Вторая жена

ГЛАВА 1

Я счастлива. Просто в экстазе. Вот как должна думать женщина, когда мужчина, которого она любит, предлагает ей руку и сердце и она отвечает согласием.

В подсознании что-то копошилось, но, увы, никак не проявлялось. Фелисити была уверена, что именно так она себя и чувствует. Вот если бы это ощущение вылезло на поверхность, тогда бы я не чувствовала, но знала, мрачно думала она. Но вместо этого испытываю дурное предчувствие, которое портит всю радость. Ох уж эти семейные дела!

Однако это не помешало ей испытать острый приступ любви к своим домашним. Логика была тут ни при чем. Семейная жизнь — это постоянная смена эмоций. Во всяком случае, в их семье так и есть.

Перед умственным взором Фелисити возникли образы ее матери и дочери. Следовало еще несколько месяцев назад сказать им, что они с Тони всерьез подумывают о женитьбе. Но, если к делу не лежит душа, его обычно откладывают в долгий ящик. Однако рано или поздно приходит день, когда откладывать уже некуда. Придется все рассказать. Причем обеим. Она собирается снова выйти замуж.

Фелисити поняла, что грезит в рабочее время, почувствовала себя виноватой, взяла затрепанную рукопись с загнутыми полями и попыталась сосредоточиться. Но мысли перескакивали с одного на другое, ходили по одному и тому же кругу и она то и дело возвращалась к началу, еще более подавленная и сбитая с толку, чем раньше. Думать об этом было бессмысленно. Пришла пора действовать.

— Надеюсь, сегодня ты не собираешься задерживаться? — В полуоткрытую дверь кабинета просунулась голова Оливера Дикенса. Оливер был ее боссом, исполнительным директором «Дикенс букс», и Фелисити очень его любила.

— Нет. Только на минутку.

Дикенс вошел и примостился на краю ее письменного стола, отодвинув рукопись в сторону. Он смотрел на Фелисити с любовью. Та годилась ему в дочери. Среднего роста, очаровательно пухленькая, женственная, с короткими темными вьющимися полосами и огромными голубыми глазами. В общем, чрезвычайно привлекательная молодая женщина. Оливер был рад, что Фелисити наконец-то снова собралась замуж; она заслуживает счастья.

— Где та счастливая девушка, за которую во время ланча мы пили шампанское? — спросил он. — Надеюсь, ты не передумала?

— Конечно нет. — Это была правда. Фелисити заботил не сам новый брак, а то, каким образом он скажется на всех остальных.

Оливер наклонился к ней.

— Ступай домой, — решительно сказал он, — и сообщи матери и дочери хорошую новость. Держу пари, они будут прыгать от радости. До потолка. Фелисити медленно складывала ручки в ящик письменного стола.

— Может, прыгать они и будут, — пробормотала она, — но сомневаюсь, что от радости. Круглое лицо Оливера расплылось в улыбке.

— Перестань волноваться, — велел он. — Все эти годы они были эгоистками. Ничего, дай срок, и они привыкнут делиться. Так что ступай. И, ради Бога, не забудь сначала поговорить с дочерью. Думаю, с ней тебе будет труднее, чем с матерью.

Фелисити устало потерла глаза, и Оливер превратился в туманное пятно.

— Почему? — Она зевнула, взяла рукопись и положила ее поверх кипы, лежавшей на радиаторе. Все равно читать не было смысла; она не смогла бы уделить работе нужное внимание.

Оливер одобрительно кивнул.

— Вот и умница.

— Ты хотел объяснить, почему с Аннабел будет труднее, — напомнила ему Фелисити.

— Возраст. Подростки все такие. С моими двумя дочерьми было трудно всегда, и чаще всего из-за пустяков. Слава Богу, что они теперь взрослые. — Он наклонился, начал шарить по полу и тут же задохнулся.

Фелисити посмотрела на него с тревогой.

— Оливер, тебе следовало бы следить за своим весом, — сказала она. — Подумай о своем сердце. Помнишь, что сказал врач?

— Да, да, помню. Я действительно сяду на диету. На следующей неделе. — Привычная фраза заставила Фелисити улыбнуться, но Оливер этого не заметил; он все еще что-то разыскивал. — Лучше о себе подумай, — отдуваясь, произнес он. — Наберись смелости, иди домой и немедленно скажи матери и дочери, что у тебя есть планы на будущее. А когда ты положишь на стол свою козырную карту — то, что вы будете жить в деревне, — даже Аннабел будет побеждена. Каждый, у кого есть голова на плечах, мечтает уехать из Лондона. — Он выпрямился. — Вот, возьми с собой. Бутылка шампанского. Это поможет их умаслить.

