Выбор

Глава 12 Скорбь

- Эвиар, может, ты лучше поедешь верхом? - неуверенно предложил Ратхар, негромко окликнув неутомимо шагавшего рядом эльфа. - Ты на ногах с самого рассвета.

Перворожденный оглянулся, чуть заметно усмехнувшись, и ответил:

- Я могу прошагать еще трижды по столько же, а потом вогнать дюжину стрел подряд в щель забрала рыцарского шлема. Благодарю за заботу, мой юный друг, но только мне привычнее так, ведь какой всадник в лесу сравнится с эльфом? Стоя обеими ногами на твердой земле, я чувствую себя увереннее, ведь у нас в И'Лиаре почти нет лошадей, и мало кто умеет действительно хорошо ездить верхом.

- Ты плохо ездишь верхом? - удивленно воскликнул Ратхар, невольно повысив голос. - Не может быть! - В голове юного воина не укладывалось, чтобы их необычный спутник, великолепный мечник и вовсе непревзойденный стрелок, чего-то не умел, тем более, даже сам Ратхар стал уже считать себя весьма ловким наездником.

Своего коня эльф уступил юноше три дня назад, когда они вместе с королем только вырвались из осажденного Лагена. С тех пор Эвиар передвигался исключительно пешком, несмотря на частые попытки Ратхара вернуть подарок его изначальному владельцу. И, надо сказать, Перворожденный оказался намного более проворным, чем люди, которые вскоре тоже начали подумывать о том, чтобы оставить коней прямо в глубине чащи, словно могли после этого угнаться за легконогим эльфом.

Их оставалось лишь шестеро, и двое - ополченец Эмер и сам король - были тяжело ранены. Их лечением занялся опять-таки Эвиар, легко находившие какие-то корешки, из которых готовил отвары или просто мелко растирал их, присыпая раны. Но и все мастерство эльфа оказалось почти бессильно, так что оба раненых, хотя и держались уже твердо на ногах, все еще оставались весьма слабы. И потому, в случае появления врага, вся тяжесть боя должна была лечь на плечи Эвиара, Ратхара, но, прежде всего, разумеется, на рыцаря Рамтуса и Бранка Дер Винклена.

Если рыцари были вполне спокойны на этот счет, и готовы в случае надобности вступить в бой с любым числом противников, то эльф, лишившись своего лука, несколько растерял уверенность, хотя и в ближнем бою он едва ли уступил бы тому же Дер Винклену. Но зато Эвиар, как и прежде, во время пути в Лаген, стал глазами и ушами отряда. Эльф всегда был на ногах, бесшумно, незаметно рыская вокруг стоянок своих спутников, или, когда они шли через лес, уходя далеко вперед, чтобы убедиться в отсутствии засады. К счастью, врагов на их пути так и не попалось, а на четвертый день и лес, прежде подчас вовсе непролазный, стал редеть, и всадники, выбираясь на прогалины, теперь могли ощутить полезность коней, благодаря которым люди могли дать отдых натруженным ногам.

- Скоро мы вновь доберемся до обитаемых мест, - сообщил Ратхар на привале. Теперь юноша стал проводником, поскольку с каждым шагом путники приближались к родному краю оруженосца Дер Винклена. - Если забрать чуть южнее, то, думаю, дня через три мы доберемся до моей родной деревни, Селькхира, - предположил Ратхар. - Там нас ждет кров, пища и отдых, государь.

Верить в лучшее, в данном случае в то, что односельчане Ратхара примут своего короля, как самого дорогого гостя, хотелось каждому. Но все же и сам Эйтор, и его спутники смотрели на мир весьма здраво, стараясь не тешить себя зряшными надеждами.

- Мало кто сохранил верность законному правителю, - хмуро бросил Рамтус. - И даже те, кто не желают становиться на путь предательства, не осмелятся пойти против того, на чьей стороне - могущественный колдун, убивающий мгновенно, без сожаления. Отныне в этом краю мы никому не можем верить полностью, и вместо хлеба-соли нас запросто могут приветить рогатинами и топорами.

Как бы то ни было, пока до Селькхира оставалось еще много десятков лиг, и предстояло проделать немалый путь, чтобы выяснить, чьи догадки были верны. Отряд продолжал идти лесом, все время оставаясь в готовности к бою. Места, однако, здесь были почти необитаемые, и беглецы лишь раз наткнулись на полузаросшую дорогу, уходившую куда-то на восток. В прочем, сейчас это было к лучшему - никто не строил иллюзий, понимая, что при встрече даже с десятком врагов им ничего не светит. Шестеро, двое из которых были ранены, до сих пор не придя в себя, не продержались бы в открытом бою и нескольких минут. Только присутствие в отряде эльфа, способного не просто незамеченным передвигаться по лесу, но словно становиться частью этого само леса, позволяло надеяться, что им удастся избежать столкновения с противником, и вообще с кем угодно, пока каждый не будет полностью готов к бою.

- Пожалуй, теперь мне остается только одно - последовать примеру Эрвина, покинув Альфион, - горестно вздыхал пребывавший на грани отчаяния король, покорно следуя за Дер Винкленом, который, вместе с Рамтусом, старался всегда держаться возле государя, опекая его и будучи готовым защищать Эйтора при появлении неприятеля. - Кто теперь будет биться за меня, зная о тех чудовищных поражениях, что уже понесли мои сторонники? Если прежде кто-то из лордов и колебался, то теперь, хотя бы из страха, они признают власть Эрвина. А мне остается только одно - изгнание. Что ж, - горько усмехнулся он. - Быть может, в дальних краях удастся найти тех, кто поддержит меня, как это сделал прежде и Эрвин. Но к демонам власть, к демонам престол, - вдруг гневно воскликнул он, заработав укоризненный взгляд Эвиара. - Моя Ирейна в руках этого ублюдка! Мне не нужна корона, пусть выродок подавится ею, лишь бы моя королева вернулась ко мне.

Помрачневший король заскрипел зубами от отчаяния, от чувства собственной беспомощности. В его воспоминаниях уже стали неразличимыми лица его королевы, и той, другой, ради мести за которую и вернулся из небытия принц Эрвин. И сейчас Эйтор не мог сказать, что его названный брат не прав. Вина довлела над королем Альфиона, и с годами воспоминания лишь чуть поблекли, но он всегда знал, что рано или поздно заплатит за невольный грех. И теперь этот час настал, так что оставалось лишь с честью принять наказание, оставив все иное на волю случая.

- Пока вы живы, пока мы вместе, государь, не нужно терять надежду, - успокаивающе произнес дьорвикский рыцарь. - В Лагене, казалось, мы были обречены, но нам удалось вырваться из этого ада, верно, вовсе не для того, чтобы сейчас впасть в уныние, опустив руки. Говорят, Судия не вмешивается в наши дела, но лишь потом воздает каждому по заслугам. Но то, что мы еще свободны, что мы живы, и при нас - наши клинки, я не могу назвать иначе, нежели милостью Его. Правда на твоей стороне, мой король, и мы еще поквитаемся с твоими врагами за все мерзости, что сотворили они. Наш бой не окончен, государь!

Путники брели через лес, ведя за собой коней - в седле оставался только сам Эйтор, рана которого упорно не желала затягиваться, и повязка на его бедре постоянна оставалась пропитана кровью, - предаваясь воспоминаниям и, конечно же, строя планы на будущее. Только Ратхар твердо знал, что, будет ли жив король, или же падет, его война не закончится. Призраки тех, кого уже не было на этом свете, все чаще являлись к нему во время недолгого сна, когда юноша валился на землю, совершенно лишенный сил. Он поклялся отомстить, как потом поклялся довести до конца дело, начатое пришельцем из дальних краев, которому был обязан, самое меньшее, жизнью. И молодой воин был намерен исполнить свои обещания, пусть для этого потребуется вся отпущенная ему жизнь.

С Ратхаром не считали нужным советоваться, ограничившись лишь тем, что уточняли у юноши верное направление, чтобы скорее добраться до обитаемых мест. Но это вполне устраивало парня, с которым неожиданно сошелся Эвиар. Несмотря на то, что даже Бранк Дер Винклен смог изжить в себе ненависть к Перворожденному, эльф все же чувствовал себя чужаком - каковым и являлся, в прочем - но и он нуждался в общении, просто порой желая поговорить, неважно, с кем и о чем. И лишенный по молодости своей предрассудков Ратхар подходил на роль собеседника, как нельзя лучше.

