Второе рождение

Л. Татьяничева ВЕРИТЬ ЛЮДЯМ — ЭТО ЗНАЧИТ…

Кого из советских людей не взволновало замечательное выступление Никиты Сергеевича Хрущева на третьем съезде писателей, — выступление, пронизанное высокой верой в животворные силы народа, способного проникать в космос и создавать новые человеческие отношения. Эти отношения основываются на взаимоуважении, доверии и щедрой готовности прийти на помощь к тем, кто споткнулся, ошибся, имел несчастье «дать себя черту запутать».

Никита Сергеевич дал наглядный урок, как следует относиться к таким людям. Его рассказ о встрече с бывшим рецидивистом является как бы образным обобщением той глубоко человеческой мудрой политики, которая проводится Коммунистической партией в отношении людей, нарушивших социалистическую законность.

Партия учит видеть в этих людях скрытые и не нашедшие правильного применения силы, которые при чутком подходе могут дать превосходные результаты.

На память приходит Магнитогорск. Город, знаменитый и отличнейшей сталью и искусством воспитания и перевоспитания людей…

В одном из цехов здесь успешно трудится мастер К. В юности он попал под дурное влияние и был осужден за кражи.

— Мы поможем тебе стать настоящим человеком! — сказали ему металлурги и добились этого.

Да разве только этот один случай! Я помню рассказ мастера-доменщика А. Л. Шатилина о том, как к нему на печь пришел паренек, отбывший наказание за совершенный проступок. Пришел с горячей просьбой обучить его доменному делу.

— Вы не сомневайтесь, я вас не подведу, — заверял он, заглядывая в хмуробровое, но доброе лицо мастера.

— Да я и не сомневаюсь, — ответил ему Шатилин. — Место ты выбрал хорошее: огонь, он человека очищает…

С той поры прошли годы. Сейчас этот паренек и сам мастер не из средненьких…

Помощь, оказываемая промышленными предприятиями в деле перевоспитания и трудоустройства правонарушителей, была раньше разрозненной и эпизодической. Обратится человек — помогут, не обратится — что ж, «дитя не плачет, мать не разумеет». В результате немало людей, не встретив постоянной поддержки, после отбытия ими наказания снова оказывались на скользкой дорожке, ведущей к рецидиву.

Сейчас обстановка изменилась. Новые условия, созданные историческими решениями XX и XXI съездов партии, вызвали к жизни такую действенную форму коллективной ответственности за судьбу человека, как шефство производственных коллективов над исправительно-трудовыми учреждениями.

В индустриальном Челябинске, благодаря направляющему руководству партийных и советских органов, это шефство начинает принимать массовый характер и уже теперь охватывает десятки производственных организаций.

Планы шефской работы здесь обсуждаются на заседаниях заводских и районных комитетов партии, и директора заводов считают ее неотъемлемым участком деятельности своих коллективов.

Но важен не только размах, а прежде всего новаторское содержание помощи, оказываемой шефами исправительно-трудовым колониям.

Если раньше шефство носило главным образом культурно-просветительный характер, то теперь шефствующие организации проявляют кровную заинтересованность в решении ключевых проблем перевоспитания — в профессиональном и техническом обучении заключенных и их дальнейшем трудовом и бытовом устройстве.

Успешное решение этих задач требует от шефов очень многого: помощи в создании и расширении производственной базы колонии и в организации труда заключенных, воздействия на них силой положительного примера, готовности взять на себя ответственность за дальнейшую их судьбу.

В каждом хорошем деле есть свои зачинатели, свои запевалы.

Коллектив Челябинского трубопрокатного завода, широко известного в стране своей высококачественной продукцией, первым в городе взял шефство над исправительно-трудовой колонией, где начальником товарищ Бельтюков. Начало было положено коллективом кроватного цеха, вызвавшимся помочь кроватному цеху колонии. Общность производственных интересов сблизила эти два коллектива и позволила найти интересные формы шефской работы.

Партийный комитет и, в частности, секретарь парткома Николай Кириллович Горенко и заместитель секретаря парткома Алексей Васильевич Макаров проявили горячее участие и вложили много сил в организацию шефской помощи, направленной на воспитание и перевоспитание осужденных.

…Передо мной план шефской работы, утвержденный парткомом. Он конкретен и содержателен, лаконичен и необычайно емок. Здесь предусмотрено все самое главное: и лекции на политические темы, и внедрение передовых методов труда, и трудовое устройство на заводе тех, кто отбыл срок заключения, и оказание им другой необходимой помощи для прочного приобщения к честной, трудовой жизни.

Многочисленные пометки на полях плана свидетельствуют о том, что это — руководство к действию.

Алексей Васильевич Макаров, невысокий, светлоглазый человек, с глубокой заинтересованностью и воодушевлением рассказывает о выполнении взятых обязательств. И хотя в начале нашей беседы он скромно обмолвился, что сделано пока еще недостаточно, я увидела, какую большую и благородную помощь оказывают трубопрокатчики своим подшефным.

Для оснащения производственных цехов колонии завод выделил значительное количество металлорежущих станков, а инженерно-технические работники помогли изготовить трубогиб и труборез — оборудование, позволившее намного улучшить технологию производства в кроватном цехе.

