Встречать нежданных гостей собралось все село. Не меньше сотни крестьян - все жители Самкейна, мужчины, женщины, дети - выстроились по обеим сторонам единственной улочки, на которую были обращены крыльцом все дома. Сотня пар глаз вперилась во всадников, с нескрываемой надменностью взиравших на толпу с высоты своих коней. А могучие боевые скакуны-дестриеры, словно чувствуя важность момента, ступали, как никогда величаво. И от фигур закованных в броню воинов, восседавших верхом на громадных жеребцах исходила такая мощь, что и самый непокорный гордец с удивлением чувствовал, как сама собою сгибается не привыкшая к поклонам спина.
Всадники, полторы сотни рыцарей и сержантов, не имевших титулов и носивших гербы своих сеньоров, втягивались в селение сплошным потоком. Похожая на покрытую стальной чешуей змею колонна неторопливо ползла меж домов, и каждый воин ловил на себе выражавшие самые разные чувства взгляды. Мужики постарше старались выглядеть спокойными и уверенными. Привыкшие к размеренной крестьянской жизни - земля, как известно, требует упорства, но не приемлет суеты, - они и теперь относились к происходящему с изрядной долей безразличия, хотя, право же, им было, отчего волноваться. В этот самый час в селение, расположенное в какой-то сотне лиг от Олгалорских гор, во главе своей свиты въезжал сам Эйтор, владыка Альфиона, отправившийся возвращать свой трон.
Войско, в числе которого были не только опытные, привычные к долгим и быстрым переходам воины, но достаточно ополченцев, по неумению сбивавших ноги уже на третьей-четвертой лиге, растянулось длинной колонной, в голове которой, уступая черед только дозорам, разъездам легкой конницы, и ехал государь. Многие отряды сильно отстали, и король по здравом размышлении решил, что спешить некуда, а потому стоит подождать свое войско. Для того же, чтобы не устраивать привал среди чистого поля, Эйтор завернул в оказавшуюся на пути деревню, довольно крупное и весьма богатое село, окруженное обширными полями.
Окруженный дюжиной избранных рыцарей, возглавляемых, само собой, верным Грефусом, ни на миг не выпускавшим из широченной ладони рукоять меча, Эйтор почти не видел глазевших на него крестьян. Лишь однажды он поймал на себе полный вызова взгляд, брошенный каким-то парнем. Юнец, на вид лет семнадцати, в отличие от старших родичей смотрел на государя в упор, со злым прищуром, точно хотел напасть, и Эйтор порадовался, что это осталось незамеченным Грефусом.
Король с насмешкой взглянул на юнца, должно быть, возомнившего себя хозяином, равным самому государю, и тот невольно вздрогнул, подавшись назад и спиной уткнувшись в немолодую женщину. Должно быть, эта крестьянка, за подол которой цеплялись трое ребятишек лет пяти-шести, была матерью парня, и видела, что ее чадо удостоилось особого внимания владыки Альфиона.
- Кланяйся, - прошипела женщина, дернув юнца за рукав. - Кланяйся ниже!
Эйтор вновь усмехнулся. Здесь, среди этой перепуганной, пусть и старавшейся не выдать истинных чувств, толпы любой мог ощутить себя всемогущим владыкой. Но сам государь сейчас был далек от того, чтобы упиваться своей властью, ибо знал, что вскоре ему предстоит тягаться не с забитым мужичьем, а с воинами, гордыми и сильными, пусть и ставшими на неправедный путь.
Путь короля к утраченной власти оказался извилистым и в переносном и в буквальном смысле этого слова. Отяжелевшей от обильной добычи змеей войско Эйтора ползло по землям Альфиона, проходя через большие и малые города. И почти везде его встречали старательно изображавшие радость обыватели, славившие возвращение государя, точно так же, наверное, как в иных местах славили истинного и законного владыку Альфиона. Его высочество Эрвина, которому оставался лишь один шаг, чтобы именовать себя впредь Его величеством. Король уже стал привыкать к согнутым в раболепных поклонах спинам и взглядам, полным ужаса. Простолюдины и дворяне из тех, что поумнее, пытались всем своим видом выказать государю свою покорность. Такая же картина предстал перед ним и здесь, в Самкейне.
От молчавшей все это время толпы крестьян отделились трое, неуверенно двинувшиеся навстречу королю. Три седых старца шли шаркающей походкой, опираясь на суковатые посохи. Рубахи их были богато расшиты - должно быть, старики достали из пыльных сундуков лучшее платье, - а глаза полны робости, столь странной для людей, каждый из которых прожил едва ли не втрое дольше, нежили явившийся к ним король.
- Приветствуем тебя, государь, - дрожащим голосом произнес один из мужиков, самый старый. Борода его опускалась до пояса, и для того, чтобы отвесить правителю королевства земной поклон, ему лишь чуть пришлось согнуть спину, и так давно уже сгорбившуюся под гнетом извечных крестьянских забот. - Просим тебя, господин, войди в наш дом, отведай нашей пищи, выпей свежего пива. Твои воины устали в походе, и мы примем их, как своих братьев, и дадим им все, чего только можно пожелать.
- Пива, говоришь? - хищно усмехнулся Эйтор. Он понимал, что эти старцы точно так же встретили бы и ненавистного Эрвина, явись он в этот край раньше законного правителя. Но, право же, король понимал крестьян, слишком слабых, всегда нуждавшихся в сильном хозяине, и не гневался на них, благо, не мог заметить следов измены.
- Уже и столы накрыты, господин, - еще ниже согнулся старец, должно быть, здешний голова. - Весть о том, что ты идешь через наши земли, давно уже достигла этих мест, и мы ждали тебя, чтобы выразить свою покорность. Мы всегда были твоими верными слугами, и просим - уважь нас, преломи с нами хлеб, испей из одной чаши.
В голосе старика звучала неподдельная мольба. Этот дед понимал, что хватит и одного слова владыки, чтобы их головы покатились по пыльному проселку, вспыхнули дома, и над всем этим разнесся бы крик насилуемых истосковавшимися по сладкой податливой плоти воинами женщин. Старик боялся, и король очень хорошо понимал его, ведь был миг, когда и сам Эйтор чувствовал себя беспомощным, слабым, одиноким.
- Что ж, ты прав, - произнес король, придавливая старика к земле властным взглядом. - Мои воины провели в пути много дней. Они устали, забыв, что такое крыша над головой, и натопленная баня, горькое пиво и пенистый квас. Мы остановимся здесь на день или два, чтобы дождаться тех, кто идет следом, но отстал.
- Благодарствуем, господин, - вовсе уткнулся носом в землю старик. В голосе его звучало облегчение - самому страшному пока не суждено было произойти, селяне могли спасть спокойно. - Мы с радостью примем твоих воинов, как гостей, дадим им кров и пищу. А тебя же молю быть главным на нашем пиру.
Короля действительно ждали, и прижимистые крестьяне подали на стол все, что только нашлось в их погребах. Откуда-то раздобыли даже серебряную посуду, а самому Эйтору, которого со всеми почестями усадили во главе стола, поднесли золотой кубок, слав которого, как сходу определил король, примерно на треть состоял из меди. В прочем, для нищих, едва сводивших концы с концами вилланов, и это казалось несметным богатством.
- Испей нашего вина, государь, - седой старец, сельский староста, поднес Эйтору, как и прежде, окруженному верными рыцарями, полную до краев чашу. - Пусть вместе с тобой под наш кров войдет королевская удача!
Правитель Альфиона осторожно, чтобы не расплескать - дурной знак! - принял кубок из рук крестьянина и не торопясь осушил его до дна, затем довольно крякнув и вполне по-простецки утершись рукавом. Эйтор знал этот обычай - с вождем пребывает благословение Богов, древних, тех, чьи имена уже почти забылись, но в кого все так же верили в отдаленных землях. И где бы ни был правитель, часть его удачи останется в этом месте навсегда, потому-то, к примеру, простолюдины были рады любым обноскам, прежде принадлежавшим их господам, поскольку верили, что эта вещь станет сильным талисманом, приносящим достаток и дарующим силу.
- Времена нынче неспокойные, - промолвил староста, пока Эйтор энергично жевал кусок жареного мяса, истекавшего жиром. - Страшные времена настают. В королевстве смута, горцы с востока грозя набегом, на что не решались уже много лет. Нет порядка, и даже наши сеньоры бросают на произвол судьбы своих подданных. Мы уж и не чаяли, повелитель, что ты сам явишься сюда, дабы вернуть покой землям Альфиона.
- Предстоит битва, - помотав головой, невнятно - трудно говорить членораздельно с набитым ртом - пробурчал Эйтор. - Ты прав, настил опасные времена. Кажется, в сердцах людей больше нет места долгу и верности. Наш враг силен и жаждет победы, которая принесет ему власть и богатство. Но правда на моей стороне, и мы победим, - уверенно молвил он.
Вместе с королем пировали его избранные рыцари, первым среди которых, конечно же, был лорд Грефус. Присутствовал здесь и чародей Рупрехт, но этот, в отличие от благородных господ, держался тихо и неприметно. Маг до сих пор не вымолвил ни слова, но зато вслушивался в каждый разговор, завязывавшийся за столом. А говорили много и охотно, тем больше, чем больше вина и хмельного пива перебиралось из жбанов и кувшинов в казавшиеся бездонными чрева господ рыцарей, никогда не отказывавших себе в выпивке.
