Встреча на Прайле

Джеймс Л. Камбиас ОКЕАН СЛЕПЦОВ

К концу второго месяца, проведенного на станции «Хитоде», Роб Фриман довел количество способов, какими можно лишить жизни Анри Керлека, до восьмидесяти пяти. А потому Роб занимал третье место среди членов экспедиции: лидировал Джозеф Палашник, автор ста сорока трех способов, ему уступала Надя Кайл (девяносто семь). Собственно, и количество, и жестокость способов того, как извести Анри, находились в прямой зависимости от времени, проведенного каждым из авторов в компании Керлека.

Джозефу, как первому подводному пилоту, приходилось проводить вместе с Анри до тридцати часов в замкнутом пространстве еженедельно, а потому его список содержал в основном варианты быстрой жестокой расправы, подходящие для небольшой кабины. Надя делила с Анри лабораторию (в действительности это означало, что ей приходилось проводить вскрытия на кухне или на полу собственной спальни), и ее список состоял преимущественно из незаметных отравлений и изящных, но смертельных ловушек.

Роб специализировался на подводной фотосъемке и управлении беспилотниками. На протяжении всей подготовки Фриману внушали, что на Ильматар ему придется снимать экзотические формы жизни, исследовать уникальную природу далекого ледяного мира и помогать научной экспедиции в исследованиях инопланетной биологии и экологии.

Через неделю после прибытия Роб неожиданно для себя оказался в роли личного оператора Анри Керлека, его мальчика на побегушках и невольного слушателя. Список казней, составленный Робом, начинался с того, чтобы «придушить А. К. этим его дурацким ожерельем с египетским „крестом жизни“ на шее», далее следовало: перерезать кислородный шланг на скафандре Анри, запихнуть Керлека в термокамеру, бросить посреди океана без гравикомпаса или скормить энокампусу. У некоторых из обитателей станции, по обыкновению перечитывающих тайный бюллетень «Смерть А. К.», это последнее предложение вызывало особые возражения ввиду крайней жестокости по отношению к энокампусу.

Впервые желание убить Анри пришло к Робу на вечеринке, устроенной Надей и ее мужем, Пьером Адлером, в их собственной каюте, как раз когда вспомогательный носитель покинул орбиту и отправился в полугодовое странствие к Земле. На четверых гостей места едва хватало, и, чтобы не перегружать вентиляторы, пришлось оставить дверь открытой. Подавали дыни из гидропонной оранжереи, наполненные картофельной водкой домашней перегонки, из запасов Палашника. Напиток с привкусом дыни пили из сердцевины плода, а потом пропитанную водкой мякоть резали на куски.

– У меня появилась новая идея! – произнесла Надя после третьей дынной дольки. – Оставить лист бумаги возле реактора, чтобы стал радиоактивным, а потом написать на нем письмо, будто от поклонника, и подсунуть под дверь. Анри сохранит послание для коллекции и умрет от медленного облучения.

– Слишком долго, – возразил Джозеф. – Даже если Керлек станет таскать письмо в кармане, потребуются годы, чтобы его доконала радиация.

– Зато можно с удовольствием наблюдать, как Анри лысеет, – возразила Надя.

– О ком это говорят? – удивился Роб.

– Об Анри Керлеке, – прошептал человек, сидевший на тесной кровати рядом с Робом.

– Лучше облучить его гель для волос, – заметил Пьер. – Тогда доза облучения станет возрастать ежедневно, а источник облучения окажется вблизи мозга.

– Ха! Да там уже давно все отмерло!

– Заменить в дыхательной смеси аргон на хлор, – предложил кто‑то невидимый Робу, и тут же в комнате воцарилась тишина.

В дверях стоял Анри. Непрошеный гость, по обыкновению, улыбался:

– Задумали кого‑то прикончить? Надеюсь, речь идет о нашем дорогом начальнике станции. – Керлек оглянулся через плечо, чтобы убедиться: доктор Сен находится вне пределов слышимости. – А я вот придумал безотказный способ: оглушить громадным окороком или телячьей ногой, а когда приедут полицейские – угостить их орудием преступления. Они так ни о чем и не догадаются!

– Как у Роальда Даля, – пробормотала Надя. – Правда, там была замороженная нога ягненка.

Анри не слушал.

– Понимаете, в чем здесь смак? Полицейские поедают орудие убийства! Пожалуй, когда вернусь на землю, напишу на этот сюжет детективный рассказ. Ну что ж, всем спокойной ночи! – Керлек махнул рукой и направился в сторону третьего отсека.

Тем утром Роб готовил для Анри особо жестокую участь. Керлек разбудил его в пять часов утра (на три часа раньше!) и с крайне таинственным видом вызвал в комнату, где хранилось оборудование для подводного плавания.

Помещение находилось внизу первого отсека. Большая, округлая комната с костюмами для подводного плавания и дыхательным оборудованием, развешанным по стенам, со скамьями, чтобы быдо удобней надевать скафандр, и круглым бассейном посредине – здесь исследователи с Земли могли спуститься в темный океан Ильматар. В этом помещении благодаря присутствию морской воды с температурой ниже нуля, как правило, было холоднее всего.

Анри поджидал Роба внизу лестницы. Как только Роб спустился, Керлек захлопнул задвижку.

– Теперь нам удастся побеседовать с глазу на глаз. У меня к тебе важное дело.

– Что?!

– Сегодня в час ночи отправляемся понырять. Никому не говори. И никаких записей в судовом журнале.

– Как это? И почему сегодня? И с какой стати ты разбудил меня ради этого разговора в пять часов долбаного утра?

– Необходима строжайшая секретность.

– Анри, я не стану ничего предпринимать, пока ты не скажешь мне, что именно затеял. Хватит с меня этой игры в рыцарей плаща и кинжала.

– Ну тогда сам посмотри.

Анри повел собеседника к двери в третий отсек, немного приоткрыл дверь, чтобы можно было заглянуть внутрь, после чего жестом пригласил Роба следовать за ним в лабораторию, общую для Керлека и Нади Кайл.

Помещение оказалось крошечной комнаткой, вдвое меньше спальни, и было полностью захламлено природными артефактами, дисками без названий и емкостями с образцами видов. Посредине возвышался серый контейнер большого размера из пластмассы, размером с человека. Поверхность контейнера украшала маркировка кириллицей и небесно‑голубой символ АИК ООН.

Анри прикоснулся большим пальцем к замку, и дверца распахнулась, являя громоздкий подводный скафандр. Снаряжение было полностью черным, включая стекло шлема, и казалось абсолютно цельным.

– Отличный скафандр! Ну и что в нем такого секретного?

