Встречая сомнения. Книга для верующих – адвентистов «на грани»

Глава 8: Во что именно я должен верить?¹³⁵

В то давнее время, когда мой сын был зачислен в христианскую начальную школу в голландском городке, где мы жили, моя жена предложила школе свою добровольную помощь, чтобы помогать ученикам вырабатывать хорошие навыки чтения. Это было больше сорока лет назад. Ее предложение понравилось, но существовала одна небольшая проблема. Школа была кальвинистской и требовала от всех преподавателей и добровольцев подписать документ о том, что они согласны с «Тремя формами единства». Моя жена никогда не слышала об этих трех формах. Вполне логично, что она не хотела подписывать о, что она никогда не читала, и после этого она предложила свое добровольную помощь государственной школе, находившейся неподалеку.

Что представляют из себя «Три формы единства»? Они касаются некоторых считающихся авторитетными документов голландских кальвинистов шестнадцатого и семнадцатого века. Наиболее известным из всех трех является Гейдельбергский катехизис. Один из документов имеет отношение к спорам о «свободной воле», которые бушевали между арминианским лагерем «свободной воли» и теми, кто защищал абсолютное предопределение. Несмотря на то что школьные администраторы заметили, что подпись под документом была простой формальностью, моей жене не нравился тот факт, что она должна была подтвердить свое согласие с этими древними книгами и доктринальными взглядами, которые представляли эти книги. Вплоть до сегодняшнего дня «Три формы единства» являются так называемыми вероисповедальными документами Протестантской церкви Голландии (ПЦГ). Означает ли это, что большинство членов этой конфессии (и других конфессий кальвинистской традиции в Голландии и по всему миру) знают, о чем говорят эти документы? Я боюсь, что большинство из этих людей в лучшем случае имеют об этом лишь смутное представление. Я догадываюсь, что подавляющее их большинство никогда не прочитало ни одной буквы из этих книг. Но множество обсуждений по поводу некоторых аспектов этих документов продемонстрировали, что в них по-прежнему сложно изменить хотя бы один абзац или несколько слов. Вот что обычно происходит, когда церковь принимает «символ веры».

Именно это имели в виду ранние лидеры адвентистской церкви, когда они выразили свое несогласие с принятием какого-либо официального исповедания веры. Они видели, как в тех деноминациях Соединенных Штатов, к которым они прежде принадлежали, эти документы приобрели почти такой же уровень авторитета, как и Библия. И они испытали на собственном опыте, как трудно вступать в открытое обсуждение даже самых мелких аспектов такого символа веры. Все уже было определено раз и навсегда, и нужно было лишь придерживаться того, что решили мудрые люди из прошлого. Поэтому пионеры – адвентисты громко и гордо провозглашали: «У нас нет символа веры, кроме Библии!»

Но постепенно нежелание вырабатывать свой «символ веры» рассеялось. И сегодня у нас есть документ, известный как Двадцать восемь Оснований вероучения адвентистов седьмого дня. Теперь он имеет гораздо большее значение, чем простое перечисление наиболее важных адвентистских верований. Основания вероучения стали тестом на правоверность. Суть их на сегодня заключается в том, что вы должны верить в эти Основания, если вы действительно хотите стать частью церкви.

Значит ли это, что все адвентисты седьмого дня более-менее знают, о чем говорят двадцать восемь Основ вероучения? Отнюдь нет. Временами я проводил небольшие исследования, и обнаружил, что большинство голландских адвентистов в состоянии перечислить лишь десяток «Основ вероучения», или около того. И, давайте будем честны, большинство новообращенных членов церкви не имеют четкого представления о значении многих из этих двадцати восьми доктрин. В далеких от нас странах ситуация, вероятно, не лучше. Я не думаю, что большинство из 30 000 членов церкви, которые были крещены в Зимбабве после евангельской кампании, проходившей там несколько недель, или же 100 000 мужчин и женщин, крещенные в один день в Руанде в мае 2016 года будут в состоянии даже назвать хоть несколько «Оснований» адвентистской веры. Высшее руководство церкви было вовлечено в эти массовые крещения и прославляло Бога за эту «обильную жатву душ». Но в то же самое время эти же церковные руководители по разным поводам говорят, что ты не можешь быть хорошим адвентистом, если ты полностью не подпишешься под всеми двадцатью восемью Основами вероучения. Кажется, что здесь что-то не складывается воедино.

Неоспоримо, что адвентистское изложение Оснований вероучения – это важный документ. Тем не менее мы не должны делать его более важным, чем он есть. Основы вероучения никогда не должны приобрести стерильный статус «исповедания веры», который может быть использован в качестве контрольного списка для определения ортодоксальности человека (или же его несоответствия ортодоксальным взглядам). Это полностью противоречит адвентистской традиции.

Нужны ли нам доктрины?

Многие верующие задаются вопросом: нужны ли нам вообще доктрины? И если да, то какие доктрины имеют определяющее значение, а какие из них могут считаться менее существенными? В умах многих верующих доктрины или догмы ассоциируются с богословием и с чисто интеллектуальным подходом к религии. Почему, могут спросить многие верующие, нам не достаточно иметь «простую» детскую веру? Хотя может показаться, что вера и доктрины могут временами конфликтовать друг с другом, но они не противоречат друг другу. Они тесно связаны и дополняют друг друга.