- Наше общество устроено иначе, чем живете вы, люди, - говорил Эвиар однажды, во время недолгого привала. - Но нельзя сказать, что наши или ваши порядки лучше, просто я привык жить так, ты же, и наши спутники - иначе. Наш народ очень малочислен, и мы не вправе развлекаться, деля самих себя на рабов и господ. Мы воюем со всеми соседями, не всегда по собственной воле, и много моих братьев гибнет в этих боях, а наши женщины способны в большинстве своем дать новую жизнь лишь однажды, ибо столько жизненной силы им отпущено Творцом. И потому наш народ уменьшается, и леса И'Лиара становятся с годами все более пустынными. Только держась друг за друга, мы можем выживать среди тайных и явных недругов. Поэтому мы предпочитаем относиться друг к другу, как старшие к младшим. Король, что правит всеми нами, имеет не больше прав, чем обычный воин. Просто мы оказали ему доверие, дав власть, и тем возложив на самих себя обязанность подчиняться. Никто не принуждал нас покоряться, только сама судьба, и потому мы не вправе роптать, ведь, иначе, погрязнув во внутренних сварах, мы станем легкой добычей и для самого слабого врага.

Они говорил о многом, о нравах таинственного народа, о котором Ратхар прежде слышал истории, больше похожие на сказки, о магии, об истории И'Лиара. Точнее, говорил Эвиар, а юноша жадно слушал его, чувствуя, что прикасается к тайне, недоступной очень многим его сородичам.

- Нами правит король, и ему подчиняются беспрекословно, - рассказывал Эвиар, видя, как восторженно блестят глаза его юного спутника, чистого душой, пусть и успевшего увидеть смерть и страдания. - Но король не смеет принимать решения, подчиняясь собственной прихоти, но только из необходимости. И он прислушивается к советам князей, лучших воинов, самых мудрых, самых старых, многие из которых застали еще дни величия нашей державы, увидев затем и ее крах. А ниже стоят простые эльфы, каждый из которых одновременно ремесленник, хлебороб - только глупцы думают, что мы питаемся плодами, запивая их росой - и воин. От прочих князья отличаются немногим, например, тем, что могут иметь нескольких жен. Таков обычай, и никто не смеет возмущаться, зная, что древняя кровь не может иссякать, тем более, воины из старших родов всегда идут в бой первыми, и чаще гибнут. Разумеется, больше всего жен у самого Короля, и каждая должна принести ему потомство, чтобы затем, когда настанет время, избрать наследника, которому будет подвластен весь И'Лиар. В остальном же мы все равны.

Со временем беседы эти стали занимать все свободное время, и путники, уединяясь, подогу говорили обо всем, о чем только можно. Тот восторг, который испытывал Ратхар, подкупал эльфа, старавшегося рассказать как модно больше. Эвиар даже пытался учить своего юного спутника высокому языку народа Перворожденных, хотя в этом почти не преуспел.

- Обращаясь к эльфу княжеского рода, его должно называть "э'лай", и, если ты воин, приветствовать вот так, - и Эвиар, став прямо перед Ратхаром, коротко поклонился, приложив правую руку к сердцу, правую же опустив на эфес своего меча. - А если это особа королевской крови, то ты должен обращаться к ней, говоря "э'валле", неважно, мужчина это, или женщина, сообщил он, учтонив затем: - Так нужно величать всякого, кроме самого Короля.

Ратхар старательно повторил действия своего наставника, и, судя по легкой усмешке, коснувшейся уст эльфа, человеку это вполне удалось. Эвиар был вообще скуп на похвалы. Бесстрастное лицо эльфа почти не выражало ни тени обычных, привычных для человека чувств. И понять его истинное отношение к тому или иному слову либо поступку оказалось весьма непросто, хотя с каждым днем чутье Ратхара, более чем кто-либо иной общавшегося с Перворожденным, становилось все острее.

Разумеется, говорили и о магии, хотя здесь и сам Эвиар не знал очень многого, но тем, что было ему ведомо, делился со спутником без утайки. Ратхар же, успев на себе испытать мощь чужого колдовства, слушал, затаив дыхание.

- Среди вас, людей, тех, кто имеет чародейский дар, ничтожно мало, должно быть, один на миллион, и тех не всегда вовремя замечают, да и мало среди вас настоящих магов, способных обучать отмеченных Даром, - сказал как-то Эвиар, сидя возле костерка, разожженного на лесной поляне. - Среди нас тоже редко появляются те, в ком тлеет искра Дара, но таких сразу замечают, и опытные маги берут их в ученики. Так наши братья становятся эл'тарами, подмастерьями, или, если в точности перевести на ваш язык, "признанными лесом". Обучение порой длится десятки лет, но, рано или поздно, ученики превращаются в полноценных магов, эл'эссаров, равно способных исцелять и убивать. Но на этом их обучение вовсе не считается завершенным, просто каждый отныне сам решает, что он желает знать и уметь, а что ему и вовсе не нужно. Эл'эссаров уважают, их почитают выше даже, чем князей, почти наравне с самим Королем. И лишь немногим из них дано сделать еще один шаг вверх по лестнице Искусства, получив право именоваться эн'нисарами, магистрами. Они уже настолько становятся сродни самому Лесу, суть которого - жизнь, что отходят от всех прочих дел, удаляясь в самые глухие уголки И'Лиара, и никому неизвестно, что они делают там. Но я точно знаю теперь, что им вовсе не безразлично творящееся на нашей грешной земле, - криво усмехнулся, став совсем похожим на человека в этот миг, Эвиар. - Ведь и сам я здесь по воле Говорящих С Лесом. Им ведомо многое, но только сами они не спешат рассказывать обо всех тайнах кому бы то ни было.

- О чем ты, Эвиар, - непонимающе переспросил юноша. - Что значат твои слова? Я тебя не понимаю.

Эльф лишь медленно помотал головой, ответив, словно нехотя:

- Возможно, потом ты узнаешь. Но это не только моя тайна, и пока, прошу, не спрашивай меня, а лучше и вовсе забудь.

Они пробирались лесами, стараясь не забредать в самый бурелом, и останавливаясь на ночлег лишь когда становилось настолько темно, что ничего невозможно было различить уже в десятке шагов перед собой. Дни становились все холоднее, и приходилось порой по нескольку часов шагать под мерзким моросящим дождем, так что влагой пропитывалась одежда, и под броню затекали противные струйки. Но никто не роптал, только шагая быстрее, чтобы, наконец, добраться до тех краев, где, быть может, изможденным путникам все же будут рады.

Очередную остановку сделали, когда отряд выбрался на поляну, в центре которой возвышалось странное сооружение. Небольшой сруб, поднятый на четыре грубо обструганных столба, ничуть не походил на чье-то жилище, но был явным признаком присутствия поблизости людей. Рыцари обеспокоено озирались, хватаясь за клинки и стараясь заслонить собой короля.

- Это поставили охотники или лесорубы, - усмехнулся Ратхар, увидев волнение и настороженность на лицах воинов, всюду видевших опасность, и теперь не на шутку напрягшихся, будто ожидая появления врага. - Там можно переждать непогоду, особенно зимой. У нас часто возводят такие срубы, и там, возможно, отыщется небольшой запас провизии. Их потому и поднимают так высоко, чтобы звери не разорили кладовку.

- Да, лесные жители явно бывают здесь частенько, - кивнул Эвиар. - На столбах следы медвежьих когтей. А вот люди тут давно уже не появлялись. Думаю, опасаться нам нечего.

Бранк Дер Винклен кивнул, все же вытягивая из ножен клинок, и уверенной походкой двинулся вперед. Эльфу он доверял - кто, как не Перворожденный, лучше подметит все мельчайшие признаки тайной лесной жизни - хотя и не испытывал к Эвиару особо теплых чувств, ведь его родичи, а то и сам он, отняли немало жизней хороших парней, отважных бойцов и просто добрых друзей, там, в кажущемся уже диковинным сном Дьорвике.