- Странно, что Эрвин медлит, - заметил Грефус, одни из немногих, кто казался вполне трезвым. Сейчас лорд охранял государя, и нуждался в светлом рассудке, а потому только чуть пригубил из поднесенного ему кубка. - Он собрал великую силу, и любой на месте твоего брата, государь, давно уже наступал бы. Под рукой Эрвина больше полутысячи одних только наемников, а это опасные бойцы, умелые, давно привыкшие к войне, жизни своей без нее не мыслящие, - воскликнул он. - Да к тому же дружины тех дворян, что признали его своим господином, то есть еще несколько сотен хорошо вооруженных и неплохо обученных воинов.
- Должно быть, даже это войско кажется ему недостаточным, - пожал плечами Эйтор. Король, в отличие от своего слуги, не ограничивал себя ни в чем, опрокидывая один кубок за другим и нажевывая терпкое вино мясом, моленными грибами, жареными крылышками, и всем прочим, что успели собрать к появлению государя радушные хозяева. - Среди предателей нет единства, и Эрвин вполне здраво опасается, что многие покинут его, поняв, что с захватом столицы битва за Альфион лишь начинается, ведь никому не охота умирать. К тому же и я на месте брата дождался бы горцев, которые явно будут проявлять больше преданности, чем лорды и рыцари.
Меж тем гости все больше хмелели, престав постепенно следить за собственными словами. Наперебой звучали здравницы, часто не вполне пристойные, кто-то с кем-то спорил, пересыпая свои аргументы отборной бранью. Как всегда, вдоволь наевшись и напившись, благородные господа быстро позабыли о куртуазных манерах.
- Да прихвостни самозванца, должно быть, уже бегут со всех ног, спешат спрятаться в норы, из которых и повылезали, точно черви! - Один из рыцарей, услышав спор Эйтора с Грефусом, не смог удержаться, чтобы не высказать свое мнение, вполне бесцеремонно встряв в беседу. - Стоило им только узнать о том, что Его величество жив, вопреки всем слухам, как эти вероломные твари в очередной раз позабыли те клятвы, которые, в этот раз, давали уже безродному самозванцу. Стоит только тебе, государь, явиться под стены Фальхейна, как ворота сами собой отворятся, чтобы пустить тебя в твою столицу. Враги будут дрожать от ужаса, лишь только услышав твое имя, ощутив нашу грозную поступь!
Рыцарь был молод, и едва прошел воинское посвящение, получив право носить золотые шпоры. Он не успел отличиться в сражениях, но жаждал выслужиться перед королем, и потому сейчас не мог просто молчать. Что ж, одного он добился несомненно - Эйтор удостоил болтливого глупца весьма пристального внимания.
Король, услышав даже сквозь нарастающий шум хвастливые речи, одарил рыцаря таким презрительным, полным злой насмешки взглядом, что тот просто подавился готовыми сорваться с уст словами. Дворянин, на которого обратили взгляды и ближние соратники государя, густо покраснел, сразу как-то сжавшись, попытавшись стать как можно менее заметным.
Эйтор ничего не сказал глупцу, но не потому, что сказать ему нечего. Король очень хорошо знал своего названного брата, помнил его гордыню, упрямство, которое и сделало наследника престола изгнанником. А потому Эйтор ни на миг не верил, что нерешительность Эрвина вызвана страхом, тем более, бояться тому было особенно нечего.
Так же, очевидно, думал и лорд Грефус, пусть он и не мог знать Эрвина так хорошо, как его господин. Но, в отличие от короля, лорд молчать не стал.
- Самозванец затаился, точно паук, висящий на краешке своей ловчей сети, - жестко прорычал Грефус, от избытка чувств слегка ударив по столу кулаком. Прочнее дубовые доски при этом издали жалобный треск, а с дальнего края стола свалился глиняный кувшин. - Он выжидает момент, чтобы бить наверняка. Наши силы почти равны, перевес незначителен, а если помнить о том, что и с той и с другой стороны полно бойцов, все еще колеблющихся, крайне ненадежных, то разницей в числе воинов и вовсе модно пренебречь. А в такой ситуации успех ждет того, кто умеет ждать, но при этом способен в нужный час действовать быстро, решительно, не считаясь с потерями. И Эрвин именно таков, а потому будет верхом глупости полагать, будто он чего-то боится. Трус и не подумал бы затеять все это, а тот, на чьих руках кровь сотен воинов, уж точно пойдет до конца.
Лорда поддержали одобрительным гулом. Те, кто собрался здесь, в этой крестьянской лачуге, притом лучшей, самой чистой и самой просторной из всех изб в поселке, были в большинстве своем умелыми воинами. А настоящий боец никогда не посмеет относиться с пренебрежением даже к самому ничтожному противнику, ибо вонзить кинжал в спину зазевавшемуся богатырю способен и калека.
- А, что, старик, - обратился Эйтор к сельскому голове, забыв на мгновение о Грефусе и иже с ним. - В ваших краях все ли так же, как сам ты, хранят верность законному владыке, или тоже только и ждут, как бы присягнуть самозванцу?
Под взглядом короля старика передернуло и он, казалось, в одно мгновение поседел еще больше, хоть больше, казалось, уже некуда.
- Мы верны тебе, повелитель, - дрогнувшим голосом вымолвил дед, кажется, сам не вполне веривший, что разговаривает почти на равных с самим владыкой Альфиона. - И мы готовы умереть за тебя. Но вот наш сеньор, его милость Витус...
- Что же твой сеньор? - чувствуя робость в своем собеседнике, король проявил нетерпение, возвысив голос: - Говори, старик, не томи!
- Прости, господин, - виновато пробормотал крестьянин. - Его милость рыцарь Витус, не скрываясь, поднял на донжоне своего замка стяг мятежников, стяг самозванца, именующего себя принцем Эрвином, и сейчас собирает отряд, чтобы послать его в Фальхейн, тем засвидетельствовав свою верность бунтовщикам.
От возмущения король на миг лишился дара речи, ибо прежде и подумать не мог, что пирует в такой близости от одного из многочисленных гнезд измены. Эйцтор только и мог, что багроветь, грозно хмуря брови и скрежеща зубами. Зато не потерялись его спутники. Они слышали слова старика, и разразились шквалом гневных возгласов.
- Нечестивец, как он посмел? - Полупьяные рыцари вскакивали из-за стола, едва не сбивая с ног своих товарищей. - Выжечь каленым железом обиталище предателя! Смерть ублюдку! Раздавим гадину!
Вино и крепкое пиво, которое непрерывно подавали на стол сами не свои от счастья, что прислуживают самому государю, внучки сельского старосты, ударило в голову благородным господам. Было похоже, что все блистательное рыцарство готово ринуться в бой прямо из-за праздничного стола, причем никто из дворян в своей грядущей победе не сомневался. И даже лорд Грефус, даром, что был трезв, не смог сохранять спокойствие после слов старика.
- Позволь мне отправиться к замку изменника, повелитель, - порычал, на миг перекрыв невнятный гул десятков голосов, богатырь, почтительно, но и не без вызова, обращаясь к Эйтору. - Если желаешь, я разнесу замок выродка по камешку, а тебе в дар принесу голову предателя!
Лишь Рупрехт поглядывал на буйных рыцарей с явной иронией. Удивительно, но никто из благородных господ, поймав на себе взгляд мага, не спешил изображать смертную обиду, давая выход своей заносчивости. Вокруг чародей словно возникла стена, невидимая, не осязаемая, и при этом абсолютно непроницаемая. Рупрехт был в гуще народу, но, в то же время, оставался в гордом одиночестве - верного спутника мага, эльфа Эвиара, на пир хоть и позвали, правда, сквозь зубы, но тот отверг приглашение.
Эльф оказался понятливым малым, пусть и был не человеческого рода, и уловил едва скрытый намек. Перворожденный представлял, как его примут темные крестьяне, если уж воспитанные, не чуждые наук лорды, увидев дитя Дивного Народа, первым делом неизменно хватались за клинки. В прочем, по Рупрехту невозможно было сказать, что он сильно скучал, оказавшись в стороне от жарких споров и становившихся все более откровенными баек, которыми сыпали изрядно набравшиеся рыцари.
- Остынь, мой верный слуга. - Король Эйтор быстро одернул вошедшего в раж Грефуса. - Поверь, ни у кого здесь нет и не было сомнений ни в твоей доблести, ни в воинском мастерстве, - успокаивающе произнес он. - Но бросаться в одиночку на укрепленный замок, на стенах которого нас ждут-дожидаются десятки опытных воинов - это все же глупо и неразумно. Не оберемся сраму, а нам еще освобождать столицу.
Грефус насупился, громко засопев и уставившись на государя исподлобья. И не нужно было владеть магией, чтобы в этот миг прочитать мысли воина, точно открытую книгу.
- Мы не оставим предателя в покое, - твердо добавил король. - За измену всякого будем карать смертью, и славного предками и собственными делами лорда, и простого мужика. Но не нужно спешить. Нас сейчас не очень много, и стоит подождать, пока соберутся основные силы. Да и взгляни на них, - правитель Альфиона кивком указал на шумную толпу нетвердо державшихся на ногах рыцарей: - Разве сейчас они способны биться расчетливо и спокойно? Пусть сперва проспятся, вот тогда и выкурим подлеца из его замка, а затем вздернем на воротах!
- Он же сбежит, узнав о твоем появлении, - возразил Грефус. - Позволь расправиться с предателем, пока не поздно!
- Нет, для боя нас слишком мало сейчас, - Эйтор был непреклонен. - Но просто съездить туда, взглянуть, что к чему, мы можем, - многообещающе усмехнулся государь. - И это-то я как раз не желаю откладывать на потом.
