Встревоженный зной джунглей

Глава 12

Не отрывая от меня глаз, Керк медленно опустился в кресло. Он так же, как и я, ощущал нашу взаимную враждебность.

— Ну что ж, мисс Пауэлл…

— Ну что ж, мистер Керк, — отозвалась я. — Неужели вы даже не намерены поинтересоваться, почему я сказала это.

— Я полагаю, на то была причина.

— Я тоже полагаю. — Я сделала вид, что раздумываю. — Давайте посмотрим, что же это за причина. Может, это произошло от того, что мне нравится слышать звучание моего собственного голоса. Может, от жары. Может, от того, что я хотела увидеть достаточно ли в вас мужества принять вызов.

— Ну, и как, я выдержал экзамен?

— О, великолепно, великолепно, как и все, что вы делаете, я уверена.

Теперь, когда мы оба пошли играть в открытую, во мне пробудилась какая-то странная потребность, вызванная то ли жарой, то ли выпитым спиртным, то ли чувством разочарования: бездумно говорить все, что придет в голову.

Казалось, что все правила приличия и вежливого светского тона отменялись на то время, пока мы оставались вдвоем в этой полутемной комнате.

— Я понимаю, мисс Пауэлл, что каким-то образом я умудрился вывести вас из себя. Извините.

— За что? Если вас беспокоит, что вы не всегда вели себя, как безупречный джентльмен, забудьте об этом. Никто не требует от вас сдавать клубную карточку. Уж если кто и вел себя здесь как последняя стерва, так это была я. Готова честно признать это перед всеми. Но кроме вас, это вряд ли кого еще заинтересует.

— Ну, я бы воздержался от таких определений, — возразил Керк.

— Почему же? Может быть, именно здесь и зарыта собака. Возможно, вы и сами так думаете обо мне, но стесняетесь сказать мне прямо в глаза. — Я подалась вперед и оперлась подбородком на кулаки. — Мистер Керк, вы хоть что-нибудь денное в своей жизни сделали?

На такой вопрос в общем-то нет ответа. Это равноценно тому, как если бы кто-то спросил: «Ты уже перестал бить свою жену?»

Керк отреагировал почти так же, как большинство мужчин в подобной ситуации — холодно спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Я хотела уяснить, почему вы собственно такой? Взгляните на себя и попробуйте убедить меня, что живете, как нормальный человек. Вы здесь один, без родных и близких… Неужели это вам все равно? Неужели вам не бывает одиноко вдали от жены и детей, как другим мужчинам?

Я ожидала всего, но только не того, что услышала.

Он тихо спросил:

— А почему вы думаете, что я нахожусь вдали от жены и детей?

— О, — воскликнула я, откинувшись в кресле. — Так у вас есть семья… жена?

Я была так уверена в их отсутствии у Керка, что прозвучавшие слова вызвали у меня странное разочарование. Тут я вспомнила фотографию в его спальне.

— У меня была семья, — сказал Керк, и голос его был ровен. — Они похоронены за домом. Моя жена и двое детей — мальчик и девочка.

— Извините, — пробормотала я. — Я не знала. Это дело рук бандитов?

— Нет. Их убили японцы в самом начале оккупации. Я был тогда в Сингапуре по делам. В войну такая судьба постигла многие семьи.

Я приготовилась посочувствовать ему, даже извиниться за свой неуместно шутливый тон и бестактность. Но в его голосе не было и намека на печаль или страдания, и от этого моя ненависть к нему вспыхнула с новой силой.

— И только потому, что подобное случилось со многими, вы смогли забыть об этом как о чем-то совершенно неважном?

— Предотвратить это я был бессилен. И что-либо изменить потом — тоже.

Он вытащил из кармана одну из своих черных, покрытых цикорием манильских сигар и внимательно рассматривал ее.

— А каким бы вы хотели меня видеть, мисс Пауэлл?

— Немного более человечным.

