита. Не-Дуализм, Единство, идея Абсолюта, безличного Бога: {Вивекананда, подобно большинству индусов, ошибочно полагает, что Адваита принадлежит одной Индии. Абсолют – это замок свода нашей великой христианской метафизики, так же как и некоторых наиболее возвышенных философских систем античного мира. Можно пожелать, чтобы Индия ближе познакомилась с этими выражениями божественного Абсолюта, которые еще более обогатят ее собственную концепцию.} "единственная религия, которая может быть приемлема для великих людей разума".
"Адваита дважды спасала Индию от материализма. Пришествием Будды, который появился во времена самого отвратительного и наиболее распространенного материализма… Пришествием Шанкары, который, в то время когда материализм вновь овладел Индией, деморализуя высшие классы и отдавая во власть суеверия - низшие, возродил Веданту, создав из нее рационалистическую философию. Сегодня нам нужно это яркое солнце интеллектуализма, соединенное с сердцем Будды, этим дивным сердцем, полным бесконечного милосердия и любви. Это соединение даст нам высочайшую философию. Наука и религия встретятся и протянут друг другу руки. Поэзия и философия вновь станут друзьями. Это будет религия грядущего; и если нам удастся ее установить, мы уверены, что она станет религией всех народов и всех времен. Она одна приемлема для современной науки, и современная наука почти пришла к ней. Когда ученый находит во всех феноменах проявление одной и той же силы, не напоминает ли он нам о Боге, о котором говорят Упанишады:
"Как единый огонь, проникая вселенную, проявляется в различных формах, так и эта единая Душа проявляется во всех душах. И, однако, она сверх того есть нечто бесконечно большее…" {The Absolute and Manifestation, т. II Полного Собрания Сочинений, стр. 140.}
Адваита присоединяется к науке, ничего в ней не отрицая и не требуя от нее изменений в том, чему она учит. Напомним в последний раз их общие принципы:
"Первый принцип научного рассуждения - тот, что частное объясняется посредством общего, чтобы притти к универсальному. Второй - тог, что объяснение каждой вещи - в ней самой, а не вовне… Адваита удовлетворяет этим двум "принципам" {Reason and Religion, т. VI Полного Собрания Сочинений, стр. 368.} и применяет их в избранной ею области. "Она простирает это применение до крайних обобщений" и полагает, что может достигнуть Единства не только в его излучении и действии, установленном путем рассуждения или опыта, но и в нем самом, в его фокусе. Ваше дело-проверить эти наблюдения. Адваита не избегает контроля, она призывает его. Ибо она не принадлежит к лагерю религий, прячущихся за завесой своих откровений. Ее окна и двери широко открыты для всех. Идите и смотрите. Возможно, что они ошибаются – как вы, как и все мы. Но ошибается она или нет, – она работает с нами, на тех же основах, над построением того же дома.
В сущности, камнем преткновения на пути взаимного понимания, главнейшим препятствием для встречи людей является как раз то слово, назначение которого – объединять их, слово "Бог", которое прикрывает все различные значения мысли: узы всяческих притеснений, как и ясное око Свободы. Вивекананда отчетливо сознавал это:
"Меня часто спрашивали: "Почему вы употребляете это устарелое обозначение: Бог?" - Потому, что оно лучше всего подходит для нашей цели. {В конце настоящей главы читатель найдет окончательное определение этой "Цели", данное Вивеканандой.} Потому, что в нем сосредоточены все надежды и стремления человечества. Ныне стало уже невозможно изменить это слово. Вначале оно было выковано великими душами, ощущавшими его силу и понимавшими его значение. Затем, по мере того как оно обращалось в человеческом обществе, им овладели невежды и уничтожили его дух… Слово "Бог" с незапамятных времен употреблялось для выражения идеи Космического Разума и всего, что с ним связывали великого и святого... Если бы мы его отбросили, всякий предложил бы свое особое слово… и получилось бы смешение языков, новая Вавилонская башня… Будем пользоваться прежним словом, в его истинном духе, очистим его от всякого суеверия и осуществим полностью его содержание… Нужно помнить, что оно было связано с бесчисленным множеством величественных и могучих идей, что миллионы человеческих душ отождествляли его со всем, что есть самого высокого и самого лучшего, со всем, что разумно, со всем, что достойно любви, со всем, что есть героического и возвышенного в человеческой природе…"
Для нас, – уточняет Вивекананда, – "оно конечный итог разума, проявляющегося во вселенной", который сосредоточивается в ее фокусе. Оно – "универсальный разум". "Все разнообразные формы космической энергии, как Материя, Мысль, Сила и т. п, суть лишь проявления этого Космического Разума". {Джнана-иога: "Космос, I. Макрокосм" (Нью-Йорк, 19 января 1896 г.).}
Этот "Космический Разум" молчаливо подразумевается во всех рассуждениях науки. Главная разница – в том, что там он остается механизмом, а Вивекананда вдыхает в него жизнь. Статуя Пигмалиона оживает. Но если ученый может обвинять религиозного человека в применении индукции, "е доказанной научно, индукция сама по себе не есть нечто антинаучное. Ибо здесь столько же оснований, чтобы статуя была изваяна Пигмалионом, как и Пигмалион – ею. Во всяком случае, и тот и другая вышли из одной мастерской: было бы слишком удивительно, чтобы жизнь была лишь в одном из них, другое же было бы лишь автоматом. Человеческий разум предполагает (в большей мере, чем он смог бы доказать или отрицать) существование вселенского разума. И рассуждение религиозного ученого, подобного Вивекананде, немногим, по-моему, отличается в научном отношении от той "Логики Бесконечного", которую признает часть ученых и которую отстаивает, возражая канторианцам, Анри Пуанкаре.
