Пугачёва всё-таки выиграла Гран-при! В Москву она вернулась 29-го, и тут же набрала номер моей новой квартиры. С телефона, ещё недавно принадлежавшего Евлевичам, я успел до этого позвонить Стефановичу и сообщить свой новый номер.
– Новоселье уже отметили? – спросил он меня.
– Да как-то… Мама уже в Пензу вернулась, мы только с девушкой моей живём. В кафе сходить не проблема.
– А соседей собрать?
– Мы их и не знаем практически. Нет, ну так-то познакомились с соседями по подъезду. Там всё больше себе на уме люди, мидовские работники, хоть по большей части обслуга типа шоферов и поваров.
– А-а, ну это серьёзно. Но с такими людьми дружить надо, мало ли… Даже с поварами.
Чтобы получить пять тысяч, пришлось нам с Пугачёвой снова встречаться у «прикормленного» нотариуса. Поехал без Инги, ни к чему ей лезть в мои финансовые дела, хоть мы и живём вместе, и бюджет у нас практически общий. Алла Борисовна сообщила, что хочет снять видео на мою песню, чтобы её показали в эфире «Утренней почты». Что ж, похвальное желание, и моя фамилия лишний раз промелькнёт на экране. Мелочь, как говорится, а приятно.
Под вечер решили сходить в кино. Рядом с домом в шаговой, как говорится, доступности имелось два кинотеатра – «Енисей» и «София». В «Енисее» ничего интересного не показывали, поэтому пошли в «Софию», посмотреть уже не новый индийский фильм «Бобби». Когда подходили к кинотеатру, то увидели скульптурную композицию – мужик с бабой тащат ещё одного мужика, похоже, раненого. Видимо, этот арт-объект имел какое-то отношение к Великой Отечественной войне, хотя на фигурах не было никаких опознавательных знаков. Потом, позже, местные ребята меня просветили, что данное творение называется «Раненый командир» и его нам подарили болгары, когда был построен кинотеатр.
Но весь юмор заключался в том, что буквально в паре минут ходьбы находился гастроном, в котором легко можно было купить какой-нибудь дешёвый портвейн и, наслаждаясь природой, выкушать, сидя на лавочке на Сиреневом бульваре. Чем местные алкаши и злоупотребляли. А посему скульптурная композиция больше напоминала часто встречающуюся в данных краях картину, когда упившегося до состояния изумления «потерпевшего» добрые соседи или собутыльники транспортируют домой.
После сеанса решили прогуляться по району. Прошли сверкающий огнями «Первомайский» универмаг. За ним увидели вывеску небольшого кафе «Встреча». Внутри, как говорится, бедненько, но чистенько. Заказали себе мороженное и кофе, на удивление оказавшегося вполне себе удобоваримым. Посидели, поболтали, и в половине одиннадцатого решили, что пора бы и честь знать.
Приближаясь к дому, услышали за спиной шаги, и чей-то хриплый голос сказал:
– Слышь, Вась, а ведь клевые кроссовки идут!
– Ага! Вишь даже надпись «Рита» видна и хорек прыгающий! ФирмА! – ответил другой голос, тоном повыше.
– Так я гляжу, это же твой размер! Давай переобувайся и дальше пойдем!
– Слушай, а в кроссовках какое-то тело…
– Правда, что ли? А, ну да… Слышь, тело, выпрыгивай из обувки! И по-быстрому.
Я обернулся. За спиной стояли два парня. Один коренастый, а другой с него же ростом, но более хилой комплекции.
– Слышь, ребят, может не будем фигнёй страдать на ночь глядя? – попробовал я как-то разрядить обстановку. – Тем более ведете вы себя в корне неправильно.
– О как! – сделал вид, что удивился, коренастый. – А как правильно?
– У нас в городе даже дети сопливые знают, что на влюблённую пару не нападают. Западло.
– Да ты чё! Это где ж такой город?
– Пенза называется. Мы недавно сюда переехали…
Тут мое настроение ещё больше упало, так как из ближайших кустов появились ещё две фигуры и направились к нам.
– Да-а… Весёлый у вас там город, судя по всему. Но мы тут не в Пензе…
– А чем Москва от Пензы отличается? Мне Лёха «Доктор» говорил, что да, райончик тут шебутной, но пацаны вроде правильные.
– А ты откуда Лёху знаешь? – напрягся коренастый.
– Слышь, Губа, а не до хера вопросов задаешь? Или ты в прокуроры записался?
Я обернулся и увидел за спиной появившегося словно бы из ниоткуда Лёху. Тот был одет в спортивный, «олимпийский», синего цвета костюм, и держал в руках сумку с надписью «Спартак».
– О! Длинный нарисовался, – проговорил хилый, сплевывая через зубы.
– Аист, длинный у тебя в штанах болтается и на тебя похож. Какие вопросы к парню?
– Да никаких, – ответил коренастый, которого Леха назвал Губой. – Видим, человек новый на районе, решили познакомиться. Оказался твоим корешем, так что всё ровно.
– Познакомиться решили… Эй, Кораблик, Нищета! Хрен ли застыли, – окликнул Лёха двух парней, которые так и не подошли к нам. – Подваливайте. Тоже знакомиться будете. Чтобы потом не говорили, что не знали.
Двое подошли. А ничего себе, крепкие ребятки. Не знаю даже, удалось ли бы мне с ними совладать, не появись Лёха.
– Слышь, Вась, – обратился Лёха к Губе, – я тут подзабыл, а когда у тебя день рождения?
– В декабре? Это ты к чему, Доктор?
– Это я к тому, друг мой, что тебе офигеть как сегодня повезло!
– В смысле?
– В том смысле, что у всех нормальных… Я подчеркиваю – нормальных людей один день рождения, а у тебя теперь, считай, аж целых два теперь.
– Не понял…
– Объясняю. Для всех, кстати. Юноша, с которым, как ты говоришь, тебе захотелось познакомиться – чемпион Европы по боксу и скоро «на мир» поедет со сборной. И вот думаю, что много ли у тебя здоровья-то осталось бы после «знакомства»? Так что есть повод отметить.
– А-а-а… Эта… Отметить, Лёх, всегда пожалуйста…
– Вот ты додик, шуток не понимаешь. Это я про отметить если что… Ладно, голуби, валите на хрен. Надоели. Надеюсь, вопросов ни у кого не осталось?
Компания дружно завертела головами, подтверждая Лёхины слова.
После того как местные гопники рассосались в темноте дворов, Доктор повернулся к нам, улыбаясь.
– Ну, Макс, знакомь со своей половиной.
– Инга, – представилась моя подруга и, как мне в полусумраке показалось, даже покраснела от смущения.