Передовые рабочие, члены бригад коммунистического труда часто приезжают в колонию для передачи своего опыта, консультируют колонистов, помогая им совершенствовать производственное мастерство, добиваться высоких показателей.

Из верхнего ящика стола Алексей Васильевич достает большой лист бумаги, испещренный аккуратным мелким почерком.

— Это список бывших осужденных, которых мы приняли в свой коллектив, — поясняет он. — У нас уже работают более ста человек.

…Разными путями пришли они на завод. Одни мучительно долго колебались, прежде чем обратиться в партийный комитет за советом и помощью, другие явились вместе со своими бывшими наставниками, третьи пришли, как приходят в родной дом, уверенные, что их обязательно примут.

И вот теперь все они рабочие огромного завода, честные труженики.

Многих, очень многих из этих людей Макаров знает лично и пристально следит за их дальнейшей судьбой.

Что ж, судьба у большинства из них складывается правильно: работают, учатся, дорожат уважением и поддержкой коллектива.

Примеры? Да сколько угодно! Хорошо работают бывшие осужденные Виктор Вилков, Федор Орлов, Виктор Свешников. Впрочем, лучше всего спросить о них непосредственно в цехе.

И вот я в трубоэлектросварочном цехе — одном из крупнейших цехов завода. Секретарь цеховой партийной организации Леонид Николаевич Евсеев хорошо знает Орлова. Еще будучи мастером кранового хозяйства, Евсеев часто сталкивался с этим собранным, скромным человеком. Знает он и его жену — крановщицу Машу.

— Ничего плохого о Федоре Орлове не скажешь, — улыбается Леонид Николаевич. — У нас в цехе редко кто и помнит о его тяжком прошлом. Ведь если дурное прошлое ничем о себе не напоминает, то зачем его и вспоминать!

Н. К. Захаров, начальник участка, где работает Федор Орлов, вполне разделяет эту точку зрения. Член коллектива, борющегося за звание бригады коммунистического труда, Орлов, чтобы не отстать от своих товарищей, несмотря на огромный перерыв в учебе, поступил в шестой класс вечерней школы. На первых порах ему приходится трудновато: плохо дается арифметика, но товарищи охотно помогают ему.

…В цехком зашел стройный юноша с яркими василькового цвета глазами. Это девятнадцатилетний Виктор Свешников, досрочно освобожденный по ходатайству колонии и радушно принятый в дружный рабочий коллектив.

В колонии Виктор получил специальность сварщика, а здесь, в цехе, при помощи товарищей освоил более сложную квалификацию сварщика на полуавтомате.

Сияя своими васильками, Виктор говорит:

— Меня поставили на ремонт труб. Эта работа мне нравится. И заработок тоже. Очень хороший!.. За первый месяц я тысячу двести рублей заработал и всю получку до копейки маме принес.

С сыновней озабоченностью Виктор продолжает:

— Ей на пенсию уже пора. Трудно ей было семью на своих плечах держать: отец во время войны без вести пропал. Теперь пусть отдыхает моя мама. Знаете, я и не думал, что после всего, что я натворил, меня встретят здесь так хорошо.

— Ты заходи в партком почаще, — приглашает Виктора Евсеев. — Если помощь потребуется, говори, не стесняйся. Коллектив всегда пойдет тебе навстречу. Большая это сила — рабочий коллектив!

И, словно в подкрепление этой мысли, Леонид Николаевич поведал о Василии Кожушкове, хорошем бригадире, который по пьянке совершил хулиганский проступок. Дело слушалось в народном суде, и Кожушкова приговорили к нескольким годам лишения свободы.

Решение суда взволновало коллектив, где многие годы работал Василий. Поступок его, конечно, возмутительный, но люди верили, что при поддержке товарищей он сможет исправиться, честным трудом загладить свою вину.

— Мы за него поручимся, — решили рабочие, и треугольник цеха на основании постановления общего собрания обратился в вышестоящие органы с настоятельной просьбой отдать Василия Кожушкова на поруки цеховому коллективу. Просьба трубоэлектросварщиков была уважена.

Воспитывать легче, чем перевоспитывать.

В Челябинске, и в частности на том же трубопрокатном заводе, с каждым днем все больше внимания уделяется профилактике преступлений, созданию таких условий, при которых даже незначительное нарушение общественного порядка не оставалось бы незамеченным.

В этом отношении многое могут сделать и уже делают рабочие дружины, становящиеся подлинными хозяевами порядка в своем районе.

Еще совсем недавно в поселке, где живут рабочие трубопрокатного завода, вечерами ходить в одиночку было небезопасно. Как-то, когда я собралась туда, чтобы узнать, как проводят свой вечерний досуг рабочие, один из работников милиции заботливо предупредил меня:

— Особенно не запоздняйтесь. А то всякое у нас бывает…

И случалось действительно всякое: пьяные драки, хулиганские наскоки, сквернословие.

Небольшому штату районного отделения милиции невозможно было уследить за всем.