– Это – не простое снаряжение, – объявил Анри. – Я специально хлопотал, чтобы мне достали это устройство. Ни у кого больше нет ничего подобного. Это – русский костюм морского разведчика для дезактивации под водой интеллектуальных мин или звуковых ловушек. Поверхность полностью гасит эхо. Невидима для любого вида локации. Даже ласты – беззвучные.

Внутренний технарь подначил Роба спросить:

– И как же работает эта штуковина?

Анри пожал плечами:

– Это – забота специалистов. Главное – работает. Должна, по крайней мере: чтобы скафандр доставили сюда, пришлось выложить шесть миллионов евро.

– Ну, хорошо, у тебя есть самый крутой подводный скафандр на всей Ильматар. Но зачем держать его под замком? Уверен, биологи были бы в восторге, получи они возможность подобраться к местной живности, оставаясь при этом неуслышанными.

– Ба! Как только сделаю дело, пусть себе наблюдают за креветками и червяками, сколько влезет. Но сперва я хочу воспользоваться костюмом, чтобы подглядеть за ильматарцами вблизи. Только представь, Роберт! Я смогу плавать рядом с их жилищами, а может быть, даже пробраться внутрь! Окажусь к аборигенам так близко, что смогу их потрогать! Меня даже не заметят!

– А как же правила контакта?

Самой досадной частью всего проекта на Ильматар был запрет контактировать с разумными местными жителями. Комитет ООН, отвечавший за миссию, настаивал на необходимости дополнительных исследований. Роб подозревал, что ООН силится угомонить на Земле сторонников закрытия станции «Хитоде» и вывода миссии с Ильматар.

– Контакт? Какой еще контакт? Ты что, не слышал – ильматарцы меня не заметят! Я буду стоять среди них, снимать с близкого расстояния, но в таком скафандре я останусь невидимым!

– Как только доктор Сен узнает, он будет рвать и метать.

– К тому времени как начальство узнает, все уже закончится. Что может сделать со мной доктор? Отправить обратно? Да я вернусь на Землю победителем, с первым же кораблем!

– Космическим агентствам это событие тоже не особенно понравится.

– Роберт, перед отъездом с Земли я навел кое‑какие справки. Знаешь, сколько людей регулярно заходят на сайты космических агентств или подписываются на их новостные рассылки? Примерно пятьдесят миллионов, по всему миру! А сколько человек смотрели мой фильм, посвященный экспедиции на Титан? Девяносто шесть миллионов! У меня вдвое больше зрителей, а потому я вдвое влиятельней! Все агентства от меня в восторге.

Робу показалось, что статистика Анри была выдумана на ходу (как и большинство количественных показателей), но вполне возможно, что Анри Керлек, прославленный исследователь и бесстыдная проститутка от СМИ, пользовался успехом у гораздо большего числа зевак, чем весь остальной персонал, занятый в межзведной программе.

Фриман чувствовал, как его засасывает в мощный водоворот эгоизма Анри, и попробовал оказать сопротивление:

– Не хотелось бы нарваться на неприятности.

– Да не беспокойся ты! А теперь слушай. Вот что мы сделаем. Возвращаешься сюда, примерно в половине первого, и тихо собираешься. Захвати камеры и пару бесшумных крылаток. Ну и несколько беспилотников. Я сам надену скафандр здесь, а потом, в час ночи, выходим наружу. С крылатками доберемся до самого Мори‑три. Там расположено небольшое поселение.

– Это довольно далеко. Мори‑три… Кажется, отсюда до кратера – километров шестьдесят.

– Три часа туда, три – обратно, ну и, может быть, часа два – на месте. Вернемся примерно часов в девять утра, пока остальные еще будут завтракать. Может быть, нас даже не хватятся.

– А если заметят?

– Что ж, скажем, что вели съемку снаружи, в окрестностях базы. – Анри принялся закрывать футляр скафандра. – Можешь быть спокоен: никто ничего не заподозрит! Предоставь говорить мне. А теперь – ни слова! У нас еще масса дел! Я собираюсь днем выспаться, чтобы набраться сил перед ночной вылазкой. Следуй моему примеру. И никому ни слова!

Широкохвост волнуется. Следить за выступающим не получается, потому что он то и дело проверяет сверток с текстом доклада. Он – следующий, это будет его первое выступление перед Собранием Ученых Горьководья. Своего рода комиссия; Широкохвост надеется, что его работа заинтересует членов Собрания и он получит приглашение вступить в их ряды.

Гладкопанцирка 24‑я Срединная заканчивает выступление о созданиях с высот и отвечает на вопросы слушателей. Вопросы непростые, и Широкохвост боится оказаться посмешищем в глазах стольких почтенных исследователей. Когда Гладкопанцирка заканчивает, Длинноклешень 16‑я Горьководская щелкает конечностями, призывая к тишине.

– А теперь поприветствуем Широкохвоста тридцать восьмого Песчаносклонного, прибывшего к нам издалека, чтобы поведать о древних языках! Прошу вас, Широкохвост!

Широкохвост едва не роняет свиток, но вовремя подхватывает и спешит в противоположный конец помещения. Комната просто идеальна для выступлений – с покатым полом, чтобы каждый мог слышать выступления напрямую, со стенами из пемзы спокойных тонов. Отыскав конец свертка, Широкохвост начинает речь, осторожно пропуская текст между кормильных щупалец. Щупальца касаются узелков на прокручиваемой веревке. Формы узлов обозначают числа, а числа – слова. Он помнит, как старательно и плотно вязал знаки, ибо эта копия предназначена для библиотеки Горьководья. Свиток – сплошной шнур, очень дорогой и невероятно сложный в работе, совершенно не непохожий на черновик – мешанину из небрежно связанных узелков.

Стоило Широкохвосту начать, как весь его страх улетучивается. Увлеченность предметом доклада сама по себе внушает уверенность, и он чувствует, как убыстряется речь по мере того, как растет возбуждение. Во время перерыва Широкохвост слышит, как шелестят и возятся слушатели. Должно быть, добрый знак. По крайней мере, не замерли на месте.

Основной предмет доклада – описание эхографов из развалин города близ его родного кратера Непрестанного Изобилия. Широкохвост убежден: сопоставляя форму эхографов с числовыми отметками перед ними, можно восстановить словарь древних строителей.

Перед Собранием зачитывается перевод некоторых надписей из развалин.

Стоило Широкохвосту закончить, как его окатывает потоком реплик: слушатели требуют пояснений. Громадный старик, Круглоголов 19‑й Низоток, задает несколько серьезных вопросов – его репутация знатока древних городов, сведующего в повседневной жизни зодчих былого, неоспорима, и Круглоголов хочет убедиться, что провинциальный выскочка не пробирается на его территорию.