Рыцарь и эльф осторожно, крепко сжимая рукояти мечей, двинулись к постройке, явно необитаемой. Тем временем Рамтус помог спешиться королю, вместе с Ратхаром прикрывая его и Эмера от способной таиться в лесу угрозы. Пристальными взглядами воины обшаривали заросли, а сам Эйтор, всем своим немалым весом навалился на самодельный костыль, грубо обтесанную осиновую ветку. Он боялся приступать на левую ногу - острая боль не давала забыть о чуждом клинке, ужалившем монаршую плоть. И правитель Альфиона тоже во все глаза следил за своими спутниками, медленно приближавшимися к избушке, и готовыми при малейших признаках опасности немедленно отступить к спасительному лесу.

Ничего не произошло. Вход в избушку, заколоченный кем-то на славу, открыли быстро, воспользовавшись топором Эмера, и вскоре все шесть путников уже обшаривали домушку в поисках пищи. Повезло Ратхару, точнее, он-то знал, что и где искать.

- Идите сюда, - подозвал своих товарищей юноша, подцепив острием меча одну из половиц. Там, в тайнике двойного дна, лежали плотно закупоренные кожаные мешки. - Здесь есть еда.

Заботливые охотники, конечно, не подозревавшие, что столоваться в их зимовье будет сам владыка Альфиона с ближними рыцарями, припрятали до поры немного сухарей, чеснок и даже вяленое мясо, оказавшееся вполне съедобным. И вскоре вся компания бродяг увлеченно жевала чужие припасы, не забывая благодарить безвестных селян.

- Пожалуй, нужно осмотреться, - произнес, поднимаясь с корточек, Эвиар. Эльф наскоро проглотил пару сухарей и кусок мяса, запив все это глотком родниковой воды, на утре набранной во фляжку. - Пройдусь по округе. А вы тоже будьте начеку. - И с этими словами Перворожденный исчез, скользнув вниз, в открытый лаз, и несколько мгновений спустя растворившись в вечернем сумраке леса.

Первым выпал черед сторожить Рамтусу. Рыцарь проверил, легко ли покидают ножны верный меч и кинжал, все оружие, что осталось с ним после бегства, и выбрался наружу, расположившись в зарослях на краю поляны. Он мог из своего укрытия видеть все, наверняка заметив бы явившегося из леса непрошенного гостя, и успев поднять тревогу.

Долгое время ничего не происходило. Порой из глубины чащи долетал птичий крик, иногда раздавались какие-то шорохи, и не привычный к лесу воин невольно вздрагивал, хватаясь за клинок. Но потом все стихало, и Рамтус успокаивался, стараясь, однако, не расслабляться. И все же появление Эвиара он так и не заметил, обнаружив вышедшего из лесу эльфа, когда тот уже был в нескольких шагах от дозорного.

- Будь ты проклят, - пробурчал рыцарь, исподлобья взглянув на спутника. - Что ты всегда подкрадываешься так, словно хочешь перерезать мне глотку?

- Лес не терпит шума, - тонко усмехнулся эльф, которому, кажется, был приятен конфуз воина. - Того, кто чтить покой леса, он не выдаст, дав кров и пищу, указав самый удобный путь. А для кого лес - это только охотничьи угодья, да запасы топлива для очага, тот очень быстро сгинет здесь.

- Бред, - сплюнул под ноги Рамтус, заслужив укоризненный взгляд Эвиара. - Полный бред!

- Как угодно, - пожал плечами эльф. - Но сейчас не время выяснять это. Идем скорее к вашему королю - я отыскал людей. Они рядом, их много, и все они неплохо вооружены.

Негромко выругавшись, Ратмус поспешно двинулся за эльфом. Кажется, их спокойному, хоть и весьма тяжелому, путешествию, подошел конец. Рыцарь невольно вновь проверил, хорошо ли заточен клинок, которому, пожалуй, вскоре найдется подходящее дело.

Умело разведенный костре почти не давал дыма, но на нем можно было жарить мясо, и половина туши оленя, насаженная на вертел, источала аромат, от которого невольно сводило желудок. В прочем, нескольким десяткам человек, расположившихся на небольшой поляне, сейчас была нужнее не пища, а всего лишь тепло. Из более чем полусотни человек лишь немногие кутались в плащи, рваные, давно уже превратившиеся в лохмотья, большинство же довольствовалось лишь кафтанами, накинутым поверх кольчуг и панцирей. И каждый время от времени поглядывал, близко ли лежит отцепленный от пояса меч, верный топор или надежный арбалет.

Люди, грязные, с заросшими по самые глаза лицами, казались смертельно уставшими. Они почти не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Несколько и вовсе спали, закутавшись все теми же плащами, и даже забыв о еде. Однако это были воины, для которых дисциплина являлась отнюдь не пустым звуком. А потому вокруг поляны, притаившись в кустарнике или под кронами могучих елей, расположилось не меньше полудюжины часовых, до боли вслушивавшихся и вглядывавшихся во тьму вековечного леса, впервые, наверное, за десятки лет потревоженного пришельцами.

Лес шумел, словно то перешептывались ели-великаны, хмуро взирая с высоты своего роста на двуногих, притащивших сюда так много острой стали, способной причинить страшные мучения плоти лесных гигантов. И часовой, чей пост оказался на северной стороне лагеря, невольно передернул плечами, чувствуя, как впивается в затылок чей-то взгляд. Вдруг неподалеку раздался треск, будто кто-то наступил на сухую ветку, и воин тотчас вскинул арбалет, весь обратившись в слух. Если что, он успеет подать знак своим товарищам, остановившимся на долгожданный привал.

Несколько минут дозорный провел в полной неподвижности, старясь ничем не выдать себя, опасаясь даже дышать. Но все было тихо, не звенела сталь, не доносились из чащи чужие голоса, не шуршали потревоженные незваными гостями ветви.

- Проклятье, - выдохнул воин, успокаиваясь от одного только звука собственного голоса. - Померещится же! Эх, скорее бы смена.

А в следующий миг он умолк, застыв, точно окаменел. Что-то холодное коснулось его шеи, уткнувшись как раз в кадык, и затылка коснулось легкое дыхание. Часовой, не дожидаясь приказов, понял, что умрет, стоит ему только дернуться. А потому старался сохранять неподвижность. Сейчас ему не мог по-настоящему помочь ни арбалет, ни корд, бесполезно болтавшийся на поясе.

- Молодец, - прошептал на ухо воину незнакомый голос, звучавший странно, с непонятным акцентом, подобного которому рубаке прежде не приходилось слышать. - Ты все верно понял - шевельнешься, и ты мертвец. Так что стой смирно, и твоя жизнь, возможно, останется пока при тебе, - пообещал незнакомец, голос которого был холоден, словно лед. - Скажи мне, воин, кому ты служишь? Кому верны твои товарищи, что так беспечно устроились здесь?

- Все мы верны нашему господину, лорду Маркусу, - хрипло прошептал в ответ воин. - И Его величеству Эйтору, законному владыке Альфиона.

- Славный ответ, - раздался вдруг громкий голос, и из-за деревьев появился воин в латах, с обнаженным мечом, следом за которым следовал еще один, снаряженный чуть скромнее, но тоже казавшийся опасным. - Так поклонись же своему господину, воин, - усмехаясь, произнес первый латник, заметно прихрамывавший на левую ногу.

- Государь? - часовой, щурясь, впился взглядом в лицо незнакомца. Он видел короля лишь дважды, пока шел с войском на поле Локайн, но и теперь быстро узнал это властное лицо. - Государь, ты жив?!

- Кто-то, выходит, успел похоронить меня? - криво ухмыльнулся Эйтор, вплотную подойдя к часовому, уже получившему полную свободу. В прочем, стоявший за его спиной Эвиар был готов нанести удар в любой миг, только почуяв тень опасности. - С этим, пожалуй, спешить не стоит.

- Но это и не столь сложно дело, как кажется, - усмехаясь, вымолвил эльф, прежде так ловко подкравшийся к бдительному стражу. - Если ты, государь, и впредь будешь столь же неосторожно ходить по лесу, то тебя подстрелит даже слепой, - недовольно произнес он. - Под ноги порой попадаются сухие ветки, но на то тебе и даны глаза, чтобы увидеть их, прежде, чем наступишь. Медведь, и тот тише ломится к малиннику.