Хм… Первый раз вижу, чтобы она так краснела при незнакомом человеке. Видно, Алексей произвел на неё сильное впечатление.
– Алексей, – представился мой товарищ.
Я даже почувствовал что-то вроде укола ревности, уж больно долго они друг на друга смотрели.
– Ну как тебе наш райончик, Макс? Веселый?
– Нормальный. У нас в Пензе тоже по вечерам обхохочешься. Ничего нового… Слушай, Лёш, а ты откуда этих красавцев знаешь?
– Так это одноклассники мои. А Ваську я ещё с детского сада знаю.
– А почему тот, который Аист, тебя Длинным назвал?
– Да я в школе всегда самым высоким был среди ровесников, вот с первого класса и прилипло. Потом, когда в девятом классе УПК пошло, ребята кто паять, кто за станок, кто за руль. А я уже тогда в медицину решил податься, и меня с несколькими девчонками в 36-ю больницу отправили. Типа практики. Вот с тех пор стал Доктором.
– Ты извини, конечно, но почему они тебя так слушаются?
– Не извиняйся, правильный вопрос. В общем-то я их ещё в школе мутузил, если нарывались. А потом по дурости, когда постарше стали, в одной компании оказались. Романтика, блин! Парковая на Парковую махались, район на район. То с гольяновскими чего-то там не поделили, то вместе с гольяновскими к перовским в гости или они к нам. Весело было. Ну а потом, когда спортом увлекся, тут уже не до дури стало. В общем, вовремя отвалил. А эти скоро сядут и, боюсь, надолго. С мозгами явно проблемы… Вы откуда сейчас?
– В «Софию» ходили, индийский фильм смотрели, а после прогуляться решили. Вот и прогулялись… А ты откуда?
– Да в зале, в шэдэ тренировался. Железо чуть потягал, с парнями в регби-баскетбол поиграли. Не знаешь, что это? Ну типа регби, только мяч в кольцо надо закинуть. Жёсткая игра, но интересно.
Так, за разговорами, мы не спеша дошли до нашего дома. Я ещё раз поблагодарил Лёху за своевременную помощь и пообещал, что, если будет время, обязательно загляну к ним в зал.
Как только Максим и его подруга вошли в свой подъезд, из-за кустов появились двое подтянутых, моложавых мужчин, направившиеся к стоявшим неподалёку «Жигулям». Когда сели в машину, тот, что расположился на переднем пассажирском сиденье, включил извлечённую из бардачка рацию.
– Это «Эскорт». Вызываю «Первого»!
– «Первый» на связи, – раздался в динамике чуть хриплый от помех голос.
– Докладываю – «Суслики» в норе.
– Как, всё спокойно было?
– Случился небольшой конфликт с местной шпаной. Помог новый знакомый…
– Утром мне на стол подробный рапорт о событии и обо всех участниках инцидента. Особенно по новому знакомому.
– Есть, товарищ «Первый»!
– Конец связи!
31 августа, в пятницу, я заявился в СПТУ. Поднялся в нужную аудиторию, где уже гомонили несколько студентов из моей группы Т-298. Их внимание тут же переключилось на мою персону.
– О, гля, пацаны, это же новенький, тот самый Варченко!
Узнавший меня белобрысый парень тут же подскочил, протянув руку:
– Я Витёк! А это Серёга, ещё один Серёга, Арсен и Миха… Слушай, классно же, что ты с нами будешь учиться! А ты это… Будешь в нашем училищном ансамбле играть?
– Вряд ли, у меня в октябре недельные сборы, потом, если всё будет нормально, в ноябре месячные сборы на Дальнем Востоке, потом в Японию лететь…
– В Японию? Супер! А чего там?
– Чемпионат мира по боксу среди юниоров.
Да, только сначала нужно выиграть мини-турнир, который на базе в Новогорске для нас организуют тренеры сборной. А там составчик в моём весе соберётся приличный, так что и к этому испытанию тоже нужно должным образом подготовиться. К этому времени я уже успел посетить три тренировки в «Динамо». Грачёв сразу же начал гонять меня, как он сказал, по системе своего учителя, а в спарринги со мной ставил матёрого парня, считай мужика, приговаривая: «Ничего, тяжело в учении – легко в бою».
Тут в аудиторию стали вваливаться другие студенты, и Витёк каждому тут же рассказывал, кто теперь будет учиться в их группе. Старостой группы оказался прямой, как палка, обладатель прилизанной шевелюры Вячеслав Траньков. Интересно, может, он папа будущего олимпийского чемпиона по фигурному катанию? Тем более что отчество фигуриста я всё равно не знал, так что не исключено.
Последними в аудиторию зашли те самые Коля Жмакин и Федя Фролов. Блин, словно братья-близнецы, если судить по комплекции. Оба выше меня на полголовы, ширина плеч, пожалуй, соответствовала моим, на лицах признаки лёгкой дебильности. Увидев меня, эти «двое из ларца» одновременно осклабились.
– Федьк, глянь, по ходу, это тот самый боксёр.
– Ага, – гыкнул тот. – Слышь, боксёр, деньги есть?
– Есть, – отвечаю как ни в чём ни бывало и достаю из кармана кошелёк. – На, отслюнявь сколько надо.
Опешивший Федя переглянулся с Колей, пожал плечами и потянулся к кошельку, который я держал правой рукой. Лишний раз не помешает проверить свой излюбленный полукрюк левой в печень. Секунду Фёдор стоял с раззявленным ртом, демонстрируя гниловатые по большей части зубы, которых ещё и недоставало, а затем согнулся пополам, держась за бок.
Я спокойно, на глазах у притихших одногруппников, убрал кошелёк обратно в карман джинсовой куртки, после чего кивнул Коле:
– Или, может, тебе тоже нужны мои деньги?
Даже белки его глаз налились кровью, а пальцы с хрустом сложились в кулаки, но едва он сделал шаг в мою сторону, как дверь распахнулась и в проёме нарисовался Бушмин.
– Что здесь происходит? – с ленцой поинтересовался мастер производственного обучения, глядя на стоявшего в полусогнутом состоянии Федю.
– Да съел что-то не то, Андрей Викторович, кажись, подавился, – прокомментировал Витёк.
– Это мы сейчас исправим.
Мастак подошёл к Феде и так зарядил ему ладонью по спине, что несчастный бухнулся на колени, и его тут же вырвало на пол.
– Фу-у, – раздалось со всех сторон.
А Бушмин, скривившись, кивнул Витьку:
– Быстров, дуй к техничке за тряпкой и ведром. Не забудь воды набрать, щас Фролов оклемается, и всё это протрёт. Ты как, Федя?
Тот булькнул что-то нечленораздельное, и предпринял попытку встать на ноги. Не сразу, но это ему удалось.
