Второй шанс 5

Глава 3

Общались мы с ним не здесь. Прошли следом за Козыревым в небольшое помещение с низеньким столиком и парой кресел. Сергей Борисович с разрешения Бобкова нас покинул, а мы с новоиспечённым Генеральным секретарём ЦК КПСС расположились в креслах. На столе – бутылка «Боржоми» и два стакана, рядом лежит открывашка.

В том, что где-то здесь спрятан миниатюрный микрофон, через который ведётся запись нашего разговора, я более чем уверен. На месте Бобкова я именно так и проступил бы.

– Мне концерт очень понравился, – начал Филипп Денисович, откидываясь на спинку кресла и сплетя пальцы на животе. – И твоё выступление, без дураков, даже меня заставило потянуться за носовым платком.

– Спасибо, приятно такое слышать, – скромно потупился я, чувствуя, как предательски зардели уши.

И тут же лицо собеседника приняло весьма сосредоточенное выражение.

– А теперь к делу, Максим. Беседа у нас будет долгой и обстоятельной. Надеюсь, ты не слишком торопишься?

– Для вас время у меня всегда есть, – насколько можно искренне улыбнулся я. – Филипп Денисович, а можно вопрос?

– Смотря какой.

– Сергей Борисович, он при вас в каком качестве?

– Козырев? Теперь он исполняет обязанности моего помощника, своего рода адъютант, если оперировать армейскими понятиями. А что?

– Значит, в Пензе он уже не появится… Думаю вот, через кого мне теперь держать связь, с кем встречаться на конспиративной квартире…

– Ну уж с этим как-нибудь разберёмся, – хмыкнул собеседник. – Да и ты, думаю, не планируешь всю жизнь в Пензе жить, верно?

– Есть такое, после училища собирался поступать в Литературный институт, а там, глядишь, и впрямь в столицу переберусь. Хотя недаром говорится, что человек предполагает, а Бог располагает.

– Главное – обозначить цель и планомерно стремиться к её достижению, – философски заметил Бобков. – А пока мне знаешь что, хотелось бы услышать от тебя лично историю твоего… хм… перемещения во времени.

Всё-таки сомневается, понял я. Но я могу ему повторить лишь то, что когда-то рассказывал Козыреву. Может быть, надеется, что я начну, так сказать, путаться в показаниях и тем самым себя дискредитирую в его глазах? Ха, правду, какой бы тяжёлой она ни было, уважаемый Филипп Денисович, говорить легко, потому что ничего не нужно придумывать. Вот только о ловце я и ему рассказывать не собирался: ещё, чего доброго, решит, что у меня шарики за ролики едут, и распорядится отправить в соответствующее учреждение. С другой стороны, у него же есть на руках свидетельства моего «ясновидения», когда предсказанные мною события сбывались, так что на его месте я бы к словам сидящего напротив молодого человека относился со всей серьёзностью.

– Что ж, для начала представлюсь: Максим Борисович Варченко, по паспорту мне 17 лет, реально же я прожил… Хех, что-то к старости память подводить начала… В общем, когда 1 сентября 1977 года я проснулся в этом теле, мне тому было 58 лет.

Бобков кивнул, мол, продолжай.

– Перенос случился во сне, поэтому для меня и самого загадка, как и почему это произошло. Уснул в 58 лет – проснулся в 15. Какое-то время ушло на адаптацию, прежде всего психологического состояния, хотя и физически сначала трудно было привыкнуть, что ростом я пониже, а руки и ноги короче, да и растительность на теле и лице отсутствует… В общем, через день-другой я ощущал себя вполне неплохо, и мне, чего уж скрывать, понравилось в моём новом-старом теле. Нигде не покалывает, не болит, суставы крепкие, мышцы… Учитывая, что я ходил в секцию бокса, в этой реальности взялся за себя как следует в плане физического развития. В прежней жизни подросток Максим Варченко страдал от немного лишнего веса, но не имел силы воли как следует за себя взяться. В этой, мне кажется, мои физические параметры приведены в гармоничное состояние.

– Соглашусь, выглядишь ты атлетически сложенным молодым человеком.

– Спасибо! Но это заслуга прежде всего меня, 58-летнего, которому судьба дала второй шанс прожить свою жизнь заново. А заодно и кое-что изменить в течении исторических процессов.

– И у тебя это неплохо получается…

– Ещё раз спасибо, Филипп Денисович! Надеюсь, в этой реальности не случится ввода наших войск в Афганистан, не будет более 15 000 погибших и десятков тысяч раненых, не будет ребят с поствоенным синдромом. Хочу верить, что Олимпиада в Москве не подвергнется бойкоту, и что шейхи не станут снижать цены на нефть.

– Я тоже на это очень надеюсь, хотя сам, конечно, до того, как ознакомился с твоим отчётом, не мог представить, что мы ввяжемся в этот конфликт, который станет для нас тем же, чем для американцев стал Вьетнам… Скажи, а ты скучаешь по своей прежней жизни, из которой тебя закинуло в своё молодое тело? – неожиданно спросил он.

– Честно? Почти нет, разве что по некоторым вещам типа компьютера с интернетом и мобильного телефона. Они намного облегчат жизнь будущих поколений, хотя, с другой стороны, все эти гаджеты – то есть технологичные вещи будущего – несут в себе порой вред для психического и физического здоровья.

– Каким образом?

– От постоянного сидения за компьютером, например, развивается сколиоз, атрофия мышц, ухудшается зрение… Я вот последние годы, уже «заработав» себе на очки, мучился от так называемого «тоннельного синдрома». Как-нибудь потом объясню, что это такое, не хочу уводить беседу в сторону. Мобильные телефоны тоже стали своего рода мини-компьютерами, подрастающее поколение часами пялится в экраны смартфонов, засев в соцсетях, не замечая, что настоящая жизнь проходит мимо.

– Что такое социальные сети, я помню из предоставленного мне отчёта.

– Прекрасно, значит, обойдёмся без экскурса вглубь темы… В любом случае рано или поздно наступит век компьютеризации, и здесь нам нельзя отставать от Запада. Я не технарь, собрать компьютер на коленке не смогу, поэтому нам придётся внедрять промышленный шпионаж, закупать передовые технологии, скупать акции компаний, которые станут впоследствии китами в сфере информационных технологий.

Я замолчал, ожидая реакции собеседника, но генсек лишь молча кивнул, мол, продолжай. Не знаю, может быть, они вовсю уже над этим работают?

– Кстати, можно было бы попробовать начать выпускать компьютеры на базе нашего пензенского НИИВТ, я когда-то случайно познакомился с супружеской четой – муж работает начальником отдела, а жена старшим лаборантом – и у нас на кухне под чаёк получился вполне продуктивный разговор про компьютерные технологии.

– НИИВТ, это, я так понимаю, какой-то институт?

– Да, научно-исследовательский институт вычислительной техники.

– А как фамилия этих твоих знакомых оттуда?

– Ох, дайте вспомнить… Вспомнил! Пузырёвы, Олег Викторович и Изольда Георгиевна. Так что, Филипп Денисович, настоятельно советую обратить внимание на развитие компьютерной техники и интернета. За ними будущее. Американцы уже с конца 60-х ведут работы в этом направлении, а в 1984 году Национальный научный фонд США создаст сеть, не помню её названия, которая выведет возможность передачи данных на новый уровень. А в конце 80-х английский учёный – опять же, не помню его фамилии – предложит концепцию Всемирной паутины в том виде, который станет образцом на десятилетия вперёд.

