Вторая жена

ГЛАВА 13

Лето подходило к концу. Лес начал краснеть, в воздухе стоял острый аромат палой листвы. Пруденс не торопилась возвращаться домой, тщательно изучая интересные запахи.

— Жаль, что собаку нельзя научить искать трюфели, — сказал Тони. То был один из редких случаев, когда он сопровождал Фелмсити, гулявшую с собакой. — В здешнем лесу их много, надо только знать места. — Он вздохнул. — Мы могли бы продавать их лондонским ресторанам и нажить целое состояние.

У Фелисити был выходной, и она не хотела думать о деньгах, которых всегда не хватало. На ее взгляд, финансовые дела были темой чрезвычайно неприятной. Когда они обсуждали, на что потратить совместно заработанные деньги, дело едва не кончалось ссорой: расходы в девяти случаях из десяти превышали доходы. Фелисити возражала против платы за обучение мальчиков в закрытой школе, но Тони был непреклонен и не соглашался даже говорить об этом. Он носился с идеями, которые казались Фелисити просто смехотворными: сэкономить на домашнем хозяйстве. Она никогда с этим не соглашалась. — Не будем говорить о деньгах, — попросила она.

— Тони снова вздохнул и смущенно улыбнулся.

— Извини, — сказал он, а потом добавил: — Ничего не могу поделать. Беда в том, что я всегда о них думаю.

Они подошли к крутому подъему. Тони протянул руку, помогая Фелисити подняться. Она карабкалась наверх, утопая в кучах палой листвы, и с трудом добралась до вершины холма. Жизнь немного похожа на этот подъем, задыхаясь думала она. Борьба, часто не на жизнь, а на смерть, необходимость пробираться сквозь дебри. То вверх, то вниз, то труднее, то полегче. Но сегодня она не хотела расстраиваться.

— Не думай об этом, Тони, — решительно сказала она. — Мы не такие уж бедные.

Но Тони был мрачен и никак не мог успокоиться.

— Но и не богатые. Это ведь я плачу по счетам.

Фелисити застыла как вкопанная. Шедшая впереди Пруденс свернула туда, куда ее манило обоняние, и оказалась в самой гуще рододендронов. Душой Фелисити была с собакой, весело трусившей по залитому солнцем лесу, но ощущала странно знакомое гнетущее чувство, роднившее ее с Тони. Это чувство возникало даже тогда, когда она была безмятежна и все казалось гармоничным. Едва слышный диссонанс в общей мелодии жизни. Диссонанс, заставлявший Фелисити сомневаться в том, что когда-нибудь все будет правильно. Но поскольку она плохо представляла себе, что значит правильно, то никогда не говорила об этом чувстве Тони. И сейчас злилась на мужа за то, что он опять выпустил джинна из бутылки.

Сама того не желая, она сказала:

— Тони, иногда я думаю, что у тебя не все в порядке с психикой. Мания денег. — Она тут же спохватилась. Говорить этого не следовало. Тем более раздраженным тоном. — Кроме того, я помогаю тебе платить по счетам, — добавила она.

Тони пинал листья, заставляя их порхать в воздухе. Пруденс подумала, что это игра, и галопом понеслась обратно.

— Да, знаю. И предпочел бы, чтобы ты этого не делала. Мне тошно, что ты вынуждена помогать мне. Это несправедливо. Ты моя жена, а я могу отдавать тебе всего лишь несчастные двадцать процентов своего жалованья, потому что все остальное уходит на долги моей прежней жизни. Я имею в виду мой первый брак.

Фелисити тут же ощутила угрызения совести. Она несправедлива к Тони; он действительно не может не думать о деньгах. Это не его вина — точнее, не совсем его вина, — что дом пришлось заложить повторно. Во всем виновата жадность Саманты. Фелисити ощутила справедливое негодование второй жены по отношению к первой и приступ любви к Тони. Она тихо сказала:

— Я знала это, когда выходила за тебя. А дети не долги твоей прежней жизни. Они по-прежнему часть тебя.

— Мне все еще не по себе, что ты взвалила на свои плечи такую ответственность. — Тони ссутулился, и Фелисити поняла, что сегодня у него тяжело на душе.

Она слишком часто ощущала эту ответственность, но была вынуждена руководствоваться правилом Айрин: если что-то не можешь изменить, смирись с ним. Должно быть, Тони делает тоже самое. Она дернула мужа за руку, пытаясь поднять ему настроение.

— Какая разница, кто за кого платит? Главное, чтобы было уплачено.

Тони искоса посмотрел на нее, как делал тогда, когда чувствовал себя не в своей тарелке.

— Пожалуй.

