Глава 17

Странная мысль о том, что меня похитил гигантский паук, настолько завладела мною, что когда я наконец открыла глаза, то была почти готова обнаружить себя в огромном гнезде. Продлению этого кошмара способствовало сознание того, что я все еще опутана чем-то, что приняла за паутину.

Но освободившись в следующее мгновение от наваждения, я поняла, что связана веревкой, а паутина в действительности является сетью, всего лишь рыболовной сетью.

Сделав это утешительное открытие, мой мозг стал работать более осмысленно, и я осмотрела место своего заключения.

Это было небольшое узкое помещение с низким потолком, с полом из бамбуковых планок, на которых я лежала. Вначале я подумала, что это крошечная лачуга. «Но лачуги не движутся», — пробормотала я. А моя тюрьма явно не стояла на месте. Повозка? Автомобиль? Но не было слышно ни шума мотора, ни скрипа колес. Скользящее движение, ритмичный подъем и спуск… И тут до меня дошло: я находилась в лодке. Конечно же, это объясняло и откуда взялась рыболовная сеть, опутавшая меня. Но кому эта лодка принадлежит? Куда она плывет?

Было непохоже, чтобы кто-то собирался ответить на эти вопросы, поэтому я перекатилась по полу, пока не смогла посмотреть в маленькое отверстие. Суденышко представляло собой челнок, выдолбленный из дерева, около двадцати футов длиной и трех футов шириной. Каюта, в которой я лежала (как я узнала позже, она называлась «каджанг»), находилась на корме. На носу были подмостки, на которых на коленях стояли четверо мускулистых китайцев, обнаженных по пояс. Они ловко действовали длинными шестами, управляя лодкой. На корме, вне моего поля зрения, находился рулевой («камуди»). Это были мои похитители.

Увидев людей — кем бы они ни были — я испытала какое-то облегчение, Жуткое видение паука еще не исчезло до конца, к тому же гребцы не казались такими уж свирепыми на вид. Повинуясь первому душевному порыву, я крикнула, чтобы привлечь их внимание.

И тут же пожалела об этом. Один из них оглянулся и, увидев, что я умоляюще смотрю на него, сказал что-то своим приятелям. Остальные тоже оглянулись на меня и начали улыбаться. Это были нехорошие улыбки, и хотя я не понимала, что китайцы говорят друг другу, неприличный жест, который сделал один из них, дал мне понять смысл их реплик.

Я лежала, застыв от страха. Думаю, любая женщина чувствовала бы то же самое, оказавшись на моем месте. Я никогда особенно не боялась изнасилования, хотя и знала, как устроен этот мир. Мне просто не верилось, что женщина, тем более женщина культурная цивилизованная, может быть попасть в такую обстановку, при каких становится реальной угроза изнасилования. Теперь я знала, как ошибалась, потому что была беспомощной пленницей недружелюбно настроенных незнакомцев, которые вполне могли заставить меня выполнить их желания, какими бы гнусными они ни были.

Итак, я лежала там и ждала… и молилась. Вероятно, мои молитвы были услышаны, ибо ко мне никто не подошел. Мужчины вернулись к шестам (на самом деле они не пропустили ни одного гребка), и я начала верить в то, что, пока путешествие продолжается, я буду в безопасности. Путешествие… но куда? Из каюты я могла видеть лишь мутную воду реки и отрывочные полоски джунглей на берегу.

Мне не хотелось привлечь к себе внимание снова, поэтому я не пыталась пошевелиться, чтобы воспользоваться случаем увидеть больше. Да и к чему? Даже если бы передо мной открылась вся панорама, это вряд ли подсказало бы мне, где я нахожусь и куда направляюсь. Было очевидно, что Гурроч-Вейл остался где-то позади. Я не представляла, какое расстояние мы проехали, но солнце уже садилось, а это значило, что с того момента, как меня похитили, прошло около часа.