И вот уже Круглоголов и несколько его союзников нащупали слабые места в тезисах Широкохвоста. Некоторые ссылаются на труды покойного исследователя Толстощупальца 19‑й Быстровода, и Широкохвост чувствует мимолетный укол зависти: он не в состоянии позволить себе приобретение столь редких источников. Продолжают сыпаться вопросы. Широкохвост чувствует, как по мере отстаивания собственных выводов на него накатывает ярость, ценой огромных усилий ему удается совладать с собой. Даже если доклад завершится полным провалом, необходимо сохранять спокойствие.

Наконец прения завершаются, молодой ученый скручивает свиток и направляется на свое место в дальнем углу помещения. Он и дальше двигался бы не останавливаясь… Выскользнуть наружу, плыть домой, не задерживаясь… но это невежливо.

Какой‑то незнакомый Широкохвосту исследователь суетливо пробирается к кафедре и принимается возиться со спутанным свитком. Длинноклешень сидит рядом с Широкохвостом и приговаривает, украдкой постукивая по панцирю соседа:

– Отлично! Полагаю, вы описали несколько крайне важных открытий.

– Вы действительно так считаете? А я было собрался пустить свиток на ремонт сетей…

– Из‑за вопросов? Не переживайте. Любопытство – добрый знак. Если слушатели задают вопросы, то, значит, они размышляют – в этом‑то и состоит предназначение Собрания. Не вижу поводов отказать вам в членстве. Уверена, что и другие согласятся.

Широкохвоста окатывает потоком всевозможных переживаний: облегчение, волнение и неподдельное счастье. Он едва сдерживается, чтобы не заговорить вслух. Его постукивания по панцирю соседки ускоряются:

– Я вам крайне признателен. И намереваюсь пересмотреть сверток, чтобы ответить на некоторые из вопросов Круглоголова.

– Разумеется. Уверена, некоторые из наших собратьев также захотят обзавестись собственными экземплярами. Кстати, доклад начинается.

Исследователь на кафедре зачитывает свиток об открытии нового способа измерения тепла источников, но Широкохвост слишком счастлив, чтобы слушать внимательно.

В полночь Роб лежал на койке, стараясь выдумать хоть ка‑кой‑то предлог, чтобы не сопровождать Анри. Не сказаться ли больным? Жаль, что обманщик из него никудышный. Фриман старался довести себя до тошноты… может быть, напиться морской воды, чтобы вызвать понос? Но организм, как назло, пребывал в отличнейшей форме.

А может, просто отказаться? Не вставать с кровати, запереть дверь. Вряд ли Анри нажалуется доктору Сену на Фримана, который не стал участвовать в несанкционированной экспедиции. Но Керлек вполне способен донимать своими уговорами и посулами, пока Роб не отступит.

И конечно же на самом деле Фриману хотелось отправиться на вылазку. Надеть на себя разведывательный гидрокостюм, оказаться на расстоянии вытянутой руки от ильматарцев и заснять аборигенов вблизи, а не довольствоваться несколькими темными кадрами, снятыми беспилотниками издалека. Пожалуй, все остальные обитатели «Хитоде» разделяли его чувства. Запереть членов экспедиции здесь, на самом дне океана Ильматар, не позволяя приближаться к аборигенам, было все равно, что разрешить опьяненным гормонами подросткам улечься в постель голышом, строго‑настрого запретив касаться друг друга.

Роб глянул на часы. Было 00.20. Оператор встал, перекинул сумку с камерой через плечо. Все равно, черт бы подрал Анри!

По пути к бассейну Роб никого не повстречал. Станция ничем не напоминала космические транспортники с круглосуточными дежурствами. С полуночи до восьми утра все спали, лишь редким бедолагам приходилось дежурить в пультовой на случай непредвиденных ситуаций. Сегодня была вахта Дики Грейвса, и Роб подозревал, что Анри удалось каким‑то образом задурить дежурного, так что наружные гидрофоны оставят скромную прогулку незамеченной.

Оператор снял с полки беспилотник, наскоро проверил его готовность. Гибкая рыбина‑робот, около метра в длину, еще один подарок от сил Военно‑морского флота, на сей раз американских. Модель трудно было назвать незаметной, зато разработчики обеспечили ей сходство со звуковым следом макрели. Возможно, ильматарцы примут устройство за какую‑нибудь местную живность и не заметят. Между компьютером и мозгом беспилотника поддерживалась лазерная связь. Заряжен полностью – хоть сейчас отправляй. Роб приказал роботу оставаться на месте в ожидании дальнейших распоряжений и бросил устройство в воду. Для страховки подключил и второй беспилотник, который тоже отправил в бассейн.

Дальше – крылатки. Довольно незамысловатые аппараты: двигатель, аккумулятор и пара вращающихся лопастей, направленных друг на друга. Скорость регулируется нажатием большого пальца на рукоять. Крылаткам полагалось быть незаметными, но на деле оборудование обладало шпионскими качествами не больше, чем любое из приспособлений, доступных в магазине принадлежностей для дайвинга на Земле. Какой‑то японский подрядчик представил уйму этих устройств. Роб выбрал пару с заряженными аккумуляторами и повесил на крючок у края искусственного водоема – чтобы были под рукой.

Теперь – самое трудное: самостоятельно облачиться в костюм. Роб взял потрепанный, слегка попахивающий защитный комбинезон. Сперва – нижнее белье: им с Анри придется провести восемь часов за пределами станции и надеть снаряжение на мокрую кожу равносильно смерти от переохлаждения. Потом – толстый комбинезон из чесаной овечьей шерсти, похожий на детскую пижаму. Температура воды – значительно ниже нуля, влага остается в жидком состоянии лишь благодаря давлению и содержанию солей. Чем больше защитных слоев, тем лучше. Затем – внешний костюм, двойной, также с термоизоляцией. От теплой одежды, несмотря на прохладу в раздевалке, лицо раскраснелось, выступил пот. Далее – плотная шерстяная шапочка со встроенными наушниками. И шлем, круглый аквариум из пластика, больше похожий на шлем космонавта, чем ныряльщика, он пристегивался к скафандру так, что внутрь не попадала вода. Затылочная часть шлема была набита электроникой: биосканерами, микрофонами, акустическими сенсорами, здесь же имелось сложное устройство, проецирующее текст и данные на внутреннюю сторону лицевой пластины. Была еще и трубка с питьевой водой, из которой Роб отхлебнул, прежде чем приступить к следующему этапу.