— Самое главное, что мы счастливы. А мы действительно счастливы. Или нет?

— Да, мы счастливы. — Внезапно Тони тряхнул головой, отбрасывая с глаз волосы (совсем как пес, вылезший из воды, подумала Фелисити), а потом радостно улыбнулся. — Ты права. Это действительно мания. — Он свистнул Пруденс, схватил палку, забросил ее подальше и рассмеялся. — Может быть, мне нужно сходить к психоаналитику. Теперь это модно.

Его смех помог Фелисити успокоиться. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Так о чем ей беспокоиться? О чем им беспокоиться?

— АлисаЭпплби организует курсы психоанализа, — сообщила она Тони. — Она сама сказала мне об этом в прошлый приезд. Будет вести занятия в колледже Уэстгэмптона два вечера в неделю.

— Эта женщина не сможет проанализировать и сосиску, — сказал Тони. — Айда наперегонки!

Смеясь как дети, они побежали к вершине холма, оставляя за собой след из летевших по ветру листьев. Пруденс пришла в восторг, помчалась вдогонку и начала хватать их за пятки.

В воздухе стояло ожидание. Филип и Питер с помощью Фелисити и Трейси постепенно собирали все нужное для школы. Новый семестр начинался на следующей неделе. Трейси умело подшивала к одежде ярлычки с именами. Это было очень кстати, потому что Фелисити тут была совершенно беспомощна. У нее болели пальцы, много раз проткнутые иголкой. В садах Оукфорда горели костры; в воздух поднимались струйки дыма. Сад Черри-Триз не был исключением. На разведенном мальчиками пламени можно было бы зажарить быка. Фелисити выключила автоматическую сушилку, работавшую с утра до вечера, и выглянула из окна кухни. Филип и Питер трудились у костра как пара гномов, с удовольствием сжигая остатки плетей гороха. Филип надел бейсболку козырьком назад; то был верный признак, что он доволен жизнью. Фелисити открыла окно, высунулась в него и сделала глубокий вдох.

— Чудесный запах, правда? Обожаю запах дыма.

— В отличие от вкуса, — буркнула только что прибывшая Трейси. Она тщательно разложила манеж и поставила туда привезенного с собой Джейкоба. Было видно, что настроение у нее скверное. Не агрессивное, а скорее решительное, как будто она что-то замыслила.

Фелисити посмотрела на нее и подумала, что это наверняка связано с Сэмом Эпплби. Она сама недавно видела Сэма. Тот куда-то торопился и прошел мимо. Фелисити он понравился. Высокий, худой, загорелый, хорошо сложенный. И улыбка у него по-мальчишески очаровательная. В том, что он был отцом Джейкоба, не приходилось сомневаться — сходство было просто поразительным. По деревне пополз слух, что Сэм встречался с Трейси и Джейкобом. И даже был в квартире, которую снимает Трейси. Фелисити всегда гордилась тем, что ей нет дела до сплетен и что она до них не опускается. Но все же не могла отрицать, что прислушивается к чужим беседам, когда приезжает на почту или в круглосуточный магазин при мотеле. Искушение было слишком велико. Она решилась.

— Я слышала, что Сэм Эпплби виделся с тобой.

— Пытался, — ворчливо ответила Трейси.

— Я сама видела его. Он показался мне симпатичным.

— Может быть, он и будет симпатичным. Когда вырастет.

— Что ты имеешь в виду?

Трейси расставила ноги, подбоченилась и посмотрела Фелисити в глаза. Было видно, что она готова защищаться.

— Надеюсь, вы не станете сватать меня Сэму Эпплби, — дерзко сказала она.

— И в мыслях не было, — заверила ее Фелисити.

Трейси выпятила нижнюю губу, отчего ее лицо приобрело выражение мрачной решимости.

— И слава Богу. Мало мне было споров со старой ма Эпплби, так теперь и моя мать туда же! Едва Сэм вернулся, как она решила, что у меня появилась возможность стать честной женщиной. — Она возмущенно фыркнула. — Это единственное, о чем она со мной говорит. Никогда не скажет ничего толкового — мол, на тебе пятерку на мелкие расходы!

Фелисити задумалась, а потом осторожно сказала:

— Дело не только в уважении окружающих. Замужество может решить и материальные проблемы.

Трейси саркастически рассмеялась.

— Сэм Эпплби решит мои материальные проблемы? Да у него ничего нет, кроме пособия по безработице! Он за всю жизнь не заработал и пенса! — Она сделала паузу, а потом с горечью добавила: — Несмотря на то что у него есть диплом. Ему не пришлось бросать университет. Он закончил курс, а что толку?