Эйтор нахмурился, но промолчал - он уже понял свою оплошность, равно как и то, что изрядно нервничавший часовой запросто мог выстрелить на звук, не разбираясь, кто там бродит, и латы не обязательно остановили бы тяжелый болт. В прочем, внезапно ощутил смущение - разумеется, внешне ничем не выказав его - и сам Эвиар, как-то вдруг вспомнивший, что страшная рана на бедре человека едва затянулась, и тому не то, что красться, просто ходить до сих пор еще было больно.

- Ладно, идем. Покажешь мне, кто здесь у вас главный, - приказал король, и все четверо двинулись в сторону бивуака.

Появление трех вооруженных незнакомцев, во главе которых шел часовой, вроде бы обязанный предупреждать о чужаках, а не приводить их в лагерь, вызвало немалый переполох. Воины вскакивали на ноги, поспешно хватая оружие и щиты, и становясь вокруг костра, спина к спине, точно намеревались защищать до последней капли крови оленью тушу, так и остававшуюся на вертеле.

На чужаков смотрели из-под среза шлемов хмурые взгляды, пущенные поверх клинков и арбалетных болтов. Стрелков в отряде было мало, десяток, от силы, но самострелы их были взведены, и скрывавшиеся в лесу воины могли одним залпом покончить с чужаками. Но что-то остановило их от этого.

- Кто такие, - прозвучало из строя. - Куда и откуда идете? Отвечайте, или угостим сталью!

Они сами боялись незнакомцев, эти воины, явно не от хорошей жизни, бродившие по лесам. Ведь, кто знает, возможно, все часовые были давно мертвы, в зарослях уже изготовилась к бою целая сотня вражеских латников, а это были лишь парламентеры, предлагавшие почетный плен.

- Опустить оружие, - громко крикнул Бранк Дер Винклен, добавивший в голос изрядную долю презрения. - Клинки в ножны! Здесь Эйтор, король Альфиона. Преклоните колени перед своим государем, воины!

Падать ниц не спешил, однако, никто. Едва ли в отряде нашлось бы хоть полдюжины бойцов, лично видевших государя Альфиона, и запомнивших его лицо. Но вышедший к ним из леса воин, грязный, изможденный, мало походил на короля, разве что, доспехи его, тяжелые пластинчатые латы, казались намного более дорогими, нежели мог позволить себе обычный рыцарь или даже лорд.

Воцарилось напряженное молчание, только трещал хворост в костре. И тогда Эйтор отважно шагнул вперед, едва не упираясь грудью в клинки воинов. Он старался идти ровно, не хромать, превозмогая боль - люди должны были видеть перед собой не калеку, а полно сил и ярости владыку, за которым не страшно идти и на верную гибель. Суровое лицо Эйтора казалось высеченным из камня, и только плотно сжатые челюсти и выступившая на висках испарина выдавали, какие муки пришлось превозмочь королю, какую боль он преодолел ради нескольких шагов.

- Кто верен мне, законному правителю Альфиона, на колени! - рявкнул государь, глядя в глаза первому попавшемуся солдату, туника которого была окрашена в цвета рода Маркусов.

Они могли нашпиговать болтами незнакомцев, эти воины, измученные, изрядно напуганные, державшиеся уже на пределе человеческих сил. Их было больше, но не всегда сила в количестве, и подчас тот, кто верит в себя, в правоту своего дела, способен обратить в бегство стократно превосходящие армии. И скрывавшиеся в лесах воины ощутили в стоявшем перед ними латнике эту веру, привычку повелевать, ожидая не менее чем беспрекословного подчинения.

- Государь, - выдохнул кто-то в толпе. - Прости нас, государь, не признали!

Один за другим солдаты опускались на колени, не в силах противиться исходившей от выбравшегося из чащи оборванца силе. И король горделиво усмехался, глядя на покорно склоняющих головы воинов - у него вновь была армия.

- Что вы делаете в этом лесу, - требовательно спросил Эйтор, обводя взглядом изумленных людей. - Почему вы скрываетесь здесь?

- Государь, - к правителю Альфиона приблизился плечистый толстяк, левая рука которого болталась на перевязи, а правый глаз оказался скрыть куском полотна. - Государь, мы шли за тобой. Когда на поле Локайн колдун обратил против нас свою магию, мы не смогли совладать с собой, разбежавшись, кто куда, но затем вновь собрались вместе. До нас дошли слухи, что ты ушел на север, в Лаген и мы, как только возможно быстро, двинулись туда. Но мы опоздали, встретив на пути жителей окрестных сел, сообщивших, что город захвачен воинами самозванца, а сам ты сгинул бесследно. Мы решили, что ты погиб от рук предателей, и сейчас решали, что делать дальше.

- Как твое имя, воин, - спросил король. - Кому ты служил прежде?

Эйтор осмотрелся по сторонам, и взору его предстало весьма печальное зрелище. Из почти сотни воинов, устроивших лагерь в этом лесу, едва ли не треть была ранена, а остальные казались смертельно уставшими. На окраине поляны пасся десяток лошадей, таких же грязных, как и их хозяева. И все же Эйтор видел блеск в глазах бойцов, воспрянувших духом при появлении своего короля. Здесь собрались те, кто был не на словах, но на деле верен своему государю, пусть среди них не оказалось носящих золотые шпоры.

- Зовут меня Алан, - пророкотал толстячок, похожий на взаправдашнего гнома, даром, что без бороды. - Прежде я был десятником, командовал пешими воинами лорда Мракуса. А здесь собрался разный народ. Есть дружинники, оставившие своих лордов, едва услышав, что те решили принести присягу самозваному принцу. Хватает и простых ополченцев, но все готовы биться за тебя. Нас здесь восемь дюжин, правда, многие ранены, и все до единого устали, бродя по этим проклятым лесам. Мы искали боя, а вместо этого лазим по бурелому.

- И такая возможность вам представится вскоре, - пообещал король. - Тебя я назначаю капитаном этого отряда, Алан. Собирай своих людей, мы выступаем немедленно. Мы идем на запад, чтобы там отдохнуть, набраться сил, и вновь бросить вызов мерзким мятежникам. Я сам пойду в первых рядах, когда начнется новая битва.

- Мы будем с тобой, государь, - сурово кивнул Алан. - Только умерев, мы перестанем сражаться во славу твою и во славу Альфиона, нашей родины, которую мы готовы защищать от любого врага, внешнего и внутреннего. Клянусь тебе!

И воины, столпившиеся вокруг короля, хором выдохнули:

- Клянемся!

Времени на сборы понадобилось немного. Все свои нехитрые пожитки воины тащили на собственных плечах, в тощих котомках. Там только и нашлось места для пары кусков черствого хлеба, нескольких головок лука или чеснока, чистого куска полотна - перевязывать раны, - да точильного камня, ибо прежде, чем думать о себе, каждый из этих суровых рубак заботился сперва о своем клинке, преданном друге и верном спутнике, на которого только и можно было полагаться в минуту опасности.

- Мы пойдем быстро, - приказал Эйтор. - Эти леса надоели мне. В них слишком сыро, слишком мрачно и голодно. Но и не станем мы соваться, очертя голову, в первое попавшееся село, ведь ныне не везде рады видеть своего законного правителя, а в этих краях, я знаю, хватает тех, кто присягнул самозванцу, выведя свои дружины на поле Локайн.

Первыми лагерь покинули дозоры. Десяток бывших охотников, привычных к лесу немногословных мужиков, двинулся на запад, разведывая путь. Время от времени кто-нибудь из них возвращался, чтобы сообщить, что все в порядке, и впереди нет врагов. И, конечно же, там, в первых рядах, был и Эвиар. Эльф тенью скользил меж могучих елей, легко проходя сквозь цепкий кустарник, пересекая встречавшиеся порой на пути маленького войска болота. Даже не замочив ног. И бывалые лесовики только восхищенно цокали языками, глядя на это - мало кто из них понимал, что за спутника дала судьба.

Шли быстро, забыв об усталости, помогая друг другу и по очереди таща на себе раненых, тех, кто вовсе не мог ходить. Король запретил бросать кого бы то ни было, пусть даже из милосердия, и потому даже Рамтус с Дер Винкленом порой впрягались в самодельную волокушу, на которой лежал арбалетчик с отрубленной ногой и раздробленным коленом. Этот переход дался отнюдь не легко, но все же он закончился, когда дозоры вышли на утоптанный тракт, что вел почти строго с севера на юг.

