Я поцеловала Криса Бейкера на заднем сиденье фургона в седьмом классе, и по сей день, когда я чувствую запах «Polo»8, я вспоминаю, как сильно шумели его спортивные штаны.
Двери лифта открылись, и внутри оказались трое парней в костюмах с дорогими стрижками. Мы встали перед ними, молча стоя бок о бок, пока ехали в кабине лифта вниз.
— Сейчас как наверну картофельные вафли, — сказал один из парней позади нас.
— Мне бы хотелось, чтобы они вернули «Пицца Берни». Я люблю курицу, не поймите меня неправильно, но это единственный вариант уже слишком долго.
— Ну так сходи за пиццей.
— Не-а, братан, я слишком ленив, и наш кафетерий удобнее.
Я посмотрела на Ника, чтобы проверить, что он тоже считает, что их разговор был смешным и то, как он напряженно сжимал губы, подсказало мне, что он тоже борется со смехом.
Когда двери открылись, один из них произнёс: «Это наш» — и троица вышла, когда мы отодвинулись в сторону.
Ник тяжело вздохнул, но когда двери начали закрываться, он протянул руку, и они снова открылись. Хитро изогнув одну бровь, он сказал: — Эй, хочешь навернуть стрипсы в кафе?
Я взвизгнула. — О-о, ты думаешь нам разрешат?
Он пожал плечами. — А почему нет? Если нас сейчас выгонят, мы уже получили то, за чем пришли.
Я начала волноваться. — Моя мама никогда не разрешала мне есть стрипсы, когда я росла, поэтому теперь это моё любимое блюдо, которое я ем тайком, — я знала, что болтаю ерунду, но ничего не могла поделать. — Ну, знаешь, когда её нет рядом.
— Кому запрещено есть стрипсы? — он лукаво улыбнулся, когда сказал: — Бедная, обделённая книжная зануда.
Я рассмеялась. — Правда ведь?
Он жестом указал на двери лифта. — Тогда пошли.
Как только мы вышли из лифта, звуки и запахи корпоративной столовой обрушились на нас. Мы последовали за парнями, и бум — прямо за углом от лифтов, находилась огромная кафетерия.
В центре комнаты стояли столы, а по периметру — обеденные пункты. Всё выглядело как обычная еда в кафетерии, за исключением киоска «Chachi's Chicken», к которому уже выстроилась длинная очередь.
— Курица? — спросил он, обводя глазами кафетерий.
— Курица, — ответила я.
Пока мы ждали в очереди он рассказал мне о том, как его сестра наехала на ногу сотруднице «Chick-fil-A» (прим. пер.: американская сеть ресторанов быстрого питания) на автокафе. К тому времени, как мы сели за стол, я уже плакала от смеха.
— Не могу поверить, что она снова наехала на неё, — сказала я, смеясь.
— Она сказала, что когда она закричала, у неё сработал простой человеческий инстинкт — вернуться и посмотреть, что произошло.
— В этом есть логика, — сказал я.
— Пожалуй, — ответил он, обмакивая куриный стрипс в свой стаканчик с соусом.
— Итак, — я схватила бутылку с кетчупом, стоявшую на столе и выплеснула капельку себе на тарелку.
— Ты говорил, что никогда не был влюблён, но… ты ведь веришь в любовь, да?
— Ого, — он наклонил голову и нахмурил брови. — Ты настойчива. Что ты делаешь, Хорнби?
— Узнаю о своём напарнике по ДБП. Слушай, если ты стесняешься, я начну первой, — в реальной жизни я бы никогда не затронула эту тему в разговоре, потому что, конечно, я бы выглядела закомплексованной и жалкой. Поэтому я использовала этот «стираемый» день, как возможность узнать о нём всё. Не важно, что он думает об этом, потому что он никогда об этом не вспомнит.
Однако, как только я об этом подумала, меня пронзила острая грусть. Мне было так весело, что мысль о предстоящей перезагрузке, о том, что Ник ничего не вспомнит, казалась трагичной.
— Ладно, слушай. Даже если ты не так часто видишь это в реальной жизни, я твёрдо верю в настоящую любовь. На мой взгляд, она требует усилий и логики в отличие от судьбы, но она существует, если присмотреться достаточно внимательно.
Он кивнул, словно соглашаясь с моим мнением, и вытер руки о салфетку. — Но тебе не кажется, что это звучит слишком упрощённо? Это похоже на то, словно ребёнок говорит, что верит в Санту. Мол, да, конечно, звучит прекрасно, но если это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, то, наверное, так оно и есть.
Я обмакнула картошку в кетчуп. — Так цинично.
— Совсем не цинично, — он обмакнул горсть картошки фри в мой кетчуп и сказал: — Я не ворчу и не завидую любви, просто не ожидаю, что она спустится ко мне по дымоходу с полным мешком подарков.
— Любовь — это не то же самое, что и Санта.
— А чем отличается? — спросил он, поднимая свой стакан с содовой. — Ты надеешься и желаешь её, высматриваешь, не принесла ли судьба того единственного к твоей двери, того, кто сделает тебя счастливой навсегда.
Я взяла стрипс и указала им на него. — Это не одно и то же, потому что ты не полагаешься на магию и не притворяешься.
— Ты когда-нибудь видела первое свидание? — он сделал глоток своей содовой, прежде чем сказать: — Вот тебе и магия с притворством.