Фелисити начала вынимать вещи из сушилки и раскладывать их. Значит, Трейси переживает, что не закончила университет и получила младенца вместо диплома. В то время как Сэм добился желаемого. Или нет? Она вспомнила слова Аннабел о том, что сын Эпплби настоящий бродяга, хотя и получил университетский диплом. Интересно почему? Не из-за Трейси ли?

— Но ведь он мог бы получить работу? — осторожно спросила она. — Он же учился. Трейси фыркнула.

— Он получил степень по психологии, но никогда ею не воспользуется. Слишком ленив, чтобы обеспечивать себя. Единственная вещь, которая его интересует, кроме секса, это тренировки.

— Тренировки? Он что, спортсмен?

Трейси наклонилась и сунула Джейкобу сухарь. Мальчик взял его, ликующе помахал им в воздухе, а потом сунул в рот, обнажив полоску розовых десен.

— Он фанатик культуризма, — сказала она. — Предпочитает фитнесс работе. Радуется бицепсам размером со свиной окорок и плюет на то, что при этом усыхают мозги. — Она перевела взгляд с Джейкоба на Фелисити и вызывающе сказала: — Я другая. Мне нужно думать о Джейкобе. Я не собираюсь тратить жизнь на пустяки. Собираюсь работать день и ночь, чтобы обеспечить сына. Не хочу, чтобы он вырос таким, как его папаша. Обойдусь без Сэма, и Джейкоб тоже. Он нам не нужен.

— А ты не считаешь, что нужна ему? — спросила Фелисити.

Трейси остановилась, держа в руках тряпки и баллончик с жидкостью для полировки.

— Нет, — сказала она.

— Подумай как следует, — посоветовала Фелисити, гадая, стоило ли ей вмешиваться.

Последовало недолгое молчание, а потом Трейси промолвила:

— Если бы я была ему нужна, он не удрал бы, как только я забеременела. Он бы остался.

— И да, и нет, — ответила Фелисити. Трейси разозлилась.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что мужчины, сталкиваясь с проблемами, не всегда реагируют как взрослые люди. Часто они просто убегают. Делают вид, что этих проблем не существует.

— Такой мужчина мне не нужен. — Трейси была непреклонна. — Я уже сказала, что могу справиться сама.

— Конечно, можешь. — Фелисити все больше восхищалась Трейси, хотя ее печалило, что этой юной женщине предстоит сражаться с жизнью в одиночку. Но в том, что Трейси сумеет обеспечить сына, сомневаться не приходилось. Она воспользуется для этого любой возможностью. Фелисити почувствовала себя пристыженной. На что она жалуется? По сравнению с Трейси она живет как в раю.

— А теперь, — решительно сказала Трейси, показывая, что разговор окончен, — скажите, с чего мне начать.

— С чего хочешь. — Фелисити нагнулась к сушилке, но внезапно остановилась и выпрямилась, почувствовав приступ тошноты. Она закрыла глаза и попыталась справиться с дурнотой. Болеть нельзя. У нее слишком много дел. А завтра нужно ехать в Лондон.

— Что это с вами? — Трейси подошла и уставилась на нее. — Вы позеленели.

— Немножко побледнела, вот и все. — Фелисити сделала глубокий вдох и ощутила, что дурнота проходит.

— А вы не беременны? Я тоже «немножко бледнела», когда он дал о себе знать. — Трейси показала на Джейкоба.

Тошнота прошла, и Фелисити смогла ответить.

— Конечно нет, — решительно сказала она. — Никаких сомнений. В таких вещах я очень осторожна.

— Я тоже была осторожна, — проворчала Трейси.

Фелисити открыла рот, собираясь сказать, что этого оказалось явно недостаточно, но передумала. Она посмотрела на счастливого Джейкоба, сидевшего в своем манеже и все еще сосавшего сухарь. По его подбородку текла струйка слюны. Она не могла вспомнить, слюнявилась ли Аннабел. Наверно. Это было так давно, что она все забыла. И не собирается вспоминать. Младенцы не для нее, она слишком стара. Кроме того, они с Тони решили, что не могут позволить себе еще одного ребенка.

В тот вечер супруги подводили итоги своей деятельности за два месяца, и расчеты подтвердили, что им не прокормить даже тех детей, которые уже есть.

Тони сидел за компьютером, пытаясь, как он выражался, доказать, что дважды два равно пяти.

Фелисити, товарищески опершись на его плечо, рассматривала сложную таблицу, светившуюся на экране. Она вела расчеты на листках бумаги, в то время как Тони предпочитал щелкать мышью, вызывать файлы, копировать и перекидывать их. Результаты у обоих получались примерно одинаковые. Она ошеломленно смотрела на экран.