– Убью, сука, – прохрипел он, вытирая губы рукавом не первой свежести пиджака.
Мастер положил ему свою мощную ладонь на плечо:
– Ты это кому, Федюнь?
Тот шмыгнул носом, глядя в сторону:
– Не вам, Андрей Викторович.
– Это я понял, что не мне, ещё бы ты мне такое сказал. Что, новенький тебя подавиться заставил?
– Разберёмся, Андрей Викторович, – процедил Коля, с ненавистью косясь в мою сторону.
– Разберётесь? Ты смотри у меня, Жмакин, мне проблемы не нужны.
Тот промолчал, скрипнув зубами.
– Траньков, ты староста группы, в случае чего спрошу с тебя.
Вячеслав понурил голову, кусая губы. Появился Витёк с ведром и тряпкой, поставил перед Федей.
– Не буду я это убирать, – буркнул тот. – Вон пусть Витёк моет.
Витя насупился, раздувая ноздри. Видно, за два года эта парочка своих сокурсников ох как достала.
– Фролов, не борзей, у нас здесь не зона, шнырей нет. Каждый своё дерьмо убирает сам.
Федя покосился на мастака, но ничего не сказал, молча взял тряпку кончиками пальцев и осторожно принялся вытирать блевотину. Когда на полу стало более-менее чисто, бросил тряпку в ведро и выразительно посмотрел на Витька.
– Быстров, вылей воду и верни ведро с тряпкой техничке, – распорядился Бушмин, видимо, не желая совсем уж унижать Федю и тем самым всё же опровергая своё утверждение относительно отсутствия в группе шнырей. – Остальные расселись по местам. Варченко, ты уже определился, за какой партой сидишь? Нет ещё? Тогда сядешь с Быстровым. Он за третьей партой располагается, у окна.
Собрание длилось всего двадцать минут, после чего мастак разрешил расходиться, напомнив, что завтра 1 сентября, и линейка начнётся в 9 утра. Сам же первым покинул аудиторию. Я тоже собрался на выход, но тут с последней парты раздался голос Коляна:
– Слышь, боксёр, а ты не спеши. Мы с тобой ещё не закончили.
– Коль, сказал же Андрей Викторович, что ему проблемы не нужны, ведь в случае чего с меня спросит, как со старосты группы.
– Ты, Славик, не суйся в чужие разборки… Ну чё, боксёр, побазарим за шарагой?
Они тут, похоже, училище шарагой называют, а мы в Пензе рогачкой. Но суть от этого не меняется. Детский сад какой-то. Когда-то мне свой авторитет пришлось за училищем кулаками завоёвывать, и здесь, судя по всему, предстоит то же самое. Только тогда от толпы пришлось отбиваться, сейчас же мне будут противостоять всего двое. Правда, амбалы, но не думаю, что в скорости и силе ударов они меня превосходят.
Когда мы оказались на задворках шараги в окружении толпы любопытствующих, причём не только из нашей группы, я первым делом поинтересовался у соперников, поодиночке они собираются на меня нападать или сразу вдвоём?
– По одиночке, я буду первым, – заявил Коля, снимая пиджак и отдавая его Витьку.
Я тоже снял джинсовую куртку, ещё не хватало испортить хорошую вещь. Мало ли, как дело повернётся: и шов может разойтись, и в пыль могу упасть. Хотя, конечно, падать я не планировал, но уличная драка – вещь порой весьма непредсказуемая.
Однако предсказуемо оказалось, что в скорости движения я своего оппонента превосхожу на порядок. Сделал шаг с уклоном влево от его размашистого, «крестьянского» удара правой, и засадил излюбленным полукрюком в печень. И тут же, разогнувшись, с доворотом корпусом пробил правым в челюсть. Коле, несмотря на квадратную челюсть, этого хватило, чтобы оказаться в нокдауне. Когда он оказался на карачках, я выразительно посмотрел в сторону Фёдора. Тот, видимо, решил не испытывать судьбу, спрятавшись за спины одногруппников.
Я же не настолько кровожаден, чтобы изничтожить всех врагов под корень. Пусть живут, но чувствуют свою ущербность. Третий курс этим двоим уже не быть негласными лидерами в коллективе. Правда, ноябрь и декабрь в случае попадания в сборную меня в Москве не будет, могут и снова попытаться взять власть. Но это только до моего возвращения.
Не знаю уж, случились у Бушмина какие-то проблемы, но на следующий день он ничем не выдал, что знает что-то о драке, если вообще о ней знал. Линейка прошла по типу той, что была в моём прежнем училище, вот только для меня приятной неожиданностью стало, когда директор училища заявил, что среди студентов 3-го курса присутствует автор «Гимна железнодорожников», после чего взоры всех присутствующих обратились в мою сторону. Ну а дальше из репродукторов зазвучал этот самый гимн.
Когда пытка славой закончилась, все наконец отправились на занятия. Учебники я получил накануне в библиотеке училища. Вид, как и ожидалось, у них был весьма потрёпанный, где-то вообще не хватало страниц, где-то самодеятельные художники изрисовали их чёртиками, танками с самолётами и обнажёнными женщинами с гипертрофированными грудями и бёдрами. При этом ни одного изображения электровоза или паровоза, как-то непатриотично.
С Колей и Федей у меня никаких проблем не случилось. Оба вели себя тихо, но я на занятиях буквально затылком чувствовал на себе их взгляды. Как бы какую пакость не придумали. Между тем я писал в тетрадку задания, выходил к доске, и мечтал, когда же вся эта лабуда закончится и я из стен училища выпорхну на волю. Не в смысле сегодня, а вообще. Что-то утомляет меня эта учёба, особенно на фоне того, что эти знания мне в будущей жизни ни в коей мере не пригодятся.
Познакомился с комсоргом СПТУ, им оказался какой-то Стас Заборовский из параллельной группы. Он сразу же напряг меня по поводу членских взносов. Я сказал, что в ноябре и декабре, возможно, буду отсутствовать, поэтому могу заплатить взносы за год вперёд. Стас задумался и сказал, что обсудит в райкоме ВЛКСМ моё предложение со старшими товарищами. На третий день снова подошёл.
– В общем, мы решили, что будешь, как и все, платить помесячно. Ни к чему выделяться своим достатком. А по возвращении из Японии заплатишь задним числом.
1 сентября начались занятия и у Инги. Но она освободилась позже, поэтому я на мотоцикле поехал её встречать. Второй шлем для Инги я прихватил, и ей в джинсах удобно ехать сзади. А вообще хорошо, что стараниями Михаила Борисовича удалось и мой «Иж-планета-спорт» привезти в специально нанятом автофургоне. И гараж пригодился, может быть, со временем там будет стоять и личный автомобиль.
