Вся жизнь - экспедиция

Новая земля

Огромной, почти тысячекилометровой дугой взметнулась с юга на север Новая Земля. Ее обычно скромно называют островом, но в действительности она — архипелаг, состоящий из двух крупных островов, Северного и Южного, разделенных проливом Маточкин Шар, а также бесконечного множества прибрежных островов и островков. Слева, с запада, — сравнительно теплое, как правило, безледное, доступное для судов Баренцево море. Справа, с востока, — Северный Ледовитый океан, начинающийся Карским морем. Новая Земля — истинный «Гибралтар Арктики», по очень точному выражению Р. Л. Самойловича, как бы сторожащий вход из Баренцева моря в Карское, природный барьер между полярным западом и арктическим востоком.

Одновременно Новая Земля — это Антарктида в миниатюре. Ее Северный остров перекрыт мощным ледниковым щитом, с высоких снежно-ледяных горных хребтов вниз, к побережью, часто срывается новоземельская бора, ураганный ветер типа знаменитого антарктического «стока» (впрочем, о природе шестого континента люди начали судить лишь в последние десятилетия, тогда как на Новую Землю русские поморы ходили с древнейших времен). Голые скалы, бело-голубые ледники, круто обрывающиеся в море и рождающие грозные айсберги, узкая полоска почти безжизненной каменистой прибрежной суши с крошечными «островками» полярных маков, разноцветных мхов и лишайников да время от времени фигура гордо вышагивающего белого медведя — таков облик северной части Новой Земли.

Южный остров издавна славился богатыми промыслами. Северный остров также считался, несмотря на неласковую природу, лакомым арктическим кусочком и для исследователей, и для промышленников.

Эти полярные острова, на которых располагались нечастые русские и ненецкие поселения, становища, фактории, регулярно посещали иностранные мореплаватели. Они вели здесь промысел рыбы и зверя, и кое-кто из них склонен был поглядывать на Новую Землю как на свою вотчину. В самом начале 20-х годов особый интерес к архипелагу стали проявлять норвежцы, и начальник Северной научно-промысловой экспедиции мгновенно отреагировал на это. Самойлович недаром столько лет, столько усилий отдал Шпицбергену, защите русских интересов на нем. Теперь, став во главе солидной государственной организации, он сделал все, чтобы утвердить право своей страны на «далекую, но нашенскую» Новую Землю. Ее изучение и освоение, подчеркивал он в середине 20-х годов, «дает нам не только интересные научные результаты, но и все более закрепляет экономически за СССР эту отдаленную окраину».

Начиная с 1921 года отряды, руководимые начальником Севэкспедиции, почти ежегодно стали отправляться на Новую Землю. С 1921 по 1927 год Самойлович провел туда пять плаваний, то есть ровно столько же, сколько в свое время Русанов. Он в прямом смысле слов принял эстафету из рук безвременно погибшего старшего товарища, стремясь организовывать свои экспедиции по образу и подобию русаковских.

Однако при этом Самойлович совершенствовал методику работ, расширял и углублял сами исследования, внедрял новые и новейшие приборы. Если новатор-исследователь Русанов впервые применил на Новой Земле моторные шлюпки для обследования берегов, то Самойлович, наверное, одним из самых первых в Арктике начал использовать во время плаваний и походов всемогущее радио, и в штатах его экспедиции появилась должность радиотелеграфиста.

Парусно-моторная шхуна «Шарлотта», парусномоторный бот «Грумант» с моторчиком в 5 лошадиных сил, зверобойное судно норвежской постройки «Эльдинг» (он же — «Зарница»), обыкновенные гребные шлюпки — вот на каких «кораблях науки» выходили к берегам Новой Земли экспедиции Института Севера. На них были совершены замечательные, в некоторых отношениях уникальные рейсы, позволившие посетить и обойти едва ли не все острова и островки архипелага. Научные сотрудники самых разных профессий обследовали заливы, бухты, губы, проливы Новой Земли, проделали тысячекилометровые маршруты по берегам и глубинным горноледниковым районам обоих больших островов. В этих рейсах и рейдах принимали участие географы, геологи, гидрографы, астрономы, геодезисты-топографы, зоологи, ботаники, почвоведы… Астрономия, геодезия, картография — эти дисциплины требовали высокой точности инструментальных наблюдений и измерений, чего в экспедициях Русанова не было.