Доктрины – или богословие – являются результатом веры, и они подпитывают нашу веру. Вера, согласно известному высказыванию средневекового богослова Святого Ансельма, «стремится понять себя». Это «стремление понять» – не просто индивидуальный поиск истины, оно происходит в контексте общины. Естественно, что сообщество верующих желает постигнуть, во что оно верит, и желает описать это в каком-нибудь систематическом порядке. Оно хочет узнать, как применять свою веру не только в теории, но и на практике. Большинство христиан говорят, что доктрины, в которые они верят, основаны на Библии, но на самом деле это чрезмерное упрощение вопроса. Дело в том, что прочтение и изучение Библии не происходит в вакууме, но всегда в границах сообщества, историческом контексте и в той или иной культуре.

Мне кажется, что мы могли бы сравнить роль доктрины в опыте нашей веры с ролью грамматики в сфере языка. Грамматика – это не то же самое, что язык, но грамматика дает языку его структуру. Поэтому она помогает нам самим понять, как объяснять другим людям, что мы имеем в виду. Чем более квалифицированными мы становимся в использовании языка, структурированного хорошей грамматикой, тем лучше мы сможем передавать определенные концепции другим людям. Это, в некотором смысле, верно и в том, как доктрина помогает вере. Мы, как минимум, должны иметь базовые знания «грамматики» языка веры, если мы хотим, чтобы разговор о сути нашей веры имел смысл.

Если мы верим в Бога – если мы доверяем Ему и хотим иметь с Ним отношения – то для нас будет естественным знать больше о Нем и о Его ожиданиях от нас. Личностное измерение (мы верим в Личность) всегда должно быть на первом месте, но у нас должны быть и знания о том, как устроена наша религия. Это измерение знаний и практики, основанной на этом знании.

Доктрины, как иногда говорят, это попытка перевести Истину на человеческий язык. Это сопровождается множеством ограничений, даже если Святой Дух считается главным посредником в этом процессе. Мы всегда столкнемся с невозможностью адекватно выразить божественные понятия человеческими категориями, символами, понятиями и языком. Мы никогда не должны упускать из вида этот жизненно важный факт. Но, признавая должным образом «человечность» наших доктрин, нужно согласиться, что они по-прежнему важны для того, чтобы придать структуру выражению нашей веры.

Все ли одинаково важно?

Не все вещи одинаково важны. Мы часто говорим: «Здоровье важнее всего!» Здоровье обычно рассматривают как вещь более важную, чем социальный статус. И к счастью, большинство людей воспринимают свою семью и друзей гораздо серьезнее, чем всякого рода материальные вещи. Жизнь становится очень убогой, когда человек не знает, как провести различие между вещами, которые на самом деле важны, и вещами меньшей важности.

Все это применимо и к сфере церковной и духовной жизни. «Вышестоящие» церковные организации (в адвентистской церкви это Генеральная Конференция, дивизионы, унионы и конференции), конечно же, играют важную роль в жизни церкви, но поместная церковь является тем местом, где течет реальная жизнь. Точно так же нам важно правильное понимание богословских вопросов, но близкая связь с Богом и вера, поддерживающая нас в жизни, гораздо более важны. Поэтому так же естественно будет задать вопрос, все ли христианские доктрины одинаково важны и все ли «Основания вероучения» равно основательны, то есть, являются для нас равно основополагающими?

Часто я слышу, как люди говорят: «если что-то является частью Истины, то мы не можем сказать, что это относительно неважно или менее важно, чем что-то другое. Истина это истина! Кто мы такие, чтобы говорить, что конкретная истина не настолько важна, как другая часть Истины?» Но будем честными, именно так и обстоят дела. Большинство (на самом деле, я подозреваю, что все) из адвентистов интуитивно чувствуют, что определенные вещи определяют их адвентистское бытие, в то время как другие вещи не попадают в ту же самую категорию. Например, для большинства из нас суббота является (я надеюсь) более важной истиной, чем воздержание от свинины.

20 мая 2004 года Альберт Молер – младший, президент богословской семинарии южных баптистов в городе Луисвилль, штат Кентукки, опубликовал на своем сайте статью под названием «Призыв к богословской сортировке и христианской зрелости¹³⁶». Использованное им слово сортировка, или классифицирование (английское «triage») произошло от французского слова «сортировать» и часто используется в медицинской сфере. Во время войны, или когда происходит катастрофа, этим термином называют процесс определения, кому из людей необходима приоритетная помощь. Не все ранения угрожают жизни, в то время как некоторые из них могут привести к смертельному исходу, если не приступить к лечению немедленно. Подобным образом Молер утверждает, что христиане должны определить «шкалу богословской срочности», то есть, разложить доктрины по степени их важности. Он предлагает, что существуют «богословские вопросы первого уровня», которые включают в себя доктрины «центральные и существенные для христианской веры». Те, кто отрицают эти доктрины, перестают быть христианами. Кроме этого, он говорит о существовании доктринальных вопросов второго уровня. Они тоже важны, но по-другому. Эти вопросы обозначают принадлежность христианина к определенной конфессии. Полное отрицание этих доктрин, как минимум, усложнит нахождение человека в сообществе верующих, которые видят эти доктрины истинно отличительной и существенной частью своей идентичности. На третьем месте стоят богословские позиции, на которые даже члены одной и той же общины или одной и той же конфессии могут смотреть по-разному, не ставя при этом под угрозу общение друг с другом.