— Разве бесчеловечно, если через десять лет слезы скорби высыхают? — Его пальцы, зажигавшие сигару были тверды, как камень. — Жизнь всегда дает свои собственные ответы на все вопросы, даже если они нам и не нравятся. Спроси меня кто — хотел бы я возвращения в этот мир моей семьи, я не уверен, что сказал бы «да». — Его рот слегка скривился под кустистыми усами. — Вы считаете это бесчеловечным?

— Если вам интересно мое мнение, то да.

— Но разве человечнее было бы обречь молодую женщину и двух маленьких детей на жизнь в Малайе в этот проклятый богом год только ради удовольствия одного человека? Изводить жену постоянной мыслью, что каждое расставание с мужем может стать последним? Запереть детей в небольшом доме в страхе, что они выбегут из него и будут играть и смеяться, как их сверстники, и почти наверняка будут убиты? Я спрашиваю вас, мисс Пауэлл, это та жизнь, которую, по-вашему, я мог бы им пожелать от всего сердца?

— Почему это должна быть именно такая жизнь? — воскликнула я. — Почему вы не могли уехать? Почему не уезжаете сейчас?

— Потому что это мой дом, — ответил он просто. — И это единственная жизнь, которая мне известна.

— Но есть другие дома и другие жизни.

— Только не для меня. «Я стою посреди моей пустоши, и имя мое Мак-Грегор» — процитировал он. — Вы когда-нибудь читали Вальтера Скотта, мисс Пауэлл? Он передал чувства человека к своему дому очень выразительно. Гурроч-Вейл — моя родная пустошь.

— Вы же англичанин.

— Я — малаец. Я не видел Англию двадцать пять лет. Я приехал сюда, когда был юношей. Я расчистил это место от джунглей. Я посадил каучуковые деревья, которые вы видите там. — Он сделал жест сигарой, и его голос зазвучал выразительно, как в первый вечер во время спора с Норджем. — Во время войны я потерял все, что создал. Четыре года я провел в японском концлагере, но когда война окончилась, я вернулся сюда и начал все заново. Я все вернул.

— Не все, — заметила я. — Свою семью вы вернуть не могли.

— Есть вещи, к которым лучше не возвращаться. — Он пожал плечами, и в его голосе послышалась усталость. — Я вижу, вы не понимаете, о чем я. Хотя почему, собственно, вы должны понять? В субботу вы уедете и через неделю забудете о существовании Гурроч-Вейл.

Лучший способ вывести женщину из себя — сказать ей, что она не в состоянии что-то понять. Я разозлилась:

— Ну, почему же именно через неделю? Дайте мне по крайней мере дней десять. У меня нет такой способности не возвращаться и забывать, как у вас.

— И все же мы снова вернулись к вопросу о том, что мне явно не хватает человечности, — пробормотал он. — Вероятно, вы правы.

— Не стоит так легко соглашаться со мной, — отрезала я. — Я могу и ошибаться.

Он слегка улыбнулся.

— Вам довольно трудно угодить, не так ли? Я, пожалуй, выпью бренди. Вы составите мне компанию?

— Вы считаете, что я не слишком много выпила? Хорошо, я присоединяюсь к вам.

Пока он наполнял стопки, я уселась в тиковое кресло, приняв одну из самых соблазнительных своих поз.

Наконец-то мы заговорили откровенно, но я все еще не забила ему ни одного гола. Я предприняла еще одну попытку.

— Ваша жена была симпатичной?

— Да. Довольно симпатичной.

— Симпатичнее меня?

Он подал мне стакан, автоматически сказал «Ваше здоровье», выпил и, по-прежнему стоя, надолго задумался.

— Вас трудно сравнивать. Эдит была не более чем привлекательной, а вы — женщина исключительно красивая.

— Значит, я на нее совсем не похожа и ничем не напоминаю ее?

— Совершенно.

— О, а я-то думала, что вы из-за нашего сходства так боитесь меня.

Первый гол. Керк покраснел.

— С чего это вы взяли?