- Я узнаю эти места, - сказала Ратхар, когда к нему обратился король. - Это северная граница владений моего покойного господина, рыцаря Магнуса. До Селькхира, моего родного села, отсюда всего ничего, каких-то пять лиг.

- Что ж, раз тебя здесь знают, то, увидев здесь, не станут подозревать что-либо, - решил Эйтор. - Бери любого коня, отправляйся на юг, парень. Будь осторожен, осмотрись там, и как модно скорее возвращайся. Старайся не попадаться на глаза врагам, если они там есть. Мы будем ждать тебя в лесу, а на опушке оставим дозор.

- Слушаюсь, государь, - отрывисто кивнул юноша. - Я не стану мешкать, и вернусь так быстро, как только смогу. Верь мне!

И когда уже Ратхар взобрался в седло, для большей надежности сменив броню, ставшую давно уже второй кожей, на чей-то потрепанный кафтан, к нему подошел Бранк Дер Винклен.

- Будь осторожен там, парень, - негромко промолвил рыцарь, придержав скакуна за удила и взглянув в глаза своему оруженосцу. - Не всем и не всегда можно верить, помни это. Клинок - вот лучший друг, который не предаст никогда. Ему только и верь, если жизнь тебе хоть немного дорога. И, если не забудешь мои, слова, то точно вернешься.

- Со мной ничего не случится, господин, - помотал головой юноша. - Это же мои родные каря, и я здесь все знаю до последней кочки. Я вернусь, милорд, непременно вернусь.

- Да, - кивнул дьорвикский воин. - А то нам еще нужно закончить твое обучение. Ну, все, - он отступил на шаг назад. - Езжай, не хорошо испытывать терпение самого короля. Удачи, парень!

Одинокий всадник исчез за деревьями. А его спутники принялись сооружать лагерь - быть может, в этой роще на самом краю обитаемых земель им предстоит провести не один день, и каждый желал хоть как-то обустроить свой быт на это время.

С каждой пройденной милей места становились все более узнаваемыми. Ратхар отлично помнил росший у самой дороги раздвоенный дуб, как помнил он жидкую березовую рощу на склоне длинного, похожего на прижавшегося к земле дракона, холма. И уж точно не мог он забыть огромный - в рост человека, а весом, наверное, с целый амбар - валун, два года назад вывороченный из земли, после того, как кто-то шепнул крестьянам, будто под этим камнем спрятан целый сундук эльфийского золота. Тогда выкорчевывать вросший в землю камень вышел почти весь Селькхир, и долго бранились едва не надорвавшиеся мужики, поняв, что под ним нет ничего, кроме земли и большого муравейника. И до сих пор селяне подначивали друг друга, предлагая пойти и поискать эльфийский клад.

Конь бежал ровно, и юноша в такт его шагам покачивался в седле, бросая по сторонам жадные взгляды. Казалось, время повернуло вспять, и он вновь, как прежде, идет к родному дому, живым вернувшись из дальнего похода. Только теперь он был уже не тем юнцом, несмышленым, робким, готовым ползать на коленях перед каким-нибудь полунищим рыцарем. У Ратхара был конь, пусть и чужой, был звонкий клинок из хорошей стали, но, главное, он был теперь не одинок. А еще у юноши в достатке оказалось решимости и злости, готовности биться, если кто-то посмеет грозить ему.

Скакун легко взбежал на вершину пологого холма, и юноша невольно зажмурился. Вот сейчас должна была показаться его деревня. Ждут ли его там, гадал Ратхар, верят ли еще, что он вернется живым, или давно уже простили с сыном, сгинувшим без вести в неведомых краях? На глаза невольно наворачивались слезы - юноша снова стоял на пороге дома, того дома, в который уже отчаялся вернуться.

Всадник открыл глаза, бросив вниз, к подножью холма, пристальный взгляд. И в следующий миг он застонал от боли и страха.

- Да что же это, - прошептал дрогнувшим голосом Ратхар. - Что это, во имя справедливости Судии?

Там, где прежде стояли основательные, крепкие избы соседей и родни, теперь лишь высились обугленные, полуобвалившиеся срубы, меж которых невозможно было заметить ни единого человека. И Ратхар, уже не сомневаясь, что случилось самое страшное, яростно рванул поводья, вонзив шпоры в бока своего скакуна. А конь, ощутив гнев наездника, смешанный с болью, еще быстрее, чем прежде, припустил вниз. Животное, плоть которого терзала острая сталь, не противилось, словно все понимая, а всадник уже и не пытался править конем, невидящим взглядом уставившись вперед, на страшное пожарище.

Не доезжая поселка, Ратхар спрыгнул с седла, со всех ног бросившись туда, где прежде пировал ненасытный огонь. Юноша мгновенно увидел свой дом, тот, который прежде снился ему во время коротких ночевок в лесу, и в покоях замка Маркуса, и позже, на постоялом дворе в Лагене. От добротной избы, заботливо срубленной еще дедом Ратхара, осталось не больше, чем от любого иного дома в Селькхире. Кровля провалилась, окна и двери уставились на человека, посмевшего потревожить покой этого скорбного места, темными проемами, так похожими на беззубые пасти неведомых чудовищ.

- Нет, - прошептал Ратхар, в нерешительности остановившись у обуглившейся стены. - Нет! Почему так? Кто, кто сотворил это?

Поселок был мертв, и уже давно. Но нигде, куда бы ни обращал он свой взгляд, юноша не видел останков его жителей, хотя бы хрупких, почерневших от пламени костей. Кругом царила пустота, и не было даже праха умерших - что там, погибших, - чтобы поклониться ему, испросив прощения за то, что он был так далеко, когда здесь требовалась его сила, нужен был его меч.

Боль сдавила сердце, и Ратхар опустился на колени, безнадежно испачкав штаны в жирном пепле, смешанном с грязью. Перехватило дыхание, так, что парень не мог даже плакать, и только смотрел остекленевшими глазами на руины, жуткое пожарище, ставшее будто бы памятником чье-то бессмысленной жестокости. И так велико было горе Ратхара, что он не услышал шагов у себя за спиной, поняв, что не один, лишь, когда позади раздался старческий голос:

- Что ты делаешь здесь, чужеземец, зачем тревожишь покой мертвых?

Ратхар мгновенно вскочил на ноги, словно подброшенный вверх тугой пружиной. Клинок сам собой очутился в его руке, уткнувшись в горло подкравшемуся так близко человеку. Перед юношей стоял невысокий пухлощекий мужчина, сверкавший огромной лысиной и топорщивший длинный усы. Он был одет просто, в домотканую рубаху, накинув поверх нее потертый кожух, и широкие штаны.

Незнакомец вздрогнул, увидев, как сверкнула сталь, и в страхе отшатнулся назад. Что-то знакомое увидел в его лице Ратхар, но и его пленник, подслеповато прищурившись, тоже неуверенно пробормотал:

- Ратхар? Ратхар, мальчик, неужели это ты?

Юноша нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого мужика. Но тот, не дожидаясь, когда вспомнит нежданно вернувшийся сосед, сам напомнил ему.

- Ты разве не узнал меня? - с некоторым огорчением произнес пленник, отодвигаясь еще на полшага назад. - Я же Велен, мельник. Неужто не помнишь, как еще пацаном тайком пробирался на мою мельницу с друзьями, рассыпав там всю намолотую муку?

- Да, я помню, - кивнул юноша. - Прости, если напугал тебя. Просто я подумал, что это враг подбирается сзади.

- Этот ты прости, что я так напугал тебя, - помотал головой мельник. - Ты казался столь огорченным, столь погруженным в себя, что я не ожидал такой прыти. Ты изменился, Ратхар, стал настоящим мужчиной, воином! - с некоторым восхищением произнес Велен.

- Скажи, Велен, что здесь случилось, - спросил юноша. Он уже бросил меч в ножны, только теперь поняв, насколько сильным было охватившее его напряжение. - Что стало с Селькхиром, кто предал его огню? И где, ради всех Богов, все люди?

- Идем, Ратхар, - глухо бросил мельник, разворачиваясь и направляясь прочь из поселка. - Я все покажу.

Они двинулись вон из мертвого села, и не сразу юноша понял, куда ведет его Велен. А когда понял, вновь сердце сковало льдом - направлялись они как раз к тому холму, на склонах которого с каждым годом появлялось все больше могильных камней. И теперь надгробий там стало много больше, чем в последний раз, когда Ратхар был на сельском погосте.