Меня мучило двойственное чувство. С одной стороны, я хотела, чтобы путешествие продолжалось бесконечно, ведь тогда отодвигалось бы то, что меня ожидало в его конце. С другой стороны, я осознавала, что с каждым пройденным ярдом я все больше удалялась от моих друзей. Что хуже, я так и не могла сообразить.

У меня, конечно, не было выбора, и до того, как я пришла к какому-нибудь решению, наше путешествие завершилось. Челнок стал поперек течения, пробился через преграду бамбуковых зарослей и водорослей и остановился в прибрежном иле. Двое гребцов выпрыгнули из лодки и начали вытаскивать ее на более твердую почву. Я закрыла глаза и ждала, когда они придут за мной. Единственное, на что я не переставала надеяться, так это на то, что я сумею каким-то образом освободиться и хоть посопротивляюсь.

Туземцы подошли, но ужасный момент откладывался. Бесцеремонно меня вытащили из каджанга, взвалили, как мешок с мукой, на шоколадное плечо и понесли в джунгли. В таком положении я могла видеть только землю. Из-за быстро наступившей темноты было трудно определить и направление нашего движения. Я предполагала, что мы завершим поход в каком-то укромном бандитском логове, где шайка мужчин с голодными глазами сидят на корточках вокруг костра.

Я ошибалась. Неожиданно земля подо мной вместо тропы, покрытой густой растительностью, стала обработанным полем. Первое, что я увидела, подняв голову, были не свирепые партизаны, а дети. Китайчата (а ими были все), собрались вокруг нас и рассматривали меня с таким любопытством, словно я была диковинным зверем, которого поймали их старшие соплеменники. Растрепанная, заплаканная, связанная сетью, со светлыми волосами, ниспадающими в беспорядке, я, наверное, была для них экзотическим зрелищем. Несколько любопытных рук протянулись ко мне, но были отброшены моими похитителями, не замедлявшими своего шага. В сопровождении гомонящих ребятишек мы, наконец, вошли в деревню.

Впрочем, «деревня» — слишком громкое название для того поселения. На площади около пяти акров были вырублены джунгли, и большая часть отведена под поля, на которых выращивались рис, бобы и разные овощи. В центре этой расчищенной площадки стояло несколько прилепившихся друг к другу ветхих навесов, которые там называют «бангсал». Там было больше людей, были и женщины, но прежде, чем я смогла определить их отношение ко мне — любопытство, враждебность или безразличие — меня занесли в лачугу и, как мешок с бобами, положили на пол.

На этот раз ждать пришлось недолго. Деревянные ступени лачуги скрипнули, и кто-то вошел в нее. Лежа на полу, я не могла видеть, кто это был. Несколько слов, произнесенных тихим, но властным голосом — и я почувствовала, что меня освобождают от сети, и через мгновение смогла перекатиться по полу и сесть относительно свободно. Я подняла голову, чтобы увидеть своего благодетеля.

Из было двое. Одним из них была девушка, невысокая и плотная, с невыразительным лицом в традиционной одежде китайского простолюдина, состоящей из двух кусков ткани. Ее я никогда не видела. Другого, который спокойно рассматривал меня, стоя в дверном проеме, я знала. Вид знакомого желтого лица и седеющей лысой головы был для меня, как глоток чистой воды для умирающего от жажды.

— Се Лоук! — закричала я. — О, слава богу, это вы!

Рыдая от облегчения, я с трудом поднялась на ноги. Я была готова целовать старика, который сейчас положит конец всему этому кошмару. Произошла какая-то ошибка, оказывается, я не была пленницей партизан-коммунистов.

Передо мной был мой почитатель, мой поклонник…

На его толстой шее я видела свой медальон, подаренный ему мною, с моим собственным именем, выгравированным на металле. По всей видимости, я говорила невнятно, потому что Се Лоук нахмурился и поднял руку, затем что-то сказал девушке, ответившей ему на том же языке, который я приняла за китайский.