Задыхаясь под тяжестью снаряжения, Роб втиснулся в массивный ПСАП с ранцем за спиной, до того, как подсоединить шланги к шлему, предусмотрительно включил оборудование и несколько раз вдохнул, чтобы проверить работу аппарата. Именно благодаря ПСАПам оказалась возможной экспедиция на Ильматар. Посредством электролиза снаряжение вырабатывало кислород прямо из морской воды, дыхательная смесь подавалась под давлением окружающей среды. С помощью миниатюрных датчиков и сложного компьютерного устройства поступало ровно столько воздуха, сколько требовалось носителю скафандра. Необходимый для дыхания газ смешивался с аргоновой смесью в замкнутом цикле: при колоссальном давлении на дне ильматарского океана пригодная для дыхания смесь могла состоять лишь из аргона и кислорода в соотношении тысяча к одному. И станция «Хитоде», и батискафы были оснащены более крупными установками того же рода, позволявшими людям выжить под шестью километрами воды и льда.

За это приходилось расплачиваться шестидневным подъемом на поверхность. Разница между давлением в триста атмосфер на океанском дне и половиной стандартной земной величины на поверхности означала не просто кессонную болезнь при быстром подъеме: человека буквально разрывало на куски. Подстерегали и другие опасности. Чтобы совладать с последствиями чудовищного давления, все члены экипажа «Хитоде» потребляли львиные дозы лекарств.

Запустив ПСАП (включившись, крошечный компьютер скафандра догадался просто подавать воздух из окружающей среды), Роб натянул на руки по три пары перчаток, пристегнул ласты, затянул балластный пояс, щелкнул наплечным фонариком, после чего уселся на корточки у бассейна и плюхнулся в воду, спиной вперед. Вода встретила не смертельным холодом, а приятной прохладой, и Фриман добавил дыхательной смеси внутри скафандра, чтобы поплавать на поверхности до появления Анри.

Оператор запрограммировал беспилотники на движение следом, в четырех метрах, после чего создал на интерфейсе шлема окно, чтобы следить за происходящим через объективы устройств. Проверил прикрепленную у предплечья камеру: работает ли? Все в пределах нормы… Сейчас 0.20, где же Анри?

Десятью минутами позже в поле зрения возникла неуклюжая фигура Керлека. В громоздком костюме‑невидимке тот походил на гигантскую черную жабу. На груди болталась пенозащита шлема, Роб заметил, как покраснел и взмок от пота его сообщник. Анри доковылял до края бассейна и с оглушительным всплеском плюхнулся в воду. Через мгновение он уже барахтался рядом с Робом.

– Боже, ну и жарища внутри этой штуковины! Просто не верится, настоящее пекло. Наконец‑то я добрался до воды. Ты ничего не забыл?

– Не‑а. Интересно, а как ты собираешься работать с камерой в эдаком облачении? Разве она не испортит эффект невидимости?

– Большую камеру я трогать не буду. Она – для тебя, будешь снимать меня с дальнего расстояния. А у меня внутри шлема – парочка камер поменьше. Одна работает в режиме моего зрения, вторая – на лицо. Можешь подключиться по интерфейсу.

Журналист и оператор установили лазерное подключение, Роб открыл в нижнем углу лицевой панели своего шлема два новых окошка. В одном он видел себя глазами Анри: бледное, поросшее щетиной лицо внутри пузыря шлема, другое демонстрировало Керлека с весьма близкого расстояния. Усыпанная градинами пота громадная зеленоватая физиономия напоминала Волшебника страны Оз, Гудвина Великого и Ужасного, после трехдневного запоя.

– А сейчас мы покинем станцию и опробуем твой локатор на моем скафандре. Ты ни за что меня не обнаружишь.

Собственно говоря, Роб сомневался в невидимости журналиста. Наверняка Анри и его спонсорам из «Сайенс‑Монд» продали или неудачную разработку, или подделку, и какой‑то русский срубил на этом парочку «лимонов» евро.

Оба землянина опускались на дно, пока не очутились под блоком № 1, всего лишь в паре метров над океанским дном.

Среди мутной взвеси песка вырисовывался бледный конус света, нисходящий из лунообразного бассейна и оканчивающийся большим черным пятном у основания.

Керлек отплыл от станции первым, налобный фонарик и защитный стробоскоп оставались включенными, и вот напарники удалились от станции на несколько сотен метров.

– Годится, – изрек он. – Можешь включать запись.

Роб зафиксировал камеру на фигуре Анри:

– Запись пошла.

Тотчас же голос журналиста стал спокойным, дружелюбным и в то же время – всеведущим голосом Анри Керлека, прославленного ведущего научно‑популярных программ:

– Сейчас, в темном океане Ильматар, я собираюсь испытать высокотехнологичный подводный скафандр‑невидимку, который позволит мне подобраться к аборигенам, оставаясь при этом незамеченным. Вот я прикрываю смотровое окошко шлема защитным слоем. Оператор попробует обнаружить меня по локатору. Поскольку ильматарцы обитают в полной темноте, они совершенно невосприимчивы к видимому для нас световому излучению, а потому защитный стробоскоп и фонарик можно не выключать.

Фриман открыл на лицевой панели окошко для отображения звуковых образов и принялся записывать. Сперва как сторонний наблюдатель: компьютер был способен выстроить нечеткую картину всего, что происходило вокруг, по одному лишь внешнему шуму и узорам интерференций. Ничто не выдавало присутствия Анри, хотя сам Роб видел лампочку фонарика, торчащую на лбу Керлека, который плавал в десяти метрах от оператора.

Фриману пришлось признать: результат неплох. Что ни говори, а глушить локацию эти русские умеют. Роб проверил включенный эхолот. Замаячил четкий рельеф океанского дна и подводных камней: жуткие, неестественные цвета, из которых зеленый обозначал мягкие, а желтый – твердые поверхности. Сам же океан в активном режиме отображался совершенной чернотой. Керлек казался черно‑зеленой тенью на черном фоне. Журналиста было почти невозможно различить даже при статическом и активном сигналах, включенных одновременно.

– Чудесно! – восхитился Анри, получив отправленные Робом изображения. – Я же говорил тебе: полная невидимость! Разумеется, эту часть потом придется отредактировать, оставим только мое локационное изображение, наложим озвучку. А теперь – вперед! Нас ждет долгое путешествие!

Собрание Горьководья просыпается. По палатам особняка Длинноклешни спешат слуги, чутко прислушиваются у входа в гостевые комнаты и сообщают тем, кто проснулся: в главном зале подано кушать.

Широкохвост смакует удовольствие оттого, что его будят к готовому завтраку. Доведись ему ожидать в собственном жилище, пока ученики не приготовят пищу, – всем пришлось бы умереть от голода. Мимолетная мысль: как там они без него? У троих достаточно знаний, они могут и самостоятельно присмотреть за подкачкой и всходами. Но Широкохвост переживает: как поведут себя ученики, случись беда? Если сломается подкачка или из яйца пойдет выводок? И представляет, как, вернувшись домой, застает там разруху и запустение.