Для начала можно «Жигули», а там, глядишь, и на иномарку замахнусь. Увы, но я далеко не был уверен, что в обозримом будущем наша автопромышленность сумеет выпустить на внутренний рынок что-то приличное, способное составить конкуренцию немецким, американским и японским автомобилям. А мне хотелось ездить с комфортом, не тратя время на копания во внутренностях автомобиля, тем более что я в технике туго соображал.
Валька всё-таки поступил в свой МГИК. 2-го сентября от него раздался звонок. Оказалось, звонил с телефона вахтёрши из общежития, куда он заселился.
– А ты почему не на съёмной живёшь?
– Я сам отказался, когда родители предлагали. Тем более соседи у меня приличные, а как узнали, что в твоей группе играю и даже пою – так сразу зауважали.
– А телефон мой новый откуда узнал, я же вроде тебе не сообщал…
– Так я тебе в Пензу домой позвонил, твоя маман и сказала.
– Слушай, ну может пересечёмся как-нибудь? Или, знаешь что, заходи в гости в воскресенье. Сможешь? Запиши адрес.
В ближайшее воскресенье и посидели, предварительно затарившись пивом. Как и во время посиделок с Харатьяном и Щербаковым, взял «Жигулёвское». Душевно посидели, хоть Валька и нудил поначалу, что к спиртному относится прохладно. Я его убедил, что пиво – не спиртное. В общем, две бутылки холодненького под хорошую закуску всё же осилил. А Инга в это время гуляла с сокурсницами. Сошлась она там с парочкой девчонок, в том числе с веснушчатой, которая информировала её о хороших оценках.
А между тем, пока Пугачёва только готовилась снимать своё видео, в одну из суббот конца сентября в «Утренней почте» показали клип Ротару на песню «Хуторянка». Софа с веночком из полевых цветов на голове, в вышиванке, юбке и красных сапожках на фоне плетней, увенчанных глиняными горшками, пела про любовь и хуторок, по которому ужасно скучала. Это мне Инга рассказала, она вернулась с учёбы рано, как раз к началу «Утренней почты», я же первую часть субботы провёл в училище.
В наследство от Евлевичей нам, кстати, достался отечественный телеприёмник цветного изображения «Рубин Ц-201». Я ещё сразу подумал, когда мы торговались, что в доме работника МИДа, да ещё и еврея, должна стоять сплошь импортная техника. Но, может быть, их устраивала и эта неподъёмная бандура, тем более нареканий к качеству изображения у нас с Ингой не имелось.
Тренировался я четыре раза в неделю: вторник, четверг, пятница и суббота. По большому счёту полноценно наслаждаться обществом друг друга мы с Ингой могли только в воскресенье. Сентябрь в Москве стоял тёплый, солнечный, и обычно с утра в воскресенье я садился за пишущую машинку, до 11 часов набивал текст об очередных похождениях Платона Мечникова. Я вечерами в будни, когда не было тренировок, корпел над романом. Со всеми этими переездами как-то не до книги было, теперь же вроде всё устаканилось, и мне хотелось успеть завершить второй том «Сотрудника уголовного розыска» до отъезда на сборы. Отнесу рукопись в «Молодую гвардию» и Полевому подсуну. Навещал его после возвращения из больницы, Борис Николаевич выглядел посвежевшим и рвался в бой.
– Рассказ твой мы опубликуем в начале следующего года в рамках нашего конкурса, – сказал он. – Шансы на успех есть, я читал кое-то из присланного на конкурс и отобранного нашими редакторами, твой рассказ смотрится нестандартно и вызывает определённый интерес. С сентября, если не забыл, начинаем публиковать первую книгу из серии «Сотрудник уголовного розыска». Что, вторую часть уже добиваешь? А я хотел после первой приступить к публикации «Ладожского викинга». Ну посмотрим, посмотрим.
А вот Бушманов меня порадовал, пообещал, что в октябре начнут печатать эпопею о приключениях Задора в мире викингов. Так что, возможно, ещё до отъезда в Японию я увижу свой роман на прилавках книжных магазинов.
– Вообще-то его сразу сметут, даже несмотря на внушительный тираж, – кисло улыбнулся Валерий Николаевич. – Я уже главреда намекнул, чтобы подумал над дополнительным изданием. Но ничего, мы же тебе всё равно авторские домой вышлем… Хотя ты же теперь москвич, сможешь сам в редакцию за ними заехать!
С Лёхой-Доктором я также поддерживал связь, пока, правда, по телефону. Он всё в свой зал зазывал, я же печально вздыхал, что меня в «Динамо» гоняют так, что еле до постели доползаю. Так что в шэдэ если появлюсь, то скорее всего, не раньше возвращения из Японии. Если, опять же, попаду в сборную.
И вот наконец в первых числах октября следует вызов на недельный сбор в Новогорск, куда приедут все претенденты на поездку в Токио. Попадаю в объятия старых друзей, обмениваемся последними новостями. В моём весе, как я и ожидал, призёры последнего первенства СССР: финалист Батыр Садыков, а также бронзовые призёры Саня Лебедев и белорус Жданович. Санёк уверяет, что полностью восстановился от травмы, полученной в полуфинальном поединке с Батыром.
По традиции я заселился в двухместный номер общежития гостиничного типа с Васей Шишовым. В первый день состоялось общекомандное собрание с тренерами сборной. Сан Саныч Чеботарёв расписал наши перспективы с предельной чёткостью.
– Посмотрим, в какой форме вы находитесь, пройдёте полное медицинское обследование, после которого устроим спарринги. По итогам сборов мы определим, кто из вас достоин представлять нашу страну на мировом первенстве, – заключил свой короткий спич Чеботарёв.
Ну а дальше пошла работа. Бойцы прибыли в расположение сборной разной степени готовности. У Сани Лебедева, несмотря на его заверения, что с ним всё в порядке, травма запястья всё же дала о себе знать. На парня больно было смотреть, когда он, сгорбившись, словно старик, со спортивной сумкой в руке покидал расположение сборной. Но погоревали – и будет, сказал я себе. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, из-за травмы Сани Лебедева в моём весе на одного серьёзного соперника стало меньше.
Спарринги начались на четвёртый день, причём с каждым из оппонентов предстояло провести по несколько полноценных, трёхраундовых поединков, так что спаррингами их можно было назвать с натяжкой. Первый бой с белорусом Ждановичем. На первенстве страны мы с ним встречались в полуфинале. Я помнил про его коронный справа с нырком. Тогда мне пришлось поменять стойку, и фокус удался. Я и сейчас встал в правостороннюю стойку, но соперник, похоже, был к такому ходу с моей стороны готов. Он тоже поменял стойку! И работал в ней очень даже неплохо. Тогда по ходу спарринга я стал комбинировать стойки, и тут Жданович перестал за мной успевать. Мои удары не были акцентированными, но зато я часто и точно попадал, а он всё никак не мог достать меня своим коронным справа.