— Ох, Оливер! Не надо было…

— Почему люди всегда говорят одно и то же? — воскликнул Оливер. — Вместо того чтобы сказать: чудесно, большое спасибо?

— Чудесно, большое спасибо! — Фелисити перегнулась через стол и поцеловала его в морщинистую щеку, мельком подумав: когда Тони состарится, его кожа будет такой же. Было приятно сознавать, что она сможет проверить это. — Я сказала так, потому что этого действительно не требовалось. Но я благодарна тебе. Честное слово.

Оливер расплылся в улыбке и попятился к двери.

Внезапно настроение Фелисити улучшилось. С какой стати ей волноваться? В конце концов, на дворе девяностые годы. Другие женщины меняют мужей чаще, чем она меняет шляпки (у Фелисити имелась одна-единственная шляпка, которую она ненавидела), а Тони будет у нее всего вторым за небогатую событиями жизнь. Все будет в порядке. Конечно, в порядке. В конце концов, ей только тридцать пять; она имеет право на личную жизнь. Неужели ее мать и дочь считают, что она должна вечно оставаться вдовой?

Однако выяснилось, что Аннабел именно так и считает. Хуже того, она недвусмысленно высказала свое мнение.

— Я не хочу нового отца. — Голос девочки прерывался от гнева. — Мне нравится прежний. С ним нет никаких хлопот. Он ни во что не вмешивается.

Пора, шепнул ей внутренний голос, и Фелисити решила выдвинуть тот аргумент, который Оливер назвал ее козырной картой.

— Милая, ты только подумай… Мы будем жить в деревне.

Выражение лица Аннабел было достаточно красноречивым и говорило само за себя. Похоже, эта мысль была для нее хуже смерти.

— Я не хочу там жить, — мрачно сказала она. — Там полно деревьев, травы и кусачих насекомых. А самое плохое, что там нет приличных магазинов.

— Конечно, деревьев там больше, чем в Лондоне. Тем более что место, в котором мы будем жить, так и называется: Нью-Форест, — осторожно сказала Фелисити, выбрав для начала наименее важное из возражений дочери. — Но поблизости есть несколько городов, и магазины там ничуть не хуже лондонских. — Пытаясь опередить надувшуюся дочь, она торопливо добавила: — Ну, почти не хуже. — Затем Фелисити воспользовалась еще одним доводом, который призван был смягчить сердце дочери: — У тебя будет собственная спальня, которую ты сможешь отделать по своему вкусу. Так сказал Тони.

Однако Аннабел была неумолима.

— Я не поеду в деревню, — упрямо сказала она и добавила: — Ты выходишь за него только из-за секса! Это отвратительно!

— Но секс — это… — Фелисити собиралась сказать, что секс — прекрасная вещь, если люди любят друг друга, однако Аннабел не дала ей открыть рот. Было ясно, что девочка придерживается совершенно противоположного мнения.

— Мы в школе изучали секс во всех подробностях, так что я знаю об этом все, — сказала она с апломбом тринадцатилетней девочки. — Нам пришлось смотреть видео, и могу сказать, что это было отвратительно. Двигающиеся голые тела. Противно даже тогда, когда этим занимаются молодые люди, а вы оба такие старые! Могу себе представить Тони без одежды. Фу! Фу! Фу!

Фелисити смотрела на дочь с ужасом. Она предполагала, что Аннабел давным-давно знает о сексе. Теперь стало ясно, что это ошибка. Возможно, причина заключается в том, что девочка выглядит старше своего возраста. В валявшихся по всей квартире журналах для подростков статьи о сексе были самыми многочисленными. Как можно все понимать шиворот-навыворот? Интересно, что за видео им показывали в школе? На следующем родительском собрании нужно будет поговорить с классной руководительницей. Но пока что необходимо как-то побороть враждебность Аннабел.

— Женатые люди делают это все время, — бодро сказала Фелисити, рассудив, что лучше всего придерживаться делового тона.

— Фу!

Фелисити стояла на своем. Нельзя показывать, что упрямство и невежество Аннабел пугают ее.

— Женатые люди занимаются сексом… то есть любовью. Причем главное здесь любовь, а секс — побочный продукт. — Фелисити была довольна собой. Пара предложений, объяснявших что к чему, должна сделать свое дело. Она облегченно вздохнула.

Но едва дочь открыла рот, как стало ясно, что она поторопилась с выводами. В последнее время Аннабел то и дело заставляет Фелисити чувствовать себя плохой матерью.

— Я никогда не выйду замуж и не буду заниматься сексом. — Кипевшая от негодования Аннабел сгорбилась в кресле.

