До работы успеваю забежать в магазинчик, где мне частенько оставляют пару булочек с корицей или плюшек с сахаром. Это для моих девчонок из реанимации и травматологии, им иногда и присесть некогда, а не то что за выпечкой бегать. Пусть порадуются.
Но прежде всего мне нужно узнать про особенного пациента. Убираться в палате, если он в сознании, я не смогу. Меня аж трясти начало, когда я представила, что он мне припомнит вчерашнее и ещё сверху добавит.
Я хоть и не совсем трусиха, но смелость мне приходится занимать, своей не хватает. Трудно переношу грубость и крик в свой адрес, теряюсь и совсем не могу здраво мыслить в этот момент. Особенно, если люди мне незнакомые это делают. Тогда у меня полное онемение происходит.
Переоделась быстренько и первым делом в «травме» убралась. Угостила первую мою девчонку, медсестру Катю, булочкой и направилась в отделение интенсивной терапии, как гордо написано над дверью реанимации. Сама дверь, пол и вообще всё в больнице — почти древние развалины, а вывески, как в насмешку, повесили год назад новые.
Открываю дверь реанимации со страхом, но в коридоре никого нет, и я почти смело шагаю к сестринскому посту. Сегодня дежурит Марина, её девчонкой трудно назвать, ей в прошлом месяце пятьдесят пять стукнуло. Но все привыкли звать медсестер девчонками, так исторически сложилось, и нарушать традиции никто не хочет. Особенно сами девчонки.
— Привет, Лия! — я аж вздрогнула от неожиданности и повернулась на голос. Марина шла по коридору с пачкой бумаг в руках. — Что сегодня? С корицей?
— Здравствуйте, Марина Витальевна! — хоть и девчонка она, но для меня все же Марина Витальевна. — С корицей сегодня, вы угадали!
Пока есть минутка мы с Мариной пьем кофе с булочками и я выведываю последние новости и, так сказать, обстановку на линии фронта. Марина воодушевленно сообщает, что мистер Хам ещё в палате реанимации, и что его увезут сначала в областной центр завтра, а потом в Москву.
Ведёт он себя высокомерно и очень требовательно, но все процедуры и лекарства принимает. Снотворное ему дают на ночь — это я сразу выяснила. И значит мне придётся убираться при полном сознании пациента.
Я приуныла. Марина моего уныния не замечает и начинает расписывать, как прекрасен этот столичный гость, как идеально сложен и какие у него необыкновенные глаза.
Её можно понять, она лет десять в разводе уже, новых кавалеров не заводила, поэтому реакция чисто физиологическая, нормальная. А вот моя реакция — страх и паника. Этот красавец вчера отбил всякое желание смотреть на него с восхищением.
Всего один вопрос про пугало и стало ясно, что за внутренний мир у этого избалованного богатенького москвича. А то, что он богат, мне тоже Марина сообщила. Его семья полностью оплатила лекарства и материалы по уходу, боясь, наверное, что мы тут бинты кипятим и по пять раз используем.
Да и по внешнему виду и поведению его семьи было понятно, что они люди далеко непростые. Кстати, я узнала и как зовут мистера Хама. Петровский Петр Андреевич.
— Его сразу забрать хотели, но врач, которого привезли ему из Москвы, запретил вчера транспортировку больного. Слишком рано после таких травм и операции. — Марина доела угощение и открыла тумбочку у стола. Вынула оттуда небольшой пакет и протянула мне.
— Держи вот, с мамой чай попьешь, — в пакете было три шоколадки и маленькая коробка конфет. Типичный набор к концу смены медсестры, — ты же знаешь, что я не ем шоколад.
Благодарю Марину и грустно склонив голову бреду мыть помещения реанимации. Как бы я не тянула время, но до палаты с истером Хамом дело всё-таки дошло. Открываю дверь и, не глядя по сторонам, прохожу с ведерком и шваброй внутрь палаты.
Других пациентов в палате нет, ещё вчера всех выписали в обычные палаты. Мистер Хам один. Не смотрю даже в сторону его кровати, надеясь, что он спит. Всё-таки время тихого часа сейчас. Может мне и повезет и я спокойно уберусь? Мою пол быстро, не заморачиваясь с углами и под кроватью, сейчас главное — побыстрее всё сделать.
Звук был громкий и очень неожиданный, я подпрыгнула вместе с ведром в руках. Вода расплескалась на пол, на меня и на бежевые замшевые туфли вчерашней пожилой дамы неопределенного возраста. Она стояла рядом со мной и смотрела, как грязная вода впитывается в замшу. А на нас хмуро смотрел Петр Андреевич, спокойно спавший ещё минуту назад.
Ума не приложу, как эта дама так беззвучно вошла! И потом уронила на кафель пакет с минералкой. В стеклянных бутылках!
— Извини, Петя! — дама с нежностью посмотрела на хмурого пациента на кровати. — Пол мокрый, поскользнулась и минералку твою любимую из рук выпустила.
Петр Андреевич переводит взгляд на меня и в нем явственно читается узнавание.
— Пугало? Опять ты?
Да, не удалось мне слиться с пятнами на потолке.