И все же провести разведку скоро не вышло. Разомлевшие от выпивки рыцари едва могли ходить без посторонней помощи, не то, что взобраться в седло. А потому выступили лишь на рассвете, когда воины пришли в себя после славной попойки, вспомнив, ради чего, собственно, они вовсе отправились в этот поход. К счастью, дружинники мятежного рыцаря ночью не пытались напасть на селение, хотя лорд Грефус не поленился расставить вокруг многочисленные посты и дозоры.
Король Эйтор сам повел малочисленный отряд к замку Витуса, имя которого лишь смутно припоминал, не в силах вспомнить, был ли тот хоть чем-то знаменит. Кроме верного Грефуса, как и все, облачившегося в преддверие боя в прочную кольчугу-хауберк, с государем было еще полторы дюжины рыцарей и двое больше сержантов и конных лучников - достаточно, чтобы выдержать схватку с любой дружиной небогатого дворянина, но ничтожно мало для штурма цитадели. Также с королем отправился и маг Рупрехт.
Путь к замку мятежника занял намного меньше времени, чем можно было ожидать. Проводник, молодой парень из Самкейна, не то внук, не то еще какая ближняя родня самому сельскому голове, вел отряд уверенно, избирая кратчайший путь. Юнец был переполнен гордостью, ведь он ехал верхом на настоящем боевом коне бок о бок с самим государем. Он пытался казаться серьезным и уверенным, но все же изредка бросал удивленно-восторженные взгляды на одного из своих спутников, того, кого чародей изредка окликал, называя Эвиаром.
Эльф, конечно, ощущал столь пристально внимание к своей персоне, но не обращал на эти взгляды ни малейшего внимания. Пробыв уже весьма долгое время среди людей, Эвиар успел привыкнуть к тому, какую реакцию вызывает его появление. И сейчас Перворожденный думал вовсе не о том, что подумает человеческий подросток, и как он перескажет своим товарищам встречу с нелюдью, но о бое. Хоть король и утверждал, что намерен только провести разведку, эльф был готов к схватке. Тело его облегала легкая, но прочная кольчуга, вес которой Эвиар почти не ощущал. Такая броня не смогла бы защитить от удара булавы или топора, но разрубить ее был способен не всякий клинок, да и для стрел стальная рубашка стала бы почти непреодолимой преградой.
Разумеется, Эвиар не забыл и о верном луке, на который с явным уважением поглядывали прочие воины, наслышанные о мастерстве эльфийских стрелков. Снаряжение дополнял легкий прямой клинок на поясе, кинжал, с которым Перворожденный не побоялся бы выйти один на один против закованного в броню латника, а также небольшой шлем-сэрвильер.
Признаться честно, Эвиар неохотно покинул селение, присоединившись к отряду лишь после долгих уговоров чародея, который единственный мог порой даже приказывать своевольному эльфу.
- Для чего нам все это, маг, - устало спросил Эвиар. - Зачем нам эта война? Люди делят власть, но я явился сюда не для того, чтобы помогать им истреблять друг друга. Мой враг далеко, да ведь он и твой враг тоже. Так отчего же мы топчемся здесь, для чего торопимся встрять в никчемные потасовки?
- Нам незачем спешить, - пожал плечами Рупрехт, которого ничуть не смутило раздражение эльфа. - И он сам найдет нас. Но ты ошибаешься, если думаешь, что этого врага так легко убить. Он сейчас силен, быть может, сильнее любого иного мага в этом мире, пусть и уступает многим опытом. И нужно выждать момент, чтобы нанести единственный удар, стремительный и смертельный, а иначе мы оба погибнем в одно мгновение, ибо тот, за чьей жизнью ты явился сюда, не дает пощады никому, давно разучившись ценить жизни других людей.
Все же после недолгих уговоров эльф, начавший уже испытывать скуку, присоединился к свите короля. И теперь воин, как обычно, спрятавший лицо под капюшоном плаща, ехал следом за чародеем, став кем-то вроде личного телохранителя при Рупрехте. В прочем, дорога быстро закончилась, приведя разведчиков к заветной цели.
- Замок, господин, - неуверенно окликнул короля проводник, указывая перед собой. - Вот он, замок Витуса!
Отряд вышел к крепости неожиданно, пройдя сквозь редкий осинник и очутившись у подножья плоского холма, который и венчал тот самый замок. И, едва только выбравшись из зарослей, все увидели трепетавший на ветру штандарт Эрвина, соседствовавший рядом с гербом самого Витуса. По этому-то гербу, пестрому и сложному, король мгновенно определил, что род предателя очень молодой, ибо отпрыски древних фамилий имели лаконичные гербы. Явно предки Витуса не успели нажить особого богатства, и рыцарь наверняка решил, что службой внезапно вернувшемуся в Альфион Эрвину сможет добиться того, что не вышло у его дедов и прадедов.
- Ублюдок! - глухо прорычал король, чувствуя, как в груди пульсирует комок ярости. - Вероломный выродок! Да этот Витус, верно, и не родился, когда Эрвин, будь он трижды проклят, бежал прочь из Альфиона, но тоже славит истинного владыку. Как же они все рады появлению этого безумца!
Воины, выстроившиеся кольцом вокруг государя, промолчали, но взгляды их тоже были полны ненависти. С королем оставались лишь те, для кого верность и честь не были пустым звуком, и они не могли принять мысль о предательстве своих братьев, таких же рыцарей, точно так же некогда присягавших новому владыке.
- Вперед, - решительно приказал Эйтор, махнув рукой. - Подберемся поближе, рассмотрим все хорошенько.
Воины еще раз проверили, легко ли клинки покидают ножны, прежде чем двинуться к замку. Стрелки достали луки из налучей и принялись взводить тетивы легких арбалетов. Только один человек, сам Эйтор, казалось, не думал об опасности. Ненавистный герб, герб, о котором он старался забыть двадцать три года, дразнил короля, манил его, точно алая тряпка - разъяренного быка. Верный Грефус едва поспевал за государем, готовый защищать его от любой опасности даже собственным телом. Сам лорд обмотал вокруг запястья кожаный ремешок, крепившийся к рукояти ажурной булавы-шестопера с резными плоскостями.
Вблизи замок не казался неприступной твердыней. Стены высотой в полтора десятка ярдов, приземистые башни по углам, надвратная башня, неглубокий ров, края которого сильно оплыли, а на дне была видна какая-то вязкая жижа - вот и все. Каждый из спутников короля думал, как легко можно было захватить этот замок, имея под рукой пару сотен стрелков и хотя бы одну осадную башню, и каждый понимал, что сейчас ничего этого у них нет.
Тем временем появление чужаков заметили. Из-за стен раздалась частая дробь гонга, донесся хриплый голос боевого рога, и меж зубцов замелькали фигуры воинов в полном вооружении. Защитники крепости, солдаты Витуса, поспешно занимали позиции, стараясь при этом не показываться на глаза незваным гостям. И, судя по всему, там, за стенами, воинов было более чем достаточно.
- Эй, там, наверху, - лорд Грефус первым приблизился к воротам, разумеется, запертым изнутри. - На стенах, слышите меня? Опустить мост, немедленно!
- А ты кто таков, чтобы нам приказывать? - ехидно прозвучало в ответ. Грефусу пришлось задирать голову, чтобы разглядеть среди каменных зубцов говорившего. - Прочь подите, бродяги, пока мы не приветили вас сталью!
У некоторых воинов, поднявшихся на стены, Грефус заметил в руках тяжелые самострелы. Опасаясь за жизнь короля, лорд так поставил своего коня, чтобы заслонить Эйтора от болта, в любой миг способного прилететь сверху.
- Открывайте немедля, - повторил Грефус, рык которого эхом отражался от грубо обтесанных глыб серого камня, из которых были сложены стены. - Здесь король Эйтор, владыка Альфиона, и он желает войти в замок!
- Эйтор? - донесся спустя несколько мгновений удивленный возглас. Через каменный парапет перегнулся какой-то воин в сбитой на затылок широкополой капелине с заостренной тульей. В поле он бы в один миг оказался растоптан копытами боевых коней, а сейчас, сидя за крепкими стенами, не испытывал ни капли робости, позволяя себе крайнюю наглость. - Не знаем такого. У Альфиона только один король - Эрвин, сын Хальвина, ему мы и служим, не щадя себя. Но если узурпатор Эйтор желает войти в замок, милости просим. Только пусть изволит обождать - мы как раз приведем в порядок лучшую темницу, где Его ничтожество будет ожидать прибытия истинного правителя этой земли.
Услышав такой ответ, Грефус, не сдержавшись, разразился потоком брани, грозя мятежникам самыми жуткими карами. В ответ же сверху, точно с небес, слышался лишь глумливый хохот. Те, кто сейчас потешались над самим королем, чувствовали себя в полной безопасности за прочными стенами, а вот незваные гости были у них, как на ладони, и каждую секунды мог грянуть залп.
- А ты что молчишь, чародей, - Эйтор обернулся к Рупрехту, который и впрямь в полном молчании созерцал перебранку лорда Грефуса с защитниками замка. - Ты можешь разрушить ворота? Этих наглецов нужно поучить почтению, будь я проклят!
- Это не моя война, государь, - покачал головой чародей. - Тебе грозят стрелами и клинками, и ты отвечай тем же. Время для колдовства еще не пришло.
- Там, в лесу, возле Фальхейна, это тебя, помнится, не очень остановило, - усмехнулся король. - Ты испепелили несколько десятков воинов в одно мгновение без всяки отговорок. Яви нам еще раз свое мастерство, разбей ворота, а все остальное, клянусь, мы сделаем сами!