Неблагополучно было и с трудовой дисциплиной на заводе. Силы коллективного воздействия робко и слабо направлялись против прогульщиков и нарушителей общественного порядка. Многие начальники цехов не знали и даже не пытались узнать, за что осужден тот или иной бывший рабочий цеха, не считали своим долгом следить за дальнейшей судьбой правонарушителей.

Районный комитет партии, внимательно изучив и обобщив эти факты, принял решение об организации борьбы с нарушителями дисциплины и общественного порядка, об усилении воспитательной работы среди трудящихся. Речь шла, по существу, о пересмотре стиля работы общественных организаций и администрации завода, о повышении их ответственности за судьбу каждого рабочего и особенно молодежи.

Решение райкома возымело большое воздействие на трубопрокатчиков. Уже сейчас становится обычным явлением, когда директор завода во время проводимых им диспетчерских совещаний спрашивает начальников цехов не только о выполнении программы, но и о том, есть ли случаи нарушения дисциплины, чем они вызваны, какие меры приняты.

Из числа лучших производственников организована народная дружина, насчитывающая в своих рядах около тысячи человек. Командует дружиной старший диспетчер завода Иван Григорьевич Нориевский, бывший фронтовик, энтузиаст своего дела. О популярности рабочей дружины можно судить хотя бы по тому, что многие коллективы, борющиеся за звание бригад коммунистического труда, в полном своем составе подают заявления о зачислении в дружину и считают для себя за честь участвовать в ее работе.

О делах и планах на будущее много интересного рассказал мне замполит штаба дружины Николай Тихонович Конырев, полковник запаса, не привыкший жить «на тихой скорости».

Ежедневно в двадцать ноль-ноль дружинники группами по пять человек выходят из штаба и направляются по своим микрорайонам.

Население уже знает: появился патруль с красной повязкой, значит, будет обеспечен общественный порядок. Пьяного, если он ведет себя тихо, дружинники отведут домой, чтобы с ним не случилось ничего худого, и сделают ему соответствующее предупреждение; дебошира сдадут в штаб для внушения и составления рапорта, который завтра же будет отправлен на место работы; что же касается уголовников и злостных нарушителей, то их дружинники направят в отделение милиции.

Практикуется и такая интересная форма воздействия. Получив сигнал (а жители поселка часто обращаются в штаб дружины с различными сообщениями) о том, что такой-то гражданин бьет жену или детей, штаб направляет ему официальное письменное предупреждение, что если он не исправится, то его поведение будет обсуждено на собрании жильцов дома или по месту работы.

Проверка показывает, что, как правило, в таком обсуждении надобности уже не бывает.

Почти треть состава дружины — девушки и женщины. Они отлично несут свою добровольную службу, проявляя при этом находчивость и мужество. Мне удалось познакомиться с одной из активных дружинниц, комсомолкой трубоэлектросварочного цеха сварщицей Клавой Анисимовой. Она рассказала много интересного о буднях дружинников, о том, какой это хороший и дружный коллектив.

Всего полгода работает дружина, но она уже успела сделать многое. Недавно по инициативе штаба с целью выявления недочетов в работе дружины жителям поселка были розданы вопросники. И ответы получены самые положительные. Население одобряет деятельность рабочей дружины, видит в ней надежную опору общественного порядка.

Но достигнутое меньше всего удовлетворяет самих дружинников.

Размышляя о нерешенных задачах, Николай Тихонович Конырев задумчиво говорит:

— На улицах у нас порядок, а в домах, за закрытыми дверьми, еще всякое творится. И мы должны найти тактичные формы вторжения в жизнь тех семей, где частые скандалы калечат жизнь детям, искривляют и озлобляют их души, создавая тем самым благоприятную почву для дурных влияний.

Наблюдательный человек, пристально всматривающийся в жизнь, Н. Т. Конырев знает, что большинство дурных поступков совершается людьми с искалеченным детством. Значит, надо всеми возможными средствами «лечить» неблагополучные семьи, своевременно выявлять начинающийся разлад, не отдавать детей улице. Семья — частица государства, и подходить к ней мы должны с государственных позиций.

— Хорошо бы, например, — предлагает Николай Тихонович, — создать специальные звенья, которые теснейшим образом были бы связаны с домовыми комитетами, а через них и со всей массой жильцов.

Позиция стороннего наблюдателя несовместима с моралью советского человека, который чувствует великую ответственность за все, что происходит в его цехе, в его доме, в его городе, в его государстве.

Деятельность рабочих дружин — ярчайшее доказательство этого. И очень жаль, что о людях со значком дружинника на отвороте пиджака так мало пишут в наших газетах и журналах. Комсомольцы из дружины, работающей при районном комитете комсомола Советского района Челябинска, высказали очень правильную мысль о необходимости открыть всесоюзный ежемесячный журнал «Дружинник», особенно необходимый сейчас, когда деятельность дружин находится еще в стадии поисков и накапливания положительного опыта.

А каким содержательным мог бы стать этот журнал, сколько ярких событий и поучительных историй нашло бы отображение на его страницах! Немало интересного рассказали бы, например, члены штаба дружины Советского райкома комсомола Вадим Козлов и Николай Морозов, Валерий Леонтьев и Станислав Заостровский, Валерий Ефимов и многие другие энтузиасты, сполна отдающие все свое свободное от работы и от учебы время этому нелегкому общественному делу.

