Вторжение

ГЛАВА 19

Дом с печкой, на стройке, имелся один. Остальные отапливались различными устройствами, работающими на электричестве. В каком то из них стоял приличный обогреватель, где то дешёвый тен, а в некоторых я обнаружил натуральные поделки, умельцев много, чего только им на ум не взбредёт. Вот и печку соорудил тоже умелец, руки бы ему за неё оторвать. Кто же тебя научил такому, неведомый изобретатель? На кирпичах бочка стоит, из под какой то горючки, на ней лист, в нём труба торчит, а её колено уходит в плохо заткнутое, насквозь промёрзшее окно. Всё просто, аж до тошноты и техники безопасности никакой. Ладно, хоть дрова заранее заготовил, мелкие и сухие, и на том спасибо. Сейчас они хорошо горят.

Я сидел возле убогого безобразия и ждал, когда подогреется чай. Вылил его из бутылки в кружку, поставил на лист и жду. Чайник в бытовке кто то оставил и даже воду из него не убрал, а она ещё к тому же и не замёрзла, но пить неведомо что, воздержался, расстройство желудка нам ни к чему. Вообще домик представляет из себя что то среднее между забегаловкой, для решения рабочих вопросов и жилищем для лиц, совсем не страдающих от них. Стол, стул, лампа, тетради, полка и папки на ней — это понятно, но для чего здесь кровать. Высотой она ровно в три кирпича, стоящие снизу, шириной в четыре доски, лежащие на них, а по мягкости приравнена к тряпкам, наваленным сверху и по удобству не лучше грязного мешка, приспособленного для головы. Может это раньше было сторожкой, где сторожа торчали весь день? Хотя, как минимум матрац, они могли себе позволить. Или начальство за ними очень строго следило? Поэтому они и сооружали, ближе к ночи, спальное место из того, что было под рукой? Ладно, чёрт с ними. Было и прошло. Сейчас свеча горит, чай в кружке подогрелся, можно резать сало, сухарь доставать и пробовать совместить, то и другое. Как ни странно, но бутерброд получился на славу. Тонкий сухарик, сала огромный ломоть, сверху соль, отыскал у старых хозяев, ешь не хочу. Соврал. Хочу, ещё как хочу. Вот оприходую сооружённую непонятку, ещё и тушёнку открою, она будет на десерт. Красота. Зубы вцепились в еду мёртвой хваткой, рот почти полностью наполнился слюной и в это самое время дверь открывается, и в неё входит — самый настоящий, «снежный человек». Вот оно, свершилось. Наконец то мы друг друга нашли. Смотрим не моргая, глаза в глаза, не в силах ни слова сказать. Я с салом в зубах, он с круглыми «шарами», делающими ещё круглее его красное лицо.

— Ты кто? — выплюнув прямо на пол, то что успел откусить, строго спрашиваю я отмороженного пришельца.

— Хей. Ен суомалайнен. Хуйлата? — шустро ответил он и спросил.

— Че-го?! Да ты на кого падла, пасть разинул?! — вытаскивая из кармана пистолет, возмутился я его вопросу. — Ну ка, на пол! Быстро! Сука!

Я вскочил на ноги и двинулся на матерщинника, тыкая дулом в его обнаглевшую, красную морду.

— Быстро, я сказал! Рожа! Я, кому говорю! — продолжал я орать, напрочь позабыв о собственных умениях.

Ещё бы я не орал. Какая то странная тварь, врывается в прогретое помещение, не закрывает за собой двери и толком ничего не сказав ярлыки вешает, на моё одухотворённое лицо. Злость закипала, выплёскиваясь за край, а я и не сдерживал её. Сделал ещё два шага и с силой вмазал незнакомцу прямо в ухо, своим пролетарским, давно немытым кулаком.

— Слышь ты. Как там тебя? Хорош валяться. Подымайся — успокоившись и сообразив, что перестарался, пытался я привести в чувство соседа по Земле.

После того, как он свалился словно подкошенный, я вспомнил, где сейчас нахожусь и кто тут трудился рядом с нашими работягами. Мужик, наверняка, обычный финн и его слова, с высокой долей вероятности, не являются ругательными. Скорее всего у них, просто язык такой, заковыристый.