- Их речи звучат обидно, это верно, - скривился Рупрехт, указывая на замок. - Но разве пристало отвечать на слова боевой магией? Эти люди пока не угрожают ни мне, ни тебе, и я не стану бить первым, - сухо вымолвил чародей. - Моя битва еще впереди, а сейчас твоя война, государь.
- Да ты просто слаб и беспомощен, - зло бросил Эйтор. - Эти стены, будь они прокляты, не по зубам тебе, маг! Но мы справимся и сами, наши клинки сокрушат любую преграду!
Рупрехт уже хотел, было, ответить что-нибудь язвительное, забыв, что разговаривает с королем, но в этот момент в ход событий опять вмешался случай, точнее, чья-то воля. С глухим стуком опустился подъемный мост, скрипя распахнулись створки ворот, и из замка, направившись к сгрудившихся как раз возле входа воинам, двинулся отряд всадников.
Носившие на плащах и туниках смутно знакомый герб воины протискивались сквозь узкий проем ворот, затем быстро и весьма умело разворачиваясь в фалангу, первую шеренгу которой составили закованные в тяжелую броню копейщики. Не меньше полусотни бойцов пустили своих коней во весь опор, словно стальными челюстями обнимая отряд Эйтора с боков. Должно быть, пока Грефус препирался с воинами Витуса, рыцарь собрал своих дружинников. Решив преподнести своему новому господину дорогой подарок.
- Проклятье, - Эйтор ожег своего коня плетью. - Назад, назад! Уходим живее! Это ловушка!
Дружинники Витуса пытались замкнуть отряд короля в кольцо, заходя с флангов. Вперед выступили конные стрелки, примерно полторы дюжины арбалетчиков, на скаку разрядивших свое оружие.
Болты с гулом вспороли воздух, и сразу три воина из свиты Эйтора поникли в седлах, выронив из рук клинки. Сдавленно закричали раненые, а стрелки уже расступились в стороны, пропуская латников, на плащах которых пестрел герб рыцаря Витуса. Закованные в тяжелую брони всадники мчались прямо на короля, склонив копья к земле, и слышно было, как хрипят пришпоренные кони и лязгают доспехи.
- Живым, - раздался чей-то окрик из-за спин атаковавших латников. - Брать мерзавца только живым!
Первым в бой вступил лорд Грефус. Отважно направив своего коня навстречу врагам, воин, заслоняя собой короля, уклонился от копья, ударив своего противника перначом по шлему. Зазубренные грани легко проломили стальное оголовье, и первый латник повалился на шею своему скакуну. А Грефуса атаковали уже сразу два всадника, один с копьем, второй - с двуручным сдельным мечом, и лорду пришлось защищать уже не короля, но собственную жизнь.
Грефус был готов биться хоть против двух, хоть против десяти врагов в одиночку, но внезапно он получил помощь, на которую и не рассчитывал. Эвиар, увидев, что рыцарь оказался в весьма опасном положении, выхватил лук, рывком натянув его так, что скрипнула тетива, и послав стрелу в одного из вражеских воинов. Бронебойный наконечник, длинный и узкий, граненый, точно шило, вонзился в глазницу шлема, и копейщик, угрожавший Грефусу с правого бока, вскинув руками, завалился на высокую спинку седла, выронив оружие.
Эвиар не был хорошим наездником - в бескрайних эльфийских лесах нет простора для всадников, да и коней очень мало - и оружие его было слишком громоздким, чтобы стрелять с седла. Но сейчас эльф показал чудеса мастерства. Позволив Грефусу самому разобраться с оставшимся противником, Эвиар подряд выпустил полдюжины стрел по приближавшимся латникам, и только одна из них оказалась потрачена напрасно. Стальные жала пронзали кольчуги, входили в прорези шлемов, а ответные стрелы и болты летели мимо. Конь под эльфом играл, пританцовывая и вращаясь волчком, и конные стрелки Витуса никак не моги взять точный прицел, а сам Эвиар бил без промаха.
- К демонам лучника, - вскричал какой-то всадник в посеребренной кольчуге и шлеме-бацинете с поднятым забралом. Он казался снаряженным лучше прочих - даже скакун этого бойца был защищен кольчужной попоной, вещью дорогой, а потому весьма редкой. - Хватайте короля! - приказал рыцарь. - Взять живьем!
Воин, должно быть, сам Витус, взмахнул мечом, увлекая за собой своих слуг, и лавина помчалась к подножью холма, неумолимо настигая спешно отступавших спутников Эйтора.
Лорд Грефус уже вступил в схватку, и два воина кружили, точно в странном танце. Громадный - почти в рост человека - седельный меч-цвайхандер, которым был вооружен противник лорда, явно мастер, порхал, точно пушинка, но ни один удар пока не достиг цели. Однако никто больше не обращал внимания на этот поединок, стремясь первым добраться до короля.
- К бою, - окружавшие Эйтора воины выхватили клинки, став перед государем живой стеной. - Нам не уйти. Защищать короля! Стоять насмерть!
Эйтор тоже выхватил клинок, крепче сжимая рукоять небольшого щита. Королю казалось, что все копья, два десятка узких граненых жал, нацелены точно ему в грудь, и правитель Альфиона на мгновение оцепенел, не в силах побороть страх. Лавина закованных в стальные панцири всадников приближалась, и некуда было бежать, невозможно было увернуться, уйти из-под удара.
Стрелки, сопровождавшие Эйтора, дали зал, свалив на землю с полдесятка противников, сблизившихся уже на ничтожную сотню шагов. Еще несколько стрел выпустил Эвиар, рвавший тетиву своего громадного лука с такой силой, что обвитое жилами дерево лишь жалобно скрипело при каждом выстреле. Эльф сократил число врагов еще на трех человек, но остальные, распаленные предвкушением победы, этого уже не замечали. Всадники, плотнее сбивая строй, неслись на горстку защищавших короля воинов, грозно выставив перед собой стальную щетину копий.
А в следующий миг в гуще вражеских воинов вспух огненный шар, и сразу не меньше полудюжины всадников исчезли в нестерпимо жарком пламени, не успев даже закричать - такой стремительной была их смерть. Тонко заржали перепуганные кони, и строй, еще миг назад монолитный, смешался, обратившись в обычную толпу.
- Кано! - вскричал Рупрехт, посылая в сторону врага новый колдовской снаряд.
Еще один огненный шар врезался в строй, и три латника, которых сейчас не могли спасти ни щиты, ни кольчуги, превратились в пепел вместе со своими скакунами. Для остальных воинов Витуса этого оказалось вполне достаточно.
- Колдун, - испуганно закричал кто-то. - Спасайся! Там колдун! Бежим!
Привыкшие биться сталью против стали, эти воины, наверняка умелые, прошедшие через многие схватки, они страшились магии, поскольку не понимали ее. Нападавшие мгновенно превратились в бегущих, и в воротах замка возник затор и конских и людских тел, одинаково отягченных железом.
- Что, чародей, - Эйтор с насмешкой взглянул на Рупрехта, в один миг склонившего чашу весов на сторону воинства короля. - Теперь это и твоя война тоже?
- Они напали, я защищаюсь, - отрезал маг. - Лучше думай, что делать дальше, государь!
Для того, чтобы принять решение, Эйтору не потребовалось много времени. Перед ним маячили спины врагов, из которых лишь немногие нашли в себе смелость повернуться лицом к страшному колдуну. Всадники протискивались в ворота, рассчитывая за стенами замка найти спасение. А это означало, что ворота все еще были открыты. Это был шанс, дар судьбы, и король, возбужденный и разъяренный, направил к замку своего коня.
- Вперед, за мной, - правитель Альфиона взмахнул клинком над головой. - В атаку! Руби изменников!
Всадник в посеребренной кольчуге оказался единственным, кто пытался преградить путь противнику. Эйтор, охваченный боевым азартом и злобой, налетел на Витуса, обрушив на него град ударов. Оба были вооружены только мечами, и бой шел на предельно малой дистанции. Клинки рассекали воздух, сталкиваясь со звоном или глухо ударяясь в чужие щиты. Витус, вблизи оказавшийся действительно весьма молодым, бился умело, но он не мог ничего противопоставить ярости своего противника. Щит рыцаря-мятежника раскололся вдоль, а затем клинок Эйтора обрушился ему на голову, развалив и прочные шлем, и череп.
- В атаку, - кричали, подбадривая друг друга, королевские воины, рвавшиеся к воротам. - Убивать всех без пощады! Смерть!
Рупрехт, чуть отстав от латников, швырнул в толпу вражеских воинов еще один сгусток огня, расчистив людям короля вход в замок. Вихрь пламени поглотил сразу десяток солдат, не оставив от них даже пепла, но оставив черные пятна граи на камне стен. И первым в ворота ринулся сам Эйтор, вонзив шпоры в бока своего скакуна, размахивая над головой окровавленным клинком и что-то бессвязно крича во все горло.
Какой-то всадник, тоже что-то крича от ужаса, ринулся наперерез королю, но Эйтор одним ударом рассек ему грудь, сметя со своего пути неожиданное препятствие. Тяжелые копыта боевого скакуна с хрустом впечатались в обугленные кости, все, что осталось от всадников Витуса, с дробным грохотом ударили о прочные доски подъемного моста, и король в следующий миг уже очутился на замковом дворе, один, лицом к лицу с целой дружиной.