Начальник новоземельских экспедиций старался раздобыть новые и отнюдь не дешевые приборы, аппаратуру, оборудование. Все это приходилось закупать не только на «вольном рынке», но и за границей — в Германии, Норвегии.

Среди многих интересных и ярких человеческих качеств Рудольфа Лазаревича выделялось одно, особенное, коль скоро речь идет о руководителе полярных экспедиций: он исключительно умело подбирал себе товарищей. В первую очередь, естественно, научных сотрудников, а их в каждой полевой партии насчитывалось по 5–8 человек (всего же в отряде бывало и 10, и 15, и даже более 20 человек). Работали здесь исследователи зрелые, испытанные, такие, как профессор-биолог К. М. Дерюгин или профессор-геолог П. В. Виттенбург, участник шпицбергенской экспедиции Самойловича 1913 года. Рядом с ними были молодые, одаренные и одержимые изыскатели, вскоре сделавшиеся признанными учеными-полярниками, навсегда, как и их учитель, связавшими свою судьбу с Севером: гидролог В. В. Тимонов, гидрохимик А. Ф. Лактионов, зоолог Г. П. Горбунов (брат управляющего делами Совнаркома РСФСР и СССР, видного партийного и государственного деятеля Н. П. Горбунова, который неизменно помогал Северной научно-промысловой экспедиции). Был среди ближайших учеников и соратников Самойловича и совсем юный в ту пору сотрудник Миша, Михаил Ермолаев, исполнявший обязанности секретаря начальника, коллектора, топографа, а со временем геолога, геохимика, гляциолога (ныне Михаил Михайлович — профессор Калининградского университета, крупный советский физикогеограф).

В новоземельских операциях принимали участие весьма разные, но неизменно интересные и колоритные личности. Даже рядовые члены экспедиции — штурманы, матросы, рабочие, новоземельские промышленники-охотники были людьми нестандартными, по-своему даровитыми.

Легко ли приходилось на Новой Земле Самойловичу? Конечно, нет. Но читаешь сегодня один из многочисленных документов той поры, написанный рукой Самойловича летом 1925 года, — и диву даешься: сколько же было в нем любви к людям и веры в них! Рудольф Лазаревич обращается в архангельскую таможню с просьбой выдать его новоземельскому отряду побольше заграничного рома и коньяка, в те времена довольно дефицитных. «Эти напитки, — пишет он на институтском бланке, — крайне необходимы в условиях полярного плавания и в случае возможной зимовки».

Он великолепно знал, какие люди собрались в его экспедиции, видел, что есть среди них личности нестойкие, понимал, что взять с собой на Новую Землю большой запас рома и коньяка означало взвалить на себя серьезнейшую ответственность за судьбу всего дела, особенно в случае вынужденной зимовки.

Но он знал также и другое: людям, особенно на зимовке, необходимо порой расслабиться, привычно, как на Большой земле, отметить праздник, памятный день. Спирт может остро понадобиться в лечебных целях, он большое удовольствие после нечастой в полярных условиях баньки… Начальник новоземельских экспедиций стремился скрасить нелегкий арктический быт людей, в чью порядочность свято верил.