— Ну вот. Молодец. Давай, давай. Нечего тут валяться — увидев наконец то, что глаза у иностранца открылись, сказал я ему и приподнял за воротник. — Ты браток сам виноват. Кто же входит в помещение и… Ни здрасте тебе… Не поинтересовался о здоровье… Про погоду не спросил. А сразу…

— Да, да. Товарищ. Брат — присев на странную кроватку, скороговоркой заговорил мужчина, сильно проявляя свой зарубежный акцент.

— Чего ж ты? Всё же знаешь. Сразу надо было с этого начинать — улыбнувшись ему в ответ, миролюбиво проговорил я и ласково спросил, всё ещё продолжавшего приходить в чувство, иностранного гражданина. — Сало будешь?

— Сала — переспросил он.

— Да сало, сало — подтвердил я и для большей наглядности ткнул пальцем в огромный кусок.

— Кюлля, кюлля — закивал пострадавший головой, жадно вцепившись глазами в красочный, русский продукт. Изголодался наверное, бедолага.

Ел финский гастарбайтер, отчего то глядя на него у меня именно такое слово всплыло в голове, жадно, некрасиво, но с огромным аппетитом. Минут через десять от сала почти ничего не осталось, хотя сухарей мужчина слопал всего два. Закончив жевать, он без промедления сдёрнул со стола чайник и сунув себе в рот его нос, начал усердно оттуда хлебать. Пока иноземец, ну скажем так, кушал и грязную воду из чумазой посудины пил, я между делом проверил его нервную систему, но никаких чужеродных меток в ней не нашёл. И это очень странно. Как он умудрился ничего не подхватить, в той беспрецедентной суматохе, что тут совсем недавно была? Сделаю зарубку, в своём кристально чистом уме и порасспрошу его на досуге, если получится выучить финский язык. В данный же момент, из его путанных мыслей, мне почти ничего не понятно. Нет, их много, даже очень, но думает он на своём языке. И сделать так, чтобы этот иностранный парень испытывал ко мне лояльность, я тоже сейчас пожалуй не смогу. Хотя, стоп. Есть одна мыслишка и я попробую её немедленно в жизнь воплотить.

— Я Алексей. Алёхин — ударив по груди, своей правой рукой, представился сам и спросил иностранца, ткнув в него пальцем левой руки. — А ты?

— Понималь — перетирая на зубах остатки сала, степенно сказал незнакомец. — Много русский. Знать.

— Отлично. А то я по вашему, ни бум бум — с радостью поддержал я сомнительную беседу.

— Пе-кка. Ха-ло-нен — сделав жест очень похожий на мой, гордо заявил сын финского народа.

— Очень приятно — живо прореагировал я и протянул ему руку на встречу.

Пожатие преднамеренно было долгим. С его помощью я усилил внутреннюю теплоту, направленную в круглую голову финна и если судить по тому, как он мне заулыбался, она до него почти сразу дошла. Ну вот и здорово, теперь у меня и за границей будет родственник, в виде сводного брата.

Вечер был насыщенным для меня и питательным для Пекка. В мой багаж упало примерно слов сто, из разговорного жанра, а в его желудок тушёнка, сардины и сухари, разваренные в кипятке, что он соорудил из снега. Говорили долго, особенно Халонен, ему видно многое требовалось рассказать. Понятно, что мне было мало чего понятно из его слов, но я с готовностью кивал ему головой. Брат всё таки, свежеприобретённый. Нельзя в грязь лицом, родича макать.

Спать прилег прямо на пол, хотя братишка настойчиво предлагал собственную кровать. Не воспользовался. Тулуп будет помягче, да и хозяину дома сегодня надо хорошенько поспать. Завтра ему будет очень трудно, лыж у него нет, а до города нам долго топать. Ночью ничего не снилось и никто не мешал, как закрыл глаза в десять тридцать восемь, так и открыл, как будто и не спал совсем, но уже в шесть двадцать девять. Спросонья и в темноте, не очень понял, где нахожусь и почему лежу на полу. Помог «друг детства» — Пекка, принёсший с мороза свежие дрова.

— Привет — различив его фигуру в тёмном проёме, поздоровался я и привстал.

— Хей — ответил мне бывший работник ГОКа и я его понял, несмотря на малый словарный запас.