— Боже мой! Не так плохо, правда?

— Плохо, — ответил Тони. — В августе все вздорожало. Нужно внести плату за обучение и проценты по закладной. А ты говоришь, что детям нужна новая одежда для школы. Как так? Они все похудели. Я сам вижу.

Потеря веса стала побочным результатом переезда детей в Черри-Триз. Фелисити кормила детей регулярно и только здоровой пищей. Первые полтора килограмма были самыми трудными. Фелисити перестала покупать хворост и бисквиты, запирала кладовку и бдительно следила за тем, как они соблюдают диету с низким содержанием жиров и большой затратой энергии. Но после исчезновения первых четырех фунтов подгонять детей уже не требовалось. Все стали заботиться о своих фигурах и следить друг за другом. Фелисити поощряла их, в глубине души надеясь на эффект коллектива, о котором прочла в выписывающемся Тони журнале «Психология семейной терапии».

— Брехня, — сказал Тони и отшвырнул журнал.

Но Фелисити пыталась следовать совету, хотя и не буквально. Впрочем, в слежении друг за другом были свои недостатки. Утром она чуть не задушила Питера от радости, когда тот сказал:

— Эй, Фелисити, не туговата ли тебе юбка? — Потом он собрал в кучку хлопья, которые Фелисити приготовила себе на завтрак, взвесил их и провозгласил: — Так и есть! Тридцать граммов лишних!

Тони рассмеялся.

— Вот тебе! — сказал он, а потом прошептал: — Недостаток семейной терапии — эффект бумеранга.

Он был единственным членом семьи, не помешанным на калориях и считавшим свою фигуру идеальной. Несмотря на то что складка, выдававшаяся над ремнем, была не мышцей, как ему хотелось думать, а лишним жирком.

Но диета не имела никакого отношения к необходимости новой одежды. Фелисити взяла стул и села напротив Тони.

— Нужно добавить на одежду четыреста фунтов, — сказала она. — Дело не в размере. Просто ткань изнашивается.

— Моя одежда не изнашивается, — стоял на своем Тони. — Я ношу тот же пиджак со времен учебы в университете. — Сравнил себя и детей! — фыркнула Фелисити, борясь с желанием сказать, что его пиджак годится только для огородного пугала и занимает первое место в списке вещей, которые следует отнести на помойку, поскольку его не возьмет даже Армия Спасения.

Тони тяжело вздохнул и что-то набрал на клавиатуре. Изображение дрогнуло и восстановилось.

— Твоя взяла, — сказал он. — Как видно, я безнадежный оптимист. — Он хмуро обернулся к Фелисити. — Кажется, придется забрать мальчиков из школы святого Бонифация. Я думал об этом несколько недель. Другого способа свести концы с концами у нас нет.

Фелисити посмотрела на мрачное лицо мужа, и в ее душе вспыхнул гнев на несправедливость жизни. Он работает как вол, она тоже, так почему же им всегда не хватает денег? Неужели над ними тяготеет проклятие? Тот, кто думает, что можно прожить без денег, ошибается. Деньги могут возвысить или сломать человека, могут сделать его счастливым или несчастным. Если забрать мальчиков из школы, они расстроятся, разозлятся и все придется начинать сначала. Заново завоевывать их доверие. Фелисити не хотела терять то, чего удалось достичь с таким трудом.

— Придется воспользоваться моими деньгами. — Фелисити вспомнила, что обещала матери не делать этого. — У меня отложено несколько тысяч. Сейчас мы их возьмем, а на следующий год я получу прибавку, и мы справимся.

Но Тони расстроился еще сильнее.

— Ты не должна платить за моих детей. Кроме того, я думал, что ты не одобряешь их учебы в закрытой школе.

Фелисити на мгновение задумалась. Кому она хочет сделать приятное: Тони или детям? И тут она поняла, что это неразделимо. Речь шла об их счастье, о счастье всех, включая и ее саму.

— Сначала я этого не одобряла, — ответила она. — Но дети привыкли к школе. Им там хорошо. За последние недели мы многого достигли, и я не хочу, чтобы тележка с яблоками опрокинулась.

Тони почесал в затылке.

— А когда Саманта заберет их в следующем году, как собиралась, ей придется жить на те деньги, которые я ей уже выплатил.

— Ты хочешь, чтобы они вернулись к ней? — Фелисити была ошеломлена. Она уже начала привыкать к мысли, что дети навсегда останутся с ними, и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Хочет ли она, чтобы дети снова уехали отсюда?

— Нет, не хочу. Но ты должна признать, что это решило бы наши финансовые проблемы.