Но здесь, в жилище Длинноклешни, так тепло и уютно! Настоящий особняк. Кратер Горьководья не такой обширный, как Непрестанное Изобилие или другие кратеры в городе, но Длинноклешень правит целым потоком. Ее владения простираются на десять мер в любую сторону. При доме – слуги и наемные работники. Даже ученикам – и то лень лишний раз шевельнуть клешней.

Широкохвост боится опоздать к завтраку. Запасы из кладовой Длинноклешни обильны, как и все чудеса богатого Горьководья. Переползая в главный зал, гость в который раз поражается густой растительности на стенах и полу. У него самого не хватило бы проводной прокачки, чтобы поддерживать столько жизни. А может быть, у зажиточной Длинноклешни просто вдоволь отбросов, вот и хватает на пышную растительность в доме? Или же хозяйка настолько богата, что может подкачать излишки кратерной воды прямо в дом? Как бы то ни было, но Широкохвосту с его стылым имуществом и правами на чуть теплое течение о подобном и мечтать не приходится.

– Приближаясь к главному залу, Широкохвост чувствует роскошь предстоящего пира. Судя по шуму, с полдюжины членов Собрания уже там, и о кухне Длинноклешни сам за себя говорит тот факт, что до Широкохвоста доносится лишь чавканье.

Гость устраивается между Гладкопанциркой и тихоней, чье имя не вспомнишь. Пробежавшись щупальцами по разложенной перед ним пище, чувствует новый прилив уважения к Длинноклешни, смешанный с завистью. Печенье из давленого кислолиста, целые яйца бахромчатки, свежие, нежные стекляшники и какие‑то незнакомые Широкохвосту крохотные придонные создания, аккуратно нанизанные на шипы, но еще шевелящиеся.

Широкохвост не припомнит, когда в последний раз ему доводилось принимать участие в подобном пиршестве – с тех самых пор, когда он унаследовал имущество на Северном Склоне и устроил тризну в честь старины Плоскотела. Когда гость тянется к третьему стекляшнику, Длинноклешень щелкает клешнями в дальнем конце зала, требуя внимания:

– Предлагаю Собранию небольшую прогулку, – говорит хозяйка. – Примерно в десяти мерах вниз по течению за моими приграничными камнями находится небольшой кратер, слишком теплый и горький, чтобы утруждать себя подкачкой. Я запретила своим рабочим протягивать там сети и припоминаю, как доводилось заставать там за кормежкой любопытных созданий. Предлагаю плыть туда и ознакомиться с образцами.

– Могу ли я предложить использовать для измерения температуры тех вод метод Остроуса? – предлагает Гладкопанцирка.

– Превосходная идея! – восклицает Длинноклешень.

Остроус говорит что‑то неразборчивое о забытом оборудовании, но остальным удается уговорить коллегу. Гости доедают угощение (Широкохвост замечает, как некоторые члены Собрания набивают яствами сумки, и хватается за последнее яйцо бахромчатки, чтобы не остаться обделенным), после чего все направляются к границам владений Длинноклешни.

За межевыми камнями ученые инстинктивно сбиваются в тесную кучку. Разговоры стихают, все больше внимательного вслушивания и звуковых сигналов. Длинноклешень заверяет присутствующих, что она отгоняет от своего кратера и разбойников, и мародеров, но и сама, идя позади, несколько раз подает звуковые сигналы – на всякий случай. Впрочем, слышатся только крики каких‑то диких детей, да и те быстро убегают, едва заметив приближение взрослых.

По пути к поселению близ кратера Анри и Роб оставались немногословны. Внимание каждого было сосредоточено на навигационных панелях с внутренних сторон шлемов. Ориентирование на Ильматар казалось обманчиво простым: выбираешь курс по инерционному компасу, направляешь крылатку в нужном направлении – и вперед. Но Фриман время от времени ловил себя на мысли: как же непросто ориентироваться без электроники! Звезды скрывала километровая толща льда над головой, а приличного магнитного поля у Ильматар не было. Едва получается отличить верх от низа – если только поисковые огни не гасли, дно не пропадало из виду и вас не окутывало облаком песчаной взвеси, а вот держаться на заданной глубине удавалось исключительно благодаря наблюдениям за экраном эхолота и датчиком давления. Без навигационного оборудования человек на Ильматар был бы слеп, глух и совершено потерян.

К 05.00 исследователи приблизились к намеченному месту.

– Только пассивный режим эхолокации, – велел Керлек, – и необходимо сохранять тишину. Ты можешь снимать со ста метров?

– Потом придется усиливать и чистить изображение… но в общем – да.

– Вот и хорошо. Займешь позицию вон там. – Анри указал куда‑то в темноту.

– Где именно?

– Возле той громадной кучи камней по направлению… сейчас… сто градусов, примерно в полусотне метров.

– Хорошо.

– Стой там и не шуми. Я направляюсь вперед, к кратеру. Отдай мне второй беспилотник.

– Договорились. Что собираешься делать?

– Зайду прямо в поселение.

Покачивая головой, Фриман отыскал себе относительно удобное укрытие в камнях. Дожидаясь, пока осядет взвесь, оператор заметил, что перед ним – не природная гряда: обработанные камни, остатки какого‑то сооружения… Кое‑где на поверхности даже вырезаны узоры и письмена. Фриман старался заснять как можно больше. Попробуй не снимать – остальные ксенологи на «Хитоде» потом семь шкур спустят.

Керлек продвигался вперед в мутном облаке. Если он будет баламутить придонный ил, то большая камера окажется бесполезной, а потому Роб рассчитывал лишь на беспилотники. Один следовал за Анри на расстоянии десяти метров, второй снимал журналиста сверху. Связь по лазеру была несколько шумновата под водой, в основном – из‑за частиц, но подробности и не нужны. Все сохранится на камерах беспилотников, а потому Фриман довольствовался тем, чтобы просто охватить окулярами аппаратов как можно больший радиус. Поскольку оператор сидел удобно и мог орудовать руками, то вместо голосовых команд и особенно раздражающего визуального управления он пользовался виртуальным джойстиком.

– Гляди! – неожиданно воскликнул Керлек.

– Что? Где?

