“Dance like nobody’s watching;
Love like you’ve never been hurt.
Sing like nobody’s listening;
Live like it’s heaven on earth”.
Mark Twain
Музыканты заиграли грустную протяжную мелодию – занавеска вновь качнулась, и я чуть не поперхнулся недожёванной хурмой: толкая друг друга, передо мной вывалились две жирухи. Одна из них своими габаритами чуть не снесла золотого льва, когда пыталась первой пролезть в узкий дверной проём. В каждой веса примерно центнера на полтора, обе девушки одеты в жёлтые шаровары и просторные зелёные рубахи. На шеях позвякивали серебряные украшения с массивными непрозрачными голубыми камнями. Напирая на меня и Ираклия огромными грудями, желеобразными животами и безразмерными задницами, гурии, призывно улыбаясь, хохоча и подпрыгивая, принялись вертеться и скакать вокруг нас, как две бешеные слонихи.
Кое-как проглотив прилипшую к зубам хурму, я допил остатки чая и попросил Ибн Язида остановить бесполезную свинопляску – красотки тут же удалились. Торговец, вздохнув по-стариковски, анонсировал следующий номер:
– Сладкие, как исфаханские дыни, стройные, как финиковые пальмы, пугливые, как газели Загроса, фируза и зумрад моей души – луноликие Парвин и Шахбану!
Вместо обещанных газелей вышел ещё один парень, среднего роста и коротко остриженный. Вновь я услышал печальную, но, в то же время, ритмичную, чем-то похожую на современную мелодию, а голос певца оказался сильным, выразительным и звонким – казалось, он заполнял собой всё вокруг, а музыка только слегка указывала ему направление. Мне незнакомо восточное наречие, на котором пел парень, но в исполнении как будто чувствовалась душевная боль и страдание, при этом, песня не звучала скучно или заунывно.
Появились две девушки: такие, как их и описал торговец. Высокие, с длинными прямыми чёрными волосами, яркими тёмными глазами, одежда не скрывала достоинства фигуры, но оставляла небольшое пространство для свободного полёта фантазии. Во время танца девушки иногда в такт подпевали, а иногда отбивали ритм, хлопая в ладоши. В этом выступлении всё было слаженно и гармонично: музыка, песня и танец отлично дополняли друг друга. «Танцовщицы слишком шикарные, чтобы работать официантками в казино», – подумалось мне, когда закончилась песня.
– Что это был за язык? Сельчукский или арабский? – заполнил паузу Ираклий.
– Песня исполнена на фарси – бессмертном голосе нашей свободы, – сообщил Ибн Язид.
– И о чём она? – не отстал Ираклий.
Посмотрев на Ибн Язида, а после встретившись со мной взглядом, одна из танцовщиц плавно приблизилась ко мне, взяла меня за руку, наклонилась и прошептала:
Пока ты спишь, я хочу
Быть рядом с тобой.
А если вдруг усну, то хочу
Увидеть тебя вновь во сне…
– Кто написал стихи и музыку к твоей песне? Тоже Омар Хайям? – немного ошарашенный таким недвусмысленным намёком, спросил я её, чтобы что-нибудь умное из себя извлечь. Глядя на девушку и ожидая от неё ответа, услышал скрипучий старческий кашель Ибн Язида:
– Один из моих современников, некий Лабафзаде, но вы вряд ли знаете его… Однако благодаря его творчеству, песни на фарси услышали далеко за пределами нашей земли. А вот этого голосистого певца – Ашара, я нашёл вблизи древнейшего персидского города Пасаргады – Забытых Садов Фарса, где на протяжении полутора тысяч лет стоит золотой мавзолей – гробница Великого Кира, царя Аншана из династии Ахеменидов…
– Как ваши гурии научились так божественно танцевать? – поинтересовался неугомонный Ираклий.
– Это необычайно просто – нужно знать всего четыре правила: «Танцуй так, как будто на тебя никто не смотрит. Пой, как будто тебя никто не слышит. Люби так, как будто тебя никогда не предавали, и живи, как будто земля – это рай», – объяснил Ибн Язид.
– Полагаю, выдающийся учёный и философ Авиценна ибн Сина высказал эту многомудрую цитату, – приосанился Ираклий.
– Эту многомудрую цитату высказал я – Хоршид аль-Фариси ад-Дин Насир ибн-Язид из Большого Ирана.
Немного поторговавшись, я расплатился с Ибн Язидом, повёл в мой новый дом Парвин и Шахбану, а Ираклию на память о далёкой Персии осталась расписная медная тарелка.