- Все они здесь, - устало вымолвил Велен, остановившись на краю кладбища. - Все здесь лежат. Мы потом, когда враги ушли, всей округой их хоронили. Почитай, тогда я один и выжил. - Мельник указал на шрам, пересекавший наискось лоб: - Вот, меч только шкуру поцарапал.

- И... мои здесь? - дрожащим голосом прошептал Ратхар. - Скажи, прошу!

- Все, - кивнул Велен. - Там они, - он указал на дальнюю часть погоста. - Все там, парень.

Не чувствуя ног, юноша подошел к грубо обтесанному камню, под которым нашел свой покой прах его отца. Несколько мгновений он стоял над могилой, а затем, не в силах сдерживаться, упал на колени, ткнувшись лицом в холодный бок надгробья, и громко, отчаянно зарыдав, даваясь и захлебываясь собственными слезами.

- Отец, - истошно кричал Ратхар, и голос его эхом пронесся над погостом. - Отец, матушка, почему вы? Почему для меня? Я должен был остаться с вами, должен был встретить врагов. Простите меня, прошу, простите!

Он рыдал, и слезы градом катились по щекам, смешиваясь с грязью немытого тела. Сжимало горло, дрожь охватил все тело, и не скоро он успокоился, молча прижавшись к камню, обняв его, словно родную мать. Так он провел немало времени, но, наконец, встал, направившись к терпеливо ждавшему юношу Велену.

- Ты видел все, - хрипло произнес юноша. - Скажи, кто это сделал? Откуда они пришли?

- Да, - кивнул Велен. - Я видел. Они пришли с севера, всадники, воины. Ворвались в поселок, и просто принялись рубить всех без разбора. Они говорили, что служат королю Эйтору, что наш господин - предатель, но убивали простых крестьян.

Лишь теперь Ратхар взглянул на возвышавшийся вдалеке замок. Как и прежде, над донжоном висело знамя рыцаря Яриса, до боли врезавшийся в память стяг, по синеве которого рассыпались золотые звезды. А рядом - еще один флаг, с которого щерилась, грозя кривыми клыками, морда свирепого вепря. Вепря, обращенного к закату.

Всадники промчались по Селькхиру, сметая все на своем пути, будто лавина, - продолжал угрюмый Велен, смотревший в этот миг не на юношу, а куда-то в пустоту, точно там видел картины минувших дней. - Они убивали всех, кого встречали на своем пути, рубили, расстреливали из арбалетов, просто топтали конями. Лишь немногие мужчины пытались сражаться, но все погибли. Женщины же и дети успели укрыться в домах, но пришельцы просто швыряли на крыши горящие факелы, и, если кто-то из селян выскакивал наружу, убивали. А те, кто остался, сгорели заживо, и их крики были слышны, наверное, за лигу отсюда.

Ратхар лишь сжимал кулаки, чувствуя, как ногти до крови впиваются в ладони. Он покинул дом, движимый жаждой мести, но он все же втайне мечтал вернуться. И вот от родного поселка остались лишь головешки, да несколько могильных плит на старом погосте, и некому было мстить, ибо убийцы пришли и ушли, исчезнув, точно призраки. Ратхар ощущал пустоту внутри себя - отныне у него не было ничего, только злость и ненависть к безликому врагу.

- Они просто забавлялись, убивая безоружных, - рассказывал меж тем мельник. - Сам я чудом выжил - один из всадников ударил меня на полном скаку, но клинок прошел вскользь. Когда я очнулся, деревня уже полыхала, и в ней не оставалось живых. А потом пришельцы направились к замку, но Ярис, наш господин, уже был готов. Чужаков встретили стрелами, и они, покричав немного, погрозив, ушли прочь, двинувшись куда-то на юг.

- Ярис предал своего короля, - сквозь зубы процедил Ратхар. - Он - изменник, и заслуживает смерти. Знай, Велен, отныне я служу государю Эйтору, и, если сам повелитель не явится сюда, чтобы покарать мерзавца, я убью Яриса своими руками. Проклятое знамя, что он поднял над своим замком, вот что привлекло сюда убийц.

- Так и сражались бы с воинами, - подал плечами Велен. - Разве мы, крестьяне, решали, кому должен служить наш господин? Он явился сюда сам по себе, обосновался в этом замке, и не мы ему указ, что делать и как жить.

Ратхар промолчал. Да, Ярис, надменно-безразличное лицо которого юноша не забыл до сих пор, заслужил смерть, несомненно. Но за его грехи расплатились собственными жизнями простые крестьяне - мужики, женщины, дети - подневольный люд, от рождения и до смерти живущий полностью во власти своего сеньора. И этому прощения быть не могло.

- Скажи, Велен, быть может, ты запомнил, какие гербы носили те всадники, что разорили Селькхир, - спросил юноша. - Может, ты помнишь цвета их плащей и туник?

- В тот миг мне было не до гербов, признаюсь, - покачал головой мельник. - Они промчались так быстро, что разглядеть, а тем более запомнить хоть что-то было невозможно.

Ратхар тяжело вздохнул - вся его семья была мертва, все, от мала до велика, покоились в сырой земле, под тяжелым камнем, а, может, их пепел и посейчас лежал там, в обгоревшем срубе. В этот миг Ратхар был готов идти на край света, лишь бы покарать убийц. Он не думал о том, что, скорее, и сам сложит голову в бесплодных попытках. Юноша жаждал сейчас крови, более всего он желал здесь, на этом холме, казнить выродков, способных сотворить такое с беззащитными крестьянами, окропив кровью убийц надгробия своего отца, матери, своих братье и сестер, которых тоже не пощадили чужаки.

- Прости, я едва ли смогу что-то сказать тебе, - вздохнул Велен, поняв, что может чувствовать сейчас юноша. Мельник помолчал немного, и потом, когда уже Ратхар, ничего не говоря, двинулся прочь с погоста, вымолвил в спину ему: - Правда, я слышал, что воины обращались к своему вожаку, называя его милордом Рамтусом.

Ратхар вздрогнул, а затем медленно обернулся, пронзив Велена полным гнева и ненависти взглядом.

- Что ты сказал? - по-змеиному прошипел юноша, и Велен содрогнулся, увидев перед собой безумца, одержимого убийством, но не человека, не того паренька, которого он знал прежде. - Повтори!

Ратхар мчался через поля, не разбирая дороги. Конь, истерзанный стременами, хрипел, но шел быстро и ровно. Наверно, со стен замка многие видели гнавшего скакуна во весь опор всадника, устремившегося на север. К демонам! До этого юноше не было дела. Он ехал через поля, взмывая на плоские вершины холмов, и камнем срываясь с них в сырые лощины, и видел перед собой не леса и равнины, а ненавистное лицо, лицо убийцы, лицо врага.

Обратный путь занял у охваченного безумием юноши совсем немного времени, и он вихрем ворвался в лагерь, переполошив часовых. Воины, расположившиеся на отдых, вскакивали, когда миом них проносился всадник на взмыленном коне, невольно хватаясь за оружие.

- Эй, парень, - Эмер, в этот час стоявший в дозоре, бросился следом за Ратхаром. - Парень, что это с тобой? Что там случилось?

Ополченец, хотя и был ранен в плечо, утратив отчасти способность биться, нес службу наравне со всеми, ведь одна рука у него была здорова, да и глаза оставались на месте. И потому они видел побелевшее лицо юноши, искаженное гримасой ненависти, видел заплаканные, воспаленные глаза, но никак не мог понять, что все это может значить.

Ратхар спрыгнул с коня, едва не затоптав перед этим чуть замешкавшегося солдата, и в следующий миг увидел Рамтуса. Рыцарь, сопровождаемый каким-то воином, просто шагал по лагерю. Он был облачен в кольчугу, на поясе нобиля, как и полагалось, висел клинок. А большего Ратхару было не нужно. Сам юноша оставался, как был, в полотняной рубахе и кафтане, но мысль о том, что противник его был вооружен и защищен крепкими доспехами, стала бы последней, заставившей оруженосца Дер Винклена остановиться хоть на миг, осознав, что он задумал совершить.

- Ублюдок, - истошно закричал юноша, на бегу выхватывая меч. - Убийца, защищайся!