Изображение на передней камере Керлека приблизилось, показались восемь ильматарцев, плывущих строем, метрах в десяти над дном. Все – взрослые, в поясах с какими‑то приспособлениями. Двое – при копьях. С тех пор как беспилотники принесли первые изображения аборигенов, их описывали как гигантских омаров, но, глядя на строй инопланетян, проплывающих над головой, Роб не мог согласиться с таким описанием. Большеголовые, плоскохвостые местные жители напоминали скорее белуг в доспехах. Длина тел взрослых особей колебалась от трех до четырех метров. Каждый имел с дюжину конечностей, аккуратно согнутых под панцирем; позади – ноги, спереди – четыре подии, передняя пара заканчивалась большими, точно у гигантского богомола, клешнями. Кроме того, аборигены имели острые жвала и длинные осязательные щупальца. Сама голова представляла собой громадный, гладкий купол, блестящий, точно угольное ведерко на шее, откуда и взялось научное наименование ильматарцев: Salletocephalus structor. Введенные в режим ожидания датчики Керлека перехватывали щелчки и потрескивания, создаваемые локацией аборигенов, изредка перемежаемые пронзительной клавесинной нотой.

Оба человека наблюдали, как над головой Керлека проплывает отряд ильматарцев.

– Как думаешь, чем заняты местные? – спросил Роб, едва группа инопланетян скрылась.

– Не знаю. Скорее всего отряд охотников. Отправлюсь за ними следом.

Фриман собрался было поспорить, но не стал: с Анри это занятие безнадежное.

– Не уплывай далеко.

Анри оттолкнулся от дна и отправился следом за ильматарцами. Людям было непросто угнаться за аборигенами, даже в ластах. Через пару минут Керлек уже вспотел, тяжело пыхтя.

Местные жители опускались к небольшому образованию возле кратера, обозначенному на компьютере Роба как Мори 3‑б. Через камеры беспилотников Фриман наблюдал за тем, как Керлек приближается к аборигенам. Сперва журналист двигался с неуклюжим изяществом, но после пренебрег всяческой маскировкой и принялся попросту расхаживать среди местных. Роб ожидал ответной реакции ильматарцев, но казалось, те заняты исключительно собственными делами.

Не хватает одного камня. Широкохвост помнит: всего лишь в пяти клешнях, по другую сторону потока, – большой кусок ракушечника, спаянный воедино грязью и минеральными солями кратерных вод. Но теперь ракушечника нет. Неужели его подвела память? Снова подает сигнал. А, камень на месте – там, где ему и полагается быть. Странно… Широкохвост продолжает собирать камни.

– Слышите? Широкохвост! – Это Длинноклешень.

Внезапно, откуда ни возьмись, местная исследовательница появляется перед Широкохвостом, ее голос звучит взволнованно:

– Я здесь. Что случилось?

– Ничего, – заверяет Длинноклешень, – моя вина.

– Постойте. Расскажите.

– Довольно странно. Помню, как вы карабкаетесь на камни, а дальше – тишина. Помню, отправляю сигнал, а в ответ – ничего.

– И я помню сходное ощущение: кажется, будто камень пропадает, а после – появляется вновь.

Подходит Гладкопанцирка:

– Что случилось? – Получив разъяснения, спрашивает: – Нет ли здесь отражающего слоя? Подобный эффект возможен при наложении горячей воды на холодную.

– Я не чувствую никаких изменений в температуре воды, – сообщает Длинноклешень. – Здесь достаточно сильное течение, жидкости смешиваются.

– Давайте послушаем, – предлагает Широкохвост.

Все трое беззвучно стоят, сомкнув хвосты, головами – к Широкохвосту, тот расслабляется, и звуки и интерференция создают в сознании молодого ученого цельную картину. Вот – кратер, шумный, шипящий. Кто‑то лезет по склону вверх – должно быть, Остроус со своими кувшинами, полными теплочувствительных растений. В полумере переговариваются Круглоголов и тот, тихий… вернее, говорит Круглоголов, а слушатель время от времени лишь вежливо прищелкивает клешнями. Еще двое, выше по течению, растягивают сети.

Но есть что‑то еще. Нечто движется поблизости. Ему не удается как следует расслышать, но «это» перекрывает прочие звуки и меняет рисунок интерференции. Широкохвост тянется к Гладкопанцирке и постукивает ее по ноге:

– Передо мной – странное водное явление, оно медленно передвигается справа налево.

Ученая отворачивается и прислушивается. Широкохвост отстукивает точно такое же сообщение по панцирю Длинноклешни.

– А, кажется, теперь я слышу, о чем вы, – замечает та. – Похоже на большой ком очень мягкой грязи или губки.

– Верно, – соглашается Широкохвост, – но только оно движется. Сейчас я проверю. – Он напрягает локационную мышцу и что есть сил посылает сигнал – звук настолько мощный, что способен обездвижить несколько крошечных плывунов вокруг головы.

Остальные участники Собрания по всему кратеру прекращают свои занятия.

Широкохвосту слышно все, что впереди: тихий ил, острое эхо камней, сбитый, беспорядочный рисунок кустиков растительности. А прямо посредине, в нескольких клешнях впереди – лакуна в воде. Большая, едва ли не со взрослого, и направленная вверх, точно приграничная веха.

Анри обуяло лихорадочное вдохновение. Он с ходу выдумывал пояснения для слушателей. Время от времени Керлек переходил с голоса телезвезды на скрежещущий хохот. Робу тоже было довольно интересно наблюдать в камеры, как Анри подбирается к ильматарцам на расстояние вытянутой руки.

– Мы видим, как группа местных жителей занимается собирательством возле одного из придонных кратеров моря. Некоторые ловят самодельными сетями рыбу, а трое, что ближе всех ко мне, по‑видимому, соскребают со скал водоросли.

– Анри, ты снова пользуешься земными названиями! Это – не рыба и не водоросли!

– Сейчас это неважно. Потом, если придется, вставлю нужные слова. Аудитории будет проще понять меня, если я стану использовать понятные образы. Замечательно, правда? Если захочу, то можно похлопать местных по спине!

– Помни, никакого контакта!

– Да‑да. – И снова – интонации ведущего. – Мы так и не постигли подлинной сути социальной организации ильматарцев. Известно, что аборигены живут общинами, включающими до ста особей, совместно производя пищу, предметы искусства и защищаясь. Урожай, собранный нашими знакомыми, будет поделен между всеми жителями поселения.

– Анри, нельзя же вот так, на ходу врать! Найдутся зрители, которые захотят пройтись по новым ссылкам об обществе ильматарцев. Нам неизвестно, как местные жители распределяют ресурсы!

– Значит, ничто не указывает на ложность информации. Роберт, людям неинтересно знать, что инопланетяне похожи на нас. Им подавай мудрых ангелов и благородных дикарей. К тому же я уверен в собственной правоте. Ильматарцы ведут себя в точности так же, как первобытные люди. Помни, что по образованию я – археолог. – И вновь: – В суровых ледяных водах выжить нелегко. Чтобы избежать голода, ильматарцам приходится пользоваться любым источником пищи. Я подберусь к этим особям поближе, чтобы мы смогли наблюдать за их работой.

