Второй шанс

Глава 19

Мысль о том, что властвовать надо разделяя, придумали очень неглупые люди. Плодить на подшефной территории монархию абсолютную мне совершенно не хотелось, поэтому в становища остальных вождей бывшей оккупационной армии, с которыми были заключены договоры о ненападении, были направлены гонцы с приглашением прибыть на курултай. Весть о нашей виктории у переправы каким-то невероятным образом добралась по степи до селения у Чистого Ручья раньше, чем мы, и, поэтому, прием при прибытии нам был оказан более чем радушный. Конечно, этому в немалой степени способствовали так же две сотни конных воинов, расположившихся лагерем на противоположной от стоянки неандертальцев стороне ручья. Кроме того, энтузиазму встречающей стороне прибавили привезенные нами подарки в виде пяти здоровенных бычьих туш, добытых нами в степи перед визитом к будущим союзникам. При выборе подарков с самой лучшей стороны показал себя арбалет, при правильном попадании валивший более чем пятисот килограммовое животное с одного выстрела.

Ручей, а в действительности, небольшая речка, был необычайно чистым, и в ее водах, на радость людям, носились стайки неплохой форели, существенно разнообразившие наше меню. Даже гоблины, с их бурной жизнедеятельностью, свое становище неподалеку от речного берега разбившие, не смогли окончательно загадить эту идиллию. Ну а запахи, иногда доносимые до людского лагеря степными ветрами переменчивыми со стороны селения палеолитического, были неизбежной платой за выбор соратников в борьбе за дела мира во всем мире. Ну, или в его отдельной, небольшой, но очень для нас важной, части.

Пока гонцы легконогие бегали за остальными участниками будущего раздела степи на удельные княжества, мы с вождем не менее нужной и полезной работой занялись. В ходе бесед долгих с Быком Могучим, я, на бересте, специально захваченной, карту окрестностей, гоблину известных, начертить пытался. Кроме того, определялись мы, с его слов, с поселениями орочьими, кому под пяту его владетельную идти, а кому и прекращать существование бренное, в миры доброй охоты переселяясь навечно. Хотя непримиримых, по словам царька местного, не так уж и много было, да и уничтожать племена полностью нужды не было, самок с детенышами, и мужей, лояльность проявивших, по другим стоянкам разберут. Еще я условие поставил ему строгое, что все стаи, в набеге на западные земли участвовавшие, жестокостью невиданной прославившиеся, уничтожены будут поголовно, в назидание другим захватчикам. Разведка зоркая на закат была отправлена.

Городки гоблинские по одному принципу все устроены были. В холме норы отрывались просторные, не норы даже, пещеры из комнат нескольких. Там у них и кухня была, и мастерская, и само жилище, место спальное. Степь не горы, пещер не найдешь, поэтому места для устройства жилья редки были, на перечет известны. А еще не каждый холм подойдет, условия должны быть соответствующие. Вода должна быть рядом пригодная, и угодья охотничьи обильные, и травки-корешки всякие, полезные и вкусные, расти поблизости. Поэтому и покидались эти оазисы крайне редко, долгими веками жили в них, поколениями. А еще неандертальцы молодые женщин обычно брали себе из других родов. Понимали видно, чем опасно скрещивание близкородственное. Посему, поиск объектов агрессии нашей с помощью местных жителей совсем не труден был.

По прибытии остальных вождей орковских планы, на черно, у нас уже были набросаны. Князья удельные будущие прибыли не в одиночестве, а с дружинами своими не малыми. И началась у людей и дружественных нелюдей работа кровавая, но нужная. Отряды завоевателей составлялись по принципу — местных дружинников от ста до ста пятидесяти, и людей, в качестве огневой поддержки им приданных, от тридцати до пятидесяти, в зависимости от количества штыков активных в селении, под контроль переходящем.

Сам я, с отрядом из ста пятидесяти неандертальцев и пятидесяти охотников, занялся самым неприятным — западными кланами. Три становища, по нашим сведениям, подлежали полной санации. И не надо думать, что чудовище я кровожадное. Во времена далекие, дикие, где оказаться я сподобился, все, и люди, и животные, понимали один метод воздействия — силу свирепую. Если бы я речами красивыми начал убеждать неандертальцев в неприемлемости их поведения живодерского, то, в лучшем случае, оказался бы не понят просто, а в худшем, на обед употреблен, как мясо глупое, но вкусное. А сами гоблины продолжили бы практику порочную, людей немногочисленных истребляя безжалостно, и с жестокостью. Нельзя такие действия было оставлять безнаказанно. Кроме того, где-то там, на западе, скрывался и землячок мой, с которым мне ну очень повидаться хотелось, потолковать за жизнь, и замечание ему сделать доходчивое за поведение его гнусное.