Поднявшись на ноги пошёл умываться, естественно туда же, где ходят в местный туалет. Там было темно, свежо и не очень привычно. Кругом огромные здания, краны и разные трубы торчат. Справился со всем, для такой погоды, быстро и посвежевший вернулся назад.

— Митя куулуу? — шуруя в печке самодельной кочергой, спросил меня Пекка и ехидно улыбнулся.

Весёлый хлопчик. Но и меня на мякине не проведёшь. Я примерно догадался, чего хочет от меня этот прохвост, но ответил нейтрально, сделав вид, что интересуюсь едой.

— Сейчас остатки из мешка достану.

Вообще то я сам просил его вчера, объясняя можно сказать на пальцах, чтобы он чаще использовал в разговорах со мной, родной ему, финский язык. Так всем будет проще. Ученик я прилежный, хватаю всё на лету. А товарищ Халонен, почти за полтора года, столько он строит небезызвестный ГОК, с трудом начал понимать лишь сотню русских слов. Пекке, на вид лет сорок, сколько точно я не уточнял. Может и меньше, борода мешает оценить морщинистость его шарообразного лица. Но суть не в этом, важно то, что он очень рукастый парень и судя по печке, сделать ими может многое без особого труда. А вот умственная работа, скорее всего, не его конёк. Вчера он с трудом запомнил моё имя, а фамилию толком, так и не назвал. Поэтому языку учиться мне придётся, надо же с финном налаживать более плотный контакт. Он здесь долго, наверняка чего то про ангар наш знает, вот я его о нём и пораспрошу.

Продукты разделили по-братски, теперь мне всегда придётся делать так. Ели молча, размышляя каждый о своём. Я о пресловутом ангаре, фин похоже о том, чего ему отсюда забирать. Ну, а после завтрака, мой новый друг разошёлся, сгребал в кучу всё, что на стройке добыл. Какие то тряпки, железки, картонки, верёвки и даже грязные мешки приспособил для переноски этого барахла. Я пытался ему разъяснить, что мы пойдём в город и, что там такого дерьма навалом найдём, но он ни в какую, только по своему всё лопотал и по очереди мусор в тару пихал. Плюнул. Чего я волнуюсь? Он же сам потащит эти мешки, на своём собственном горбу. С его то, метром семьдесят в росте и среднестатистической шириной плеч… Вот посмеюсь по дороге. Про свой отход, между прочим, предупреждал заранее, хотя не знаю, насколько точно понял он меня, но собираться фин начал только сейчас. Короче, сказал ему пару ласковых, я тоже не железный, про время, про то что он законченный мудак и ещё добавил, ну… как обычно. И это неожиданно подействовало. Похоже не один я его материл и до этого были прецеденты. Махнул Пекка на своё богатство рукой, в глаза мои суровые взглянул, чего то вякнул на своём, на финском, пнул дверь ногой и вышел на мороз. Ну, а за ним и я, у меня давно всё готово.

Первые пару километров топали бодро, потом Пекка начал сдавать и это несмотря на лёгкую одежду. На нём был синий пуховик, рублей за триста, сверху обычная фуфайка, не весившая почти ничего, а на ногах высокие ботинки со шнуровкой, уж явно лучше, чем мои, очень специфичные армейские сапоги. Остановился, лыжи снял. Жду, когда догонит.

— Устал? — спросил так, для проформы.

У финна все эмоции на красном лице видны, без переводчика всё понятно.

— Эн юммярря — ответил он мне, согнувшись в пояснице.

— Понимаю. Когда пешком ходил, тоже, как собака уставал.

— Пэркэлэ — качая головой, тихо промямлил Пекка.

— И не говори — согласился с ним я, а чего тут ещё скажешь.

Ещё через час мне пришлось отдать ему лыжи, а на половине пути я сделал привал. К этому времени Халонен ноги еле передвигал и ему уже ничего не помогало, ни мои просьбы на могучем русском языке, ни подкормка прямо по дороге, ни снятая фуфайка, лежащая в моём опустевшем мешке. Пришлось остановиться, иначе до дома мы сегодня не дойдём.