Молер утверждает, что такая «сортировка» очень важна, так как она поможет нам избежать борьбы вокруг вопросов третьего уровня, как будто бы они были доктринами первостепенной важности. С другой стороны, сортировка посылает нам сильный сигнал, что некоторые доктрины принадлежат к первой степени важности и к ним нельзя относиться как ко второстепенным или третьестепенным. Похоже, это будет иметь важное применение и в том, как церковное сообщество будет провозглашать свою весть, особенно в тех моментах, какие конкретные аспекты их учения будут подчеркнуты при проповеди.

Молер не был первым человеком, который поднял этот вопрос, и он не будет последним. Вопрос о том, какие из доктрин «существенны» или «первостепенны», звучит в двух формах: (1) Что является сутью христианской веры? (2) Каковы основные доктрины церкви, к которой я принадлежу? Если вы спросите людей из разных конфессий или разных общин, которые принадлежат к одной и той же конфессии, что они считают главным в богословии своей церкви, вы получите множество разных ответов. Это истинно и для Церкви адвентистов седьмого дня. Члены церкви, которых вы спрашиваете о самых важных адвентистских доктринах, обычно не процитируют вам весь список из двадцати восьми «Основ вероучения», но упомянут лишь некоторые – и не всегда те же самые. Это верно и для верующих «на грани», и для тех адвентистов, которые не разделяют убеждения и сомнения «маргиналов».

Другой важной частью в нашей дискуссии является факт, что доктрины любой религиозной традиции не являются статичными, время от времени они меняются. Изменение доктрин, или «развитие доктрин», как предпочитают говорить многие, было и остается характерной особенностью христианской церкви. Если вы зададитесь вопросом, правда ли это, пойдите в богословскую библиотеку (или поищите в интернете) и вы откроете для себя тысячи книг, написанных об истории христианских доктрин и тех изменениях, что имели место в развитии догм. Существуют различные теории о том, как происходят доктринальные изменения¹³⁷. Некоторые утверждают, что поздние доктринальные разработки по большей части лишь проясняют ранние христианские доктрины, в то время как другие определяют эти изменения как более «существенные» перемены.

На протяжении своей истории адвентисты меняли свое мнение о многих вещах. В самом начале небольшая группа верующих, которая испытала «великое разочарование» 1844 года (когда Иисус, вопреки их ожиданиям, не явился на облаках небесных), была убеждена, что «дверь благодати» была закрыта. Они говорили, что Христос покинул небесное святилище, и вечная судьба всех людей уже предрешена. Эти адвентисты «закрытой двери» – и среди них Елена Уайт – не видели никакой необходимости говорить о своих убеждениях людям за пределами своей группы, так как считали, что это не принесет никакой пользы. Люди уже погибли или спасены. Тем не менее после этого не прошло слишком уж много времени, чтобы адвентисты «закрытой двери» передумали и начали развивать миссионерский дух, поняв, что других нужно предупредить о «скором» Пришествии Христа.

Или же можно упомянуть другой пример изменений: в ранний период адвентистской истории послушание Божьим заповедям играло такую сильную роль, что истина о спасении как о милостивом даре Бога была спрятана под толстым слоем законничества. Ранее я упоминал об изменениях, которые произошли в отношении учения о Троице. Я мог бы добавить, что многие из конкретных предсказаний, сделанных на основе традиционного адвентистского понимания пророчеств, по прошествии некоторого времени пришлось исправить. Например, во время Первой и Второй мировых войн менялись традиционные взгляды на Армагеддон. И так далее¹³⁸.

Углубленный анализ доктринальных изменений на протяжении истории адвентистской церкви покажет, что эти доктринальные изменения были в основном определенного вида. Адвентисты поменяли детали многих своих взглядов, но с момента, когда конфессия прочно утвердилась, они почти не работали над тем, чтобы открывать новые доктрины. Хотя по прошествии времени они видели необходимость в том, чтобы изменить определенные акценты в формулировках своих доктринальных взглядов, чтобы восстановить баланс и подчеркнуть свою христианскую идентичность. Но даже смещения акцентов означали собой перемены, которые с течением времени часто оказывали значительное влияние¹³⁹.

Нет никаких сомнений, что в адвентистском вероучении происходили изменения в том, как оно было выражено в публикациях и в других формах. Эти перемены часто происходили постепенно и редко принимали форму прямого отказа от убеждения, которое имелось ранее. Джордж Найт, эксперт в адвентистской истории, утверждает, что «история адвентистского богословия – это одно продолжающееся преобразование»¹⁴⁰. Другими словами, доктринальное изменение – это не воображаемое дело, оно реально.