— Да, но…

— Я не хочу, чтобы ты продолжала работать как проклятая. Хочу, чтобы ты оставалась дома. Конечно, если ты согласна.

Фелисити засмеялась.

— Боже, что творится! — шутливо сказала она. — Наконец-то ты признал, что я работаю как проклятая. Еще немного, и ты скажешь, что чтение рукописей вполне достойное занятие!

Тони смущенно улыбнулся, встал и обнял ее.

— Когда ты вышла за меня, я был чудовищным эгоистом. Как ты сумела со мной поладить? Фелисити смотрела на лицо мужа, каждая черточка которого и без того врезалась ей в память. Как бы они ни ссорились, какие бы проблемы ни возникали перед ними, она всегда будет любить его. И никого другого.

— Потому что очень любила, — сказала она и поцеловала его. — Но никогда не забывала, что иногда ты действительно был эгоистом.

Тони задумчиво улыбнулся.

— Давай, — сказала Фелисити. — Добавь мои деньги и посчитай снова.

Когда на экране наконец появилась таблица, где расходы не превышали доходов, Тони вывел ее на печать и выключил компьютер.

— Самое обидное, — сказал он, глядя на колонки цифр, — что все думают, будто врачи и их семьи купаются в деньгах.

— Гм… — Фелисити надела очки и прищурившись посмотрела на листок. — При таких тратах нам обоим придется работать до тех пор, пока нас не начнет шатать от ветра.

— И, конечно, никаких детей, — сказал Тони. — Они слишком дороги. — И тут он снова встревожился. — Милая, я опять становлюсь эгоистом. Может быть, ты хочешь ребенка?

— У меня уже есть один. Аннабел, — ответила Фелисити. — Этого мне вполне достаточно. Видно, во мне нет материнской жилки.

— Ерунда, — возразил Тони. — В твоем мизинце больше материнских чувств, чем во всей Саманте. Дети сразу это поняли. Именно этим ты их и берешь. И меня тоже, — с улыбкой закончил он.

Фелисити обняла его.

— Я уже получила все, чего хотела. Тебя и целый выводок в придачу. Новые дети мне не нужны.

Не нужны, подумала она на следующее утро, следя за Джейкобом, возившимся в манеже. Подруга, обычно сидевшая с детьми, на несколько дней уехала к матери, и Трейси приходилось брать малыша с собой. Он ныл, клянча свой законный сухарь, розовые ручки, напоминавшие щупальца морской звезды, колотили воздух. Нет, никаких детей. Они слишком требовательны.

Трейси перегнулась через край манежа и сунула Джейкобу сухарь.

— Наверно, хорошо иметь приличную работу, — сказала она, с завистью глядя на городской наряд Фелисити, — и встречаться с умными и интересными людьми.

Фелисити прервала поспешные сборы и на мгновение задумалась. Умными и интересными? Судя по всему, Трейси считает, что в Оукфорде можно быть только домработницей.

— Большинство тех, кто приходит к Дикенсу, самые обычные люди, — сказала она. — Такие же, как мы с тобой. Разница лишь в том, что они живут в Лондоне и вынуждены с трудом добираться до работы на автобусе или метро. Мой босс Оливер другое дело. Он довольно интересный, но очень пожилой. А его секретарша Джоан Шримптон настоящая мымра.

Трейси чуть не задохнулась.

— Я была права! Вы знакомы с Джоан Шримптон! Я видела ее фотографии в одном из старых журналов матери. Она была манекенщицей!

— Это Джин, а не Джоан. А Джоан что-то демонстрировала лишь раз в жизни: когда мерила кримпленовый костюм-двойку на распродаже в «Литтлвудс». — Она схватила сумочку, полотняный мешок с рукописями, которые нужно было отвезти в Лондон, и пошла к двери. — Трейси, мне пора выезжать, иначе негде будет оставить машину. На ланч сегодня пирог с цыпленком, который я купила в «Престледе». Ты не могла бы сунуть его в духовку перед уходом? Филип обещал приготовить на гарнир картофель и овощи. Спасибо.

Она выскочила из дома, мысленно настраиваясь на работу и не думая ни о чем, кроме лежавшего в сумке отчета для Оливера. При мысли об этом у нее улучшалось настроение. Замечательно! Наконец-то среди множества бездарных рукописей нашлось что-то действительно талантливое. Она сунула эту рукопись в сумку на прошлой неделе, как раз перед уходом из офиса. Фелисити знала, что это нелояльно по отношению к издательству, но после окончания чтения несколько минут жалела, что она не литературный агент. Тогда она не отдала бы рукопись Дикенсу, издававшему книги малыми тиражами и только в твердом переплете. Она передала бы рукопись какому-нибудь крупному издательству, какое оценило бы ее по справедливости. Но на свете нет справедливости. Она знала, что не сможет лишить Оливера хорошей книги, и молилась лишь о том, чтобы правовое управление опустило свой указующий перст и позволило автору издать книгу в мягкой обложке.

