Вселенское Евангелие Вивекананды

IV

Равновесие и синтез - эти два слова характеризуют конструктивный гений Вивекананды. Все пути духа: четыре объединенные иоги, отречение и служение, искусство, наука, религия и действие, от самого духовного до самого практического. Каждый из путей, которым он учит, имеет свои пределы. Но сам он их перешел. Он охватывает их все. На своей квадриге он держит вожжи четырех путей истины: любви, разума, труда, силы. По всем четырем он одновременно приближается к Единству. Это – полная гармония энергии человека.

Но пламенный ум Различителя не нашел бы ее формулы, если бы сна на его глазах не была осуществлена в гармонической личности Рамакришны. Божественный учитель истинктивно разрешил все диссонансы жизни в одном аккорде, богатом и красочном, как у Моцарта – Музыке Сфер. И вот почему вся деятельность, вся работа великого ученика протекает под знаком Рамакришны.

"Приспело время родиться тому, кто объединит в одном теле блистательный ум Шанкары и безграничное сердце Гайтании, - тот, кто увидит во всякой религии один Действующий дух и во всяком существе одного Бога; тот, чье сердце могло бы обнять всех бедных, слабых и париев, всех притесненных в Индии и вне Индии; тот, чей мощный разум сочетает все соперничающие мысли в Индии и вне Индии и породит всеобщую гармонию… Приспело время. Этот человек родился, и я имел счастье сидеть у его ног… Он пришел, живой дух Упанишад, завершение индийских мудрецов, мудрец, которого ждет наше время… Гармония..." {Лекция об "Индийских мудрецах". Ср. Лекции о "Веданте и индийской жизни" (по возвращении из Америки), о "Веданте во всех фазах" (Калькутта), несколько выражений из которых я включил в основной текст.}

Эту Гармонию, которая расцвела в одном избранном существе и которой наслаждались немногие, Вивекананда захотел распространить на всю Индию, на весь мир. В этом и состояло его смелое новшество… Он не дал, может быть, ни одной новой идеи: есть ли хоть одна идея, которой не родила бы Индия, которой не снесла бы за долгий ряд веков неутомимая муравьиная царица!.. Но эти муравьи не строили муравейника. Все эти разрозненные мысли казались несовместимыми. В Рамакришне они образовали симфонию. И тайна их божественного порядка открылась Вивекаианде. {"…Мне было дано жить с человеком, который был столь же горячим дуалистом, как и адваитистом, столь же пламенным Бхактой, как и Джнанином. Живя с ним, я понял впервые Упанишады и Писания, подведя под них более прочные основы. И я увидел, что они не противоречат друг другу. Я увидел во всех этих текстах, что идеи дуализма завершались грандиозным расцветом в духе адваитизма. Я постиг гармонию, скрытую за каждым из верований Индии, и необходимость двух толкований – подобно геоцентрическому и гелиоцентрическому в астрономии…" ("О Веданте и индийской жизни". Ср. Веданта во всех фазах").

Это – осуществление подлинного идеала Вед: "Истина одна, но ее называют различными именами".} Он поставил себе целью воздвигнуть на этой груде золота Город – "Civitas Dei - Град Человека".

Ему пришлось строить одновременно и город и души его обитателей.

По признанию индийских последователей своего учения, он приложил к своим построениям дисциплину и организацию сил современного Запада, а также буддийскую организованность древней Индии.

Он наметил плат учреждения ордена, центральный Матх которого, материнская ячейка, "представляла бы" на протяжении будущих веков "физическое тело Рамакришны". {Это – подлинные выражения, приводимые настоятелем Матха Шиванандой. Видно, насколько они близки к представлениям христианской церкви.}