Заставив его подождать, пока я выпью, смакуя в большей степени свое преимущество, нежели бренди, я холодно произнесла:

— Я решила это, видя, как вы относитесь ко мне. Я не имею в виду обычный страх, это было бы смешно. Мне показалось, что вы держите меня на дистанции, как будто я могу причинить вам какую-то боль. А что мне еще остается думать, мистер Керк?

— Вы странная женщина, — сказал он, глядя на меня.

— Существуют другие, более краткие определения. А как вы назовете себя? Вам никогда не требуется женщина, мистер Керк, или вы научились обходиться без секса, как и без сантиментов?

— По-моему, это не ваше дело.

— Это дело каждой женщины, ее главное дело. Поэтому мне это любопытно. Вы сказали, я исключительно красива, я соглашусь с вами Большинство мужчин воспользовались бы этим без особого отвращения. Почему вы этого не делаете? Вы боитесь?

— Прекрасный образец вполне человечной подлости, — насмешливо сказал Керк. — Разве попытка соблазнить вас подняла бы меня в ваших глазах?

— Не исключено, — призналась я. — По крайней мере, мне бы это было приятно. — Я даже приподнялась, чтобы дерзко посмотреть ему в глаза. — Ну что, отважитесь, мистер Керк?

— А мистер Лэндис не будет возражать? Из того, что вы сказали мне однажды ночью, я понял, что он первый на очереди.

— Ах простите, я и забыла что вы истый джентльмен. Так вот, чтоб вы знали, право Дэна на меня не более, чем моя собственная прихоть. Смелее, все это несерьезно! А то я уже потеряла последнюю надежду тронуть ваше бесчувственное сердце мужественного британского плантатора.

Лицо Керка стало жестким от гнева.

— Нам нет смысла оскорблять друг друга.

— Я предупредила вас, что много выпила. А вы не верили!

Затем не вполне твердой походкой, я снова подошла к бару и налила полную стопку согревающего бренди.

Керк наблюдал за мной.

— Если вам нечего сказать мне, почему вы не идете спать? Я не буду вас останавливать на этот раз.

— Что вы хотите услышать от меня?

— Абсолютно все равно. Можете обозвать меня как-нибудь. Уверена, что вы сделаете это превосходно и обворожительно. — Я вдруг самым дурацким образом захихикала. Видимо, действие алкоголя достигло высшей точки. — Вы уверены, что только у вас одного была суровая жизнь, мистер Керк? Должна вас огорчить — мне пришлось расчищать свои собственные джунгли и бандиты мне тоже встречались. Не такие, конечно, как вам, но достаточно опасные для девушки, единственным оружием которой было лишь ее тело.

— Если вы не сбавите тон, то разбудите своих друзей.

Тут я поняла, что говорю слишком громко.

— А почему бы и нет? Они тоже могут это слышать. Вы полагаете, что они этого не знают? Это не секрет. Я бы не достигла своего нынешнего положения, если бы не изображала из себя леди на каждом шагу и при этом не сохраняла бы шарм. Вы знаете, какое у меня главное богатство, мистер Керк? Ноги. — Я бесстыдно задрала юбку намного выше колен. — Посмотрите внимательнее: вот, что я имею в виду.

Он молча стоял, пристально глядя на меня.

— Это не лучшие ноги в Голливуде, но сойдут и такие. Меня они устраивают. Я вся такая. Не самая лучшая, но себя устраиваю.

Какие-то темные силы распирали меня изнутри бессмысленным желанием выставить себя в самом худшем виде, как будто в унижении и заключалась победа.

— А мои актерские способности… О, мои актерские способности! Они великолепны. Я знаю, что делать со своим телом и какое выражение придать своему лицу, чтобы каждый мужчина в зале был уверен, будто я умираю от желания сойти с экрана и попасть в его объятия.

А вы знаете, кто имеет право рассчитывать на это, мистер Керк? Правильно, любой мужчина, который может заплатить за билет. То есть — действительно любой!

Он пробормотал:

— Вам лучше пойти спать. У вас был тяжелый день.