Отдых финскому «лыжнику» помог, но не надолго, вскоре он падал почти через шаг. Я злился, помогал ему подняться, но на скорость нашего передвижения это не действовало, никак. Уже в районе трёх, мне окончательно стало ясно, что темень мы встретим в местном лесу. Так и получилось. До машины добрались примерно в шесть часов, когда в неё сели смотреть на хронометр не было никакого смысла, я отчётливо понимал — дальше Пекка идти не сможет, так что всё самое весёлое ещё впереди. Какая теперь разница, во сколько точно будем дома, часом раньше часом позже, главное чтобы дошли.

— Ну, как ты? — спросил я иностранца. — Дальше сможешь идти?

— Эй — тихо ответил он и похоже попал в самую точку.

— Понятно. Тогда я тебя понесу.

Не знаю, насколько он в этот раз меня понял, но взгляд у него был, как у собаки, которую долго держали на цепи. Что тут скажешь? Оголодал человек, вот и сдался. А я больше ничего говорить и не буду. Нашему горю одними словами не поможешь, делом надо доказывать другу, друг ты ему на самом деле, или так… Может быть этот финский парень, другом мне ещё и не стал, но нормальных людей в стране осталось мало, так что каждый из нас, для другого, самый настоящий товарищ и брат.

Лично мне долгий отдых не нужен, посидели немного и хорош. Выбрался наружу, подобрал валенки со снега, тулуп и закинул их на заднее сидение, ружьё и мешок уже там лежат.

— Выходи — попросил я финна. — Домой пора идти.

Пекка кивнул головой, отрыл дверку и с трудом высунув ноги, попытался на них встать. Не получилось. Ну хорошо, что хотя бы понять сумел, о чём его я попросил. Не торопясь обогнул машину, нащупал тело, лежащее в снегу, приподнял его, поставил, отряхнул, как сумел и спросил:

— Ты на закорках когда нибудь ездил?

— Киитос. Пахойллан — ответил он мне, наверняка мало чего соображая.

— Да я не об этом. Ты, говорю, когда нибудь на людях катался? — показав на себе, чего от него хочу, спросил я снова и снова получил непонятный ответ: — Миня эн уммярря.

— Ясно. Тогда придётся учиться. Дальше я тебя повезу, на себе.

Мысли о всеобщем равенстве, братстве и может быть даже некой толики любви, к ближнему, покинули мою голову шагу на двухсотом. Ещё примерно шагов пятьдесят, стоя естественно на лыжах, я сделал злясь на себя, следующую сотню материл финна, а потом поливал всё подряд. Это только кажется, что шестьдесят килограмм живого веса можно очень долго нести, на самом же деле устаёшь быстро, независимо от того сколько весишь сам, какого ты роста и сколько силы в мышцы закачал. Не пройдя и четвертой части пути, от машины до бочки, я разжал руки, державшие мешковидное тело, безвольно висевшее на моей спине и оно благополучно свалилось в снег, без малейших попыток удержать себя в вертикальном положении.

— Эй, ты как там? — с хрипом выталкивая из лёгких воздух, спросил я упавшего человека.

Пекка не ответил, он просто лежал, подмяв ноги, раскинув руки и уткнувшись подбородком в грудь. Я достал фонарь из кармана куртки и нажав на его рычаг, осветил лицо «пациента». Глаза у того были закрыты, а на губах болталась длинная, замёрзшая слюна.

— Ты чё там, помер что ли? — опускаясь на колено, прошипел я и тяжело вздохнул.

Нет, Халонен не отдал богу душу, он нагло спал у меня на хребте и даже упав, не подумал проснуться.

— Во же сволочь — возмутился я его поступку и сам сел на примятый снег.

Ещё два раза закидывал я тело, так и не просыпающегося Пекка, себе на спину, пока удалось добраться до бочки, где, судя по всему и мне придётся заночевать. Забравшись внутрь постройки и втащив Халонена за собой, какое то время просто сидел на узкой кровати, поглядывая на безмятежно лежащего на полу финского наглеца. С одной стороны мне его жалко, а с другой, себя жальче вдвойне. Не помню, уставал так я когда либо в своей жизни или мне ещё предстоит взять новый рубеж, но такой моральной нагрузки мой организм давно не испытывал. Последние метров двести, волю так крепко пришлось брать в слабеющий кулак, что слышал, как собственные зубы скрипели и видел, как искры летели из глаз.