Другим фактором, который стоит отметить, является настаивание адвентистских пионеров (определенно, включая и Елену Уайт) на динамической природе «истины для настоящего времени», которая признает ясную возможность «нового света». В 1892 году Елена Уайт писала:

«…Станем ли мы утверждать собственные доктрины, чтобы заставить все Писание соответствовать им? … Взлелеянные в течение долгого времени мнения не надо рассматривать как безошибочные… Мы должны многому научиться и от многого отказаться. Непогрешимы лишь Бог и небеса. Кто думает, что им никогда не придется оставить взлелеянные ими идеи, что у них никогда не будет повода изменить свое мнение, тех постигнет разочарование»¹⁴¹.

И она выражала свое мнение подобным образом позже в этом же году:

«Неоправданна позиция братьев, полагающих, что больше не существует неоткрытых истин и что все наши истолкования Писания безошибочны. Тот факт, что наш народ считал некоторые доктрины истинными в течение многих лет, не может служить доказательством безошибочности наших взглядов. С течением времени заблуждение не превратится в истину, а истина всегда остается неизменной. Истинное учение ничего не потеряет от тщательного исследования»¹⁴².

Даже сегодня адвентистская церковь обладает (по крайней мере, в теории) процедурой серьезного изучения любого «нового света», который может появиться. Факты, которые мы только что упомянули, важно хранить в памяти, когда мы обсуждаем вопрос о том, как разделить уровни важности доктрин. Они помогут нам не становиться чрезмерно обеспокоенными опасностью релятивизма и субъективизма, когда у людей возникают вопросы о «сути» учения адвентистов или они отстаивают какие-нибудь перемены.

«Столпы» нашей веры

Нельзя отрицать, что с самого возникновения своего движения адвентисты верили, что некоторые детали их вести более заметны, чем другие. Изложение вероучения 1872 года информировало читателя, что оно создано с намерением выделить «наиболее характерные особенности» веры¹⁴³. Елена Уайт часто ссылалась на «столпы истины» и «вехи» нашей веры. Хотя применение ею этих терминов достаточно расплывчато, ясно то, что она не считала все доктрины имеющими одинаковую важность¹⁴⁴.

Тот факт, что Елена Уайт и другие ранние лидеры адвентистов отличали по важности отдельные доктрины, не был основан на тщательном богословском исследовании, но был вызван их восприятием миссии церкви. Они были убеждены в том, что должны проповедовать истины, которые были затушеваны традиционной религией, а теперь были открыты адвентистами заново. Они жили и работали в том окружении, где могли с уверенностью предположить, что большинство людей, которых они привлекли, разделяют основное христианское вероучение как консервативные протестанты. Это объясняло, почему эти основные доктрины тогда выделены не были.

Осознание того, что нельзя пренебрегать другими элементами христианской проповеди, которые были частью ортодоксальной христианской традиции, в то же время, когда подчеркиваются особенные адвентистские доктрины, появилось постепенно, когда деноминация испытывала дальнейший рост и развитие. Это также можно проиллюстрировать в том, что писала Елена Уайт. С развитием ее понимания Уайт значительно сдвинула акценты своих книг. Хорошей иллюстрацией послужит ее цитата из книги 1893 года: «Христос, Его характер и Его дела является центром и средоточием всей истины, Он – то ожерелье, на которое нанизываются драгоценные доктрины»¹⁴⁵. Это совсем не то заявление, которое она могла бы сделать в ранние годы своего служения.

Идея о том, что, возможно, не каждое из двадцати восьми Оснований вероучения имеет равный вес с прочими, подтверждается тем фактом, что заявление о «посвящении», согласие с которым ожидается от каждого кандидата ко крещению, предлагает сводку всего лишь тринадцати доктрин, выраженных гораздо более лаконично, чем соответствующая формулировка этих доктрин в изложении Оснований вероучения. Состоящие из тринадцати пунктов вопросы крещаемым близко отражают это заявление. Интересно отметить, что приемлемым считается и альтернативный, более краткий вариант. В этих альтернативных вопросах содержится ссылка на «учение Библии, как оно выражено в Основании вероучений», тогда как в обычных вопросах такая ссылка не считается необходимой, несмотря на то что там нет полного текста двадцати восьми Оснований вероучения¹⁴⁶. Можно ли рассматривать список, с которым соглашаются кандидаты на крещение, как более «фундаментальный», чем «двадцать восемь доктрин?»

Мнения членов церкви по поводу формулировок Оснований вероучения варьируются очень широко. Можно найти членов церкви, которые проявляют большое уважение к Основаниям вероучения и рассматривают каждую их строчку и даже каждое слово почти как вдохновленное свыше. Это отношение граничит с тем, что можно назвать «основопоклонством»¹⁴⁷. С другой стороны, существует, как я думаю, очень широко распространенное мнение о том, что изложения Оснований вероучения слишком детализированы и к тому же странным образом смешивают стандарты образа жизни и доктринальные вопросы¹⁴⁸.

Если на самом деле верна предпосылка, что некоторые доктрины важнее других, то как нам выйти за пределы собственных личных предпочтений, когда мы делаем нашу «сортировку»? Можно ли установить надежные критерии, с помощью которых мы установим «иерархию» доктрин адвентистского богословия?