Особенно трудно было вначале, когда комсомольский патруль впервые начал властно заявлять о себе.

Случалось, что хулиганствующие элементы, «потревоженные» решительным вторжением комсомольцев, оказывали отчаянное сопротивление. Не раз дело доходило до острых стычек. Ветераны комсомольского штаба Валерий Леонтьев и Станислав Заостровский в одном из таких столкновений получили тяжелые удары по голове. Несколько ножевых ранений нанесли хулиганы комсомольцу Вадиму Кулькову.

Штабистов пытались брать на испуг. Однажды у задержанного вора был изъят список «смертников», куда были занесены фамилии наиболее активных комсомольцев, особенно «насоливших» уголовникам.

Но попытки запугать, посеять панику ни к чему не привели. За плечами комсомольского штаба стояла вся многотысячная комсомольская организация Советского района, который челябинцы любовно называют студенческим: ведь в нем расположены все основные высшие учебные заведения города.

По инициативе райкома стали регулярно проводиться массовые рейды с одновременным участием нескольких сотен человек. За один только прошлый год в патрулировании приняли участие более шестнадцати тысяч комсомольцев. Много дурных поступков и даже уголовных преступлений предупреждено во время этих рейдов и ежедневного патрулирования. Комсомольцы-дружинники разнимали дерущихся, вырывали из рук разбушевавшегося хулигана нож или кастет, брали под свою защиту тех, кто в этом нуждался. Комсомольский патруль не раз задерживал и матерых рецидивистов, помогая следственным органам в раскрытии преступлений и создавая тем самым невыносимую обстановку для уголовников.

«Приходится сматывать удочки. Бригадмил и комсомолия не дают работать», — так высоко оценил деятельность комсомольского штаба один вор в письме к своему дружку.

По мере наведения порядка в районе менялись и усложнялись формы работы дружинников. Применяя медицинскую терминологию, можно сказать, что хирургия все больше уступает место терапии.

Если в прошлые годы в штаб приводили главным образом драчунов, разбушевавшихся пьянчуг, то теперь здесь чаще всего можно встретить задержанного патрулями пунцового от смущения подростка, который курил на улице или нагрубил, или же намеренно задел проходившую мимо девушку…

Приводят сюда и пижонов, оскорбляющих своими дурными манерами граждан города-труженика.

Можно встретить в штабе дружины и взволнованную женщину, обратившуюся с настоятельной просьбой помочь ей оградить сына от плохой компании.

И вот что примечательно: комсомольский штаб дружины при Советском райкоме преследует еще одну, на мой взгляд, замечательную цель.

— Мы хотим, — говорят комсомольцы, — чтобы наша дружина стала похожей на бригаду коммунистического труда, и стремимся, чтобы каждый из нас безукоризненно работал и успешно учился.

Дружина оправдывает свое название: ее члены связаны друг с другом тесной дружбой. Они и отдыхать предпочитают вместе: так интереснее!

…Один из рабочих, выступая на собрании, назвал свою заводскую дружину школой государственного отношения к жизни.

И мне кажется, что сказано это очень верно.

Закон о повышении роли общественности в борьбе с нарушителями советской законности и правил социалистического общежития, проект, которого встречен трудящимися с одобрением, несомненно, будет способствовать дальнейшему укреплению рабочих дружин, общественных судов и других средств воспитания и перевоспитания человека.

Трудно переоценить такую форму, как, например, коллективное поручительство за правонарушителя или личное шефство уважаемого человека над тем, кто споткнулся, совершил проступок.

Недавно в Миассе произошел такой случай. Молодой рабочий Саня Н. совершил кражу. Посоветовались и решили прежде всего обсудить его проступок на рабочем собрании. Желающих выступить оказалось много.

Рабочие с негодованием говорили о проступке Сани Н. и требовали передать дело в суд.

— Нам такие не нужны! Он позорил нас!

Но вот слово взял старый мастер, пользующийся в коллективе большим уважением:

— Случай, конечно, возмутительный! Но я вот о чем думал, когда слушал гневные речи своих товарищей: а нет ли в том, что случилось с Саней, и нашей вины? Ведь вспомним, как бывало. Выйдут все папиросы. Кого посылали? Саню. Он моложе всех: одна нога здесь, другая там… Чего греха таить, и за вином Саня не раз бегал и чарки от нас принимал: «Выпей, не девчонка ведь». А сейчас оказывается, что все мы хорошие, один только Саня виноватый. Я вот что решил, товарищи дорогие: беру Саню на воспитание! Если надо, свою кровать рядом с его поставлю, чтобы даже и ночью не спускать с него глаз. И человек из него выйдет, ручаюсь вам!

Горячая речь опытного производственника задела многих за живое. На трибуну поднялся рабочий, тоже уважаемый в коллективе. Он заявил, что не согласен стоять в стороне и берет ответственность за дальнейшую Санину судьбу. Его поддержал еще один рабочий:

— Втроём, конечно, лучше, чем одному, будет поставить Саню на ноги…

Из зала раздалось еще несколько голосов:

— Не втроем, а всем коллективом будем воспитывать Саню! Так вернее получится. Товарища в тюрьму не отдадим!