— Будешь должен — вставая с кровати, бросил я фину и вышел за дверь.

Пока не свалился, надо дров принести и желательно с запасом, помещение промёрзло, всю ночь придётся его отогревать.

Печка схватилась не сразу, огонь в ней освоился лишь после того, как я принёс стул из соседнего жилища и дал ему сожрать две тонких ноги. Довольный результатом, я согрел промёрзшие ладони, закинул Халонена на узкую кровать, соорудил себе сиденье на полу у печки, присел, откинулся на спину, улыбнулся и дальше всё, не помню ничего.

Проснулся в три часа ночи, без нескольких минут. Нет, не от холода, хотя дрова давно все прогорели, а просто так, может выспался уже. Встал, стул доломал, сунул его в топку, обождал пока он разгорится, потом дрова просохшие закинул и попробовал ещё разок уснуть. Не получилось, как я не старался. Часам к шести всё надоело: шуршание дровами в печке, считание каких то мне неведомых кобыл, мысли о дальнейшей жизни, ну и в добавок, ко всему прочему, захотелось сильно есть. А фин всё спал, в той же самой позе и не думал просыпаться. Вот же подкосило человека. Вышел на улицу, вдохнул морозный воздух, взглянул на небо, на нём не видно ничего — значит днём потеплеет, здесь так бывает всегда.

— Не, ну его на фиг — отмёл я первоначальное желание, в одиночку смотаться за едой. — Я ему что и в самом деле, лошадь ломовая.

Вернулся в избушку, врубил свой незаменимый фонарик и посветил им финскому соне, прямо в лицо. Реакции ноль. Силён бродяга. Толкнул его рукой. Эффект тот же, даже не пошевелился.

— Слышь ты, сонная тетеря! — дёрнув Пекка за плечо, проорал я ему в самое ухо. — Вставай давай… И сопли подбери.

Выглядел финский «красавец» и в самом деле не очень. Рыжая борода торчала в разные стороны, на усах прилипла какая то хрень, глаза пытались найти своё место на затылке и отсвечивали странной, фиолетовой синевой. Я и сам наверное, выгляжу не лучше, но он уж как то совсем похож на старика. Вырубил фонарь и уже было развернулся на выход, но потом вспомнил, что надо будет возвращаться назад, снова по бездорожью, в кромешной темноте и предпринял новую попытку разбудить крепко спящего человека. Схватил его за грудки, приподнял, встряхнул пару раз и с силой бросил на жёсткую, неприспособленную для нормального сна, кровать. Ну вот, совсем другое дело, сразу помогло. Луч фонаря выхватил ничего не понимающие глаза гражданина Пекка, а я услышал тихое бормотание, отчего то очень похожее на русский мат. Наш человек, правильно реагирует на разного рода непонятки.

Долго уговаривать финна на раннюю прогулку, мне не пришлось. Стоило ему только услышать в моём исполнении волшебное слово: — «Мням-Мням», как он тут же подобрался, сделал стойку и быстрее меня выскочил из бочки, вроде как, свежим воздухом подышать. Жучило. Да, совсем человек озверел. Правильно говорят, что голод не тётка.

На этот раз, «младенец» шёл сам и на руки не просился, хотя лыжи я у него отобрал. После того, как он свалился с них три раза, на расстоянии в сорок шагов, терпение моё лопнуло. Ничего, пробежаться трусцой, по узкой тропинке, перед завтраком, полезно для тонуса, если верить врачам энтузиастам, рекламирующим это дело на каждом углу.

Дом встретил нас холодным молчанием. Пришлось и его приводить в чувство, но здесь я уже не работал один. Мой заморский товарищ, как бы не быстрее меня сориентировался на местности и шустро засунул в большую печку, целую кучу берёзовых дров. Пока он с ней возился, я не менее быстро раскочегарил банную плиту, поставил на неё воду для разморозки и кинул в бак пару вёдер снега, живность в своём доме не потерплю. Выполнив первоочередные мероприятия, предложил фину сменить гардероб. Отвёл его к соседям, там открыл ранее обнаруженный шкаф, жестом и словом заставил не стесняться, а сам вернулся обратно и продолжил наполнять в бане бак. Воды сегодня понадобится в два раза больше, мыться предстоит двум взрослым мужикам. Пекка приволок с собой целую охапку соседских тряпок и чуть ли не с порога пытался их все показать, чего то азартно, по своему, лопоча. Ход его мыслей был понятен, но я демонстративно врубил дурака. Ну вот на кой чёрт мне его придирки к размерам, качеству и прочей мало интересной ерунде. Если сказал сменить одежду, то будь добр, смени.