С первым становищем проблем не возникло. Расположения его известно было, тактику заранее обговорили и опробовали. На место нужное к вечеру подошли, скрытность блюдя всемерную. Не хотел я в честный бой вступать в поле чистом, опасности своих людей подвергая, и рискуя разбежавшихся противников по степи не поймать. Не воины мы сейчас благородные были, а мстители, за людей, зверски и бессмысленно замученных, каратели. Поэтому подкрадывались мы к жилищу вражескому под покровом ночи, дождавшись, пока племя спать уляжется. Две проблемы были перед нами — часовые и животные.

Пятерка караульных орков недалеко от входов норных сидела, огонь в костре поддерживая, территорию племени от нападения хищников охраняя. И помогали им в этом собаки прирученные. Да, гоблины местных тузиков приручили. Конечно, собак настоящих, служебных, сторожевых, из этих предков болонок и чухуахуа не получилось. Но шум поднять, когда к стоянке чужие подкрадываются ночным временем, они могли изрядный. Поэтому, средством для снятия запаха воспользовались мы народным, неандертальским. Вокруг в степи куч навозных, крупными травоядными оброненных, было великое множество. Вот этой субстанцией нам натереться и пришлось, маскировки для. Не миновала чаша сия и меня лично. Все бы ничего, раз для дела надо: одежда запасная есть, вода рядом, отмоемся потом. Но лошадей наших несоответствием вида знакомого, им привычного, и запаха непонятного, поразили мы здорово. Борзой, когда я, уже готовый к боевым действиям, к нему подошел, аж отпрянул от меня. Не мог понять он, что за чудище перед ним стоит, видом знакомое, а запахом слоновье (может быть, не знаю, в сортах не очень компетентен).

Охранников мы, местным дезодорантом защищенные, сняли чисто. Очень хорошо видны они были, по темноте ночной костром ярким освещенные. Подкрались на двадцать метров, и дружно залп дали единственный. Больше не понадобилось. А затем люди, специально назначенные, во входы норные гранаты метнули зажигательные. Озаботились мы заранее созданием оружия этого секретного, для мест здешних необычного. Конструкция простая, но действенная — горшок глиняный с маслом горючим, воском запечатанный, и фитиль, этим же маслом пропитанный для верности. А дальше истребление началось полномасштабное, описанию литературному весьма противное. Выбегали гоблины, часто горящие, из нор своих, ни о каком сопротивлении не помышляя даже, и попадали под огонь наш убийственный. А кто смог лучников миновать, натыкался на цепь других гоблинов, нам союзных, стоянку плотным кольцом окружившую. Там дело дубинами да копьями заканчивали. Быстро все было завершено, никто не выжил. А потом союзнички наши пир устроили, как победителям и положено. Благо, блюда, к столу их поданные, уже частично прожарены были. Ну а что, нравы тут простые: еда есть — надо есть, белок дефицитный пропадать не должен, консервацию не изобрели пока. Люди, такого зрелища не вынеся, на ночевку устроились поотдаль, грязь с себя смыв в источнике местном предварительно и одежду отстирав. Землянина я, трупы осмотрев, как ни противно было, не нашел.

Во второй раз у нас так же четко сработать не получилось. Подходили мы к окрестностям гнезда днем, и были еще на подходе замечены группами охотников и собирателей. Для выяснения причин появления нашего была выслана нам на встречу делегация представительная, аборигенов из пятидесяти вооруженных состоящая. В переговоры мы вступать не стали, сходу делегатов вырезали, и окружение городка начали, но, в основном, опоздали. Пришлось долго за разбежавшимися гоняться. Всех поймать, конечно, не получилось, степь большая, много народу укрыться смогло. Кто-то из них, скорее всего, до третьего, дальнего самого, и крупного, логовища и добежал быстрее нас, местность хорошо зная. Да, пришлого и во втором городке не оказалось. Но зато оказались пленные, для допроса еще пригодные. И пояснили они, что чужак, на селения людские их водивший, и казнями и расправами над населением командовавший, действительно обитает на постоянной основе рядом с оставшимся становищем, еще нами не найденным, в роще немаленькой, в доме собственном. Живет он там с комфортом, гад, женщин людских, подневольных, аж четыре штуки себе из набега приведя. И описали они внешность мне его, одежду и вооружение, как могли. И снова не удивился я, помня, что в книге сказок старинной, самой на моей Земле читаемой, сказано по этому поводу правильно: «И возвращается все на круги своя».