Какую бы модель мы ни разработали, главный и основной факт, ясно представленный Писанием, содержится в высказывании самого Христа. В Иоанна 14:6 мы читаем: Христос заявляет, что Он и есть Истина, то есть, что вся истина исходит от Него. Каждая доктрина, заявляющая о своей истинности, должна иметь отношение к жизни и служению Иисуса Христа. Христос является центром, и Он должен стать основанием любой подлинной христианской «системы» «фундаментальных» истин. Именно об этом говорит Евангелие – «благая весть». «Это есть сила Божия ко спасению всякому верующему» (Римлянам 1:16). «Нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись», кроме Христа (Деяния 4:12). Принятие или отрицание этой «основной» истины определяет, находится ли человек в Божьем лагере или нет. Мы можем процитировать еще одну цитату из уст Христа, которая это подтверждает: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Иоанна 3:36). «Познание Господа нашего Иисуса Христа» имеет решающее значение, и верующие должны убедиться в том, что оно «в них есть и умножается» (2 Петра 1:8). Иоанн использует более сильные выражения: «…Тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос,… это антихрист» (1 Иоанна 2:22). Джордж Найт подчеркивает важность этого отправного пункта, заявляя, что «отношения с Иисусом и понимание Креста Христова и других центральных элементов плана спасения показывают понимание человеком доктрины»¹⁴⁹. Сделав этот важный шаг, куда мы направимся дальше?

Два, три, четыре слоя?

Первым вопросом в книге «Адвентисты седьмого дня отвечают на вопросы о доктринах» является следующий: «Какие доктрины адвентисты седьмого дня разделяют как общие с другими христианами, и в каких аспектах христианской мысли они отличаются?» В ответе различаются три категории доктрин:

1. доктрины адвентистов «общие с консервативными христианами и историческими протестантскими символами веры».

2. «некоторые спорные доктрины, которые мы разделяем с некоторыми, но не всеми консервативными христианами».

3. «несколько наших отличительных доктрин»¹⁵⁰.

Общее количество доктрин, перечисленных в этих трех категориях, тридцать шесть. Это напоминает нам слова Альберта Молера, которые мы читали ранее в этой главе, в которых он также предложил три различных доктринальных уровня. Другие авторы тоже предлагают двух или трех уровневые подходы к доктринам¹⁵¹.

Такой тип классификации может быть полезным для определения того, что уникально для сообщества, в котором исповедуют такие доктрины, а что – нет. Но этот подход не предлагает нам никакой прямой помощи в определении того, какие из адвентистских доктрин более фундаментальны, чем другие. Адаптация этого подхода, предложенная Вудро Видденом, может быть полезна нам для того, чтобы продвинуться на шаг вперед¹⁵². Он предлагает, чтобы мы сделали различие между теми доктринами, которые отражают общее ортодоксальное христианское наследие от «адвентистских» доктрин. Далее Видден предлагает отличать адвентистские доктрины, которые можно назвать «существенными»: это те элементы, которые формируют «необходимую основу для адвентистской богословской мысли». Далее он предлагает, что некоторые адвентистские доктрины можно считать «не существенными»¹⁵³. Джордж Найт, в противоположность Виддену, придерживается мнения, что вопросы стиля жизни также должны включаться в эту классификацию истин¹⁵⁴.

Я бы предложил модель, которая объединяет эти отличающиеся друг от друга элементы. Я, конечно же, не предполагаю, что говорю решающее слово в этой дискуссии, но лично мне это помогло получить некую опору в вопросе, что более важно для моего духовного путешествия и что менее важно. Графически эта система выглядит в виде нескольких кругов:

Позвольте мне предложить несколько примеров доктрин и взглядов для каждой категории.

В категорию (1) я бы поместил учение о Боге как Троице; Триедином Боге как Творце и Вседержителе вселенной; спасении, вечной жизни и суде через Иисуса Христа; деятельном присутствии Святого Духа; богодухновенности Писаний; откровении о нравственных принципах; основных элементах процесса спасения; призыве проповедовать Евангелие.

В категорию (2) можно поместить ряд «неотъемлемых особенностей» адвентистов, например, субботу как седьмой день покоя; скорое возвращение Христа; крещение через полное погружение; важность Вечери Господней; веру в первосвященство Христа; призыв к человеку быть управителем; смерть как своего рода бессознательный «сон»; возобновление духовных даров.

Категория (3), на мой взгляд, будет касаться таких вещей, как адвентистское толкование пророчеств, десятина, диета, временной аспект первосвященнического служения Христа (1844) и, возможно, обряд ногоомовения.

В последней концентрической окружности (4) я бы поместил конкретные предсказания об исполнении пророчеств, спорные вопросы, связанные с вдохновением Елены Уайт, нескончаемое обсуждение того, что можно и что нельзя делать в субботу, стили богослужения, возможность «ношения украшений» и т. д.