Баллы никто не считал, даже рефери не было, и сам Чеботарёв после боя ничего не сказал, но я чувствовал, что в этом поединке выглядел на порядок сильнее белоруса. Часа через полтора – спарринг с Садыковым. Тот ввиду отъезда Лебедева отдыхал, пока мы бились с Ждановичем, и естественно, выглядел куда свежее. Блин, Саныч мог бы ещё хоть часик для отдыха мне дать! Но я так подозревал, что он решил проверить меня на выносливость. И я, стиснув зубы, снова поднялся на ринг.
Секундантом у меня был Вася Шишов, уже успевший отработать к тому времени свой спарринг, причём уверенно, на мой взгляд, выиграв у соперника по очкам. Батыр с первой секунды, без разведки, обрушил на меня град ударов. Половину первого раунда я бегал по рингу, лишь изредка отстреливаясь одиночными ударами навстречу. Потом пришёл в себя и уже начал временами сам его теснить. Вторая половина раунда прошла в равном бою, да и в первой я не сказать, что уж прямо так много напропускал. Почти все удары, от которых я не успевал убежать, мне казалось, я всё равно принимал на защиту.
Во втором раунде (опять же моё субъективное мнение) я выглядел предпочтительнее. Правда, к концу его нормально так вымахался, и Вася попросил, чтобы в третьем я поработал вторым номером.
– Иначе силёнок на концовку может не хватить, а концовка, сам знаешь, многое решает, – чуть слышно добавил он, прежде чем отправить меня в бой.
Да я и сам понимал, что мои силы не беспредельны, и мой соперник, похоже, тоже, он вновь, как и в первом раунде, начал молотить перчатками воздух, пытаясь меня хоть раз достать. Однажды он, впрочем, слегка меня потряс, пробив по рёбрам в районе сердца. Мне даже на пару секунд показалось, что оно замерло и не собирается больше выполнять свою работу, так что в тот момент я малость струхнул. Но тут же почувствовал, словно мотор заработал с удвоенной энергией, и этот факт будто бы мне самому прибавил сил. Заключительный отрезок я провёл первым номером, а перед самым финальным гонгом (хронометристом был помощник Чеботарёва) Садыков пропустил прямой правой, отчего из его носа обильно потекла кровь. Бой был тут же остановлен без всякого гонга. Спустя какое-то время врач сборной заявил, что я сломал сопернику нос, и ни о каких дальнейших сборах с его участием речи быть не может.
Нет, честно скажу, не хотел я парня калечить, но… Это бокс, детка, тут всякое случается, иногда люди и умирают на ринге. Короче говоря, ещё одним претендентом в моём весе на место в сборной стало меньше. Ради приличия на следующий день мы провели финальный спарринг со Ждановичем, но огонь энтузиазма в его глазах окончено угас, и я, не особо форсируя события, провёл бой в игровом стиле, уверенно выиграв его по очкам. Лично у меня, во всяком случае, было такое мнение, но, думаю, и у тренеров сборной тоже.
В предпоследний день сборов перед объявлением состава, который полетит во Владивосток, мы с Васей Шишовым и Саней Ягубкиным решили прогуляться за пределы выделенной нам территории. Ноги сами принесли нас в сторону тренировочного футбольного поля, где в этот момент, как прояснил нас стоявший так же у кромки поля врач команды, гоняли мяч футболисты московского «Динамо» – основного и дублирующего составов. Невысокого и плотного Валерия Газзаева, фактурой похожего на Марадону, я узнал сразу. В этой же компании оказались такие знакомые имена, как голкипер Николай Гонтарь, имеющий спартаковское прошлое защитник Евгений Ловчев и будущий спартаковец, его коллега по амплуа Александр Бубнов, и даже Николай Толстых, в моей истории одно время возглавлявший РФС. Тренировал команду Виктор Царёв – тоже имя в динамовский истории.
– А вы-то сами кто будете? – спросил врач, то и дело косившийся в нашу сторону.
– Боксёры мы, юниорская сборная, готовимся к чемпионату мира в Японии, – ответил за всех Шишов.
– А-а-а, понятно. Слушай, – это уже в мой адрес, – а твоя фамилия часом не Варченко?
– Часом да, – скромно кивнул я.
– Я ж тебя по плакату узнал! – обрадовался он. – У моей дочки в комнате на стене висит фото твоей группы. Она вашими песнями заслушивается.
– Ну, теперь мы нескоро ещё что-то сочиним, – вздохнул я.
– Это почему?
– Потому что я в Москву перебрался.
– Совсем?
– Да, с мамой кооперативную квартиру купили.
– Хорошо у тебя мама зарабатывает, – покачал он головой.
Я усмехнулся, и Вася с Саней тоже не смогли сдержать улыбок. Не стал я говорить, кто в нашей семье заработал на квартиру.
А вечером в нашу общагу гостиничного типа заявилась делегация игроков московского «Динамо», в том числе Газзаев, Ловчев и Бубнов. Искали меня, я даже было напрягся. С какой это целью они меня ищут? Вроде никому ничего плохого сделать я не успел… Оказалось, они просто хотели со мной сфотографироваться. То есть не только с композитором, но с писателем и боксёром с одном лице. Такой трёхголовый Змей Горыныч.
Естественно, в этой маленькой просьбе я отказывать не стал. Даже попросил, чтобы, когда напечатают, и мне прислали на мой адрес.
– Так к утру уже фотокарточки будут готовы, – заверил Ловчев.
И правда, в 10 утра он же и принёс целую кипу фотокарточек, на которых я был изображён с динамовцами в разных ракурсах. Ракурсы, кстати, я сам предлагал, когда мы сделали банальные сцены и гости собрались уже уходить. Например, предложил вручить камеру Васе Шишову, который снял нас, стоящих внизу и размахивающих руками, из окна второго этажа. А другой кадр мы сделали, наоборот, снизу. Фотограф лежал на спине, а мы встали кругом и смотрели на него, улыбаясь. Получилась этакая «ромашка». Ну и ещё несколько планов, ставших для Ловчева, считавшего себя неплохим фотографом, небольшим откровением.
Общекомандное собрание было назначено на 12 часов, перед обедом. Наверное, чтобы одним радостной новостью поднять аппетит, а другим, не прошедшим отбор, наоборот, его отбить. Впрочем, я не сильно волновался. Двое в моём весе уже выбыли из-за травм, третий явно был ниже меня классом. В других весах ситуация, за редким исключением, не казалась столь однозначной.