Этот Матх установлен был с двоякой целью – показать людям средства, "чтобы достигнуть своего собственного освобождения, а также чтобы вооружиться для содействия прогрессу всего мира и улучшению всех его условии, - и то и другое - по образцу и по путям, указанным Рамакришной". Другой Матх должен был преследовать ту же цель для женщин. Оба они должны были распространиться на весь мир. Ибо путешествия Свами и его космополитическое образование убедили его в единстве стремлении и нужд человечества в настоящее время. Ему казалось, что пришел час вернуться к древней миссии "величайшей Индии": евангелизировать землю. Лишь в этом заключалась для Вивекананды "внешняя политика" его народа. Однако, в отличие от "божьих народов", которые в прошлом понимали этот долг как право на духовный империализм, облекающий всех в свой мундир и узкую каску, для ведантического миссионера законом является уважение к природе каждого и к его вере. Он хочет лишь пробудить в каждом Дух, "указывать людям и народностям путь к завоеванию своего внутреннего царства их собственными, больше всего им подходящими путями, способами, больше всего соответствующими недостаткам, от которых они страдают". Здесь нет ничего такого, против чего мог бы восстать самый ярый национализм. Ни от одного народа не требуется, чтоб он отказался от себя. {Мы никогда не должны и думать о том, чтоб лишить народ его характера, даже если бы было возможно доказать, что этот характер состоит из недостатков" (Вивекананда, 1899-1900 гг.).} От него требуется, чтобы он был в наиболее полной и высокой степени тем, что он есть: своим Богом.

Что в согласии с мыслью Толстого, которой он не знал и которая является истинным выражением здравого смысла и сердца, Вивекаканда считает своим важнейшим долгом долг по отношению к своему самому близкому ближнему – своему народу. На всем протяжении настоящей книги можно было чувствовать волнение Индии, которая воплощалась в нем. Его вселенская душа врастала корнями в эту человеческую землю, и малейшее страдание безмолвной плоти заставляло содрогаться все дерево.

Среди народа, состоящего из ста различных народов, каждый из которых, к тому же не один раз, был разрезан на касты и подкасты, на секты и верования, и кажется подобным тем больным, чья кровь слишком разжижена и не может свертываться, – он был живым единством и желал единства. Единства мыслей. Единства действия. Его величайшая заслуга состояла не в том, что он доказывал это единство Индии доводами, но в том, что он запечатлевал его в сердце вспышками молний. Он обладал даром находить слова-светочи, те испепеляющие слава, которые рождаются в горниле души и пронзают миллионы людей. Ни одно из них не произвело в Индии такого потрясающего впечатления, как знаменитая фраза: "Даридра Нарайяна" ("Нищенствующий Бог")… Единственный Бог, который существует, единственный Бог, в которого я верю… мой Бог, - несчастные, мой Бог - бедняки всех народов!" Можно сказать, что она изменила судьбы Индии. И во всем человечестве еще долго будет жить отзвук этих слов.

След их, жгучий шрам (удар копья) пронзившего сердце Сына Человеческого на кресте), можно найти в наиболее значительных документах индийской истории за последние двадцать лет. Когда партия Свараджистов Индийского Национального Конгресса (чисто политического учреждения) завоевала большинство в Городском Совете Калькутты, она установила программу коммунальных работ, названную ею Программой Даридра Нарайяна. И мощное слово, подхваченное Ганди, непрестанно! вновь употребляется им. Сразу же была установлена связь между религиозным созерцанием и служением низшим классам. Вивекананда отождествлял то и другое. "Он окружал служение божественным ореолом и возвышал его до степени религии". Идея эта охватила душу Индии; организации помощи от голода, наводнений, пожаров, эпидемий, совершенно неизвестные еще тридцать лет назад, Севасшрамы и Севассамити (дома призрения и благотворительные общества) умножились по всей стране. Великий урок был дан эгоизму вяло думающей веры. Я уже приводил резкое слово – слово кроткого Рамакришны: "Религия не для пустых желудков". Прежде чем пробуждать духовное начало в сердце народа, надо позаботиться о том, чтобы он был сыт. И недостаточно принести ему пропитание, – нужно научить его добывать это пропитание, работать. Нужно обеспечить ему обучение и средства. Это целая программа социальных реформ, даже если держаться, как этого хотел Вивекананда, в стороне от всяких политических партий. А с другой стороны, это было, наконец, разрешение тысячелетиями продолжавшегося в Индии конфликта между жизнью духовной и жизнью деятельной. Служение бедным служило не только самим бедным, оно служило и самим служителям. Согласно древнему изречению, ".кто лает, тот получает". Если Служение осуществляется в духе истинного преклонения, оно есть самый верный способ духовного усовершенствования. Ибо "поскольку человек есть высший символ Бога, его культ есть высшая форма культа на земле". {Эти слова напомнил настоятель Матха, Шивананда, в своей речи, произнесенной в 1926 г.}