Я осознаю, что многие адвентисты не будут рады такой модели. Некоторые, вероятно, будут не согласны с ней полностью или отреагируют еще более негативно. В частности, я признаю, что упомянутые мною примеры того, что можно поместить в каждую из категорий, могут оказаться чрезвычайно опасным для меня опытом с точки зрения перспективы моего дальнейшего положения в церкви. Но я верю, что в церкви есть многие христиане, которые поприветствуют обсуждение этой темы и которые будут стремиться к честным обсуждениям того, что действительно нужно считать сутью адвентизма и что совсем не так «существенно».

Некоторые выводы

Я считаю, что в дискуссии о том, как расположить наши доктрины, нужно отметить несколько вещей. Во-первых, я хочу вновь подчеркнуть, что все доктринальные формулировки должны каким-то образом иметь ясное отношение к Центру, Иисусу Христу. Доктринальная истина становится Истиной, только когда она связана с Личностью и служением нашего Господа Иисуса Христа.

Во-вторых, границы между категориями доктрин не всегда совершенно ясны. По этой причине я обозначил некоторые границы прерывистыми линиями. Ключевой вопрос здесь в том, можем ли мы указать на несколько важнейших доктрин, которые несомненно будут принадлежать к каждой из категорий? «Верующие на грани» особенно заинтересованы в убедительном ответе на этот вопрос. Я бы предположил, что если существуют «существенные» доктрины, то они будут принадлежать к первой или второй категории.

В-третьих, я очень намеренно отделил основополагающе христианские доктрины от адвентистских «существенных» доктрин, хотя они во многом взаимосвязаны. Например, для нас не будет полезным делом сравнивать важность доктрины о субботе с учением о Троице, а потом спрашивать, что из этого более важно. Это будет во многом напоминать сравнение яблок с грушами. Идентичность адвентистов седьмого дня определяется твердой приверженностью обеим этим доктринальным категориям. Тот факт, что мы христиане в первую очередь и, как христиане, мы выбрали адвентизм, делает нас христианами – адвентистами¹⁵⁵. Уделяя основное внимание основополагающим христианским верованиям, мы постоянно напоминаем себе, что в наши дни и в наш век люди, начинающие знакомиться с адвентистской версией христианства, совсем не имеют гарантированного знания о христианском учении.

В-четвертых, круг «менее существенные» означает именно то, что на нем написано. Это не нужно читать как «неважные». Следует признать, что любой процесс классификации доктрин – это субъективное дело. Могут быть сделаны ошибки. Но он не обязательно полностью субъективен и совсем не обязательно содержит в себе рецепт катастрофы. Все еще существует руководство богодухновенного Слова и Живого Духа. Кроме того, мы должны помнить, что, пока мы все еще остаемся грешными людьми, все наши богословские исследования остаются субъективными и, в каком-то смысле, рискованными. Но это не значит, что мы должны рассматривать эти исследования как опасные и ведущие «на скользкую дорожку». В любом случае использование аргумента о «скользкой дорожке», как правило, является скорее признаком слабости, чем принципиального и ясного мышления.

В-пятых, адвентистам потребовалось больше столетия для того, чтобы прийти к текущей формулировке наших Основ вероучения. Доктринальное развитие требует времени. Таким образом, не следует ожидать, что мы в одночасье придем к согласию о том, что составляет основу вероучения адвентистов. Это требует терпения и… терпимости!

В-шестых, я твердо убежден в том, что если в будущем будет происходить дальнейший пересмотр Оснований вероучения, этот документ не нужно удлинять и делать более детальным, скорее, его нужно сократить. Я был бы рад новому тексту, который бы был ограничен «основополагающими христианскими» и «существенными адвентистскими» доктринами. В связи с этим стоит процитировать слова Роберта Грира:

«…Доктринальные формулировки… не должны быть слишком всеобъемлющими. Когда доктринальная формулировка включает в себя слишком многое, она (1) ведет к риску сделаться слишком обольстительной, так как предлагает законченную христианскую мысль, что является очень привлекательным и комфортным для многих людей; (2) устраняет необходимость мыслить критически; (3) заглушает Святого Духа, Который, возможно, пожелает заново заговорить из Писания с человеком или общиной; и (4) порождает триумфализм, который скорее отпугивает, чем поощряет богословские обсуждения между деноминациями или внутри конфессиональных границ»¹⁵⁶.

Либералы или консерваторы?

В ходе дискуссии о «весе» конкретных доктрин почти неизбежно всплывают ярлыки «либерализма» и «консерватизма». Соответствующими им ассоциациями становятся звучащие еще хуже словосочетания «левое крыло» и «правое крыло» церкви. Если бы мы только могли избежать обоих этих терминов, так как они очень неточны и имеют тенденцию использоваться людьми с предубеждением или с осуждением. Когда многих пасторов или преподавателей богословия называли «либералами», это повредило их карьере или даже разрушило ее. С другой стороны, известность в качестве «консерватора» закрыло многие двери (и кафедры) для других. Некоторые люди протестуют, когда их называют «либералами», в то время как другие с гордостью принимают репутацию принадлежности к «левому крылу». Некоторые студенты, которые желают стать пасторами, очень аккуратно выбирают колледж или университет, чтобы профессора богословия там были известны своей консервативностью. В то же время для других это станет сильным стимулом, чтобы избежать учебы в таком колледже.

