Еще не оправившись от гнева, Кеньон удивленно смотрел в ее серьезное лицо. Вместо того чтобы упрекать его в грубости, Анна предлагала ему поддержку. Вместо того чтобы с отвращением отвернуться от него и убежать, она заключила его в объятия. Впрочем, Анна имела обыкновение поступать наперекор его ожиданиям. Она была невинна, чиста и прямодушна. Ее не коснулась человеческая жестокость. Ей никогда не доводилось смотреть в безусое лицо испуганного юноши-солдата и делать выбор: либо убить, либо быть убитым. Она не слышала отчаянных криков умирающих, не нюхала крови, не видела полей, заваленных трупами до самого горизонта. Но он не станет ее просвещать. Только последний трус потащил бы ее за собой в пропасть.
Не в силах совладать с искушением, Джошуа нагнулся и припал поцелуем к ее устам. Все мысли и благие намерения разом улетучились из его сознания. Ее губы были теплыми, мягкими и манящими. Обхватив ее щеки ладонями, он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, пробуя целовать Анну под разными углами. Его руки скользили по плавным изгибам ее талии и бедер; но он держал свою похоть в узде – во всяком случае, до тех пор, пока из ее горла не начало доноситься тихое мелодичное мурлыканье. Он откинул голову и увидел ее томное лицо, озаренное дикой страстью. Остатки его самообладания испарились как дым.
Не выпуская Анну из объятий, он подвел ее к стене и прижал свои пылающие чресла к ее животу. Она прогнулась ему навстречу и принялась беспорядочно водить руками по его телу. Он осыпал поцелуями ее лицо и шею, она отвечала ему тем же.
Отведя в сторону бриллиантовую подвеску, Джошуа потерся щекой об атласную кожу груди, с упоением вдыхая исходивший от нее аромат роз. Его пальцы нырнули в жесткий корсет и обхватили теплую округлость с затвердевшим соском. Анна содрогнулась от удовольствия и прошептала его имя. Он хрипло застонал. Эта женщина сводила его с ума.
Потянувшись к застежке на ее спине, Джошуа завозился с мелкими пуговками. Наконец рукава ее платья упали вниз, и он принялся стягивать тугой шелковый лиф, одновременно покусывая ее шею.
Вдруг его палец наткнулся на что-то острое.
– Черт! – Он отпрянул и увидел на кончике указательного пальца капельку крови.
Это зрелище вернуло его к реальности. Сжав руку в кулак и пытаясь отдышаться, он уставился на ее затянутый корсетом бюст. Господи, что он делает? Забыв про приличия, раздевает Анну в самый разгар бала!
– Джошуа?..
Судорожно вздохнув, она открыла глаза, и он увидел ее затуманенный страстью взгляд.
– Я обо что-то укололся. – Он оглядел ее расстегнутое платье, заметил металлический блеск в вышивке, украшавшей край лифа, и вытащил оттуда портновскую булавку. – Вот.
Анна растерянно заморгала. Только сейчас до нее дошло, в каком беспорядке находится ее одежда. Густо покраснев, она поправила лиф, а другой рукой поднесла булавку к глазам.
– Наверное, ее забыла убрать портниха. – Слегка нахмурившись, она задумчиво добавила: – Значит, он не лгал.
Джошуа с трудом оторвал взгляд от ее груди.
– Кто?
– Мистер Фирт. Он заметил эту булавку.
Кеньон вздрогнул как от удара. Этот мерзавец пялился на грудь Анны! Он вожделел ее!
Разумеется, сам Джош зашел гораздо дальше, но это не умаляло его гнева. Он выхватил у Анны булавку и зашвырнул ее в темный угол. Послышался тихий металлический звон.
– Черт возьми, Анна, ты не должна была оставаться с ним наедине!
Она чопорно поджала губы.
– Если бы ты разрешил мне заниматься расследованием вместе с тобой, я не стала бы вызывать его на разговор.