— И не хрен мне тут свои права качать! Сказано переодеться, значит будь добр выполнить распоряжение! Понял! — жёстко оборвал я его прения по поводу моды.

Он там, в грязи, почти месяц валялся и наверняка уже какую то заразу подхватил. И что я теперь, из-за того, что штаны у него на четыре размера больше, должен буду тоже страдать. А вот хрен тебе. Выкуси.

Перед помывкой налил Халонену стакан чая и дал погрызть кусок колбасы. Затем выпроводил его в предбанник и снова жестами предложил скинуть своё барахло. Сопротивлялся, конечно, но кулак у меня выглядит очень прилично и не каждый сможет его долго, перед рожей, терпеть. Вот и фин сломался, правда грязные трусы, ни за что не захотел снимать. Да, собственно говоря, я на этом и не настаивал, но он вцепился в них мёртвой хваткой и ни в какую. Махнул рукой, мол топай давай.

Надо отдать должное иностранцу, мылся он долго и наверняка основательно, просидел в парилке аж полтора часа. Похвально, конечно, такое стремление к чистоте, но не надо забывать, что баня у нас одна и тут люди очередь ещё с утра занимали. Терпел, а что оставалось, сам же от него требовал полностью избавиться от грязи. В отличии от Пекка, я помылся быстро. Во первых, занимался этим всего лишь день назад, а во вторых, воды в баке осталось на дне, тут сильно не развернёшься. Дополнительно к гигиеническим процедурам, неожиданно для себя, получил и небольшое количество эмоциональной поддержки, для изрядно перенапрягшегося за прошедшие сутки организма. Посмеялся перед завтраком от души, обнаружив в гостиной представителя соседней державы, дефилирующего в огромных, длинных штанах и свитере по колено. Но веселился недолго, вспомнив, что сам же заставил его эти шмотки одеть, да и негоже издеваться над иностранным гражданином, приехавшим помогать нашей стране. Кто его знает, как там дальше пойдёт. Вдруг всё наладится и он мне это припомнит, вот зачем нам, на пустом месте, международный скандал.

— Ладно. Размялись и хватит — сказал я, нахмурившемуся знакомцу. — Садись за стол. Жрать будем.

Думаю, что после завтрака Халонен забудет всё на свете и мои шуточки, отпущенные по поводу его внешнего вида, будут восприняты, как маленькое недоразумение, на фоне незабываемой встречи официальных сторон. Я не ударил лицом в грязь, наглядно показал, что такое настоящее, русское гостеприимство. Вывалил на стол все деликатесы, что имелись у меня в закромах, ничего не прятал. Ну и фин, конечно, тоже не подкачал. Жрал за милую душу и сало с шоколадом, и красную икру сгущёнкой запивал, и водку хлестал без закуски. Сегодня всё разрешается. Сегодня праздник. Пекка, можно сказать, заново народился, а я наконец то нормального человека в свою компанию нашёл, с которым и о жизни поболтать легко получается, и посоветоваться о чём нибудь эдаком не запрещено. А ещё он должен знать, где наш ангар спрятан, но об этом мы с ним потом, чуть позже поговорим.

Насытились достаточно быстро, но захмелевший Пекка и не собирался закругляться, видно очень соскучился по посиделкам за хлебосольным столом. Вначале он выпросил у меня инструмент, обнаруженный им в одной из комнат. Потом пиликал на нём, причём достаточно сносно, хотя пел так себе. Затем снова вернулся к закускам, предварительно влив в себя пол стакана марочного коньяка, а после этого всё завертелось по кругу. Халонен снова играл на «гармошке» и мычал, на финском языке. По новой пил. Опять изображал из себя крутого гармониста. И так без конца. Неудивительно, что где то минут через сорок такого круговорота, у меня сложилось достаточно устойчивое мнение, что этот гад запойный и водки ему больше никогда не надо наливать. Сейчас придётся терпеть, не отбирать же, да и праздник я сам организовал.