"Начинайте с того, чтобы отдать вашу жизнь для спасения жизни тех, кто умирает: вот сущность религии". {Слова Вивекананды, произнесенные во время эпидемии 1899 г. Одному пандиту, который, придя к нему, сетовал, что не может говорить с ним о религии, он ответил:

"Пока хоть одна собака в моей стране будет оставаться без пропитания, вся моя религия будет в том, чтоб накормить ее".}

Таким образом Индия, рукой одного из своих величайших Сангаиясинов, была вырвана из движущихся песков бесплодного размышления, которыми столько веков была засыпана, и воды мистицизма, дремавшие под ними, пробивая себе выход, ринулись мощными потоками в действие. Запад должен предвидеть силы, которые почерпнет в нем это действие.

Мир находится перед лицом воскресшей Индии, великое тело которой, простертое на гигантском полуострове, расправляет члены и вновь собирает свои разбросанные силы. Какова бы ни была роль, которую сыграли в этом Пробуждении три поколения глашатаев, сменивших друг друга в течение столетия (слава величайшему из них, гениальному Предтече: Рам-Мохан Рою!), решающим призывом был трубный звук речей в Коломбо и Мадрасе. И магическим словом было: Единство… Единство, в кавкдом мужчине и женщине Индии (и мира), всех сил духа: мечты и деятельности, разума, любви и труда. Единство сотни народов Индии с сотней различных языков, с сотней тысяч богов, общего им всем религиозного фокуса, вокруг которого должно осуществляться и осуществляется национальное возрождение. {В свой последний час он повторял: "Индия будет бессмертна, если она будет упорствовать в искании Бога. Если она оставит его ради политики, она умрет". Первое национальное индийское движение, Swadeshi Movement, основывало свою деятельность на этой духовной базе. Величайший вождь того времени, Ауробиндо Гоз, провозглашал идеи Вивекананды.}

Единство тысяч сект Индуизма. {Открытие и провозглашение единства Индуизма (со времени речей в Коломбо и Альморе) было одним из высших, вполне новых достижений Вивекананды.} Единство в этом Океане религиозной мысли, всех потоков прошлого, слитых с потоками настоящего, потоков Запада и Востока. Ибо, – и в этом новое Пробуждение Рамакришны и Вивекананды расходится с тем, которое провозгласят Рам-Мохан Рой и Брахмосамадж, – новая Индия отказывает в повиновении властолюбивой цивилизации Запада, она провозглашает свои собственные идеалы, она наложила руку на свое тысячелетнее наследство и решила ничем из него не жертвовать, но обратить его на пользу всему остальному миру, получая взамен завоевания западного духа. Прошло время преобладания неполной, частичной цивилизации. Азия, Европа – в первый раз эти два колосса стоят лицом к лицу как равные. Трудитесь вместе! – должна подсказать им мудрость! И плоды этого труда – всем!

Эта "более великая", новая Индия, – чей рост скрывала от нас осторожность страуса, присущая нашим политикам и ученым, и чьи поразительные достижения мы можем сейчас видеть, – носит отпечаток души Рамакришны. Двойная звезда Парамахамсы и героя, воплотившего в действие его мысль, властвует над ее теперешними судьбами и их направляет. Ее теплый свет – тот фермент, который обрабатывает и оплодотворяет землю Индии. Сегодняшние повелители Индии – мыслитель-царь, царь-поэт и Махатма – Ауробиндо Гоз, Тагор и Ганди – выросли, расцвели, принесли свои плоды под двойным созвездием Лебедя и Орла. Ауробиндо и Ганди громко это признали. {Ганди признал публично, что изучение книг Вивекананды было для него большой поддержкой, что они усилили его любовь к Индии и понимание ее. Он написал введение к английскому изданию Жизни Рамакришны: и председательствовал на нескольких годовых собраниях Ramakrishna Mission в честь Рамакришны и Вивекананды.