— А что они будут есть на ужин и завтра на ланч? — крикнула Трейси, высунувшись из окна кухни.

— Не беспокойся! — крикнула в ответ Фелисити. — Филип что-нибудь приготовит! Наверно, пасту, как всегда. Пусть сам решает.

Розово-зеленый петушиный гребень качнулся вправо и влево, выражая неодобрение. Фелисити улыбнулась. В некоторых отношениях Трейси была ужасно старомодной. Она знала, что скажет молодая женщина, и оказалась права.

— Мальчишкам нечего делать на кухне! Это неправильно!

— В один прекрасный день он станет поваром!

Фелисити добралась до машины и начала борьбу с застрявшим в замке ключом. И когда только Тони найдет время смазать его? Он же обещал! Впрочем, Тони редко выполнял обещания, касавшиеся мелкой работы по дому и саду. Все его время уходило на кабинет и пациентов. И все же, напомнила себе Фелисити, когда ключ со скрипом повернулся, он нашел время, чтобы вчера вечером заняться счетами. И не его вина, что результат подтвердил худшие опасения Фелисити: ей придется работать на полную ставку до самой пенсии.

Трейси все еще высовывалась из окна.

— Эй! — окликнула она Фелисити. — Надеюсь, он не перевернет кухню вверх дном!

— Если перевернет, разрешаю отругать его! Увидимся послезавтра. Счастливо!

Мотор взревел, Фелисити проехала по гравию и направилась в сторону станции Брокен-херст и Лондона.

Оливер Дикенс уставился на рукопись, положенную перед ним Фелисити.

— Ты уверена? — спросил он.

— Абсолютно. Это захватывающий триллер, посвященный темным сторонам медицинского мира. Очень убедительно. До последних страниц невозможно догадаться, что будет дальше. — Гм… — протянул Оливер, сложив пальцы обеих рук домиком.

— Возьми ее, позаботься о рекламе и, ради Бога, подложи бомбу под правовое управление, чтобы заставить его дать разрешение на издание книги в мягкой обложке!

Оливер улыбнулся.

— Я вижу, эти ребята тебе не по душе.

— Нет, но…

— Не беспокойся. Это неважно. Рад, что книга тебе понравилась. Мы с Джоан начинали думать, что жизнь в Оукфорде сказывается на делах издательства. Джоан говорит, что ты всегда уставшая, что…

— Джоан слишком много говорит, — резко сказала Фелисити. Выходит, Оливер и Джоан замечали, что быт ее угнетает. Но теперь, после появления Трейси, ей стало легче. — Да, иногда я устаю, но мне нравится моя работа. Ни за что не хотела бы стать домохозяйкой. Не думаю, что я смогла бы усидеть дома. Я бы сошла с ума от скуки.

Оливер расплылся в улыбке.

— Вот и отлично, — сказал он и подтянул к себе рукопись. — Обещаю сделать для этого автора все, что в моих силах.

— Спасибо, Оливер. — Довольная Фелисити встала. — Посмотрим, что прислали мне за эту неделю.

Выйдя из кабинета, она столкнулась с Джоан Шримптон, которая тоном заговорщицы прошипела ей на ухо:

— Я так и думала, что вы здесь! Я вас искала. Звонит бывшая. — Губы мисс Шримптон были еще уже, чем обычно.

— Бывшая?

— Бывшая жена вашего мужа, — сказала мисс Шримптон, закрывая за Фелисити дверь, чтобы их не услышал Оливер Дикенс. — Говорит, что ей очень нужно поговорить с вами. Конечно, я сказала ей, что вы заняты, но она ничего не хочет слушать. — Секретарша кипела от обиды и негодования.

Раздосадованная нежелательным звонком и таинственностью, которую напускала на себя Джоан, Фелисити тем не менее скрыла свои чувства и непринужденно улыбнулась.

— Спасибо, Джоан. Я поговорю с ней из своего кабинета. — Оказавшись у себя, сбитая с толку Фелисити взяла трубку. Саманта не звонила из Штатов даже детям, а их мачехе и подавно. Сомневаться не приходится: она искала для этого подходящий момент. Значит, ей что-то нужно. Наверняка.

— Фелисити Хьюз слушает, — сказала она.