– Хорошо, твоя информация, уверен, нам пригодится.

Он потянулся к бутылке, взял открывашку, поддел пробку, из-под которой раздалось тихое шипение, и плеснул минералки в свой и мой стаканы. Я с удовольствием сделал пару глотков, хотя и не очень любил «Боржоми» за характерный привкус.

– Однако за забором из высоких технологий не следует забывать о нуждах простых людей, – вздохнул я. – С промышленными товарами у нас просто беда. Стиральную машинку, телевизор, холодильник так просто не купишь, невзирая даже на приличные цены. Да что там холодильник!.. За теми же финскими сапогами выстраиваются порой километровые очереди, потому что отечественные никому даром не нужны.

– Это я всё знаю, Максим, и про холодильники, и про сапоги… С отчётом Сергея Борисовича, записанного с твоих слов, детально ознакомился ещё год назад. Не всё сразу, Максим, не всё сразу… Кстати, ничего, что я на «ты» и без отчества?

Я улыбнулся, махнув рукой:

– Ничего, Филипп Денисович, я уже привык.

– Ну и ладно, – улыбнулся он в ответ. – Так вот, сам посуди, прежде всего должна быть основа, крепкий фундамент, а это именно тяжёлое машиностроение, космическая отрасль и армия. А там уже, когда высвободятся ресурсы, можно всерьёз взяться и за товары массового потребления. Да мы и так их выпускаем, правда, качество не всегда надлежащее, это я признаю, но на то и ОТК, чтобы следить за качеством выпускаемой продукции.

– Так я в том смысле, что очень уж кондовые вещи у нас делают. Я ведь и об этом упоминал в своём отчёте Сергею Борисовичу. Почему в 90-е годы в моей истории старые предприятия фактически рассыпались? Они не были никому нужны, потому что делали зачастую барахло: некрасивую одежду, тоскливую обувь, неподъемные портативные магнитофоны. И когда рынок открыли для иностранных товаров, то выяснилось, что продукция отечественных предприятий не нужна даже российскому народу, который сам же её и произвёл. Взять ту же обувь с нашей Кузнецкой обувной фабрики… Согласен, сносу нет этим ботинкам, да и натуральная кожа, опять же… Но фасон – это что-то ужасное. Словно кирзовые сапоги для армии – всё делается под копирку, никакого разнообразия. Хоть бы ради эксперимента дизайнеров из Италии пригласили.

– Приглашение иностранных специалистов стоит денег, и немалых.

– Так ведь сторицей окупится! Вон, наш Мясников, второй секретарь обкома, внял моей идее построить в Пензе первую в СССР пиццерию, пригласил как раз итальянских специалистов. Так затраты окупились, наверное, через неделю работы.

– Верю, – кивнул Бобков.

– А ещё я ему посоветовал начать на нашей швейной фабрике производство джинсов, это вообще золотое дно! Доходы будут исчисляться тысячами процентов, если, конечно, джинсы станем шить приличного качества.

– И что ваш Мясников?

– Ну, если учитывать, что моя идея с пиццей нашла в его душе такой сильный отклик, что не прошло и нескольких месяцев, как в городе открылась пиццерия, то надеюсь, и относительно джинсов произойдёт нечто похожее. А уж если вы лично ему позвоните, или хотя бы Ермину, чтобы не обижать нашего первого секретаря прыжками через его голову, то я уверен в успехе предприятия практически на сто процентов.

– Экий ты оптимист, – не удержался от улыбки Бобков. – Ладно, и это тоже возьму на заметку.

– Раз уж пошла такая пьянка, не могу не затронуть тему автомобилестроения. Сам я ни разу не автолюбитель, но за своих сограждан душа болит. Потому что не только наш автопром давно топчется на месте, но и лозунг из «Золотого телёнка», гласящий, что автомобиль не роскошь, а средство передвижения, увы, в СССР не актуален. Я изучал в своё время этот вопрос, так вот наши «Жигули 2101» в пересчёте на доллары равнялись крутому американскому спорткару «Chevrolet Corvette Stingray». А «ГАЗ 24», он же «Волга», в пересчёте на марки ненамного дешевле «Mercedes-Benz W116» представительского класса. Нашему квалифицированному рабочему на те же «Жигули» копить нужно не меньше двух, а то и трёх лет, а инженеру с зарплатой в 120 рублей – лет пять-шесть. А американскому рабочему хватит нескольких месяцев, и вот он уже обладатель вполне приличного авто, которое на порядок круче наших «Жигулей».

Я выдохнул и, пользуясь тем, что Бобков меня по-прежнему весь внимание, продолжил:

– Даже став обладателем заветного автотранспортного средства, рано радоваться. Это только наша элита ездит на собранных по спецзаказу, прошу прощения, членовозах с обслуживанием в спецгаражах, тогда как простые граждане больше проводят времени под машинами, нежели в них. Недаром отечественные автомобили в народе прозвали ведром с гайками. Что мешает нам делать такие же качественнее и красивые машины, как в ФРГ, Италии, Японии или США? Там люди, занятые в производстве автомобилей, держатся за свои места, потому что им хорошо платят. Нашему рабочему – лишь бы смену отработать, а чего он там наработал – его мало волнует. Ну сломается какая-нибудь деталь не через сто тысяч километров пробега, а через тысячу, так с него взятки гладки. А в Америке за это моментально на автопроизводителя подали бы огромный иск. Поэтому их ОТК ни в какое сравнение с нашим не идёт, они прекрасно понимают, чем рискуют.

Я замолчал, ожидая хоть какой-то реакции от собеседника. Филипп Денисович, покусывая нижнюю губу и глядя на полупустую бутылку минеральной воды, тоже молчал. Наконец поднял взгляд на меня и, чуть заметно вздохнув, изрёк:

– Знаешь, Максим, а я ведь тоже об этом думал, и не раз. Вот именно о том, почему у них там, на загнивающем Западе, чуть ли не каждый второй имеет автомобиль, а у нас хорошо если сотый… Да и то, как ты верно сказал, машины нельзя сравнивать ни по качеству, ни по дизайну, действительно ведро с гайками. Послевоенная разруха, конечно сказалась на нашей экономике. В отличие от Соединённых Штатов, на территории которых больше ста лет не проходило военных действий, нам пришлось пережить Первую мировую, Гражданскую, нападение фашисткой Германии… И каждый раз приходилось восстанавливаться после разрухи. Только тридцать с небольшим лет в мире живём, и то успехи налицо. Заводы и фабрики работают, космически корабли в космос летают, а наша армия – одна из сильнейших… Да что там, сильнейшая в мире! О людях заботимся, образование и медицина у нас бесплатные… Но ведь действительно, уже в 60-е могли начать выпускать качественные автомобили. Так что теперь, и автозаводы отдать в частные руки?

