Выбор сердца

Глава 26

Червь сомнения — самый прожорливый зверь в мире. “Иди к Светке” да “иди к Светке”. Слова, сказанные Палычем, не забылись. И в конце концов Максим подумал: “А почему бы не пойти к Светке? Все равно так одиноко, тоскливо, что хоть волком вой. А с ней вдвоем… Может, что-то новое все же выдумают…”

Света встретила неласково:

— Зачем пришел?

— Я хотел спокойно поговорить, во всем разобраться.

— В чем разобраться, Максим?! Твое сердце принадлежит Кармелите. А мне чужого не нужно. Уходи, пожалуйста.

— Аты уверена, что не будешь жалеть, если я уйду?

— Да кто знает, — сказала Света уже спокойно. — И о чем говорить? Уже все, вроде бы, переговорили.

Максим хитро улыбнулся:

— Да нет, Светочка. Имеется у меня интересный повороттемки.

— Ну-ну.

— Знаешь, есть такой прием — переворачиваешь ситуацию и смотришь на нее с другой стороны. Готова ты к приему переворотом?

— Ну давай. Выдумщик!

— Подумай. Если бы, скажем, Антону угрожала опасность, разве ты не попыталась бы ему помочь?

— А конкретней можно?

— Нужно! Давай представим: если бы на месте Кармелиты стоял Антон, кто-то кинул бы в него нож, и Антон упал… Что бы ты сделала? Наверно, развернулась бы и вышла на улицу, подышать свежим воздухом. Так?

— Да что ж я, зверь какой-то? Нет, я… я бы сделала то же, что сделал ты, — озадаченно произнесла Света. Показалось, она даже расстроилась, оттого что ей самой такая простая мысль в голову не пришла.

— Ну вот видишь… А за что же ты на меня кричала, обижалась?

— Н-да, действительно, получается, я не права. Ну, извини меня, пожалуйста. Давай, что ли, мириться будем?

— И будем друзьями. Или больше, чем друзьями?

— Ой, не знаю. Я в последнее время часто жалею, что у нас так получилось.

— Тебе плохо со мной?

— Нет, что ты, очень хорошо. Потому и жалею. Боюсь, что тем больней мне будет тебя потерять.

— Ане надо ни кого терять. Понимаешь: все очень просто. Не нужно никого терять! Просто не нужно терять! Сейчас ты сама должна подумать. И сама решить: будем мы вместе или не будем мы вместе.

— А ты решил?

— Ну я же пришел к тебе.

— Да… Мне нужно подумать.

— Хорошо. Подумай. Сколько?

Что-то в Свете изменилось, она начала вести себя как-то суетливо, прикладывать руку то к голове, то к животу.

— Я… я не знаю. Не торопи меня, пожалуйста. Я думаю… я надеюсь, у тебя хватит терпения.

— Терпения хватит.

— А сейчас лучше уходи…

— Я-то пойду, но с тобой все в порядке?

Света положила руку на лоб и кивнула такой непростой конструкцией…

— Да, со мной все в порядке, ухо… — и, не договорив слово до конца, упала в обморок.

— Света! — Максим успел ее подхватить. — Елки-палки! Света! Что с тобой, Светочка?

Максим поднял ее на руки и уложил на диван. А сам в полнейшей растерянности встал на колени у изголовья.

— Светка! Ты меня слышишь?

Если у человека засела какая-то мысль в голове, то, что бы ни произошло, все будет служить ее подтверждением. Случай в театре, чуть было не ставший трагическим, еще больше убедил Бейбута в том, что пора собирать палатки и уезжать из города. Как остановился табор в Управске, так и начались приключения, одно другого опасней.

Только как сказать все это Зарецкому? Он такие размышления (проверено) не очень одобрял.

— Ну, Бейбут, чего молчишь?

— Я не молчу, Баро. Я хочу сказать. В этом городе стало очень опасно. На наших детей покушались. Я увожу табор. И хочу, чтобы Кармелита поехала вместе с нами.

— О чем ты? Пока она не стала женой твоего сына, девочка не может покинуть родительский дом!

— Она — невеста моего сына. И я тебе обещаю, что все традиции будут соблюдены.

Баро промолчал, только губы крепче сжал, отчего на лицо легли злые складки.