Но примет ли наука свободную Религию в том смысле, какой ей придает Вивекананда, или нет, – последний шествует дальше, проходит мимо с горделивым спокойствием, присущим тому, кто чувствует себя более "ильным: его Религия готова признать Науку. Она достаточно обширна, чтобы дать у своего стола место всем честным формам исканий истины. У нее есть свои мечты о господстве, но в ее царстве должны пользоваться уважением все виды свободы, при единственном условии взаимного уважения. Одна из прекраснейших грез Вивекананды, которой он посвящает главы своей Джнана-иоги,- его мечта о "Всемирной Религии". {Путь осуществления Всемирной Религии. II. Идеал Всемирной Религии (лекция, прочитанные в Пасадене, в Калифорнии, январь 1900 г.).}
После всего, что уже знает о нем читатель, не приходится опасаться с его стороны тэйлориэма мысли, который окрасил бы радугу вселенной в единый цвет, будь то даже цвет чисто-белый, который, заключая в себе все цвета, мог бы иметь претензию заменить их. Человек, подобный Вивекананде, не пренебрегает ни одной из духовных гамм, пользуясь инструментом Брахмана. Однообразие для него – смерть. Он восторгается бесконечным разнообразием религий и мыслей. Пусть они и дальше растут и умножаются…
"Я не желаю жить на земле, подобной могиле. Я хочу быть человеком в мире людей... Взаимность - признак жизни… Различие - первый признак мысли… Я молюсь за то, чтобы различия умножались, чтобы появилось столько же форм мысли, сколько есть человеческих существ… Вихри и водовороты образуются лишь в живом потоке…Лишь столкновение мыслей пробуждаем мысль. Пусть каждый идет к религии путем своей собственной мысли… Да на самом деле так оно и есть. Каждый из нас мыслит на свой лад. Но этому естественному течению всегда ставятся преграды…"
Освободим же души от песчаных наносов. Откроем bysses, {Водоотводные канавы. (Прим. ред.)} как говорят мои соседи в Валэ, когда пускают воду течь для орошения, их полей. Но здесь совсем не то, что в маловодном Валэ, который должен беречь влагу и передает кувшин по-очереди из рук в руки… В духовной воде никогда не было недостатка. Она притекает со всех сторон. Во всех религиях мира копится, сосредоточиваясь, мощная жизненная энергия, – как бы ни старались себя обмануть те, кто ее отрицает во имя другой, светской религии, именующей себя Разумом. Ни одна из великих религий за двадцать веков не умерла, за исключением, может быть, – говорит Вивекананда, – Зороастризма (да и что он знает об этом? В этом отношении он безусловно ошибается)… {Как раз в последние месяцы в прекрасном обозрении Университета Рабиндраната Тагора в Сантиникетане, Visva Bharati (январь 1929 г.), появился весьма интересный этюд доктора Дж. Г. С. Тарапоревала, который пытается восстановить "место Ирана в азиатской культуре" и проследить эволюцию учения Зороастра и его разветвлений не только на Востоке, но и на Западе. Повидимому, в первом веке до нашей эры несколько течений вышло из центров Малой Азии, где сохранялся культ Агура-Мазды. Из одного из них, во времена Помпея, возник культ Митры, который едва не завоевал Запад. Другое, пройдя через Юго-запад, Аравию и Египет, оказало воздействие на первые шаги гностических учений, большое влияние которых на христианскую метафизику известно; эта же ветвь породила в Аравии мистическое учение, знаком с которым был Магомет: мусульманский суфизм произошел от этого смешения Зороастризма и Ислама. Мы видим, таким образом, какой жизненной энергией обладали эти религиозные семена, о которых можно было бы думать, что они давно погибли и исчезли.} А буддизм, индуизм, ислам, христианство непрерывно растут и по численности и по качеству (растут также и религии науки, свободы и человеческой солидарности). Если что уменьшается в человеке – это смерть духа, абсолютная темнота, бессмыслие, отсутствие света; самый слабый свет – это уже вера, которая сама себя не сознает. Каждая из великих систем веры, "религиозной" или "светской", "представляет часть Всемирной Истины и расходует всю свою силу на то, чтобы осуществить эту часть в определенном духе". Поэтому они должны были бы соединять свои силы, а не исключать друг друга. Но мелкое личное тщеславие, основанное на невежестве, поддерживаемое гордостью и корыстью привилегированных классов или образованных людей, ведет к тому, что во все времена и во всех странах часть принимается за целое. "Человек идет в мир, в этот господень птичник, с маленькой клеткой в руках", - и он думает все в нее уловить… Старые дети… Пусть они болтают и смеются друг над другом. Невзирая на их глупости, у каждой из этих групп есть живое, бьющееся сердце, своя миссия, они вносят свой аккорд в общую гармонию; каждая из них создала свой идеал, прекрасный и неполный: христианство – мечту о нравственной чистоте; индуизм – о духовности; ислам – о социальном равенстве… {Само собой разумеется, что это лишь общая и односторонняя характеристика гораздо более сложных и более обширных зданий религиозной мысли. Я оставляю за Вивеканандой ответственность за это упрощение.} и т. п. В каждую группу входят подгруппы различных темпераментов: рационализм, мистицизм, пуританизм, скептицизм, поклонение чувству или разуму… Все это – различные, неодинаковые по степени, силы в божественной экономике Бытия, которая вечно движется, никогда не останавливаясь. Вивекананда сказал следующие глубокие слова, над которыми всем нам следует задуматься:
"Человек на пути вперед идет не от заблуждения к истине, но от истины к истине, от меньшей к более высокой".