Эйтор слышал, как над головой защелкали арбалеты - стрелки, опомнившиеся после устрашающего зрелища гибели своих товарищей, уничтоженных магом за считанные мгновения, запоздало разрядили самострелы, пытаясь отсечь врага от распахнутых ворот. Кто-то за спиной короля вскрикнул, видимо, поймав своим телом болт, но сам Эйтор уже ворвался за стены, движимый непреодолимой жаждой убийства, яростью, выжигавшей его изнутри.
Королю попытались преградить путь. Со всех сторон к всаднику кинулись пешие воины, вооруженные алебардами и короткими копьями, взяв короля в кольцо. Точнее, они попытались сделать это, но Эйтор, даром, что конь его не был защищен латами - никто не собирался сражаться, думая только разведать, что к чему, и без приключений вернуться в Самкейн - с ходу прорвал жидкий заслон.
Оказавшись в гуще врагов, рубивших и коловших своими алебардами, Эйтор раздавал удары направо и налево. Конь его вертелся волчком, и к каждому, кто пытался достать короля, тот в момент атаки оказывался обращен лицом. Удар алебардой правитель Альфиона отбил, отведя граненое жало в сторону своим щитом, и одновременно он ударил клинком еще одного противника, пытавшегося подрубить ноги скакуна топором. В замах было вложено достаточно силы, и клинок рассек и каску, и стеганый подшлемник, и кость, развалив голову врага на две половины. А король уже рвался дальше, разбрасывая пытавшихся взять его в кольцо, навалившись разом со всех сторон, противников.
Прочная кольчуга, дополненная пластинчатой кирасой, стальные поножи, наручи, наплечники - все это делало Эйтора почти неуязвимым, позволяя не опасаться случайных ударов, скользящих, нанесенных на излете. А его клинок, отличное оружие гардской работы, легко разрубал кольчуги и стеганые куртки врагов, отсекая руки и снося головы с плеч.
Кто-то из солдат Витуса попал под копыта обученного жеребца, который совершенно не боялся крови и очень хорошо знал, что нужно делать с теми, кто тычет в него остро оточенным железом. Смерть несчастного сопровождал только короткий крик и хруст костей. Еще двоих Эйтор зарубил, рассекая с первого удара и стальные каски с заостренными тульями, и черепа. Прочие же просто бежали, поскольку следом за Эйтором в замок врывались все новые и новые бойцы, и первым из них в стенах замка оказался впавший в совершенное неистовство лорд Грефус.
- Я здесь, мой король, - рычал лорд, буквально протаранив выстроивших на его пути стену щитов дружинников Витуса. - Я иду! С дороги, выродки, - свирепствовал дворянин, орудуя грозным перначом. - Сдохните все, поганые псы!
Лорд Грефус, и сейчас пытавшийся не оставлять государя в одиночестве, раз за разом обрушивал на головы и плечи вражеских пехотинцев удары булавы, легко плющившей шлемы и мозжившей черепа, превращая их в кровавое месиво. Однако даже самый могучий боец не сможет долго держаться против дюжины врагов, которые отлично знают, чем для них обернется поражение. Не избежал этой участи и Грефус, которого атаковали сразу отовсюду, даже со стен - кто-то из арбалетчиков время от времени посылал в рыцаря болты, не думая даже о том, что может поразить своих товарищей.
Опомнившиеся, собравшиеся с силами воины рыцаря Витуса теснили Грефуса обратно к воротам, прикрываясь высокими щитами и выставив перед собой длинные алебарды и глефы. Кто-то из противников сумел зацепить его крюком на обухе своей алебарды. Спутники Эйтора въезжали в замок поодиночке, и защитники крепости могли атаковать их все вместе.
Грефус не удержался в седле, свалившись под ноги своим противникам. Тяжелая кольчуга мешала ему подняться, и несколько воинов уже занесли алебарды и пехотные топоры на длинных рукоятях, чтобы добить поверженного латника. Но король Эйтор, успевший прикончить еще двух врагов, уже прорвал сомкнувшееся вокруг лорда кольцо, разогнав людей покойного Витуса.
- Поднимайся, - хрипло приказал Эйтор, протягивая руку Грефусу. - Замок почти наш, нужно только добить оставшихся в живых ублюдков! Вперед, круши их!
Остававшиеся на стенах стрелки дали нестройный залп, и болт вонзился в бедро Эйтора. Но во двор уже въехал Рупрехт, сопровождаемый верным Эвиаром, и стрелы полетели в обе стороны, а мгновение спустя к ним присоединился и сгусток огня. Пламя прокатилось по гребню стены, сметая находившихся там людей, а рыцари Эйтора рвались уже дальше, к донжону, куда отступали перепуганные, опешившие от происходящего воины Витуса.
- За ними, - приказал король, размахивая окровавленным мечом. Он не ощущал в этот миг боли, заглушенной нестерпимой яростью. - Не дайте им запереть двери! Прикончить всех!
Во внутреннем дворе замка вспыхнула короткая, но жестокая схватка. Защитники пытались удержать королевских воинов, используя оружие на длинном древке. Крюками алебард и гизарм они стаскивали рыцарей, но те и стоя обеими ногами на земле продолжали биться, тесня противников. Спутники короля имели лучшие доспехи, а те, кто служил Витусу, в большинстве своем оказались защищены только стегаными куртками, и лишь ничтожная часть бойцов носила кольчуги. Против такого воинства каждый рыцарь, закованный в прочную броню, казался неуязвимым, бессмертным богатырем, играючи разгоняя по полдюжины врагов.
- Назад, назад, в цитадель, - надрывался кто-то за спинами выстроившихся в неровную фалангу бойцов Витуса. - Отступаем! В цитадель!
Пехота отступала под градом ударов, которые обрушили на них не покидавшие седел рыцари. Каждый шаг защитникам замка стоил двух, а то и трех жизней. К тому же Эвиар, державшийся позади латников, тоже не дремал. Эльф успел пополнить запас стрел, и теперь расстреливал вражескую пехоту, выпуская в минуту по десятку стрел. Только Рупрехт пока оставался без дела - здесь, в стиснутом со всех сторона высокими стенами пространстве внутреннего дворика, его магия была не менее опасна для своих, нежели для врагов.
- Ублюдки! - лорд Грефус, так и оставшийся пешим, буквально проломил строй врага, раскидав противников, точно кегли. Его пернач, уже целиком покрытый чужой кровью, описывал широкие круги, с чавкающим звуком сталкиваясь с лишенной надежной защиты плотью. - Предатели!
Натиск охваченного яростью, а также стыдом за то, что не он оберегал короля, а, напротив, сам Эйтор защищал лорда, Грефуса выдержать было невозможно. Не помогали ни длинные копья, ни численное превосходство. Острие алебарды скользнуло по груди лорда, и тот мгновенно перехватил чужое оружие за древко, вырвав его из рук противника, и тотчас метнув в стоявшего позади него арбалетчика. Тяжелая алебарда пронзила стрелка насквозь, а затем Грефус убил лишившегося своего оружия солдата, размозжив ему голову. Еще одного воин сшиб на землю, ударив затянутым кольчужной сеткой кулаком в грудь, и, скользнув в открывшуюся брешь, оказался позади строя врагов, принявшись беспощадно избивать их.
Клинки рассекали плоть, секиры и булавы крушили кости и броню, и по каменным плитам, которыми был вымощен двор, текли кровавые ручейки. Лишь немногим бойцам ужалось дообедать до ворот цитадели, но и там они не нашил спасения. Возглавляемые Грефусом рыцари и сержанты, спешившись, преследовали врагов, подгоняя их ударами в спину. Король Эйтор, оставшийся под присмотром двух рыцарей, видел, как лорд, размахивая булавой, ворвался в цитадель, сметая всех, кто оказывался на его пути, а те воины, что шли следом, добивали оглушенных, искалеченных врагов.
Окутанные сумраком залы и коридоры цитадели, служившей одновременно и казармой, и складом с припасами, и, конечно, покоями господина, наполнились звоном стали и криками. Дружинники Витуса бились, точно обезумев, поскольку знали - пощады не будет. Король не был готов сейчас разбирать, кто предал его сознательно, а кто лишь исполнял присягу, однажды данную своему сеньору. Для него все здесь были врагами и заслуживали только одного - смерти.
Шедший первым лорд Грефус глухо рычал, обрушивая на пытавшихся задержать его воинов могучие удары. Зазубренные грани шестопера легко проминали, разрывали кольчуги и стеганые куртки. А чужие клинки лишь бессильно скользил по броне, покрывавшей торс и плечи Грефуса, отскакивая от стальной чешуи. Лорд мерно шагал, и каждый шаг его был отмечен очередным убитым, искалеченным врагом. Тем, кто шел следом за Грефусом, доставались лишь трупы.
Но ярость - не лучший помощник в битве. Она застила глаза, заставляя хоть на мгновение, но забыть об осторожности ради того, чтобы прикончить еще одного врага. Какой-то мятежник, ловко орудуя двумя короткими клинками, все же сумел дотянуться до лорда, ткнув его кордом в плечо, а мгновение спустя туда же впился прилетевший из полумглы арбалетный болт.
- Назад, - один из рыцарей отпихнул раненого лорда прочь, рванувшись следом за отступавшими людьми Витуса. Узкий длинный клинок прочертил дугу, наискось впившись в грудь того самого бойца, что ранил Грефуса. - Убить их всех! За мной!
Расправа была быстрой и кровавой. Спустя несколько минут из темного проема ворот цитадели во двор вышел пошатывавшийся, ослабевший от потери крови Грефус. Он появился как раз в тот миг, когда Рупрехт в прямом и переносном смысле колдовал над раной государя, вытаскивая из бедра Эйтора впившийся в плоть по середину древка болт.