Как и в первый день, собрание устроили в холле. Были оккупированы оба обтянутые кожзамом дивана, также принесены из столовой стулья. Я сел на последний ряд, рядом с Василием.
Чеботарёв вышел вперёд, держа в руках один-единственный лист бумаги с начерканными в нём шариковой ручкой письменами.
– Кхм… В общем, по итогам сборов тренерский совет определился с составом на поездку в Японию… Вернее, на поездку во Владивосток, где мы будем проходить месячный сбор. Тишина, пожалуйста! Шуметь будем, когда я оглашу список. Итак… В весовой категории до 48 килограммов в состав сборной входит Анатолий Микулин. В весе до 51-го килограмма нашу страну будет представлять Алексей Никифоров. В категории до 54 килограммов – Самвел Оганян. Так, дальше… Дальше у нас вес до 57-ми… Юрий Гладышев. В весе до 60 килограммов отбор прошёл Василий Шишов.
Я ткнул Васю локтем в бок, тот ткнул в ответ, довольно при этом улыбаясь.
– Исраел Акопкохян будет представлять страну в весовой категории до 63,5 килограммов. В следующем весе до 67-ми отобрался Евгений Дистель. Манвел Аветисян – ты у нас в весе до 71-го килограмма. В следующей категории до 75 – Александр Милов. В весе до 81 килограмма у нас отбор прошёл Максим Варченко, а в тяжёлом весе – Александр Ягубкин.
Сан Саныч взял небольшую паузу, обвёл взглядом собравшихся.
– У кого-то из присутствующих есть вопросы?
– А дублёров почему не берут? – подал голос кто-то из участников сбора, чьей фамилии я не помнил, кажется, украинский боксёр.
– Я бы взял, но Госкомспорт против лишних расходов, валюту экономит, – буркнул Чеботарёв. – Хотя, если за время сборов на Дальнем Востоке с кем-то что-то случится – конечно, вызовем второго номера.
– А кто вторые номера?
– Много вопросов задаёшь, Репейко. Тренеры знают, не беспокойся. Еще вопросы есть? Нет? Тогда, значит, так… Сейчас обедаем, а где-то через полтора часа приедет автобус, на котором все едем в Москву. Высаживаемся, как обычно, на площади трёх вокзалов, дальше уже каждый сам. Вещи проверьте, может, чего забыли положить, деньги там, документы… Автобус возвращать не будем.
Ну вот, подумал я, тараня стул обратно в столовую, и не стоило волноваться. Кстати, что у нас на обед? Ага, салатик, куриная лапша, картофельное пюре с подливой и шницелем, компот и булочка. В общем-то стандартный набор, но вкусно, и кладут повара, не скупясь, понимают, что спортсмены должны много есть, им же сколько приходится калорий сжигать.
Дома оказался ближе к вечеру, тут же обрадовал Ингу и заказал межгород – позвонил маме, Храбскову, затем даже бабушке в Черниговку. Благо что отец оставил номер. Сам он в этот момент находился на каких-то разработках, но бабуля сказала, что как только появится – так сразу ему передаст радостную новость. А появиться должен скоро, в ноябре планировал возвращаться в Пензу.
– Максим, раз уж ты летишь во Владивосток, может, и к нам заглянешь?
– Бабуль, да как же я загляну, с самолёта сойду, что ли? Я понимаю, что от Владивостока до вас день пути, но кто ж меня со сборов отпустит?
– Может всё-таки отпустят? Я ж тебя видела один-единственный раз, когда тебе восемь лет было. Только по фотокарточкам, которые отец привозит, и вижу, как растёшь.
– Да всё я понимаю, бабуль, но и ты меня пойми… Приеду как-нибудь, может, следующим летом нагряну.
– Может я и не доживу до следующего лета, здоровье уже не то…
– Доживёшь, бабуль, ещё как доживёшь!
А сам подумал, что следующее лето будет олимпийским. И если я выиграю на майском чемпионате страны, выходит, отберусь на Олимпиаду. И тут уж точно хрена с два кто меня отпустит, даже на недельку. Разве что самолётом дня за три туда-сюда обернуться. А бабуле мне надо было намекнуть, что она и сама могла бы с отцом вместе приехать во Владивосток, навестить меня на сборах. Уж, думаю, на это у неё хватило бы здоровья.
На следующий день пришлось заявиться в училище, где я обрадовал директора новостью о своём скором отъезде. Что, прочем, не освободило меня от учёбы в этот и ближайшие две недели. Отлёт был намечен на 3 ноября, и всё это время мне придётся терять время, посещая ненавистные занятия. Может, попросить Козырева придумать мне какое-нибудь освобождение? Сдать экзамены экстерном, ну или просто не посещать шарагу, а потом сдавать вместе со всеми… Хотя вряд ли он на такое пойдёт, думаю, принципиально не согласится.
В один из дней я середины октября я мыл посуду на кухне, когда вдруг услышал из комнаты голос Инги:
– Максим! Беги сюда! Тут по телевизору такое показывают!..
Я выключил кран и рысью двинул в гостиную, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. Инга сидела не диване и напряжённо вглядывалась в экран.
Как же я мог забыть-то! Ведь вчера по всем каналам по несколько раз повторили, что ожидается прямая трансляция с внеочередного XXVI Съезда КПСС!
На экране телевизора на трибуне стоял Бобков с какой-то красной книгой в руках.
– …и я думаю, уважаемые делегаты, что некоторые наши коммунисты не совсем верно поняли смысл статьи шестой первой главы нашей Конституции.
Бобков повыше поднял красную книгу, оказавшуюся на самом деле Конституцией СССР.
– Они почему-то для себя решили, что если они являются ядром политической системы Советского Союза, то автоматически становятся как бы элитой нашего общества, для которой само членство в партии становится чем-то вроде индульгенции от их ошибок, просчётов, а порой и прямого саботажа. Все эти так называемые «коммунисты» сидят, как правило, в теплых кабинетах различного областного, республиканского, а то и союзного уровня, говорят правильные, политически выверенные речи на различных собраниях…
Телекамера прошлась по напряженным лицам делегатов съезда, один из которых платком вытирал запотевшую лысину.
– Я с комиссией за два месяца побывал во многих уголках нашей страны. И то, что мы иногда были вынуждены наблюдать, порой вызывало шок. Вот к примеру, посмотрите на экран, уважаемые делегаты.
Слева от трибуны оказался размещён большой экран достаточного размера, чтобы даже из последних рядов было видно изображение. На экране появилась фотография автомобильной дороги. Гладкая, ровная, с выделенным белым цветом бордюром, которая змеилась по лесу и уходила в поле.
