Небо словно притянулось к земле. Стихший воздух, напоённый ожиданием дождя, клубился над сырой и вязкой дорогой. Тревожный взгляд воеводы отыскал среди мрачного леса размашистую ель — под ней можно обрести ночное пристанище. Усталыми от меча руками он расседлал коня и устроил бивак.
Закрыв глаза, Лютый подумал о Маррей. Она, хотя и выехала на день раньше него, вряд ли смогла бы уехать далеко: её конь был голодным и уставшим после Хёнеданской битвы. А ещё Лютый хорошо помнил размеренность, с которой привыкла путешествовать Владычица. Обычно она раскладывала один дневной переход на два, так что воевода надеялся вскоре нагнать её.
Щемящая тревога, опустошение, скорбь и холод земли терзали его. Он вертелся с боку на бок на негостеприимной постели, думая о том, что скоро вместе с ветром разнесутся слухи о его смерти, и тогда уязвлённая Владычица ощутит желание отомстить Рейвану. Она поведает Циндеру о том, что кзорг натворил в Хёнедане.
«Он, конечно, получил бы от Маррей по заслугам, но я не хочу быть причиной его гибели», — думал Лютый.
Ночью разразилась гроза. Гром разбудил спящее небо. Ливень сошёл с небес, словно плакали все боги мира, и залил ночной приют галинорца. Промучившись в сырости, воевода решил свернуть бивак. Ругаясь на всех известных ему языках, он двинулся дальше под колючими ветвями, которые безнадёжно протекали, словно дырявая крыша. Светлячки, прятавшиеся в траве, и вспышки молний, насквозь обнажавшие лес, помогли ему не сбиться с дороги.
С каждым раскатом грома Лютый представлял, что это ван Ингвар с женой и нерождённым сыном и милая его Вейга с детьми взывают к нему, последнему из волков Нордхейма, оставшемуся на земле.
— Я вернусь, — говорил Лютый дождю, который умывал его лицо от горьких слёз. — И отомщу за вас.