– Не вариант, – вздохнул я. – Конечно, есть у нас подпольные миллионеры, и вы это прекрасно знаете. Те же цеховики, которых в Грузии, к примеру, пруд пруди. Правда, как только этот «подпольщик» принесёт свой миллион, сразу же возникнут вопросы, откуда он у него взялся… По идее, конечно, реконструкцию должно взять государство в свои руки, но только те, кто этим займётся конкретно, должны иметь на руках полный карт-бланш. И само собой, это должны быть настоящие профи в деле автомобилестроения, но при этом не закоснелые ветераны, а молодые фанаты с пачкой новый идей подмышкой. А лучший вариант для начала, на мой взгляд – совместное предприятие. И не только в автомобилестроении… Но раз уж мы сейчас говорим о машинах, то в моём будущем на территории России такие СП клепали немецкие, американские, японские, чешские машины… А тут нужно собирать свои автомобили.

– На базе уже действующего автопредприятия?

– Вообще-то да, так и легче, и быстрее, чем что-то заново строить. Действующие автогиганты типа Волжского, Горьковского или Камского автозаводов предлагаю не трогать. Пусть полем для эксперимента станет, скажем, какой-нибудь Луцкий автозавод. Или Запорожский… Их «ЛуАЗы» и «ЗаЗы» – сплошное недоразумение. Опять же, затраты окупятся, пусть и не так быстро, как в случае с пиццерией, но окупятся однозначно.

– И сколько же будут стоить такие машины, ты не подумал?

– Филипп Денисович, пусть выйдет подороже, и кстати не факт, что прямо уж так сильно, но зато мы получим автомобиль совершенно другого уровня. Изменить дизайн, улучшить коробку передач, ходовую, салон, воткнуть в приборную панель нормальную магнитолу… Если даже за «Волгами» у нас очередь на несколько лет вперёд, то и эти расхватают за милую душу. А там, глядишь, и на международный уровень выйдем.

«Васюки становятся центром всего мира, а потом и всей вселенной», – мелькнула вдруг в голове фраза Остапа Бендера, и я едва не прыснул, но хорошо, что сдержался.

– Бог с ними, с подпольными миллионерами, по таким серьёзным покупкам их, кстати, можно будет и отследить. Однако же можно машины в кредит отпускать, верно? За автокредитами будущее. Но к автомобилям нужен и соответствующий сервис. Потребуется больше автозаправок, которые никоим образом нельзя отдавать в частные руки. Сырую нефть перестать гнать на запад, самим строить нефтепереработку и обеспечивать топливом прежде всего жителей СССР. Увеличить число станций техобслуживания. Либо сами автозаводы в обязательном порядке расширяют сеть сервисов, либо частники открывают мастерские и шиномонтажки. Увеличение автомобилей повлечёт за собой дефицит парковочных мест, так что вопрос с автостоянками тоже следует крепко обдумать. Ну и, конечно, дороги… Дорогой на Руси называют место, где хотят проехать, а чуть отъехал от Москвы – дорожное полотно словно после бомбёжки. В этом плане можно взаимодействовать с немцами, а их автобаны взять за образец скоростных магистралей.

– М-да, дураки и дороги, как сказал классик – две наших больших беды, – вздохнул Бобков.

– А система кредитования, к слову, была бы востребована в жилищном и дачном строительстве. И ещё я как-то слышал, что в нашей стране существует порочная практика указывать дачникам, какой высоты можно строить дом и что сажать на участке. Это вообще, простите меня, какой-то бред.

– У тебя точно нет экономического образования? – приподнял он бровь.

– Уверяю вас, у меня в той жизни были только один диплом – помощника машиниста электровоза. Филипп Денисович, всё это лишь мои умозрительные заключения, я в этом вопросе, если честно, дилетант. Обратитесь за помощью к молодым, деятельным экономистам, а на закосневшим мастодонтам ещё сталинской эпохи. Пусть они вам сделают все выкладки, и вы сами увидите, реально ли подобное в перспективе.

– А сам кого-то из молодых и талантливых экономистов можешь посоветовать?

– Хм, задали вы вопрос… Помню, когда-то читал, что Андропов в начале 80-х пришел к необходимости ковать новые кадры экономистов, что называется с нуля. В СССР готовить экономистов было некому, и он пошел проверенным путем: раз специалистов нет и внутри страны их некому воспитать, значит, надо обучать их за пределами страны, на основе иностранного опыта. По замыслу Андропова, новые экономисты должны были впитать в себя эффективные рыночные механизмы и ценности, самостоятельно отбросив шелуху прямых провокаций, нацеленных на подрыв национальных интересов СССР, и в целом все неприемлемое. В принципе, некоторые ходы ныне покойного главы КГБ носили вполне разумный характер. Правда, кое-кого из этих молодых специалистов, которые проходили обучение в Международном институте прикладного системного анализа в Вене, позднее я бы поставил к стенке.

– Кого именно?

– Я их фамилии упоминал в отчёте Сергею Борисовичу: это Чубайс, Гайдар и Авен. Хотя Егор Гайдар, кажется, попал в этот список уже после смерти Андропова. Тут имеет место быть и ошибка самого Юрия Владимировича, который отбирал их именно за соответствующие склонности: чтобы ими было легко манипулировать всегда, на любых, сколь угодно высоких постах, даже если власть КПСС рухнет, и в стране останется только КГБ. Кстати, в 1970-м, если не ошибаюсь, академик Татьяна Заславская обнародовала доклад, который был тут же засекречен…

– «О совершенствовании социалистических производственных отношений и задачах экономической социологии», – процитировал Бобков. – Я ознакомился в своё время с этим докладом. В нём утверждалось, что существовавший советский хозяйственный механизм бесперспективен, что СССР находится в преддверии социального и экономического кризиса, и необходима кардинальная перестройка социально-экономических отношений. На Западе он был известен как «Новосибирский манифест».

– Прекрасно, что вы его читали, тем более что я ознакомился с ним лишь поверхностно, когда готовил материал к своей книге про попаданца как раз в так называемую эпоху застоя.

– Попаданца?

– Да, это такой неологизм из моего будущего, обозначает путешественника во времени… Так, на чём я остановился… Короче говоря, самое основное – это изменение идеологии. Без этого никакие реформы не пройдут. Изменение как внутренней, так и, что очень важно, внешней политики. Нужно понять, что марксизм не догма и как всякая наука должен развиваться исходя из реалий нового времени. Капитализм не стоит на месте, отношение к пролетариату становится чуть ли не партнерским, то есть происходит повышение зарплаты, улучшение условий труда, модернизация производства, социальные гарантии… Нужно прикормить пролетариат так, чтобы тот ни о каких революциях не думал. Отсюда вывод: никакого экспорта революций, поддержек так называемых «братских» компартий. Особенно США, работающей под крышей ЦРУ и сосущей деньги из СССР. Надеюсь, вы в курсе настоящего положения дел, Филипп Денисович?

Тот молча кивнул, по-прежнему не сводя с меня внимательного взгляда.

– Так же это касается братских в кавычках стран Африки, Азии и Латинской Америки. Когда СССР в моей истории развалился, они тут же развернулись на 180 градусов. Моё предложение: необходимо постепенное, плавное снижение финансирования, аренда земли, портов под базы на 100 лет с огромными штрафными санкциями при расторжении договора с их стороны. Деньги, сэкономленные на поддержке братских партий, должны пойти на укрепление россий… тьфу ты, советской экономики.