Если мы поймем его как следует, нашим лозунгом должно быть: "Приятие", а не исключение, "и не только: терпимость, которая является оскорблением и кощунством..." Ибо каждый берет, что может, от истины, как вы, как я. Вы не имеете права его "терпеть", как это, в равной мере, не позволено ни ему. ни мне. Наши права одинаковы, и нам всем принадлежит доля истины, мы – товарищи по работе. Будем же братьями!
"Я принимаю все религии в прошлом и я поклоняюсь Богу вместе со всеми ими. Мое сердце открыто Для всех религий будущего. Книга Откровений не закончена. Это – чудесная книга. Библия, Веды, Коран, все другие священные книги составляют в ней лишь несколько страниц, а остается перевернуть еще бесчисленное множество. Я хотел бы, чтоб она, эта Книга, была открыта на всех страницах... Мы живем в настоящем, мы наслаждаемся его светом, мы впиваем все прошедшее и открываем окна для всего, что придет в будущем. Привет всем пророкам прошлого, всем великим людям настоящего, всем, кто еще придет". {"Путь осуществления Всемирной Религии".
Эти идеи разделялись уже Рамакришной, а также Кешаб Чандер Сенон, игравшим в этом смысле роль предтечи (см. т. I настоящей работы). Еще в 1866 г., в своей лекции о Великих людях, Кешаб говорил: "Почитайте Великих людей христианства. И пусть христиане чтут Великих людей Востока".
В 1869 г., в лекции о Будущей Церкви, заключающей первый набросов идеи Вселенской Религии Вивекананды, он говорит:
"Будущая религия будет общей всем народам. Но у каждого из них она будет развиваться своим особым путем и примет своеобразный, отличный от других характер. Каждая религия будет иметь свой голос и свои инструменты. Но все они будут петь хором один Всемирный Псалом".
Это же – лейтмотив его лекций в Англии (1870 г.):
"Объять в одном причастии все нации, все расы. Образовать таким путем Вселенскую Религию. Делиться друг с другом всем, что имеешь хорошего, чтобы получить возможность построить со временем будущую мировую Церковь".