— Как ты вообще собираешься стать счастливым, — спросила я, откусив кусочек, прежде чем продолжить, — если так думаешь?
Он посмотрел на меня и скрестил руки на груди. — Я не ищу «счастья».
Я перестала жевать. Похоже, он не шутил. — Ты один из тех парней, которые нравится быть угрюмыми?
Его брови нахмурились, и он выглядел обиженным, будто это предположение было оскорблением. — Нет.
— Так почему ты не хочешь быть счастливым?
Он пожал плечами и взял свою содовую. — Я не говорил, что не хочу быть счастливым. Я сказал, что не ищу счастья. Это не моя цель.
Я вытерла рот салфеткой, прежде чем положить её на поднос. — Но…
— Значит, ты всегда счастлива? — спросил он, и я немного отвлеклась, наблюдая, как его кадык дёрнулся, когда он глотнул кока-колы.
— Ну конечно, нет, — ответила я, прикрыв пальцем трубочку. — Но я хотела бы быть счастливой. Я имею в виду, что счастье — это своего рода цель. По жизни, так ведь?
— Ну конечно, но…
— Потому что счастье — это естественное состояние, — я выдернула трубочку из стаканчика, поднесла её ко рту и убрала палец, чтобы содовая капнула мне в рот. — Довольство — это основа. Иногда мы не довольны, а иногда просто вне себя от радости, но счастье — это наше естественное состояние.
— Ты совершенно не права, — он поставил свой стаканчик и выглядел немного напряженным. — Существование — это естественное состояние. Просто эмоциональное существование — это основа. Счастье — это что-то ускользающее, текучее, за что невозможно ухватиться. До жути неуловимое. Иногда тебе везёт, и ты его ловишь, но это только вопрос времени, прежде чем оно снова выскользнет из твоих рук.
Я покачала головой, пытаясь понять, откуда у него такое мрачное мировоззрение.
— Это самое депрессивное, что я когда-либо слышала.
— Нет, это не так.
— Да, именно так, — я бросила всё на поднос, перестав ёрзать, потому что мне нужно было найти способ изменить его абсурдное мнение. — Согласно твоей теории, всякий раз, когда ты счастлив — будь начеку, а то счастье может испариться в любой момент.
Он удивлённо рассмеялся и потёр щеку. — Но это ведь правда.
— Кто тебя обидел, Старк? — поддразнила я, и тут же пожалела об этом, как только он посмотрел на меня. Ибо в его глазах было столько печали. На какую-то долю секунды он походил на очень грустного маленького мальчика. Затем он усмехнулся, и так же быстро всё исчезло.
— Кто тебя обсыпал счастливой пыльцой — вот это вопрос поважнее.
— Это вовсе не «счастливая пыльца». Я знаю, что только я по-настоящему забочусь о своём счастье, поэтому ставлю его приоритетом. Тебе серьёзно стоит, по-настоящему попробовать взглянуть на всё с другой стороны.
Теперь он улыбнулся. — В самом деле?
— Ага, — я улыбнулась ему в ответ и сказала: — Задумайся: в обычный день ты, скорее всего думаешь: «Ну блин, опять в школу».
Он ответил с каменным лицом: — Я бы никогда так не подумал — образование важно.
— Ну ты понял, о чём я. В обычный день, когда настроение не огонь, просто заставь себя думать по-другому. Вместо «Ну блин, опять в школу», подумай: «Сегодня такой хороший день! А после школы можно будет откинуть сиденье грузовика и почитать хорошую книгу, пока меня обдувает весенний ветерок».
Теперь он откровенно смеялся надо мной. — Зачем мне вообще о такой чуши думать?
— А как насчёт: «По крайней мере я сижу рядом с Эмили Хорнби на химии — вот это да!».
— Вот как? — спросил он, снова принявшись ехидно подкалывать, при этом озорно сверкая глазами.
— Да ладно тебе, будто ты ни разу не думал «вот это да».
— Уверяю тебя, не думал, — ответил он.
— Ну, а как насчёт твоих друзей, мистер «Существование — это естественное состояние»? — Я оперлась на стол, желая узнать о нём всё до мельчайших подробностей, и спросила: — Как тебе удаётся вообще не участвовать в школьных тусовках и интригах? Я иногда вижу тебя в школе, вроде и друзья у тебя есть, но ни разу не слышала, чтобы ты где-то тусил. Ни на вечеринках, ни на футболе, ни на других школьных мероприятиях…
— И…?
— И… так в чём дело? Ты отрываешься с друзьями и занимаешься какой-то деятельностью или ты настоящий отшельник?
Он посмотрел мне через плечо, словно наблюдал за кем-то или размышлял над чем-то, и я ожидала от него остроумного, уклончивого ответа, но он неожиданно сказал: — Раньше я намного больше времени проводил с друзьями. Но как-то незаметно мне стало плевать на всё, что связано со школой. Это просто кажется таким… бессмысленным. Не учёба, а все эти игры.
Его взгляд встретился с моим, и смотрел он… интенсивно.
— Иногда я стараюсь пересилить себя, чтобы не быть «отшельником», как ты метко выразилась, но это просто кажется бессмысленным.
— Ох, — я не знала, что на это сказать. — Ну, может, если ты отнесёшься к этому более…
— Клянусь Богом, Хорнби, я психану, если ты скажешь мне быть позитивным.
Это заставило меня улыбнуться. — Ну, знаешь, это не повредит.
Он едва заметно приподнял уголок рта. — А я думаю, что повредит.