— На первой же стоянке мы сыграем свадьбу. А до этого с ней будет находиться Рубина. Она ведь ее бабушка.

Баро возмущенно всплеснул руками:

— Ты что, хочешь, чтобы я не присутствовал на свадьбе своей единственной дочери?!

— Как не хочу? Очень хочу! Поезжай вместе с нами. И не забывай, между прочим, пока Рыч на свободе — тебе тоже угрожает большая опасность.

Баро устало прикрыл глаза:

— Нет, Бейбут, я не могу. У меня бизнес в этом городе.

— Можно подумать! Ну можно же хоть раз в жизни пожертвовать этим бизнесом! Ради безопасности собственной дочери! Можно?!

— Да кто такой этот Рыч?

Успел только Баро сказать эти слова, как зазвонил телефон.

Зарецкий старался казаться спокойным, но чувствовалось, что он нервничает.

— Алло? Да?

— Ну что? — послышался хорошо знакомый голос. — Ты заглянул в свой тайник?

Света наконец-то приоткрыла глаза. Прошептала:

— Максик… Отвези… меня… в больницу… Плохо так…

Максим опять подхватил Свету на руки, донес ее до ворот. Там, бережно придерживая за талию, поставил на асфальт. Тут же остановил первую встречную машину. И, не торгуясь, повез в больницу. Там же, преодолевая сопротивление вахтера, сестричек, старушек из очереди, доставил ее прямиком в кабинет к дежурному врачу.

Врач вышел минут через двадцать. Покурить. Веселый такой, оптимистичный. Максим бросился к нему:

— Извините, а скажите, пожалуйста, что с ней?

— Да все в порядке. Не волнуйтесь, — сказал врач, увлекая Максима в укромный уголок.

— Ну как это — не волнуйтесь? Человек ни с того ни с сего в обморок упал… А вы говорите, не волнуйтесь?!

— Ничего себе ни с того ни с сего! — в свою очередь, возмутился врач, впрочем, все так же весело. — В ее случае это нормальная реакция.

— В каком случае?! Она болеет, что ли? Чем?

— Вами, молодой человек. Вами. Светлана не больна, она скоро станет мамой. А вы, как я полагаю, — папой. С чем вас и поздравляю.

— И от этого ей так плохо?

— Да, мой милый, — с тем же врачебным цинизмом добавил врач. — В жизни всегда так. Вначале хорошо обоим. А потом плохо только ей.

— Но она же прямо вся позеленела. И это…

— Токсикоз. Это типичный токсикоз. Разве что слишком уж ранний. Очень. Видно, хе-хе, семя больно ядреное попалось! — врач хотел расхохотаться над шуткой, которая, судя по всему, была такой же дежурной, как и он сам, но, увидев состояние Максима, сказал: — Ты, это… Извини. И успокойся. На меня внимания не обращай. Это у нас, у врачей, юмор такой дурной.

— Получил мой подарок? — спросил Рыч.

— Да, — сказал Баро.

— Понравилось? — Нет.

— А по-моему, симпатичная игрушка… Точнее — игрушки. Три мягких игрушки с пистолетиками. Но ты уж извини. Пистолетики я забрал. Послушай, а почему ты такой немногословный? Расстроился из-за своего золота. Ведь так?

— Да.

— Ай-яй-яй, как я тебе сочувствую… Вот только… Ты ведь мне не посочувствовал, когда вышвырнул меня из дома и с работы?

Тут, конечно, требовался ответ более многослойный, а может, и многоэтажный. Только в присутствии Бейбута Баро не мог нормально разговаривать.

А Рыч продолжал издеваться:

— Нет, все же ты сегодня болезненно немногословный. Я тебя просто не узнаю… Не грозишься бросить трубку… С чего бы это?

И снова Баро вынужден был промолчать.

— Ой, я, кажется, догадался! С тобой там кто-то есть, да? И ты боишься, что этот кто-то узнает о том, как всемогущий Баро не уберег золото.

— Да.

Бейбут раскурил трубку. Баро посмотрел на него со злостью: ну неужели непонятно человеку, что тут идет тяжелый разговор, не предназначенный для второй пары ушей.

Только Бейбут продолжал курить как ни в чем не бывало. Он вообще подумал, что вся эта злость адресована не ему, а исключительно тому, с кем Баро разговаривает.

