Выбор невесты

VII

Можно себе представить, в какое отчаяние приведена была Албертина, узнав от отца о лотерее. Тщетно она горевала и плакала с утра до ночи. Особенно загадочно для нее было поведение Эдмонда, сделавшегося невидимкою со времени приключения с носом жида: он даже не прислал ей с тех пор ни одной весточки, ни одной любовной записочки. В субботу, накануне рокового дня, в глухую полночь горестная Албертина сидела одна в своей уединенной комнатке. Размышляя об угрожающем ей несчастии, она думала, что лучше уж тихонько бежать из родительского дома, чем выйти против воли за старого титулярного советника или за ненавистного жида. Невольно вспал ей на ум таинственный ювелир с своими волшебствами, и надежда закралась ей в душу. Она чувствовала непреодолимое желание поговорить с ним; сверхъестественные мысли, тесно связанные с именем Леонарда, имели на нее такое действие, что она почти готова была ожидать его нечаянного, чудного появления.

И так Албертина нимало не испугалась, когда Леонард внезапно явился и сказал ей ласково:

«Любезное дитя! Полно тебе горевать и печалиться. Знай, что я покровитель Эдмонда. Да будет тебе также известно, что я сам подбил твоего отца разыграть тебя в лотерею: все кончится благополучно».

Албертина бросилась к ногам Леонарда, целовала его руки и не знала, чем выразить свою признательность; она сказала ему, что, увидев его, почитает себя счастливою и, несмотря на все его волшебства, не чувствует ни малейшего ужаса в его присутствии; наконец спросила, кто он и откуда у него такая власть.

«Милое дитя мое! — отвечал Леонард. — История моя слишком долга и покажется тебе несбыточною. Но кто бы я ни был, положись на меня во всем и не грусти более. Оденься завтра в лучшее платье и терпеливо ожидая конца испытания».

При сих словах ювелир исчез.

В воскресенье, в назначенный час, явились в дом коллежского асессора старик Манассия с почтенным племянником, титулярный советник Тусман и Эдмонд с ювелиром. Все искатели, и даже барон Вениамин, были поражены удивлением при взгляде на Албертину: никогда не казалась она прелестнее. На ней был наряд невесты, недоставало только миртового венка.

В припадке гостеприимства коллежский асессор приготовил чудесный завтрак. Старый Манассия посмотрел на стол, уставленный разными кушаньями, с тайною злобою, а когда коллежский асессор пригласил его покушать, в чертах его можно было прочесть ответ Шайлока: «Да, ты хочешь, чтоб я обонял запах ветчины, чтоб я ел то животное, которое бывало обиталищем диавола! Согласен иметь с вами дела, но не хочу ни пить, ни есть, ни молиться с вами».

Барон Вениамин был сговорчивее и принялся завтракать с жадностию. В конце завтрака коллежский асессор свел речь на свою дочь и объявил искателям, каким образом должна решиться ее судьба: «Руку ее получит тот, кому достанется коробочка с портретом».

Ровно в полдень растворились двери в гостиную, в которой доставлен был стол, накрытый богатым ковром. На столе стояли три небольшие шкатулки.

Первая была золотая, с венком из талеров на крышке и с надписью:

Вторая шкатулка была серебряная, чудесной работы; крышка исписана разными чужеземными надписями, между коими находилась следующая:

Третья — из слоновой кости, с надписью:

Албертина села в кресла позади стола, рядом с отцом; Манассия и ювелир удалились в угол.

Тусману досталось выбирать первому; два другие искателя удалились в соседнюю комнату.

Титулярный советник осторожно подошел к столу, внимательно рассмотрел все шкатулки и прочел надписи одну после другой. Красивые буквы на серебряной понравились ему до крайности. «Боже мой! — воскликнул он в восторге. — Какой прелестный арабский почерк! Как он идет к этим латинским буквам! А надпись: «Выбравший меня получит более, нежели ожидал!» Ну ожидал ли я когда-нибудь, что девица Албертина отдаст мне свою руку? Скорее, напротив, я этого никогда не ожидал. Затем-то я и хотел броситься в пруд! Так, решено! Выбираю серебряную шкатулку!»

Албертина встала и подала ему ключ, коим он немедленно отпер шкатулку. Но представьте себе отчаяние Тусмана, когда вместо портрета Албертины он нашел там небольшую книгу из белой бумаги, переплетенную в пергамент.

«О небо! Книга!» — пробормотал коллежский асессор.

«Менее чем книга! — вскричал титулярный советник. — Белая бумага! Итак, все надежды мои разрушились! Так, решено, бедный Тусман! Скорее в пруд!»