– Симпатичная дорога, уважаемые делегаты, не правда ли?
В зале поднялся гул.
– И это не в какой-нибудь ФРГ, как многие могли подумать. Это наше родное Подмосковье, пятнадцать километров от МКАДа. А ведёт она в дачный поселок, где находится участок уважаемого коммуниста, который является начальником отдела строительства и реконструкции дорог Российской федерации. А вот другой снимок.
На экране сменилось изображение, теперь там был показан участок дороги с завязшими в грязи по самые бампера большегрузами и как-то затесавшимися между ними парой легковушек.
– Это тоже Российская Федерация, участок дороги от Смоленска до Пскова. Дороги, замечу вам, уважаемые делегаты, федерального уровня! Ну как? Почувствовали разницу? А ведь на реконструкцию этой дороги потрачены немалые, доложу я вам, средства из бюджета страны. Которые, по отчетам выше упомянутого ведомства, полностью освоены. Какая-то комиссия ведь приняла этот участок дороги. По результатам года, как мне доложили, даже премии выписаны. Я вот так понимаю, что какая-то часть этих денег пошла скорее всего и на строительство дороги до дачного поселка, которая была показана ранее. И чтобы не было неправильного понимания, вот вам ещё парочка фотографий.
На экране показалась дорога, но автомобили нескончаемым потоком ехали почему-то по обочине.
– И снова Подмосковье, за МКАДом, Горьковское шоссе, Балашихинский район. Почему машины едут по обочине, спросите вы? А всё очень просто. Всё полотно после зимы в таких, товарищи, ямах, что, наверное, и танк там застрянет. Поверьте, у нас много такого вот рода фотографий. За Калинин, после Торжка, лучше вообще на машине не соваться. А что делается с покрытием в Новгородской области – выразить культурными словами извините, уважаемые делегаты, у меня не получается при всём моём желании. Скажу следующее… Сейчас работает комиссия и ведёт следствие прокуратура по использованию денег в строительстве и реконструкции дорог. А суд после даст правовую оценку действиям руководителей данного подразделения. Вам не стыдно, коммунисты- дорожники?
Он обвёл суровым взглядом зал, снова показали депутатов, некоторые имели весьма испуганный вид. Но, видимо, не все.
– И я вот смотрю на совершенно спокойное лицо министра путей сообщения Советского союза, коммуниста Павловского Ивана Григорьевича. А вы зря так спокойны, уважаемый товарищ министр. Бардака в вашем ведомстве не меньше, чем у вышеназванных дорожников.
Камера близко показывает наливающееся свекольным цветом лицо министра.
«О как! Целый Герой Социалистического труда!» – подумал я, увидев на пиджаке Павловского Золотую звезду.
– Вы в своё время зарекомендовали себя, Иван Григорьевич, как грамотный, инициативный специалист. И Родина по достоинству оценила ваш труд на благо страны. А что сейчас происходит? Успокоились на достигнутом? Или есть иные причины для вот этого?
Генеральный показал на экран, на котором появились снимки переполненных электричек, где люди через форточки старались проникнуть в вагон.
– Это электропоезд Москва-Владимир, отправляется с Курского вокзала. А это электричка Москва-Калинин. Та же картина. А это общий вагон поезда Великие Луки-Москва Рижского направления.
В вагоне на фото люди сидели по 3–4 человека как на нижней, так и верхней полках. Кто-то даже умудрился залезть и втиснуться на третьей багажной.
– Мне это времена гражданской войны напоминает. А вам, уважаемый коммунист Павловский? Фотографию вашего персонального вагона показать, в котором вы по стране разъезжаете? Думаю, не стоит, идёт трансляция, и вид внутреннего убранства вашего вагона может вызвать у простых людей слишком резкие эмоции. Но делегатам съезда скажу по секрету, что вагон последнего императора России даже рядом не стоит (смех в зале). Могу фото туалета на Казанском вокзале столицы продемонстрировать. Не стоит? Вот тоже думаю, что не стоит. У нас среди делегатов есть люди впечатлительные, хотя и пользуются так называемыми делегатскими залами на вокзалах. Не пора ли, товарищи коммунисты, к народу спуститься? Зайти в обычный туалет, не депутатский? На любом вокзале зайти, а потом честно высказать министру МПС, что вы о его работе думаете. Вы посмотрите, в каком состоянии платформы, вокзалы в райцентрах! Почему в Прибалтике всё чисто, ухожено, а в других республиках, мягко говоря, кошмар, что творится?
Бобков откашлялся, сделал глоток воды из стоявшего рядом стакана и продолжил:
– Докладываю, что сейчас по работе МПС проходит комплексная проверка с участием как специалистов, так и работников прокуратуры. Я думаю, что в скором времени мы узнаем оценку работы данного ведомства. И еще вернусь к дорожникам… Недавно поступило сообщение, что в Калининской области в Кушалинском районе в одной из деревень умер ветеран Великой отечественной войны. Умер, не дождавшись машины «Скорой помощи», застрявшей посередине дороги в грязи. Трактором полтора часа машину вытаскивали. А человек умер, заслуженный ветеран. Это, уважаемые делегаты, ЧП не районного, а всесоюзного уровня! Обком Калининской области чем занимается? Это мой вопрос первому секретарю обкома Калининской области коммунисту Леонову Павлу Артемьевичу. Вам, коммунист Леонов, партбилет надоело носить?
Камера снова крупно выхватила побледневшее лицо какого партийного функционера, видимо, того самого Леонова.
– И замечу вам, уважаемые делегаты, что перечислять недостатки в нашем народном хозяйстве можно до бесконечности. Думаю, что в прениях, которые произойдут после моего выступления, вы сами ещё о многом поведаете. Только хочу заранее предупредить… Пожалуйста, не опускайтесь до критиканства. Если вы указываете на какие-то недостатки, то будьте уж любезны высказать своё мнение о способах их преодоления.
Далее генсек, к моему удивлению, обратился к министру обороны.
– Дмитрий Фёдорович! У меня к вам вопрос, как к Министру обороны нашей страны.
Во весь экран появилось сереющее лицо Устинова. Он, наверное, не ожидал, что Генсек и к его ведомству будет предъявлять претензии.
– Скажите, Дмитрий Фёдорович, за какое время мотострелковый полк должен покинуть расположение части?
Камера показала недоумение на лице министра, явно пытавшегося вспомнить нормативы. По залу прошелестел шумок.