Лорд понял, что она права, и коротко кивнул:
– Согласен. Отныне мы партнеры. – Глаза Анны зажглись радостью. – Но тебе следует держаться подальше от Фирта, – строго добавил он. – Твое счастье, что он не соблазнил тебя сегодня вечером.
– А как ты опишешь свои собственные действия?
– Как безответственные, безрассудные… – Он взглянул на ее покрасневшие губы. – И неизбежные.
Анна склонила голову набок и в упор посмотрела на Джошуа.
– Ты жалеешь о том, что поцеловал меня? Или твой поцелуй был всего лишь наказанием за любопытство?
– Нет, – выдавил он. – Он был неизбежен, потому что…
– Почему же?
Его ладони покрылись холодным потом. Он не мог сказать ей, что она возбуждает в нем непреодолимое желание, что от одного ее присутствия внутри его загорается пожар…
– Потому что я хочу тебя! – выпалил он и потерся бедрами о ее бедра, изображая половой акт. – Это все, что мне от тебя нужно.
Любая другая девственница в ужасе отпрянула бы от него или упала в обморок, но Анна умела держать себя в руках. Она тихо охнула, опустила ресницы и прислонила голову к стене, обнажив свою нежную шею и прижав ладони к его мускулистой груди.
Жар опалил чресла Кеньона. Охваченный страстью, он нагнулся, чтобы запечатлеть на ее губах очередной пылкий поцелуй.
Однако как только их губы соприкоснулись, Анна наступила каблуком на его ботинок и с силой толкнула в грудь.
Джошуа, пошатываясь, отступил назад; его злость была сильнее боли.
– Проклятие! Зачем ты это сделала?
– Я уверена, что ты сам найдешь ответ на этот вопрос, если похоть не затмит твой разум.
– Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал.
– Я хотела застать тебя врасплох. И это сработало, не правда ли?
Ее самодовольный взгляд выводил его из себя.
– Я никогда не насиловал женщин. Зачем стучаться в закрытую дверь, когда вокруг полно желающих заняться с тобой любовью? В следующий раз просто скажи мне, чтобы я остановился.
– Следующего раза не будет. – Анна завела руки за спину и принялась застегивать длинный ряд пуговиц. – Я больше не стану с тобой целоваться.
Ему следовало обрадоваться: это был именно тот барьер, в котором он так нуждался. Однако в душе Джошуа поднялось возмущение.
– Почему? – ощетинился он.
– Разве это не очевидно?
Розовый румянец на ее щеках немного усмирил его гнев. Он подошел ближе, чтобы помочь застегнуть платье.
– Это трусость – отвечать вопросом на вопрос. Скажи мне, почему я не могу тебя поцеловать.
Анна застыла от его прикосновений, спина ее сделалась деревянной.
– Потому что тобой движут грубые инстинкты.
– Грубые? Но ты явно наслаждалась моими ласками. Или тебе не хватает честности это признать?
Она мгновение помолчала.
– Ну ладно. Если хочешь честности, получай: когда ты меня целуешь, я больше всего на свете боюсь, что ты остановишься.
Эти откровенные слова подействовали на Кеньона возбуждающе. Он застегнул последнюю пуговицу, еле удержавшись от искушения нагнуться, уткнуться носом в ее нежный затылок и шепотом извиниться за свое хамское поведение.
Но Джошуа знал, как опасно давать волю безумным порывам.
– Тебе следовало этого ожидать, – проговорил он бархатным голосом. – Ведь я негодяй, умеющий соблазнять женщин.
Анна оглянулась через плечо, в ее выразительных глазах читалось сомнение, смешанное с замешательством. Гордо расправив спину, она пошла мимо арфы и пюпитра. Несмотря на то, что она выросла среди девятерых братьев, ее движения были полны врожденной женственной грации. Джошуа смотрел на ее точеные бедра и угадывавшиеся под юбкой округлые ягодицы. Теперь эти контуры были ему знакомы. Он двинулся за ней, чувствуя себя похотливым самцом, преследующим робкую самку. Ему оставалось лишь надеяться, что Анна по своей неопытности не поймет, как сильно она его мучает. Нагнувшись, она взяла со стула брошенный ридикюль.