Прекратил он веселье ещё часа через полтора, но это совсем не означало, что Пекка утихомирится и допустим, завалится спать или просто примет горизонтальное положение, всё таки прошедшая ночь у нас была не очень спокойной и сил огромное количество забрала. Как бы не так. Этот хмырь уговорил меня прогуляться, несмотря на малый словарный запас. Ему, видите ли, срочно понадобилось попасть в собственную квартиру, в которой он жил до того, как на стройке застрял. Согласился, чего не сделаешь для пьяного человека, лишь бы он заткнул свой речистый фонтан. Оделись. Я в свою обычную форму. Пекка в то, что у соседей подобрал. Правда от чумазого пуховика он так и не отказался, а я и не сильно возражал, ничего другое ему не подходило. Одно было очень велико, другое наоборот мало и большую часть его не очень спортивного тела, не закрывало. Я встал на лыжи, а ему отдал сани, пешком он был не в состоянии долго идти. Надо было видеть, как его проняло, когда их встреча, теперь уже за нашим домом, произошла. Халонен и до этого не выглядел большим интеллектуалом, а тут совсем стал походить на малолетнего дурочка. Радовался встрече с железкой, как будто нашёл в снегу чужой кошелёк, до отказа набитый деньгами. Подождал, когда у него схлынет приступ идиотизма, а потом задал давно назревавший вопрос.

— Ты, чего так с ними обнимался? — спросил я иностранца, на родном языке.

Не знаю точно, какой у него там получился перевод, он и на трезвую голову мог себе, что угодно придумать, но ответ его был прост, как умные люди говорят, до безобразия.

— Наше — если коротко, так я перевёл его многочисленные слова, лившиеся словно из рога изобилия.

Выходит эти чудо сани, плод фантазии жителей его, не очень далёкой страны? Оригинально. А я то думал, что это местные сподобились, соорудить из подручных материалов, чего то стоящее, чтобы легче было передвигаться зимой по сугробам. Позже надо будет узнать у финна, может у них в запасе ещё чего умного есть.

В гости к Халонену ехали недолго. По странному стечению обстоятельств, а может это просто судьба, жить ему довелось, как раз в той пятиэтажке, что я недавно частично обобрал. Хорошо, что не решился ломать в ней закрытые двери, вот был бы косяк с моей стороны. Притопал бы Пекка к дому, поднялся на свой, третий этаж, а там… Даже представить боюсь, чего бы он о моих соплеменниках, тогда подумал. Наверх я не пошёл, если честно, то было просто неловко, а отмазался просто, сказал, что буду сани во дворе сторожить. Доверчивый мужчина согласился и неровной походкой, медленно побрёл к себе домой. Вернулся он не скоро. Сколько точно в квартире проторчал? Не знаю. На часах не засекал, но мне хватило времени, чтобы прокатиться до соседних домов, зайти там в несколько подъездов, сделать выводы о них, спокойно вернуться обратно и ещё минут пятнадцать ждать его внизу.

Выход Халонена на свежий воздух, поразил меня до глубины души. Я только по пуховику сумел догадаться, что передо мной появился именно он. Чисто выбритый, в новом спортивном костюме, такие я только на картинках видал, в шапке из рыжей лисы, в высоких, на толстой подошве, оранжевых ботинках, очень похожих на мои итальянские сапоги, да ещё и благоухает, как свежая роза, это надо же было вылить на себя столько душистого дерьма.

— Краса-вец — разродился я, после некоторого молчания, чего то же нужно было говорить.

В ответ на похвалу получил книжку, оказывается она всё это время была у него под рукой, а я даже не заметил, так загляделся на помолодевшего алкаша.

— Подарок — сказав почти без акцента, Пекка протянул мне фолиант. Может и не очень старинный, но полностью соблюдавший, определённый размерный ряд.

— Чего это? — взяв у него сухой источник знаний, спросил я, не совсем понимая зачем оно мне.