И, наконец, в Послании к индийским братьям (1880 г.) заключаются следующие слова, которые могли бы принадлежать Сивекананде и которые явно проникнуты духом Рамакришны:
"Пусть бесконечное совершенствование станет вашим лозунгом. Пусть ваша вера будет включающей, а не исключающей. Пусть ваша любовь будет всеобщим милосердием… Не образуйте новых сект. Но принимайте все секты. Соедините в одной гармонии все верования…"}
Идеи универсализма и духовного братства носятся сейчас в воздухе. Но правительства и дальновидные люди стараются обратить их в свою пользу. Вивекананде не нужно было жить в эпоху памятной "Войны Права и Свободы", чтобы увидеть эксплоатацию идеализма, колоссальное Лицемерие, достигающее апогея в наши дни в Женеве, Париже, Лондоне, Вашингтоне и у их приспешников, будь, они союзниками или врагами. "Патриотизм, - говорит он, – находился в стадии квази-религиозного символа веры". Однако слишком часто он является лишь маской для эгоизма. "Любовь, Мир, Братство и г. п. стали для нас словами... Каждый кричит: Всеобщее братство. Все мы равны…" И сейчас же вслед за этим восклицает: "Образуем секту..." Жажда исключительности вновь спешит появиться, с плохо скрытой фанатической страстью, тайно использующей худшие стороны человека. "Это - болезнь". {Для всего предыдущего и последующего см. "Идеал Всемирной Религии".}
Не дадим же обмануть нас словами. "Мир слишком полон громких фраз". Люди, обладающие истинным чувством всеобщего братства, не говорят много, не произносят речей в Лиге Наций, не организуют Обществ: они есть, Разнообразие ритуалов, мифов и учений, из которых образуются все религии (церковные и светские), их не смущает. Они чувствуют, что сквозь них проходит нить, соединяющая все жемчужины в одно ожерелье. {"Я нить, проходящая через все разнообразные идеи, и каждая из них подобна жемчужине, - сказал Властитель Кришна" (цитировано Вивеканандой в его лекции о Майе и эволюции понятия о Боге).} Они, как все люди, идут черпать воду к источнику. У каждого есть сосуд, форму которого принимает вода. Но они не спорят о форме воды. Вода всюду та же. {Этот прекрасный образ, заимствован Вивеканандой у его учителя Рамакришны, который придал ему больше живописной красочности.}
Каким же образом на практике водворить молчание и мир в этой шумной толпе, ссорящейся у источника? Пусть всякий пьет свою воду и дает пить другим. Воды хватит на всех. Нелепо хотеть, чтобы все пили Бога из одного ведра… Вивекананда появляется среди общего шума и силится внушить этим одержимым хотя бы два принципа поведения, два предварительных правила:
Первое: "Не разрушай".- Строй, если можешь, или помогай строить. Но если не можешь, не вмешивайся ни во что. Лучше ничего не делать, чем делать зло. Не говори никогда ничего без искреннего убеждения. Если имеешь убеждение, служи ему, но не вреди служителям других убеждений. Если: у тебя его нет, смотри. Довольствуйся ролью зрителя.
Второе правило: "Принимай своего ближнего таким, каков он есть, там, где он есть, и помогай ему возвыситься", идя по его собственному пути. – Тебе нечего опасаться, Что его дорога удалится от твоей. Бог – центр, где сходятся радиусы, и каждый из нас стремится по одному из радиусов к этому центру. Как говорил Толстой, "мы встретимся, когда придем к цели". Различия исчезают в центре, но только в центре, и разнообразие – закон природы: без него нет жизни. Будем же ему содействовать, но не станем воображать, будто мы можем его создать или им управлять. Все, что нам доступно, это обнести еще неокрепшее растение защищающей его загородкой. Устраним препятствия, дадим ему достаточно воздуха и простора, чтоб оно могло развиваться. Больше ничего. Рост его должен итти – и идет – изнутри. Откажемся от мысли, будто мы можем дать другим духовность. {Я думаю, что к этой фразе нужно добавить следующую поправку, отвечающую интимной мысли Вивекананды:
"Духовность есть во всех, но более или менее скрытая, затаенная или свободно расточенная. Тот, кто является ее источником, уже одним своим присутствием, музыкой своих бегущих вод, служит призывом, будит скрытые родники, не сознающие себя или боящиеся открыться. В этом смысле, несомненно, существует дар живой передачи духовности".} У каждого лишь один повелитель – его душа. Каждый создает сам себя. И нет иного долга, как помочь ему это делать.
Нельзя не восхищаться этим уважением к каждой личности и ее свободе. Ни одна религия не обладала им в такой мере. А в этом именно сущность религии Вивекананды. Ибо какой же у него Бог, кроме всех живущих и каждого из живущих в его свободном развитии. Одна из древнейших Упанишад гласит:
"Все, что существует в этом мире, должно быть осенено Господом".
Вивекананда так объясняет эти слова:
"Нам нужно все осенять Господом. Не в ложном оптимизме, заставляющем нас закрывать глаза не зло, но в лицезрении Бога всюду: в злом и в добром, в грехе и s грешнике, в счастьи и в горе, в жизни и в смерти… Если у вас есть жена, это не значит, что вы должны ее оставить, но значит, что в вашей жене вы должны видеть Бога. Он в ней, в вас и в ребенке… Он присутствует всюду".
Подобное чувство ничего не отнимает у жизни из ее богатств; но оно создает богатство даже из несчастий жизни…
"Сами желания и зло имеют свой смысл. Есть великолепие в страдании, как и в счастьи… Лично я счастлив, что выполнил несколько добрых дел, счастлив, что совершил много злого, счастлив, что впадал в заблуждения, ибо каждое из них было великим опытом… Дело не в (том, чтобы не иметь никаких благ. Имейте все, что хотите. Но знайте истину и осуществляйте ее… Знайте, что все принадлежит Господу, что Бог - в каждой частице вашего существа... Тогда все изменится, и мир, вместо того, чтоб казаться юдолью мучений, покажется вам небесами".
В этом значение великих слов Иисуса: "Царство небесное внутри вас". Небо – не по ту сторону. Оно здесь и там. Все – небо. Нужно лишь открыть глаза… {Все предыдущее заключается в седьмой лекции Джнана-иоги: "Бог во всех вещах", Лондон, 27 октября 1896 г.}
Пробудись! Восстань! Перестань грезить!