В этот момент в дверь негромко постучали, она слегка приоткрылась и в образовавшемся проёме появилась голова Козырева.

– Филипп Денисович, может быть, чаю?

– Чаю? А что, можно, разговор-то мы ещё не закончили. Давай, Сергей Борисович, на две персоны.

На подносе помимо стаканов в подстаканниках с тёмно-коричневой дымящейся жидкостью стояли тарелочки с бутербродами, такими же, какими нас угощали в антракте концерта. Я за это время успел снова проголодаться, так что закуска пришлась кстати.

– А ещё, по моему скромному мнению, компартия должна ослабить давление на экономику в целом, – продолжил я, дожевав первый бутерброд. – Главам предприятий необходимо дать больше свобод и избавить их от идеологической нагрузки. Это будет означать, что инициатива и работа ради прибыли поощряются, а фабрики и заводы получат возможность продавать свои товары на рынке. Как сказал Дэн Сяопин: «Неважно, чёрная кошка или белая. Если она может ловить мышей – это хорошая кошка».

– Мне тоже нравится это его изречение, – одобрительно кивнул Бобков.

– Ну так вот, нужно разрешить объединять наши предприятия с зарубежными компаниями – такие слияния станут источником современных технологий и иностранной валюты. Главное – развитие регионов СССР, в которых нужно создавать рабочие места как раз в рамках совместных или модернизированных предприятий. А то в моём будущем все рвались в Москву и Питер, ну или как минимум в крупные города, и глубинка, что называется, накрылась медным тазом. Совет экономической взаимопомощи должен работать как-то по-иному. Нужна интеграция производства.

– Не уверен, что члены Политбюро положительно отнеслись бы к твоим словам насчёт ослабления влияния КПСС…

Он с сожалением посмотрел в опустевший стакан и поставил его на стол.

– К моим – может быть, а к вашим прислушаются. Пресс компартии как-то надо снижать, должно быть строгое разделение исполнительной власти и идеологии. И если уж на то пошло, то в партию далеко не все идут по зову сердца, многие это делают ради карьеры. Поэтому так легко и сжигали свои партбилеты когда поняли после развала страны, что от КПСС плюшек ждать уже не стоит, все привилегии канули в Лету. Куда выгоднее было создать собственный бизнес, а ещё легче приватизировать завод, распродать оборудование и сдавать площади в аренду коммерческим структурам.

Глядя, как раздуваются ноздри генсека, я понимал, что он принимает мои слова близко к сердцу. По-другому, наверное, и быть не могло, на такой пост могут избрать только настоящего патриота, до самого мозга костей. Хотя… Если вспомнить косноязычного Мишу, то даже на таком уровне могут совершаться ошибки.

– Был вариант с ГКЧП – то есть Государственным комитетом по чрезвычайному положению. В марте 1991-го года в СССР был проведен референдум, на котором почти 80 процентов проголосовавших выступили за сохранение Советского Союза. Нужно было арестовать Ельцина и всю его команду, распустить съезд народных депутатов РСФСР. Тем более что оснований для того, чтобы обвинить этот съезд в попытках расчленить страну и совершить государственный переворот, было предостаточно. Вместо этого члены ГКЧП вели себя непоследовательно в отношении Горбачёва, пытались заигрывать с Ельциным, боялись непопулярных решений, что и погубило их запоздалую попытку спасти страну. У них попросту тряслись руки.

– Не нашлось достойного лидера, – глядя мимо меня, стукнул Филипп Денисович ладонью по подлокотнику. – Янаев сейчас возглавляет, как мне доложили, Комитет молодёжных организаций СССР. Не он должен был стоять во главе ГКЧП.

– Надеюсь, в нашей истории до этого не дойдёт, – успокаивающе сказал я. – Помнится, Горбачёв, изначально делавший всё для уничтожения Советского Союза как государства, в своё время затеял референдум, но лишь исключительно для того, чтобы «подвинуть» начавшего стремительно набирать силу и вес Ельцина. Интуитивно чувствуя, что этот его выдвиженец в конечном итоге и сожрёт своего благодетеля, вертелся ужом на горячей сковороде, не желая понимать, что стоявший за спецоперацией по развалу СССР Запад уже поставил не на него, а на беспалого, как на более перспективного из двух Иуд…

Никакие плебисциты не пришлось бы проводить, отреагируй Москва изначально на первые же проявления сепаратизма в республиках. Горбачёв же вместо того, чтобы проявить волю, если нужно – отправить армию – вместо этого он колебался, трясся, мямлил, топтался на месте, прятал голову в песок… А может быть, выполнял чётко намеченную программу, в рамках которой всё как раз шло так, как и нужно?

– Почему же СССР пал, хотя, как ты утверждаешь, подавляющее большинство проголосовало за его сохранение?

– Потому, что карт-бланш на его восстановление оказался в руках тех предателей и изменников Родины, которые категорически не желали его сохранения! Несмотря на то, что Верховный Совет СССР по итогам референдума и с учётом совершенно очевидного результата волеизъявления жителей страны принял ряд решений, дававших союзному руководству возможность для наведения конституционного порядка в государстве, Горбачёв и его клика затеяли бессмысленный и бесперспективный «Новоогаревский процесс», который длился до самой гибели СССР. На деле это было никакое не создание Союза Суверенных Республик, как о том вещал Горбачёв, а самая что ни на есть пустая говорильня, служившая только одной цели – протянуть время. Закончилось всё ГКЧП и Беловежским предательством. На самом деле никаких «непреодолимых предпосылок» для исчезновения с карты мира величайшей державы в реальности не существовало. «Жесточайший экономический кризис» в стране был создан искусственно – окопавшимися в её высшем руководстве предателями и дилетантами.

Бобков, потирая подбородок, вот уже с минуту задумчиво смотрел в окно. Не знаю, вслушивался ли он в мои слова или надеялся на магнитофонную запись, но тему для размышлений я ему подкинул знатную.

Я кашлянул:

– И снова с вашего разрешения акцентирую внимание на коррупции. Вы как человек из системы госбезопасности должны быть осведомлены о её размерах в верхних эшелонах власти – да и не только в верхних, она пронизала всю вертикаль – и теперь у вас, нового лидера государства, на руках все карты.

– Так уж и все?

– А разве нет? К власти пришла силовая структура, тут хочешь не хочешь – прислушаешься к мнению представляющего её человека.

– Ну, у власти у нас всегда был и будет народ, хотя в твоих словах есть доля правды. К силовым структурам, как ты ни скажешь, а особенно к Комитету госбезопасности, всегда было повышенное уважение.

Вкупе со страхом, хотел добавить я, но предпочёл за лучшее промолчать. Вместо этого сказал:

– Касательно элиты… Советую инкогнито или хотя бы внезапно посетить «фабрику смерти № 70», что в Новогиреево. Это больница, если что. У меня там знакомый лежал в неврологии с радикулитом. Жёлтые от мочи простыни, запах которой ничем не выведешь, не перестеленные больные, обшарпанные стены и рамы окон… В общем, полный… хм… трындец. Хотя специалисты и медперсонал вполне себе на мировом уровне, а вот условия… Предлагаю сравнить с ведомственными партийными клиниками и сделать соответствующие выводы.