– А я вам подскажу, Дмитрий Фёдорович… Через двадцать минут. Мы без предупреждения посетили одну воинскую часть в Краснознамённом Туркестанском военном округе. Объявили тревогу и приказали части выдвинуться в район сосредоточения. Знаете, через сколько мотострелковый полк покинул расположение? Не гадайте. Через сутки! Это после объявления тревоги и получения боевого приказа! Командир части, кстати, так и не смог внятно нам объяснить, куда делось без малого десять процентов личного состава полка. Их не было ни в списках на увольнение, ни в списках больных. Растворились где-то! А машины не заводятся, а некоторые так и вовсе разукомплектованы. Боезапас не пополнен, ГСМ вообще практически на нуле. А до границы всего-то 40 километров! Обмундирование солдат… Вот посмотрите на фото.
На экране появился какой-то воин в полинявшем драном хэбэ, панаме без звёздочки, в стоптанных ботинках и худой до невозможности.
– Впечатляет? Это боец первого года службы… Тихо, товарищи, потом обсудите… Даже фляги на ремне нет. А жара в тот момент там под пятьдесят. В тени! Уважаемые делегаты, не ломайте голову над тем, куда делись 10 процентов личного состава. Мы их нашли. В самом дальнем конце части стояли армейские палатки, в которых лежали больные гепатитом бойцы. Не в госпитале, а в обычных палатках! Без медицинской помощи! Её, правда, пытался оказывать местный санинструктор, но состояние некоторых пациентов внушало серьёзное опасение за их здоровье. Вы знаете, как они там оказались? Таким вот макаром командир части скрывал реальное число заболевших гепатитом в своей части. Он в академию решил поступать, и портить статистику было не в его интересах. Тут у меня возникает вопрос к Медицинскому управлению Вооружённых сил. Вы в своих кабинетах в Москве не засиделись? Не уместно ли спуститься на грешную землю и посмотреть, что происходит в дальних гарнизонах? Или вас устраивает та статистика, которую вам такие, с позволения сказать, отцы-командиры поставляют?
Шум в зале и крики «Позор!»
– Показать, чем кормят солдат в ТуркВО или не надо? – продолжал нагнетать Бобков. – Я сам дегустировал, рискуя подхватить тот же гепатит, и поверьте на слово – есть это невозможно. А по документам часть вовремя и в полном объёме получала всё пищевое довольствие. Уважаемый товарищ маршал! Может быть вам тоже так, без предупреждения, по гарнизонам покататься? Не засиделись вы в своём, как шутят некоторые военные, Арбатском военном округе? Или, может, на покой вам пора? Только, повторюсь, с проверкой ехать надо без предупреждения. А то вам там травку покрасят, дорожки побелят, всех доходяг с глаз уберут.
«Во даёт, – подумал я, – точно хана Устинову!»
– Исходя из нами увиденного, у меня, уважаемые депутаты, возникает закономерный вопрос. Чем занимаются замполиты в частях? Ленинские комнаты, скажете вы, оформляют, политинформации проводят? А мне кажется, что их основная обязанность – это не только воспитание личного состава, но и неустанный контроль за тем, в каких условиях наши солдаты проходят срочную службу. И кому как не вам вплотную заниматься поразившей нашу армию так называемой дедовщиной. Вот я не понимаю, уважаемые депутаты, неужели для того, чтобы расшевелить какое-либо ведомство или министерство, над вот так на Съезде, на весь Советский Союз говорить о недостатках?!! Мои слова, безусловно, уже сегодня будут цитировать все информагентства мира, будут показывать эти кадры все ведущие мировые телеканалы. И я хочу сказать нашим западным друзьям… Вы там у себя раньше времени не обольщайтесь. В случае малейших попыток агрессии в сторону СССР или стран Варшавского договора вы получите адекватный ответ, наши ракеты всегда на боевом посту, да и без ракет хватит силёнок противостоять любой армии мира.
Далее Филипп Денисович ещё долго говорил о тех проблемах, которые волновали, наверное, практически каждого жителя страны. Особенно мне понравился тот момент, когда Генеральный, говоря о коррупции, поднял Щелокова и Гапурова.
– Вот ответьте мне на вот такой вопрос, товарищ первый секретарь компартии Туркмении и вы, министр внутренних дел СССР. Сколько стоит в Туркмении должность рядового сотрудника ГАИ? Не в курсе? Я вас просвещу. Пять тысяч рублей! Ничего так, да, товарищ Гапуров?
После этих слов в зале поднялся такой шум, что только минут через пять удалось восстановить порядок. Прошёлся генсек и по привилегиям для отдельных чинов в номенклатуре как партии, так и министерств. Про спецмашины, про мигалки, про спецбольницы и магазины тоже упомянул.
– Вы думаете, наши советские люди этого не видят? Всё видят, всё понимают. И какое мнение о нас, о коммунистах, которые без малого составляют десять процентов всего трудоспособного населения страны, у трудящихся зреет? Мягко говоря, негативное…
Ну и заключительное слово тоже было сильным.
– Не всё плохо в нашей стране, уважаемые депутаты, как можно подумать после моего выступления. Есть и среди вас инициативные товарищи. Например, в Пензенской области. Вот взяли и открыли производство джинсов. Я-то сам их не ношу, как и члены Политбюро (в зале раздался смех), но среди молодёжи, да и некоторых людей среднего возраста этот вид одежды очень популярен. И в магазине так просто джинсы не купишь, приходится идти на поклон к спекулянтам, покупать втридорога. А в Пензе взяли и стали шить эти самые джинсы, продавая по 45 рублей. И качество, мне доложили, не хуже, чем у импортных. Не поверите, даже спекулянты стали их перепродавать, вдвое цену накидывают. Но у меня есть информация, что на трикотажной фабрике, где выпускают эти джинсы, строится новый цех, специально под пошив одежды из джинсовой ткани. Значит, есть у нас в стране инициативные руководители, не опасающиеся брать на себя ответственность. А что другим мешает? Или кто?
Пауза, глоток воды…
– Мы вправе гордиться нашими рабочими, колхозниками, врачами, учителями, строителями, военными, людьми науки и всеми честными гражданами нашей великой страны, которые своим трудом крепят её производственную, научную, оборонную мощь. И мне очень бы не хотелось, чтобы этот период нашей истории потомки назвали периодом, например, застоя. Когда вся верхушка государства, или как они себя называют, элита, почивала на лаврах наших бывших побед. Во всяком случае, пока я нахожусь на посту Генерального секретаря, спокойной жизни чиновникам не гарантирую. Давайте просыпаться и заниматься плодотворной работой на благо нашего народа и нашей великой страны.
После этих слов весь зал стоя устроил настоящую овацию. Аплодировали минут пять, пока Бобков не призвал наконец угомониться. Следом объявили перерыв, после которого должны были начаться прения. А я сидел, глядя в экран, и меня распирало какое-то непонятное чувство. Смесь гордости от того, что всё это заварилось при моём непосредственном участии и тревоги за то, во что всё это выльется.