— Ну а я выйду, — ответила Фелисити. — И не стану спрашивать твоего согласия. Вы, юная леди, поедете со мной и Тони в Оукфорд. Вот и все. — Добиться подчинения Аннабел силой далеко не самый лучший метод с точки зрения педагогики, но Фелисити уже исчерпала свой запас терпения.

— Тогда я возьму с собой Тигра.

— Это невозможно. Ты знаешь, что кот принадлежит бабушке. Но, когда мы обживемся на новом месте, ты сможешь завести котенка. — Аннабел открыла было рот, пытаясь что-то возразить, однако Фелисити ее опередила. — А теперь ступай в свою комнату делать уроки. И заруби себе на носу: я выхожу замуж. Разговор окончен.

— Ладно. — Аннабел пулей вылетела из комнаты. — Но не проси меня быть подружкой невесты!

Тигр покосился вслед Аннабел, заурчал, как мотоцикл на полном ходу, и начал тереться об ноги Фелисити. Она наклонилась и почесала кота за рваным ухом. Тигр всю жизнь был бойцом, но в последнее время несколько утратил былую воинственность, чувствуя, что тягаться с молодыми соседскими котами ему уже не по силам.

— Ох, Тигр, — пожаловалась Фелисити, — почему жизнь такая сложная штука?

Хотя жизнь Тигра была ничуть не проще, он продолжал довольно мурлыкать. Фелисити сделала глубокий вдох, готовясь к разговору с матерью и убеждая себя, что с Айрин ей будет легче.

— Ну, моя милая, надеюсь, теперь ты купишь новую кровать и заново отделаешь спальню.

Неужели жизнь сыграла со мной очередную злую шутку? Или просто все матери и дочери не понимают друг друга? — ломала себе голову Фелисити. Она пробыла в роли дочери тридцать пять лет, но понимала мать не лучше, чем в момент своего появления на свет.

— Мама, — промолвила она, пытаясь сохранить терпение, — я говорю тебе, что собираюсь выйти замуж. Кстати говоря, напоминаю, что ты мечтала об этом несколько лет. А ты в ответ спрашиваешь, не собираемся ли мы покупать новую кровать.

Однако на образ мыслей матери это ничуть не повлияло.

— Так собираетесь или нет? — только и спросила она.

Фелисити начала чувствовать раздражение. Шампанское Оливера все еще остывало в холодильнике. Видимо, там ему и следует оставаться; судя по всему, умаслить Аннабел и Айрин не может ничто.

— Этот вопрос мы с Тони не обсуждали, — буркнула Фелисити. — Честно говоря, я об этом и не думала, — добавила она. Айрин Хоббит сделала глоток хереса, заправила прядь седых волос в пучок на затылке и безмятежно улыбнулась дочери.

— А я бы на твоем месте подумала об этом в первую очередь, — откликнулась она.

Фелисити сделала глубокий вдох, заскрежетала зубами, сосчитала до десяти, потом подошла к буфету и налила себе большой бокал красного вина.

— Почему ты не можешь вести себя как все другие люди и просто сказать: «Поздравляю»? — спросила она. — Ты не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Конечно, хочу, дорогая. Не пей слишком много вина, а то испортишь печень.

Фелисити открыла рот, собираясь сказать, что, судя по количеству хереса, которое мать выпивает за день, ее печень должна была испортиться давным-давно.

Однако мать продолжила, не дав ей вставить слово:

— Именно поэтому я и обращаю твое внимание на все эти препятствия.

Фелисити подумала, что понять логику рассуждений матери выше ее сил.

— Кровать не препятствие.

Ее слова та оставила без внимания. Она театрально взмахнула бокалом, остановив его в нескольких миллиметрах от своей левой груди. Фелисити не в первый раз подумала, что ее мать так и не нашла себя. Айрин отличалась способностью делать драму из самых обычных вещей. Ей следовало играть на сцене.

— Я знаю, что значит быть вдовой, — промолвила Айрин голосом, который услышали бы в последнем ряду галерки любого театра. Она выдержала паузу, тяжело вздохнула и добавила замогильным тоном: — Поверь мне, знаю.

— Да, но…

— Одиночество. Страшное одиночество в пустой постели. Но нельзя выходить замуж второпях. Это очень серьезный шаг, который следует тщательно обдумать. — Айрин прервалась, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.

Фелисити воспользовалась этим, чтобы высказать свою точку зрения:

— Мама! Мне тридцать пять. Я вдовею уже девять лет. Теперь я встретила человека, за которого хочу выйти замуж. Согласись, девять лет вполне достаточный срок. — Да, но ты знаешь Тони всего четыре месяца. Я не доверяю мужчинам. Может быть, Тони нужен человек, который будет стирать ему трусы и носки.