– Не подходи слишком близко! Вдруг они почувствуют твой запах или еще что‑нибудь…

– Буду осторожен. Как изображение?

– Ну, вода довольно мутная. У меня есть беспилотник, он снимает тебя сверху, но подробности передает только шлемовая камера.

– Значит, придется согнуться, чтобы получилось изображение почетче. Как теперь?

– Уже лучше. Великолепный сюжет. – Фриман проследил за картиной, передаваемой беспилотником. – Э‑э… Анри, а почему они все повернули головы в твою сторону?

– Нужно поймать эту штуку, – заявляет Длинноклешень, – не помню, чтобы мне приходилось читать о чем‑нибудь подобном.

– Но как изловить то, что едва различимо? – спрашивает Широкохвост.

– Окружить! – предлагает Гладкопанцирка и взывает к остальным: – Скорей сюда! Встаньте в круг!

С недоуменным щелканьем остальные члены Собрания Горьководья окружают ее, исключение составляет лишь Остроус: он слишком занят тем, чтобы поместить в кратер крошечные колонии индикаторов температуры.

– Передавайте постоянные сигналы, – велит Длинноклешень, – изо всех сил! У кого сеть?

– Вот! – отвечает Зубоклык.

– Отлично. Вы можете различить это создание? Накройте его сетью!

Существо неуклюже плывет против течения, взбивая вокруг себя тучи осадков и создавая своими хвостами нечеткий, но вполне различимый хлюп. Под руководством Длинноклешни Собрание окружает существо, подобно эскорту. Сверху Зубоклык накрывает создание сетью. После недолгой борьбы, во время которой существо пытается вырваться наружу, ученые собираются вокруг добычи.

– Предлагаю отнести это создание в мою лабораторию, – говорит Длинноклешень. – Уверена, что нам всем было бы интересно как следует изучить это замечательное существо.

Добыча еще сопротивляется, но сети и канаты достаточно прочны. Что бы это ни было, оно слишком тяжело, и ученые не в силах плыть с ним, а потому добычу приходится нести по дну. Длинноклешень уплывает вперед, чтобы прислать слуг с носилками. Все постоянно обмениваются сигналами, опасаясь новых беззвучных существ, затаившихся поблизости.

– Роберт! Спаси меня, ради бога!

Канат лазерной связи полон помех и сбоев, созданных интерференцией сетей, ильматарцев и донных осадков. Видеоизображение Анри распалось на несколько неподвижных кадров: паника, ужас и отчаяние.

– Не волнуйся! – отозвался оператор, хотя и не представлял себе, как быть.

Как можно вызволить Керлека, не обнаружив себя и не нарушив к чертовой матери все правила контакта? И даже если показаться аборигенам на глаза – как Фриману одолеть полдюжины взрослых ильматарцев?

– Ah, bon Dieu! – Похоже, Анри принялся молиться на французском.

Роб выключил радио, чтобы спокойно поразмыслить, к тому же подслушивание казалось бестактным.

Оператор попробовал перечислить возможные варианты действий. Позвать на помощь? До станции – слишком далеко, субмарине потребуется час на дорогу, а то и больше. Броситься на выручку? Фриману не очень хотелось так поступать, и не только в силу противоречия такого поступка контактным нормативам. Но и трусом себя считать не хотелось. Ладно, отложим на потом.

Создать отвлекающий маневр? А вот это может сработать. Запустить гидрофон, создать невероятный шум, а может быть, даже воспользоваться беспилотниками, чтобы отвлечь аборигенов. Ильматарцы отправятся на разведку и оставят Анри в покое, а может быть, в ужасе разбегутся. В любом случае такое стоит снимать.

Он направил беспилотники на максимальной скорости, подыскивая в фонотеке компьютера подходящую музыку. «Полет Валькирии»? Вопли Тарзана? «О Фортуна»? Времени на умствования не оставалось, оператор выбрал из списка произведений первое попавшееся и запустил Билли Холидея на такой громкости, на какую хватало мощности динамиков. Оставив устройство по управлению камерой возле крылатки Анри, он сам, на втором таком аппарате, направился в сторону аборигенов, поймавших Керлека.

Услышав странный звук, Широкохвост предупреждает остальных. Шум исходит от пары незнакомых созданий, неизвестных ученому. Они быстро приближаются с левой стороны. Звуки не похожи ни на что, о чем можно вспомнить: смесь низких тонов, присвистываний, стука и жужжания. Есть какой‑то ритм, и Широкохвост уверен: это – не просто звуки, а некий звериный клич.

Плывущие держатся позади, над головами, но вдруг – поразительно! – вместе разворачиваются, делают еще один круг, точно дрессированные звери.

– Эти создания принадлежат Длинноклешни? – спрашивает Широкохвост у спутников.

– Вряд ли, – отвечает Гладкопанцирка, – не помню их в доме.

– Есть у кого‑нибудь сеть?

– Не жадничай, – увещевает Круглоголов, – У нас и так – ценный образец. Не стоит рисковать, бросаясь в погоню за остальными.

Широкохвост начинает было протестовать, но тут же понимает: Круглоголов прав. Эта штука конечно же важней. И все‑таки…

– Предлагаю вернуться на их поиски после сна.

– Согласен.

Плывущие по‑прежнему несутся на них сверху, они шумят, пока не показываются слуги Длинноклешни, чтобы помочь унести образец.

Отправляя беспилотники, Роб надеялся, что ильматарцы в ужасе разбегутся, но те не удостоили аппараты ни малейшим вниманием – несмотря на максимальную громкость динамиков. То ли слишком тупые, то ли достаточно умные, чтобы сосредоточиться на одном деле.

Запустив крылатку, Фриман приблизился к группе аборигенов. Хватит деликатничать. Примерно в пятидесяти метрах горели лампочки на скафандре Анри, тот дергался и извивался в объятиях несущих его ильматарцев. Роб замедлил ход и остановился приблизительно в десяти метрах от инопланетян. Два больших прожектора крылатки четко освещали местных жителей.

Хватит таинственности и осторожничанья! Фриман включил гидрофон на скафандре.

– Эй!

В правой руке он на всякий случай держал нож ныряльщика.

Широкохвост рад, что отделался от странного создания. Он чувствует усталость и приближение голода. Хочется вернуться в дом Длинноклешни и закусить пастой из тонконитника и обработанными на жару яйцами.

Потом раздается новый шум. Визг, сопровождаемый бульканьем водного потока. Примерно в трех мерах слева что‑то плывет. Издает звучный клич. Пленное существо еще сильней пытается вырваться.