На том и порешили.

А вот замечательный пример индивидуального шефства над осужденным. История этого шефства настолько примечательна, что о ней стоит рассказать несколько подробнее.

Вместе с другими работниками трубопрокатного завода неоднократно бывал в подшефной колонии коммунист Герой Социалистического Труда Павел Игнатьевич Гречкин. Каждое из этих посещений вызывало в нем нелегкие раздумья.

С пристальным вниманием всматривался старый мастер в судьбы юношей, отбывающих срок наказания. При всем разнообразии характеров, обстоятельств, индивидуальных особенностей многих из них сближала одна общая беда — раннее сиротство.

Лишенные родительского догляда, они росли, как кривые деревца, не найдя в себе силы противиться пагубному влиянию преступной среды, приведшей их на скамью подсудимых.

Им и здесь, в колонии, несмотря на внимание и направляющую заботу воспитателей, приходится значительно труднее, чем тем, у кого есть близкие.

Ведь одно сознание, что тебя кто-то с нетерпением ждет, готовый поддержать в тебе все хорошее и предостеречь от дурного, — уже есть огромная моральная опора, дающая и силы и уверенность в своем будущем — будущем честного человека.

За многие годы производственной работы Павлу Игнатьевичу доводилось сталкиваться с самыми различными людьми, в том числе и с такими, которые вышли на светлый путь лишь благодаря поддержке и бескорыстной помощи старших товарищей.

Есть безошибочная справедливая мера подлинной ценности человека — это его отношение к людям.

П. И. Гречкин всю свою жизнь любил работать с молодежью. Немало учеников было у него, и на каждом из них лежит частица его души.

Взять, к примеру, Ваню Петухова. Сейчас он вошел в года, крепко стоит на ногах, но Павел Игнатьевич хорошо помнит, каким он был лет двенадцать тому назад, когда впервые, с удостоверением об окончании ФЗО, пришел на завод.

Застенчивый, узкоплечий, он чувствовал себя неприкаянно и совершенно терялся в новой, сложной для него обстановке.

Товарищи, те, что посильнее, до такой степени взяли над ним власть, что Ваня и слова против сказать не мог. После получки деньги у него возьмут — и жди, когда отдадут обратно.

Присмотрелся ко всему этому Павел Игнатьевич и решил взять Ваню Петухова под свое крыло.

После работы домой к себе приведет, жена Матрена Степановна — женщина душевная, по-матерински приветит Ваню, обо всем расспросит.

Шаг за шагом, день за днем выправлялся паренек, овладевал профессией и занял свое место в рабочем строю.

Вот как, не мудрствуя лукаво, определила Матрена Степановна отношения, сложившиеся у него с семьей Гречкиных:

— Ваня у нас все равно, что сын.

На каждом крутом повороте, прежде чем принять решение, Иван Петухов непременно придет к своему старому мастеру попросить совета. Жениться задумал — привел свою невесту к Гречкиным. А как же иначе, ведь пожилые люди, у которых за плечами честная хорошая жизнь, плохого не посоветуют…

Павел Игнатьевич все больше утверждался в мнении, что наряду с производственным обучением, заботой о трудовом и бытовом устройстве необходима и такая форма помощи, как индивидуальное шефство над теми из колонистов, у кого нет близких…

Своими думами он поделился с заместителем секретаря заводского партийного комитета Алексеем Васильевичем Макаровым и встретил полную поддержку.

…В студеный октябрьский день, когда, по словам уральцев-старожилов, осень с зимою встречается, я впервые познакомилась с Павлом Игнатьевичем. Несмотря на непогодь, он приехал в колонию вместе с членом бригады коммунистического труда Юрием Равичевым.

На встречу с шефами пришли все колонисты.

С интересом прослушали они живой, непринужденный рассказ Юрия Равичева о том, как он и его друзья борются, чтобы удержать за своей бригадой звание бригады коммунистического труда, как сообща преодолевают трудности и добиваются успехов, как интересно и уплотненно живут, совмещая работу с учением в вечерних школах и техникумах.

Но особенно взволновало осужденных подсказанное сердцем решение П. И. Гречкина, знакомого им по предыдущим встречам, взять личное шефство над двадцатилетним Владимиром Рязановым.

Я помню, какая напряженная чуткая тишина установилась в зале, когда Герой Труда своим негромким проникновенным голосом говорил:

— Я потому решил взять шефство над Володей Рязановым, что верю в него и от всей души хочу помочь выйти на правильную дорогу. Я знаю о Рязанове все. У него нет ни отца, ни матери, но теперь у него будет человек, который внимательно станет следить за каждым его шагом, радуясь успехам и огорчаясь неудачам… Одним словом, отныне я чувствую себя в ответе за дальнейшую Володину судьбу…

И когда Гречкин по-отцовски привлек его к себе, все присутствующие затаили дыхание, глубоко взволнованные происходящим на их глазах.

Радость, недоумение, недоверие — все эти чувства можно было прочесть на лицах осужденных.