– Упрёк понятен, устроим проверку, и не только в этой больнице.

– Верю, и заранее говорю спасибо. Только приезжать нужно без предупреждения, а то как в «Ревизоре», устроят вам «потёмкинскую деревню»…

– Ну это само собой, – усмехнулся Бобков.

– По московским магазинам тоже не мешало бы проехаться инкогнито в компании Гришина и, скажем, корреспондента «Правды», чтобы даже охрана не знала, куда вы едете. С одним Сергеем Борисовичем, к примеру, в качестве сопровождения, на обычной «Волге». Уверен, вы для себя откроете много интересного.

– Тут ты меня поддел, давненько ни я, ни жена не выбирались в обычный магазин. Ладно, взял на карандаш.

– Я тут ещё о пенитенциарной системе недавно думал. Она явно нуждается в доработке.

– Что предлагаешь?

– Например, нужно ввести понятие пожизненного заключения. Но только не на зонах. Пусть народное хозяйство поднимают, БАМ достраивают, ГЭС возводят, а лучше АЭС, урановые рудники роют… А вот при ударном труде, если человек осознал и искупил, то лет через десять можно и пересмотреть дело… Если доживёт. Кстати, с ворами в законе тоже нужно что-то делать. Если человек объявляет себя вором в законе (а он по определению обязан это подтвердить), то ему пожизненное – и на стройку. Не хочешь работать – высшая мера.

– Короче говоря, предлагаешь возродить каторгу? – приподнял брови собеседник.

– В каком-то виде, пожалуй, так и есть. Только обставить это дело придётся более цивилизованно. И раз уж мы завели разговор на эту тему, то для Комитета сейчас как раз непаханое поле. Про коррупцию я уже говорил, но пора бы уже всерьёз обратить взор на Кавказ и Среднюю Азию. Там не только коррупция и кумовщина цветут буйным цветом, но и национализм поднимает голову. В моём прошлом, как только Горбачёв со своей Перестройкой ослабил вожжи, так националисты всех мастей повылезали из своих щелей, словно тараканы. Устроили, мать их, парад суверенитетов!

– Горбачёва с его Перестройкой к серьёзным постам теперь и на пушечный выстрел никто не подпустит.

– И это замечательно! А то ведь, как СССР развалился, так и вовсе наши бывшие союзные республики побежали проситься в НАТО. В моей истории на Украине ветераны УНА УНСО с фашистскими наградами на пиджаках стали проводить шествия. Ветеранов войны всячески унижали и даже избивали. В Киеве Московский проспект переименовали в проспект Степана Бандеры… В Прибалтике тоже начнут проходить марши нацистов, в той же Латвии будут отмечать День памяти латышских легионеров, а над ветеранами Великой Отечественной станут устраивать показательные суды как над оккупантами.

Бобков с такой силой скрипнул зубами, что я подумал – если у него вставная челюсть, то он рискует её раскрошить. А она, похоже, была как раз вставная.

– Когда-то я закончил войну в Прибалтике, и твои слова для меня как нож острый по сердцу… Выжигать национализм калёным железом, чтобы другим неповадно было!

И тут же, словно из него вдруг выпустили воздух, как-то обмяк и, словно бы в чём-то перед кем-то оправдываясь, тихо произнёс:

– Никто же не глушит их национальное самосознание на корню, они свободно разговаривают на своём языке, на этом же языке учатся, издают книги. В Москве постоянно проводятся Дни то узбекской, то украинской, то латышской культуры… Все, ну или почти все ведущие посты занимают представители титульной нации! Чего им ещё не хватает?!

– Вопрос сложный, – вздохнул я. – Тем более что примеры в истории трудно найти, у нас после революции возникло многонациональное государство, аналогов которому в мире до этого не было. К каждому народу нужен свой подход. Но при этом подавляющее большинство населения этих субъектов готовы и дальше жить в составе СССР. Особенно это касается среднеазиатских и закавказских республик, экономика которых во многом зависит от «старшего брата». С прибалтами сложнее, но тоже решаемо, если вести грамотную политику в отношении их национального самосознания. Если бы только не паршивые овцы, которые мутят воду на радость нашим недругам из ЦРУ, МИ-6 и прочих моссадов… Я не кровожадный человек, но моё мнение таково, что такую овцу необходимо сразу же резать и пускать на шашлык.

Я выдохнул, бросил жадный взгляд на сиротливо лежавший на тарелке бутерброд с колбасой и сыром, и решил всё же подарить ему жизнь.

– Вообще вы должны знать, какой происходит перекос в распределении государственного бюджета. Практически все республики, кроме РСФСР, Белоруссии и, пожалуй, Украины являются дотационными регионами. И в их республиканские бюджеты вбухиваются миллиарды! То есть вырывается солидный кусок пирога у жителей вышеперечисленных республик, чтобы накормить отстающих.

– Предлагаешь уморить туркменов с казахами голодом?

– Филипп Денисович, тут вопрос сложный. Я ни разу не политик и не экономист, просто даю пищу для размышлений. Думаю, у вас в советниках будет – а скорее всего уже есть – умные головы, которые, обладая соответствующей информацией, смогут сделать верные выводы. И по так называемым братским странам тоже, кстати, пусть подумают. Сами знаете, в странах Варшавского договора не всё гладко, на это я тоже указывал в своём отчёте Сергею Борисовичу. Только за ГДР можно не беспокоиться, хотя, конечно, Берлинскую стену всё равно придётся разрушить, это явный анахронизм. А вот за Польшу тревожно, я уже писал, что там поднимает голову «Солидарность». С её лидерами не стоит либеральничать, и плевать, что там подумает пресловутое мировое сообщество. Мир разделён на два лагеря – социалистический и капиталистический, и для капиталистов мы в любом случае враги. Даже когда СССР развалился на радость америкосам и их подпевалам, и то они каждый раз искали повод, чтобы нам подгадить или как минимум унизить. И мы каждый раз отряхивались и улыбались, мол, бейте ещё, мы за ради дружбы с вами готовы на всё. Только при Путине с нами снова стали считаться… Кстати, вы ведь наверняка его уже ведёте, в смысле, будущего Президента России из моей реальности? Сейчас он, если память не изменяет, работает по линии контрразведки в следственном отделе Управления КГБ СССР по Ленинграду и Ленинградской области.

– Ох и много ты знаешь, порой даже такого, чего не следовало бы знать, – вздохнул Бобков. – Не бойся, ты нам нужен, но прятать тебя в бункер мы не будем, Сергей Борисович за тебя поручился. Да и ты умеешь держать язык за зубами, в чём мы не раз имели возможность убедиться. А что касается Путина, естественно, такие люди достойны нашего повышенного внимания. В этом году от должен пройти обучение на шестимесячных курсах переподготовки в Высшей школе КГБ, и вернуться в Ленинград. Пусть пока с ним всё идёт так, как шло в твоей истории, не будем трогать человека раньше времени.

Может быть, на Путина они особо и не рассчитывают. Тот пригодился в моей реальности, и то был выдвинут кланом силовиков при поддержке крупного бизнеса в лице своих старых соратников типа Ротенберга. Не подошла бы его кандидатура – выдвинули бы другого. А в этой ветви Вселенной, учитывая, что история уже пошла по другому пути, вполне могут обойтись и без Владимира Владимировича.