Больше смелости! И стань лицом к лицу
С Истиной! Будь единым с нею! Да прекратятся видения!
Или, если не можешь, пусть тебе грезятся лишь близкие грезы,
Вечная Любовь и Свободное Служение.1
1 Эта не датированная поэма Вивекананды содержит в своих пяти строках все главные формы иоги: отвлеченную Адваиту и, в двух последних стихах, иогу Бхакти и иогу Кармы.
"Каждая Душа, - поясняет он далее, {Беседы (Полное Собрание Сочинений, т. IV).} – божественна в потенции. Цель – в том, чтобы проявить это божественное начало, находящееся внутри нас, управляя как внутренней, так и внешней природой. Делайте это или трудом, или поклонением, или психическим контролем, или философией, {То есть одной из четырех иог: Карма, Бхакти, Раджа, Джнана, или всеми четырьмя.} – одним из этих способов, или несколькими, или всеми… Будьте свободны! В этом – вся религия. Учения и догматы, обряды и книги, храмы и формы,- все это лишь второстепенные детали".
И великий художник, каким он, в сущности, всегда был, {"Разве вы не видите, - говорит он мисс Мак-Леод, – что я прежде всего поэт". - Эти слова могли бы быть неправильно поняты нашими европейцами: ибо они утратили сознание того, что истинная поэзия – полет веры и что без последней птица делается лишь механической игрушкой.
Он говорил в Лондоне в 1895 г.: "Художник - свидетель, который свидетельствует о прекрасном. Искусство - наименее эгоистическая форма счастья в этом мире".
Или еще: "Если человек не умеет ценить гармонию в Природе, как оценит он Бога, который есть сумма всей гармонии?"
И, наконец: "Поистине, Искусство - это Брахман".} сравнивает вселенную с картиной, которой может наслаждаться по-настоящему лишь тот, кто впитывает ее глазами, без корыстного намерения приобрести ее или продать:
"Я не знаю более грандиозной концепции Бога, чем следующая: Он - Первый Поэт, Высший Поэт. Вся вселенная - его Поэма, с рифмами и ритмом, написанная в бесконечном блаженстве". {"Бог во всех вещах".}
Однако можно опасаться, что подобное понятие покажется слишком эстетским и доступным лишь артистическим натурам, которые родятся в потоках Шивы, оплодотворяющих народы Бенгалии, и столь редки под нашим бледным солнцем, запачканным сажей заводов. Есть и другая опасность, противоположная первой: что народы, падкие до такого идеала экстатического наслаждания, останутся пассивными зрителями, которых Summus Aitifex, как Римский Император, утомит и поработит играми Circenses.
Кто следовал за мною до тех пор, тот достаточно понимает натуру Вивекананды, его трагическое сочувствие, связывающее его со всеми страданиями вселенной, и бешеное стремление действовать, бросаться им на помощь, чтобы не сомневаться, что он никогда не присвоит себе и не даст другим права застыть в экстазе искусства или созерцания.
И, зная по опыту и своему и окружающих губительную привлекательность этой Высшей Игры, {"Лила" - Игра Бога,
"Вы знаете ли, - говорит он Sister Nivedita, – что у нас есть теория вселенной, согласно которой Бог проявляется в ней, чтобы смеяться, и Воплощения снизошли на землю, чтоб смеяться. Игра… Все - игра. Почему Иисус был распят на кресте? Для игры... Играйте попросту с Господом. Говорите: "Все это (жизнь) - игра. Все - игра".
Это страшное и глубокое учение лежит в основе мысли великих Индусов, как и многих мистиков всех стран и времен… Не находим ли мы уже у Плотина этого видения вселенной как театра, где "актер все время меняет костюм", где крушения империй и цивилизаций "суть изменения сцен и лиц, плач и крики актеров…"
Что же касается Вивекананды, то никогда не надо забывать, анализируя его мысли, момента и случая, при которых он их выражал. Ибо очень часто, желая побороть какую-нибудь тенденцию своего собеседника, которую он считает нездоровой, он противопоставляет одной крайности другую. Но. конечной истиной для него остается гармония.
В данном случае он был несколько раздражен чувствительностью преданной Ниведиты, которая, прощаясь с ним, проявила сентиментальность. Он сказал ей: "Почему бы нам не расстаться с улыбкой? Вы, европейцы, все такие больные. У вас какой-то культ горя…" И, чтобы осадить свою подругу-англичанку, принимающую все слишком серьезно, он противопоставляет ее настроению учение об Игре.