Бранк Дер Винклен на славу обучил своего оруженосца. Ратхар ударил резко, обрушив клинок, серебристым росчерком сверкнувший в скупых лучах тусклого осеннего солнца, на голову рыцарю. Но и Рамтус был воином, не единожды получившим прежде возможность в смертельной схватке оточить свое мастерство. Он не ожидал атаки, но тело помнило каждое движение, и все проделало без вмешательства пребывавшего в изумлении сознания. Меч альфионца словно сам собой выпорхнул из ножен, молнией метнувшись навстречу клинку Ратхара, остановив его буквально в нескольких дюймах от лица Рамтуса.

- Безумец! - ошеломлено помолвил рыцарь, невольно отступив на шаг назад. - Да что на тебя напало? Как ты посмел поднять на меня руку, ничтожный?

Ратхар не ответил. Сейчас было не время и не место для слов. На глазах десятков изумленных, выпучивших от удивления глаза и разинувших рты воинов юноша ударил вновь. Выпад следовал за выпадом, Ратхар в эти мгновения показывал все, что умел, чему успел обучить его Дер Винклен. И Рамтус, не выдержав града ударов, в каждый из которых его противник вкладывал всю свою силу, помноженную на ненависть, а потому возросшую десятикратно, пятился назад, едва успевая парировать атаки юноши.

К месту поединка сбегались люди, и одним из первых явился сам Бранк Дер Винклен. С первого взгляда дьорвикский рыцарь понял - творится что-то неправильное, страшное, свара между своими, которая может обернуться немалой кровью. Это должно было немедленно остановить, но Бранк не двинулся с места - право поединка не дано было презреть никому. И рыцарь, оставаясь отнюдь не безучастным зрителем, лишь следил за ходом схватки, и на скулах его вздулись желваки, а костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели.

- О, Боги, - воскликнул кто-то за спиной Дер Винклена. - Что они творят? Воистину, они, верно, оба лишились рассудка! Да остановите же их!

Никто не двинулся с места, не из уважения к каким-то правилам и обычаям даже, а просто понимая, что нет ничего опаснее, нежели соваться под клинки жаждущих крови друг друга бойцов.

- Какие же вести привез Ратхар, если так он вернулся в лагерь? - усмехнулся Эвиар, оказавшийся рядом с дьорвикским рыцарем. Эльф, как всегда, выглядел совершенно бесстрастным, и лишь по прищуру глаз и плотно сжатым губам можно было понять - происходящее отнюдь не безразлично Перворожденному. Но и Эвиар не посмел встрять между бойцами.

А Ратхар не ослаблял натиск. Юноша рубил сплеча, обрушивая клинок на ненавистного врага, точно молотобоец опускает свою кувалду на раскаленную поковку. Оруженосец Дер Винклена не видел собравшуюся вокруг толпу, его ушей не касались встревоженные выкрики, доносившиеся из глубины ее. Он видел перед собой только лицо Рамтуса, на котором застыла маска удивления... и страха. Рыцарь понял - этот безумец, пусть он был хоть трижды неумел и четырежды неловок, хочет его крови, и сделает все, чтобы получить ее любой ценой.

Клинки сталкивались с лязгом, и бойцы рычали - один от гнева, другой - от нараставшего чувства безысходности. Рамтус все пятился, подставляя под меч противника свой клинок, но с каждым мгновением делать это становилось все труднее. В этой схватке должен был одержать верх не тот, кто лучше владеет оружием, а тот, в ком больше ярости. А уж у Ратхара в этот миг ее было в избытке. Юноша рубил, монотонно обрушивая на противника свой клинок, точно лесоруб раз за разом вонзает топор в плоть векового дуба. И противник его сломался, не выдержал столь бешеного натиска.

Меч вылетел из рук альфионского рыцаря, упав под ноги собравшимся зевакам, а сам Рамтус, не сумев сохранить равновесие, повалился на спину. Ратхар вскинул клинок, и его противник в ужасе закрыл лицо руками, точно так мог удержать последний удар. Юноша не ведал пощады, перестав на мгновение быть человеком. Демон мщения навис над распластавшимся на сырой траве рыцарем, растерявшим все дворянское достоинство. Рамтус даже не пытался отползти, увернуться от удара, глядя, словно завороженный, в налитые кровью глаза своего убийцы.

- За что, - без слов прошептал рыцарь. - За что?

Ратхар не ответил - с врагами юноша уже привык говорить только на языке стали. Да и не было у него подходящих слов, просто Ратхар знал, что поступает так, как должно, как только и нужно поступать, увидев вместо своей родни лишь каменные надгробья. Он коротко размахнулся, и клинок, очертив сверкающую дугу, стремительно пошел вниз.

- Довольно, - громкий крик, ударивший в спину юноше, подействовал, точно заклинание, заставив того оцепенеть. - Не сметь! Оружие долой!

Король Эйтор не видел всего поединка, появившись поздно, но не слишком поздно для того, чтобы остановить непоправимое. Правитель Альфиона без колебаний метнулся к бойцам, нелепо прыгая на левой ноге, и собой заслонив уже отчаявшегося Рамтуса. И, точно путы спали с воинов, собравшихся поглазеть на странное и страшное зрелище. На Ратхара навалились сразу четверо, вырвав клинок из его рук, заломив руки за спину, заставив юношу опуститься на колени. Кто-то уже бросился помогать Рамтусу, дрожавшему и едва сдерживавшему слезы, когда понял, что еще жив.

- Как ты посмел, - гневно спросил король, придвинувшись к обездвиженному Ратхару. - Как ты осмелился напасть на рыцаря Альфиона, на моего рыцаря, напасть сзади, подло, не дав даже времени приготовиться к бою? я не допущу ссор сейчас, когда идет война. И пусть у меня на счету каждый воин, тебя, мальчишка, в назидание всем остальным я запросто могу приказать вздернуть на ближайшем дереве.

Воины короля взволнованно загудели. Они и сами не понимали, что происходит, но мысль о том, что сейчас их товарища сунут головой в петлю, многим показалась кощунственной, неправильной, страшной.

- Государь, - сквозь толпу пробился Бранк Дер Винклен. - Государь, прошу, не спеши рубить сплеча. Мой оруженосец никогда не посмел бы напасть на своего товарища, того, с кем мы вместе уходили из захваченного Лагена, не будь у него веских причин. Ты здесь повелитель, ты - господин, но все же, прежде чем обрекать человека на смерть, позволь ему сказать.

При мысли об учиненном Ратхаром дьорвикскому рыцарю в этот миг на ум приходило только одно слово - безумие. Бранк и сам дорого бы дал, чтобы узнать, что за помутнение овладело разумом его оруженосца, но все же он верил, что юноша просто так не стал бы устраивать драку. Главным было, однако, чтобы в это же поверил и сам король.

- Тебе и правда есть, что сказать? - презрительно усмехнулся Эйтор, буравя взглядом Ратхара, пытавшегося вырваться из крепких рук солдат.

- Твой рыцарь - убийца, - прохрипел юноша, безумие которого стало угасать, растворяясь под натиском мыслей, из которых мысль о возможной скорой смерти была не самой важной сейчас. - Он и его воины, когда шли к тебе, чтобы биться с предателями и принцем Эрвином, проезжали через эти края. И по его приказу была уничтожена целая деревня, мое родное село. Мужчин изрубили без всякой пощады, а детей и женщин заперли в домах, которые затем подожгли. Вся моя семья погибал от рук Рамтуса и его слуг. Я хочу покарать убийцу, и сделаю это, пусть мне придется перебить половину отряда.

Несколько мгновений король молчал. Он пребывал в нерешительности, не зная, что модно сказать в ответ, и только вопросительно глядел на самого Рамтуса, по-прежнему бледного, дрожавшего мелкой дрожью, но теперь уже не от страха, а от гнева и стыда, ибо позволил обезоружить себя вчерашнему крестьянину, увальню, впервые взявшему в руки меч несколько недель назад.

- Да, я припоминаю эти места, - неохотно промолвил Рамтус. - Я вел здесь отряд, и по пути мы атаковали замок предателя, осмелившегося открыто поднять над донжоном знамя самозваного принца. Пожалуй, мои воины зарубили и кое-кого из крестьян, работавших на земле этого ублюдка, чтобы некому было кормить его воинов.