Саманта сидела в Сент-Джонс-Вудском доме и смотрела на выложенный плитами сад, как всегда, тщательно ухоженный. Перед отъездом в Калифорнию Пирс велел садовнику продолжать ухаживать за растениями. Каждый сухой лист или увядший цветок подлежал немедленному удалению. Цветы в горшках поливали, землю рыхлили, а плиты мыли из шланга. Саманта на секунду вспомнила сад в Черри-Триз и вздрогнула. Каждая осень превращалась для нее в кошмар. Она вела нескончаемую борьбу с палой листвой и умудрялась поддерживать некоторое подобие порядка в цветнике и на грядках с овощами. Но природа все же брала свое, и в конце концов сад становился таким же, как все остальные сады Оукфорда: диким, запущенным, с чертополохом, росшим посреди георгинов и брюссельской капусты, и крестовником, заглушавшим живую изгородь. Она слегка улыбнулась. Здесь, в Сент-Джонс-Вуде, природа была контролируемой. Именно такой, как нравилось им с Пирсом.

Контроль. Это слово было ключом ко всему. Но ее уверенность в себе слегка поколебалась, и Саманта вернулась в Лондон, чтобы восстановить ее.

Саманта крепко сжала трубку. Так крепко, что побелели костяшки. Контроль, напомнила она себе. Контроль — это ключ. Она набрала номер Венеции, но нажала на рычаг, едва та ответила. И тутнеожиданно для самой себя Саманта набрала номер служебного телефона Фелисити. Почему Фелисити? Честно говоря, она и сама не знала. Она знала только одно: ей необходимо с кем-то поговорить. Где-то в подсознании возникло смутное ощущение, что Фелисити сможет посочувствовать ей и не осудит, как почти всегда поступала Венеция.

— Ты знаешь, что нужно сделать, — сказал Пирс, провожая ее в аэропорту Лос-Анджелеса. — Это не потребует много времени. Чем скорее, тем лучше.

— Да, конечно, милый, — сказала Саманта, знавшая, что именно эти слова он и хочет услышать.

Впрочем, она сама хотела того же. Все было предельно ясно. Но только в Лос-Анджелесе. Здесь, в Лондоне, все казалось куда сложнее.

Теперь у нее появились сомнения. Сегодня утром их посеяла сначала регистраторша клиники, потом медсестра, а за ней врач. Все они спрашивали: «Вы уверены, миссис Хьюз?» — с таким нажимом, что она и в самом деле потеряла уверенность. Она обязана быть уверенной. Но сейчас это не так. Во всем виноваты другие; это они вселили в нее сомнения. И все же ей необходимо с кем-то поговорить. Узнать его мнение. Она не стала говорить с Венецией именно потому, что ответ бабки ей был известен заранее. Та сказала бы:

— Нет, моя дорогая. Это невозможно. Есть вещи правильные, а есть — неправильные. Это неправильно. — Венеция всегда четко знала, что хорошо, а что плохо.

Фелисити совсем другая. Моложе, податливее и современнее. По крайней мере, Саманта на это надеялась. Она нуждалась в том, чтобы кто-то здесь, в Лондоне, дал ей зеленый свет и позволил ехать вперед. Фелисити единственная знакомая ей женщиной, которая не была подругой Пирса, а Пирс запретил ей встречаться с кем-либо из его друзей и знакомых.

— Нам ведь ни к чему, чтобы люди знали, что мы допустили беспечность, правда, милая? — сказал он. — Все это слишком скучно. И настолько «инфра диг», что заставляет меня морщиться.

Саманта не могла не согласиться с ним. Это действительно не вязалось с имиджем холодных, бесстрастных светских людей, который они так успешно поддерживают. Фелисити другая. Она не принадлежит к кругу людей, общающихся с Пирсом.

После долгого раздумья, борьбы с обветшавшей телефонной сетью, которая теперь приводила ее в ярость, и разговора с наконец отозвавшейся женщиной, которой Саманта была готова оторвать голову, она добралась до Фелисити и услышала ответ:

— Фелисити Хьюз слушает.

На мгновение Саманта лишилась дара речи, как с ней всегда случалось в присутствии Фелисити. Что она может сказать этой женщине? Умной женщине, которая редактирует книги, вышла за ее бывшего мужа и, если верить письмам Венеции, воспитывает детей куда лучше, чем делала это она сама? Но потребность в собеседнике оказалась сильнее страха; Саманта взяла себя в руки и выпалила:

— Не могли бы мы где-нибудь встретиться? Где угодно, выбор за вами!