Эта нелюбовь к грустной преданности, к горестному, распинающему себя духу выражается в любопытной притче о Народе:
Среди Богов есть великие иогины. Нарада - один из них. Однажды, проходя по лесу, он увидел неподвижного постника, вокруг тела которого муравьи построили муравейник. Несколько поодаль другой, под деревом, скакал в припадках безумной радости. Они спросили у Нарады, который отправлялся на небо, когда они будут признаны достойными освобождения. Человеку, которого ели муравьи, Нарада ответил? "После четырех новых рождений". И человек заплакал. Плясавшему же он сказал: "После стольких рождений, сколько листьев на этом дереве". И от радости, что его освобождение придет "так скоро", танцор возобновил свои прыжки. В тот же миг он был освобожден (ср. заключение Раджа-ноги).} он постоянно заботится о том, чтобы защитить от нее тех, кем он призван руководить, стремясь возвратить к действию их грезящий взор, и проповедуя, как он говорит, "Практическую Веданту". {Две лекции под этим заглавием в Джнана-иоге (Лондон, 10 и 12 ноября 1896 г.). Ср. также лекции, помещенные в том же сборнике: "Человек кажущийся и человек действительный", "Осуществление", "Бог во всех вещах" и т. д. и Беседы и Диалоги (с Саратчандрой Чакраварти, Белур, 1898 г.), т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 105 и след.}
Ему кажется вполне справедливым, что "познание Брахмана есть конечная цель, высочайший удел человека. Но человек не может оставаться погруженным в Брахмана. {Беседы о пути в Мукти, т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 193 и след.} Это лишь исключительные мгновения". Когда он выплывает из этого безыменного Океана покоя, ему нужно схватиться за буй. И уже не только эгоистическое Carpe diem, но и Mйmento quia pulvis es – неотвязная мысль о своем собственном спасении – будет поддерживать его на поверхности воды.
"Если человек погружается очертя голову в безумные радости мира, он тонет. А если человек проклинает мир, удаляется в лес, умерщвляет свою плоть, жжет себя на медленном огне, опустошает свое сердце, делается жестким и сухим, - этот человек тоже потерял истинный путь". {"Бог во всех вещах".}
Великий пароль, который мы должны принести в мир после тех откровений, в которых мы "познали" на миг в полном библейском смысле Океаническое Существо, – слово, которое рано или поздно должно привести нас к Цели, – есть также лозунг самых возвышенных нравственных кодексов.
"Не я, но ты".
Это Я было продуктом скрытого Бесконечного, результатом процесса внешнего проявления. Нам предстоит проделать путь в обратном направлении к нашему первоначальному состоянию в бесконечности. И каждый раз, как мы говорим: "Не я, мой брат, но ты", - мы подвигаемся вперед на один шаг. {"Осуществление".
"…Иные боятся, что по достижении Осуществления, сознания, что существует лишь Единый, иссякнут источники любви, исчезнет все, что любишь… Эти люди никогда не задумывались над тем, что те, кто меньше всего думал о своей собственной личности, были величайшими тружениками мира. Человек только тогда любит по-настоящему, когда обнаруживает, что предмет его любви не является чем-то мелким, низким и смертным. Он любит только тогда, когда обнаруживает, что предмет его любви - сам истинный Бог. Супруг будет любить свою супругу, мать - детей тем больше, чем больше они будут видеть в своих детях, в своем супруге - Бога. Такой человек будет любить и своего самого смертельного врага… Он сможет сдвинуть мир, - тот, для кого его маленькое Я умерло и Бог живет на его месте.:. Если бы только миллионная часть ныне живущих людей - мужчин и женщин - могла на минуту сказать себе и, действительно, подумать: "О вы, что существуете, вы все - Бог. Вы все - единое живое Божество", - в полчаса весь мир изменился бы" (Человек кажущийся и человек действительный).}
"- Однако, - говорит себялюбивый ученик, на возражения которого Вивекананда на этот раз отвечает с ангельским терпением (что для него не совсем обычно), – однако, если я всегда Должен думать о других, когда же я буду созерцать Атмана? Если я занят чем-то частным и относительным, как я могу осуществить Абсолютное?
"- Сын мой, – кротко отвечает Свами, - я оказал тебе, что, усиленна думая о благе других, посвящая себя служению им, ты очищаешь этим свое сердце, приходишь к такому созерцанию себя, которое проникает всех живущих. Чего еще остается достигнуть? Или ты хотел бы, чтобы Осуществление Себя заключалось в инертном существовании, наподобие этой стены или этого куска дерева? {Я даю сокращенное изложение беседы в виде резюме.}
"- Но, - настаивает ученик, – то, что описывается в Писании как акт возвращения своего Я к истинной природе, состоит в прекращении всех функций духа и всякой работы.
"- Да, - говорит Вивекананда, – эго очень редкое состояние, которое Достигается с трудом и длится недолго. Чем же заниматься в остальное время? Вот почему, достигнув этого состояния, святой видит свое Я во всех существах и, полный этим сознанием, посвящает себя служению им, так что он исчерпывает в этом всю Карму (труд), которую должно было бы осуществить это дело. Это и есть то состояние, которое Шастры называют Дживан Мукти (Свобода в Жизни)". {Т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 105.}
Старая персидская сказка описывает в прекрасных словах это блаженное состояние, когда человек, уже освобожденный сознавшем, отдается другим так непосредственно, что сам забывает об этом.