— У меня была тяжелая жизнь, — снова хихикнула я. — У нас больше общего, чем вы думаете. Как и вам, мне было совсем не обязательно выбирать этот путь и следовать ему. Я могла остаться в Виндалии, на ферме, вырасти и выйти замуж за подобного себе и нарожать кучу прелестных детей. Но это было не для Роксаны. Я рано созрела, мистер Керк, причем мои амбиции выросли вместе с моими ногами. Когда мне было двенадцать лет, я получила четвертый приз на конкурсе красоты — капроновые чулки! Я исполняла гавайские танцы в ресторане, а точнее в винном погребке на Стейт-стрит. Но это еще не всё! Я еще пела в кордебалете кабаре. — Язык у меня заплетался все сильнее. — Наверняка вы не знаете, что я могу еще и петь, правда же не знаете? Сейчас я продемонстрирую вам.

Извиняясь, я подошла к радиоприемнику, включила его и в ожидании музыки опорожнила стакан.

— Когда я насобирала сто долларов, я купила еще один билет. На этот раз — в Голливуд. Куда еще могло податься такое тело, как мое?

Музыка не появилась, но я начала петь: «Когда тело встретит тело, вечерком во ржи…».

— Как вам это нравится, мистер Керк?

Звенящим голосом он ответил:

— Может быть, хватит? Вы были слишком убедительны.

— Уже? Разве вы не желаете услышать о моих сказочных успехах в качестве фотомодели — об открытках, на которых я позировала полураздетая, о предложениях, которые я получала со всех сторон?

— Заткнись! — потребовал он, перекричав меня. — Я не желаю больше слушать!

— Только не говорите, что я вас возбудила! Конечно, я заткнусь. — Наконец из приемника раздалась музыка. — Я лучше потанцую. Я еще не танцевала. А ведь я была в составе кордебалета в группе «Уорнер бразерз» перед тем, как превратиться в женщину-тигрицу. — Я потянула молнию вниз на спине и расстегнула платье. Затем стянула его через голову и бросила на пол, оставшись в лифчике и нижней юбке. — Вот до какого уровня поднимается мой талант. — Я закинула руку за голову и начала волнообразно покачиваться, улыбаясь ему. — Ну как, есть за что побороться? Сити так умеет? Подождите еще минутку… — И я начала возиться с застежкой бюстгальтера.

Керк бросился ко мне, схватив за обнаженную руку, его воспалившиеся глаза яростно сверкали.

— К черту! Прекратите этот балаган! — И свободной рукой дал мне сильную пощечину.

Резкий неожиданный удар мгновенно отрезвил меня. Я стояла, ошеломленная не его поступком, а самой собой. Я вдруг увидела себя со стороны и в ужасе завыла от отчаяния. Какой дьявол вселился в меня и завел так далеко в желании причинить боль этому человеку? Кому я причинила боль, кроме себя самой? Что я кому-нибудь доказала, кроме того, что подтвердила этот отвратительный, идиотский, совершенно неприемлемый для меня образ, уже сложившийся в его башке? Я начала рыдать пьяными слезами, оплакивая себя, глупышку Роксану.

— Извините, — прошептал он, оказавшись вдруг так близко, что я щекой ощутила его горячее дыхание. — Я не хотел ударить вас, но нужно было сделать… Либо это, либо…

Я не знаю, что хотел сказать Керк. Вероятно, он и сам не знал.

Может быть, «либо поцеловать вас»… Но что толку гадать? Что он бы сделал, останься мы стоять так близко друг у другу, что бы я сделала в ответ?

У нас не было возможности узнать это. В столовой послышался легкий шум, будто кто-то крался на цыпочках. Затем краем глаза я заметила в углу какое-то движение. Небольшой предмет пролетел над столом и с глухим стуком упал к нашим ногам.

Керк издал хриплый возглас тревоги, в мгновение ока обхватил меня руками и швырнул на пол за диван, распластавшись на мне сверху. Мой вздох удивления и испуга потонул в раскатистом грохоте взрыва.