Летний сезон 1925 года принес его очередной экспедиции особый успех. Рейс «Эльдинга» вошел в историю Арктики хотя бы потому, что это было лишь третье или четвертое по счету плавание вокруг северной оконечности Новой Земли. Судно имело водоизмещение в 50 тонн, меньше даже, чем русановский «Геркулес» (мотор, правда, был помощнее), команда и научные сотрудники обитали в страшно тесном кубрике, а начальник экспедиции, капитан и его помощник размещались в так называемом салоне. Перед тем как лечь спать, двое выбирались на верхнюю палубу, а третий (им-то и был Самойлович) чуть ли не ползком пробирался в «гроб», узенькую койку, вдавленную в борт, ибо только таким способом можно было устроиться на ночлег. Однако именно «Эльдинг» добыл наиболее полные и разносторонние сведения о природе Новой Земли.

Полевой дневник Самойловича за экспедиционный сезон 1925 года — крошечная географическая энциклопедия. Помимо детального описания погрузок-разгрузок, цифр расхода средств, горючего, продуктов, списка сделанных во время рейса фотографий (Рудольф Лазаревич профессионально снимал, его фотоработами иллюстрированы многие научные и научно-популярные публикации), результатов наблюдений, зарисовок прибрежных террас и ледников, моренных гряд и птичьих базаров здесь содержатся также разнообразные размышления об экономике архипелага, о ненецких и русских промысловых стойбищах, о новоземельских аборигенах.

В губе Белушьей Самойлович беседует с Ильей Константиновичем Вылкой, с тем самым Тыко Вылкой, который когда-то был проводником у Русанова, а в советское время стал председателем Новоземельского островного совета, «президентом Новой Земли», как любовно величали его избиратели. Они с Рудольфом Лазаревичем, тепло вспоминают Русанова, Илья Вылка показывает по карте маршруты своих давних походов, совершенных вместе с Русановым, с большим знанием дела рассуждает о богатствах новоземельских недр, и Самойлович аккуратно заносит в дневник слова этого незаурядного человека, охотника, следопыта, талантливого ненецкого художника. На тех же страницах дневника появляются и такие записи: «Промысел песца этой зимой был неважным. Наибольшее количество взял Аким Пырерко (9 шт.). Песец не брал привады — по-видимому, было много мышей (т. е. леммингов. — 3. К.). «Песец грамотный стал», — говорит Кузьма Ледков, проживший здесь 33 года».

Начальнику экспедиции до всего было дело! Он карабкался по скалам, обмерял высоту моренных холмов, брал пробы воды из ледниковых речек и озер, проводил метеорологические наблюдения, описывал геологические разрезы, фотографировал куртины полярных цветов, пятна разбитых морозобойными трещинами вечномерзлых грунтов. Одновременно директор Института Севера ни на день не забывал о Ленинграде. Толстый журнал радиограмм пестрит депешами, отправленными им с борта «Эльдинга». Самойлович сообщает в институт о ходе экспедиции, интересуется, в каких размерах утверждены сметы и штаты на будущий год, советует коллегам, где в первую очередь разворачивать те или иные исследования. В Ленинград уходит его приветствие в связи с 200-летием отечественной Академии наук, а в Москву, сразу в несколько адресов (Кремль — Горбунову, ВСНХ, Комитет Севера, Госплан), — краткий радиоотчет об экспедиции: «Задачу обследования северной части Новой Земли выполнили полностью. Благополучно высадились на мысе Желания, открыли новые заливы и бухты, вполне пригодные для колонизации. Произведена съемка, сделано определение астрономических пунктов, несколько гидрологических разрезов, собран обширный научно-промысловый материал в районе, где никто никогда не был».

Имеет смысл еще раз вспомнить, какой ценой добывалась на Новой Земле научная информация шестьдесят лет назад. Слабенькие моторные суда, паруса да весла, ненадежная радиосвязь, отсутствие современных навигационных приборов, скудное питание, дискомфорт (выражаясь сегодняшним языком), почти полное незнание режима морских течений и дрейфа ледяных полей. Следует сказать, что именно в результате работ отрядов Самойловича специалисты узнали много нового о течениях у берегов Новой Земли.