- Мой господин, все мятежники мертвы, - доложил лорд, в глазах которого еще метались отблески недавней ярости. Кровь опьяняла, ее запах дразнил обоняние, и Грефус еще не вполне пришел в себя. - Приспешники предателя сопротивлялись отчаянно, но мы уничтожили все их. Они пытались забаррикадироваться на верхних этажах, но мы разбили двери и всех до единого прикончили. Всех, - повторил он. - Воинов, прислугу, женщин. Замок наш, мой король! Победа наша!
- Они сполна получили за измену, - кивнул Эйтор. - Благодарю тебя. Ты храбро бился. - И затем, поднявшись на ноги - для этого ему пришлось опираться на плечи самого Грефуса и еще одного воина - король громко, так, что слышно было в каждом уголке замка, крикнул: - Воины, мы победили. Это не моя, но ваша победа, ибо без вас, что бы я делал? А значит и этот замок, и все, что есть здесь - ваше! Изменник и его прихвостни мертвы, и все, что принадлежало им, пусть станет вашими трофеями. Берите все, что хотите! Торжествуйте победу, воины!
Все, и рыцари, и простые солдаты, обратили взоры к нетвердо стоявшему на ногах государю. Неуловимую долю мгновения над замком повисла тишина, затем взорвавшаяся исторгнутым на одном дыхании десятками глоток ликующим воплем.
- Слава, - рычали воины, потрясая оружием. - Слава королю Эйтору! - и клинки плашмя ударили по щитам в древнем воинском приветствии, и замковый двор огласился частым дробным стуком.
Грефус, рапортуя о безоговорочной победе, был не вполне справедлив. Кое-кто из замковой челяди все же выжил, и сейчас сержанты, торопливо избавляясь от тяжелых доспехов, насиловали какую-то женщину, подбадривая друг друга и давая похабные советы. Кто-то уже принялся грабить покои Витуса, просто выбрасывая из окон во двор все, что казалось хоть немного ценным. А под стенами цитадели меж тем деловито рубили головы и ломали кости нескольким слугам, явно из числа тех, что оружие в руках никогда прежде не держали.
- Останови это, - глухо промолвил Рупрехт, качая головой. - С кем ты воюешь, государь? Разве твой враг - беспомощные женщины, безоружные слуги, так же служившие предателю, как тебе служат твои рыцари?
Чародей, склонившийся над окровавленным бедром короля, покосился на гогочущую толпу, обступившую несчастную пленницу, уже даже переставшую стонать и вырываться из рук насильников. Рупрехт смотрел на все это с нескрываемым отвращением, нервно сжимая кулаки, словно боролся с желанием испепелить ублюдков, так распорядившихся своей победой.
- Выродки заслужили это, - бесстрастно ответил Эйтор, которого, казалось, нисколько не трогали сцены насилия и убийств. - Пусть станет известно всему Альфиону - никто не дождется от меня пощады, единожды став на путь предательства, - горделиво воскликнул он. - Мы разрушим, сожжем, сравняем с землей все замки, истребим всех, кто посмел усомниться в моем праве владеть этой страной!
Воины, кроме тех, что были ранены в бою, с азартом грабили и разрушали все, что только можно было разрушить. В милости своей король отдал им замок мятежника, и солдаты старались вовсю. Только двое не принимали участия в погромах - Рупрехт и Эвиар. Они держались в стороне от охваченной безумием толпы, и люди Эйтора невольно сами сторонились чародея и эльфа, к которому вовсе испытывали почти суеверный страх.
- Звери, - презрительно фыркнул Эвиар, с прищуром глядя на то, как воины альфионского короля разжигают под стенами цитадели костер, топливом для которого служили содранные со стен господских покоев гобелены. - Как вы смеете считать себя высшими существами, хозяевами этого мира? Даже крысы, те, что разносят мор, не истребляют друг друга с таким исступлением, помня, что они одной крови. - И повторил, скривившись в гримасе омерзения: - Звери!
Пламя взвилось над стенами, и восторженно закричали уже сбившие замки на винных погребах воины. А в отсветах костра было видно, как два латника, волокут за ворота, ухватив за руки, истерзанный женский труп. Несчастная служанка Витуса не выдержала натиска разъяренных мужчин, и теперь от нее избавлялись, словно от ненужного хлама.
- Не звери, - горько усмехаясь, отрицательно помотал головой Рупрехт, в глазах которого тоже было видно лишь презрение. - Нет, не звери, - глухо повторил он. - Победители. И теперь они делят трофеи, то, что заслужили собственной кровью.
Несколько минут они молча наблюдали за тем, как люди короля волокут тела поверженных врагов прочь со двора. Никто не думал сейчас о том, чтобы предать мертвых земле, впрочем, касалось это равно и своих, и чужих.
- А ты не стремишься защитить своих соплеменников хотя бы на словах, чародей, - негромко произнес Эвиар.
Эльф стоял, опираясь на свой громадный лук, на которых солдаты Эйтора поглядывали с восхищением и страхом, поскольку видели, на что было способно это оружие в руках действительно виртуозного стрелка.
- У нас, людей, все не так, как у твоего народа, - пожал плечами Рупрехт. - Эльфов слишком мало, и вам легко считать всех, в ком течет такая же кровь, своей родней, легко быть единым целым. Тем более, - усмехнулся он, - ваш век достаточно долго, чтобы хорошо узнать друг друга, привыкнув к чужим недостаткам. А людей с каждым годом становится все больше, они расселяются по миру, и если на каждого я стану смотреть, как на своего родича, то никакой братской любви не хватит. Эти воины - чужие для меня, - маг указал на горланивших пьяными голосами песни королевских рыцарей и их слуг. - Мы вместе, потому что нас объединяет общий враг, но это не значит, что я приму их мерзкие выходки.
Когда к замку Витуса подоспели вызванный из Самкейна подкрепления, удивленным взорам воинов предстала странная картина. Солдаты знали о том, что поблизости окопался предатель, один из тех, кто переметнулся на сторону Эрвина, упорно именуемого самозванцем. Знали они и то, что предатель собрал в своем замке приличный отряд, несколько десятков воинов, а потому все готовились или к яростному штурму, неизменно сопровождаемому огромными жертвами, или же, напротив, к долгой осаде, когда противники будут состязаться в том, у кого раньше кончатся припасы - у осаждающих, или у осажденных. И тем больше было общее удивление, когда воины увидели распахнутые ворот замка и королевский штандарт, водруженный над цитаделью.
Втягиваясь в ворота, воины с удивлением и страхом смотрели по сторонам. Они видели тела защитников крепости, сваленные в окаймлявшие стены ров. Там хватало мертвецов, носивших следы ударов мечом, пронзенных стрелами, изрубленных топорами, но также были и те, кто не казался жертвой обычного оружия. Обугленные, скорчившиеся, точно младенцы в материнской утробе, куски плоти, покрытые коркой из расплавившихся доспехов, эти несчастные могли быть только жертвами магии, и среди воинов, казалось, ко всему уже привычных, полуиспуганным шепотом разнеслось одно и то же имя: "Рупрехт!".
Маг, о присутствии которого в войске Эйтора было известно почти каждому, впервые показал, на что способен. Да, люди короля тоже понесли потери, но что значит десяток погибших и такое же число раненых в сравнении с без малого сотней покойников, еще утром бывших живыми, полными сил дружинниками и слугами мятежного рыцаря? И невольно в сердца и рыцарей, и обычных воинов, закрался, затаившись где-то в глубине души, благоговейный страх перед могучим чародеем. Один человек решил исход этой битвы, только благодаря ему удалось за считанные часы овладеть укреплениями которые, будучи обороняемы многочисленным, хорошо вооруженным гарнизоном, могли бы сковать силы Эйтора на много недель.
- Этот замок станет нашим штабом, - объявил король своим офицерам. - Здесь пусть расположится наше войско. За этими стенами мы можем не страшиться внезапного нападения врага, а оно вполне вероятно, ведь теперь о нас знают все в округе.
Узнав приказ государя, воины, перебиравшиеся из селения, принялись спокойно, без суеты, обустраивать лагерь, поскольку в замке для всех места никак не хватало. А рыцари меж тем собрались на военный совет, который возглавил сам Эйтор и лорд Герфус.
- Мы дождемся всех, кто отстал на марше, - произнес король, расхаживая по залу, озаренному отблесками бившегося в громадном камине огня. Он заметно прихрамывал на правую ногу, но все же благодаря магии Рупрехта, не утратил подвижность, вполне обходясь даже без костыля или посоха. - Соберем в кулак все наши силы, и тогда одним броском окажемся под стенами Фальхейна. Альфиону не нужна долгая война, все следует решить быстро, чтобы наш народ мог жить в покое, возделывая землю, занимаясь ремеслами, но не отвлекаясь на наши усобицы. Но в королевстве должен быть только один правитель, и этот спор пора завершить. Однако и время терять тоже нельзя. Потому будем ждать ровно три дня, - объявил свое решение король. - После этого двинемся дальше на закат, и пусть Судия решает, кому даровать победу.
- Нужно расставить посты, разослать по округе дозоры, - напомнил Грефус. Права рука лорд висела на перевязи - арбалетный болт едва не раздробил кость. Но, утратив пока возможность биться, Грефус не переставал быть командиром, и сейчас не забывал о бдительности: - Эрвин может рискнуть, если узнает, что сейчас здесь далеко не вся наша армия. У самозванца достаточно всадников, и ему не потребуется много времени, чтобы оказаться под стенами замка.