— Да, да! Это я — Роксана Пауэлл, — нетерпеливо произнесла я, вспомнив затем, что он не говорит по-английски. Глупо, но в тот момент я очень боялась, что он не вспомнит меня, поэтому я повторила свое имя и добавила малайское слово «тигр» — единственное, которое я могла вспомнить, — «махан-махан».

В течение долгой минуты Се Лоук продолжал разглядывать меня. Я отчаянно выискивала в его лице сочувствие, но тщетно. Я слабо улыбнулась. Се Лоук в конце концов кивнул, что-то резко сказал девушке и, не ответив на мои молящие и растерянные взгляды, вышел из лачуги.

— Се Лоук! — закричала я. — Вернитесь! Разве вы не знаете, кто я?

Я бы побежала за ним, если бы на моем пути не встала девушка. Удерживая меня, она мягко сказала:

— Не делайте глупостей. Он прекрасно знает, кто вы такая. Вы думаете, почему вас привезли сюда?

— Вы говорите по-английски? — удивилась я. — В таком случае вы можете сказать им…

— Да, я говорю по-английски. Меня зовут Су Фа. — Она мягко подтолкнула меня на середину комнаты. — Я бы хотела, насколько это в моих силах, помочь вам. Но и вы должны слушаться меня. Вы понимаете? Пожалуйста, сядьте и отдохните. Вы, должно быть, очень устали.

— Нет, но я не понимаю, зачем я здесь.

— Вас похитили, — ответила она просто. — А теперь, пожалуйста, присядьте.

Больше я не нуждалась в понукании, ноги мои подкосились, и я рухнула на стул, который, наряду с маленьким столом, составлял единственную мебель обиталища.

— Так будет лучше, — одобрила Су Фа. — Скоро я принесу вам поесть.

Она развернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за руку.

— Пожалуйста, — принялась я умолять ее, — не уходите хоть вы. Останьтесь здесь. Поговорите со мной. Объясните, что произошло.

Су Фа колебалась, поглядывая на дверь, как бы ожидая неприятностей, если скажет мне лишнее, затем сказала:

— Думаю, большой беды не будет, если вы узнаете. Вас будут держать здесь до тех пор, пока за вас не уплатят деньги, большие деньги. Миллион американских долларов, я думаю. Все очень просто.

Вот оно что… Я была похищена с целью выкупа. Преступление, которое в наши дни рассматривается обычно как типично американское, на самом деле старо, как мир. Хотя у меня не было причин сомневаться в ее словах, они все еще не доходили до моего сознания.

— Но это невозможно! — воскликнула я. — Это ужасная ошибка! У меня нет денег, о которых стоило бы серьезно говорить.

Она недоверчиво улыбнулась.

— Я видела вас в фильмах. Мы также знаем о больших деньгах, уплаченных вами мистеру Керку за аренду плантации. Думаю, ваши друзья заплатят и за вас.

Очевидно, было бесполезным говорить ей о реальном положении: я поняла, что слухи сделали свое черное дело. У Се Лоука создалось ложное впечатление и о важности моей персоны, и о сумме, уплаченной Керку. Ужасная мысль пришла мне в голову, но я была не в состоянии выразить ее словами.

— А если Се Лоук выяснит, что заблуждается, и никто не выкупит меня?

— Мне бы не хотелось, чтобы это произошло, — медленно проговорила Су Фа, — потому что в таком случае мы будем вынуждены продать вас другой стороне. Как женщину. И это будет очень печально.

С этими словами она вышла из бангсала, оставив меня наедине с моими страхами. Хотя, не совсем так — охранник занял свой пост на ступеньках. Он был одним из тех, кто пленил меня, и когда я выглянула, он одарил меня еще одной недоброй улыбкой. Я поспешно отпрянула назад, села в сгущающейся темноте хижины и попыталась оценить ситуацию трезво. О побеге нечего было и думать. Даже если я ускользну от охранника — куда я побегу? Сами по себе джунгли, с их реальными и мнимыми опасностями, были для меня той же тюрьмой, удерживали меня надежнее любого замка. Все, что мне оставалось, — это ждать и надеяться.