То, что Библия говорит о наших отношениях с другими людьми, имеет непосредственное применение к неудачной поляризации людей между либеральной и консервативной сторонами. Нам нужно любить нашего «ближнего» как самого себя – для того, кто консервативен, это определенно значит, что он должен включать в число ближних своего единоверца – либерала; а для того, кто принадлежит к «левому крылу» церкви это должно включать тех, кто принадлежит к «правому крылу». К сожалению, либералам и консерваторам часто бывает трудно общаться друг с другом в приятной и конструктивной форме, им бывает трудно даже выслушать друг друга (и это верно для обеих партий). Кроме того, во многих случаях люди ошибаются в том, что картина далеко не такая простая, как они себе представляют, потому что люди очень редко полностью либеральны или на сто процентов консервативны. Они могут быть либеральными по отношению к некоторым вопросам, но на удивление консервативны в отношении многих других вещей. Мы можем встретить людей, которые очень либеральны в своей теологии, но достаточно консервативны в своем стиле жизни, и наоборот. Я разговаривал с несколькими молодыми людьми, которые лихорадочно цеплялись за взгляды традиционного адвентизма, беспокоясь об учении церкви, но после этого они сообщили мне, что счастливо сожительствуют со своими подругами!

Алден Томпсон, адвентистский профессор богословия в Университете Вала-Вала (расположенном в городе Вала-Вала, штат Вашингтон), указывает на три разные «вкуса», говоря о либералах и консерваторах. То, о чем он говорит, не объясняет всего, но определенно созвучно с нашим обсуждением. Томпсон говорит, что либералы любят вопросы, в то время как консерваторы хотят получить ответы. Когда дело касается образа жизни, можно сказать, что консерваторы любят изоляцию в пустынных местах, когда либералы бегут в города, чтобы быть с людьми. Консерваторы ощущают Бога как мощное присутствие, в то время как для либералов Бог может быть более отдаленной реальностью¹⁵⁷.

Адвентистский ученый Фритц Гай пытается обобщить свои взгляды о консерватизме и либерализме в следующих словах: «Консерваторы больше всего обеспокоены тем, чтобы сохранить те истины, которые нам уже открыты, воплощая их в традициях, которым мы научились доверять. С другой стороны, либералы ищут открытия новых истин и новых толкований старых истин»¹⁵⁸. Что ж, если это корректное определение либералов, то я с гордостью принял бы этот ярлык как почетное звание. Однако можно утверждать, что термин «прогрессивный» будет более предпочтителен по сравнению с определением «либеральный». Профессор Гай наводит на мысль, что большинство из нас, как правило, на самом деле стремится к тому, чтобы быть «либеральными» или «консервативными», но все мы сможем стать более «прогрессивными», если будем учиться друг у друга, более внимательно слушать друг друга и пытаться расти вместе¹⁵⁹.

Фундаментализм

Другой парой противоположностей, важных, по крайней мере, когда мы обсуждаем разнообразие в мнениях по поводу доктрин, будут фундаментализм и релятивизм. Христианская вера становится полностью бессмысленной, если мы поддерживаем полный релятивизм, провозглашающий, что нет ничего надежного и никакие ценности или идеи не могут требовать от нас абсолютной преданности. Как мы утверждали ранее, у нас нет твердых «доказательств» существования Бога, Которого мы встречаем в Библии и Который явил Себя в Иисусе Христе. Тем не менее у нас есть достаточно свидетельств, чтобы сделать «шаг» веры и оказаться вовлеченными в эту веру. Мы также говорили о негативных аспектах фундаментализма. На этом этапе нашего обсуждения я хотел бы подчеркнуть еще раз, что адвентистский консерватизм, как правило, стремится заигрывать с фундаментализмом.

«Фундаментализм – религиозный или светский – сам по себе больше вдохновлён сомнениями, чем уверенностью, больше основан на страхе, чем на спокойной вере и устоявшихся убеждениях»¹⁶⁰. Это заявление было сделано Джеймсом Дэвисоном Хантером (р. 1955), выдающимся американским социологом, который способствовал большой популяризации термина «культурные войны». Хантер утверждает, что по большей части фундаментализм негативен. Он отвергает то, что считает опасным и реагирует на угрозы¹⁶¹. «Для фундаменталиста намного легче избрать врагов вне своей традиции, чем искать ответы внутри… Он не предлагает никаких конструктивных решений для ежедневных проблем, которые беспокоят большинство людей, и не дает решений жизненно важным вопросам разномыслия и перемен. На самом деле он всего лишь противостоит им»¹⁶².

Эти слова стоит помнить, когда мы следим за текущими дебатами в адвентистской церкви. Традиционалисты (или фундаменталисты, консерваторы, «представители правого крыла», или любой другой термин, который мы можем использовать), как правило, реагируют, всегда становятся на защиту, постоянно предупреждают об опасности, которую они видят или же воображают. Они не хотят выслушивать слишком большое число вопросов, тем более что их задают «верующие на грани», традиционалисты заявляют о том, что они уже обладают всеми ответами.

Кто «настоящий» адвентист?