Маломощные суда то и дело садились на мель, и люди прыгали за борт, в ледяную воду, перетаскивали грузы на берег, сталкивали судно с мели и вновь загружали его. А тут внезапно подходили к берегу льды, и нужно было бежать от них, лавируя в узких разводьях, чтобы не попасть в ловушку, не зазимовать в сотнях миль от обитаемых мест.

Неожиданности постоянно подкарауливали их, однако ни одна новоземельская экспедиция, возглавляемая Самойловичем, не завершилась бедой. Несомненно, очень многое зависело от начальника экспедиции. Обладая широкими и добротными знаниями, Рудольф Лазаревич выбирал интересные и многообещающие маршруты. Он всегда был в гуще событий, вместе со всеми выпрыгивал из шлюпки, тянул ее волоком, тащил бечевой, расталкивал багром льдины. Он вел себя так и во время всех последующих плаваний на ледоколах и ледокольных пароходах. Объявлялся аврал — и он вместе с экипажем брался за лопату, таскал на плечах неподъемные мешки с углем, подставлял спину под тяжелые ящики и бревна, долбил во льду лунки для закладки взрывчатки…

Во время одного из рейсов «Эльдинг», проводивший обход и описание новоземельских берегов, вошел в широкий разлапистый залив на северо-западе архипелага, в Русскую Гавань. Самойлович и его юный помощник Ермолаев высадились здесь для обследования местности. Их привели в восторг и скалистый берег с небольшим, но скандальным птичьим базаром, и удобные боковые бухточки, и, конечно, сам залив со спускающимся в него величественным ледником Шокальского. Непогода вынудила путников искать убежища под опрокинутой вверх килем шлюпкой. Тесно прижавшись друг к другу, они вслух мечтали о тепле и уюте отнюдь не комфортабельного «Эльдинга», но Рудольф Лазаревич мечтал одновременно и о другом: он видел множество судов, стоящих на якорях в заливе Русская Гавань, видел научно-исследовательскую станцию на берегу, у самого края ледника…

Такая станция появилась здесь осенью 1932 года. Не обычная полярная зимовка, а целая исследовательская обсерватория, одна из научных арктических «столиц» 2-го Международного полярного года, в организации которого самое деятельное участие принимал Рудольф Лазаревич Самойлович. Начальником Русской Гавани был двадцатисемилетний географ, геолог, гляциолог Михаил Ермолаев, и многое из того, что пережили на Новой Земле зимовщики, вошло затем в известный целым поколениям наших зрителей фильм «Семеро смелых» (М. М. Ермолаев был одним из консультантов этой картины режиссера С. А. Герасимова). В строительстве полярной станции в Русской Гавани участвовал тринадцатилетний Володя Самойлович, сын Рудольфа Лазаревича. Его труд на Новой Земле заслужил высшую оценку — на географической карте появилась губа Володькина!

Пять новоземельских экспедиций Института Севера собрали богатейший научный урожай. Добытые на архипелаге материалы даже в наши дни продолжают привлекать внимание специалистов-полярников. Но необходимо иметь в виду: собрать сведения, отнаблюдать — лишь часть дела. Главное — поскорее обработать горы цифр, вычертить графики, составить таблицы, чтобы потом осмыслить свершенное и сделать выводы из полученной информации. Все результаты полевых наблюдений на Новой Земле были тогда же, в конце 20-х годов, обработаны, суммированы и изданы с комментариями и резюме на английском либо немецком языке. А вслед за этими первичными публикациями стали появляться обобщающие теоретические работы, толстые тома «Трудов» Севэкспедиции и Института Севера.

Экспедиции 20-х годов уже тогда были по заслугам высоко оценены Высшим советом народного хозяйства, отметившим «выдающуюся энергию и настойчивость в достижении намеченной цели» участников плаваний на Новую Землю.

Наступил 1928 год, и события, разыгравшиеся летом того года в другом районе Северного Ледовитого океана, прославили имя Рудольфа Лазаревича Самойловича, оттеснив и Шпицберген, и Новую Землю, и все, что было прежде.