— У него есть для этого стиральная машина! Кстати, довожу до твоего сведения, что эти четыре месяца были лучшим временем в моей жизни. Мы не подростки. В нашем возрасте четыре месяца вполне приличный срок. Чего ты хочешь? Чтобы мы подождали со свадьбой до выхода на пенсию? — Несмотря на свое решение, Фелисити начала терять терпение. Она забыла сосчитать до десяти и вновь разозлилась. Теперь на мать.

— Не нужно повышать голос, дорогая, — ровно ответила Айрин. — Я просто хочу помочь. Воззвать к твоему рассудку.

— Ага, к рассудку. С помощью реплики о кровати. — Безмятежное выражение лица матери выводило Фелисити из себя. Из всех поз матери самой невыносимой была поза все понимавшей и давно страдавшей женщины. — Мы с тобой слишком долго прожили вместе, — бросила она, залпом допила вино и снова наполнила бокал.

Айрин Хоббит подняла брови и недовольно покосилась на бутылку в руке Фелисити. Очки с полукруглыми стеклами поблескивали в свете настольной лампы, придавая ей профессорский вид.

— Почему ты всегда говоришь это, когда дело доходит до серьезного разговора между матерью и дочерью?

— Потому что это правда, — ответила Фелисити. — Мне нужно было забрать Аннабел и уехать много лет назад.

— Интересно куда? — спокойно спросила мать.

— Куда-нибудь.

— На это у тебя не было денег. Всю свою жизнь ты проработала редактором у Дикенса. Тебе платили гроши и заваливали грудами безграмотных рукописей.

Да, верно. Фелисити никогда не зарабатывала столько, чтобы жить так, как ей нравилось. Если бы она куда-нибудь переехала, то не смогла бы позволить себе такой же дом, как Примроуз-Хилл. Уже не в первый раз она проклинала свой болтливый язык. Вырыла яму и сама в нее свалилась. И все же, несмотря на презрительное отношение матери и скудное жалованье, она любила свою работу. Надеяться на понимание не приходилось, однако Фелисити все же попыталась объяснить Айрин что к чему.

— Я уже сто раз говорила тебе, что не хотела заниматься ничем другим. Спасибо за то, что все эти годы ты позволяла нам с Аннабел жить здесь, но…

Однако мать уже оседлала своего любимого конька.

— Я никогда не могла понять, почему ты не перейдешь в издательство побольше.

— Мне нравится Оливер Дикенс. Он один из немногих издателей, у которых еще осталась совесть.

— О том и речь. Именно поэтому «Дикенс букс» не слишком прибыльное предприятие. Попомни мое слово, скоро оно прогорит.

Между матерью и дочерью было еще одно большое различие. Шестидесятипятилетняя Айрин Хоббит выглядела мягкой, добродушной седовласой старушкой. Но тот, кто имел с ней дело, знал, что на самом деле она умна, проницательна и тверда как сталь. У нее был острый нюх на выгодные сделки. Она успевала что-то купить, продать и положить прибыль в банк задолго до того, как другому приходила в голову подобная мысль. Эта дама специализировалась на старинных вещах. Она руководила фирмой «Хоббит — справедливые цены», имевшей полтора десятка киосков на уличных рынках, разбросанных по всему Лондону. Три из них находились на Кэмден-Лок, неподалеку от небольшого домика, который Айрин делила с Фелисити и Аннабел.

— Конечно, — Айрин сделала паузу, допила остатки хереса и тяжело вздохнула, — у тебя никогда не хватало мозгов для настоящего бизнеса. Ты вся в отца. Надеюсь, с Аннабел нам повезет больше. Когда она станет старше, то сможет продолжить дело. Если это случится, девочка никогда не будет испытывать нужды.

— Я не хочу, чтобы она была уличной торговкой.

Айрин резко вскинула голову. — В честной торговле нет ничего плохого! Раньше тебе и в голову не приходило задирать нос. Но теперь, когда ты выходишь замуж за врача…

Фелисити поняла, что допустила бестактность.

— Мама, я не хотела сказать ничего плохого. Но я надеюсь, что Аннабел поступит в университет, а там будет видно.

— А вдруг она захочет стать уличной торговкой, как ты только что назвала меня?

— Может быть. Пусть сначала вырастет, а потом решает.

— Очень любезно с твоей стороны, — фыркнула Айрин.

— Однако, — выпалила Фелисити, решив как можно скорее поставить все точки над «І», — в ближайшем будущем она будет жить со мной в деревне.