Влюбленный стучится в дверь своей возлюбленной. Она спрашивает: "Кто там?" Он отвечает: "Это я". Дверь не открывается. Он возвращается во второй раз и говорит: "Это я, это я, я здесь". Дверь остается запертой. В третий раз голос изнутри спрашивает: "Кто там?" Он отвечает: "Возлюбленная, я – это ты…" И дверь открывается… {Цитировано Вивеканандой: Вторая беседа по "Практической Веданте".}
Однако этот прелестный рассказ, вое очарование которого доступно Вивеканакде более, чем кому-либо другому, изображает идеал любви слишком пассивным, чтобы с "им могла примириться мужественная энергия вождя народов. Мы видим, как он при всяком случае сотрясает и преследует жадное блаженство Бхактов. Любить для него – значит любить активно, служить, помогать. И возлюбленным не должен быть "предпочитаемый", но всякий ближний, кто бы он ни был, будь то враг, бьющий вас по щеке, или злой и несчастный, – особенно последние, ибо они больше всего в этом нуждаются. {"Разве вы не помните, что говорил: Библия? "Если вы не можете любить брата, которого видите, как сможете вы любить Бога, которого никогда не видели?.." "Я назову вас религиозными, когда вы начнете видеть Бога во всех людях..." Тогда вы поймете, что значит: "Подставьте левую щеку человеку, ударившему вас по правой" (Практическая Веданта, II).
Это – мысль, которую постоянно выражал Толстой в своем Дневнике последних лет.}
"Поверьте, дитя мое, - говорит он одному молодому Бенгальцу, который, чтобы обрести душевный мир, тщетно запирается у себя, – вам прежде всего следует открыть дверь вашей комнаты и посмотреть вокруг себя… Близ вашего дома есть сотни несчастных людей. Служите им, как можете. Один болен: ходите за ним. Другой голоден: накормите его. Третий невежествен: научите его. Если хотите душевного мира, служите другим. Вот мой завет". {По возвращении из Америки, в 1897 г.
"Основной лозунг - это: не Я, но Ты…" Не все ли равно, существует ли ад или небо, существует или нет душа, и т. п. Вот мир. Он полон несчастий. Идите в этот мир, как Будда, и старайтесь уменьшить эти несчастья или умрите, пытаясь сделать это. Забывайте о себе. Это - первый урок, который вам надлежит усвоить, будь вы теист или атеист, агностик или ведантист, христианин или магометанин" (Практическая Веданта, II).}
Мы уже достаточно подчеркивали эту сторону его учения и можем к ней не возвращаться.
Но есть и другая сторона, которую мы никогда не должны забывать. Обычно, в нашем европейском представлении, "служить" подразумевает чувство добровольного принижения, смирения. Это "Dienen, dienen" Кундри в Парсифале. Это чувство абсолютно исключается Ведантизмом Вивекананды. Служить, любить – это значит быть равным тому, что любишь и чему служишь. Далекий от принижения, Вивекананда всегда стремится к полноте бытия. Когда мы говорим: "Не я, но ты",- это не самоубийство, это завоевание более обширного царства. И если мы видим Бога в ближнем, значит, Бог – в нас, мы это знаем. Это – первое, чему учит Веданта. Она не говорит нам: "Падайте ниц!" Она говорит: "Выше голову! Ибо вы носите в себе Бога. Будьте достойны его! Гордитесь им!" Веданта – хлеб сильных. А слабым она говорит: "Слабых нет. Вы слабы лишь потому, что сами этого хотите. {"С момента, когда вы сказали: "Я несчастное существо, тщедушное и смертное", - вы поддаетесь внушению, что вы слабы и низки, вы лжете сами себе" (Практическая Веданта, I).
Ср. последние беседы с Саратчандрой: "Говорите себе: "Я одержим силой, я - блаженный Брахман…" Брахман никогда не пробуждается в том, кто не имеет уважения к себе".} Прежде всего имейте веру в себя. Доказательство Бога – это вы сами. {"Почему вы знаете, что книга учит истине? Потому, что вы сами истина и узнаете ее… Ваша божественность есть доказательство существования Бога" (Практическая Веданта, I).} "То ты еси". Каждое биение твоей крови повторяет это. "И вселенная с ее мириадами солнц единым голосом твердит: "То ты еси".
Полный гордыни, Вивекаианда провозглашает:
"Атеист тот, кто не верит в себя". {Боши Сен передал мне смелые слова, ярко характеризующие религию Вивекананды, если бы от него потребовали благочестивого приятия, подобно христианам, здешнего человеческого ада ради потустороннего рая:
"Я не верю в такого Бога, который дал бы мне вечный рай и не мог бы дать хлеба здесь на земле".