Увидев маленький пистолет, Джошуа с содроганием вспомнил свой порыв откровенности. Зачем он раскрыл перед ней душу? Он вел себя как безумный. Это ни в коем случае не должно повториться.
Анна убрала оружие в сумочку и обернулась. Лицо ее было встревоженным.
– Джошуа, я еще не все тебе рассказала.
«Сейчас она скажет, что хочет меня, что я ей нужен…»
– Я слушаю.
– Сэмюел Фирт тебя ненавидит. Не знаю почему, но это так.
– Здесь нет ничего странного, – раздраженно бросил Кеньон. – Я задел его самолюбие. Мужчины такое не прощают.
– Но он навел о тебе справки. Он все знает, даже то, что леди Стокфорд – твоя бабушка.
– Не велик секрет!
– Возможно. – Девушка взволнованно покусала нижнюю губу мелкими белыми зубками. Джошуа смотрел на ее рот с жадностью голодающего. – Он просил меня стать его любовницей.
– Что?
– Успокойся. Я говорю об этом только потому, что его предложение подтверждает мое мнение. Он думает, что ты за мной ухаживаешь, и хочет отбить меня у тебя.
Кеньону было глубоко плевать на то, какие мотивы двигали этим подонком. Сжав кулаки, он двинулся к двери.
Анна встала у него на пути и схватила за руки.
Я запрещаю тебе драться с Фиртом!
– Он оскорбил тебя.
– Это меня меньше всего волнует. – Она замолчала, скользнув взглядом по его лицу. – Я боюсь, Джошуа. Мне кажется, он что-то замышляет против тебя.
Ее огромные глаза, смотревшие из-под нахмуренных бровей, светились неподдельной тревогой.
– У тебя, разыгралось воображение, – сказал лорд. – Последние пятнадцать лет я провел за границей. Он не имел со мной никаких дел и не может испытывать ко мне личной вражды.
Анна упрямо тряхнула головой.
– Я не знаю, как это объяснить, но, когда мистер Фирт говорит о тебе, его взгляд становится пугающим.
– Он жестокий человек. Он хочет тебя и думает, что я стою у него на пути.
– Ну конечно, – сухо проговорила она. – Все красивые мужчины борются за мое сердце. Вот почему в свои двадцать восемь лет я осталась старой девой.
Несмотря на плохое настроение, Джошуа невольно залюбовался стоявшей перед ним женщиной. Ее внутренняя сила дополнялась внешней привлекательностью. Золотистая кожа, тронутая ласковыми лучами солнца, необычные фиалковые глаза, опушенные рыжевато-коричневыми ресницами, воинственно вздернутый подбородок… Она напоминала ему львицу, преисполненную дикого, первобытного благородства.
– Ты осталась старой девой, потому что никогда не выходила в свет.
Анна тронула пальцами золотую косичку, украшавшую его китель.
– Пообещай мне, что будешь осторожным. Не дразни Фирта, ладно?
Джошуа пребывал в замешательстве. Неужели эта чопорная недотрога всерьез за него беспокоится? В душе его шевелилась глупая надежда: казалось, что Анна поможет ему обрести утраченную невинность. Однако если он когда-нибудь ее соблазнит, последствия будут непоправимыми. Это разрушит все то хорошее, что в ней есть, и она упадет в ад – тот самый ад, в котором сейчас пребывал он сам.
– Я буду дразнить кого захочу! – отрезал Джошуа. – И впредь, пожалуйста, держи свои страхи при себе. Не действуй мне на нервы!
В ее глазах мелькнула обида, но он равнодушно отвернулся и вышел за дверь.