Халонен скромно пожал плечами, скорее всего не понимал, чего я от него хочу в ответ услышать. Ну что ж, посмотрим сами, заглянем в зубы дарёному коню.

— Вот это подарок, так подарок! — вырвалось у меня, вместе с расплывшейся на губах улыбкой. — Это же финско русский словарь.

Даритель тоже заулыбался. Доволен зараза. Свалил на меня межнациональную проблему, да ещё и в фантик её завернул. Вот же хитрозадый.

После некоторой паузы, затянувшейся примерно на пятнадцать минут, за которые я влёгкую запомнил сорок четыре новых слова, мы занимались погрузкой. Вещей у Пекка оказалась гора и он пытался её всунуть в нашу маленькую тележку, отметая все мои уговоры на тему, приехать за чем нибудь потом. Как не странно, но всё поместилось, торчало конечно и спереди, и по бокам. Однако финскому парню, во время поездки, ничего не мешало, рулил он уверенно и толкал «телегу» исключительно сам. Добрались до места, сумки и чемоданы сгрузили, дров в дом ещё принесли, а там и темнеть начало.

Вечернюю программу не пустил на самотёк, хватит, в обед повеселились. После всех необходимых процедур, по ведению домашнего хозяйства, посадил финского специалиста за стол, где ярко полыхали целых три свечки и заставил читать его, родные слова, желательно медленно и по слогам. Сам же в это время сидел рядом и тоже читал, но только русский перевод, этой чужеродной тарабарщины. Каждое слово повторяли по три раза, на этом я настоял. Нет, мне одного вполне хватало, я сходу значение слов запоминал. А вот произношение…с этим было хуже, у каждого тонкости есть, которые так сразу и не услышишь. Так и провели время до перекуса, а затем и до того момента, когда зевота на обоих нашла.

Утро, как в песне, встретило прохладой, ночью за печкой никто не следил. Ничего, так даже лучше, моя зарядка на ура прошла. Я разминался, Пекка по хозяйству шуровал. А что, выходит не зря я его сюда притащил, есть от него польза. Есть. Потом завтракали, скромно. Затем снова учили финский язык. Несколько дней, никаких акций проводить не будем, никаких походов, осмотров и даже грабежей. Нам надо достичь хотя бы относительного единства, а как его достигнешь, когда я в лес, а иностранец по дрова. Будем упорно заниматься, дня три, не меньше, как завещал товарищ Ленин. Думаю, за это время, я финский до хорошего уровня подтяну. Человек, для которого он родной, только плечами пожимает и делает круглыми, свои маленькие глаза, после демонстрации мной собственных успехов. Это ещё что, посмотрю на него через трое суток, тогда узнаем, кто из нас настоящий фин.

Время спрессовалось в один громадный комок, сотканный из зарядок, завтраков, готовок пищи, колки дров, обедов, ужинов и учёбы, для которой его большая часть и была отведена. Три дня пролетели словно один, очень короткий и ничем особым непримечательный, а ранним утром четвёртого, вот прямо с самого утра, я всё понимал и почти обо всём мог говорить. Хотелось конечно большего, я чувствовал в себе силы, но надо ли это мне. Халонен даже половины тем, затронутых мной в предыдущих разговорах, уже не мог толком поддержать, а дальше будет ещё хуже. И зачем мне тогда нужен язык, в таком объёме, перед кем я буду блистать.

— В общем так. Занятия прекращаем. Хватит, я уже лучше тебя говорю — обрадовал я учителя, готового ещё вчера вечером живьём сожрать, своего единственного ученика.

— Наконец то — ответил мне, довольный Пекка. — Задрал ты меня этими, своими, «бе», да «ме».

— Ладно, ладно. Давай, не бухти. Тебе же проще, когда мы сможем, о чём угодно с тобой говорить.

— Да. С этим не поспоришь. Сейчас намного лучше, чем было в самом начале.

Мы замолчали. Три дня действительно дались нелегко. Халонен, по жизни, не привык так долго заниматься, разной умственной ерундой. Да и мне было не намного легче, всё таки это первый мой иностранный язык. Зато теперь сосед по дому, к примеру, легко может меня о чём угодно, без стеснения, попросить. А я знаю, что при желании, могу таким количеством иностранных языков овладеть, сколько мне не лень будет учить.