Никогда не нужно забывать о бесстрашии глубоко верующего Индуса, по отношению к Богу. Запад, который любит рисовать себе Индию как нечто пассивное, в действительности сам бесконечно более пассивен в отношениях с Божеством. Если, как верит индусский Ведантизм, Бог – во мне, почему я должен принимать все мерзости мира? От меня зависит их устранить.}
Но он добавляет:
"Эта вера в себя означает веру во всех. Ибо ты – все. Любовь к себе значит любовь ко всем. Ибо "все" и "ты" – есть одно!" {Практическая Веданта, I.}
И эта мысль – основа всей этики.
"Единство - пробный камень истины. Все, что ведет к Единству, - истина. Любовь есть истина, а ненависть - нет: ибо ее работа ведет к множественности, она - сила разделяющая..."
Здесь на первое место выступает любовь. {Интеллект отходит здесь на второй план. "Интеллект необходим, но лишь для того, чтоб очищать путь; он - полисмен на нашей дороге". Но дорога оставалась бы пустой, если бы по ней не протекал поток любви. И Ведантист цитирует Подражание Иисусу Христу.} Но любовь здесь – поток, идущий из сердца, приток крови, без которой все члены тела оказались бы парализованными. Любовь здесь – еще и Сила.
Итак, в основе всего лежит Сила. Божественная Сила. Она во всех, Она во всем. Она – в центре сферы и на всех точках окружности. И от центра к окружности она передается по всем радиусам. Кто возвращается и погружается в фокус, исходит из него в пламени. Кто сосредоточивается, должен отхлынуть вновь с удесятеренной силой. Кто осуществляет, созерцая, будет осуществлять, действуя. {И здесь христианская мистика приходит к тем же результатам. Достигнув вершины единения с Богом, душа обретает наибольшую свободу, чтобы направить все остальные свои способности к жизни без ущерба для какой-либо из них. Одним из самых ярких примеров этого совершенного самообладания служит турэнка XVII в., наша французская Святая Тереза, мадам Мартэн – Мария Воплощения, которой аббат Бремон посвятил лучшие страницы (полтома) своей монументальной Литературной Истории религиозного чувства во Франции (т. IV, см. в особенности гл. V: Интенсивная жизнь мистиков). Эта могучая душа, которая в рамках строгого христианства прошла, подобно Рамакришне, различные этапы мистического единения: чувствительность, любовь, разум (до самых высоких интуиции ума), вновь спускается к практическому действию, не теряя ни на минуту соприкосновения с Богом, которого она постигла. Она говорит о себе:
"Совершается божественный договор между Богом и душою путем самого тесного союза, какой только можно вообразить… Если человек имеет серьезные обязанности, она несет их, не переставая переживать то, что совершает в нем Бог. Это даже дает ему облегчение, ибо, когда внешние чувства заняты и нашли применение, душа становится свободнее… Это третье состояние пассивной молитвы-наиболее возвышенное… Чувства в нем настолько свободны, что душа, достигнувшая его, может, не рассеиваясь, действовать в той области, которая предписана ей внешними условиями… Бог сияет в глубине души..."
А ее сын, Дом Клавдий, который также был святым, пишет:
"Как внешние занятия не прерывали в ней внутреннего единения, так и внутреннее единение не мешало внешним занятиям. Никогда Марфа и Мария не оказывались в большем согласии, и созерцание одной не было ни в какой мере помехой для деятельности другой..."
Я самым настоятельным образом призываю моих индийских друзей (но пусть и европейские мои друзья воспользуются этим призывом, ибо в большинстве они не знают этих сокровищ!) внимательно изучить эти изумительные тексты. Я думаю, что ни у одного мистика столь совершенный психологический анализ не был объединен с такой силой глубокой интуиции, как у этой мещанки с берегов Луары, жившей во время Людовика XIII.} И то и другое связывается. Ибо бог – это все. Кто живет в Боге, будет жить для всех. {Как сказал теперешний настоятель Матха в Белуре, великий Шива-нанда, в своей речи, которую он произнес как председатель на первом собрании Матха и Миссии Рамакришны (1 апреля 1926 г.): "Если высшее просвещение имеет целью стереть все различия между душой индивидуальной и Душой вселенской, если его идеал - установить полное тождество между ее собственным Я и вездесущим Брахманом, - то из этого следует само собою, что внешний духовный опыт (начинающего) необходимо должен вести его к состоянию высшего посвящения себя - благу всех. Перешагнув через ограничения этой вселенной, которые являются следствием незнания, он приносит последнюю божественную жертву, обнимая вселенную".}
Так, путем постоянного странствования между бесконечным Я совершенного знания и Я, подразумеваемым в Игре Майи, мы поддерживаем единение всех жизненных сил. Мы восстановили, в лоне созерцания, все необходимые силы – любви и труда, веры и радости действия – в рамке наших дней. Н" каждое из наших деяний отныне переложено в тон вечности. В лоне интенсивного действия царит вечное спокойствие. {Ср. Гиту, которой руководится здесь Практическая Веданта, I.} Таким образом Дух принимает участие в битвах жизни и парит в то же время над схваткой. Осуществлено высшее равновесие – идеал Гиты и идеал Гераклита!
.