— Кто собирается платить за тебя миллион долларов, — рассуждала я вслух. — Кто предложит за Рокси Пауэлл хотя бы десять долларов?

Насколько я понимала, Дэн и Джи Ди были мертвы, убиты теми, кто похитил меня. А если они и живы, что они могут сделать? У них нет денег, таких денег, которых ждет Се Лоук, а к тому времени, когда они смогут связаться со студией… Я вздрогнула. Кто же тогда спасет несчастную Рокси?

Керк! Его имя прогремело в моем мозгу, как церковный колокол, возвещающий спасение. Но я тут беспомощно прогнала эту мысль. Почему он должен что-то делать ради моего спасения? Он мне ничем не обязан.

Позже Су Фа принесла ужин, а утром — завтрак, в обоих случаях — миску риса. В промежутке как-то пролетела ночь.

Вначале мне удалось немного вздремнуть, но проснувшись среди ночи, я увидела охранника, который стоял в проеме дверей бангсала и пристально глядел на меня, лежащую на полу. Я подумала, что он хочет войти, и, по-видимому, так оно и было, но, увидев, что я не сплю, вернулся на свой пост. Уснуть я больше не могла.

День прошел без событий. Никто, кроме Су Фа, приносившей еду, не приблизился к месту моего заточения, хотя я слышала, что жизнь в деревне идет своим чередом. Вот бы узнать, что происходит на Гурроч-Вейл… Была суббота, день, когда мы собирались уехать, начав первый этап нашего путешествия домой. Дом… он казался таким же далеким, как детство.

Я знала теперь, что моя жизнь почти закончилась. С приближением новых сумерек я почти смирилась со своей судьбой и приготовилась покориться ей. Течение времени доказало, что спасения не будет. Се Лоук сейчас, вероятно, заключает сделку с бандитами, и те в скором времени должны будут прийти за мной. Интересно, какую выгоду они извлекут из моей смерти. Возможно, подложат мое тело на порог дома Керка, обезобразив его так, что лучше не думать об этом.

Я даже хотела поскорее умереть. Любой исход казался мне предпочтительней, чем дальнейшее пребывание наедине с моими мыслями.

В таком мрачном расположении духа я и уснула. Но когда какой-то звук разбудил меня спустя некоторое время, я чувство обреченности и отчаяние были такими сильными, что я мгновенно поняла: это конец, хотя услышанный мною шум был похож всего лишь на чьи-то шаги по ступенькам домика. Это мог быть охранник, шедший посмотреть на меня, как в прошлую ночь, и все же я была уверена, что это не так.

И не ошиблась. Человек, появившийся в дверном проеме, не был охранником. Это был незнакомый туземец, голый по пояс, с отливающим в жемчужно-сером лунном свете ножом в руке. Он был воплощением ужаса, вершиной кошмара.

Когда его взгляд скользнул по комнате в поисках меня, я поняла, какую злую шутку сыграл со мной мой мозг. Я не была готова умереть благородно, я совсем не хотела умирать! Все мое существо жаждало избавления! Но его неоткуда было ждать.

На четвереньках я поползла в дальний угол хибарки. Это движение выдало меня. Двумя быстрыми прыжками мой убийца настиг меня, шаря руками вокруг. Я широко открыла рот в последней отчаянной попытке протеста. Но даже в этом мне было отказано.

Сильная рука закрыла мне рот, и в тот момент: когда я вся сжалась в ожидании невыносимой боли, услышала голос у себя над ухом… Господи, такой знакомый, любимый голос, произнесший: «Тише, все будет хорошо».

И я разрыдалась в объятиях Луэлина Керка.

Загрузка...