Широкохвост посылает сигнал в сторону нового создания. Оно весьма странное. С жестким прямым телом, как у щелеполза, но сзади – пучок соединенных вместе отростков, покрытых мягкой кожей. Создание издает крик и машет парой конечностей.

Широкохвост движется навстречу, стараясь понять, с чем пришлось столкнуться. Может быть, это – два существа? И что оно делает? Отстаивает территорию? Он держит свои клешни согнутыми, чтобы не испугать.

– Осторожней, Широкохвост! – предупреждает Длинноклешень.

– Не волнуйтесь. – Ближе молодой ученый не подходит, но, видимо, некий барьер уже пройден.

Существо опять издает клич, а потом бросается на него. Широкохвост не хочет, чтобы другие ученые Горьководья наблюдали, как он отступает, а потому расставляет ноги и оплетает ими свое тело, готовый схватиться с неведомым чудищем.

Но создание, вместо того чтобы ударить, сворачивает и скрывается в беззвучной дали. Настороженно подождав, не вернется ли странное существо, Широкохвост поворачивается к остальным коллегам, и все вместе они продолжают путь к жилищу Длинноклешни.

Все единодушны: эта прогулка оказалась самой странной изо всех. Кажется, Длинноклешень довольна.

Роб останавливает крылатку и дожидается беспилотников. Больше ему ничего не придумать. Ильматарцев не испугать, а нападение на местных жителей недопустимо. Что бы ни случилось с Анри, Фриману не хочется стать первым землянином, из‑за которого пострадал инопланетянин.

Подключение к Анри по‑прежнему работает. Выражение лица журналиста на видео – довольно спокойное, почти просветленное.

– Как ты, Анри? – спрашивает Фриман. – Я перепробовал все средства. Мне никак не вытащить тебя. Их слишком много.

– Все в порядке, Роберт, – с поразительным оптимизмом отвечает Керлек, – вряд ли они собираются мне навредить. А иначе, к чему утруждать себя тем, чтобы поймать меня живьем? Слушай, по‑моему, они сообразили, что я – разумное существо, как и они сами. Это – наш первый контакт с ильматарцами, а я стану послом человечества!

– Ты уверен? – В первый раз в жизни Фриман надеялся на правоту журналиста.

– Абсолютно! Не обрывай подключение. Видео сохранит историю для потомков!

Роб отправил беспилотник следом, чтобы тот работал в качестве реле, пока ильматарцы несут Анри к большому, словно наугад собранному строению возле кратера Мори 3‑б. Перед тем как аборигены скрываются в стенах, Керлеку удается улыбнуться перед камерой.

Длинноклешень приближается к странному созданию, распростертому на полу лаборатории. Остальные выстраиваются вокруг, чтобы наблюдать и помогать. У Широкохвоста – свежий свиток, он записывает происходящее. Длинноклешень начинает:

– Покровы – толстые, но податливые, обладают почти идеальным звукопоглощением. Едва различимы при самом громком сигнале. Четыре конечности. Передняя пара скорее всего предназначена для питания, в то время как задние конечности функционируют, по‑видимому, и в качестве опорно‑двигательного аппарата, и как своего рода двойной хвост для плавания. Круглоголов, известны ли вам еще какие‑либо записи о подобных существах?

– Я совершенно не припоминаю прочитанного о подобных созданиях. По‑видимому, перед нами – совершенно уникальный вид.

– Пожалуйста, Широкохвост, продолжайте делать заметки. Мой первый разрез приходится на нижнюю сторону. Вскрытие покровов вызывает множество пузырьков. Покровы отделяются достаточно легко, совершенно отсутствует соединительная ткань. Внизу, кажется, второй слой покровов. Внутренности существа поразительно теплые.

– Бедняжка, – замечает Кривоклык, – как жалко мучить это создание!

– Нам всем его жалко, я в этом уверена, – замечает Длинноклешень. – Разрезаю вторую оболочку. Крайне жесткая и волокнистая. Снова слышу пузырьки. Поразительное тепло – примерно как у воды, прокачанной от кратера на милю.

– Как оно только выжило в таком жаре? – поражается Кривоклык.

– Вы чувствуете вкус крови, Длинноклешень? – вмешивается Остроус.

– Нет, никакой крови я не ощущаю. В воде есть некий странный привкус, но полагаю, он исходит от тканей и пространства между ними. Теперь я отделяю нижний слой. Поразительно! Там – еще одни покровы! У них совсем иная структура – скорее не волокнистая, а как у плоти. Очень тепло. Чувствую дрожь и спазматические подергивания.

– Помнит ли кто‑нибудь о подобных звуках прежде? – спрашивает Гладкопанцирка. – Звучит не похоже ни на одно из прежде знакомых мне созданий.

– Помню другое подобное создание, со сходными звуками, – замечает Широкохвост.

– Разрезаю следующий слой. Ага, мы вышли к сосудам! Кровь имеет весьма странный вкус. Подойдите, потрогайте, какая горячая. И только почувствуйте! Какие‑то жесткие конструкции внутри туловища!

– Оно не шевелится, – заметил Круглоголов.

– Что же, давайте осмотрим голову. Помогите мне потянуть вот здесь. Только потянуть. Вот так. Благодарю, Кривоклык. Сколько пузырей! Интересно, для чего эта конструкция?

Возвращение оказалось ужасным. Роб безостановочно прокручивал в голове сцену гибели Анри. На станцию он вернулся несколькими часами спустя, изможденный и почти выживший из ума. В качестве небольшой милости от судьбы Фриман был избавлен от необходимости рассказывать о случившемся: достаточно было просмотреть запись.

Разумеется, не обошлось без последствий. Но поскольку следующий грузовоз ждали не раньше чем через двадцать месяцев, все происходило как в замедленной съемке. Роб понимал, что придется вернуться на Землю, и догадывался, что ему уже никогда не представится возможность странствовать меж звезд. Он больше не отправлялся на подводные прогулки, предпочитая Заниматься ремонтом беюпилотников и техническими работами на пару с Сергеем, и все время оставался внутри «Хитоде».

Никто не смел бросить ему обвинения – по крайней мере, в лицо. Под конец встречи доктор Сен посмотрел на Фримана сквозь стекла крошечных, в стиле Ганди, очков и заметил:

– Считаю, что оба вы поступили крайне безответственно, отправившись на прогулку таким образом. Но полагаю, вы уже все осознали.

Кроме того, Сен удалил из локальной сети «Смерть А. К.», но наверняка кто‑то сохранил копию для себя. На следующий день безымянный «доброжелатель» разместил файл в компьютере Роба, последним способом в перечне значилось: «Чтоб его поймали ильматарцы и порезали на куски».

Робу шутка показалась ничуть не смешной.