Некоторые из них подходили потом к Павлу Игнатьевичу и спрашивали:

— Вы это вправду сказали, что теперь Володя как бы ваш воспитанник?

И Павел Игнатьевич, понимая, какие трудные думы скрываются за этим вопросом, отвечал как можно спокойнее и непринужденнее:

— Разве ж мне пристало на старости лет бросаться такими словами!

С той поры в судьбе Владимира произошла заметная перемена.

Все шло как будто бы по-старому, и в то же время совсем по-иному. Сознание, что в него поверил такой хороший уважаемый человек, давало Рязанову дополнительные силы, заставляло более ответственно относиться к каждому своему поступку.

Вскоре в колонии начала работу комиссия по пересмотру дел. У В. Рязанова появилась надежда: может быть, учтут его добросовестную работу и поверят в чистосердечность раскаяния, как поверил Павел Игнатьевич?

И комиссия все учла, в том числе учла и поручательство П. И. Гречкина.

В. Рязанов был досрочно освобожден и получил утраченные им права.

Дни, предшествующие этому событию, принесли Павлу Игнатьевичу немало хлопот.

Надо было договориться в отделе кадров завода об устройстве В. Рязанова на работу, добиться места в общежитии, заранее познакомиться с будущими его соседями по комнате, поговорить с комендантом и воспитателями…

Всюду Павел Игнатьевич встречал понимание и готовность пойти навстречу.

Как было заранее условлено, из колонии В. Рязанов приехал прямо к Гречкиным — в уютную квартирку-полуторку, хозяева которой любят людей и живут для людей.

Его ждали и встретили, как родного. Матрена Степановна угостила всем, что было вкусного в доме.

Потом Павел Игнатьевич повел своего подшефного в общежитие. А на следующий день Павел Игнатьевич привел его в трубосварочный цех, где проработал многие годы и где знает все до мельчайших подробностей.

Сначала Владимир отчужденно смотрел вокруг: все ему казалось пугающе незнакомым. Но вот его внимание привлекла группа муфторезных станков, и он заинтересованно начал наблюдать за их работой.

Увидев Гречкина, бригадир муфтового отдела Юрий Баландов спросил, указывая глазами на Рязанова:

— Не сына ли привел, Павел Игнатьевич?

Тот согласно кивнул:

— В точку попал. Сына…

В отделе не хватало одного работника, и бригадир предложил Владимиру работу на муфторезном станке. Специальность хорошая, и заработок прекрасный: квалифицированные рабочие зарабатывают до полутора тысяч рублей.

Павел Игнатьевич знал Ю. Баландова с самой наилучшей стороны и со спокойной душой вверил ему своего подопечного.

С этой поры у Рязанова появился еще один хороший наставник: требовательный и деликатный, строгий и отзывчивый Юрий Иванович Баландов.

Матрена Степановна, узнав, что у парня нет рабочего костюма, извлекла из шкафа старую спецовку своего Игнатьевича, постирала ее, отутюжила и дала Володе с теплым напутствием:

— Носи на здоровье да береги рабочую честь. Ты теперь рабочий человек.

…Более трех месяцев я не встречала В. Рязанова. А увидев, порадовалась происшедшей в нем перемене. Он словно вырос, распрямился, исчезла хмуринка из глаз — смотрят они сейчас весело и доверчиво.

Со сдержанной гордостью Владимир рассказал мне, какой хороший народ у них в бригаде: во всем помогают друг другу… А о Павле Игнатьевиче сказал, просияв улыбкой:

— Спасибо ему за все, за все…

То же самое, только вот какими словами сказал о Гречкине Юрий Баландов:

— Лишь человек большой души мог сделать то, что сделал для Рязанова наш уважаемый Павел Игнатьевич. За Володю я лично спокоен: в работе — настойчив и старателен, ведет себя скромно, тянется к хорошему.

Спокоен за своего подопечного и П. И. Гречкин.

А чтобы начатое им дело получило дальнейшее развитие, он решил взять шефство над молодым рабочим, в поведении которого есть досадные срывы… И не только самим взять шефство, но и поднять на это всех старых производственников-пенсионеров. На одном только трубопрокатном заводе их — многие сотни, а сколько их на других заводах, в других городах, по всему Советскому Союзу! Да это же целая армия ветеранов труда, опытных наставников, способных оказать великую помощь во всенародном деле перевоспитания правонарушителей и воспитания молодых рабочих, поведение которых внушает тревогу!

О значении этого почина хорошо сказал секретарь парткома завода Н. К. Горенко:

— Сейчас нам надо как можно больше внимания уделять профилактике преступлений и предупреждению дурных поступков. И то, что задумал Павел Игнатьевич, — это одна из действенных форм борьбы за человека. Убежден, что на его призыв отзовутся многие, — такие люди у нас, что в стороне стоять не привыкли…

Метод коллективного воздействия в деле перевоспитания — это же поистине беспроигрышный метод! Силу его впервые показал в своей «Педагогической поэме» А. С. Макаренко.

Но «Педагогическая поэма» была лишь прологом, вступлением к той великой педагогической поэме, которая строфа за строфой, глава за главой создавалась и создается сейчас коллективами исправительно-трудовых колоний при самом широком участии всей советской общественности.