Услышав задыхающийся голос маленькой девочки, Фелисити ощутила знакомый укол зависти и ревности. Она знала, что ревновать глупо, но ничего не могла с собой поделать. Не могла перестать ревновать Тони к тому времени, которое он прожил с Самантой до знакомства с нею, Фелисити. Из-за нее она всегда останется второй женой. А завидовать… Фелисити посмотрела на себя в маленькое зеркало, висевшее на противоположной стене кабинета. Завидовать тоже не имеет смысла. Природа создала ее не для того, чтобы быть вешалкой для платьев, но это не мешало Фелисити мечтать.

— Встретиться? — спросила она. — Ну что ж, если вам так хочется. Может быть, на следующей неделе? Вы ведь в Лондоне, верно?

— Да, но я не могу ждать так долго.

— Но… — Фелисити хотела сказать, что она слишком занята и что проводит в Лондоне лишь один вечер в неделю.

— Пожалуйста, — сказала Саманта. Тревога, звучавшая в ее голосе, тронула Фелисити.

— Ладно. Тогда сегодня вечером, — неохотно ответила она, думая о делах, запланированных на сегодня.

— Спасибо. — Картина идеального сада расплылась; глаза Саманты заволокло слезами, хотя она сама не понимала, почему плачет. В конце концов, она собиралась сделать то, чего хотела. Или нет? Фелисити ее одобрит. Должна одобрить. — Где мы встретимся?

— У Винченцо, в восемь. Мы обе знаем, где это. — Именно там они встретились за ланчем, когда Саманта сказала Фелисити, что оставляет детей на год.

Саманта проглотила слюну. Фелисити не должна знать, что она плачет. Иначе она будет ее презирать.

— Да, в восемь, — хрипло сказала она.

Фелисити медленно положила трубку, завидуя низкому, сексуальному голосу Саманты, так отличавшемуся от ее собственного, лаконичного и делового. Впрочем, она тут же отогнала от себя и эту мысль, сочтя ее смехотворной. Она довольна собственным голосом. Так же, как и всем остальным. Но звонок расстроил Фелисити. Она не могла сосредоточиться и с отсутствующим видом смотрела на машинописные страницы, лежавшие на ее письменном столе.

Какая катастрофа свалится на нее на этот раз? Саманта не стала бы звонить по пустякам. Почему жизнь так похожа на «американские горки»? Почему она не может идти тихо и спокойно? Однако по зрелом размышлении Фелисити поняла, что тихая и мирная жизнь кончилась, когда она вышла замуж за Тони. «Быть второй женой нелегко», — вспомнились ей слова матери. Это правда, с досадой подумала она. Все ее трудности уходили корнями в первый брак Тони.

Внезапно ее снова затошнило, и Фелисити вспомнила, что с самого утра ничего не ела и не пила. Она позвонила в буфет, попросила принести ей кофе, бисквит и стала ждать, когда пройдет приступ.

Раздался стук в дверь, и вошла Джоан Шримптон.

— Я как раз спустилась выпить кофе, — сказала она, — и решила принести вам заказ. — Джоан остановилась, поставила поднос на стол и наклонилась вперед, как маленькая птичка с глазами-бусинками. — Ох, дорогая, — сказала она, — меня встревожило, что вы позвонили, а не спустились сами. Вы побледнели. Что с вами?

— Что-то нездоровится. Думаю, какая-то желудочная инфекция. — Фелисити взяла чашку с кофе и жадно глотнула. Потом посмотрела на поднос. Бисквиты были с Шоколадным кремом. От одного их вида Фелисити снова затошнило. — Думаю, мне не следует их есть, — показала она на бисквиты. — Они слишком жирные.

Мисс Шримптон выскочила из кабинета и тут же вернулась с пачкой крекеров.

— Вот, возьмите, — сказала она, а затем робко добавила: — Вы не… — Она запнулась, покраснела и выпалила: — Вы ведь не ждете ребенка, правда?

— Нет, не жду! — резко ответила Фелисити и тут же пожалела о своем тоне, увидев, что Джоан попятилась. — Извините, Джоан, я не кусаюсь. Я действительно не беременна. Просто немного устала, да и погода действует…

— Да, конечно, — сказала мисс Шримптон и ударилась в бегство.

Оставшись одна, Фелисити впилась в крекер. Все твердят одно и то же! Если она замужем, это вовсе не значит, что она беременна. А она не беременна. С какой стати, если месячные у нее были только на прошлой неделе, причем в положенный срок, как обычно? Она съела еще один крекер, и тошнота начала постепенно проходить. Голод, желудочная инфекция, что угодно, но беременность тут ни при чем. Впрочем, что бы это ни было, оно ужасно некстати.

Она подвинула к себе машинописные страницы, начала читать и тут же погрузилась в другой мир. В воображаемый мир, которым можно управлять и вести к развязке, нужной автору. Где все под контролем. В отличие от реального мира.