— Это хорошо, что боишься. Вот теперь ты понял, что чувствует человек, когда его лишают самого главного в жизни.

Баро наконец-то созрел для длинной речи:

— Я тебя долго слушал. Хватит воду лить. Скажи, чего ты хочешь? Чего ты добиваешься?

— Не торопись, — вкрадчиво сказал Рыч. — Я еще не решил, что буду делать с этим золотом… Кстати, обещаю: если вздумаешь еще выслеживать меня, мои напарники переплавят его на цепочки, колечки, кулоны. А пока… Придется тебе подождать… Подождать и помучаться. Пожить в страхе. Так что счастливо… Но я, заметь, не прощаюсь…

— Что случилось, Баро? — спросил Бейбут. — Плохие новости?

Баро выдавил из себя улыбку:

— Да нет! Ничего. Так, пустяки… Мелкие проблемы по бизнесу.

Она ничего не сказала мужу. Ни единого слова. Хотя прекрасно помнила о том, что Люцита как бы ненароком, как бы невзначай, выспрашивала ее о золоте. Но не будешь же закладывать барону (пусть даже он и муж) родную дочку. Хотя, с другой стороны, не слишком ли она ей потакает? А вдруг Люцита и вправду как-то связана со всеми этими последними неприятностями?..

Да нет, свят-свят, не может быть. Она просто несчастная девочка, безнадежно влюбленная в Миро. И оттого ежечасно страдающая. А всей этой глупостью с колдовством и прочей чертовщиной она уже переболела.

И все же, все же сердце никак не хотело успокаиваться.

Рамиру она сказала, что ужасно соскучилась по табору, по дочке. Съездит ненадолго и вернется.

Люцита сидела в палатке. Все жаловалась на больную ногу. Земфира нежно поздоровалась с ней. Дочка так же нежно ответила на приветствие. Но только все это было как-то не так, неправильно. Обе оказались плохими артистками.

То есть, не совсем так. На сцене или просто в танцевальном круге они, и дочка, и мама, ого-го. Попробуй угонись за ними в танце, попробуй перепой их в песне! А вот в родном своем шатре, друг перед другом, они играть не могут.

Поэтому Земфира прекратила эту плохую игру в нежность дочки — матери и прямо сказала:

— Дочка, я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Одну только правду!

Люцита заерзала:

— Что ты хочешь узнать? Какую правду?

— Зачем ты расспрашивала меня о священном золоте?

— Я хотела загадать желание.

— Не лги! Куда ты его дела?!

— Я не брала слиток!

— Никто не знал, где Баро прячет слиток! А ты выспрашивала. Зачем? Ты же знаешь, если цыган взял слиток священного золота, его ждет страшная кара. Может быть, даже смерть.

Земфира буквально буравила дочку взглядом. И та чуть стушевалась.

— Я не воровала слиток! Клянусь тебе.

— Ах вот как? “Я не воровала”. А кто воровал? Значит, ты помогала! Зачем?

Люцита молча смотрел на мать. Опять, как на суде, получается. Что она ни скажет, все против нее.

— Отвечай! Зачем ты помогала Рычу взять этот слиток?! Куда вы его спрятали?

Люцита страшно удивилась:

— А откуда ты знаешь про Рыча?

И снова она промахнулась. Своим вопросом практически призналась в том, что как-то связана с Рычем.

— Знаю, дочка. Я все знаю. Что тебя вообще может связывать с этим выродком?

— Теперь уже ничего.

- “Теперь”! А раньше?

— Тебя это не касается. Главное, я не брала слиток. А остальное пусть тебя не волнует!

Земфира утерла рукой лоб:

— Ой, жарко. Тяжело с тобой спорить, дочка. Воды, что ли, принеси.

Люцита обрадовалась маленькой передышке в разговоре, легко вскочила и побежала к бидончику с чистой водой. И тут же сообразила, что опять ошиблась. Таким образом мать еще в детстве проверяла ее хитрости насчет “больной ноги” и “сильного жара”.

— Значит, и с ногой ты тоже всех обманула? Не болит у тебя нога! Ну, и зачем ты это сделала?!

— Это она сейчас не болит. А раньше болела.