В колониях Челябинской области дисциплинарные взыскания все чаще заменяются общественным судом, где в роли прокурора, судьи и адвоката выступают сами осужденные. Иной нарушитель установленного режима готов трижды подвергнуться самому строгому дисциплинарному взысканию, нежели предстать перед своими товарищами в незавидной роли дезорганизатора.

Ревностно борются за образцовый порядок в колониях секции общественного порядка, построенные по принципу народных дружин.

Товарища, отбывшего наказание, осужденные напутствуют так:

— Не забудь, что от твоего поведения на воле во многом зависит и отношение к нам. Если ты споткнешься, то подведешь не только себя, но и нас.

Работа на производстве, сочетаемая с учебой в вечерних школах, разумно организованный досуг с учетом индивидуальных склонностей — вот благоприятные условия, в которых ведется перестройка сознания и воспитываются положительные человеческие качества.

Двадцатилетний юноша Н., глубоко осознавший совершенное им преступление, сказал мне: «Я читал, что советские ученые изобрели искусственное сердце, при помощи которого можно будет спасать тысячи жизней. Это удивительно! Но разве не достойно удивления и такое обновление сердец, когда человек, про которого говорили, что у него нет ни стыда, ни совести, становится полноценным членом советского общества?»

Да, именно такими людьми становится большинство отбывающих срок заключения в исправительно-трудовых учреждениях. Официальная статистика свидетельствует о том, что в Челябинской области, например, за последнее время значительно уменьшился рецидив, а общее количество преступлений только за последний год сократилось в полтора раза.

В колониях все больше появляется желающих получить среднее образование. В прошлом году несколько сотен осужденных получили аттестат зрелости.

А сколько совершается хороших поступков, которые убедительнее всяких слов говорят о гражданской зрелости вчерашних правонарушителей!

…Один из заключенных, В. Долгушев, случайно получил серьезные ожоги кожи. Для спасения его жизни и быстрейшего выздоровления нужна была живая ткань. Когда об этом узнали в коллективе, 130 человек немедленно заявили о своей готовности помочь пострадавшему. И каждый хотел, чтобы кожу взяли непременно у него. Тем, кого отобрали врачи, откровенно завидовали: ведь им представилась возможность на деле доказать свою готовность прийти на выручку товарищу!

В другой колонии осужденный за воровство П. Мягков исполнял обязанности дневального в комнатах для свиданий; во время очередной уборки помещения он нашел оброненную кем-то «Звездочку» — хорошие наручные часы. Без раздумий П. Мягков передал свою находку администрации для вручения потерявшему.

И когда я об этом факте рассказала Д., также осужденному за воровство, он спокойно сказал:

— Ну что ж тут такого? Вернул — и правильно сделал. Значит, парень твердо решил завязать узел на своем прошлом. Удивляться тут, по-моему, нечему. Поступок вполне нормальный.

Вот несколько коротких штрихов, несколько произвольно выбранных поступков людей, твердо вставших на путь исправления и глубоко осознавших и свою вину и справедливость полученного наказания. Они не требуют поблажек и единственно, чего хотят и на что рассчитывают, — это на доверие коллектива и воспитателей.

— Если вы мне не поверите, то как же я смогу поверить в себя, в свое будущее, в то, что и мне дорога в жизнь не заказана? — пишет капитану Л. Балезиной один из ее многочисленных корреспондентов, человек, жадно ищущий выхода из тупика, в котором он оказался по своей и по чужой вине.

Человеку надо верить! Сколько щедрой любви к людям и веры в доброе начало, заложенное в каждом человеческом сердце, содержится в этих простых и мудрых словах, определяющих линию Коммунистической партии в деле воспитания и перевоспитания правонарушителей!

Конечно, не во всех колониях работа перевоспитания ведется одинаково успешно. Стиль работы определяется не только направляющей политикой, но и работниками, которым доверено это нелегкое, требующее подлинного творчества дело. Встречаются среди воспитателей и руководителей исправительно-трудовых колоний люди ограниченные и не способные разбираться в сложных характерах и психологических особенностях каждого вверенного им человека. А где нет индивидуального творческого подхода, там процветают формализм и схема.

Но таких работников становится все меньше. Их заменяют людьми, соответствующими высокому назначению воспитателя, как был заменен, например, начальник отряда колонии Кузяшев — бездушный формалист, проявивший полнейшее равнодушие к судьбам вверенных ему людей.

Проблема перевоспитания осужденных в значительной степени зависит от непрерывного совершенствования воспитателей. Если в любых других областях промышленного и культурного строительства пропаганда передовых методов труда стала неотъемлемой частью повседневной жизни, то здесь опыт лучших воспитателей, начиная с талантливейшего педагога наших дней А. С. Макаренко, изучается и пропагандируется все еще крайне недостаточно. И в этом большая доля вины ложится на писателей и журналистов.

Но даже в тех материалах, которые изредка появляются на страницах газет и журналов, перелом в сознании вчерашних правонарушителей зачастую выглядит так, словно произошел сам собою.