Титулярный советник хотел бежать, но Леонард его остановил: «Ты с ума сошел, Тусман, — молвил он ему. — Знаешь ли, каким сокровищем ты обладаешь? Сделай мне дружбу, возьми эту книгу и положи себе в карман».

Тусман повиновался.

«Теперь, — продолжал ювелир, — задумай о какой-нибудь книге, которую бы ты хотел иметь сейчас под рукою».

«Боже мой! — воскликнул титулярный советник. — В припадке безумия бросил я «Политическую мудрость» Томазиуса в пруд в Ботаническом саду».

«Вынимай книгу из кармана», — сказал Леонард.

Тусман действительно вынул сочинение Томазиуса.

«Любезнейший Томазиус! — закричал он в восторге. — Ты спасен, ты опять со мною!» — «Подожди еще, — сказал Леонард. — Спрячь книгу в карман и задумай о каком-нибудь редком сочинении, которое бы ты напрасно искал во всех библиотеках».

«Ах, Боже мой! — отвечал Тусман. — Я давно ищу небольшую книжку, написанную в аллегорическом смысле, о музыке и композиции. Я разумею «Музыкальную войну» Иоанна Бера[11], или «Описание, как встретились две героини, Мелодия и Гармония, как объявили они войну на взаимную пагубу и как наконец после многих кровопролитных баталий примирились».

«Поищи ее у себя в кармане», — сказал ювелир. Тусман вынул книжку и, сделав уморительный скачок, закричал: «Насилу-то я нашел «Музыкальную войну» Иоанна Бера!»

«Ну видишь ли, — молвил ювелир, — ты теперь имеешь полнейшую и вдобавок карманную библиотеку».

Не обращая ни малейшего внимания на все вокруг него происходившее, не удостоив даже взглядом коллежского асессора, Тусман забрался в угол, бросился в кресла и беспрестанно то клал в карман, то вынимал волшебную книжку. Видно было, что он почитает себя счастливейшим из смертных.

Пришла очередь барона. По обыкновению своему он вошел в комнату разгильдяем, рассмотрел все надписи в лорнет и прочел их вполголоса. Но вскоре врожденное, непреодолимое влечение приковало его глаза к золотой шкатулке, блиставшей венком из талеров. «Кто меня выберет, тот получит желаемое счастие» — Гм! Дукаты! Они составляют мое счастие, а потом Албертина!» — Барон немедленно отпер золотую шкатулку и нашел в ней прекрасную английскую пилочку.

«Это что! — закричал он, рассердясь. — На кой чёрт мне эта пила!»

«Будьте довольны выигрышем, — сказал ювелир. — Знаете, какое сокровище вам досталось? Нет ли с вами новенького талера?»

«Как не быть! — отвечал Вениамин в сердцах. — Но что вы хотите с ним делать?»

«Обрежьте его пилочкою».

Барон исполнял сие приказание с редким проворством, обличавшим частое упражнение в этом невинном ремесле, и по мере того, как он спиливал талер, гуртик становился чище и толще. То же было и с другими талерами.

Увидев это, остававшийся спокойным зрителем до сей поры Манассия, как тигр, бросился на племянника и закричал ужасным голосом: «Боже отцов моих! Чудеса! Отдай мне пилу, она моя! За эту волшебную тайну я продал душу триста лет тому назад! О, отдай мне пилу!»

При сих словах он хотел вырвать пилу из рук Вениамина, ожесточившегося в свою очередь. Борьба между израильтянами продолжалась несколько минут; наконец племянник одолел и выбросил дядю в дверь с лестницы. Возвратясь в комнату с быстротою стрелы, он подсел к небольшому столику в углу, против титулярного советника, бросил на оный горсть талеров и принялся обрезывать их с редким жаром.

«Насилу-то мы избавились от этого Манассии, — сказал ювелир. — Предполагают, что это второй Агасфер, бродящий по лицу земли с 1512 года. Один раз под именем серебряника еврея Липпольда его осудили было к сожжению за колдовство, но он продал душу дьяволу, чтоб тот его спас. — Теперь, Эдмонд, открой шкатулку из слоновой кости».

Эдмонд исполнил приказание ювелира и нашел в оной миниатюрный портрет своей милой Албертины. Счастливец бросился в объятия невесты, и сам коллежский асессор принял участие в их радости. Но непродолжительно было упоение любовников: Леонард напомнил Эдмонду его обещание отправиться в Италию; надобно было расстаться с Албертиною, которая обещала писать к нему беспрестанно.

По прошествии года со времени Эдмондова отъезда в Италию многие заметили, что письма Албертины становятся реже и холоднее, что молодой миловидный чиновник часто бывает в доме коллежского асессора.

Может быть, он женится на Албертине, если вскоре получит следующий чин.