— Мне надоела твоя ложь! Сейчас ты мне скажешь правду. Ты меня поняла? Нечего на меня так смотреть. Ну, давай, выкладывай по порядку. Зачем ты подставила Кармелиту под ножички Миро? То есть — Рыча?

— Ты действительно хочешь узнать всю правду про свою негодную дочь? — сказала вдруг Люцита, по-змеиному сощурив глаза.

Тут уж Земфира немного растерялась и даже стушевалась.

— Что, мамочка? Решила донести на родную дочь? Хорошо! Тогда я расскажу тебе все. Но ты лучше присядь для начала.

Земфира, как загипнотизированная ее взглядом, с испугом отошла назад и села на стул.

— Да, это я рассказала Рычу, где хранится священное золото.

— Но зачем?

— Рыч меня шантажировал.

— Чем, чем он мог тебя шантажировать?

— Он видел, кто стрелял в Миро. На суде он сказал, что Максим не делал этого. Но он не сказал, кто это сделал.

— Так, значит, это все-таки ты. Ты стреляла в Миро?

— Да, я стреляла. А ты только догадалась. Ведь я намекала тебе, чтобы грех с души снять. Только мать меня не слышит. Или не хочет слышать. Она только о Баро думает. И о дочке его распрекрасной. Да — я стреляла. Но не в Миро, а в Кармелиту! И, к сожалению, промахнулась!

— Господи… Значит, моя дочь… не только воровка, но и убийца.

— Нет! Ни то и ни другое. Я ничего не крала! Золото взял Рыч, и куда он его дел — не знаю. И убивать я никого не убивала, даже Кармелиту. Хотя очень об этом сожалею.

Земфира с ужасом посмотрела на дочь.

Он — отец. Ну, то есть пока еще нет. Но может стать им. И совсем скоро!

Максим почувствовал, как по веему телу разливается какая-то приятная теплая волна. Он — отец. Скоро на свет может появиться маленький комочек, в котором будет его часть…

Невероятно.

И все же это так.

Света наконец-то вышла от врача.

— Ну как ты? — сразу же спросил ее Максим.

— Я не знаю… — глухим, совершенно не своим голосом ответила Света.

— Мне врач сказал, все в порядке. Мы уже можем идти домой. Пойдем.

Света никак не отреагировала на его слова. Зачем-то уставилась в потолок. Да, слыхал Максим, что беременность меняет женщину. Но он и подумать не мог, что настолько сильно.

— Светочка, не волнуйся. Все хорошо будет…

— Все хорошо? Ты же еще ничего не знаешь!

— Знаю. Да ты успокойся. Меня уже и врач поздравил…

— Так ты знаешь?

— Да. Только ты не волнуйся. Тебе уже нельзя волноваться. Ты теперь в другом статусе.

— Господи, а что же я теперь буду делать?

— Свет, мы разберемся.

Максим опять поймал такси и поехал со Светой к ней домой.

Уложил ее на диван, укрыл пледом.

— Максим, родной. Спасибо тебе за заботу и за то, что сейчас рядом со мной.

— Теперь, я всегда буду рядом.

— Ты что же, собираешься быть моей нянькой?

— Почему нянькой? Я буду твоим мужем и отцом твоего ребенка.

— Ну нет, мне таких жертв не надо, — Да подожди. Света, о чем ты говоришь? Ребенку же нужен отец!

— Никакого ребенка не будет. А мы с тобой снова будем друзьями.

— Свет, у друзей не может быть общих детей.

— Подожди, так ты решил, что этот ребенок…

Слово “твой” она не смогла выговорить. И вопрос остался незаконченным. Святой человек. Он сразу готов признать отцовство. И как бы, наверно, было хорошо. Если бы это был ребенок Максима! Только нет. Сроки, безжалостные цифры календаря твердят: никак не может быть, что это Максимов ребенок.

А может, смолчать сейчас, спрятаться за его широкую, надежную спину. И жить так до самой старости. Но нет, не получится. Совесть не даст, потому что нет большей подлости, чем соврать, подбросить покукушечьи мужику чужого ребенка. Нужно сразу сказать, что это чужой. И только тогда он может стать своим!

— Максим, это… Это ребенок Антона. И вообще, никакого ребенка не будет!