Интересно, если бы я встретил нынешнего Путина и рассказал ему, какую головокружительную карьеру он совершил в моём варианте истории – поверил бы? Даже если бы мне удалось ему доказать, что я действительно прибыл из будущего? А если поверил бы, то всю жизнь мучился бы, что в этой реальности ему уже не достичь таких высот. Нет, я бы ему такого не сказал, да и у тех, кто в курсе его успехов в параллельной реальности, надеюсь, хватит ума не проболтаться.

– В комсомоле тоже многое надо менять, – нарушил я молчание. – Работа с молодежью ведётся во многих случаях поверхностно, для галочки, а в комсомол вообще загоняют всех скопом. ВЛКСМ должен стать элитной организацией, куда попадают самые достойные, а не двоечники и хулиганы и, что ещё страшнее, карьеристы.

– Хм, ну, критиковать все горазды, а ты вот попробуй сам предложить что-то в плане работы с молодёжью.

– А что, и предложу, дайте только срок, всё-таки нужно посидеть, подумать, что и как.

– Никто тебя не торопит, работай… Кстати, читал я твои размышления по поводу диссидентов, – между тем сменил тему Бобков. – И в целом согласен, пусть они, как ты написал, едут куда хотят и своим западным кураторам мозг выносят. С «богемой» тоже всё понятно, ни к чему нам побеги всяких танцоров. Представителей богоизбранного народа, желающих отправиться на историческую родину, мы также не удерживаем.

– Это правильно, только кое-кого надо бы всё же придержать. Я имею в виду учёных и прочую техническую интеллигенцию. А то вместе с мозгами утекут и знания, которые могут иметь ценность для нашей страны, в том числе для её безопасности. В идеале нужно создать им такие условия для научно-практической деятельности, чтобы не думали об отъезде. Вообще «утечка мозгов» на Запад в моей реальности происходила, можно сказать, в промышленных масштабах. «Железный занавес», на мой взгляд, всё же придётся приподнимать, если мы планируем в экономической сфере расширять взаимодействие с западными компаниями. Но делать это аккуратно, без резких телодвижений.

Бобков закинул ногу на ногу, задумчиво глядя на меня исподлобья. Ну пусть глядит, от меня не убудет. Моё дело – дать пищу для размышлений, а там пусть думают, что и в какую сторону менять.

– Да, насчёт кооперативного движения… Я там тоже писал, вы читали? Ещё раз повторюсь, можно разрешить разного рода мастерским и работникам службы быта работать в частном порядке, организовывать на селе частные фермерские хозяйства, лишь бы это не было связано с нефтью, газом, алмазами и прочими ресурсами, которые должно контролировать государство. Если будут реконструированы те же швейные комбинаты по западному образцу, то надобность в пошивочных цехах сама по себе отпадёт. Разве что авторские ателье сумеют найти покупателей. Но не забыть закрепить на законодательном уровне невозможность приватизации государственных предприятий, под коими подразумеваются заводы и фабрики. Чем это обернулась в моей истории – я, увы, прекрасно помню.

– М-да, если бы у нас каждый помощник машиниста так рассуждал, как рассуждаешь ты…

Бобков усмехнулся, покрутив головой.

– Да какой я помощника машиниста! Перед армией успел несколько месяцев покататься… Просто это знания будущего, прочитанные когда-то мнения умных людей, которые я сейчас воспроизвожу своими словами.

– А не могли эти умные люди ошибаться?

– Большое видится издалека. Экономисты и социологи годы спустя после всех этих событий, «благодаря» которым и случился коллапс с СССР, сделали соответствующие выводы, смоделировали различные ситуации, и пришли к выводу, что Советский Союз можно было спасти от распада, если бы вовремя сделали нужные шаги. Какие именно – основные тезисы я уже озвучил, нет смысла повторяться.

– Не позволим просрать такую страну! – хрустнул пальцами Филипп Денисович. – Во всяком случае, пока я занимаю пост Генерального секретаря, и пока меня поддерживают соратники.

– Существовало ещё такое мнение среди моих современников, кто занимался этим вопросам, что корень проблемы развала СССР не в уровне жизни был, а в нехватке населения и в отходе от главного принципа социализма: «От каждого по способности, каждому по труду». Не могут директора предприятий увольнять бракоделов, пьяниц и просто нетворческих работников просто потому, что у них нет выбора. Не хватает обычных слесарей, чтобы увольнять пьяницу. На каждом углу висит объявление: «Требуются…». Потому и пытаются на них воздействовать общественным порицанием и так далее, но не увольняют. А раз не увольняют, то платят зарплату, которая начисляется, как я упомянул выше, не по принципу социализма, а методом уравниловки. А уравниловка приводит к равнодушию рабочего люда к результату своего труда, а также к тому, что более конкурентоспособный человек не может содержать бо́льшую семью, чем менее конкурентоспособный. Отсюда нарастание чуждой креативному мышлению части населения страны, то есть отрицательный отбор в самом что ни на есть явном виде.

– Угу, значит, демографию нужно повышать, – с таким видом произнёс Бобков, словно собрался этим заниматься лично.

– Конкуренция рождает качество и спрос, так что, когда вместо нехватки рабочих мест будет переизбыток претендентов на каждую должность от простого рабочего до ведущего инженера – вот тогда мы получим качественный экономический скачок. Повторюсь, это не мои мысли, но я в общем-то согласен с авторами этих тезисов.

– Это уже больше похоже на капиталистическую модель рынка… Хорошо, – вздохнул генсек, – я тебя понял.

– Культуры мы ещё не затронули в разговоре, – смело заявил я, – а она и мне не чужда, и вам, учитывая вашу многолетнюю работу на идеологическом фронте. По мне, так не стоит городить запреты ни в музыке, ни в литературе. Один хрен, извиняюсь за выражение, и слушают, и читают, сами же прекрасно знаете, что такое самиздат. Поэтому – это сугубо моё мнение – все эти новомодные течения в культуре нужно не то что не запрещать, а постараться составить серьёзную конкуренцию Западу. Как говорится: не можешь предотвратить – возглавь.

– Видел я за границей как-то один концерт по телевизору… Это больше было похоже на сатанинский шабаш.

– Ну, до таких крайностей доходить не будем, можно удивлять публику не эпатажем, а музыкой и текстами. Что, кстати, и делает мой коллектив, хотя исполняем мы по большей части не рок-музыку в чистом виде, а скорее поп-рок.

– А песни… Песни твои?

– Если вы имеете в виду, я ли являюсь их настоящим автором, то, скажу честно, по большей части так и есть. В прошлой жизни у меня была своя группа, и хоть мы особой известности не добились (да и не сильно стремились к славе), но на городском уровне о нас знали практически все, интересующиеся этим направлением музыки.

Про «Снегирей» я решил не говорить, пусть уж авторство музыки к песне, исполненной на концерте к Дню Победы, останется за мной.

– А вот вещи, что исполняют Пугачёва и Ротару, тут я каюсь, позаимствовал. Слаб человек, трудно порой удержаться от соблазна. С другой стороны, далеко не факт, что на фоне новой реальности эти песни увидели бы свет.