Учитывая сведения, от пленных полученные, понимал я, что времена нетяжелые побед почти бескровных, для отряда нашего, скорее всего, закончены. И не ошибся в своих предположениях. Через два дня пути по простору степному доложила разведка, что ждет нас встреча теплая, войско противник на встречу выслал, числом немалое. Голов более трех сотен нелюдей нас встречать приготовились. Вот тут у нас сложности наметились не маленькие. Мало того, что основная часть войска моего составляли неандертальцы дикие, к дисциплине плохо приученные, команды исполнять не умеющие. Так и войско у нас в этот раз было небольшое, количеством поменьше встречавших нас. И еще учитывать необходимо было, что за спинами гоблинов этих враг умелый мог прятаться с оружием дальнобойным, для нас, числом и так не великих, страшным. А у меня оружия такого уже не имелось.

Хотя, тут вопрос спорный был. Лично зная людей категорию, к которым чужак разыскиваемый относился, могу сказать, что воины они неплохие, умелые весьма, но прямое боестолкновение, грудь в грудь, глаза в глаза с противником, не любящие. Из засады хитро ударить, из-за угла выстрелить, на тропе горной подкараулить — это да, это у них хорошо получалось. Поэтому полагал я, что может недруг искомый не станет рисковать шкурой, для него драгоценной. Тем более, что есть у него все основания думать, что с товарищами его мы разобрались окончательно, благо слухи по степи циркулируют исправно, со скоростью удивительной. И разведка его, и орки беглые, доложить могли, что вместе с карателями чужак идет, видом странным выделяющийся. Я ведь не скрывался. В камуфляже своем, да на коне приметном, выделялся из группы явственно. Может вполне он подумать, что вооружен я не хуже его, оружием своим, или трофейным, с черноводников.

Не смотря на выкладки свои умозрительные, доразведку я лично проводил, осматривая очень внимательно войско вражеское в прибор оптический, единственно мне доступный — прицел, из пустого автомата австрийского извлеченный. И не находил в рядах вражеских чужака нехорошего. А поэтому, держа в уме возможности непредвиденные, стоит думать нам, как разбираться с силой гоблинской, самой по себе, без поддержки земной, очень не маленькой. Не было у меня возможности использовать в свою пользу особенности рельефа местного. Степь да степь кругом, как стол гладкая. И тут вспомнил я, как читал в жизни прошлой о полководце великом, по прозвищу Молния, грозный тогда Рим в страхе жутком державшем, со слонами боевыми горы преодолевавшим. В одной из битв, зная, что пехоты у него меньше, и подготовлена она хуже, чем у противника, придумал он следующее построение: по центру строя поставил он войска самые ненадежные и подготовленные плохо, а по флангам свою кавалерию сильную. И как только враг ударил в центр войска его, и завяз в битве рукопашной, конники фланговые с боков противника окружили, и истреблять принялись. Вот очень мне эта стратегия в данном случае подходящей показалась.

Только расстановку эту я немного доработал, местную специфику учитывая. Не стал я сразу конных лучников наших на фланги отводить, а поставил в начале боя за строем пехоты союзной, что бы могли они через головы стрелять. И наказал гоблинам своим до последнего строем стоять, на встречу противнику не двигаться, дать стрелкам возможность урон сильнее нанести. Но дикари, они дикари и есть. Как только враг метров на сто приблизился под ливнем стрел наших, не выдержали горячие неандертальские парни, и в драку кинулись. Тогда разделились конники, как заранее обговорено было, и с двух сторон окружили дерущихся, врагов с безопасного расстояния расстреливая. Еще до боя я приказал унтерменшам нашим повязки из полотна белого на правую руку сделать, а то поди, в рукопашной свалке разбери, и где кто — рожи то у всех одинаковые. Огонь фланговый в тушки, щитами не прикрытые, последствия для противника имел фатальные. Не долго они выдержали истребление безнаказанное, вскоре бежать почти все, кто смог к тому моменту, бросились. Ну а мы за ними, добивать, естественно. Не нужны нам были партизаны степные, по тылам шляющиеся. Так этот наш Азенкур и закончился.

Но и союзники наши потери понесли чувствительные. Если из людей моих, строгий приказ имеющих не соваться ни в коем случае на дистанцию боя, для орков доступную, не пострадал вообще ни один, то гоблины наши потеряли почти половину состава списочного убитыми и раненными. А так как сопротивления противника крупными силами в дальнейшем уже не ожидалось, и скорость движения, из-за большого количества раненных неходячих, могла очень существенно снизится, отправил я коалиционных нелюдей по домам, оставив себе лишь нескольких проводников, из наиболее смышленых. Вот только терзали меня сомнения смутные, что доставят гоблины своих покалеченных до стоянок родных, а не в пути слопают. Ну, да и Бог с ними, величина поголовья ихнего — это не то, что меня сейчас серьезно волновать должно. Поганец земной, кстати, как я и предполагал, так и не появился. И двинулись мы марш-маршем поспешным, уже на поиск дороги не отвлекаясь, по следам, армией орковской проложенным, к стоянке их последней.