- Если так, он все равно сломает об них свои зубы, - не без надменности ответил король. - Этот Витус, хоть и был мерзавцем и предателем, неплохо подготовился к войне. Стены крепки, погреба полны провизии, в арсеналах хватает оружия и доспехов, есть даже несколько метательных машин, к тому же на подходе и наши главные силы, после появления которых враг окажется точно между молотом и наковальней. А против их колдуна у нас есть свой - чародей Рупрехт сегодня доказал, что стоит половины нашего войска. Так что нам опасаться нечего. Если Эрвин окажется настолько глуп, чтобы сунуться сюда, то не для нас - для него эти стена и станут могилой, надежным склепом, из которого больше не суждено будет вырваться призракам прошлого. Но, конечно, поступай, как считаешь нужным, - обратился Эйтор к лорду. - Лучше будет, если врага все же не застанет нас врасплох, так что позаботься и о дозорах и обо всем прочем. Всем же остальным приказываю отдыхать - видит Судия, скоро нам понадобятся все силы. - Военный совет на этом закончился.
Королевская армия, меж тем, собиралась, стекалась под стены замка покойного Витуса. Ручейки-отряды собирались здесь в настоящую людскую реку, чтобы затем мощным потоком, сметающим все на своем пути, хлынуть на запад, к Фальхейну, и там дать бой войску предателей. Отставшие на марше отряд спешили соединиться с королем, уже зная о неожиданной победе. При этом слухи, ходившие меж солдат, множились, порой искажаясь до неузнаваемости.
Каждое слово, сказанное встречавшими воинов на дальних подступах дозорными, легковооруженными всадниками, регулярно объезжавшими всю округу, уже очень скоро переиначивалось, и почему-то каждый теперь считал, что победу одержал лично чародей. Воины верили, что это Рупрехт разнес в щепу ворота, испепелив затем весь гарнизон, сам же король и его верные рыцари даже не успели обнажить мечи. Неудивительно, что появлявшиеся в замке рыцари и обычные солдаты смотрели на мага, нарочито старавшегося не показываться никому на глаза, со смесью восхищения и ужаса, низко кланяясь ему при встрече.
Уже на следующий после падения замка день явилось сразу почти пятьсот воинов, дружинники рыцарей и немногочисленные наемники, среди которых хватало удальцов из Гарда. Всех их тепло приветствовал сам король, буквально сиявший от радости, словно уже было выиграно главное сражение. И хотя сам Эйтор отлично понимал, что все только начинается, мысль о достигнутой весьма малыми потерями победе придавала ему уверенности в себе и наполняла сердце короля гордостью.
Войска все прибывали, и к вечеру того же дня под стенами замка появились те, кого и не ждали так скоро. Отряд под командованием Бранка Дер Винклена вернулся с восточной границы, и тоже принес с собой радостную весть о победе.
- Мы разбили войск кланов, государь, - доложил Дер Винклен принявшему его королю. - Горцы рассеяны, остатки их орды отступают обратно в горы. Все надежды вашего соперника на помощь варваров рухнули, но это стоило нам множества жизней. Четверть моего отряда пала в том бою, - с ноткой вины вымолвил рыцарь, испытывавший стыд за то, как самонадеянно он вел сражение, выигранной только благодаря счастливому случаю, не иначе. - Многие хорошие воины погибли, многие также ранены, и в этом моя вина. Я переоценил свои силы, и за победу пришлось дорого заплатить.
Рыцаря сопровождал Улферт, один из героев битвы с олгалорцами, и, конечно, Ратхар. Но юноша, в отличие от своего господина и капитана гвардии Грефуса, лишь молчал, стоя за спиной Дер Винклена.
- Не бывает победы без жертв, - спокойно ответил Эйтор, уверенность которого в будущем не могли поколебать даже вести о понесенных дьорвикским рыцарем потерях. - Горцы всегда слыли отважными, яростными бойцами, и то, что тебе столь малыми силами удалось отбросить их прочь, заслуживает уважения. Я знаю, что и сам ты бился в первых рядах своего войска, чуть не погибнув при этом.
- Верно, государь, - кивнул Дер Винклен. - Тем, что я остался жив, я обязан Ратхару, своему оруженосцу, твоему верному подданному, а также Улферту, в решающий миг вмешавшемуся в ход сражения, не дождавшись моей команды.
- В таком случае, эти воина заслужили награду, оба, - решительно заявил король. - тебе же скажу так, рыцарь Бранк - то, что мы потеряли столь многих людей в выигранной тобою схватке, конечно, плохая весть. Но ударь горцы нам в спину чуть позже, когда все наши мысли были бы заняты только армией Эрвина, и потери наши оказались бы намного больше. Ты избавил нас от опасности сражаться на два фронта, лишил врага подмоги, и вновь доказал свою верность мне, о чем я, клянусь, никогда не забуду. Я благодарю тебя за службу, Бранк Дер Винклен, рыцарь Дьорвика, и надеюсь, что столь же преданно ты будешь служить мне и впредь.
Почтительно кланяясь королю, Дер Винклен удалился, сопровождаемый Улфертом, заслуженно удостоившимся милости государя, а также Ратхаром. А там, за стенами замка, уже полыхали десятки костров - воины, вернувшиеся из похода, спешили вкусить мирной жизни, набравшись сил.
Каждый знал - впереди еще более тяжелые сражения, и многим не доведется увидеть победу в этой войне, а потому все стремились здесь и сейчас сполна насладиться жизнью во всех ее проявлениях. Среди бойцов появились бутыли с вином и жбаны с пивом, доставленным из соседних селений. Хватало и сговорчивых девиц, готовых скрасить суровые будни мужественных воинов своими ласками. Эйтор под страхом смерти запретил творить насилие в селах и городах, добровольно открывавших ворота перед ним, отдав на откуп своей армии только тех, кто переметнулся на сторону Эрвина. Но в кошельках даже у ополченцев все же звенели монеты, не только медь, но также и серебро, и женщин, желающих стать его хозяйками, получив при этом еще и кое-какое удовольствие, хватало.
Войско собиралось. Подходили и те, кто отстал во время марша от замка Маркуса, и те, кто просто не успел явиться туда, опоздав ко дню сбора, и теперь, наконец, смог догнать короля. Палаток и шатров под стенами замка становилось все больше, и с каждым часом все крепло нетерпение Эйтора. Столица была всего в четырех переходах, и при этой мысли король был готов хоть в одиночку мчаться туда, чтобы вернуть себе то, к чему так сильно успел привыкнуть. Но здравый смысл все же был сильнее, и государь ждал окончания самим же и назначенного срока.
Два дня воины шли к замку сплошным потоком. Колонных пехоты перемежались отрядами всадников и вереницами подвод. Кругом стоял гвалт сотен голосов, в кузницах непрерывно звенели ударявшиеся о крепкое железо молоты, слышалось конское ржание. А к исходу третьего дня, когда, казалось, собрались уже все, кто только мог, в замок Витуса, отныне являвшийся ставкой самого короля, прибыли нежданные гости с запада.
Король Эйтор давно уже перестал обращать внимание на доносившиеся из-за стен голоса и бряцанье железа. Вот и теперь, услышав отрывистые команды, он решил, что то явился еще один отряд очередного рыцаря или лорда, решившего, пока не поздно, принять сторону законного владыки, чтобы позже не быть обвиненным измене, навсегда заслужив клеймо если не предателя, то труса уж наверняка. Но в этот раз Эйтор ошибался.
- Мой король, - лорд Грефус, почти всегда находившийся возле государя, поклонился, входя в покои, прежде принадлежавшие рыцарю Витусу. Эйтор взглянул на своего полководца, вопросительно вскинув брови - выглядел тот весьма взволнованным и удивленным. - Мой король, прибыли гонцы от принца Эрвина.
Король коротал время, утроившись на кушетке с книгой в руках. Как ни странно, читал Эйтор не трактат по военному искусству, что было бы вполне понятно, а старинную балладу, сложенную, наверное, еще в ту пору, когда не было ни Альфиона, ни иных держав, но только могущественная, уверенно продвигавшаяся на все стороны света Империя.
- Что, - услышав последние слова лорда, Эйтор вскочил на ноги, при этом зашипев сквозь зубы и едва не упав - незажившая еще окончательно рана отдалась резкой болью в бедре. - От Эрвина? Здесь?
- Они хотят видеть тебя, господин, - пророкотал Грефус. - Скажи, как с ними потупить?
- О, я с радостью приму их, - усмехнулся Эйтор. - Надеюсь, ты позаботился, чтобы выродки увидели, какое войско мы собрали здесь? - И, увидев в глазах лорд растерянность, криво ухмыльнулся: - Нет? Что ж, пусть хоть на обратном пути насладятся зрелищем. Если, конечно, я сочту нужным отпустить их живыми восвояси, - с нарождающейся ненавистью добавил он.
Гонцов было одиннадцать, но десять из них являлись лишь обычными солдатами, необходимой не столько ради солидности, сколько из соображений собственной безопасности охраной. И потому посланник Эрвина предстал перед государем Альфиона в сопровождении лишь двух своих спутников.
Все трое вошли в трапезный - по случаю прибытия гостей ставший тронным - зал рыцарского замка, чеканя шаг и глядя точно перед собой. Они предстали пред королем без доспехов, только в дорожных камзолах, запыленных, потертых - верный признак того, что эти люди провели в дороге не один день. На бедре каждого висел длинный клинок - лишать воинов символа их высокого статуса не посмел никто. А что до угрозы государю, так ни один из пришельцев не успел бы обнажить орудие и наполовину, прежде, чем оказался бы изрублен на куски, благо верных государю людей, и рыцарей и обычных солдат, в зале было предостаточно, и они также были вооружены.