— А как же с ее танцами? В академии мисс Леоноры ее так хвалят.

— Будет ходить на занятия в Оукфорде.

— Это деревня, — возразила Айрин. — Ты сама так сказала.

— Ну если не в Оукфорде, то в Уэстгэмптоне. Это большой город. До него всего десять миль.

— Может быть, город и большой, но он расположен в графстве Гемпшир, а это глухая провинция. Аннабел не захочет и слышать о переезде. — Все, что находится за пределами Большого Лондона, кажется Айрин Хоббит подозрительным. Во время войны она была эвакуирована на ферму в Суссексе и очень неохотно прожила там неделю. Эта неделя на всю жизнь убедила ее, что деревня — мерзкое, негигиеничное место, где живут дикие животные и весьма странные люди.

— В Гемпшире ей очень понравится, — ответила Фелисити, решительно отгоняя от себя все сомнения. — Едва мы там окажемся, как она забудет про балет и будет сходить с ума по лошадям. В Черри-Триз есть пони по кличке Белые Носочки и большая собака Лабрадор, которую зовут Пруденс.

— Ты всегда боялась собак, — буркнула мать.

— А теперь не боюсь, — возразила уязвленная Фелисити. Как обычно, мать была права. — Ты велела мне сторониться собак, и поэтому я к ним не привыкла. — Она попыталась вернуть разговор в прежнее русло. — Как бы там ни было, я уже сказала Аннабел, что выхожу замуж за Тони, и она…

— И что она ответила?

Фелисити не собиралась пересказывать болезненную сцену.

— Ну? — повторила мать. — Что же она ответила?

— Захотела взять с собой Тигра.

— Только через мой труп! Горячность матери заставила Фелисити улыбнуться.

— Этот старый забияка для нее свет в окошке. Конечно, я сказала ей, что это невозможно, потому что Тигр принадлежит тебе.

— Она сможет приезжать к нему в гости.

— Я сказала Аннабел, что после переезда она сможет завести котенка.

— Котенок не поладит с собакой, — пессимистическим тоном заявила Айрин.

Но Фелисити продолжала стоять на своем.

— Кроме того, я сказала, что она сможет отделать свою спальню так, как ей хочется. Это идея Тони. Он говорит, что это поможет девочке привыкнуть к новому месту. Айрин со стуком поставила на стол пустой бокал.

— Может быть, Аннабел и привыкнет. А ты будешь мириться с тем, что выбрала его бывшая жена!

Вот так. Они вернулись к тому, с чего начали. И тут Фелисити вышла из себя:

— Мама, у тебя просто мания! Неужели ты всерьез считаешь, что я до конца жизни должна держаться за твою юбку?

Последовало долгое неловкое молчание, во время которого Фелисити жалела о своей вспыльчивости, а Айрин крутила в пальцах ножку бокала. Друг на друга они не смотрели.

Внезапно Айрин подняла глаза. Произошла характерная для нее мгновенная смена настроения. Мать улыбалась.

— Может быть, ты и права, — сказала она. — Может быть, я эгоистичная старуха. Я привыкла к тому, что вы с Аннабел рядом. Честно говоря, я начала думать, что так будет всегда. Мне будет вас не хватать, но я справлюсь. Я хочу только одного: чтобы ты была счастлива. — Она протянула Фелисити бокал. — Налей мне еще хереса, милая.

— А что будет с твоей печенью?

— К чертовой матери мою печень! Фелисити послушно налила вино в бокал и протянула его Айрин.

Мать сделала большой глоток и продолжила:

— Но я переживаю не только из-за того, что вы уедете от меня. Это… ладно, неважно. Как говорится, слово серебро, а молчание золото.

— Мама, какое золото? — спросила Фелисити, пытаясь догадаться, что будет дальше. — Рано или поздно ты все равно это скажешь, так что выкладывай прямо сейчас.

— Ну… — Айрин помедлила, но все же решилась: — Я хотела сказать, что второй женой быть нелегко.

Фелисити улыбнулась.

— Очень глубокая мысль. Но откуда ты это взяла? Ты сама ведь никогда не была второй женой.

— Нет, но многие мои подруги прошли через второй брак и все как одна говорили, что это дело трудное. Умерла ли первая жена или просто ушла, значения не имеет — ее призрак всегда остается в доме.

Заявление матери заставило Фелисити рассмеяться.

— Это просто смешно! Я тоже была замужем, ну и что? По-твоему, разведенные или мертвые мужья сделаны из другого теста? Или что их призраки тоже бродят по дому?

— Конечно нет, — решительно ответила мать. — Если мужчины уходят, то уходят навсегда. Они никогда не остаются.