– Но зарабатываешь ты на них неплохо, – криво усмехнулся Бобков.

– Так-то я и благотворительностью занимаюсь, закупил, например, инвентарь и форму для клуба бокса. Но вообще-то, согласен, зарабатываю неплохо. А многие ли на моём месте не воспользовались бы моментом?

– Трудно судить других, находясь в своей шкуре, – согласился собеседник.

– Тем более что в такой ситуации я оказался не по своей воле. Поэтому выкручиваюсь как могу.

– Но книги-то сам ведь пишешь?

– Это да, тут могу на Библии или Конституции, если угодно, поклясться, что ни у кого ничего не своровал. Да и трудно, согласитесь, наизусть или хотя бы почти дословно запомнить содержание даже рассказа, не говоря уже о большой форме, в которой я работаю. Разве что сюжет позаимствовать, но у меня, к счастью, с фантазией вроде бы всё в порядке.

– А в спорте, понятно, уж точно никак не выедешь на чужих достижениях, – улыбнулся генсек. – В той своей жизни так же успешно выступал?

– Если бы… Ограничился II юношеским разрядом. А как появился шанс прожить жизнь заново, решил, что и в боксе попытаюсь хоть чего-то достичь. И как видите, вроде бы удаётся.

– Ещё бы, отобрался на юниорский чемпионат мира. А он, между прочим, пройдёт в Японии.

И смотрит так на меня с лёгким прищуром. Это вот он сейчас типа намекнул, что меня, носителя сверхсекретной информации, опасно выпускать в капстрану? Так ведь в Грецию прошлым летом летал, и ничего. Или тогда Бобков был ещё не в курсах относительно меня, иначе дал бы команду запретить вояж?

– Филипп Денисович, я горжусь тем, что мне предстоит на японском ринге защищать честь своей Родины! Готов отдать все силы ради победы!

Вот так вот, побольше патетики, чтобы проняло маленько. Правда, людей из системы КГБ, да ещё и при генеральских погонах трудно пронять подобным, но я хотя бы попытался.

– Боишься, не пустим в Японию? – улыбнулся Бобков. – Если бы хотели, то и в Грецию не пустили бы. Не переживай, таких планов мы пока не строим. Надеюсь, утечки сведений о тебе не произойдёт, в твою историю посвящены только люди в погонах, и то их от силы два десятка человек, и на каждого можно положиться.

– Неужто два десятка человек смогли совершить… Вот всё это? – я неопределённо махнул рукой.

– Нет, конечно, пришлось задействовать гораздо больше людей, но именно о тебе, как о … как о попаданце – я верно сказал? Так вот, именно о тебе знает очень узкий круг посвящённых. И в этих людях я уверен, как в самом себе.

Фу-ух, ну хоть камень с души упал, Япония – готовься встречать Максима Варченко! Между тем Бобков оттянул рукав пиджака, бросив взгляд на часы.

– Однако засиделись мы с тобой, время-то – одиннадцатый час. Я попрошу Сергея Борисовича, он тебя в гостиницу отвезёт.

– Да тут пешком десять минут…

– Ничего, мне так будет спокойнее.

– Понял, – понимающе улыбнулся я. – А вы как домой доберётесь?

– Переночую сегодня в своём кремлёвском кабинете, на диване, тут идти пять минут. Зато с шести утра приступлю к работе, не отвлекаясь на домашние дела.

– Спасибо… А, вот ещё что, пока не забыл, можно я попрошу за одного человека?

– Что за человек? – нахмурился Бобков, который уже сделал было движение, чтобы подняться.

– Вы как к Борису Полевому относитесь? Уважаете? Я тоже! Видите, сколько у нас много общего! Шутка, – улыбнулся я, и снова моё лицо приняло озабоченное выражение. – У Бориса Николаевича серьёзные проблемы с сердцем, а он наотрез отказывается прислушиваться к рекомендациям врачей. В моей истории он ушёл из жизни в 1981 году, а ведь столько ещё мог сделать для отечественной литературы! Прошу вас, повлияйте на него, к вам он прислушается, а если надо, то укладывайте в больницу в приказном порядке. Нельзя такими кадрами разбрасываться.

– Согласен, автора «Повести о настоящем человеке» хотелось бы уберечь от преждевременной кончины. Возьму на заметку…

Тут он почему-то замялся, отведя на мгновение взгляд в сторону, затем всё же посмотрел мне в глаза и твёрдым голосом спросил:

– Можешь сказать, сколько я проживу?

Честно говоря, я ждал этого вопроса до последнего. Нет человека, которого в глубине души не интересовало бы, сколько он проживёт на этом свете, Другое дело – большинство, появись у них реальная возможность узнать дату своей смерти, от этого отказались бы. Оно и неудивительно: живи и считай дни до своей кончины, от одного только ожидания с ума можно сойти. А вот Бобков не испугался, спросил.

– Филипп Денисович, честно скажу, точной даты вашей смерти я не помню. Просто не очень интересовался вашей персоной, вы уж извините… Если бы знал, что вы станете Генеральным секретарём – тогда, конечно, другое дело, – улыбнулся я. – Однако точно помню, что проживёте вы очень долго, ещё лет тридцать, а то и сорок протянете.

Лицо генсека чуть заметно разгладилось, напряжение во взгляде исчезло, но я тут же слегка его «обломал».

– Но это в моей истории, а в этой всё может пойти по-другому. Теория бифуркаций нам в помощь. Я не говорю о покушении, не США всё-таки, где убивают Президентов, когда те пытаются плыть против течения. Просто ваша новая должность предполагает куда большее напряжение сил, нежели руководство 5-м отделом, и вы уже не мальчик.

– Ну, на прежней должности я тоже не сидел сложа руки, – усмехнулся Бобков, – хотя соглашусь, что возглавлять отдел Комитета госбезопасности и страну – совсем разные вещи.

– Вот, верно, а, возвращаясь к теории бифуркаций, даже одно порой незначительное событие может изменить жизнь человека и даже всей цивилизации, как в рассказе Брэдбери «И грянул гром». Встал не с той ноги, наткнулся на кошку, споткнулся, на минуту позже позавтракал, на пять минут позже вышел из дома… И не попал под машину! Или наоборот – попал, или кирпич на голову свалился. Это простой человек. А страна? Маленькое изменение хоть в чем-то впоследствии такую лавину перемен за собой потащит – мама не горюй!

– Трудно не согласиться… Рассказ тот, кстати, я прочитал по совету Сергея Борисовича… А что ты про США там говорил, ты Кеннеди имел в виду? Почему он плыл против течения? Разве его убийство не дело рук психопата-одиночки Ли Харви Освальда?

И в глазах хитринка, мне сразу стало ясно, что он знает об этом деле гораздо больше, чем пытается изобразить. Но я тоже обладал знаниями из своего будущего, и не видел смысла в данном случае их скрывать.

– Боюсь вас разочаровать, но нет. Освальд оказался подставной фигурой, на самом деле Джона Кеннеди устранили американские спецслужбы.

– За что?