"Вся духовная и умственная жизнь Ауробиндо Гоза, - пишет мне Свами Ашокананда, – прошла под сильным влиянием жизни и учения Рамакришны и Вивекананды. Он никогда не уставал говорить о важности идей Вивекананды".

Что касается Тагора, гений которого, родственный гетевскому, стоит у слияния всех потоков в Индии, то позволительно думать, что в нем соединились и гармонически слились два течения: Брахмосамаджа (переданного ему его отцом, Махарши) и нео-Ведантизма Рамакришны и Вивекананды. Обогащенный ими обоими, освобожденный ими обоими, он с кристальной ясностью сочетал в своем уме Запад и Восток. Свои взгляды на социальные и национальные вопросы он, если не ошибаюсь, мог обнародовать лишь после начала первого движения Свадеши, примерно в 1906 г., через четыре года по смерти Вивекананды. Нет сомнения, что дыхание такого Предвестника сыграло свою роль в его эволюции.}

Что касается остального мира, который, если не считать маленьких англо-саксонских островов, до сих пор ничего не знал об этом замечательном движении, то я считаю его достаточно созревшим для того, чтобы его использовать. Те, кто следовал за мной в чтении этого труда, заметили, я уверен, насколько цели индийского Свами и его учителя согласуются со многими из их собственных заветных мыслей. Я могу удостоверить это не только по моим личным наблюдениям, но и на основании признаний, которые я получил за двадцать лет от сотен людей из Европы и Америки, для которых я, не стремясь к этому, оказался поверенным и исповедником. Дело не в том, что и я и они, помимо своей воли, восприняли влияние индийского духа, предрасположившее к заражению, как склонны думать некоторые индийские мыслители. Я имел по этому поводу дружеский спор со Свами Ашоканандой, который, считая распространение ведантических идей в мире установленным фактом, не сомневается в том, что это, по крайней мере отчасти, дело рук Вивекананды и его Миссии. Я совершенно уверен в обратном. Мир почти совсем не знаком (и это позор, который я пытаюсь здесь загладить) с делом, учением и даже самим именем Вивекананды. {Одним из наиболее показательных фактов является полное забвение Вивекананды в философских и ученых кругах, где он был известен в бытность свою в Европе: так, например, было в кругах Schopenhauer Gesellschaft, где мне пришлось, так сказать, вновь открыть его имя ученикам и последователям Пауля Дейссена, который принимал Вивекананду у себя и был его другом.} И если в потоке идей, удобряющих собою выжженную почву Европы и Америки, одна из наиболее богатых жизненными семенами водных масс может быть названа нами "Ведантической", то лишь так же, как нормальная речь м-сье Журдена называлась "прозой": иначе говоря – бессознательно.

В чем же состоит сущность идей, называемых Ведантизмом? Согласно определениям наиболее авторитетных представителей Рамакриншистского Ведантизма, они сводятся к двум основным положениям:

1) о Божественности человека;

2) о преобладании духовности в жизни.

Основные следствия, вытекающие отсюда, суть:

1) что каждое общество, каждое государство, каждая религия должны быть основаны на признании глубокого и скрытого Всемогущества человека;

2) что все интересы человечества плодотворны лишь тогда, когда они руководятся и направляются высшей идеей духовности жизни. {Я основываюсь здесь на замечательном письме, полученном мною 11 сентября 1927 г. от Свами Ашокананда и имеющем смысл и значение манифеста. Оно было напечатано, вместе с моими замечаниями, в газетах и журналах Миссии.}