Официальным ответом на вопрос, кого можно считать «настоящим» адвентистом, будет: «это тот человек, кто согласен со всеми двадцатью восемью Основаниями вероучения». Но если этот ответ является правильным, то он исключит большинство, если не всех «верующих на грани». И да, если от нас потребуется полное согласие со всеми деталями этих вероучений именно так, как они сегодня сформулированы, то я должен буду сказать, что я не «настоящий» адвентист. Должно ли это лишить меня спокойного сна? Нет, не должно.

Мне не нужно беспокоиться о своем членстве в церкви адвентистов седьмого дня (по крайней мере, до тех пор, пока я гетеросексуал, а не «гей»). Если лидеры Генеральной Конференции придут к заключению, что у меня слишком много еретических идей, чтобы я мог называть себя настоящим адвентистом, или же руководство Голландского Униона столкнется с серьезными проблемами из-за вещей, которые я говорю или пишу, то они смогут попросить меня изменить мое мнение или же они могут принять решение больше не приглашать меня проповедовать или участвовать в некоторых совещаниях. Они могут отказаться одобрять и рекламировать любые дальнейшие публикации, которые я могу написать в будущем. Они могут решить молиться за меня, или могут даже заламывать свои руки в отчаянии. Они будут в состоянии сделать все это, но они не смогут коснуться моего членства в церкви.

Только моя поместная церковь может проголосовать, чтобы принять меня своим членом или же исключить меня из членства. Однако нет большой вероятности того, что они станут рассматривать вопрос моего членства в ближайшем будущем, если только я внезапно не начну вести себя крайне аморально или не стану устраивать скандалы на богослужениях. Таким образом «верующие на грани» могут быть спокойны: до тех пор пока поместная церковь, где находится их членство, рада сохранять их имена в списках, они являются добросовестными членами церкви. Кроме того, большинство поместных церквей крайне неохотно рвут связи с людьми – даже с теми, кто «на грани» – пока те сами не захотят, чтобы их членство в общине было ликвидировано. (И иногда даже после этого бывает не так просто добиться, чтобы твое имя удалили из церковных книг!)

Но давайте не будем рассматривать этот вопрос только лишь с административной точки зрения, так как членство в церкви – это не только наличие твоего имени в церковном списке. Не каждый имеет право находиться в этом списке. Если кто-то желает, чтобы на него смотрели как на «христианина», он, как я считаю, должен согласиться с рядом христианских принципов. Для меня это означает, что человек теряет свое право называть себя христианином, если он больше не верит в Бога и в Иисуса Христа как в Того, Кто играет решающую роль в отношениях между Богом и человечеством. Кроме того, я считаю, что я должен разделять некоторые ключевые убеждения адвентистов с моими единоверцами – адвентистами, если я хочу называть себя адвентистом седьмого дня. На этом этапе очень важно иметь ясное представление, что «существенно» и что «менее существенно» в нашем адвентистском вероучении.

Настоящий ли я адвентист или нет, в конечном счете, решаю я сам. Именно я – тот, кто должен определить, согласен ли я с основными доктринами христианской веры и достаточно ли я близок к адвентистской интерпретации христианской веры, адвентистскому сообществу веры и считаю ли я себя «искренним» адвентистом. На этом основании я, ни в чем не колеблясь, называю себя «настоящим» адвентистом. И я верю, что это верно и для большинства моих единоверцев, включая и тех, кто рассматривают себя как «верующих на границах» церкви.

Я всем сердцем согласен с профессором Фрицем Гаем – богословом, на которого я ссылался ранее – когда он перечисляет несколько главных аспектов подлинного адвентизма¹⁶³. Он начинает свой короткий список с того, что адвентист «имеет дух открытости к истине для настоящего времени». Это означает, что подлинный адвентист никогда не считает, что он обладает полнотой «истины». Как верили ранние лидеры адвентистов, «настоящий» адвентист должен быть готов изменить свое мнение, когда это будет необходимо, чтобы продолжить изучение, и расти в понимании того, что значит быть христианином – адвентистом в современном мире (а не в понимании того, что имелось в виду в девятнадцатом веке).

Гай утверждает, что мы – подлинные адвентисты, если мы христиане, которые наполнены «всеобъемлющей и всесторонней Божьей любовью как центр своего существования». Для того чтобы быть достойными носить имя «адвентисты седьмого дня», мы должны ценить «современную важность субботы» и иметь «обнадеживающее предвкушение возвращения Бога в личности Мессии Иисуса». Два других важных элемента, которые цитирует Гай, это «идея о многомерной целостности человека» и «избрание адвентистского сообщества в качестве своего духовного дома, с принятием адвентистского прошлого как части своей духовной идентичности».

Многие «верующие на грани» будут довольны, читая описание подлинного адвентиста, предложенное Гаем. Я, например, предложил бы рассматривать тех, кто вписываются в определение Гая, как «истинных» адвентистов, несмотря на множество сомнений, которые у них могут сейчас быть. Я хотел бы бросить вызов себе и всем тем, кто прочитал эту главу: давайте осмелимся быть и оставаться частью адвентистского сообщества веры, продолжая мыслить самостоятельно и не ставя под угрозу нашу личную целостность.