– За то, что разрешал Минфину США эмитировать национальную валюту в обход Федеральной резервной системы. Банкиры ему этого не простили. И неслучайно после смерти Ли Харви Освальда в течение двух лет при странных обстоятельствах ушли из жизни более шестидесяти важнейших свидетелей.

– М-да, гнилая система, – пробормотал Филипп Денисович.

– Ну, у нас тоже не всё идеально, – вставил я свои пять копеек. – Вон я вам перед этим сколько наговорил, сколько всего нужно сделать, чтобы жизнь советских людей стала хоть немного лучше.

– Согласен, далеко не всё у нас идеально.

– О «фабрике смерти № 70» я вам уже говорил, и про магазины тоже, – напомнил я.

– Я помню, мы с этим обязательно разберёмся… Ладно, давай заканчивать, а то поздновато уже как-то.

Он встал, я тоже поднялся, и в этот момент (может, он в какую щель подглядывал?) дверь открылась и на пороге показался Козырев.

– Сергей Борисович, будьте добры, отвезите товарища Варченко в гостиницу.

– Хорошо, Филипп Денисович.

Прежде чем я сел в машину, попросил Козырева обождать и рванул к гримуборной. Та, естественно, была заперта, и тут я увидел спешащую навстречу по коридору Ольгу Вячеславовну.

– Ну наконец-то! А мне сказали, что вас Демичев на беседу пригласил, думала, ненадолго. Потом говорят, что Пётр Нилович уже уехал, я давай вас искать, бегать по всем этажам. Тут товарищ из Комитета навстречу, мол, не суетитесь, гражданочка, у вашего артиста важная встреча. Не буду спрашивать, с кем, хотя и догадываюсь… Вот, держите ключ, мне его Богатиков отдал, а костюм повесьте на вешалку, завтра Маргарита Прокопьевна его заберёт.

Сергей Борисович терпеливо дожидался меня в фойе, как и договаривались. Молча сели в чёрную «Волгу», и только когда миновали Троицкие ворота, я, покосившись на Козырева, спросил:

– Сергей Борисович, а вы что, и Генерального секретаря на этой машине возите?

– Иногда да, когда он не хочет привлекать к себе лишнего внимания, а так Филипп Денисович официально на правительственной машине передвигается. В общем-то, он только вступил в должность, говорит, ещё не привык к этим здоровым лимузинам…

Тут Козырев повернул на мгновение лицо в мою сторону и улыбнулся:

– Я же вижу, ты хочешь спросить, как я оказался при Бобкове, верно?

– Я думал, это секретная информация. Или нет?

– То, что засекречено, я тебе и не расскажу. Для меня и самого это предложение стало неожиданностью. Пригласили в Москву, не объяснив толком зачем, и только здесь поставили перед фактом. Филипп Денисович входил в так называемый ближний круг, да и сейчас входит, так что пересекались в Москве и Подмосковье на наших, скажем так, тайных заседаниях неоднократно. Но всё равно для меня поступившее от него предложение стало несколько неожиданным. Однако я его принял почти не раздумывая.

Ещё бы, ухмыльнулся я про себя, кто бы на твоём месте от такого предложения отказался.

– И чем теперь приходится заниматься, если не секрет?

– Своего рода негласный телохранитель, но с портфелем, – вполне серьёзно ответил Козырев. – Большего сказать не могу, сам понимаешь, государственная тайна.

– А вам ведь тоже интересно, о чём мы с Боковым беседовали, верно?

– В общих чертах догадываюсь, скорее всего, хотел просто лично с тобой познакомиться, устроить, так сказать, смотрины. Не думаю, что ты ему рассказал что-то, чего не рассказывал мне… Можешь не отвечать, – опередил он меня, – то, что прозвучало в вашей беседе – должно остаться между вами.

– Тем более что она записывалась на магнитофон?

Я поймал на себе косой взгляд Сергея Борисовича.

– Это тебе Бобков сказал?

– Сам догадался, – усмехнулся я. – В противном случае он хотя бы блокнотиком с карандашом вооружился… Через кого мне, кстати, теперь в Пензе держать связь? С кем предстоит встречаться в «чайной»?

– Пока ни с кем, если что – найдём способ проинформировать… Кстати, приехали. Держи, это мой рабочий телефон, а это домашний, мне выделили пока ведомственное жильё. Правда, не факт, что застанешь меня в кабинете или дома, работа помощника Генерального секретаря предполагает, что я должен постоянно находиться при нём, а Бобкову сейчас предстоит много поездок по стране.

– Спасибо, что подвезли, хотя я бы с удовольствием прогулялся по вечерней Москве, тем более что погода шепчет.

– Да где же шепчет, вон, кажется, дождик накрапывает…

– Может, я люблю бегать под дождиком голышом!

– Тоже мне, извращенец сурского разлива, – криво ухмыльнулся Козырев. – Ладно, бывай… И запомни, о разговоре с Бобковым никому ни слова. По официальной версии ты общался с Демичевым.

– Понял, не дурак. Счастливо, Сергей Борисович!

Только глядя вслед отъезжающей «Волге», понял, насколько я устал. Однако сразу рухнуть в постель мне помешали запах пота, который срочно надо было смыть под душем, и вопрос Богатикова:

– Ты чего так долго? О чём вы там с Демичевым общались?

– Что? С Демичевым? – переспросил я, стягивая штаны. – Да так, ерунду какую-то спрашивал. Интересовался, как у нас в Пензе дела с культурой обстоят.

– А ты что? – не унимался Богатиков.

– А что я? Ну, сказал, что хорошо дела обстоят… Юрий Иосифович, можно я уже душ приму и спать завалюсь?

– Конечно, конечно! Я тоже спать ложусь, денёк выдался тот ещё.

Стоя в ванной под тёплыми струями воды, я думал, какие последствия для меня будет иметь сегодняшний разговор с Бобковым? Какие выводы будут сделаны им и теми, кто получит доступ к этой записи? Лишь бы распорядились с умом, и не испугались взять на себя ответственность. Из этого застойного болота нужно выбираться, только аккуратно, не начудить, как в моей истории это умудрился сделать плешивый. Иначе последствия могут оказаться непредсказуемыми. Хотя сейчас, после того, что случилось при моём непосредственном участии, и так всё становится непредсказуемым. Хочется верить, что эта реальность окажется лучше той, которую пришлось прожить мне.

А в чём лучше? В том, что не развалится СССР? Может, это был вполне естественный процесс, который рано или поздно случился бы и без Горбачёва с Ельциным? Что такое был Союз Советских Социалистических Республик в моей истории? Искусственно созданное государство, насильно объединившее в себе помимо России разные по менталитету и экономическому развитию республики. От вполне себе европейских Латвии, Литвы и Эстонии (эти, правда, влились позже, перед войной) до чуть ли не феодальных среднеазиатских республик…

Хотя нет, не хочу я снова пережить унизительные 90-е, когда Запад о нашу страну вытирал ноги, да и в самой стране творился форменный беспредел. Вернее, передел, когда кучка словно бы ниоткуда вынырнувших дельцов в мгновение ока превратилась в олигархов, а 90 процентов населения оказались в нищете. И раз уж я получил шанс прожить жизнь заново, то должен прожить её так, чтобы в «энергетическом котле» мне не было мучительно больно. Пока вроде бы получается, посмотрим, как пойдёт дальше.