В этих идеях и стремлениях нет ничего чуждого Западу. Наши азиатские друзья, которые судят о Европе по ее худшим людям – по политикам, торговцам и наиболее ограниченным чиновникам, по нашим алчным желудкам и по администрации наших колоний (по людям и по идеям), имеют основания не верить в нашу духовность. И, тем не менее, она существует и отличается глубиной; она никогда не переставала омывать подземные корни наших великих западных народов. Дуб Европы давно уже был бы сломан потрясающими его бурями, если бы из безмолвных тайников не поднимались непрестанно мощные соки духа. А эта тысячелетняя деятельность, напряженность которой никогда не ослабевает, возможна лишь вследствие наличия внутреннего огня – не светильника Весталок, а кратера Циклопов, где все время копится и вновь создается огненное вещество. Пишущий эти строки достаточно сурово изобличил и осудил "Ярмарки на Площади" Европы, представляющие собою дым и пепел вулкана, и имеет поэтому право защищать пламенные источники нашей неугасимой духовности. Он никогда не переставал напоминать об их существовании и о стойкости "лучшей Европы" как тем, кто, вне ее, относится к ней несправедливо, так и ей самой, сосредоточенной в своем молчании.. Silet sed loquitur!.. Но ее молчание говорит громче, чем клики шарлатанов. Под безудержным наслаждением и силой, истощающей себя в видимых вихрях, длящихся день или час, неизменно таится непочатое сокровище самоотречения, жертвы, веры в Дух.

Что же касается Божественности человека, то возможно, что подобное представление не является плодом христианства или греко-римской культуры, {"Каким образом Запад дошел до этих мыслей? - пишет мне Ашокаваида.- Я не думаю, чтобы христианство и греко-римская культура были особенно благоприятны для их развития…"

Но, можем мы ответить Свами Ашокананде, Европа образовалась вовсе не в результате одного лишь сочетания греко-римской культуры с христианством. Это далеко не все! Такова природа средиземноморских народов. Мы с нею отнюдь не согласны. Мы требуем обратно то, чем мы обязаны сынам первых насельников Запада и приливам Великих Нашествий, покрывших землю Франции и Mittel-Europa своими плодоносными отложениями. Не нужно забывать "Hockgefьhl" Мейстера Экхарта и ваших средневековых мистиков.

"Goti hat alle Dinge durch mich gemacht, als stand m dem unergrьndetem Grande Gottes" (Экхарт).

("Бог создал все вещи через меня, когда я пребывал в бездонных глубинах Божиих…").

И разве не служит признаком необычайной имманентности этой молниеносной интуиции в недрах западной души то, что она в начале XIX в. всплыла вновь у такого ученого, как Фихте, совершенно незнакомого с индийской мыслью? (ср. Die Anweisung zum seligen Leben, 1806 г.)- Оказалось возможным сопоставить длинные выдержки из Фихте и Шанкары и показать их полное тождество (ср. Этюд Рудольфа Отто о Фихте и Адваите).} если рассматривать их изолированно друг от друга. Но оно – плод привитого дерева, греко-римского героизма, сращенного с виноградной лозой, золотой сок которой – кровь Сына Божия. {Я уже указывал, что начала религиозной мысли Запада – двойные начала – эллинские и иудео-христианские – покоятся на фундаменте, близком духу Ведантизма. В Приложении к настоящему тому я посвящу обширное примечание доказательству этого, ссылаясь на великие системы александрийского эллинизма и раннего христианства: Плотина и Дионисия Ареопагита.} И если даже наши демократы: утратили воспоминание о лозах и давиле христианства, героический идеализм наших демократий, проявившийся в часы испытаний в их великих сынах, хранит вкус этих лоз и их аромат. {Поразительным примером этому служат полные силы слова наших великих французских революционеров, например, Сен-Жюста, в которых странным образом сочеталось двойное влияние Евангелия и Плутарха.} Религия, Божество которой в течение девятнадцати веков известно всем народам Европы под именем Сына Человеческого, не должна удивляться, что человек поймал ее на слове и присвоил себе Божественность. Новое сознание своей силы, опьянение молодой свободой были еще усилены сказочными завоеваниями науки, которая в течение полувека преобразила лицо земли. Ненужно было Индии, чтобы человек счел себя Богом. {Нельзя не вспомнить радостного трепета, который ощущали наши: мыслители-идеалисты, например, Мишле, узнавая в Индии забытого предка. "Евангелия Человечества", созданного ими. То же было и со мной.} Он и так был расположен служить себе Литургию! И эта переоценка. своего могущества продолжалась до катастрофы 1914 г., поколебавшей ее основы. Между тем как раз с этого временя Индия начала оказывать на Европу наибольшее влияние. Как это объяснить?