Посланники Эрвина вступили в зал, освещенный множеством факелов, шага в ногу, точно на параде. Они прошли мимо неподвижно замерших вдоль стен воинов, стражи, охранявшей короля от любой опасности даже в этих стенах, и остановились в нескольких шагах от самого государя.
На гонцов смотрели с ненавистью, но еще больше - с удивлением и любопытством, пытаясь рассмотреть в их уставших лицах образ врага, того, с которым предстояло биться без пощады, и они, конечно, чувствовали сгустившееся под сводами замка напряжение, и страх рождался в их сердцах. Однако каждый верил, что Эйтор окажется достаточно благороден, чтобы не посягать на жизни тех, кто лишь исполняет посольство.
- Эйтор, сын Хлогарда, - звенящим от волнений голосом произнес старший из послов, на самом деле сущий мальчишка, юнец, должно быть, совсем недавно надевший золотые рыцарские шпоры. - Я Турн из рода Кайлусов. Я прибыл к тебе, чтобы передать послание моего господина, Его высочества Эрвина, сына Хальвина, наследника Альфиона.
Юный рыцарь стоял перед королем прямо, словно проглотил меч. Он был бледен от волнения, но старался придать своему голосу побольше твердости. И от Эйтора, лишь грозно нахмурившегося при этом, не ускользнуло почти явное оскорбление, нанесенное этим сопляком - посланник Эрвина обращался к нему, вовсе не как к королю, и наверняка понимал, что делает. Но все же Эйтор смог подавить в себе гнев.
- Ты - сын лорда Кайлуса, верно? - мрачно вымолвил король, в упор разглядывая своего собеседника. - Древний род, сильный, уважаемый, - принялся неторопливо перечислять государь. - Ваши предки всегда слыли людьми слова, были верны своим королям. До недавних пор честное имя вашего рода никогда не было запятнано грехом измены, но меняются времена - меняются люди, - мрачно процедил Эйтор. - И каково тебе быть сыном предателя, поправшего собственные клятвы?
- Да, я сын лорда Кайлуса, - кивнул юноша, уточнив: - Я его младший сын. Но мой отец никогда не был предателем, и ты не прав, оскорбляя его такими словами. Просто лорд отныне служит тому, кто действительно обладает правом наследовать эту страну. Мои предки были верны законным владыкам Альфиона, - звонко бросил он в лицо королю, хмурому, но, к своему собственному удивлению, не ощущавшему злобы или ненависти к этому юнцу. - И эту верность мы храним сейчас, и будем хранить всегда. Но не тебе по праву рождения должен принадлежать престол, не на твоем челе покоиться королевскому венцу, и я, как мой отец, как иные благородные лорды, ныне желаем восстановить справедливость, возведя на трон наследника того рода, которому и присягали в древности все наши славные предки. И я привез тебе послание от моего господина, принца Эрвина.
- Пусть так, - кивнул король. - Ты веришь в свою правоту, искренне веришь в нее, и это, наверное, не столь плохо. Хотя бы ты открыто говоришь о том, кому служишь. И не я, но тот, кто превыше меня, рассудит нас. Но читай же свое послание, - велел он. - Я весь внимание.
Юный рыцарь, руки которого в этот миг заметно дрожали, достал из кожаного тубуса пергаментный свиток, и, сломав печать, развернул его во всю длину, и по залу раскатились эхом его слова.
- Я, Эрвин, сын Хальвина, законный владыка Альфиона, вызываю тебя, Эйтор, сын Хлогарда, на битву, - четко, выговаривая каждое слово, каждый звук, произносил в полнейшей тишине посланник, не отрывая глаз от свитка. - В моих руках твоя столица, твоя корона и твоя супруга, королева Ирейна, с которой я волен сделать ныне все, что ни пожелаю.
Эйтор, издав горлом клекочущий звук, полувсхлип-полувздох, вдруг рванулся к наследнику Кайлуса, едва не вскочив с трона - кресла с деревянной резной спинкой, лучшего, что могло сгодиться на роль походного престола для лишенного королевства владыки. Ногти впились в полированные подлокотники, жалобно скрипнуло дерево, принявшее на себя всю ярость и ненависть короля, перед взором которого в этот миг явился образ любимой, той, всю глубину чувств к которой Эйтор узнал только в разлуке.
Король был готов наброситься на мальчишку, надменно бросавшего унизительные, обидные слова, безбоязненно сыпавшего угрозами, пусть и от чужого имени, и Эйтору было сейчас безразлично право посланника на неприкосновенность, которое и он, еще считавший себя владыкой Альфиона, обязан был чтить. Сейчас перед королем стоял враг, наглый, уверенный в себе, а врагам Эйтор уготовал только одно - смерть, чаще быструю и легкую, но, возможно, долгую и мучительную. И второе сейчас было всего вероятнее для сопляка, возомнившего себя вправе так говорить со своим государем.
Этот порыв не остался незамеченным. Воины, что стояли позади посланника, невольно отступили назад, а лорд Грефус и Рупрехт, стоявшее по обе руки от короля, напротив, придвинулись к своему государю.
- Умерь свой гнев. - Чародей легко коснулся плеча короля, едва слышно вымолвив: - То, что ты задумал, не делает тебе чести. Он не тронет ее, поверь, но, убив этого сопляка, который сам не ведает, что творит, ты заставишь отвернуться от себя многих друзей.
Неизвестно, сколько правды было в словах мага, но сам голосе его, само прикосновение отрезвляюще подействовали на короля. Эйтор вновь взглянул на посланника, увидев перед собой просто мальчишку, глупого, которого еще ничему не успела научить жизнь.
- Настал час решить, кому суждено владеть Альфионом, но, если ты готов сдаться, я клянусь памятью своих предков даровать тебе жизнь, позволив покинуть эту страну. - Голос юного Кайлуса звучал бесстрастно - он был лишь проводником чужой воли - но каждый из собравшихся в зале видел, как отхлынула от его лица кровь в тот миг, когда прозвучало имя королевы. - Для того же, чтобы спор наш завершился по всем законам, посылаю тебе твой королевский венец, который ты все равно отдашь мне, волей или неволей, признавая меня законным правителем Альфиона.
Услышав эти слова, один из воинов, что сопровождали посланника, приблизился к королю, протягивая ему на вытянутых руках покоившийся на бархатной подушке королевский венец. Отсветы факелов отразились в золотом ободе, разбившись на тысячи бликов о заостренные зубцы. Древний символ власти заставил всех невольно задержать дыхание. А лорд Грефус шагнул вперед, приняв из рук гонца корону, а затем медленно, чтобы каждый мог видеть, вернулся к королю, держа венец над головой Эйтора.
- Прими то, что даровано тебе свыше, Эйтор, сын Хлогарда, король Альфиона, - четко произнес лорд. - Владей, а когда придет час, и будешь призван ты на Последний Суд, пусть владеют этой короной, этой землей и всеми нами твои потомки! - И лорд плавно опустил венец на чело своего короля.
- Слава королю, - взорвался громкими криками полный народа зал. Рыцари и их слуги орали, что было сил, стараясь перекричать друг друга. - Да здравствует король! Слава Эйтору, владыке Альфиона!
От восторженных воплей, казалось, содрогнулись стены, и задрожали укрепленные в бронзовых кольцах факелы, отчего по стенам заметались вдруг причудливые тени.
- Итак, я готов встретиться с тем, кто смет величать себя истинным правителем Альфиона, - с холодной решительностью произнес Эйтор. - У нашей земли уже есть король, и другому не бывать. И если Эрвин желает собственной смерти, я дарую ему ее. Мы уже одержали милостью Судии немало побед, и новая битва так же будет выиграна нами. Передай своему господину - я принимаю вызов, и приду, чтобы вернуть то, что он отнял у меня. Он отдал мне корону, а трон, свою королеву и свою страну я заберу сам.
- Мой господин просил передать, что станет ждать тебя через три дня на поле Локайн, - промолвил в ответ Турн Кайлус. - Иди туда с теми, кто верен тебе, и пусть Судия укажет, кто прав в этом споре. Я же, с твоего позволения, удаляюсь, дабы вместе с моим господином ждать твое войско в условленном месте, и биться против тебя плечо к плечу с Его высочеством Эрвином.
Посланник Эрвина развернулся и двинулся прочь, сопровождаемый своими спутниками, шагавшими следом за ним. А король поднялся с трона, обведя тяжелым взглядом притихшую толпу. Все ждали, что скажет государь, и он не стал испытывать их терпение.
- Братья, - голос короля чуть заметно дрожал, но не от страха, вовсе нет, а скорее от возбуждения. - Близится момент истины. Нас ждет битва, и я верю, что каждый из вас будет сражаться за меня, за нашу землю. Я верю во всех вас, ибо вы уже доказали свою преданность. Завтра мы выступим, чтобы поставить точку в этом споре, и да пребудет с нами милость Судии!
Минула ночь, и с рассветом лязгающие металлом колонны воинов двинулись на север, туда, где ждал их враг. Люди шли навстречу собственной смерти, но сейчас никто из них не испытывал нерешительности, не ведал страха. они были рождены для битв и сражений, сами выбрали такой удел, и теперь всей душой жаждали оказаться на поле боя. И их вел король Эйтор, впервые ощутивший в сердце только решимость и покой. Время сомнений прошло, настал час действовать.