Между тем достаточно поговорить с любым из них, чтобы убедиться, насколько это неверно. Каждый из бывших осужденных с душевным волнением назовет имя воспитателя или начальника колонии, старого мастера или школьного учителя, не оставившего в беде своего незадачливого ученика.

Помощь всегда конкретна, всегда облечена в живую плоть добрых поступков, сила воздействия которых зависит от того, в какой обстановке этот добрый поступок совершен.

Люди трудной судьбы ценят проявленное к ним доверие и очень чутки, отзывчивы к доброму слову и деликатному вниманию. Сила положительного примера здесь приобретает исключительное значение. Сотрудник политотдела Лидия Михайловна Балезина передала мне большую пачку писем, полученных ею от заключенных, в судьбах которых она приняла участие.

Пока я читала эти письма, спазма не раз сжимала мое горло: так много неподдельного чувства и глубоких раздумий вложено в простые, безыскусственные строчки, адресованные человеку, в сердечности которого авторы этих посланий глубоко убеждены. Такие письма пишут любимому учителю, старшему товарищу, когда хотят получить хороший совет, увериться в правильности принятого решения или просто излить свою душу, как это сделала, например, В. Петрова.

Вспоминая о том времени, когда Лидия Михайловна работала среди осужденных в женской колонии, Вера Петрова пишет:

Рядом с длинным, полным раздумий письмом Веры Петровой кратчайшая телеграмма:

Лидия Михайловна рассказала:

У Всеволода Волкова в прошлом пять судимостей. И все — за воровство. Пятая из них, на мой взгляд, самая горькая. И вот почему. После четвертого пребывания в колонии Волков вышел с профессией токаря и жаждой честной трудовой жизни. Волю и стремление к труду терпеливо и настойчиво воспитывал в нем чуткий воспитатель и душевный человек Георгий Петрович Петрусев, под началом которого длительное время находился Всеволод.

Воспитатель сумел убедить Всеволода в том, что его, рабочего человека, в обществе примут, как положено, и, конечно же, помогут ему. Тогда промышленные предприятия нашего города еще не проявляли такой отеческой и организованной заботы о судьбе освобождавшихся, как это делается теперь. И на Волкова обрушился удар такой оглушительной силы, что появившаяся вера в людей разлетелась вдребезги. Всеволод твёрдо решил поступить на работу, предъявил документы с отличной характеристикой из колонии, но какой-то чинуша резко бросил ему в лицо:

— Жулики нам не нужны!

Этот возмутительный, издевательский ответ ожесточил и надломил Волкова. И снова темные силы воровского мира взяли над ним власть: он совершил преступление.

И вот пятая судимость.

Трудно было восстановить у Всеволода душевное равновесие. Еще труднее — доказать, что не все люди злы и равнодушны, как он тогда утверждал.

Посоветовали ему освоить электросварочное дело. Взялся он за новую работу без большого желания, но совершенно неожиданно проявилась у него — нет, не просто способность! — а настоящий талант к этому делу. Работать стал так, что дивились все: давал до 400—500 процентов нормы! Уже заранее начали мы готовить его ко дню освобождения. Если бы вы видели его в последние месяцы в колонии: сколько раздумий, бессонных и мучительных, обуревали его душу!

Он принял твердое решение никогда не возвращаться к преступному прошлому. И верил в нашу поддержку, верил, что на этот раз его не оставят одного, без работы, без крова, без участия. Сразу же после освобождения мы устроили Волкова электросварщиком к шефам, на завод имени Колющенко.

Но червь сомнения — а до конца ли поверили ему? — нет-нет да и точил его сердце.

Я это особенно остро почувствовала, когда однажды в выходной день Всеволод пришел ко мне домой и попросил, чтобы я отпустила с ним для прогулки в лес своего десятилетнего сынишку Сашу. Посмотрела на него: глаза настороженные, испытующие. Я поняла, что это не обычная просьба, а испытание моей веры в него и что ни в лице моем, ни в голосе ничто не должно дрогнуть, иначе вся длительная и нелегкая работа может пойти насмарку. Конечно же, я разрешила сыну пойти с Всеволодом и не пожалела об этом: перелом в его душе произошел окончательный.

Теперь Всеволод Волков живет в Омске, где у него мать. Он стал хорошим рабочим. Женился. И вот у него родился сын, о котором он мечтал. Впрочем, это не то слово. Я помню, как, терзаемый сомнениями, он не раз спрашивал меня:

— Неужели, Лидия Михайловна, у меня когда-нибудь будет и сын и я смогу его воспитывать, как все настоящие отцы?

…Историй, подобных этой, в каждом исправительно-трудовом учреждении десятки, сотни. Именно потому они и представляют величайшую ценность, ибо это выигранные сражения за человека, полноценного члена социалистического общества.

А. С. Макаренко в беседе с рабочим активом на заводе «Шарикоподшипник» высказал интересную мысль:

Как это емко сказано: внимание к долгу! А долг каждого советского гражданина — честным трудом украшать и укреплять свою социалистическую Родину, приносить радость людям.

И если осужденный поймет это и почувствует готовность к такому труду, — значит, главная победа в борьбе за его будущее уже одержана!