Очень просто. Идя своими собственными путями, человек Запада, руководящий своим разумом, своей наукой и своей гигантской волей, встретился на перекрестке с ведантической мыслью, происшедшей от общих с ним великих предков, арийских полубогов, которые в расцвете героической юности, подобно. Бонапарту, завоевывающему Италию, увидели с высоких Гималайских гор весь мир у своих ног. Но, оказавшись на той критической точке, где их обоих ждало извечное испытание ильных,- оно встречается в мифах всех стран и рассказано в нашем Евангелии как искушение Христа на горе, – человек Запада сделал дурной выбор. Он внял искусителю, который предлагал ему царство земное, расстилавшееся внизу, под ним. В той божественности, которую он себе приписывал, он видел только материальное могущество, только к нему стремился; между тем мудрость Индии рассматривает его как второстепенный и опасный атрибут внутренней силы, единственно важной, единственно могущей привести к цели. {Напоминаю, что эти атрибуты, эта власть, не отвергаются Вивеканан-дой; он не ценит их слишком низко, как это сделал бы христианский аскет: они все же стоят выше, чем презренная косность, слабость тела и души, которые он не перестает клеймить; но они находятся ниже той террасы, стоя на которой, возвышаешься и над домом и над горизонтом. Этой ступени необходимо достигнуть, но потом, не останавливаясь, продолжать подъем.- Отсылаю к тому, что я ранее говорил о Раджа-иоге.} Результат – тот, что в настоящее время европеец – этот "Ученик Чародея" - оказывается во власти стихийных сил, которые он по своей слепоте выпустил на волю. Из формулы, повелевающей ими, он владеет лишь буквой. О духе ее он не думал. А дух мстит за себя. Наша цивилизация, находящаяся в опасности, напрасно повторяет высокие слова: Право, Свобода, сотрудничество, Женевский или Вашингтонский мир, – слова эти пусты или насыщены смертоносными газами. Никто в них не верит. Люди не доверяют взрывчатым веществам. Слова – страдания. {В подлиннике: "des mots, des maux" – два слова, звучащие почти одинаково, но различные по смыслу. (Прим. перев.)} Они лишь усиливают смятение. В настоящее время не понимать смертельного недуга целого поколения Запада могут лишь тупые и сытые существа, сумевшие извлечь из положения ряд преимуществ и думающие про себя: "После нас - хоть потоп"... Но миллионы недовольных чувствуют себя роковым образом загнанными в тупик, "al bivio", где нужно выбирать между отречением от еще оставшейся свободы, возвращением отчаявшейся души в прежний загон, похожий на тюрьму, но защищающий л согревающий привычной теплотой стада, – и прорывом сквозь ночь в самое сердце крепости осажденной Души, чтобы соединиться там со своими нетронутыми резервами и укрепиться в Feste Burg духа.

Здесь-то мы и встречаем протянутую руку наших союзников, мыслителей Индии: ибо они сумели в течение столетий запереться в эту Feste Burg и отстаивать ее, тогда как мы, их братья по Великим Нашествиям, истощали силы, завоевывая остальную землю. Переведем дух! Залижем наши раны! Вернемся в гнездо Гималайских орлов! Оно ждет нас! Оно – наше! Мы, орлята Европы, не должны отказываться от своей истинной природы. Наша истинная природа – в этом гнезде, из которого мы когда-то вылетели; она – в тех, кто сумел сохранить ключи нашей башни – нашего Высшего Я. Мы вовсе не должны в ней замыкаться. Нам нужно лишь освежить свои усталые члены в великом внутреннем озере. Потом, успокоив лихорадку, с мускулами, налитыми новыми силами, вы вновь, если пожелаете, будете продолжать ваши Нашествия, друзья мои. Пусть, если таков Закон, начинается новый круг! Но сейчас необходимо, подобно Антею, прикоснуться к земле, прежде чем продолжать борьбу! Обнимите ее! Пусть наша мысль возвратится к Матери! Пейте ее молоко! Ее сосцы могут еще напитать все народы земли.

"Наша Мать Индия" научит вас откопать из развалин духа, которыми усеяна Европа, нерушимые основы вашего Капитолия… Вот планы и расчеты великого Зодчего. Построим вновь свой дом из своих собственных материалов!

V