- Целого поселка больше нет, - закричал, захлебываясь от гнева, Ратхар, вновь рванувшись из рук державших его бойцов. - В Селькхире жило почти сто человек, и лишь двое остались живы, и я - один из них. Ты убийца, и я прикончу тебя, клянусь всеми Богами!

- Убийство простых крестьян, наверняка не имевших ничего, хотя бы походившего на оружие, не делаете чести тебе, - сквозь зубы процедил Бранк Дер Винклен, взглянув на альфионского рыцаря. - В Дьорвике знают, что такое способны сотворить только эльфы, нелюдь. Ведь ты же убивал своих родичей, таких же альфионцев, а не чужаков.

- Они приняли власть самозванца, служили мятежнику, и не заслуживали иной участи, - гневно ответил Рамтус.

- Не тебе судить моего рыцаря, чужеземец, - грозно произнес и Эйтор. - За то, что мой воин пытался нанести урон врагу, я не смею корить его. Любой, кто встал на путь измены, должен умереть, неважно, дворянин это, или простолюдин.

- Жаль, - усмехнулся Дер Винклен. - Я разочаровался не только в твоих слугах, государь. Не думал я, что тебе настолько безразличны жизни твоих же подданных. Будто крестьяне выбирают, кому должен присягать на верность их господин, - усмехнулся рыцарь. - Убивать безоружных проще всего, потому-то твои воины и спалили село, вместо того, чтобы атаковать замок, где высокие стены и полно вооруженной стражи. И если тебе служат такие трусы и подлецы, что прикажешь мне думать отныне о самом тебе, Эйтор, владыка Альфиона?

К лицу государя прилила кровь - оскорбление, высказанное в лицо, при множестве людей, пусть то и были обычные солдаты, должно было смывать кровью. И ладонь короля сомкнулась на рукояти меча, а кое-кто из его воинов, почуяв неладное, уже вытягивал из ножен корд, готовый по первому слову, по жесту броситься на нахального чужестранца. Дер Винклен же стоял спокойно, не касаясь оружия, и глядя в глаза побагровевшему Эйтору.

Над лагерем повисло напряжение. Бранк Дер Винклен стоял лицом к лицу с десятками воинов, способных по приказу своего короля броситься на рыцаря. А те, словно чувствуя исходившую от чужеземного овина уверенность, не осмеливались сделать хотя бы движение в его сторону. И точно так же не мог найти в себе решимости довести дело до конца и сам король, вспомнивший, кого он должен был благодарить за вызволение из плена, бегство из покорившегося врагу Фальхейна.

Шли секунды, превращавшиеся уже в минуты, а король и рыцарь так и стояли друг напротив друга, устроив поединок взглядов. Эту странную дуэль прервало только появление дозорного, явившегося с опушки леса.

- Государь, - молодой воин бежал, спотыкаясь и запинаясь о торчавшие из земли корни. - Государь, там что-то происходит, на дороге, - говорил он, пытаясь успокоить сбившшеся дыхание. - По тракту с севера идет большой отряд, государь!

Всадники, выстроившись в длинную колонную, пустили утомленных дорогой скакунов легкой рысью, уверенно двигаясь на юг, туда, где за грядой поросших ельником холмов стоял замок владетеля этих земель, рыцаря Яриса. Они явно явились издалека, и теперь спешили оказаться возле очага, под кровлей гостеприимного хозяина. Отряд - не меньше полутора сотне воинов - гигантской змеей извивался меж холмов. Большая часть воинов, измученная долгим переходом, давно уже стащила доспехи, видимо, не опасаясь нападения врага. Лишь в голове колонны ехали несколько всадников в полном вооружении, и король Эйтор, едва увидев их, зашипел от гнева.

- Это Эрвин, - прорычал правитель Альфиона, стиснув кулаки и сощурившись, чтобы лучше видеть заклятого врага. - Ублюдок!

Действительно там, под бело-зеленым знаменем, хорошо запомнившимся каждому, кто побывал прежде на поле Локайн, ехал, бросая по сторонам полные скуки и презрения взгляды, тот, кого многие, уже не стесняясь, величали королем Альфиона. Его лицо Эйтор заметил бы и среди тысячи, и теперь, едва увидев названного брата, был готов броситься на него, неважно, один или во главе целого войска. И только верные слуги удержали своего господина от явного безумия.

- Пустите, - глухо рычал король, вырываясь из рук своих спутников. - Будьте вы прокляты, он должен умереть, сейчас, здесь!

- Он умрет, - пообещал рыцарь Рамтус. - Мы не зря повстречали твоего врага в этой глуши, повелитель. Он так и останется гнить здесь, клянусь. Но сейчас не время дл этого. Нужно застать врага врасплох, здесь не место для рыцарского кодекса чести, ведь и Эрвин, увидев тебя сейчас, скорее позовет арбалетчиков, чем примет честный бой, грудь на грудь.

Вместе с горсткой рыцарей, среди которых был не только Рамтус, но также и Бранк Дер Винклен, Эйтор наблюдал за незваными гостями, устроившись в придорожных зарослях. К счастью, люди Эрвина мало смотрели по сторонам, больше думая о том, как бы скорее покинуть седла, размяв затекшие мышцы и разогнав по жилам застоявшуюся кровь. А соглядатаи были так близко от дороги, что могли разглядеть каждое лицо, даже конскую сбрую и самоцветы, украшавшие эфесы клинков многих воинов.

- Это шанс, которым мы не можем не воспользоваться, - с кровожадной радостью прошипел Рамтус, провожая взглядом рысивших по разбитому тракту всадников. - С самозванцем ничтожная горстка бойцов, не больше полутора сотен. Наши силы почти равны, и, если верно выбрать время и место, мы уничтожим их одним ударом.

- Смотри лучше, - усмехнулся дьорвикский рыцарь. - При Эрвине мало людей, но для того, чтобы разделаться с нами, ему бы, право слово, хватило и одного.

Бранк Дер Винклен тоже узнал Эрвина, хоть и видел его прежде мельком. Но также он сразу разлил среди множества воинов человека, вовсе обходившегося не только без доспехов, но и без оружия даже. Он ехал по левую руку от принца, и на челе его сверках множеством граней хрустальный венец. Кратус был рядом со своим господином, и Линза, чудовищное оружие, способное обращать в бегство целые армии, была при нем. Так что Эрвину, пожалуй, не очень-то могли и пригодиться мечи и стрелы простых рубак, ничего не стоившие в сравнении с той мощью, что была заключена в пришедшем из седой древности чародейском предмете.

- Там почти одни только наемники, - заметил Рамтус, сделав вид, что не слышал слов дьорвикца. - И лишь пара десятков воинов из дружины Кайлуса. И никаких обозов, только вьючные лошади.

- И сам Кайлус тоже там, - с ненавистью произнес Эйтор. Лорд, как и полагалось одному из предводителей охватившего королевство мятежа, тоже находился возле принца, и король быстро увидел его. - Все предатели здесь. Осталось только придавить их разом, как мерзких тараканов! И я сделаю это, во что бы то ни стало!

В эти мгновения было забыто все, и оскорбления из уст дьорвикского рыцаря, и глупая ссора между его оруженосцем и Рамтусом. Правда, едва ли такое унижение забыл сам рыцарь, но уж Эйтору-то сейчас было на это попросту плевать. Он видел перед собой врага, и жаждал его смерти. Только то, что Эрвин был не один, удержало короля от безумной затеи напасть прямо сейчас, раз и навсегда разрешив все проблемы.

- Они наверняка едут в замок Яриса, мерзкого предателя, - предположил Рамтус. - Уж он-то наверняка с распростертыми объятиями примет самозванного владыку королевства.

- И славно, - хищно оскалился Эйтор. - Этот замок станет для всех них могилой. Каждый предатель получит свое, и очень скоро. Пусть пьют и едят, пусть верят, что они вне опасности, а мы будем рядом, и вцепимся в их глотки, когда враг не станет этого ждать.

Всадники исчезли за холмами. Колонна втянулась в узкую лощину, прорезавшую горную гряду, и растворилась, скрывшись за стеной могучих елей. Они шли навстречу долгожданному отдыху, а Эйтор верил - навстречу собственной гибели. Битве за Альфион суждено было завершиться в этих лесах.